Всеобщая история, составленная под руководством испанского короля Альфонса Х
Ученого в XIII в. Этот обряд служил, как полагают, обычной формой
усыновления в Испании, имеются также сообщения, что он распространен и у
южных славян. Например, в некоторых частях Болгарии мать помещает
усыновляемого ребенка у своих ног и затем пропускает его оттуда под платьем
к груди. У турок в Боснии мать "просовывает усыновляемое дитя через свои
шаровары и таким образом имитирует роды". Вообще, "у турок усыновление
составляет обычное явление, а обряд состоит в том, что усыновляемый должен
быть пропущен через рубаху усыновителя; поэтому понятие усыновления
по-турецки обозначается выражением "пропустить человека через рубашку".
На острове Борнео "клемантаны (бараваны и лелаки на Бараме) соблюдают
любопытный символический обряд при усыновлении чужого ребенка. Уговорившись
между собою относительно усыновления, муж и жена в течение нескольких недель
до церемонии воздерживаются от всего, что возбраняется в последние месяцы
беременности. Запрещаются также некоторые действия, способные вызвать
представление о трудных или продолжительных родах. Нельзя, например,
просовывать руку в узкое отверстие, чтобы достать какую-нибудь вещь; не
полагается вбивать куда-либо деревянные гвозди; нехорошо задерживаться на
пороге при входе или выходе из комнаты. В назначенный день приемная мать
полулежит у себя дома, закутанная в пелены в позе женщины, собирающейся
родить. Ребенка проталкивают сзади между ее ног, и если это младенец, то она
дает ему сосать грудь. Потом ему дают новое имя. Узнать о том, что данный
ребенок не родной, а приемный, почти не представляется возможным. Это
объясняется не столько желанием скрыть подобные факты, сколько самим
ритуалом усыновления, после которого родители не делают различий между
собственными и приемными детьми, и даже в языке отсутствуют слова,
выражающие такое различие. Особенно это относится к тем случаям, когда
приемная мать вскормила грудью усыновленное дитя". Следует обратить внимание
на то, что оба родителя принимают участие в юридической фикции вторичного
рождения; мнимые отец и мать соблюдают все принятые у этого племени правила
на предмет облегчения настоящих родов; оба так серьезно разыгрывают свою
роль в этой маленькой семейной драме, что почти перестают отличать
воображаемое от действительного и едва ли сумеют выразить словами разницу
между усыновленным и прижитым в браке ребенком. Сила самовнушения не может
идти дальше этого.
По обычаю пастушеского племени багима, в Центральной Африке, человек, у
которого остались на руках дети умершего брата, подводит их одного за другим
к своей старшей жене и прикрывает краем ее одежды, а она поднимает детей и
заключает в свои объятия, чем признает, что считает их своими родными
детьми. После этого муж берет ремень, употребляемый для стреноживания
норовистых коров во время доения, и затягивает его вокруг талии жены
наподобие того, как это делают повивальные бабки с роженицами. По совершении
этого обряда дети принимаются в семью для воспитания и становятся членами
семьи. Обряд этот, стало быть, представляет имитацию родов, которая
выражается в прикрывании детей одеждой матери, а также в затягивании ремня
вокруг ее талии.
Фикция вторичного рождения имела место, кроме того, в тех случаях,
когда человека ошибочно считали умершим и совершали во время его отсутствия
похоронные обряды для успокоения его духа, который без того стал бы бродить,
не находя себе места, и мог бы, чего доброго, явиться к родственникам и
потревожить их. Возвращение в родную семью таких мнимоумерших производит
переполох, так как по правилам подражательной магии они считаются
теоретически мертвыми, хотя бы фактически оставались в живых. Возникавшее
отсюда затруднение разрешалось в Древней Греции, а также в Древней Индии при
помощи юридической фикции вторичного рождения: возвратившийся после долгого
отсутствия человек должен был подвергнуться торжественной церемонии мнимого
повторного рождения от женщины. До совершения обряда греки считали таких лиц
нечистыми, отказывались от всякого общения с ними, устраняли их от участия в
религиозных церемониях; в частности, им строго возбранялось входить в
святилище фурий. Прежде чем быть восстановленным в правах гражданина,
человек должен был быть пропущен через женское платье, потом повитуха
обмывала его и заворачивала в пеленки, и, наконец, ему давали сосать грудь.
Некоторые думали, что обычай этот возник благодаря некоему Аристину,
которому в его отсутствие были устроены похороны. По возвращении на родину
Аристин увидел, что все граждане отворачиваются от него, как от
отверженного; тогда он обратился к Дельфийскому оракулу, который посоветовал
ему совершить обряд повторного рождения. Другие высказывали весьма
правдоподобное предположение, что обряд существовал раньше эпохи, в которую
жил Аристин, и возник в очень отдаленные времена. В Древней Индии при
подобных обстоятельствах мнимоумерший должен был провести первую ночь по
возвращении на родину в кадке, наполненной жиром и водой. Отец или ближайший
после него родственник произносил над погруженным в кадку человеком
известную формулу, после чего последний, по народному поверью, превращался в
зародыш во чреве матери. Пока он таким образом сидел молча в кадке, со
сжатыми кулаками, над ним совершались всякие религиозные обряды,
предназначенные для беременных женщин. На следующее утро он выходил из кадки
через дно, и над ним повторялись одна за другой все церемонии, объектом
которых он был в течение всей прежней жизни, начиная с самого детства; в
частности, он вновь вступал в брак с другой женщиной или с прежней женой с
соблюдением обычного ритуала. Этот древний обычай до сих пор еще не совсем
вышел из употребления в Индии. В области Кумаон безнадежно больного
человека, которого считают умирающим, выводят из дома, и ближайший
родственник совершает над ним обряд отпущения грехов. Если же больной
впоследствии выздоравливает, то он должен вторично проделать все церемонии,
какие были совершены им от самого рождения, как, например, надевание
священного шнурка или вступление в брак хотя бы, как это иногда бывает, с
прежними женами.
Но в Древней Индии обряд вторичного рождения служил также для других,
более священных целей. Брахман - глава семьи, совершающий обычные
двухнедельные жертвоприношения, на время сам становился богом.
Древнеиндийское общество было разделено на социально-классовые группы -
варны (касты), получившие религиозное освящение в брахманизме и индуизме.
Принадлежность к каждой из четырех варн (каст) определяется рождением.
Брахманы-жрецы составляли высшую варну. За ними следовали кшатрии - военная
элита и вожди племен. Земледельцы, скотоводы, ремесленники, торговцы
объединялись варной вайшьев. Шудры, или чанданы, считались низшей, нечистой
варной. Был выработан и жизненный кодекс для "дважды рожденного", то есть
члена трех высших варн. Его жизнь делилась на четыре стадии: 1) ученик живет
у брахмана и изучает священные тексты; 2) хозяин дома, женившись и имея
детей, совершает домашние религиозные обряды; 3) отшельник живет и предается
религиозному созерцанию, передав свой дом сыну; 4) странствующий отшельник
живет подаянием; последняя ступень не обязательна и доступна лишь немногим.
Перед началом учения на члена одной из трех высших варн (особенно брахмана)
надевают жертвенный шнурок, благодаря чему он становится полноправным членом
варны, вторично рождается; отсюда название "дважды рожденный". Чтобы
осуществить переход от человеческого состояния к божественному, от смертного
к бессмертному, ему необходимо было переродиться. Для этого его окропляли
водой - символом семени. Он воображал себя зародышем, и в качестве такового
его запирали в специально для этого предназначенной хижине, считавшейся
материнским чревом. Под одеждой он носил пояс, а поверх нее - шкуру черной
антилопы; пояс изображал пуповину, а одежда и шкура антилопы - внутреннюю и
внешнюю оболочки зародыша. Он не должен был чесать себе тело ногтями или
палочкой, потому что ему, как эмбриону, такие действия могли причинить
смерть. Если он в хижине передвигался, то это потому, что плод шевелится в
утробе матери. Если он сжимал свои руки в кулаки, то делал так потому, что
неродившийся ребенок делает то же самое. Если он перед купанием снимал шкуру
черной антилопы, но оставался в одежде, то это объясняется тем, что ребенок
рождается с внутренней, но не с внешней оболочкой. Этими обрядами брахман,
наряду с его прежним естественным и смертным телом, обретал новое, одаренное
сверхчеловеческими способностями лучезарное тело. Таким образом, посредством
вторичного рождения человеческая плоть подвергалась преображению: человек
становился богом.
Мы видим, стало быть, что обряд вторичного рождения может иметь
различное значение, в зависимости от того, совершается ли он как средство
возродить к жизни мнимоумершего человека или же с целью возвести
обыкновенного смертного в ранг божества. В Индии обряд этот иногда
применялся и продолжает еще применяться как искупительный ритуал, как способ
загладить допущенное нарушение прадедовского обычая. Легко представить себе
тот ход мыслей, который привел к такому именно применению обряда. Грешник,
подвергшийся новому рождению, становится в силу этого новым человеком и
перестает нести ответственность за грехи, совершенные им в прежнем
состоянии; процесс возрождения есть в то же время и процесс очищения, ибо
человек стряхнул с себя старое естество и обрел новое, совершенно иное.
Например, у племени корку, принадлежащего к семье мунда или коларийской, в
центральных провинциях Индии, обыкновенные преступления против общественного
порядка караются обычными штрафами, налагаемыми по постановлению племенного
совета, но "в очень серьезных случаях, как вступление в сношения с низшей
кастой, совет подвергает преступника вторичному рождению. Его сажают в
огромный глиняный сосуд, закрываемый сверху, и когда он оттуда
освобождается, то считается вновь вышедшим из утробы матери. Потом его
зарывают в песок, откуда он выходит в качестве нового воплощения из земли;
затем его помещают в обложенную дерном хижину, которую поджигают; он
выбегает оттуда и погружается в воду; наконец, ему срезают на голове клок
волос, и он уплачивает 2 1/2 рупии штрафа". Здесь, очевидно, церемония
вторичного рождения имеет целью снять с виновного всякую ответственность за
его прежние преступления путем превращения в совершенно нового человека. В
самом деле, на каком основании можно вменить ему в вину поступок,
совершенный кем-то другим до его рождения?
Гораздо сложнее и дороже обходится церемония вторичного рождения, когда
требуется возродить к новой жизни грешника знатного происхождения или
высокого ранга. "В XVIII в. злополучный Рагху-Натх-Райа, или Рагоба,
отправил в Англию в качестве послов двух брахманов, которые до Суэцкого
перешейка плыли морем, а обратный путь совершили через Персию, причем им
пришлось, конечно, переправиться через реку Инд. Когда они вернулись домой,
на них смотрели как на отщепенцев, так как во время путешествия по чужим
краям они, дескать, жили среди нечистых народов и не могли соблюдать
правила, предписанные священными книгами индусов. Вопрос о них обсуждался на
многочисленных собраниях; отовсюду стекались ученые-брахманы. Влияние и
авторитет Рагобы не смогли спасти его послов. Наконец священное собрание
решило, что, принимая во внимание их прежние заслуги и сам мотив путешествия
в далекие страны единственно для блага родины, им может быть дано разрешение
возродиться к новой жизни и получить вновь посвящение в жреческий сан. Для
этой цели полагается сделать из чистого золота изображение женского начала
природы в виде женщины или коровы. Лицо, подвергающееся возрождению,
помещают внутрь статуи и вытаскивают через обычный родовой путь. Так как
подобная золотая статуя надлежащих размеров обошлась бы слишком дорого, то
достаточно изготовить изображение йони, через которое проходит
возрождающийся. В фаллическом культе индусов изображение мужского
детородного органа как символ творческой силы природы называется Linga;
символ женского начала носит название Yoni. Рагоба распорядился сделать
такое изображение достаточной величины из чистого золота. Послы были
подвергнуты обряду вторичного рождения, совершены все церемонии, положенные
при посвящении в жреческий сан, розданы бесчисленные подарки брахманам, и
наконец послы вновь стали считаться правоверными". Кроме того, имеется
другой засвидетельствованный факт, что танджурский вельможа, предавший
Мадуру и страдавший от этого, был по совету брахманов подвергнут обряду
вторичного рождения. Для этого из бронзы отлили огромную статую коровы,
внутри которой поместили вельможу. Жена его учителя-брахмана, игравшая в
этой церемонии роль кормилицы, взяла его к себе на руки, качала на своих
коленях и прижимала к груди, а он пытался кричать, как ребенок".
Далее, фикция повторного рождения употреблялась в Индии как средство
вознести человека низшей касты на такую общественную ступень, на которую он
по своему действительному рождению не имел права. Например, махараджи
Траванкора принадлежат к шудрам, то есть к низшей из четырех главных
индийских каст, но неизменно возводят себя в ранг брахманов, составляющих
высшую касту, при помощи обряда вторичного рождения от большой золотой
коровы или большого цветка лотоса, сделанного также из золота. В первом
случае церемония называется "золотое чрево" (Hirannya Garbham), во втором -
"дар чрева лотоса" (Patma Garbha Danain). Когда Джеймс Форбс посетил
Траванкор, местный владетельный князь совершил обряд прохождения через
изображение коровы, сделанное из чистого золота, которое по окончании обряда
было сломано и роздано брахманам. Впоследствии раджа Мартанда Вурмах в июле
1854 г. устроил такую же церемонию, но на этот раз было отлито изображение
лотоса, стоимость которого составила около 6 тыс. фунтов стерлингов. Внутри
золотой чаши находилась в небольшом количестве священная смесь, составленная
из пяти продуктов - молока, творога, масла, коровьей мочи и помета, из чего
видно, что возрождение происходит скорее от коровы, чем от лотоса. Войдя в
чашу, его высочество оставался здесь положенное по церемониалу время, в
течение которого жрецы отправляли богослужение и читали установленные на сей
случай молитвы.
Позднейшие сообщения об этой церемонии заставляют думать, что махараджи
опять вернулись к прежнему, по-видимому, более ортодоксальному способу
вторичного рождения, то есть рождению от коровы. Так, в 1869 г. было
объявлено, что "в следующем году будет совершена другая, не менее любопытная
церемония: его высочество (траванкорский махараджа) пройдет через золотую
корову, которая затем будет предоставлена в собственность жрецам". Из
другого источника мы узнаем, что "махараджа Траванкора, штата в самой южной
части Индии, только что совершил вторую, и последнюю, дорогостоящую
церемонию, так называемое "прохождение через золотую корову", понадобившуюся
для того, чтобы более или менее сравняться по рангу с брахманами, так как
махараджа по рождению принадлежит к касте шудров. Первая из этих церемоний
называется Thulapurusha danam (по-санскритски thula значит "весы", purusha -
"человек", danam - религиозный дар) и состоит в том, что махараджа
становится на одну чашу весов, а на другую кладется равное по весу
количество золотых монет, которые потом раздаются брахманам... Вторая
церемония называется Hirannya garbham (hirannya значит по-санскритски
"золото", garbham - "чрево") и представляет собой процедуру прохождения
через золотую корову. Изготовляют огромную золотую чашу в 10 футов вышиной и
8 футов в окружности. Чаша наполовину заполнена водой, смешанной с
различными молочными продуктами. Брахманы совершают над ней установленные
обряды. Вслед за тем махараджа входит в чашу по особой орнаментированной
лестнице. Чаша закрывается крышкой, и раджа пять раз окунается в жидкость;
тем временем брахманы читают нараспев молитвы и ведические гимны. Эта часть
церемонии длится около 10 минут, после чего махараджа показывается из чаши и
падает ниц перед изображением божества - покровителя траванкорских князей.
Верховный жрец возлагает корону Траванкора на голову раджи, который после
этого, как прошедший через золотую корову, становится священной особой.
Предыдущая церемония взвешивания золота имеет предварительный характер и
дает лишь возможность махарадже совершить более важную и более дорогую
церемонию прохождения через золотую корову. Стоимость обеих очень высока,
так как помимо золота огромный расход вызывает угощение несметного
количества брахманов, стекающихся на праздник в столицу Тривандрум. Однако
траванкорские раджи с незапамятных времен регулярно соблюдают эти церемонии,
ибо упущение таковых явилось бы в глазах народа тяжким нарушением древних
традиций этой страны, являющейся оплотом индусского суеверия".
Если бы вторичное рождение было доступно исключительно для людей,
имеющих возможность соорудить колоссальную корову из чистого золота, то само
собой разумеется, что шансы возрождения для человеческого рода вообще были
бы совершенно ничтожны и только богатые люди могли бы попасть через эту
единственную щель в царство благодати. К счастью, однако, возможность
использования настоящей коровы вместо золотой раздвигает рамки применения
обряда вторичного рождения и открывает таким образом людям небогатым и
простого звания врата рая, которые иначе оказались бы для них наглухо
закрытыми. Можно даже предположить с некоторой долей вероятности, что
первоначальной формой церемонии было именно рождение от живой коровы и что
замена подлинного животного золотым изображением была не более как уступка
тщеславию раджей и других особ высокого ранга, которые считали недостойным
для себя родиться подобно простым смертным, от обыкновенной коровы. Но как
бы то ни было, несомненно то, что в некоторых местах Индии настоящая живая
корова служит орудием вторичного рождения. Например, в гималайских округах
северо-западных провинций практикуется церемония повторного рождения изо рта
коровы (gomukhaprasava) в тех случаях, когда гороскоп, составленный при
рождении ребенка, предсказывает, что он совершит преступление или что с ним
случится беда. Ребенка обертывают алой тканью, привязывают к новому решету и
проносят под коровой, сперва между ее задними, потом между передними ногами
ко рту и затем в обратном направлении, символизируя этим новое рождение.
Обряд сопровождается молитвами, окроплением и т. п., и отец обнюхивает
своего сына, как корова - теленка". На этом примере мы видим, что в тех
случаях, когда нельзя проделать полную симуляцию рождения - провести ребенка
через тело живой коровы, люди ограничиваются возможным и пропускают его взад
и вперед между коровьими ногами. Ребенок уподобляется здесь теленку, а отец
играет роль его матери - коровы, обнюхивая свое дитя, как корова обнюхивает
своего теленка. Подобным же образом в Южной Индии принято, что если человек
изгнан из касты по какой-нибудь серьезной причине, то он может быть вновь
принят в касту после того, как пройдет несколько раз под брюхом коровы. Хотя
автор, сообщающий об этом обычае, не изображает его как обряд повторного
рождения, но мы можем, на основании предыдущих примеров, подходить к нему
именно с такой точки зрения. Дальнейшее упрощение первоначальной церемонии
представляет собой другой обычай, состоящий в том, что хилого от рождения
ребенка кладут в корзину возле хорошей дойной коровы с теленком, чтобы
корова лизнула ребенка, "отчего последний излечится от своих природных
недостатков".
Если обряд рождения от коровы мог таким образом выродиться в столь
упрощенную форму, смысл которой может быть понят лишь благодаря тому, что
обряд сохранился в его полном виде, то нет ничего невероятного в том, что
церемония рождения от козы со всеми деталями, какие мы встречаем у акикуйю,
могла превратиться в весьма упрощенный обычай надевать шкуру животного на
руки человека, возрождающегося к новой жизни. В полном согласии с такой
гипотезой мы видим, что этот последний обычай соблюдается постоянно в целом
ряде случаев у тех же самых акикуйю, которые по поводу торжественных событий
прибегают к церемонии вторичного рождения в ее наиболее полной форме.
Естественно предположить, что в обыденной житейской сутолоке, не терпящей
утомительно-длинных ритуалов, народ сократил это всесильное, разработанное
до мелочей средство вторичного рождения, превратив его в простое и удобное
орудие, которое в заурядных случаях можно легко и без всякой проволочки
применить.

Заключение.
Итак, возвращаясь к тому, с чего мы начали, я полагаю, что предание о
том, как Иаков обманул своего отца Исаака, содержит в себе пережиток древней
церемонии вторичного рождения от козы, церемонии, соблюдение которой
считалось необходимым или желательным в тех случаях, когда младший сын
приобретал право первородства в ущерб старшему живому брату; совершенно так
же в Индии человек имитирует вторичное рождение от коровы, когда он хочет
вступить в высшую касту или быть восстановленным в прежней касте, откуда он
был исключен по несчастной случайности или за дурное поведение. Но у евреев,
как и у акикуйю, странная церемония со временем, вероятно, свелась к гораздо
более простому обряду: достаточно было человеку убить козу и нарядиться в
куски ее шкуры, чтобы он почитался вновь рожденным в образе козы. В этой-то
выродившейся форме, если только моя гипотеза достаточно обоснована, дошел до
нас древний обряд в освещении библейского автора.

Глава 4.

    ИАКОВ В ВЕФИЛЕ.


Сновидение Иакова.
Предательство, совершенное Иаковом по отношению к Исаву, в том виде,
как оно описано в библейском рассказе, естественно, привело к отчуждению
между братьями. Горечь нестерпимой обиды и страстная натура Исава толкали
его на путь мщения хитрому младшему брату, похитившему его наследство. Боясь
за свою жизнь, Иаков решил бежать. Мать его, соучастница обмана, разделяла
его страх и старалась придумать для него временное убежище, пока не уляжется
гнев горячего, но великодушного и незлопамятного брата. Она надумала
отослать Иакова к своему брату Лавану в Харран. Ей вспомнилась далекая
родина по ту сторону великой реки, где она некогда была молода и красива и
откуда ушла, чтобы стать женой Исаака, и картины прошлого, быть может,
тронули ее несколько черствую и прозаическую душу. Живо представился ей
золотистый вечер, когда она ехала на верблюде и встретила одинокого, в
раздумье шагающего по полю путника, который стал ее мужем. Теперь он уже не
прежний отважный юноша, а прикованный к кровати слепой, слабоумный старик. И
она, в прошлый вечер заглянув в колодец, увидела в воде свое морщинистое
лицо и седеющие волосы - призрак или тень прежней Ревекки. Как незаметно
проходит время! Было бы немалым утешением для нее, если бы любимый сын
привел с родины молодую красавицу жену, в которой бы она увидела отражение
собственной утерянной молодости. Таковы, надо полагать, были мысли нежной
матери, когда она расставалась с сыном, хотя, если верить автору Яхвиста,
она не сказала ему ни слова об этом.
Итак, Иаков ушел. От Вирсавии, преддверия пустыни на крайнем юге
Ханаана, он отправился на север. Пройдя через суровую гористую Иудею, он
продолжал свой путь по трудной пешеходной тропе, держась все того же
северного направления. Усталый, с израненными ногами, он шел до вечера.
Когда его обступила темнота, он решил переночевать. Место было безотрадное.
Дорога все время шла в гору, и Иаков стоял теперь на высоте около 3 тыс.
футов над уровнем моря. Дул холодный, пронизывающий ветер. Вокруг него,
насколько позволяли различать сгустившиеся тени, расстилалась каменистая
пустыня; там и сям громоздились серые скалы; несколько поодаль виднелись
неясные очертания вздымающейся к небу горы, склоны которой образовали ряд
каменных террас. То был угрюмый ландшафт, и путник неохотно останавливал на
нем свой глаз. Он лег в середине круга из больших камней, положив голову на
один из них, и заснул. И привиделся ему сон. Ему приснилось, будто он видит
лестницу, стоящую на земле и упирающуюся в небо, по которой вверх и вниз
ходят ангелы. И бог подошел к нему и обещал отдать всю эту землю ему и его
потомству. Иаков проснулся в ужасе и воскликнул: "Как страшно сие место! это
не иное что, как дом божий, это врата небесные". Дрожа от страха, он
пролежал до рассвета, пока солнце не осветило печальный пейзаж; и глазам его
снова представилась та же непривлекательная каменистая пустыня и те же серые
скалы, которые он видел вчера вечером. Тогда он поднялся, взял камень,
служивший ему изголовьем, и поставил его столбом, а потом полил его верхушку
маслом, назвав это место Бет-Эль (Вефиль), то есть дом божий. Хотя страх