Страница:
Майя положила голову ему на плечо.
— Охотилась, дорогой. Денек выдался просто замечательный.
— Да, — сказал он нахмурившись, глаза снова стали пустыми. Потом его лицо оживилось. — Охотилась? Я помню, однажды…
— Ох, ну хватит рассказывать мне об этом, — быстро перебила Майя. — Ты же знаешь, я не такая гусыня! Я сто лет не падала с лошади!
Джаспер покорно засмеялся, но его глаза потускнели. Майя благодарно вздохнула, не всегда так легко удавалось отвлечь его мысли от прошлого — прошлого, в котором ее не было. Среди его воспоминаний было слишком много опасных — она старалась заставить его забыть обо всем.
В тот вечер они поужинали наедине. Прислуживала им служанка Майи Сани. Она бесшумно накрыла на стол и исчезла, как только подала последнее блюдо. Ри был спокоен, но взгляд его то и дело устремлялся к восточному окну, которое оставили открытым. По небу, вызывая смутную тревогу, плыла красная как кровь комета. Оставив мужа в покое, Майя взяла свой кларзах и начала наигрывать тихую печальную мелодию. Заслушавшись, Ри опустил голову на руки. Потом нетерпеливо сказал:
— Иди ко мне.
Майя села рядом с ним, лениво перебирая пальцами струны.
— Майя, а ты уверена?
— В чем, дорогой?
— Ты уверена, что Лодестар исчез?
— Джаспер, ведь прошло шестнадцать лет, а ты до сих пор оплакиваешь пропажу этого камня?
— Майя, я слышу его.
— Джаспер, ты же знаешь, ведьмы уничтожили его. Это было частью их плана: захватить Наследие и погубить его. Прости, я была бы рада вернуть его тебе, но он исчез.
Ри вздохнул и раздраженно потер лоб.
— Но я до сих пор его слышу.
— Это всего лишь воспоминание. — Майя заиграла мелодию, от которой ноги запросились в пляс. Лицо ее мужа немного повеселело, она затянула песенку, которую можно было бы услышать в портовом кабаке, но никак не во дворце Ри. Это заставило Джаспера рассмеяться. Вскоре он позабыл о Лодестаре, хотя время от времени его глаза тускнели.
Майя подала ему ломтик груши и подлила вина. Она открыла все окна, и занавеси заколыхались от свежего морского ветра. Пламя в камине затрещало громче, но Ри не обратил на это внимания, продолжая рассматривать на свет бокал с вином. Майя взяла с софы шелковую подушку и бросила ее на пол перед дверью, ведущей на балкон. Бросив быстрый взгляд на ночное небо, она поняла, что до полуночи еще несколько часов.
Она вздрогнула, когда Джаспер произнес:
— До сих пор не верится, что она могла отнять у меня Лодестар. Она знала, что я не причиню ей вреда. Это все те, другие ведьмы, это они меня предали, это они организовали заговор.
— Все ведьмы верны в первую очередь Шабашу, — сказала Майя, снова наполняя его кубок вином. — Ты знаешь это.
— Но она была моей родственницей! — воскликнул Джаспер, и в его голосе зазвенели слезы. — Все взбунтовались против меня — Шабаш, Мегэн, даже родные братья! Все!
— Кроме меня, дорогой, — сказала Майя, целуя его в шею. Король нетерпеливо потянулся к ней, но она выскользнула из его объятий, мимоходом чмокнув в макушку.
— Нет, ты не такая, любовь моя. Ты никогда не предавала меня, — сказал Ри, приникая губами к ее рукам.
Выскользнув из его объятий, Майя изящно опустилась на подушку. На тонкое лицо падал лунный свет. Джаспер снова обнял ее. Она заиграла тихую нежную песенку.
— Поговори со мной еще немного, мой Ри. Ты так давно не говорил со мной.
— Как я могу быть королем, если у меня нет Лодестара? Это невозможно!
— Ты король по праву рождения, — сказала Майя. — Лодестар ничего не меняет. Люди уже стали забывать.
Джаспер вздохнул и принялся рассказывать о своем детстве. Лунный свет медленно наполнял комнату. Комета карабкалась все выше и выше по небосклону. Майя играла на арфе, не забывая время от времени наполнять бокал мужа. Его мысли неизменно возвращались к Лодестару, но Майя не пыталась перевести разговор на другие темы. Она ждала.
— Он до сих пор поет мне. Наверное, это правда, что он изменяет твою кровь, входит в твою душу. Я слышу его зов. Я помню, как отец позволял нам играть с ним, когда мы были детьми. Он говорил, что чем чаще мы его касаемся, тем сильнее связь; он всегда был нашей привилегией и нашим бременем, говорил отец, он никогда не причинит вреда нам, а мы — ему, — В затуманенном мозгу, казалось, родилась новая мысль. — Майя, как она могла уничтожить его? Она же Ник-Кьюинн, она не могла этого сделать.
Пальцы Майи проворнее забегали по струнам. Король замолчал, продолжая потягивать вино.
— Помню, однажды Лахлан сбросил Лодестар с крепостной стены. И он вернулся к нему, стоило только позвать, хотя Лахлан тогда был совсем ребенком.
Из его глаз хлынули слезы, Майя скрипнула зубами. Она не выносила, когда воспоминания о младших братьях нагоняли на него тоску. С того рокового дня прошло уже двенадцать лет, но Ри до сих пор продолжал горевать. Он должен был думать только о ней, мечтать только о ней, любить одну ее.
Она снова заиграла быстрее, напевая колыбельную. Постепенно ритм песни становился все навязчивей. Дыхание Ри участилось, он протянул руку, чтобы коснуться ее груди. Выскользнув из его объятий, Майя опустилась на пол у его ног. Мелодия становилась все стремительнее. Вскоре она вскочила и заплясала, подыгрывая себе на кларзахе. Тяжелые бархатные юбки колыхались вокруг ее белых ног. Танец становился все неистовей, пышные юбки вздулись колоколом. Тяжело дыша, Ри впился в нее взглядом. Наконец песня оборвалась безумным крещендо, а Майя, отшвырнув кларзах прочь, расстегнула тугой лиф. Бешеный ритм, который выстукивали ее пятки, замедлился, одежда соскользнула на пол. В ту же минуту она бросилась на подушки, покорившись его жадным рукам.
Они ласкали друг друга, как безумные. Когда Джаспер застонал, не в силах больше сдерживаться, Майя вполголоса затянула древнее заклинание. Ритм слов, казалось, переплетался с ритмом их тел. Часы на башне начали бить полночь. Счастье затопило ее. Она перекатилась, оказавшись сверху, выгнула спину дугой. Когда прозвучал двенадцатый удар, она, пробежав язычком по его уху, шепнула:
— Я люблю тебя.
Тело Джаспера судорожно дернулось, и Майя в полный голос выкрикнула последние слова заклинания. В тот же миг, комета, ярко вспыхнув, выбросила длинный огненный протуберанец. Майя закрыла глаза, уверенная, что заклинание подействовало. Джаспер тяжело дыша, опустил голову ей на грудь.
МЕГЭН ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА ЗВЕРЕЙ
— Охотилась, дорогой. Денек выдался просто замечательный.
— Да, — сказал он нахмурившись, глаза снова стали пустыми. Потом его лицо оживилось. — Охотилась? Я помню, однажды…
— Ох, ну хватит рассказывать мне об этом, — быстро перебила Майя. — Ты же знаешь, я не такая гусыня! Я сто лет не падала с лошади!
Джаспер покорно засмеялся, но его глаза потускнели. Майя благодарно вздохнула, не всегда так легко удавалось отвлечь его мысли от прошлого — прошлого, в котором ее не было. Среди его воспоминаний было слишком много опасных — она старалась заставить его забыть обо всем.
В тот вечер они поужинали наедине. Прислуживала им служанка Майи Сани. Она бесшумно накрыла на стол и исчезла, как только подала последнее блюдо. Ри был спокоен, но взгляд его то и дело устремлялся к восточному окну, которое оставили открытым. По небу, вызывая смутную тревогу, плыла красная как кровь комета. Оставив мужа в покое, Майя взяла свой кларзах и начала наигрывать тихую печальную мелодию. Заслушавшись, Ри опустил голову на руки. Потом нетерпеливо сказал:
— Иди ко мне.
Майя села рядом с ним, лениво перебирая пальцами струны.
— Майя, а ты уверена?
— В чем, дорогой?
— Ты уверена, что Лодестар исчез?
— Джаспер, ведь прошло шестнадцать лет, а ты до сих пор оплакиваешь пропажу этого камня?
— Майя, я слышу его.
— Джаспер, ты же знаешь, ведьмы уничтожили его. Это было частью их плана: захватить Наследие и погубить его. Прости, я была бы рада вернуть его тебе, но он исчез.
Ри вздохнул и раздраженно потер лоб.
— Но я до сих пор его слышу.
— Это всего лишь воспоминание. — Майя заиграла мелодию, от которой ноги запросились в пляс. Лицо ее мужа немного повеселело, она затянула песенку, которую можно было бы услышать в портовом кабаке, но никак не во дворце Ри. Это заставило Джаспера рассмеяться. Вскоре он позабыл о Лодестаре, хотя время от времени его глаза тускнели.
Майя подала ему ломтик груши и подлила вина. Она открыла все окна, и занавеси заколыхались от свежего морского ветра. Пламя в камине затрещало громче, но Ри не обратил на это внимания, продолжая рассматривать на свет бокал с вином. Майя взяла с софы шелковую подушку и бросила ее на пол перед дверью, ведущей на балкон. Бросив быстрый взгляд на ночное небо, она поняла, что до полуночи еще несколько часов.
Она вздрогнула, когда Джаспер произнес:
— До сих пор не верится, что она могла отнять у меня Лодестар. Она знала, что я не причиню ей вреда. Это все те, другие ведьмы, это они меня предали, это они организовали заговор.
— Все ведьмы верны в первую очередь Шабашу, — сказала Майя, снова наполняя его кубок вином. — Ты знаешь это.
— Но она была моей родственницей! — воскликнул Джаспер, и в его голосе зазвенели слезы. — Все взбунтовались против меня — Шабаш, Мегэн, даже родные братья! Все!
— Кроме меня, дорогой, — сказала Майя, целуя его в шею. Король нетерпеливо потянулся к ней, но она выскользнула из его объятий, мимоходом чмокнув в макушку.
— Нет, ты не такая, любовь моя. Ты никогда не предавала меня, — сказал Ри, приникая губами к ее рукам.
Выскользнув из его объятий, Майя изящно опустилась на подушку. На тонкое лицо падал лунный свет. Джаспер снова обнял ее. Она заиграла тихую нежную песенку.
— Поговори со мной еще немного, мой Ри. Ты так давно не говорил со мной.
— Как я могу быть королем, если у меня нет Лодестара? Это невозможно!
— Ты король по праву рождения, — сказала Майя. — Лодестар ничего не меняет. Люди уже стали забывать.
Джаспер вздохнул и принялся рассказывать о своем детстве. Лунный свет медленно наполнял комнату. Комета карабкалась все выше и выше по небосклону. Майя играла на арфе, не забывая время от времени наполнять бокал мужа. Его мысли неизменно возвращались к Лодестару, но Майя не пыталась перевести разговор на другие темы. Она ждала.
— Он до сих пор поет мне. Наверное, это правда, что он изменяет твою кровь, входит в твою душу. Я слышу его зов. Я помню, как отец позволял нам играть с ним, когда мы были детьми. Он говорил, что чем чаще мы его касаемся, тем сильнее связь; он всегда был нашей привилегией и нашим бременем, говорил отец, он никогда не причинит вреда нам, а мы — ему, — В затуманенном мозгу, казалось, родилась новая мысль. — Майя, как она могла уничтожить его? Она же Ник-Кьюинн, она не могла этого сделать.
Пальцы Майи проворнее забегали по струнам. Король замолчал, продолжая потягивать вино.
— Помню, однажды Лахлан сбросил Лодестар с крепостной стены. И он вернулся к нему, стоило только позвать, хотя Лахлан тогда был совсем ребенком.
Из его глаз хлынули слезы, Майя скрипнула зубами. Она не выносила, когда воспоминания о младших братьях нагоняли на него тоску. С того рокового дня прошло уже двенадцать лет, но Ри до сих пор продолжал горевать. Он должен был думать только о ней, мечтать только о ней, любить одну ее.
Она снова заиграла быстрее, напевая колыбельную. Постепенно ритм песни становился все навязчивей. Дыхание Ри участилось, он протянул руку, чтобы коснуться ее груди. Выскользнув из его объятий, Майя опустилась на пол у его ног. Мелодия становилась все стремительнее. Вскоре она вскочила и заплясала, подыгрывая себе на кларзахе. Тяжелые бархатные юбки колыхались вокруг ее белых ног. Танец становился все неистовей, пышные юбки вздулись колоколом. Тяжело дыша, Ри впился в нее взглядом. Наконец песня оборвалась безумным крещендо, а Майя, отшвырнув кларзах прочь, расстегнула тугой лиф. Бешеный ритм, который выстукивали ее пятки, замедлился, одежда соскользнула на пол. В ту же минуту она бросилась на подушки, покорившись его жадным рукам.
Они ласкали друг друга, как безумные. Когда Джаспер застонал, не в силах больше сдерживаться, Майя вполголоса затянула древнее заклинание. Ритм слов, казалось, переплетался с ритмом их тел. Часы на башне начали бить полночь. Счастье затопило ее. Она перекатилась, оказавшись сверху, выгнула спину дугой. Когда прозвучал двенадцатый удар, она, пробежав язычком по его уху, шепнула:
— Я люблю тебя.
Тело Джаспера судорожно дернулось, и Майя в полный голос выкрикнула последние слова заклинания. В тот же миг, комета, ярко вспыхнув, выбросила длинный огненный протуберанец. Майя закрыла глаза, уверенная, что заклинание подействовало. Джаспер тяжело дыша, опустил голову ей на грудь.
МЕГЭН ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА ЗВЕРЕЙ
Мегэн долго стояла под деревьями, глядя вслед воспитаннице, слепому другу и ворону, лениво хлопающему крыльями у них над головами. Ее взгляд задержался на огненной голове Изабо. Зная, что девочка отправляется в опасное путешествие, старая ведьма почувствовала, что у нее сжимается сердце. Возможно, она зря позволила себе так привязаться к малышке.
Она вздохнула и начала взбираться на гору, крепко прижимая к себе донбега, спрятавшегося под ее пледом. Ей тоже предстоял нелегкий и опасный путь, и она должна была пройти как можно больше, пока горы не скроет тьма. Мегэн не боялась никого из животных, обитавших в лесах и долинах, но в горах обитало множество волшебных существ, которые ничего не слышали о Мегэн. Даже ей время от времени необходимо спать, а во сне она была наиболее уязвима. Она решила спать как можно меньше.
Идти по глубокому снегу было трудно, несмотря на то, что Мегэн бормотала под нос заклинания. Она то и дело спотыкалась. Чем выше она поднималась, тем холоднее и резче становился ветер. Вскоре лес остался позади, и она очутилась в царстве снега и льда. Солнце уже опустилось за горы. Ледники горели закатным багрянцем, но долины уже окутала тьма.
Гита возбужденно зацокал и положил лапку ей на плечо. Тебе надо отдохнуть, любовь моя , — раздалось в голове у Мегэн.
Она покачала головой.
Нет, у нас очень мало времени , ответила она. Эта вспышка кометы… думаю, что она не принесет нам ничего, кроме бед.
Ты устала. Ты не спала несколько ночей. Ты должна поберечь силы , разворчался Гита.
Что такое моя сила по сравнению с силой дракона? — возразила она. Дракон сильнее любого другого существа. Он легко сокрушит меня, если захочет.
Для поединка со старейшей тебе понадобится сила духа , сказал Гита, похлопывая ее по мочке уха. И сила тела тоже, иначе ты быстро выдохнешься. У старейшей множество уловок.
Главное — выиграть время , ответила Мегэн.
Поспи немного, любовь моя , не сдавался донбег, а я буду охранять тебя. Никто не прикоснется к тебе, пока Гита на страже.
Мегэн покачала головой. Голова была ясной, она чувствовала, что ее переполняет странная сила. Колдовское чутье говорило ей, что Красные Стражи идут по ее следу и медлить нельзя. Все тело болело, напоминая о грузе множества прожитых лет. Однако когда Гита снова заворчал, она почувствовала голод и вспомнила, что последний раз ела несколько дней назад. Я немного отдохну и поем. Найди мне убежище , попросила она, и Гита бросился вперед, почти невидимый в сумерках.
В узенькой пещерке на склоне холма Мегэн достала картофельные лепешки и, присев, снова вспомнила об Изабо. Поняла ли девочка, какую ответственность возложила на нее Мегэн? А что если она потерпит поражение? Ее охватил ужас, и она в который раз пожалела, что была недостаточно строга к воспитаннице. И все же Изабо прошла Испытание, а ведьма-ученица вполне может идти собственным путем. Она была сообразительна и обладала немалой силой, а путешествие даст ей необходимый опыт. В каком-то смысле это такая же проверка, как Испытание.
Эта мысль заставила Мегэн подняться на ноги и продолжить путь. Склон стал еще круче, а тропинка — не шире двух ладоней. Ярко светили луны, но за каждым поворотом могла скрываться западня. Она упорно продолжала свой путь, крошечная в сравнении с огромным Драконьим Когтем, маячащим над ее головой. Все это время у нее не выходили из головы загадочная вспышка кометы и неожиданное появление Ишбель Крылатой. Мегэн считала Ишбель погибшей. Шестнадцать лет она пыталась отыскать следы ученицы, исчезнувшей в День Предательства. Она спасла Ишбель от Красных Стражей, устроив в башне пожар. Но потом девочка исчезла. Мегэн рассылала почтовых голубей, расспрашивала бродячих торговцев и деревенских ведьм, пыталась позвать ее через огонь и воду — все напрасно. Шестнадцать лет о Ишбель не было ни слуху ни духу, и вдруг она появилась у Священного Костра, обнаженная, как и остальные ведьмы, с расплетенными волосами, длинными, как мантия Банри. Она встретилась с Мегэн взглядом, но тут же закрыла глаза, как предписывал ритуал. Всю долгую ночь воздух между ними звенел от невысказанных вопросов, упреков и радостных восклицаний. Мегэн с трудом отрешилась от всего земного, чтобы превратить себя в пустой сосуд, как требовал кодекс. Она знала, что Ишбель приходится еще труднее, ее дыхание было неровным, порой до Мегэн доносились сдавленные всхлипы. От досады Мегэн заскрипела зубами. Найти Ишбель, которую она шестнадцать лет считала мертвой, чтобы провести всю ночь в молчании! И снова потерять ее, когда она упорхнула с утеса, точно перышко, подхваченное ураганом! Откуда она появилась, куда улетела? Мегэн не знала, что об этом думать.
Многие годы ее тяготила мысль, что она пережила большинство своих друзей и родных. Именно тогда она впервые задумалась о том, почему ее старое тело не хочет умирать. А потом в Башню Двух Лун пришла учиться маленькая светловолосая девочка, — многие знатные семьи посылали туда своих дочерей. Башня Благословенных Полей в Блессеме была, скорее, сельскохозяйственной школой, чем вратами в сокровенные таинства, а другие близлежащие Башни либо лежали в руинах, либо превратились в прибежища алхимиков. Лишь в Башне Двух Лун обучали всем видам колдовства и изучали все проявления магии. Даже те, чьи способности были невелики, находили себе место в Башне, где приветствовали все увеличивающееся многообразие Талантов.
Мегэн впервые встретила Ишбель во дворе перед покоями Хранительницы Ключа. Под ногами у нее потертый заплечный мешок, на плече сидела голубка. Лесная ведьма решила навестить Новую Хранительницу Ключа, Табитас, которая когда-то была ее ученицей. При виде Ишбель что-то кольнуло ей сердце. Она попросила разрешения присутствовать при Первом Испытании Силы, которое должны были проходить все новички. Восьмилетняя Ишбель не прошла Испытания и должна была вернуться домой. Но старая кормилица, пришедшая вместе с девочкой, расплакалась и стала умолять, чтобы ее приняли. Ее отец и брат погибли на Третьей Фэйргийской Войне, сказала она, а замок и земли унаследовал кузен.
— Здесь — не приют для сирот, — нетерпеливо бросила Табитас. — Должны же у девочки быть какие-нибудь родственники.
Старушка покачала головой.
— Они будут ее бояться.
Табитас и Мегэн озадаченно взглянули на женщину. Светловолосая и голубоглазая, девочка казалась ангелом, спустившимся с небес.
— Она умеет летать, — сказала кормилица и снова залилась слезами. — Она все время это делает. Посреди летней ярмарки, и во время жатвы, и когда ее кузен принимает гостей, а ее отправляют спать. Она больше не желает ходить, а людям это не нравится.
Хранительница Ключа и ее бывшая наставница обменялись многозначительными взглядами и велели снова привести девочку. Она парила в футе над землей, белокурые волосы развевались на лету, а следом за ней летела белая голубка. Увидев на потолке роспись, девочка поднялась, чтобы рассмотреть ее поближе. Она не отвечала на вопросы и не обращала внимания на просьбы спуститься. В конце концов, кормилица взобралась на стул и ухитрилась поймать Ишбель за щиколотку. За все это время девочка не проронила ни слова.
Мегэн решила остаться в Башне Двух Лун и заняться обучением девочки. Она учила ее всему, что умела, и пристально вглядывалась в нее, надеясь отыскать ключ к ее магии. Ни в одной из книг, хранившихся в библиотеке, не было упоминаний о ведьмах, умеющих летать — кроме тех, кто был связан с драконами, крылатыми лошадьми и прочими волшебными существами. В одной из книг отыскалась история о волшебных башмаках, которые позволяли двигаться огромными скачками, но нигде не было ни слова о людях, умеющих летать так же легко и непринужденно, как Ишбель. Казалось, она чувствовала себя в воздухе как рыба в воде, и порой пугала Мегэн, взмывая над кроватью во время сна. Неразрешенная загадка вернула Мегэн ощущение смысла жизни. Как бы сильно лесная ведьма ни любила свою уединенную долину, она порой скучала по обществу других ведьм, а новая задача придала ее жизни остроту. Мегэн снова перебралась в башню и в течение последующих десяти лет наслаждалась ее размеренной жизнью больше, чем когда-либо прежде.
Хорошенькая белокурая девочка превратилась в хрупкую женщину, окутанную такой завесой тайны, что Мегэн не на шутку испугалась. Почему она появилась именно сейчас, когда подошло время Испытания? Как она узнала, что им не обойтись без нее? Эти вопросы мучили Мегэн всю ночь, пока, наконец, подозрения, которые она питала долгие годы, не превратились в уверенность.
Восходящее солнце застало старую ведьму в пути. Ее тело ныло от холода и усталости, но она не думала об этом, она лихорадочно пыталась вспомнить язык драконов. Когда-то ей пришлось выучить все высшие языки, но это было много лет назад; с тех пор ей ни разу не довелось применить свои знания. Энергия, поддерживавшая ее, иссякла, и Мегэн охватило мучительное беспокойство. Она начала опасаться, что делает крупную ошибку.
Съев свой скудный завтрак, она продолжила подъем. Гита дремал, уютно устроившись в темноте ее кармана. В предрассветном сумраке уже можно было различить Великую Лестницу, прорезающую крутой склон Драконьего Когтя. Вскоре она оказалась на площадке, от которой поднимались узкие крутые ступени. Начало лестницы украшала массивная арка, которую с обеих сторон охраняли полуразрушенные каменные драконы.
Мегэн с беспокойством взглянула вверх, на зазубренный пик, блестевший в рассветных лучах, затем присела на первую ступеньку, между огромных каменных статуй. Она выпила немного воды и вытащила из мешка горсть сушеных фруктов. Каждая косточка, каждая мышца в ее теле ныла; в эту минуту она больше всего сожалела о том, что не может согреть себе чаю.
Голова Мегэн сама собой опустилась на колени, глаза закрылись. Почуяв опасность, она рывком вскинула голову и несколько секунд озиралась, пытаясь найти ее источник. Сердце пропустило удар, когда она поняла, что дракон, сидевший над ней, не был еще одной каменной статуей, это был самый настоящий живой дракон!
Он оказался намного меньше, чем она ожидала, но тонким удивительно гибким и изящным. Угловатая голова была увенчана зубчатым гребнем, тянувшимся вдоль всей шеи и спины. Под чешуйчатой шкурой перекатывались крепкие мышцы. Сидя на высоком утесе, он разглядывал Мегэн узкими топазовыми глазами. Она опустила глаза и произнесла на старейшем из языков:
— Приветствую тебя, Великий!
Дракон медленно потянулся, расправляя огромные крылья, и слетев на площадку устроился напротив Мегэн. Ей стоило большого труда не отступить назад.
— Что привело тебя сюда, глупая человеческая женщина? — мысленно спросил он.
— Я хочу поговорить с вами и прошу оказать мне честь и выслушать меня, — тщательно выговорила Мегэн, припоминая сложный драконий этикет.
Дракон недобро улыбнулся, складывая шуршащие крылья.
— У меня нет желания беседовать с тобой. Люди мне не интересны, разве что в качестве редкого кушанья. — Он зевнул. — Я давно уже не пробовал человечины, но ты кажешься слишком тощей — кожа да кости и еще волосы. Можешь уходить.
Мегэн не знала, что делать.
— Но я… — Начала она. В ответ раздался низкий вибрирующий рык. Глаза дракона
вспыхнули желтым огнем.
— Можешь уходить, — повторил он, нетерпеливо постукивая хвостом.
Мегэн склонила голову.
— Я хотела бы задать вам вопрос, милорд.
— Можешь спрашивать, — бросил дракон, зло глядя на Мегэн, — но предупреждаю: твое присутствие начинает меня раздражать.
— Почему вы подбросили мне Изабо? — спросила Мегэн.
— Я? Я ничего тебе не подбрасывал. Я не люблю людей.
— Драконы. Почему драконы подбросили мне Изабо?
— Изабо? — дракон произнес это имя с неприязнью. — Что такое… Изабо?
— Она ребенок… была… ребенком. Дракон оставил ее у меня на пороге. — Мегэн впервые встретилась с драконом глазами, и замерла, не в силах отвести взгляда. Ей казалось, время многократно ускорило свой бег, стремительно мелькают годы, и так же стремительно кружатся по своим орбитам планеты и звезды. Над ее головой, сменяя друг друга, отцветали закаты и неслись облака, мир крутился вокруг своей оси, и холодно поблескивали глаза дракона. Она увидела такую муку, которой никогда не могла представить, всепоглощающий голод, ревностно хранимое знание, и холодный блеск драконьих глаз.
Внезапно она услышала, как по одежде скребут крошечные коготки. Вскарабкавшись на плечо, Гита пронзительно заверещал ей в ухо. Мегэн очнулась, с ужасом осознав, что ее отделяют от дракона считанные дюймы. Он нависал над ней, недобро улыбаясь.
— Стало быть, у человеческой ведьмы есть друзья? — ехидно спросил он, метнув в донбега огненный язычок. Гита испуганно юркнул под плед.
— Я хочу понять, почему драконы в своей мудрости и проницательности решили оставить малютку Изабо на мое попечение. — Мегэн осторожно подбирала слова, обращаясь к чешуйчатой драконьей ноге — единственному, что она могла видеть, не задирая головы.
— Почему Круг Семи должен интересоваться делами ничтожных людишек? — пренебрежительно спросил дракон, выпустив небольшое облачко дыма.
Глаза Мегэн блеснули. Наконец ей удалось пробить брешь в его обороне и что-то узнать.
— Шестнадцать лет назад, вернувшись в мое тайное убежище, я обнаружила на пороге малютку, зажавшую в кулачке драконий глаз. Было не так уж трудно догадаться, чей это ребенок, но как и почему она оказалась у меня на пороге? Я вижу лишь один возможный ответ — драконы выбрали меня, чтобы я вырастила Изабо. Но я не знаю почему.
Дракон снова зевнул, хотя и менее убедительно, чем в прошлый раз, и зашуршал крыльями.
— Если даже твоя история окажется правдой, с чего ты взяла, что мы станем держать перед тобой ответ? — Дракон вложил в последние слова бездну презрения.
— У Круга Семи должны были быть веские причины, чтобы вмешаться в дела страны, — сказала Мегэн, стараясь не смотреть ему в глаза. — Я попыталась выполнить эту задачу, но если нужно, чтобы я добилась успеха, я должна понимать, чего от меня ждут.
Дракон улыбнулся, расправляя огромные желтые крылья. Мегэн почувствовала, что у нее подгибаются колени.
— Ты ничего не знаешь.
— Я знаю достаточно, чтобы прийти сюда и найти тебя.
— И все же ты ничего не знаешь.
— Именно поэтому я прошу у Круга Семи аудиенции.
Дракон впился в нее долгим взглядом. Желание взглянуть ему в глаза стало почти невыносимым.
— Круг Семи не желает говорить с тобой.
— Но…
— Гнев против твоего народа до сих пор не утих. Уходи, пока я не превратил тебя в пепел!
На некоторое время воцарилось молчание — Мегэн отчаянно подыскивала аргументы, которые заставили бы его сдаться.
— Ты больше не интересуешь меня, ведьма. Уходи. — В голосе дракона слышалась угроза, из ноздрей вырывались струйки дыма. — Уходи!
Неохотно поклонившись, Мегэн начала спускаться. На нее нахлынуло пронзительное чувство поражения. Она казалась себе усталой и очень, очень старой. Оступившись, Мегэн упала, сильно ударившись лбом и рассадив локоть. Ругнувшись, она сморгнула слезы, невольно навернувшиеся на глаза. Давно уже ей не случалось чувствовать себя такой слабой и беспомощной. Боль принесла с собой воспоминания о Дне Предательства, когда рухнула вся ее жизнь, лучшие друзья погибли или пропали, а ей самой едва удалось спастись. Сотни лет ведьмы правили Эйлиананом. Никто из них не предполагал, что возлюбленная Ри может восстановить против них народ. Они, безусловно, были слишком самонадеянны, но разве за это карают сожжением? Однако, многие члены Шабаша погибли в огне, и над древними башнями поднимался жирный черный дым.
Мегэн снова почувствовала прилив решимости. Она не позволит растоптать Шабаш только из-за того, что Банри опасается соперниц. Несмотря на то, что все тело болело, а по щеке ползла струйка крови, Мегэн заставила себя встать и медленно заковыляла вниз.
В День Предательства она бежала с помощью мелких лесных зверьков, которые показывали ей тропки, скрытые в чаще, и предупреждали об опасности. Она скрылась в своей потаенной долине, но не оставила попыток спасти друзей и наладить сбор сведений о том, что происходит в стране. Очень скоро она узнала, что за ее голову назначена награда и появляться в населенных местах стало слишком опасно. Она покидала свою долину только для того, чтобы узнать новости и купить талисманы из Башен, которые порой обнаруживались в повозках бродячих торговцев. Однажды она нашла на пороге Изабо, и воспитание малышки еще больше ограничило ее передвижения. Так прошло шестнадцать лет. Все эти годы Мегэн медленно, но неустанно подтачивала власть Банри, и сейчас она не собиралась сдаваться.
Как только площадка, на которой она разговаривала с драконом, скрылась из виду, ведьма остановилась на отдых. На сей раз она развела костер и сварила себе еду. Конечно, перед встречей с драконом следовало отдохнуть. Нельзя было разговаривать с ним, когда голова кружилась от голода и усталости. Гита предупреждал ее, но спешка оказалась сильнее обычной осторожности. Она услышала, как фыркнул донбег, когда она мысленно признала свою ошибку, но ничего не ответила. Она думала о том, что следует сделать. Гита вскочил ей на плечо и просунул прохладную лапку за воротник, но Мегэн знала, где она ошиблась и как избежать новых ошибок.
На рассвете она снова направилась к площадке у подножия лестницы и решительно вошла под арку.
Узкие ступени круто поднимались вверх. Глаза Мегэн испуганно расширились, когда она увидела, какой высоты была каждая ступень — серьезное испытание для человека ее роста. Стены по обеим сторонам лестницы были украшены загадочными фигурами и символами — лунами и звездами, кругами и волнистыми линиями, изображениями битв и коронаций, колдовских обрядов и волшебных существ, окруженных причудливыми каменными венками из диких роз и терновых ветвей. Мегэн обнаружила, что изменчивый орнамент, вьющийся по стене, неодолимо притягивает глаз. Казалось, в камне воплотилась какая-то занятная повесть, но Мегэн не знала языка, на котором она написана, она просто любовалась рисунками.
Чем выше она поднималась, тем более холодным и разреженным становился воздух, и Гита все больше жалел о своем уютном маленьком гнездышке в доме-дереве. Мегэн радовалась его болтовне, помогавшей заглушить дурные предчувствия. Один раз над ней мелькнула тень дракона. Мегэн обнаружила, что скорчилась у стены в приступе инстинктивного страха.
Как только стемнело, Мегэн пришлось сделать остановку: темнота скрывала многочисленные выбоины на ступенях. Несмотря на то, что ночь выдалась холодной, она не решилась разжечь костер. Подкрепившись хлебом и сушеными фруктами, она согрела воду для чая, как это делала Изабо, и устроилась поудобнее, глядя на звезды. Они казались ближе и ярче, чем когда-либо раньше, и Мегэн глядела на них с уже привычным чувством тревоги.
Она вздохнула и начала взбираться на гору, крепко прижимая к себе донбега, спрятавшегося под ее пледом. Ей тоже предстоял нелегкий и опасный путь, и она должна была пройти как можно больше, пока горы не скроет тьма. Мегэн не боялась никого из животных, обитавших в лесах и долинах, но в горах обитало множество волшебных существ, которые ничего не слышали о Мегэн. Даже ей время от времени необходимо спать, а во сне она была наиболее уязвима. Она решила спать как можно меньше.
Идти по глубокому снегу было трудно, несмотря на то, что Мегэн бормотала под нос заклинания. Она то и дело спотыкалась. Чем выше она поднималась, тем холоднее и резче становился ветер. Вскоре лес остался позади, и она очутилась в царстве снега и льда. Солнце уже опустилось за горы. Ледники горели закатным багрянцем, но долины уже окутала тьма.
Гита возбужденно зацокал и положил лапку ей на плечо. Тебе надо отдохнуть, любовь моя , — раздалось в голове у Мегэн.
Она покачала головой.
Нет, у нас очень мало времени , ответила она. Эта вспышка кометы… думаю, что она не принесет нам ничего, кроме бед.
Ты устала. Ты не спала несколько ночей. Ты должна поберечь силы , разворчался Гита.
Что такое моя сила по сравнению с силой дракона? — возразила она. Дракон сильнее любого другого существа. Он легко сокрушит меня, если захочет.
Для поединка со старейшей тебе понадобится сила духа , сказал Гита, похлопывая ее по мочке уха. И сила тела тоже, иначе ты быстро выдохнешься. У старейшей множество уловок.
Главное — выиграть время , ответила Мегэн.
Поспи немного, любовь моя , не сдавался донбег, а я буду охранять тебя. Никто не прикоснется к тебе, пока Гита на страже.
Мегэн покачала головой. Голова была ясной, она чувствовала, что ее переполняет странная сила. Колдовское чутье говорило ей, что Красные Стражи идут по ее следу и медлить нельзя. Все тело болело, напоминая о грузе множества прожитых лет. Однако когда Гита снова заворчал, она почувствовала голод и вспомнила, что последний раз ела несколько дней назад. Я немного отдохну и поем. Найди мне убежище , попросила она, и Гита бросился вперед, почти невидимый в сумерках.
В узенькой пещерке на склоне холма Мегэн достала картофельные лепешки и, присев, снова вспомнила об Изабо. Поняла ли девочка, какую ответственность возложила на нее Мегэн? А что если она потерпит поражение? Ее охватил ужас, и она в который раз пожалела, что была недостаточно строга к воспитаннице. И все же Изабо прошла Испытание, а ведьма-ученица вполне может идти собственным путем. Она была сообразительна и обладала немалой силой, а путешествие даст ей необходимый опыт. В каком-то смысле это такая же проверка, как Испытание.
Эта мысль заставила Мегэн подняться на ноги и продолжить путь. Склон стал еще круче, а тропинка — не шире двух ладоней. Ярко светили луны, но за каждым поворотом могла скрываться западня. Она упорно продолжала свой путь, крошечная в сравнении с огромным Драконьим Когтем, маячащим над ее головой. Все это время у нее не выходили из головы загадочная вспышка кометы и неожиданное появление Ишбель Крылатой. Мегэн считала Ишбель погибшей. Шестнадцать лет она пыталась отыскать следы ученицы, исчезнувшей в День Предательства. Она спасла Ишбель от Красных Стражей, устроив в башне пожар. Но потом девочка исчезла. Мегэн рассылала почтовых голубей, расспрашивала бродячих торговцев и деревенских ведьм, пыталась позвать ее через огонь и воду — все напрасно. Шестнадцать лет о Ишбель не было ни слуху ни духу, и вдруг она появилась у Священного Костра, обнаженная, как и остальные ведьмы, с расплетенными волосами, длинными, как мантия Банри. Она встретилась с Мегэн взглядом, но тут же закрыла глаза, как предписывал ритуал. Всю долгую ночь воздух между ними звенел от невысказанных вопросов, упреков и радостных восклицаний. Мегэн с трудом отрешилась от всего земного, чтобы превратить себя в пустой сосуд, как требовал кодекс. Она знала, что Ишбель приходится еще труднее, ее дыхание было неровным, порой до Мегэн доносились сдавленные всхлипы. От досады Мегэн заскрипела зубами. Найти Ишбель, которую она шестнадцать лет считала мертвой, чтобы провести всю ночь в молчании! И снова потерять ее, когда она упорхнула с утеса, точно перышко, подхваченное ураганом! Откуда она появилась, куда улетела? Мегэн не знала, что об этом думать.
Многие годы ее тяготила мысль, что она пережила большинство своих друзей и родных. Именно тогда она впервые задумалась о том, почему ее старое тело не хочет умирать. А потом в Башню Двух Лун пришла учиться маленькая светловолосая девочка, — многие знатные семьи посылали туда своих дочерей. Башня Благословенных Полей в Блессеме была, скорее, сельскохозяйственной школой, чем вратами в сокровенные таинства, а другие близлежащие Башни либо лежали в руинах, либо превратились в прибежища алхимиков. Лишь в Башне Двух Лун обучали всем видам колдовства и изучали все проявления магии. Даже те, чьи способности были невелики, находили себе место в Башне, где приветствовали все увеличивающееся многообразие Талантов.
Мегэн впервые встретила Ишбель во дворе перед покоями Хранительницы Ключа. Под ногами у нее потертый заплечный мешок, на плече сидела голубка. Лесная ведьма решила навестить Новую Хранительницу Ключа, Табитас, которая когда-то была ее ученицей. При виде Ишбель что-то кольнуло ей сердце. Она попросила разрешения присутствовать при Первом Испытании Силы, которое должны были проходить все новички. Восьмилетняя Ишбель не прошла Испытания и должна была вернуться домой. Но старая кормилица, пришедшая вместе с девочкой, расплакалась и стала умолять, чтобы ее приняли. Ее отец и брат погибли на Третьей Фэйргийской Войне, сказала она, а замок и земли унаследовал кузен.
— Здесь — не приют для сирот, — нетерпеливо бросила Табитас. — Должны же у девочки быть какие-нибудь родственники.
Старушка покачала головой.
— Они будут ее бояться.
Табитас и Мегэн озадаченно взглянули на женщину. Светловолосая и голубоглазая, девочка казалась ангелом, спустившимся с небес.
— Она умеет летать, — сказала кормилица и снова залилась слезами. — Она все время это делает. Посреди летней ярмарки, и во время жатвы, и когда ее кузен принимает гостей, а ее отправляют спать. Она больше не желает ходить, а людям это не нравится.
Хранительница Ключа и ее бывшая наставница обменялись многозначительными взглядами и велели снова привести девочку. Она парила в футе над землей, белокурые волосы развевались на лету, а следом за ней летела белая голубка. Увидев на потолке роспись, девочка поднялась, чтобы рассмотреть ее поближе. Она не отвечала на вопросы и не обращала внимания на просьбы спуститься. В конце концов, кормилица взобралась на стул и ухитрилась поймать Ишбель за щиколотку. За все это время девочка не проронила ни слова.
Мегэн решила остаться в Башне Двух Лун и заняться обучением девочки. Она учила ее всему, что умела, и пристально вглядывалась в нее, надеясь отыскать ключ к ее магии. Ни в одной из книг, хранившихся в библиотеке, не было упоминаний о ведьмах, умеющих летать — кроме тех, кто был связан с драконами, крылатыми лошадьми и прочими волшебными существами. В одной из книг отыскалась история о волшебных башмаках, которые позволяли двигаться огромными скачками, но нигде не было ни слова о людях, умеющих летать так же легко и непринужденно, как Ишбель. Казалось, она чувствовала себя в воздухе как рыба в воде, и порой пугала Мегэн, взмывая над кроватью во время сна. Неразрешенная загадка вернула Мегэн ощущение смысла жизни. Как бы сильно лесная ведьма ни любила свою уединенную долину, она порой скучала по обществу других ведьм, а новая задача придала ее жизни остроту. Мегэн снова перебралась в башню и в течение последующих десяти лет наслаждалась ее размеренной жизнью больше, чем когда-либо прежде.
Хорошенькая белокурая девочка превратилась в хрупкую женщину, окутанную такой завесой тайны, что Мегэн не на шутку испугалась. Почему она появилась именно сейчас, когда подошло время Испытания? Как она узнала, что им не обойтись без нее? Эти вопросы мучили Мегэн всю ночь, пока, наконец, подозрения, которые она питала долгие годы, не превратились в уверенность.
Восходящее солнце застало старую ведьму в пути. Ее тело ныло от холода и усталости, но она не думала об этом, она лихорадочно пыталась вспомнить язык драконов. Когда-то ей пришлось выучить все высшие языки, но это было много лет назад; с тех пор ей ни разу не довелось применить свои знания. Энергия, поддерживавшая ее, иссякла, и Мегэн охватило мучительное беспокойство. Она начала опасаться, что делает крупную ошибку.
Съев свой скудный завтрак, она продолжила подъем. Гита дремал, уютно устроившись в темноте ее кармана. В предрассветном сумраке уже можно было различить Великую Лестницу, прорезающую крутой склон Драконьего Когтя. Вскоре она оказалась на площадке, от которой поднимались узкие крутые ступени. Начало лестницы украшала массивная арка, которую с обеих сторон охраняли полуразрушенные каменные драконы.
Мегэн с беспокойством взглянула вверх, на зазубренный пик, блестевший в рассветных лучах, затем присела на первую ступеньку, между огромных каменных статуй. Она выпила немного воды и вытащила из мешка горсть сушеных фруктов. Каждая косточка, каждая мышца в ее теле ныла; в эту минуту она больше всего сожалела о том, что не может согреть себе чаю.
Голова Мегэн сама собой опустилась на колени, глаза закрылись. Почуяв опасность, она рывком вскинула голову и несколько секунд озиралась, пытаясь найти ее источник. Сердце пропустило удар, когда она поняла, что дракон, сидевший над ней, не был еще одной каменной статуей, это был самый настоящий живой дракон!
Он оказался намного меньше, чем она ожидала, но тонким удивительно гибким и изящным. Угловатая голова была увенчана зубчатым гребнем, тянувшимся вдоль всей шеи и спины. Под чешуйчатой шкурой перекатывались крепкие мышцы. Сидя на высоком утесе, он разглядывал Мегэн узкими топазовыми глазами. Она опустила глаза и произнесла на старейшем из языков:
— Приветствую тебя, Великий!
Дракон медленно потянулся, расправляя огромные крылья, и слетев на площадку устроился напротив Мегэн. Ей стоило большого труда не отступить назад.
— Что привело тебя сюда, глупая человеческая женщина? — мысленно спросил он.
— Я хочу поговорить с вами и прошу оказать мне честь и выслушать меня, — тщательно выговорила Мегэн, припоминая сложный драконий этикет.
Дракон недобро улыбнулся, складывая шуршащие крылья.
— У меня нет желания беседовать с тобой. Люди мне не интересны, разве что в качестве редкого кушанья. — Он зевнул. — Я давно уже не пробовал человечины, но ты кажешься слишком тощей — кожа да кости и еще волосы. Можешь уходить.
Мегэн не знала, что делать.
— Но я… — Начала она. В ответ раздался низкий вибрирующий рык. Глаза дракона
вспыхнули желтым огнем.
— Можешь уходить, — повторил он, нетерпеливо постукивая хвостом.
Мегэн склонила голову.
— Я хотела бы задать вам вопрос, милорд.
— Можешь спрашивать, — бросил дракон, зло глядя на Мегэн, — но предупреждаю: твое присутствие начинает меня раздражать.
— Почему вы подбросили мне Изабо? — спросила Мегэн.
— Я? Я ничего тебе не подбрасывал. Я не люблю людей.
— Драконы. Почему драконы подбросили мне Изабо?
— Изабо? — дракон произнес это имя с неприязнью. — Что такое… Изабо?
— Она ребенок… была… ребенком. Дракон оставил ее у меня на пороге. — Мегэн впервые встретилась с драконом глазами, и замерла, не в силах отвести взгляда. Ей казалось, время многократно ускорило свой бег, стремительно мелькают годы, и так же стремительно кружатся по своим орбитам планеты и звезды. Над ее головой, сменяя друг друга, отцветали закаты и неслись облака, мир крутился вокруг своей оси, и холодно поблескивали глаза дракона. Она увидела такую муку, которой никогда не могла представить, всепоглощающий голод, ревностно хранимое знание, и холодный блеск драконьих глаз.
Внезапно она услышала, как по одежде скребут крошечные коготки. Вскарабкавшись на плечо, Гита пронзительно заверещал ей в ухо. Мегэн очнулась, с ужасом осознав, что ее отделяют от дракона считанные дюймы. Он нависал над ней, недобро улыбаясь.
— Стало быть, у человеческой ведьмы есть друзья? — ехидно спросил он, метнув в донбега огненный язычок. Гита испуганно юркнул под плед.
— Я хочу понять, почему драконы в своей мудрости и проницательности решили оставить малютку Изабо на мое попечение. — Мегэн осторожно подбирала слова, обращаясь к чешуйчатой драконьей ноге — единственному, что она могла видеть, не задирая головы.
— Почему Круг Семи должен интересоваться делами ничтожных людишек? — пренебрежительно спросил дракон, выпустив небольшое облачко дыма.
Глаза Мегэн блеснули. Наконец ей удалось пробить брешь в его обороне и что-то узнать.
— Шестнадцать лет назад, вернувшись в мое тайное убежище, я обнаружила на пороге малютку, зажавшую в кулачке драконий глаз. Было не так уж трудно догадаться, чей это ребенок, но как и почему она оказалась у меня на пороге? Я вижу лишь один возможный ответ — драконы выбрали меня, чтобы я вырастила Изабо. Но я не знаю почему.
Дракон снова зевнул, хотя и менее убедительно, чем в прошлый раз, и зашуршал крыльями.
— Если даже твоя история окажется правдой, с чего ты взяла, что мы станем держать перед тобой ответ? — Дракон вложил в последние слова бездну презрения.
— У Круга Семи должны были быть веские причины, чтобы вмешаться в дела страны, — сказала Мегэн, стараясь не смотреть ему в глаза. — Я попыталась выполнить эту задачу, но если нужно, чтобы я добилась успеха, я должна понимать, чего от меня ждут.
Дракон улыбнулся, расправляя огромные желтые крылья. Мегэн почувствовала, что у нее подгибаются колени.
— Ты ничего не знаешь.
— Я знаю достаточно, чтобы прийти сюда и найти тебя.
— И все же ты ничего не знаешь.
— Именно поэтому я прошу у Круга Семи аудиенции.
Дракон впился в нее долгим взглядом. Желание взглянуть ему в глаза стало почти невыносимым.
— Круг Семи не желает говорить с тобой.
— Но…
— Гнев против твоего народа до сих пор не утих. Уходи, пока я не превратил тебя в пепел!
На некоторое время воцарилось молчание — Мегэн отчаянно подыскивала аргументы, которые заставили бы его сдаться.
— Ты больше не интересуешь меня, ведьма. Уходи. — В голосе дракона слышалась угроза, из ноздрей вырывались струйки дыма. — Уходи!
Неохотно поклонившись, Мегэн начала спускаться. На нее нахлынуло пронзительное чувство поражения. Она казалась себе усталой и очень, очень старой. Оступившись, Мегэн упала, сильно ударившись лбом и рассадив локоть. Ругнувшись, она сморгнула слезы, невольно навернувшиеся на глаза. Давно уже ей не случалось чувствовать себя такой слабой и беспомощной. Боль принесла с собой воспоминания о Дне Предательства, когда рухнула вся ее жизнь, лучшие друзья погибли или пропали, а ей самой едва удалось спастись. Сотни лет ведьмы правили Эйлиананом. Никто из них не предполагал, что возлюбленная Ри может восстановить против них народ. Они, безусловно, были слишком самонадеянны, но разве за это карают сожжением? Однако, многие члены Шабаша погибли в огне, и над древними башнями поднимался жирный черный дым.
Мегэн снова почувствовала прилив решимости. Она не позволит растоптать Шабаш только из-за того, что Банри опасается соперниц. Несмотря на то, что все тело болело, а по щеке ползла струйка крови, Мегэн заставила себя встать и медленно заковыляла вниз.
В День Предательства она бежала с помощью мелких лесных зверьков, которые показывали ей тропки, скрытые в чаще, и предупреждали об опасности. Она скрылась в своей потаенной долине, но не оставила попыток спасти друзей и наладить сбор сведений о том, что происходит в стране. Очень скоро она узнала, что за ее голову назначена награда и появляться в населенных местах стало слишком опасно. Она покидала свою долину только для того, чтобы узнать новости и купить талисманы из Башен, которые порой обнаруживались в повозках бродячих торговцев. Однажды она нашла на пороге Изабо, и воспитание малышки еще больше ограничило ее передвижения. Так прошло шестнадцать лет. Все эти годы Мегэн медленно, но неустанно подтачивала власть Банри, и сейчас она не собиралась сдаваться.
Как только площадка, на которой она разговаривала с драконом, скрылась из виду, ведьма остановилась на отдых. На сей раз она развела костер и сварила себе еду. Конечно, перед встречей с драконом следовало отдохнуть. Нельзя было разговаривать с ним, когда голова кружилась от голода и усталости. Гита предупреждал ее, но спешка оказалась сильнее обычной осторожности. Она услышала, как фыркнул донбег, когда она мысленно признала свою ошибку, но ничего не ответила. Она думала о том, что следует сделать. Гита вскочил ей на плечо и просунул прохладную лапку за воротник, но Мегэн знала, где она ошиблась и как избежать новых ошибок.
На рассвете она снова направилась к площадке у подножия лестницы и решительно вошла под арку.
Узкие ступени круто поднимались вверх. Глаза Мегэн испуганно расширились, когда она увидела, какой высоты была каждая ступень — серьезное испытание для человека ее роста. Стены по обеим сторонам лестницы были украшены загадочными фигурами и символами — лунами и звездами, кругами и волнистыми линиями, изображениями битв и коронаций, колдовских обрядов и волшебных существ, окруженных причудливыми каменными венками из диких роз и терновых ветвей. Мегэн обнаружила, что изменчивый орнамент, вьющийся по стене, неодолимо притягивает глаз. Казалось, в камне воплотилась какая-то занятная повесть, но Мегэн не знала языка, на котором она написана, она просто любовалась рисунками.
Чем выше она поднималась, тем более холодным и разреженным становился воздух, и Гита все больше жалел о своем уютном маленьком гнездышке в доме-дереве. Мегэн радовалась его болтовне, помогавшей заглушить дурные предчувствия. Один раз над ней мелькнула тень дракона. Мегэн обнаружила, что скорчилась у стены в приступе инстинктивного страха.
Как только стемнело, Мегэн пришлось сделать остановку: темнота скрывала многочисленные выбоины на ступенях. Несмотря на то, что ночь выдалась холодной, она не решилась разжечь костер. Подкрепившись хлебом и сушеными фруктами, она согрела воду для чая, как это делала Изабо, и устроилась поудобнее, глядя на звезды. Они казались ближе и ярче, чем когда-либо раньше, и Мегэн глядела на них с уже привычным чувством тревоги.