Страница:
11. Половые извращения, благодаря приучению. Подвергнутые здесь рассмотрению извращения полового инстинкта могут быть не враждебными и не продуктом предрасположения, а обусловлены приучением, особенно в том случае, если искусственно раздраженное половое стремление желает найти удовлетворение в разнообразии или в чем-либо необычайном. Variatio delectat. Есть к тому же причины, ведущие к ненормальным способам удовлетворения, например, при желании избегнуть оплодотворения (онанизм, введение члена в рот или в задний проход), или же заражение венерическими болезнями, а то и за отсутствием других естественных способов (особенно онанизм), или же, чтобы не подвергаться наказанию. Алкоголь, в свою очередь, как это уже было отмечено, дает широкий простор для восприятия и проявления половых извращений. Само собою разумеется, что покупка и продажа девушек, так или иначе терпимые в государстве и возведенные в систему, в лице проституции и сводничества, должны использовать все доступные способы в интересах завлечения и соответствующего раздражающего воздействия на своих потребителей. В силу этого, проституция и начинает представлять из себя высшую школу наиболее рафинированных половых извращений. Продукты свои она старается сбыть не только таким потребителям, которым врождена извращенность наследственно, но делает все от себя зависящее, чтобы искусственно распространить разврат и аномалии в среде людей, которым представление об извращенности совершенно чуждо. Если половое стремление, благодаря неумеренным приемам и злоупотреблению, успело несколько понизиться в своей интенсивности, то для его раздражения не останавливаются даже перед культивированием садизма и мазохизма.
При обнаружившейся импотентности некоторые несчастные ищут нового возбуждения в созерцании полового акта, совершаемого другими, и пр. Короче говоря, на основе искусственного насаждения лишенного смысла полового стремления зиждется клоака мерзости и свинства, существование которой энергично поддерживают приверженцы мамоны и вакха или иными словами, жадность и алкоголизм. При этом первая из них преследует лишь цели обогащения, второй же обусловливает раздражение на патологической почве и вырождение, уничтожая все препятствия этического свойства и сводя на-нет веления разума. Впрочем, заинтересованные прибегают к алкоголю весьма усердно, так как слишком ценят его незаменимое содействие.
Чтобы нас правильно поняли, мы твердо резюмируем:
а) что педерастия может иметь место и совершенно без всякого участия гомосексуализма и извращенной любви к своему же полу. Она, между прочим, может быть применена и к женщинам (paedicatio mulierum);
б) что онанизм в некоторых случаях может быть обусловлен только крайней необходимостью, причем при первом представившемся случае нормального полового удовлетворения он может исчезнуть бесследно;
в) на таких же основаниях может произойти возникновение и исчезновение содомии:
г) врожденный извращенный инстинкт вовсе не является необходимым условием в тех случаях, когда происходит растление малолетних: последнее может в большинстве случаев произойти и без наличности такого унаследованного извращения;
д) как лесбийская любовь (amor lesbicus) и cunnilingus, так и coitus в рот (felatio) — вовсе не нуждаются в гомосексуальной любовной подкладке или аналогичных унаследованных извращениях полового стремления.
Все эти приемы имеют наиболее обширное применение в домах терпимости, вообще же у торгующих собою женщин, а также в казармах, интернатах, монастырях и изолированных местах, где мужчины (а иногда и женщины) пребывают все время вместе, не соприкасаясь с представителями противоположного пола.
Исходя из самой сущности таких извращений, как-садизм, мазохизм, фетишизм, равно как и эксгибиционизм, мы можем сказать, что они значительно реже представляют собою результаты такого рода приучения, так как основы их в весьма незначительной степени действуют привлекающе на нормальное половое чувство. Не могу в этом случае согласиться с Краффт-Эбингом, который склонен объяснить эксгибиционизм обнаружившейся импотенцией у слишком злоупотреблявшего развратом индивидуума или же бессознательностью эпилептика. Можно допустить наличность некоторых случаев, где эксгибиционизм базировался именно на такого рода высказанных им положениях, но в подавляющем большинстве случаев, мною обстоятельно исследованных, только унаследованный извращенный инстинкт давал соответствующие результаты. Отсюда исключается несколько случаев, которые обязаны были своим происхождением алкоголизму, или же когда замечалась явная склонность, обусловленная тем же алкоголем.
Чтобы избегнуть путаницы, будем называть «половыми извращениями» те из них, которые обязаны своим происхождением эротической страсти к разнообразию и привычкам. Извращения, обязанные своим проявлением привычке, стоят в стороне от таких же наследственно усвоенных. Но все же создается известная непрерывная последовательность между чередующимися фактами, в зависимости от таких предрасположений, которые оставались все время необнаруженными, причем каждый отдельный случаи усложняется и значительно труднее поддается исследованию.
Должно иметь в виду, что унаследованные извращения могут быть свойственны и людям безукоризненной нравственности, высокого ума и порядочности. Не подлежит сомнению, конечно, что в других отраслях они в большей или меньшей степени психопаты. Но их половая извращенность сопряжена для них с такими страданиями, стыдом и отчаянием, что у них нехватает решимости обратиться к содействию медицины, так как опасаются раскрыть ужасную тайну своей наболевшей души. Если же они решаются быть откровенными, то во всем росте своем встает облик страдальца, ежеминутно находящегося во власти порывов отчаяния и готового в любой момент прервать нить своего скорбного существования. Отличающиеся слабостью воли, цинизмом, эгоистичностью, а также этические идиоты не в состоянии бороться со своими инстинктами на почве извращения, в зависимости от чего и всплывают случаи, становящиеся достоянием гласности и суда. Но было бы непростительно ошибочно сваливать в одну груду разнородные случаи и строить на них заключение о том, что цинизм — это общее свойство извращенных в половом смысле людей. С другой стороны, совершенно нельзя определить того количества извращенных в половом отношении людей, которое в скрытом виде заключается в среде старых холостяков, пессимистов, всяких оригиналов и других представителей обоих полов, особенно же мужчин.
Я уверен, что не впаду в ошибку, если буду утверждать, что при отсутствии элемента наследственности в данном половом извращении, если основой для него явились не скрытые задатки и не воздействие алкоголя, обусловившего алкоголическое ослабление мозговых центров, особенно воли, — то помощью внушения или психического анализа должны быть достигнуты благоприятные результаты в интересах устранения этого извращения. Таким образом, если мы сталкиваемся с рецидивистами на почве полового извращения, на которых не обнаруживает никакого влияния, ни внушение, ни всякое иное соответствующее воздействие, то мы, в чем я твердо убежден, имеем дело с такими субъектами, которые обременены наследственною извращенностью, или же наследственно предрасположены, или испортились, благодаря алкоголю. Если бы условия половой жизни были социально оздоровлены, то извращения более нормальных субъектов, не поддавшихся влиянию алкогольного наркоза, могли бы быть низведены до безопасного минимума. Если извращение обязано своим возникновением алкоголю, то, запретив употребление спиртных напитков, можно было бы его устранить, равно как и наследственное предрасположение уступило бы воздействию тех же мер, усиленных здоровым человеческим подбором. Результаты в этом случае можно было бы предсказать только благоприятные. Если говорить о таких извращениях, которые порождены внушением и самовнушением и которые большей частью усваиваются в специальных местах разврата или же подражательно, после изучения ненормальности у других, то и здесь предупредительные способы, в лице социального оздоровления, а также терапевтические приемы лечения внушением дадут свои хорошие результаты. Вполне понятно, что при наличности полового извращения полное воздержание от употребления алкогольных напитков является необходимым условием.
Глава IX
При обнаружившейся импотентности некоторые несчастные ищут нового возбуждения в созерцании полового акта, совершаемого другими, и пр. Короче говоря, на основе искусственного насаждения лишенного смысла полового стремления зиждется клоака мерзости и свинства, существование которой энергично поддерживают приверженцы мамоны и вакха или иными словами, жадность и алкоголизм. При этом первая из них преследует лишь цели обогащения, второй же обусловливает раздражение на патологической почве и вырождение, уничтожая все препятствия этического свойства и сводя на-нет веления разума. Впрочем, заинтересованные прибегают к алкоголю весьма усердно, так как слишком ценят его незаменимое содействие.
Чтобы нас правильно поняли, мы твердо резюмируем:
а) что педерастия может иметь место и совершенно без всякого участия гомосексуализма и извращенной любви к своему же полу. Она, между прочим, может быть применена и к женщинам (paedicatio mulierum);
б) что онанизм в некоторых случаях может быть обусловлен только крайней необходимостью, причем при первом представившемся случае нормального полового удовлетворения он может исчезнуть бесследно;
в) на таких же основаниях может произойти возникновение и исчезновение содомии:
г) врожденный извращенный инстинкт вовсе не является необходимым условием в тех случаях, когда происходит растление малолетних: последнее может в большинстве случаев произойти и без наличности такого унаследованного извращения;
д) как лесбийская любовь (amor lesbicus) и cunnilingus, так и coitus в рот (felatio) — вовсе не нуждаются в гомосексуальной любовной подкладке или аналогичных унаследованных извращениях полового стремления.
Все эти приемы имеют наиболее обширное применение в домах терпимости, вообще же у торгующих собою женщин, а также в казармах, интернатах, монастырях и изолированных местах, где мужчины (а иногда и женщины) пребывают все время вместе, не соприкасаясь с представителями противоположного пола.
Исходя из самой сущности таких извращений, как-садизм, мазохизм, фетишизм, равно как и эксгибиционизм, мы можем сказать, что они значительно реже представляют собою результаты такого рода приучения, так как основы их в весьма незначительной степени действуют привлекающе на нормальное половое чувство. Не могу в этом случае согласиться с Краффт-Эбингом, который склонен объяснить эксгибиционизм обнаружившейся импотенцией у слишком злоупотреблявшего развратом индивидуума или же бессознательностью эпилептика. Можно допустить наличность некоторых случаев, где эксгибиционизм базировался именно на такого рода высказанных им положениях, но в подавляющем большинстве случаев, мною обстоятельно исследованных, только унаследованный извращенный инстинкт давал соответствующие результаты. Отсюда исключается несколько случаев, которые обязаны были своим происхождением алкоголизму, или же когда замечалась явная склонность, обусловленная тем же алкоголем.
Чтобы избегнуть путаницы, будем называть «половыми извращениями» те из них, которые обязаны своим происхождением эротической страсти к разнообразию и привычкам. Извращения, обязанные своим проявлением привычке, стоят в стороне от таких же наследственно усвоенных. Но все же создается известная непрерывная последовательность между чередующимися фактами, в зависимости от таких предрасположений, которые оставались все время необнаруженными, причем каждый отдельный случаи усложняется и значительно труднее поддается исследованию.
Должно иметь в виду, что унаследованные извращения могут быть свойственны и людям безукоризненной нравственности, высокого ума и порядочности. Не подлежит сомнению, конечно, что в других отраслях они в большей или меньшей степени психопаты. Но их половая извращенность сопряжена для них с такими страданиями, стыдом и отчаянием, что у них нехватает решимости обратиться к содействию медицины, так как опасаются раскрыть ужасную тайну своей наболевшей души. Если же они решаются быть откровенными, то во всем росте своем встает облик страдальца, ежеминутно находящегося во власти порывов отчаяния и готового в любой момент прервать нить своего скорбного существования. Отличающиеся слабостью воли, цинизмом, эгоистичностью, а также этические идиоты не в состоянии бороться со своими инстинктами на почве извращения, в зависимости от чего и всплывают случаи, становящиеся достоянием гласности и суда. Но было бы непростительно ошибочно сваливать в одну груду разнородные случаи и строить на них заключение о том, что цинизм — это общее свойство извращенных в половом смысле людей. С другой стороны, совершенно нельзя определить того количества извращенных в половом отношении людей, которое в скрытом виде заключается в среде старых холостяков, пессимистов, всяких оригиналов и других представителей обоих полов, особенно же мужчин.
Я уверен, что не впаду в ошибку, если буду утверждать, что при отсутствии элемента наследственности в данном половом извращении, если основой для него явились не скрытые задатки и не воздействие алкоголя, обусловившего алкоголическое ослабление мозговых центров, особенно воли, — то помощью внушения или психического анализа должны быть достигнуты благоприятные результаты в интересах устранения этого извращения. Таким образом, если мы сталкиваемся с рецидивистами на почве полового извращения, на которых не обнаруживает никакого влияния, ни внушение, ни всякое иное соответствующее воздействие, то мы, в чем я твердо убежден, имеем дело с такими субъектами, которые обременены наследственною извращенностью, или же наследственно предрасположены, или испортились, благодаря алкоголю. Если бы условия половой жизни были социально оздоровлены, то извращения более нормальных субъектов, не поддавшихся влиянию алкогольного наркоза, могли бы быть низведены до безопасного минимума. Если извращение обязано своим возникновением алкоголю, то, запретив употребление спиртных напитков, можно было бы его устранить, равно как и наследственное предрасположение уступило бы воздействию тех же мер, усиленных здоровым человеческим подбором. Результаты в этом случае можно было бы предсказать только благоприятные. Если говорить о таких извращениях, которые порождены внушением и самовнушением и которые большей частью усваиваются в специальных местах разврата или же подражательно, после изучения ненормальности у других, то и здесь предупредительные способы, в лице социального оздоровления, а также терапевтические приемы лечения внушением дадут свои хорошие результаты. Вполне понятно, что при наличности полового извращения полное воздержание от употребления алкогольных напитков является необходимым условием.
Глава IX
Роль внушения в половой жизни. Любовное упоение
Льебо и Бернгейм дали объяснение внушения и гипнотизма, открывшие эру в психологии человека. Но общество и даже большинство врачей и юристов, к несчастью, не дали себе труда усвоить его и по настоящее время готовы видеть в нем колдовство и мистику или суеверие, обман и шарлатанство. Объясняется это отсутствием способности у многих людей мыслить психологически и философски, правильно наблюдать над самим собою, а также ясно представить себе связь между душою и мозговою деятельностью.
(Я должен здесь, по необходимости, предостеречь против ошибки многих врачей, очень распространенной и сводящейся к тому, что гипнотизм считают противоположностью психотерапии и внушению в состоянии бодрствования. А между тем как гипнотизм, так и внушение в состоянии бодрствования должно считать однозначащими; взгляд же в этом случае таких врачей — напр., Дюбуа — следует считать карикатурой, обусловленной неправильно истолкованными психологическими явлениями. Как мы видели, патогенные эффекты и психические анализы относятся к отдельной главе учения о внушении и психотерапии). Я отсылаю здесь к моей книге: "Der Hypnotismus und die suggestive Psychotherapie (funfte Auflage 1907), так как лишен здесь возможности вдаваться в детали. Но я считаю долгом разъяснить читателю сущность внушения, чтобы сделать понятным отношение его к половым чувствам.
Внушение представляет собою воздействие представления на головной мозг вообще и в особенности на некоторые роды его функций. Под функцией мозга мы разумеем всякое возникающее в нашем сознании представление. Из примера мы выясним связь игры наших сознательных представлений (цели наших мыслей) с так называемой бессознательной мозговой функцией. Основываясь на известных соображениях, о которых я здесь лишен возможности распространяться, ибо это заставило бы меня уйти значительно далеко (см. мою книгу о гипнотизме), — я даю название «подсознательного» всему тому, что принято называть бессознательным, — ибо мне кажется достаточно вероятным, чтобы не сказать безусловным, что наши нервные функции не могут быть совершенно бессознательными, но, показываясь нам таковыми, они все-таки контролируются родом внутреннего созерцания (или сознания), в известной степени подчиненного. Оно, правда, ускользает из области нашего обычного познания, соприкасающейся с процессом апперцепции (внимания). Но много наблюдений, преимущественно в гипнотических процессах, путем аналогичного вывода, доказывают наличность подсознания для функции мозга, принимаемой бессознательною.
Моя мысль сосредоточена на жене. Из этой мысли тотчас же рождается другая о путешествии, которое мы предпринимаем с нею через неделю, а последняя мысль, в свою очередь, обусловливает и представление о чемодане, который необходимо будет с собою взять. Таким образом, с невероятною скоростью зарождается три последовательных представления: 1) о моей жене, 2) о путешествии, 3) о необходимом чемодане. Здесь, стало-быть, как оно истекает и из учения схоластики, представление о путешествии возникло и явилось следствием представления о моей жене (которая будет мне сопутствовать), представление же о чемодане — продуктом представления о путешествии. Но последовательный порядок наших, сознательных идей вовсе не так легко находит себе объяснение, ибо в мозгу зарождаются часто и такие идеи, которые не имеют никакой логической связи с предыдущими и не могут служить следствием их, а также и других воспринятых внешних чувств. Незнакомство с нашим мозгом и его функциями допускало наличность свободно витающей, души и свободной воли, ничем не связанных с законом причинности и дающих тон нашей духовной жизни. Но это было основано лишь на незнании. Возьмем снова наш пример.
Почему мысль о моей жене вызвала соответственно мысль о путешествии? Ведь могли аналогично возбудиться (экфорироваться) и другие представления, и, действительно, возникновение мысли о путешествии базируется на других многочисленных подсознательных представлениях, т. е. подсознательных функциях моего большого мозга. Путешествие явилось моим намерением раньше, чем я о нем думал в настоящий момент, и в зависимости от этого в моем мозгу остались скрытые подсознательные впечатления (энграммы), как например, день отъезда, продолжительность путешествия и его назначение, заботы о хозяйстве во время нашего отсутствия, необходимых в дороге вещей, предстоящих расходов и проч. Мне чуждо было сознание всего этого в тот незначительный промежуток времени, когда мне предстала мысль о «путешествии» между идеями о «жене» и «чемодане». Но в этом случае вне сомнения их ассоциативная связь, т. е. крепкая связь скрытой подсознательной мозговой динамики в мозговых клетках и волокнах с идеей о путешествии, причем эти идеи вводят его в сознательную область внимания, ослабляя одновременно своим вмешательством проявление чистого чувства путешествия и препятствуя более сильному выступлению чувств и идей, в той или иной степени сопровождающих мысль о путешествии. В моем сознании явилось молниеносное представление о моей поездке, исчерпывающееся словом «путешествие». Целая цепь общих сложных представлений обнимается такою сокращенною формулой, благодаря речи, имеющей слова в своем распоряжении. Таким образом, «путешествие», моментально промелькнувшее в мозгу вслед за мыслью о «жене», не является следствием одной только этой мысли, а продуктом сплетения многих подсознательных нитей, обусловивших появление его в области верхнего сознания и в определенном ее качестве. Но эти нити, в свою очередь, независимо от меня, дают особый характер другим идеям, обязанным, очевидно, своим происхождением идее о «путешествии», а именно идее о необходимом чемодане. В связи с идеей о «путешествии» могли возникнуть и другие, как представление о знакомых, которые встретятся в пути, о ближайшем городе и т. д. Почему же на первом плане чемодан? А по той причине, что забота о вещах стала наиболее интенсивной и моментально затмила собою все остальные ассоциации.
Мы убеждаемся здесь в том, что на самом деле три идеи «жена, путешествие и чемодан» не столько находятся в причинной связи друг с другом (хотя и сопутствуют друг другу в сознании), сколько обусловлены влиянием подсознательных чувств идей и прежних этапов воли, обязанных, в свою очередь, своим происхождением предшествовавшим разнообразным и сложным функциям моего мозга.
Это объяснение путем сравнения сделаем еще конкретнее и доступнее. Человек о чем-то кричит в большой, находящейся в движении толпе, желая обратить на себя ее внимение. Его голос, однако, хотя слышен находящимся близко около него, но совершенно замирает в возбужденной толпе. Давка увлекает человека против его воли и независимо от его сопротивления, в сторону теснящейся массы. Но если толпа станет и утихнет, то не только голос человека будет услышан, и он будет в состоянии пробраться через толпу, но возможно, что убеждением своих слов человек этот будет в состоянии увлечь ту же толпу или часть ее за собою. Таким же образом и проявление отдельной идеи зависит от того, возникла ли она в интенсивно-ассоциированном мозгу, находящемся в бодрствовании или же в дремлющем и бездеятельном его состоянии. Такой ассоциированный мозг и может быть сравнен с возбужденной толпой, неудержимо увлекающей за собою все в своем движении. Отдельная идея (как и отдельный человек) может как угодно стремиться занять первенствующее положение, но пока она не запаслась раньше достаточной властью над толпой (мозгом) усиливающейся еще благодаря воспоминанию, — до тех пор она будет увлекаться толпой, т. е. единичное действие ее будет сведено к нулю. Если же мозг пребызает в состоянии покоя или бездеятельности, то он в этом случае может быть уподоблен спокойной толпе, и идея, хотя бы даже совершенно новая для данного мозга и лишенная корней в памяти толпы, способна оказать влияние, обеспечить себе движенце вперед и вызвать соответствующие следствия. Но если она уже раньше действовала на толпу увлекающе (т.е. при совокупности ассоциированных функций мозга) и толпа уже привыкла за нею следовать, то может случиться, что и на этот раз волнение толпы не повлияет на результаты воздействия идеи.
Отсылаю к сказанному в первой главе (стр. 17 и далее) о мнеме. Мнемическая теория Земона и в настоящем, случае способствует уяснению этих понятий. Мое сравнение, надеюсь, было понятно. Человек, внушающий другому или гипнотизирующий, должен прежде всего воздействовать на мозг гипнотизируемого таким образом, чтобы привести мозг его в состояние относительного покоя, создавая таким путем благоприятную почву для восприятия подлежащих внушению идей. Подготовительные дальнейшие внушения имеют целью усиление дремотного или сноподобного состояния покоя, чем, между прочим, ослабляются ассоциативные нити бодрствования. И вслед за этим гипнотизирующий, тоном, не допускающим возражения, отчетливо диктует то внушение (или идею), функцию которого ему желательно вызвать в мозгу подвергшегося гипнотизированию. С этой целью в его распоряжении должны быть все им же искусственно созданные ассоциации, принятые или непринятые чувства, решения и т. д. Влияние внушения в сильной степени уменьшается, благодаря имеющимся уже налицо противодействующим ему аффектам, чувствам или наклонностям, независимо от того, будут ли они аффектами боязни, отчаяния, ненависти, печали, радости, любви или каких угодно других волнений. Может случиться, что данный мозг будет доступен влиянию каких угодно внушений, но он будет упорно противодействовать какому-нибудь внушению — в силу того, что симпатии его целиком направлены на что-нибудь противоположное. Было бы напрасным трудом стараться внушить любящей девушке ненависть и неприязнь к возлюбленному, ибо чувство половой любви значительно сильнее влияния внушения со стороны.
Однако, как мы уже констатировали, раз удавшееся внушение влечет за собою прочный след в мозгу, в виде колеблющейся колеи, которую легче будет своевременно привести в движение (экфорировать). Этим и объясняется необходимость предварительного покоя мозга, чтобы внушение не встретило препятствий; но раз внушение сделано, оно окажет свое влияние даже и в том случае, когда мозг будет находиться в состоянии сильного возбуждения и интенсивно ассоциированных функций.
(Одну девушку, которую я раньше гипнотизировал, неожиданно постигло глубокое несчастье — смерть матери и сестры на пожаре. В припадке отчаяния она готова была на самоубийство. Но мне удалось загипнотизировать ее и настолько успокоить, что из всех членов семьи она единственная сохранила нужное хладнокровие).
Внушенное представление, что наиболее важно, прокладывает подсознательные следы, поражая и смущая внезапностью наше сознание. Я внушил человеку, что у него будет чесаться лоб. И он будет чрезвычайно изумлен, когда почувствует зуд, не зная какими путями осуществилось мое предсказание. Моя власть над ним с этого момента усилилась, а мозг его стал доступнее моим словам я воздействию; сопротивление его будет уже значительно слабее, так как он непосредственно видел, что мои предсказания осуществляются независимо от того, касались ли они чувств или движений (даже и движения крови, когда заставляют покраснеть или побледнеть, или когда внушают менструкции и т. д.). Таким образом, его мозг приучается уступать моему воздействию, разрешает врываться в его функции, то есть считаться с ним как с диссоциирующей силой. Эта вера или эта «податливость» внушаемым идеям весьма заразительна: если В. загипнотизирован А., в присутствии С. D. E. F. G…. то и эти последние легче поддаются внушению и т. д. В этом и заключается причина массового внушения.
При этом не важно, будет ли внушение сопровождаться достаточно сильным субъективным чувством сна, или не будет. Чувство это обусловливается преимущественно наличностью при пробуждении той или иной степени амнезии (амнезия — это потеря воспоминания), которая является следствием случайного перерыва цикла воспоминаний в сознании. У способных к сильному загипнотизированию (сомнамбул) амнезия может быть вызвана или уничтожена при помощи одного только внушенного слова, т. е. может быть внушено, по желанию, забвение или, наоборот, воспоминание, С этим необходимо считаться, так как врачи, как мы уже говорили, за последнее время догматически констатируют различие между внушением в состоянии бодрствования и гипнозом, что говорит лишь о грубом незнании всей сути дела. Мы повторяем, что нет разницы между внушением наяву и гипнозом, или, иными словами, они друг от друга отличаются лишь внушением амнезии (или субъективного чувства сна) или же субъективного воспоминания сна, составляя противоположность воспоминанию о состоянии бодрствования и относясь к одинаковому состоянию.
Самовнушение представляет собою воздействие (т. е. без влияния других людей) самопроизвольно возникающих идей, которое может быть уподоблено влиянию внушения со стороны. Возникновение самовнушения следует приписать тому что какая-нибудь идея или чувство укрепляется в нашем мозгу, беря верх над всеми ассоциированными противодействиями и оказывая, как и внушение, энергичное влияние на какую-нибудь часть нервной системы и в одном каком-нибудь отношении. Достаточно вообразить себе только, что сна не будет — и это вызовет уже бессонницу. Одна только идея об импотентности обусловит у мужчины неожиданную вялость полового члена или же будет препятствовать эрекции, не допуская, таким образом, совершения полового акта. Мысль о зевоте в состоянии вызвать зевоту, идея о совершении полового акта может обусловить эрекцию и чувство сладострастия; мысль о стыде вызывает краску на лице, об ужасе — мертвенную бледность, о сострадании — слезы.
Но человек может бессознательно влиять на другого гипнотизирующе, вызывая, например, своей зевотой зевоту у другого, или же можно самому подвергнуться внушению в зависимости от созерцания каких-нибудь предметов или восприятия каких-нибудь звуков, причем эрекция, например, может быть обусловлена одним только видом принадлежности туалета любимой девушки, или же тошнота может явиться следствием запаха какой-нибудь еды, причинившей расстройство желудка. Если считаться с этими явлениями, то неизбежно обнаружится ряд переходных ступеней между самовнушением и внушением со стороны, причем внушающими будут также предметы и неумышленные внушения, исключающие какие-нибудь разделяющие грани между ними. Под действительным или умышленным внушением со стороны мы разумеем заранее обдуманное решение гипнотически влиять на другого, — это единственное определение. Сюда не входит разрешение вопроса о том, преследует ли внушающий интересы подвергшегося внушению (напр., излечение) или наоборот.
Важным для нас является лишь то обстоятельство, что сила внушения в значительной степени зависит от способности вызвать в подвергшемся внушению доверие и чувство симпатии. При обмане со стороны гипнотизирующего внушаемый все будет поддаваться влиянию до тех пор, пока ему не станет понятным обман, или же пока он его не почувствует. Здесь должно считаться с одним очень важным обстоятельством. Ум и логика могут подсказать человеку, что в этом кроется что-то неладное, что в данном явлении для него заключаются элементы вреда, и хотя этому «нечто» он будет посылать свои проклятия, но его все же будут тянуть к нему подсознательные инстинктивные чувства, чувства симпатии, как влечет мотылька на огонь или греческого пловца на призыв сирены. Мы лучше всего поясним здесь вышесказанное двумя следующими примерами.
Талантливый артист влюбился в интересную женщину, изменившую не только своему мужу, но и артисту и многим другим. Сознательно относясь к ее поступкам и в силу велений ума принимая все меры, чтобы освободиться от ее низменных чар, артист все-таки не в состоянии был противодействовать той силе, которая притягательно влияла на его половое чувство. Он обратился ко мне, чтобы при помощи гипнотизма освободиться от влияния этой любви. Мне не стоило труда убедиться в том, что мои попытки были бы бесполезны, но я все же приложил все силы, чтобы удовлетворить его желание. Но мои внушения, имея верного союзника в лице его ума, ничего не в состоянии были сделать в единоборстве с его чувствами, обусловленными половым влечением к истеричной соблазнительнице, — и результаты оказались нулевыми.
(Я должен здесь, по необходимости, предостеречь против ошибки многих врачей, очень распространенной и сводящейся к тому, что гипнотизм считают противоположностью психотерапии и внушению в состоянии бодрствования. А между тем как гипнотизм, так и внушение в состоянии бодрствования должно считать однозначащими; взгляд же в этом случае таких врачей — напр., Дюбуа — следует считать карикатурой, обусловленной неправильно истолкованными психологическими явлениями. Как мы видели, патогенные эффекты и психические анализы относятся к отдельной главе учения о внушении и психотерапии). Я отсылаю здесь к моей книге: "Der Hypnotismus und die suggestive Psychotherapie (funfte Auflage 1907), так как лишен здесь возможности вдаваться в детали. Но я считаю долгом разъяснить читателю сущность внушения, чтобы сделать понятным отношение его к половым чувствам.
Внушение представляет собою воздействие представления на головной мозг вообще и в особенности на некоторые роды его функций. Под функцией мозга мы разумеем всякое возникающее в нашем сознании представление. Из примера мы выясним связь игры наших сознательных представлений (цели наших мыслей) с так называемой бессознательной мозговой функцией. Основываясь на известных соображениях, о которых я здесь лишен возможности распространяться, ибо это заставило бы меня уйти значительно далеко (см. мою книгу о гипнотизме), — я даю название «подсознательного» всему тому, что принято называть бессознательным, — ибо мне кажется достаточно вероятным, чтобы не сказать безусловным, что наши нервные функции не могут быть совершенно бессознательными, но, показываясь нам таковыми, они все-таки контролируются родом внутреннего созерцания (или сознания), в известной степени подчиненного. Оно, правда, ускользает из области нашего обычного познания, соприкасающейся с процессом апперцепции (внимания). Но много наблюдений, преимущественно в гипнотических процессах, путем аналогичного вывода, доказывают наличность подсознания для функции мозга, принимаемой бессознательною.
Моя мысль сосредоточена на жене. Из этой мысли тотчас же рождается другая о путешествии, которое мы предпринимаем с нею через неделю, а последняя мысль, в свою очередь, обусловливает и представление о чемодане, который необходимо будет с собою взять. Таким образом, с невероятною скоростью зарождается три последовательных представления: 1) о моей жене, 2) о путешествии, 3) о необходимом чемодане. Здесь, стало-быть, как оно истекает и из учения схоластики, представление о путешествии возникло и явилось следствием представления о моей жене (которая будет мне сопутствовать), представление же о чемодане — продуктом представления о путешествии. Но последовательный порядок наших, сознательных идей вовсе не так легко находит себе объяснение, ибо в мозгу зарождаются часто и такие идеи, которые не имеют никакой логической связи с предыдущими и не могут служить следствием их, а также и других воспринятых внешних чувств. Незнакомство с нашим мозгом и его функциями допускало наличность свободно витающей, души и свободной воли, ничем не связанных с законом причинности и дающих тон нашей духовной жизни. Но это было основано лишь на незнании. Возьмем снова наш пример.
Почему мысль о моей жене вызвала соответственно мысль о путешествии? Ведь могли аналогично возбудиться (экфорироваться) и другие представления, и, действительно, возникновение мысли о путешествии базируется на других многочисленных подсознательных представлениях, т. е. подсознательных функциях моего большого мозга. Путешествие явилось моим намерением раньше, чем я о нем думал в настоящий момент, и в зависимости от этого в моем мозгу остались скрытые подсознательные впечатления (энграммы), как например, день отъезда, продолжительность путешествия и его назначение, заботы о хозяйстве во время нашего отсутствия, необходимых в дороге вещей, предстоящих расходов и проч. Мне чуждо было сознание всего этого в тот незначительный промежуток времени, когда мне предстала мысль о «путешествии» между идеями о «жене» и «чемодане». Но в этом случае вне сомнения их ассоциативная связь, т. е. крепкая связь скрытой подсознательной мозговой динамики в мозговых клетках и волокнах с идеей о путешествии, причем эти идеи вводят его в сознательную область внимания, ослабляя одновременно своим вмешательством проявление чистого чувства путешествия и препятствуя более сильному выступлению чувств и идей, в той или иной степени сопровождающих мысль о путешествии. В моем сознании явилось молниеносное представление о моей поездке, исчерпывающееся словом «путешествие». Целая цепь общих сложных представлений обнимается такою сокращенною формулой, благодаря речи, имеющей слова в своем распоряжении. Таким образом, «путешествие», моментально промелькнувшее в мозгу вслед за мыслью о «жене», не является следствием одной только этой мысли, а продуктом сплетения многих подсознательных нитей, обусловивших появление его в области верхнего сознания и в определенном ее качестве. Но эти нити, в свою очередь, независимо от меня, дают особый характер другим идеям, обязанным, очевидно, своим происхождением идее о «путешествии», а именно идее о необходимом чемодане. В связи с идеей о «путешествии» могли возникнуть и другие, как представление о знакомых, которые встретятся в пути, о ближайшем городе и т. д. Почему же на первом плане чемодан? А по той причине, что забота о вещах стала наиболее интенсивной и моментально затмила собою все остальные ассоциации.
Мы убеждаемся здесь в том, что на самом деле три идеи «жена, путешествие и чемодан» не столько находятся в причинной связи друг с другом (хотя и сопутствуют друг другу в сознании), сколько обусловлены влиянием подсознательных чувств идей и прежних этапов воли, обязанных, в свою очередь, своим происхождением предшествовавшим разнообразным и сложным функциям моего мозга.
Это объяснение путем сравнения сделаем еще конкретнее и доступнее. Человек о чем-то кричит в большой, находящейся в движении толпе, желая обратить на себя ее внимение. Его голос, однако, хотя слышен находящимся близко около него, но совершенно замирает в возбужденной толпе. Давка увлекает человека против его воли и независимо от его сопротивления, в сторону теснящейся массы. Но если толпа станет и утихнет, то не только голос человека будет услышан, и он будет в состоянии пробраться через толпу, но возможно, что убеждением своих слов человек этот будет в состоянии увлечь ту же толпу или часть ее за собою. Таким же образом и проявление отдельной идеи зависит от того, возникла ли она в интенсивно-ассоциированном мозгу, находящемся в бодрствовании или же в дремлющем и бездеятельном его состоянии. Такой ассоциированный мозг и может быть сравнен с возбужденной толпой, неудержимо увлекающей за собою все в своем движении. Отдельная идея (как и отдельный человек) может как угодно стремиться занять первенствующее положение, но пока она не запаслась раньше достаточной властью над толпой (мозгом) усиливающейся еще благодаря воспоминанию, — до тех пор она будет увлекаться толпой, т. е. единичное действие ее будет сведено к нулю. Если же мозг пребызает в состоянии покоя или бездеятельности, то он в этом случае может быть уподоблен спокойной толпе, и идея, хотя бы даже совершенно новая для данного мозга и лишенная корней в памяти толпы, способна оказать влияние, обеспечить себе движенце вперед и вызвать соответствующие следствия. Но если она уже раньше действовала на толпу увлекающе (т.е. при совокупности ассоциированных функций мозга) и толпа уже привыкла за нею следовать, то может случиться, что и на этот раз волнение толпы не повлияет на результаты воздействия идеи.
Отсылаю к сказанному в первой главе (стр. 17 и далее) о мнеме. Мнемическая теория Земона и в настоящем, случае способствует уяснению этих понятий. Мое сравнение, надеюсь, было понятно. Человек, внушающий другому или гипнотизирующий, должен прежде всего воздействовать на мозг гипнотизируемого таким образом, чтобы привести мозг его в состояние относительного покоя, создавая таким путем благоприятную почву для восприятия подлежащих внушению идей. Подготовительные дальнейшие внушения имеют целью усиление дремотного или сноподобного состояния покоя, чем, между прочим, ослабляются ассоциативные нити бодрствования. И вслед за этим гипнотизирующий, тоном, не допускающим возражения, отчетливо диктует то внушение (или идею), функцию которого ему желательно вызвать в мозгу подвергшегося гипнотизированию. С этой целью в его распоряжении должны быть все им же искусственно созданные ассоциации, принятые или непринятые чувства, решения и т. д. Влияние внушения в сильной степени уменьшается, благодаря имеющимся уже налицо противодействующим ему аффектам, чувствам или наклонностям, независимо от того, будут ли они аффектами боязни, отчаяния, ненависти, печали, радости, любви или каких угодно других волнений. Может случиться, что данный мозг будет доступен влиянию каких угодно внушений, но он будет упорно противодействовать какому-нибудь внушению — в силу того, что симпатии его целиком направлены на что-нибудь противоположное. Было бы напрасным трудом стараться внушить любящей девушке ненависть и неприязнь к возлюбленному, ибо чувство половой любви значительно сильнее влияния внушения со стороны.
Однако, как мы уже констатировали, раз удавшееся внушение влечет за собою прочный след в мозгу, в виде колеблющейся колеи, которую легче будет своевременно привести в движение (экфорировать). Этим и объясняется необходимость предварительного покоя мозга, чтобы внушение не встретило препятствий; но раз внушение сделано, оно окажет свое влияние даже и в том случае, когда мозг будет находиться в состоянии сильного возбуждения и интенсивно ассоциированных функций.
(Одну девушку, которую я раньше гипнотизировал, неожиданно постигло глубокое несчастье — смерть матери и сестры на пожаре. В припадке отчаяния она готова была на самоубийство. Но мне удалось загипнотизировать ее и настолько успокоить, что из всех членов семьи она единственная сохранила нужное хладнокровие).
Внушенное представление, что наиболее важно, прокладывает подсознательные следы, поражая и смущая внезапностью наше сознание. Я внушил человеку, что у него будет чесаться лоб. И он будет чрезвычайно изумлен, когда почувствует зуд, не зная какими путями осуществилось мое предсказание. Моя власть над ним с этого момента усилилась, а мозг его стал доступнее моим словам я воздействию; сопротивление его будет уже значительно слабее, так как он непосредственно видел, что мои предсказания осуществляются независимо от того, касались ли они чувств или движений (даже и движения крови, когда заставляют покраснеть или побледнеть, или когда внушают менструкции и т. д.). Таким образом, его мозг приучается уступать моему воздействию, разрешает врываться в его функции, то есть считаться с ним как с диссоциирующей силой. Эта вера или эта «податливость» внушаемым идеям весьма заразительна: если В. загипнотизирован А., в присутствии С. D. E. F. G…. то и эти последние легче поддаются внушению и т. д. В этом и заключается причина массового внушения.
При этом не важно, будет ли внушение сопровождаться достаточно сильным субъективным чувством сна, или не будет. Чувство это обусловливается преимущественно наличностью при пробуждении той или иной степени амнезии (амнезия — это потеря воспоминания), которая является следствием случайного перерыва цикла воспоминаний в сознании. У способных к сильному загипнотизированию (сомнамбул) амнезия может быть вызвана или уничтожена при помощи одного только внушенного слова, т. е. может быть внушено, по желанию, забвение или, наоборот, воспоминание, С этим необходимо считаться, так как врачи, как мы уже говорили, за последнее время догматически констатируют различие между внушением в состоянии бодрствования и гипнозом, что говорит лишь о грубом незнании всей сути дела. Мы повторяем, что нет разницы между внушением наяву и гипнозом, или, иными словами, они друг от друга отличаются лишь внушением амнезии (или субъективного чувства сна) или же субъективного воспоминания сна, составляя противоположность воспоминанию о состоянии бодрствования и относясь к одинаковому состоянию.
Самовнушение представляет собою воздействие (т. е. без влияния других людей) самопроизвольно возникающих идей, которое может быть уподоблено влиянию внушения со стороны. Возникновение самовнушения следует приписать тому что какая-нибудь идея или чувство укрепляется в нашем мозгу, беря верх над всеми ассоциированными противодействиями и оказывая, как и внушение, энергичное влияние на какую-нибудь часть нервной системы и в одном каком-нибудь отношении. Достаточно вообразить себе только, что сна не будет — и это вызовет уже бессонницу. Одна только идея об импотентности обусловит у мужчины неожиданную вялость полового члена или же будет препятствовать эрекции, не допуская, таким образом, совершения полового акта. Мысль о зевоте в состоянии вызвать зевоту, идея о совершении полового акта может обусловить эрекцию и чувство сладострастия; мысль о стыде вызывает краску на лице, об ужасе — мертвенную бледность, о сострадании — слезы.
Но человек может бессознательно влиять на другого гипнотизирующе, вызывая, например, своей зевотой зевоту у другого, или же можно самому подвергнуться внушению в зависимости от созерцания каких-нибудь предметов или восприятия каких-нибудь звуков, причем эрекция, например, может быть обусловлена одним только видом принадлежности туалета любимой девушки, или же тошнота может явиться следствием запаха какой-нибудь еды, причинившей расстройство желудка. Если считаться с этими явлениями, то неизбежно обнаружится ряд переходных ступеней между самовнушением и внушением со стороны, причем внушающими будут также предметы и неумышленные внушения, исключающие какие-нибудь разделяющие грани между ними. Под действительным или умышленным внушением со стороны мы разумеем заранее обдуманное решение гипнотически влиять на другого, — это единственное определение. Сюда не входит разрешение вопроса о том, преследует ли внушающий интересы подвергшегося внушению (напр., излечение) или наоборот.
Важным для нас является лишь то обстоятельство, что сила внушения в значительной степени зависит от способности вызвать в подвергшемся внушению доверие и чувство симпатии. При обмане со стороны гипнотизирующего внушаемый все будет поддаваться влиянию до тех пор, пока ему не станет понятным обман, или же пока он его не почувствует. Здесь должно считаться с одним очень важным обстоятельством. Ум и логика могут подсказать человеку, что в этом кроется что-то неладное, что в данном явлении для него заключаются элементы вреда, и хотя этому «нечто» он будет посылать свои проклятия, но его все же будут тянуть к нему подсознательные инстинктивные чувства, чувства симпатии, как влечет мотылька на огонь или греческого пловца на призыв сирены. Мы лучше всего поясним здесь вышесказанное двумя следующими примерами.
Талантливый артист влюбился в интересную женщину, изменившую не только своему мужу, но и артисту и многим другим. Сознательно относясь к ее поступкам и в силу велений ума принимая все меры, чтобы освободиться от ее низменных чар, артист все-таки не в состоянии был противодействовать той силе, которая притягательно влияла на его половое чувство. Он обратился ко мне, чтобы при помощи гипнотизма освободиться от влияния этой любви. Мне не стоило труда убедиться в том, что мои попытки были бы бесполезны, но я все же приложил все силы, чтобы удовлетворить его желание. Но мои внушения, имея верного союзника в лице его ума, ничего не в состоянии были сделать в единоборстве с его чувствами, обусловленными половым влечением к истеричной соблазнительнице, — и результаты оказались нулевыми.