Фрэзер Джеймс Джодж. Фольклор в ветхом завете

клянущиеся берут курицу (один - за голову, а другой - за ноги) и раздирают
ее пополам; здесь подразумевается, что изменника или нарушителя договора
постигнет такая же участь". У других племен нага из Ассама существует
несколько иной способ мирного разрешения споров. "Представитель каждой из
спорящих сторон держится за край тростниковой корзины, внутри которой
помещена живая кошка, и по сигналу третье лицо рассекает кошку пополам, а
затем стороны разрезают ее своими ножами на более мелкие части, стараясь
замарать кровью ножи. Когда я однажды оказался очевидцем этой церемонии, мне
сказали, что она является формой примирения или заключения договора и что,
стало быть, убийство кошки породило известные договорные отношения". У
кланов племени лушеи-куки из Ассама "клятва дружбы между вождями составляет
важное событие. Привязывают к столбу животное из породы бизонов, и оба
приносящие клятву правой рукой наносят ему копьем в лопатку удар, достаточно
сильный, чтобы показалась кровь, причем твердят формулу клятвы, имеющую тот
смысл, что, пока реки не потекут обратно в недра земли, они будут оставаться
друзьями. Животное после этого убивают и кровью его смачивают ноги и лоб
обоих поклявшихся лиц. Чтобы придать клятве еще более обязательную силу, оба
проглатывают по кусочку сырой печени".
Спрашивается, каков смысл этих жертвоприношений при заключении
договоров и произнесении клятв? Почему состоявшееся соглашение или
принесенную клятву стороны скрепляют тем, что убивают животное, разрезают
его на куски, становятся на них ногами или проходят между ними, мажут свое
тело кровью животного? Для объяснения этих обрядов были выдвинуты две
теории: одну из них можно назвать теорией возмездия, а другую -
сакраментальной или очистительной. Рассмотрим сначала первую. По этой
теории, убийство животного и разрезание его на части есть символ возмездия,
которое ожидает человека, нарушившего договор или преступившего клятву: он
погибнет насильственной смертью, подобно принесенному в жертву животному.
Такое толкование своих обрядов дают представители некоторых из соблюдающих
их племен. Так, например, вачева говорят: "Пусть я буду разорван пополам,
как эта веревка и этот козленок!" А нанди, разрезав собаку пополам,
произносят: "Пусть тот, кто нарушит настоящий мир, будет убит, подобно этой
собаке!"
Подобный же ритуал, сопровождаемый аналогичными заклинаниями,
существовал для оформления мирных договоров у народа абоме, живущего в
дельте Нигера; народ этот более известен в Европе под именем "новых
калабаров". Когда два поселения или две семьи одного племени уставали от
войны, они посылали людей в древнее селение Ке, расположенное близ морского
берега, к востоку от реки Сомбрейро, где находился фетиш по имени "Кени
Опусо". Они приглашали к себе жреца этого фетиша для руководства процедурой
заключения мира между воюющими сторонами.
Жрец прибывал в своей лодке, украшенной листьями молодой пальмы, и
после переговоров с прежними врагами назначал день для утверждения мирного
договора присягой. В назначенный день люди являлись на собрание, в котором
принимали также участие жители селения Ке, приносившие с собой предметы
жертвоприношения, а именно: овцу, кусок черной или темно-синей материи,
порох и траву или семена трав, над которыми воевавшие стороны произносили
клятву мира и дружбы. Жрец первый провозглашал: "Сегодня мы из селения Ке
приносим мир вашим селениям. Отныне все ваши люди не должны питать злого
умысла друг против Друга". С этими словами он привлекал к себе овцу и,
рассекши ее пополам, говорил: "Если одно селение пойдет опять войной на
другое, то пусть его постигнет участь этой овцы, рассеченной пополам".
Затем, поднимая кверху кусок темной ткани, он продолжал: "Как темна эта
ткань, так да покроется тьмой нападающее селение". Потом он подносил огонь к
пороху, говоря: "Как сгорел этот порох, да сгорит так виновное селение!"
Наконец, роняя на землю траву, он ГОВОРИЛ: "Если одно селение опять пойдет
войной на другое, то пусть оно зарастет травой". В награду за услуги,
которые жители Ке оказывали в качестве миротворцев, древний калабарский
закон запрещал всем другим селениям объявлять им войну под страхом изгнания,
которому ослушавшиеся будут подвергнуты с согласия всех остальных членов
племени. В этих калабарских обрядах идея возмездия выражена вполне
определенно в акте рассекания овцы пополам и подчеркивается, кроме того,
заклинаниями, сопровождающими прочие символические действия ритуала.
Такое же объяснение дается аналогичному обряду племени нага. Объяснение
это находит себе подтверждение в принятых у этого племени разнообразных
формах клятвы, которые легче всего могут быть поняты, если рассматривать их
как символы возмездия, угрожающего клятвопреступнику. Теория возмездия
подтверждается также обычаями классического мира. Так, например, когда
римляне заключали с албанцами мирный договор - древнейший, по словам Ливия,
из всех договоров,- представитель римского народа обратился к Юпитеру с
такими словами: "Если римский народ заведомо и преднамеренно отступит от
условий настоящего договора, то порази его, о Юпитер, в тот день так, как я
ныне поражаю этого кабана". И с этими словами он убил кабана кремниевым
ножом. Точно так же мы читаем у Гомера, как при заключении перемирия между
греками и троянцами были принесены в жертву ягнята; пока животные испускали
свой дух, Агамемнон совершил возлияние вина, а народ - греки и троянцы -
воссылал к богам молитву о том, что если какая-нибудь из сторон нарушит
клятву, то да прольется ее мозг на землю, подобно жертвенному вину.
Идея возмездия, лежащая в основе подобных жертвоприношений, выступает
вполне явственно в одной ассирийской надписи, где описана торжественная
клятва верности, которую Мати-илу, владыка страны Бит-агуси, принес
ассирийскому царю Ашур-нирари. Часть этой надписи гласит так: "Этот козел
был выведен из стада не для жертвы доблестной воительнице или мироносице
(богине Иштар), не по причине болезни и не для убоя, но был выведен для
того, чтобы Мати-илу на нем поклялся в верности царю Ассирии Ашур-нирари.
Если Мати-илу преступит свою клятву, то так же, как этот козел выведен из
своего стада и больше к нему не вернется и не станет вновь во главе его, и
Мати-илу будет выведен из своей страны со своими сыновьями, своими дочерьми
и со всем своим народом, не вернется больше в свою страну и не станет опять
во главе своего народа. Голова эта - не голова козла, это голова Мати-илу,
это голова детей его, его знатных людей, народа его земли. Если Мати-илу
нарушит свою клятву, то так же, как отрезана голова этого козла, будет
отрезана голова Мати-илу. Эта правая нога - не правая нога козла, а правая
рука Мати-илу, правая рука его сыновей, его знатных людей, всего народа его
земли. Если Мати-илу нарушит сей договор, то так же, как оторвана правая
нога этого козла, будет оторвана правая рука Мати-илу, его сыновей, его
знатных людей и всего народа его земли". На этом месте надпись обрывается и
следует большой пробел. Можно предположить, что в недостающей части
продолжалось описание расчленения жертвы, причем после отсечения каждого
члена приносивший жертву провозглашал, что этот член отделяется не у козла,
а у Мати-илу, его сыновей, дочерей, знатных людей и всего народа его земли,
если они вздумают когда-нибудь изменить своему сюзерену, царю ассирийскому.
Подобные жертвы, сопровождаемые и разъясняемые такими же заклинаниями,
мы встречаем в быту некоторых народов современного мира. Так, на острове
Ниас при произнесении торжественной клятвы или при заключении договора
человек перерезает глотку у поросенка и одновременно призывает такую же
смерть на свою голову в случае нарушения клятвы или договора. На острове
Тимор обычная форма присяги, принимаемой в подтверждение свидетельских
показаний, состоит в следующем. Свидетель берет в одну руку курицу, а в
другую меч и говорит: "Господь бог, живущий на земле и в небесах, смотри на
меня! Если я даю ложное показание во вред моим собратьям, то покарай меня!
Ныне я приношу присягу, и если слова мои лживы, то пусть моя голова будет
отрезана, как у этой курицы!" С этими словами он кладет курицу на колоду и
отрубает ей голову. У батаков (на Суматре) при заключении мира или
торжественного договора между племенами приводят свинью или корову, вожди
договаривающихся племен становятся по обе ее стороны. Под звуки гонгов
старший или наиболее уважаемый вождь перерезывает ножом горло у животного.
Затем вскрывают тело, вынимают из него еще трепещущее сердце и режут его на
куски по числу присутствующих вождей. Каждый из них насаживает свой кусок на
вертел, жарит или подогревает его на огне и, поднимая кверху, говорит:
"Если я когда-нибудь нарушу свою клятву, то пусть я буду убит, как это
животное, истекающее кровью, и пусть меня съедят, как сердце этого
животного". С этими словами он проглатывает свой кусок. Когда все вожди
проделывают этот обряд, дымящаяся туша животного делится между собравшимися
людьми, начинается пиршество.
У чинов, живущих в горной стране на границе Ассама и Бирмы, существует
следующий клятвенный обряд при заключении дружественного союза между двумя
племенами. На место собрания приводят вола, и колдуны обоих селений выливают
на него какие-то жидкости, причем бормочут призыв к духам, прося их обратить
внимание на предстоящее соглашение, скрепленное кровью. Вожди обоих племен с
копьями в руках становятся по обе стороны вола и наносят ему удар в сердце.
Иногда вместо копий употребляются ружья, которыми вожди одновременно
простреливают животному голову или сердце. Упавшему волу перерезают глотку и
собирают кровь в чаши, затем отрезают хвост, смачивают его этой кровью,
после чего вожди и старейшины племен окропляют ею друг другу лицо. Колдуны
при этом все время нашептывают: "Пусть тот, кто нарушит договор, умрет такой
же смертью, какой умерло это животное; пусть он будет похоронен за пределами
своего селения; дух его пусть никогда не найдет себе покоя; пусть семья его
также умрет; пусть всякие напасти посетят его селение".
В прежнее время у каренов в Бирме существовал следующий обряд
заключения мира с врагами. После встречи представителей сторон изготовляли
порошок из опилок меча, копья, ружейного дула и камня и смешивали его в
чашке с водой и кровью специально для этой цели убитых собаки, свиньи и
курицы. Смесь эта называлась "миротворческая вода". Затем череп убитой
собаки рассекался пополам; представитель одной стороны брал нижнюю челюсть
животного и привешивал его веревкой к своей шее, а представитель другой
стороны надевал себе на шею верхнюю челюсть собаки. Вслед за этим оба давали
торжественный обет, что отныне их народы будут жить в мире друг с другом, и
в подтверждение обета выпивали "миротворческую воду", а потом произносили
следующую формулу: "Если теперь, после того как мы заключили между собой
мир, кто-нибудь нарушит договор, если он не будет поступать честно, опять
затеет войну и новую вражду, то пусть копье поразит его грудь, ружье -
внутренности его, а меч - его голову; пусть собака пожрет его; пусть свинья
пожрет его; пусть камень пожрет его!" Здесь предполагается, что меч, копье,
ружье и камень, а также убитые собака и свинья участвуют в совершении акта
мести клятвопреступнику, который вместе с глотком "миротворческой воды"
впитал в себя частицу каждого из них.
В этих примерах сила возмездия, приписываемая жертвоприношению,
выражена вполне недвусмысленно в сопровождающей обряд формуле: убийство
животного символизирует убийство клятвопреступника или, вернее сказать,
является симпатическим средством для этого.
Но спрашивается, как можно теорией возмездия объяснить особенность
еврейского и греческого обряда, которая состоит в том, что приносящие жертву
проходят между частями убитого животного или становятся на них ногами?
Поэтому Робертсон-Смит предложил такое толкование обряда, которое можно
назвать сакраментальным или очистительным. Он предполагает, что "стороны
становятся между частями животного, символизируя этим свое приобщение к
мистической жизни жертвы". В подтверждение этой теории он ссылается на
соблюдение того же обычая в других случаях, к которым неприменима идея
наказания или возмездия, но которые если не всегда то по крайней мере часто
могут быть объяснены как способы торжественного очищения. Так, в Беотии
формой общественного очищения служило разрезание собаки на части и
прохождение между этими частями. Подобный обряд соблюдался при очищении
македонской армии. Разрезали собаку пополам:
голова и передняя половина тела клались направо, а задняя половина и
внутренности - налево, и вооруженные войска проходили между обеими
половинами. В заключение обряда войско разделялось на две части и притворно
обращалось в бегство. Точно так же, по греческому мифу, Пелей, разграбив
город Иолос, убил царицу Астидамию и, разрезав ее тело на части, провел
между ними свою армию в город. Эта церемония, вероятно, была формой
очищения, для пущей торжественности которой была принесена человеческая
жертва. Такое объяснение подтверждается обрядом, который кавказские албанцы
соблюдали в храме луны: периодически они приносили в жертву посвященного
храму раба, которого прокалывали копьем, после чего тело его выставлялось на
определенном месте, весь народ проходил, наступая на него ногами, что имело
значение очистительного обряда. Албания Кавказская - древнее государство в
Восточном Закавказье, существовавшее с конца первого века до нашей эры по
десятый век нашей эры. Население албанцы, утии, каспии и другие племена.
У южноафриканских басуто существует такая форма торжественного
очищения. Убивают животное и прокалывают его насквозь, а затем через
образовавшееся в трупе отверстие пропускают подвергающегося очищению
человека. Мы видели, что у племени баролонг (в Южной Африке) соблюдается
такой же обычай при заключении договора: договаривающиеся стороны
протискиваются через дыру, сделанную в брюхе убитого вола. Эти
южноафриканские обычаи, сопоставленные вместе, наводят на мысль, что
прохождение между кусками убитой жертвы заменяет прохождение через самый
труп.
Очистительный или, лучше сказать, охранительный смысл таких обрядов в
значительной степени подтверждается обычаями моавитянских арабов, которые и
теперь еще в годину всеобщих бедствий, таких, как засуха или эпидемия,
прибегают к подобным обрядам, объясняя их намерением освободить народ от
приключившегося или угрожающего несчастья. Если, например, среди племени
начинает свирепствовать холера, то шейх становится среди кочевья и
восклицает: "Искупайте, люди, свои грехи, искупайте свои грехи!" Вслед за
тем каждая семья приносит в жертву овцу, режет ее пополам и подвешивает обе
половины в шатре или на двух столбах у входа.
После этого все члены семьи проходят между обеими частями жертвы;
детей, не умеющих еще ходить, родители несут на руках. Часто они проходят по
нескольку раз между сочащимися кровью двумя половинами овцы, так как, по
мнению арабов, эти последние обладают свойством прогонять беду или злого
духа, наводящего порчу.
К подобному же средству прибегают во время засухи, когда трава выгорает
без дождя и погибает скот. Жертва служит как бы выкупом за человека и
скотину. Арабы говорят: "Это наш выкуп за нас и за наши стада". Когда их
спрашивают, каким образом обряд производит такой спасительный эффект, то они
отвечают, что жертва сталкивается с напастью и вступает с ней в борьбу.
Эпидемия, засуха или другое бедствие представляются им в виде ветра, дующего
в степи и сметающего все на своем пути, пока он не встречает жертву,
которая, точно лев, преграждает ему дорогу. Между ними завязывается ужасный
бой, но болезнь или засуха терпит поражение и, разбитая врагом, отступает, а
победоносная жертва овладевает полем сражения.
Здесь, конечно, нет места идее возмездия, нет предположения о том, что
смерть овцы символически или магически предопределяет смерть людей,
прошедших между кусками баранины; напротив, смерть животного, по поверью
арабов, спасает им жизнь, охраняя ее от той или иной угрожающей ей
опасности.
При тех же самых обстоятельствах вполне аналогичный обычай существовал
и смысл его таким же образом истолковывался у чинов, населяющих горную
страну на границе Ассама и Бирмы. "Когда у них кто-нибудь подозревает, что
его преследует разгневанный дух, например дух холеры, то принято разрезать
собаку пополам, не задевая кишок, и класть переднюю часть по одну сторону
дороги, а заднюю часть - по другую, так что обе части остаются связаны
кишками, протянутыми поперек дороги. Это делается для того, чтобы укротить
дух и отвратить его от дальнейшего преследования". Чины до такой степени
представляют холеру в виде опасного духа, что, когда несколько человек из
этого племени явились в город Рангун во время эпидемии, всюду, куда они ни
приходили, они держали наготове обнаженные мечи, чтобы отпугнуть демона, и
весь день прятались в кустах, боясь встречи с ним.
Такие же средства употребляли против чумы и моровой язвы коряки в
Северо-восточной Сибири. Они убивали собаку, привешивали ее кишки к двум
столбам и проходили под ними. Таким путем они, без сомнения, тоже думали
увильнуть от духа болезни, для которого собачьи кишки представляют
неодолимую преграду.
Женщины после родов обычно считаются нечистыми и подверженными
преследованию злых духов. Отсюда - обычай у трансильванских цыган: когда
женщина после родов встает с постели, то ее пропускают между двумя
половинами разрезанного петуха, если она родила мальчика, или разрезанной
курицы, если она родила девочку, после чего петуха съедают мужчины, а курицу
- женщины.
Во всех этих случаях прохождение между кусками разрезанного животного
имело своей целью не возмездие, а защиту:
мясо и кровь жертвы так или иначе мыслились как препятствие для сил
зла, не дающее им преследовать или делать вред тому, кто сумел преодолеть
его. Все такие обряды могут быть поэтому названы очистительными в широком
смысле этого слова, так как они очищают или освобождают страждущего от
зловредных влияний.
Возвращаясь теперь к нашему исходному пункту, можно поставить вопрос:
что лежало в основании древнееврейской формы заключения договора путем
прохождения между частями жертвенного животного - идея возмездия или идея
очищения? Иными словами, был ли это символический способ призывания смерти
на голову клятвопреступника, или же это магическое средство очищения
договаривающихся сторон от пагубных влияний, самозащиты против некоей
угрожающей им опасности? Все остальные приведенные мной случаи обращения к
этому обряду говорят в пользу очистительного, или охранительного, значения
еврейского обычая: ни один из этих примеров не может быть истолкован в духе
теории возмездия, ибо некоторые из них полностью исключают возможность
такого толкования, а другие не могут быть поняты иначе, как с точки зрения
очистительной, или охранительной, теории, как об этом иногда прямо
свидетельствуют те самые племена, которые соблюдают данный обычай, а именно
арабы и чины. Само собой разумеется, что при всякой попытке объяснить
древнееврейский обряд мы должны придавать большое значение его аналогии с
современной нам арабской церемонией, потому что оба обычая тождественны по
форме, а народы, соблюдающие их сейчас или соблюдавшие в прошлом,
принадлежат к одной и той же семитической семье, говорили на родственных
семитических языках и населяли одну и ту же страну - землю Моав, где арабы и
теперь еще соблюдают свой Древний обычай. Отсюда неизбежно напрашивается тот
вывод, что как древнееврейский, так и современный арабский обряд одинаково
произошли от общего семитического источника, очистительный, или
охранительный, характер которого и доныне запечатлен в сознании моавитянских
арабов.
Остается ответить еще на один вопрос. В чем заключалась очистительная,
или охранительная, сила подобного акта? Почему, проходя между кусками
убитого животного, человек полагал, что этим действием он предохраняет себя
от опасности? Ответ, который дает Робертсон-Смит, можно назвать
сакраментальным толкованием обряда. Он высказал такую гипотезу: люди,
которые стояли или проходили между частями жертвы, считали, что связывают
себя с жертвенным животным и друг с другом узами общей крови. По его мнению,
такой договор был одной из форм известного и широко распространенного
обычая, состоящего в том, что вступающие в договор люди создают для себя
искусственную кровную связь, смешивая вместе немного крови каждого из
участников договора. По этой гипотезе, вся разница между обеими формами
заключения договора состоит лишь в том, что во втором случае кровь животного
заменяется человеческой кровью договаривающихся лиц, В пользу этой теории
можно привести много соображений. Прежде всего, как мы видели,
южноафриканские обычаи дают основание заключить, что прохождение между
частями жертвенного животного практикуется взамен прохождения через самое
тело животного. Подтверждением этого служит обычай, наблюдаемый у чинов:
разрезав пополам жертвенную собаку, они оставляют в целости кишки, которые
связывают переднюю часть животного с задней, и под ними проходят
очищающиеся. Такой же обычай, но в менее отчетливой форме, как уже было
сказано, существовал и у коряков. Сохранение вытянутых кишок в качестве
связи между разъединенными половинами жертвы служит явным указанием на
попытку сочетать абстрактное единство убитого животного с практической
необходимостью разделить его тело, чтобы создать фикцию прохождения людей
сквозь труп. Но какой же другой смысл могло иметь прохождение людей через
тело животного, если не тот, что таким путем они наделялись теми или иными
свойствами животного, которые, как предполагалось, могли быть перенесены на
всякого, кто физически отождествил себя с животным, проникнув в его тело?
Что именно такая идея лежит в основе этого обряда, подтверждается
аналогичным обычаем патагонских индейцев. У этих туземцев "при рождении
ребенка убивают корову или кобылу, вынимают желудок, вскрывают его и, пока
он еще не успел остынуть, кладут внутрь новорожденного младенца. Остальные
части животного съедает племя на устраиваемом пиршестве... Другая вариация
этой церемонии, сопровождающей рождение ребенка, носит еще более дикий
характер. Когда рождается мальчик, берут кобылу или жеребенка, в зависимости
от имущественного и общественного положения отца, и набрасывают лассо на
каждую ногу животного, а на шею и туловище по паре лассо. Народ размещается
вокруг животного и держит в руках свободные концы веревки так, что животное
не может упасть. Затем отец новорожденного приближается к кобыле или
жеребенку и вскрывает ножом тело животного от шеи книзу; после этого
вынимают сердце и внутренности и в образовавшуюся пустоту кладут младенца,
причем стараются не упустить момент, пока животное еще трепещет. Индейцы
верят, что благодаря этой процедуре ребенок со временем вырастет хорошим
наездником". Как сам обычай, так и преследуемая им цель весьма характерны.
Патагонские индейцы рассуждают так: если желательно сделать из ребенка
хорошего наездника, то нет лучшего средства, как при самом рождении
отождествить его с лошадью, поместив ребенка в тело живой кобылы или
жеребенка. Окруженный со всех сторон мясом и кровью животного, ребенок
физически соединяется с ним в одно целое, во время езды на лошади он
уподобляется кентавру, у которого человеческая часть тела есть продолжение
лошадиной части. На этом примере мы видим, что помещение ребенка в тело
кобылы или жеребенка есть не более чем симпатическое средство одарить
человеческое существо свойствами лошади.
С этой точки зрения, как отмечает Робертсон-Смит, становится понятной
существовавшая у скифов форма заключения договора посредством попирания
ногою шкуры убитого вола. Все наступившие правой ногой на шкуру тем самым
объединяли себя в одно существо с животным и друг с другом; все они таким
образом связывались узами общей крови, служившей залогом их взаимной
верности. Ибо наступание на шкуру было, вероятно, упрощенной формой
оборачивания шкуры вокруг тела человека. Так пилигримы, стекавшиеся к
святилищу сирийской богини в Иераполисе, преклоняли колени на шкуре
принесенной в жертву овцы, и, натянув овечью голову на собственную, каждый
паломник, уподобившись овце, обращался к богине с просьбой принять его
овечью жертву.
Такое объяснение скифского обычая, предложенное Робертсоном-Смитом, как
нельзя лучше подтверждается одним африканским аналогичным примером. У
племени вачева (в Восточной Африке) существует обычай, в соответствии с
которым молодые люди спустя два года после обрезания принимают, так сказать,
боевое крещение. Они собираются вместе с отцами и всем взрослым населением в