Страница:
Сегодня был у меня, ну кто бы ты подумал, мой дневник? - Онищенко Алексей! Он в 962 полку, в батарее 120 миллиметровых минометов. Рассказал много новостей. Одна весьма печальна - Плешаков погиб. Хороший был парень. Перед смертью он работал начальником штаба батальона.
Стихи мои они читали в газете, и это было случайным напоминанием для них обо мне. Читал он мне письма свои от любимой и просил составить стихотвореньице для нее. Я теперь хоть отведу душу написанием стихов посвящений чужим девушкам, раз своей нет у меня.
Еще одна весьма неприятная весть - умер, престарелый уже, академик-коммунист Емельян Ярославский. С большим прискорбием известил об этом Совнарком и ЦК ВКП(б) нашего Союза.
07.12.1943
Вчера получил квитанцию на посланные папе 2000 рублей. От него писем не имею, и не знаю, получил ли он деньги. Мама настойчиво просит о справке, но что я могу сделать? Справки ей старые выслал, а добиться здесь новых невозможно. Кроме аттестата мне ничего не обещают для родных. Да и аттестат лишь в 44 году. Положение мое аховое: и отцу помогай и матери. А как - никто из них не подумает. Если бы они жили вместе - я бы имел постоянно один адрес, и посылал в одно место и справки, и деньги. А так я распылил свою помощь, и в оба места едва-едва чего-либо поступает. Даже письма не доходят мои.
Вчера написал два письма маме и папе. Сегодня мечтаю еще написать.
Я на НП. Мороз сердитейший. Руки-ноги замерзли и в сердце холод. Фрицев почти не видно, только слева за целый день показалось человек шесть: копаются в огородах, ищут чего-то. Рама летает над нами, высматривает оборону. Артиллерия била наша по бугру на горизонте. А фрицы обстреливали из минометов посадку, что перед входом в Шевченко с нашей стороны.
Голод тоже стучится мне в желудок, и тот отзывается лишь унылым урчанием. Больше сказать нечего. Сейчас туман прояснился, и стало видно хорошо оборону.
08.12.1943
Сейчас проводил беседу с ротой по докладу товарища Сталина. Зачитывал доклад, а потом объяснял и спрашивал. В газетах опубликована декларация от имени руководителей трех государств - Сталина, Рузвельта, Черчилля о совместных военных действиях против Гитлера и его сообщников с трех сторон Востока, Запада и Юга. Декларацию я зачитывал перед строем роты. Кроме этого была опубликована в сегодняшнем номере декларация об Иране, а также сообщение о праздновании в Тегеране 69-летия Черчилля, в котором приняли участие Сталин, Молотов и Рузвельт с женой и сыном Черчилля. На стол был подан пирог с 69 свечами. Воображаю, что это был за вечер! Хотя бы одним глазом присутствовать мне там. Больше ничего не хотел бы в данный момент.
Я весьма и весьма рад сближению наших руководителей с руководителями Великобритании и США. Так рад, как был огорчен когда-то сближением с Германией - страной мракобесия. Это большая, необходимая дружба цивилизации и демократии. Черт с ним, что обе союзницы буржуазные страны. Война сделала то, чего не смогли сделать десятилетия мирной жизни - объединила, наконец, нас в борьбе и ненависти к антисемитам, шовинистам, варварам-гитлеровцам.
Из сводки узнал, что наши войска заняли Александровск на Украине и на других участках продолжают продвигаться вперед, овладевая все новыми и новыми, думается расколошмаченными, населенными пунктами.
Наше наступление, что назначено было на сегодня - временно отложили по приказу свыше.
Сейчас обучают новичков. Обучают группу разграждения. В бане перемыли всех. Вчера была баня. Я не купался, так как был на НП. Теперь опять в батальоне три стрелковых роты, из которых меньшая насчитывает 40 человек.
Кругом подтянули большие силы, и опять "Иваны Грозные" остановились сзади нас. Работа артиллерии обещает быть интересной и гибельной. Немцы не имеют права устоять.
Вчера у нас ходили слухи, что Сталин, Рузвельт и Черчилль подписали декларацию и ноту, в которых требовали от Германии немедленного вывода войск к 12 числу, иначе поведется война с трех направлений. Интересно только, как эта "правда" пришла к нам, еще до опубликования самой декларации?!
В Ленинграде обстреливаются минами из орудий жилые кварталы, не имеющие военно-стратегического значения и свободные от *** Немцы варварски участвуют в этой гадости. Они поплатятся в свое время за все. Мои родные, погибшие от рук варваров, постоянно перед глазами моими и совесть зовет и зовет справедливо меня - мстить беспощадно.
Сейчас у меня спит замкомбат по политчасти - старший лейтенант Киян. Он пришел ко мне посидеть, но когда я стал читать ему свои произведения заснул. Ну и неспокойно же спит он. Эти кляксы он наделал, ворочаясь и жестикулируя во сне.
Сейчас уже темнеет. Камин у меня в землянке еле теплится, неудобно подбрасывать дрова. Руднева нет - он наружи. Погода сегодня не особенно холодная, хотя уже начался зимний месяц.
Немцы утром молчали. Мы сделали небольшую артподготовку в результате которой они испугались и разнервничались - стреляют весь день сегодня. Командир полка приказал убрать из села Ново-Петровка все батальонное хозяйство, стало быть, нужно место для кого-то свыше. А село уже не вмещает новых посетителей.
Вчера в ночь и сегодня под утро получал комсоставскую пищу: вкусно, сытно и питательно. Суп с картошкой и кусками поджаренного мяса, и на второе жаркое с подливой - это вчера. Сегодня суп такой же, и на второе кабачковая каша.
09.12.1943
Выпал снег. Такой мягкий, пушистый, и в большом изобилии. Началась зима. Но на дворе - то есть за стенами моей землянки - тепло и снег тает. Грязи много, и это мне не нравится. Лучше б морозец нагрянул.
Один из бойцов, что попал к нам в роту от стрелков - Лозовский, находится у меня во взводе. Ему, как и мне, 20 лет. Он даже на пол года моложе меня. Я решил сделать его ординарцем. Пригласил к себе в землянку его землянка сырая и холодная. Нарубил он мне дров, перемыл котелки, в общем, парень на ять.
Сегодня я мылся в бане и белье парил от вшей. Удивительно только почему вдруг после бани у меня зачесалось тело - ведь до этого я не чувствовал ничего. Может, не уничтожила их дезинфекция?
Писем не писал. Уже ночь. Снова ночь. Только что привозили ужин, поел уже. Свет наладил, и он горит без перебоя. Печка догорает. Вчера похитили у меня котелок - стрелки, черти! Глянцев ругался и кричал. Завтра моя очередь на НП дежурить.
Сегодня накатал три стиха. Один закончил и переписал в дневник, два недоработал. Написал письмо Оле. Завтра на НП, наверное, еще больше напишу, в особенности там.
10.12.1943
Часов в девять утра, когда я уже было решил что не буду на НП дежурить, меня вызвал Соколов и сказал: "Подежуришь на НП часа четыре, а потом тебя сменят". Я обрадовался что не весь день мне стоять, и сказал ему, что давно надо было так делать. Старший лейтенант - замкомбат по строевой, присутствующий при этом, говорил, чтобы докладывал о всяких перегруппировках, замеченных на стороне противника. Я пошел, взяв с собой Глянцева одеяло, плащ-палатку, телефон и сумки. Лозовскому заказал вареную картошку.
Однако пробыть на НП довелось до половины четвертого. Ноги намокли, замерзли, и я с трудом стоял, наблюдал за противником. Глянцев не умеет говорить по телефону. Так, один раз он стал говорить: "Товарищ лейтенант просит командира роты подойти к телефону...". Я не дал дальше ему договорить. В другой раз он заявил, что мы разговаривали с НП. Пришлось мне и наблюдать, и разговаривать, а дел было много.
Вся земля побелела, и все предметы отчетливо видно на фоне белизны серебристого снега, устлавшего все вокруг. Я долго наблюдал, замечая вдали отдельные фигуры немцев, группки их, двигавшиеся где-то в отдалении километра на два. Как вдруг справа, на месте бывшего зеленого поля, у самого края его, где виднелся небольшой курганчик, я заметил фигуру наблюдателя-немца и внизу возле него сидящего снайпера. Позвонил по телефону, и Соколов предложил корректировать стрельбу по немецким наблюдателям.
Открыли огонь. Первая мина упала 1-20, правее цели. Указал необходимый доворот. Вторая упала 0-40 от цели, но дальше ее значительно. Третья, по недоразумению, упала в створе с целью, но в метрах 10-15 от наших позиций. Сказал повторить, и мина упала в 0-10 от цели. Скомандовал доворот. Мина накрыла цель, и фрицы забегали по горизонту. Их было двое. Один пробежал немного и упал, другой впрыгнул в окоп.
Скомандовал "беглый". Первая мина из серии "беглым", заставила убегать и второго, но последующие - вторая и третья, разорвались подле него. Я заметил потом, что он нагнулся над чем-то. Думал, что над убитым, но спустя долгое время он не менял положение - очевидно и он был убит или ранен.
После того, как уничтожил снайпера и наблюдателя, стал еще внимательнее наблюдать за противником, и заметил целую группу немцев, двигавшихся из отдаленного, Безымянного хуторка в ближний к нам. Потом заметил вражескую пушку у ближнего Безымянного хуторка, слева, возле отдельно стоящего дерева. Передал по телефону. Потом в этот же хуторок спустилась та самая группка людей, и я заметил, что несли они две платы, два ствола от миномета и сидя *** Вызвал Соколова ***но другом ***
12.12.1943
Ничего особенного не случилось у меня за нынешний день. Не вылазил из землянки. Писал днем, писал ночью, сжег три пэтээровских патрона (из него у меня лампа сделана) бензину.
Написал стихотворение, письмо папе. Вчера получил письмо от тети Ани, но накануне отправил ей письмо, и опять не писал больше.
Газет не получали сегодня. По вчерашним сообщениям, наши войска в районе Кременчуга освободили от немецких нашественников город Знаменка.
Наш фронт - 4-ый Украинский.
На дворе мороз колоссальный. Я вышел минут на десять умыться и оправиться - и заморозил за это время ноги. Сейчас сижу разутый совсем и греюсь. Лозовский топит печку. Дров он раздобыл много в деревне, и в землянке очень тепло.
Сегодня (только что) наша автомашина подвозила на левом фланге, сзади нас, пушку 76 мм. Немцы заметили и обстреляли. Машина ушла, и немцы долго ее обстреливали, но не попали.
Сейчас спустилась ночь на оборону, и пушку удалось укатить с открытого места.
14.12.1943
Получил письмо от папы, датированное 22.Х?, и от тети Ани за 15.Х?. Папино письмо, впервые из всех полученных от него, имеет в конце букву "Ы". Все пять писем тети Ани - на "Х" - 2 батальон.
Написал всего два письма - маме и тете Ане. С Рудневым писал письмо его дорогуше, от имени Руднева. Но в письме том прошу, чтобы она или ее подружки по школе, написали мне письмо - все это именем Руднева
Взял у Соколова несколько адресов его девушек. Двум из них он разрешает передать привет от его имени, а остальным писать не хочет.
Папа и тетя Аня, да и мама тоже, в один голос заявляют, что от меня нет писем, когда вся рота знает и удивляется частоте, с которой я их пишу ежедневно по два-три письма. Майе Белокопытовой написал тоже несколько писем, и хочу еще написать. Оле тоже. Ее подругам собираюсь. Почему же никто из них мне не пишет?
Написал Лялечке письмо, послал открытку с рисуночком детским и надписью под ним "Для милого дружка и сережка из ушка". Чудненькая голубоглазая девочка вынимает из ушка "сережку для милого дружка" - мальчика. Другой мальчик, который, очевидно, не мил ей и не дружок - стоит нахмурясь в стороне, завистливо поглядывая черненькими глазенками на счастливого своего соперника.
Перед вечером Запрягайло стал задираться со мной. Ну и завелись. По всей земле проволокли друг друга и, в конце концов, я одолел его. Несколько раз я был сверху его, но брюки измазал основательно, и вообще - неудобно было перед бойцами. Но он как маленький, не понимает слов, и одно дело прыгает на меня, задирается. Влез в землянку и набедокурил - все вверх дном перевернул, хорошо еще не взял ничего. У меня сверху лежала бумага и дневник, письма, конверты и сумка.
К вечеру, попозже туда, бросил мою вкладную книжку, что им передал для меня начфин, на двор. Вообще-то, он крайне несерьезен - 24 года, а Митрофан Митрофанович Запрягайло.
Сегодня немцы стреляли по единственно уцелевшему домику хутора Чапаево, что в метрах 50 от нас. Снарядов двадцать выпустили, но только одним попали в дом, да и то вскользь, по боку. После этого еще два-три снаряда выпустили и оставили, видно надоело им. Вот она цивилизация немецких варваров! Бойцы с горькой иронией говорили: "Немцы нам дрова заготавливают. Вот сейчас добьют этот дом, и мы пойдем, соберем дров".
Несмотря на обстрел, возле дома прятались люди, они ***
ХХ.12.1943
*** набрать дров для топки. Пишу при свете догасающего камина, проделанного в стенке моего окопа.
Вчера был на ПП. Туман непроглядный был кругом, но пришлось отбывать. Когда развиднелось - заметил наблюдателей фрицовских. Открыл огонь по телефону. Хотел минометом, но Соколов дал всей батареей и я не мог скорректировать - разрывы были очень далеко, и даже не видно их было почему-то, только одна мина упала метрах в пятидесяти от наших стрелковых окопов.
Ночью фрицы открыли такую бешеную артподготовку, что страх. В особенности по Ново-Петровке. Старшина Урасов рассказывал, что всех лошадей поразгоняли вражеские разрывы в селе.
От нас метрах в пятнадцати тоже упал один снаряд. Сегодня упал близко возле артиллеристов. Немцы активничать начинают. Очевидно у них есть боеприпасы, и вдоволь.
15.12.1943
Опять догасающий камин - очаг света.
Утром написал и отправил письмо папе. Сейчас писал Майе Б., Соколовой, девушке Юле Петровой. Больше некогда, хоть и есть куда писать мне.
Был сегодня у нас капитан Андреев, беседы проводил. Он очень хороший человек и по-отечески заботлив, в особенности ко мне.
Ночью копали ход сообщения.
У Савостина газета свежая и в ней портрет Сталина, Рузвельта, Черчилля вместе снятых. Сталин постарел маленько. Он в военной маршальской форме, Рузвельт - в штатском - у него умное и хитроватое дипломатическое лицо. Черчилль - толстяк в военной форме. Савостин восхищается Рузвельтовой физиономией.
Разговаривал с Савостиным насчет жизни и несправедливости, повсюду царящей. Савостин говорил, что повидав несправедливость, обман, преследование людьми мелочных интересов, он решил после войны уйти от суеты, от жизни городской и поселиться в деревне, где заняться хлебопашеством.
16.12.1943
Ночь копал. Я не спал - отмерял направление и протяженность работ. Днем дежурил на ПН. Ни одного фрица, да и к тому же и бинокля под рукой не оказалось. Далеко на горизонт опустился и стоит хмуро-серый туман.
Читал. Почти ничего не написал. Газет сегодня не было. Писем нет. Два письма, что вчера написал - сегодня отправил.
Спать хочется: усталость и бессонница.
18.12.1943
Позавчера в ночь был вызван на партбюро батальона: я член бюро. Повестка: "Подготовка к партсобранию". Вчера в 14 часов партсобрание. Присутствовал капитан Андреев. Он доцент, оказывается, и политрук гражданской войны еще 1926 года, член партии.
Выступал и я, вторым, после старшего лейтенанта Кияна. Выступали комбат, капитан Андреев, наши минометчики из боепитания, военфельдшер, начальник особого отдела и прочие. После собрания пошли сразу на партактив трое от нас: старший лейтенант Киян, парторг Голомага и я.
Там выступали большие люди дивизии, был командир корпуса генерал-майор Горохов. Он очень умный человек. Грузный, большой и красивый.
Поздно вечером вернулся домой, предварительно зайдя со старшим лейтенантом и парторгом в хозвзвод и покушав плотно с водкой.
Капитана Андреева я выдвинул в президиум.
Сейчас наступать будем. Каждый взвод действует самостоятельно. Все зависит теперь от моей инициативы.
Артподготовка - полчаса, и затем - вперед!
Ночью спал у меня комиссар. Долго разговаривали и не спали.
Получил письмо от мамы. Больше писать некогда.
21.12.1943
Плачевен исход наступления. Мы почти на старых позициях. После артподготовки продвинулись и заняли Безымянный хутор. Но ночью немцы с криками ринулись в контратаку. И пехота, и мы стояли совсем близко от немцев, в контратаке чуть было не попав врагу в лапы. Но подробности после. Сейчас артперестрелка.
Две наши артперестрелки ни к чему хорошему не привели, а наступать надо. Мы на другом месте, где более опасно. Немцы обстреливают болото, а мы-то как раз на его склонах.
На Витебском участке, говорят, снова продвижение.
24.12.1943
Написал три ответных письма маме, папе, тете Ане. Вчера получил от них такое же количество. Сейчас получил шестое уже по счету письмо.
Наступление наше приостановилось в самом начале своем. Пехота продвинулась не более километра. Правда, соседи справа потеснили вчера противника до самого Днепра.
Позавчера противник контратаковал нас ночью. Довелось удирать, особенно нам, минометчикам.
Всю ночь рыл землянку. Дело уже было к рассвету - сильно устал и приготовился спать. Но вдруг всех подняли: "Быстрей собирайтесь!". Бросил лампочку с горючим, плащ-палатку и Савостина топор. Он потом ругался. Соколов, Савостин и Запряйло выбрали себе место в стрелковых окопах противника - там сидели. Тогда все это и случилось. Бежали изо всех сил. Пехоту нашу значительно потурили, но и сейчас она сидит в немецких окопах. 965 отстал и не вытеснил немца ни на метр.
Вчера ночью немцы опять ходили в атаку, немного оттеснили нас, но утром артиллерия выбила их, и погнала на прежние места. Потеряли они около 300 человек при этом. Еще сегодня днем лежало много убитых и раненных на ничейной земле - немцы не могли их убрать.
Поймали восемь немцев сегодня. В первый день наступления видел раненного немца. Язык. Клял Гитлера. Вот когда они только начинают понимать! Его перевязали, и он сам пошел в сопровождении нашего раненного в тыл.
Просиднин и Булатов ранены.
Сегодня переходит на эти позиции и Запрягайло. Я живу вместе с Савостиным. Вместе рыли землянку, оборудовали точку. А теперь я приболел порядком: насморк, кашель и боль в глотке, знобит все тело и кости. Савостин не верит и ругается. Говорит, что не хочет быть для меня нянькой и заставляет рубить дрова. Мне весьма неудобно мое положение и я делаю все, несмотря на слабость.
Ночью немец делал большие артналеты.
26.12.1943
Получил вчера еще одно письмо от мамы. В нем она сообщает, что ее премировали валенками, просит справку. А ведь я ей высылал много справок. Не получила, очевидно.
Над нами здесь все время висит Дамоклов меч. Кругом, то далеко, то совсем близко, рвутся немецкие снаряды, мины. Только чудо какое-то спасает меня от смерти. Сегодня перед рассветом снаряды стремительным воем вонзились в болотце, что внизу, метрах в двух от нас. Землянка вся содрогнулась, но не больше.
Капитан Чертовской ранен позавчера, или еще раньше, днем. Помню, как он шел по передовой во весь рост. Я сказал ему, что снайперы обстреливают, указал на склонившийся в ходу сообщения труп и на другие, кругом валявшиеся тела бойцов - всех убитых снайперами. Но Чертовской только рукой махнул. По-видимому, был пьян. Позже я узнал, что он ранен в ногу и живот.
Убит командир роты Петров. Насмешник большой был он. Его, старший лейтенант Боровко - наш комбат, отправил во второй батальон. Там он и убит.
Вчера ночью у меня забрали одного человека в стрелки. Выделил Лозовского - новичка. Но он очень хороший парень и мне жаль его.
В газетах новый гимн вместо интернационала. Тут, конечно, не без влияния союзников.
Написал только что письмо маме.
23 или 26 сегодня? Савостин пишет 23, а я 26.
27.12.1943
Сегодня было две артподготовки, но безуспешных. Только на правом фланге, где участвовали в артподготовке "Иваны Грозные", некоторое продвижение.
Письмо маме уже второй день держу и не могу отправить - не является почтальон.
С болезнью улучшается. Опасения мои напрасны - все-таки избежал госпиталя.
Уже ночь. Печку распалил до предела. Савостин спит, а я решил пописать. Где-то на улице повели немца. Он случайно заблудился и попал к нам, об этом говорили часовые.
27.12.1943
С Савостиным долго беседовал сегодня на бытовые темы. Он все толкует насчет деревни, садика, ручейка, спокойной от сует и трудностей жизни. Жена-хозяйка, даже пусть неграмотная, некрасивая, но здоровая, трудолюбивая.
Я насчет литературы все твердил; он же попробовал отвлечь меня от любви к писанию, уговорить, что я неталантлив, не имею способностей быть писателем. Он даже попробовал сам написать стихотворение, уверяя, что лучше меня напишет, но, конечно, у него ничего не получилось.
Долго еще он внушал мне, что я буду обыкновенным щелкопером, не более, а потому буду испытывать и нужду и лишения. С карандашом за ухом буду стоять в очереди за куском гуся, которого мне не хватит. А у него в это время будет несчитанный запас гусей, свиней и прочих живностей и он не будет бесцельно стоять за последние гроши в очереди.
Позже он пошел на НП. Я топил печь и решил назло ему, Савостину, еще больше писать. Заточил карандаш, приготовил бумагу, как вдруг, прибегают:
- Товарищ младший лейтенант, вас к телефону. - Пошел. Спрашиваю, кто вызывает?
- 89, - отвечают.
- Я вас слушаю.
- Вы что окончили? - Ответил.
- Так вы младший лейтенант?
- Да.
- А стрелковое дело изучали? - тут я решил, что меня хотят отправить в стрелки и сердце мое чуть-чуть екнуло, но потом решил: все равно нигде не погибну, но ответил: "Нет, не изучал, только минометное".
- А не можете ли вы мне посоветовать кого-либо?
- Нет, этого я не могу.
- Очень жаль, а нам нужны стрелковые офицеры.
Позже опять вызвали.
- Щетинин. Вы меня знаете? Слышали меня?
- Да, слышал.
- Так вот, нам нужен корреспондент. Я узнал, что вы можете им быть, и хотел бы вас забрать к себе в редакцию. Вы согласны?
- Да, но я должен быть с людьми, и изучать людей. Я согласен быть вашим корреспондентом, но находясь здесь.
- А так, чтобы вас отозвать для своей газеты совсем?
- Так я не могу. Я должен быть здесь, с людьми.
- Да, но вы, по-моему, уже достаточно с ними ознакомились. Так что если вы согласны, буду договариваться выше насчет вас.
- Я не возражаю.
Пошел к Соколову, рассказываю ему, а в это время телефон в третий раз вызывает. Пошел.
- Суботин, начальник контрразведки. Ящики. Как наладить подсчет, и почему они пропадают?
- Не знаю.
- Так вот, 1986 рублей разобьем на вас четверых и взыщем.
Опять пошел к Соколову. Вдруг снова... "С вещами быть на "Гомеле". Но прежде, чем туда идти - подойдите к телефону". Начали дознаваться, кто вызывает. Выяснилось, что всю эту комедию разыграл Савостин.
Потом он радовался и смеялся, как ловко он меня надул. А погода была к тому же неважная - ходить, грязь месить.
Вечером комсорг Колмагорцев младший лейтенант, весельчак и трофейщик убит. Он полез за телом старшего лейтенанта Петрова, а у того было много трофеев: часы золотые немецкие, трое женских часов, портсигары, цепочки, два револьвера и многое другое. Взяли труп они вчетвером, но вдруг разорвалась мина. Колмагорцев и боец были убиты разорвавшейся миной, а двое других с перепугу забежали аж в другой батальон. Саперы говорят, что труп Петрова был заминирован немцами, и сейчас он еще лежит, не разминированный. Этой ночью должны извлечь мины.
Кипнис, бывший комсорг батальона - убит. Он, еврей, в звании красноармейца сумел быть комсоргом батальона. Но как только прислали сюда лейтенанта - его отправили в роту комсоргом и командиром отделения. Его убила мина и пулеметная очередь. Комсорг-лейтенант обо всем этом мне рассказал.
Ночью выдавали валенки. Бойцы мне получили, но у меня оказались один 39 один 42 размера.
28.12.1943
Сейчас на НП. Пишу письма домой.
Руднев украл бинокль и дал мне. Соколов прослышал от бойцов, что я взял сюда ящик жечь, ругался, что голову оторвет за него. Я не хотел неприятностей и стал искать выход из положения. Руднев пообещал выручить и через минут десять гляжу - тащит ящик. Позвонил Соколову: достали ящик. Ничего. Не ругается больше, удовлетворен.
А пока за письма. Напишу папе и Федоровским.
29.12.1943
Ночь поздняя. Писал рассказ. Немцы совершают временами (по ночам) сильные и беспокойные артналеты, очень короткие. В такие минуты всякий раз я подготавливаю свои вещи - на фронте всяко бывает.
Сегодня достал немного картошки - здесь всюду кучи валяются. Оттепель, и часть оттаяла, но снизу мерзлая. И она хорошей оказалась. Варил, кушал с маслом.
Мы стоим в балочке за Шевченко. Перед нами большущий фруктовый сад его уже на половину изрубили. Нам жалко, печально, но не будешь же мерзнуть и пропадать, щадя сад, и мы рубим его без зазрения совести - люди пропадают и сад жалеть не время. Я сегодня тоже нарубил веток и топил ими целый день. Особенно хорошо идет на топку абрикос.
Ходил на КП батальона, отдал письма и взял газеты.
В районе Витебска прорыв линии фронта по глубине. Взят городок и другие населенные пункты. Много трофеев, пленных.
Черчилль заболел, но пишут - выздоравливает.
Савостина нет. Он вчера показал еще одну сторону своего характера. Я разжигал печку и задремал - он начал вопить. Тогда я заявил: "Топи сам!". Он начал выгонять меня и заставлять замолчать. Мы поругались. Он весьма заносчив, самолюбив и думает, вероятно, что на нем свет стоит, а остальные люди должны вращаться все вокруг. Даже Соколовым он крутит по-своему, неохотно повинуясь его приказам.
30 или 29.12.1943
От тети Ани получил письмо от 8.Х??.43. Это седьмое письмо от нее. От папы - четыре. От мамы - шесть.
Савостин ушел, и я еще написал часть рассказа. Много не удается мешают. То Руднев со своими песнями, то Соколов со скандалом за ящики.
Стихи мои они читали в газете, и это было случайным напоминанием для них обо мне. Читал он мне письма свои от любимой и просил составить стихотвореньице для нее. Я теперь хоть отведу душу написанием стихов посвящений чужим девушкам, раз своей нет у меня.
Еще одна весьма неприятная весть - умер, престарелый уже, академик-коммунист Емельян Ярославский. С большим прискорбием известил об этом Совнарком и ЦК ВКП(б) нашего Союза.
07.12.1943
Вчера получил квитанцию на посланные папе 2000 рублей. От него писем не имею, и не знаю, получил ли он деньги. Мама настойчиво просит о справке, но что я могу сделать? Справки ей старые выслал, а добиться здесь новых невозможно. Кроме аттестата мне ничего не обещают для родных. Да и аттестат лишь в 44 году. Положение мое аховое: и отцу помогай и матери. А как - никто из них не подумает. Если бы они жили вместе - я бы имел постоянно один адрес, и посылал в одно место и справки, и деньги. А так я распылил свою помощь, и в оба места едва-едва чего-либо поступает. Даже письма не доходят мои.
Вчера написал два письма маме и папе. Сегодня мечтаю еще написать.
Я на НП. Мороз сердитейший. Руки-ноги замерзли и в сердце холод. Фрицев почти не видно, только слева за целый день показалось человек шесть: копаются в огородах, ищут чего-то. Рама летает над нами, высматривает оборону. Артиллерия била наша по бугру на горизонте. А фрицы обстреливали из минометов посадку, что перед входом в Шевченко с нашей стороны.
Голод тоже стучится мне в желудок, и тот отзывается лишь унылым урчанием. Больше сказать нечего. Сейчас туман прояснился, и стало видно хорошо оборону.
08.12.1943
Сейчас проводил беседу с ротой по докладу товарища Сталина. Зачитывал доклад, а потом объяснял и спрашивал. В газетах опубликована декларация от имени руководителей трех государств - Сталина, Рузвельта, Черчилля о совместных военных действиях против Гитлера и его сообщников с трех сторон Востока, Запада и Юга. Декларацию я зачитывал перед строем роты. Кроме этого была опубликована в сегодняшнем номере декларация об Иране, а также сообщение о праздновании в Тегеране 69-летия Черчилля, в котором приняли участие Сталин, Молотов и Рузвельт с женой и сыном Черчилля. На стол был подан пирог с 69 свечами. Воображаю, что это был за вечер! Хотя бы одним глазом присутствовать мне там. Больше ничего не хотел бы в данный момент.
Я весьма и весьма рад сближению наших руководителей с руководителями Великобритании и США. Так рад, как был огорчен когда-то сближением с Германией - страной мракобесия. Это большая, необходимая дружба цивилизации и демократии. Черт с ним, что обе союзницы буржуазные страны. Война сделала то, чего не смогли сделать десятилетия мирной жизни - объединила, наконец, нас в борьбе и ненависти к антисемитам, шовинистам, варварам-гитлеровцам.
Из сводки узнал, что наши войска заняли Александровск на Украине и на других участках продолжают продвигаться вперед, овладевая все новыми и новыми, думается расколошмаченными, населенными пунктами.
Наше наступление, что назначено было на сегодня - временно отложили по приказу свыше.
Сейчас обучают новичков. Обучают группу разграждения. В бане перемыли всех. Вчера была баня. Я не купался, так как был на НП. Теперь опять в батальоне три стрелковых роты, из которых меньшая насчитывает 40 человек.
Кругом подтянули большие силы, и опять "Иваны Грозные" остановились сзади нас. Работа артиллерии обещает быть интересной и гибельной. Немцы не имеют права устоять.
Вчера у нас ходили слухи, что Сталин, Рузвельт и Черчилль подписали декларацию и ноту, в которых требовали от Германии немедленного вывода войск к 12 числу, иначе поведется война с трех направлений. Интересно только, как эта "правда" пришла к нам, еще до опубликования самой декларации?!
В Ленинграде обстреливаются минами из орудий жилые кварталы, не имеющие военно-стратегического значения и свободные от *** Немцы варварски участвуют в этой гадости. Они поплатятся в свое время за все. Мои родные, погибшие от рук варваров, постоянно перед глазами моими и совесть зовет и зовет справедливо меня - мстить беспощадно.
Сейчас у меня спит замкомбат по политчасти - старший лейтенант Киян. Он пришел ко мне посидеть, но когда я стал читать ему свои произведения заснул. Ну и неспокойно же спит он. Эти кляксы он наделал, ворочаясь и жестикулируя во сне.
Сейчас уже темнеет. Камин у меня в землянке еле теплится, неудобно подбрасывать дрова. Руднева нет - он наружи. Погода сегодня не особенно холодная, хотя уже начался зимний месяц.
Немцы утром молчали. Мы сделали небольшую артподготовку в результате которой они испугались и разнервничались - стреляют весь день сегодня. Командир полка приказал убрать из села Ново-Петровка все батальонное хозяйство, стало быть, нужно место для кого-то свыше. А село уже не вмещает новых посетителей.
Вчера в ночь и сегодня под утро получал комсоставскую пищу: вкусно, сытно и питательно. Суп с картошкой и кусками поджаренного мяса, и на второе жаркое с подливой - это вчера. Сегодня суп такой же, и на второе кабачковая каша.
09.12.1943
Выпал снег. Такой мягкий, пушистый, и в большом изобилии. Началась зима. Но на дворе - то есть за стенами моей землянки - тепло и снег тает. Грязи много, и это мне не нравится. Лучше б морозец нагрянул.
Один из бойцов, что попал к нам в роту от стрелков - Лозовский, находится у меня во взводе. Ему, как и мне, 20 лет. Он даже на пол года моложе меня. Я решил сделать его ординарцем. Пригласил к себе в землянку его землянка сырая и холодная. Нарубил он мне дров, перемыл котелки, в общем, парень на ять.
Сегодня я мылся в бане и белье парил от вшей. Удивительно только почему вдруг после бани у меня зачесалось тело - ведь до этого я не чувствовал ничего. Может, не уничтожила их дезинфекция?
Писем не писал. Уже ночь. Снова ночь. Только что привозили ужин, поел уже. Свет наладил, и он горит без перебоя. Печка догорает. Вчера похитили у меня котелок - стрелки, черти! Глянцев ругался и кричал. Завтра моя очередь на НП дежурить.
Сегодня накатал три стиха. Один закончил и переписал в дневник, два недоработал. Написал письмо Оле. Завтра на НП, наверное, еще больше напишу, в особенности там.
10.12.1943
Часов в девять утра, когда я уже было решил что не буду на НП дежурить, меня вызвал Соколов и сказал: "Подежуришь на НП часа четыре, а потом тебя сменят". Я обрадовался что не весь день мне стоять, и сказал ему, что давно надо было так делать. Старший лейтенант - замкомбат по строевой, присутствующий при этом, говорил, чтобы докладывал о всяких перегруппировках, замеченных на стороне противника. Я пошел, взяв с собой Глянцева одеяло, плащ-палатку, телефон и сумки. Лозовскому заказал вареную картошку.
Однако пробыть на НП довелось до половины четвертого. Ноги намокли, замерзли, и я с трудом стоял, наблюдал за противником. Глянцев не умеет говорить по телефону. Так, один раз он стал говорить: "Товарищ лейтенант просит командира роты подойти к телефону...". Я не дал дальше ему договорить. В другой раз он заявил, что мы разговаривали с НП. Пришлось мне и наблюдать, и разговаривать, а дел было много.
Вся земля побелела, и все предметы отчетливо видно на фоне белизны серебристого снега, устлавшего все вокруг. Я долго наблюдал, замечая вдали отдельные фигуры немцев, группки их, двигавшиеся где-то в отдалении километра на два. Как вдруг справа, на месте бывшего зеленого поля, у самого края его, где виднелся небольшой курганчик, я заметил фигуру наблюдателя-немца и внизу возле него сидящего снайпера. Позвонил по телефону, и Соколов предложил корректировать стрельбу по немецким наблюдателям.
Открыли огонь. Первая мина упала 1-20, правее цели. Указал необходимый доворот. Вторая упала 0-40 от цели, но дальше ее значительно. Третья, по недоразумению, упала в створе с целью, но в метрах 10-15 от наших позиций. Сказал повторить, и мина упала в 0-10 от цели. Скомандовал доворот. Мина накрыла цель, и фрицы забегали по горизонту. Их было двое. Один пробежал немного и упал, другой впрыгнул в окоп.
Скомандовал "беглый". Первая мина из серии "беглым", заставила убегать и второго, но последующие - вторая и третья, разорвались подле него. Я заметил потом, что он нагнулся над чем-то. Думал, что над убитым, но спустя долгое время он не менял положение - очевидно и он был убит или ранен.
После того, как уничтожил снайпера и наблюдателя, стал еще внимательнее наблюдать за противником, и заметил целую группу немцев, двигавшихся из отдаленного, Безымянного хуторка в ближний к нам. Потом заметил вражескую пушку у ближнего Безымянного хуторка, слева, возле отдельно стоящего дерева. Передал по телефону. Потом в этот же хуторок спустилась та самая группка людей, и я заметил, что несли они две платы, два ствола от миномета и сидя *** Вызвал Соколова ***но другом ***
12.12.1943
Ничего особенного не случилось у меня за нынешний день. Не вылазил из землянки. Писал днем, писал ночью, сжег три пэтээровских патрона (из него у меня лампа сделана) бензину.
Написал стихотворение, письмо папе. Вчера получил письмо от тети Ани, но накануне отправил ей письмо, и опять не писал больше.
Газет не получали сегодня. По вчерашним сообщениям, наши войска в районе Кременчуга освободили от немецких нашественников город Знаменка.
Наш фронт - 4-ый Украинский.
На дворе мороз колоссальный. Я вышел минут на десять умыться и оправиться - и заморозил за это время ноги. Сейчас сижу разутый совсем и греюсь. Лозовский топит печку. Дров он раздобыл много в деревне, и в землянке очень тепло.
Сегодня (только что) наша автомашина подвозила на левом фланге, сзади нас, пушку 76 мм. Немцы заметили и обстреляли. Машина ушла, и немцы долго ее обстреливали, но не попали.
Сейчас спустилась ночь на оборону, и пушку удалось укатить с открытого места.
14.12.1943
Получил письмо от папы, датированное 22.Х?, и от тети Ани за 15.Х?. Папино письмо, впервые из всех полученных от него, имеет в конце букву "Ы". Все пять писем тети Ани - на "Х" - 2 батальон.
Написал всего два письма - маме и тете Ане. С Рудневым писал письмо его дорогуше, от имени Руднева. Но в письме том прошу, чтобы она или ее подружки по школе, написали мне письмо - все это именем Руднева
Взял у Соколова несколько адресов его девушек. Двум из них он разрешает передать привет от его имени, а остальным писать не хочет.
Папа и тетя Аня, да и мама тоже, в один голос заявляют, что от меня нет писем, когда вся рота знает и удивляется частоте, с которой я их пишу ежедневно по два-три письма. Майе Белокопытовой написал тоже несколько писем, и хочу еще написать. Оле тоже. Ее подругам собираюсь. Почему же никто из них мне не пишет?
Написал Лялечке письмо, послал открытку с рисуночком детским и надписью под ним "Для милого дружка и сережка из ушка". Чудненькая голубоглазая девочка вынимает из ушка "сережку для милого дружка" - мальчика. Другой мальчик, который, очевидно, не мил ей и не дружок - стоит нахмурясь в стороне, завистливо поглядывая черненькими глазенками на счастливого своего соперника.
Перед вечером Запрягайло стал задираться со мной. Ну и завелись. По всей земле проволокли друг друга и, в конце концов, я одолел его. Несколько раз я был сверху его, но брюки измазал основательно, и вообще - неудобно было перед бойцами. Но он как маленький, не понимает слов, и одно дело прыгает на меня, задирается. Влез в землянку и набедокурил - все вверх дном перевернул, хорошо еще не взял ничего. У меня сверху лежала бумага и дневник, письма, конверты и сумка.
К вечеру, попозже туда, бросил мою вкладную книжку, что им передал для меня начфин, на двор. Вообще-то, он крайне несерьезен - 24 года, а Митрофан Митрофанович Запрягайло.
Сегодня немцы стреляли по единственно уцелевшему домику хутора Чапаево, что в метрах 50 от нас. Снарядов двадцать выпустили, но только одним попали в дом, да и то вскользь, по боку. После этого еще два-три снаряда выпустили и оставили, видно надоело им. Вот она цивилизация немецких варваров! Бойцы с горькой иронией говорили: "Немцы нам дрова заготавливают. Вот сейчас добьют этот дом, и мы пойдем, соберем дров".
Несмотря на обстрел, возле дома прятались люди, они ***
ХХ.12.1943
*** набрать дров для топки. Пишу при свете догасающего камина, проделанного в стенке моего окопа.
Вчера был на ПП. Туман непроглядный был кругом, но пришлось отбывать. Когда развиднелось - заметил наблюдателей фрицовских. Открыл огонь по телефону. Хотел минометом, но Соколов дал всей батареей и я не мог скорректировать - разрывы были очень далеко, и даже не видно их было почему-то, только одна мина упала метрах в пятидесяти от наших стрелковых окопов.
Ночью фрицы открыли такую бешеную артподготовку, что страх. В особенности по Ново-Петровке. Старшина Урасов рассказывал, что всех лошадей поразгоняли вражеские разрывы в селе.
От нас метрах в пятнадцати тоже упал один снаряд. Сегодня упал близко возле артиллеристов. Немцы активничать начинают. Очевидно у них есть боеприпасы, и вдоволь.
15.12.1943
Опять догасающий камин - очаг света.
Утром написал и отправил письмо папе. Сейчас писал Майе Б., Соколовой, девушке Юле Петровой. Больше некогда, хоть и есть куда писать мне.
Был сегодня у нас капитан Андреев, беседы проводил. Он очень хороший человек и по-отечески заботлив, в особенности ко мне.
Ночью копали ход сообщения.
У Савостина газета свежая и в ней портрет Сталина, Рузвельта, Черчилля вместе снятых. Сталин постарел маленько. Он в военной маршальской форме, Рузвельт - в штатском - у него умное и хитроватое дипломатическое лицо. Черчилль - толстяк в военной форме. Савостин восхищается Рузвельтовой физиономией.
Разговаривал с Савостиным насчет жизни и несправедливости, повсюду царящей. Савостин говорил, что повидав несправедливость, обман, преследование людьми мелочных интересов, он решил после войны уйти от суеты, от жизни городской и поселиться в деревне, где заняться хлебопашеством.
16.12.1943
Ночь копал. Я не спал - отмерял направление и протяженность работ. Днем дежурил на ПН. Ни одного фрица, да и к тому же и бинокля под рукой не оказалось. Далеко на горизонт опустился и стоит хмуро-серый туман.
Читал. Почти ничего не написал. Газет сегодня не было. Писем нет. Два письма, что вчера написал - сегодня отправил.
Спать хочется: усталость и бессонница.
18.12.1943
Позавчера в ночь был вызван на партбюро батальона: я член бюро. Повестка: "Подготовка к партсобранию". Вчера в 14 часов партсобрание. Присутствовал капитан Андреев. Он доцент, оказывается, и политрук гражданской войны еще 1926 года, член партии.
Выступал и я, вторым, после старшего лейтенанта Кияна. Выступали комбат, капитан Андреев, наши минометчики из боепитания, военфельдшер, начальник особого отдела и прочие. После собрания пошли сразу на партактив трое от нас: старший лейтенант Киян, парторг Голомага и я.
Там выступали большие люди дивизии, был командир корпуса генерал-майор Горохов. Он очень умный человек. Грузный, большой и красивый.
Поздно вечером вернулся домой, предварительно зайдя со старшим лейтенантом и парторгом в хозвзвод и покушав плотно с водкой.
Капитана Андреева я выдвинул в президиум.
Сейчас наступать будем. Каждый взвод действует самостоятельно. Все зависит теперь от моей инициативы.
Артподготовка - полчаса, и затем - вперед!
Ночью спал у меня комиссар. Долго разговаривали и не спали.
Получил письмо от мамы. Больше писать некогда.
21.12.1943
Плачевен исход наступления. Мы почти на старых позициях. После артподготовки продвинулись и заняли Безымянный хутор. Но ночью немцы с криками ринулись в контратаку. И пехота, и мы стояли совсем близко от немцев, в контратаке чуть было не попав врагу в лапы. Но подробности после. Сейчас артперестрелка.
Две наши артперестрелки ни к чему хорошему не привели, а наступать надо. Мы на другом месте, где более опасно. Немцы обстреливают болото, а мы-то как раз на его склонах.
На Витебском участке, говорят, снова продвижение.
24.12.1943
Написал три ответных письма маме, папе, тете Ане. Вчера получил от них такое же количество. Сейчас получил шестое уже по счету письмо.
Наступление наше приостановилось в самом начале своем. Пехота продвинулась не более километра. Правда, соседи справа потеснили вчера противника до самого Днепра.
Позавчера противник контратаковал нас ночью. Довелось удирать, особенно нам, минометчикам.
Всю ночь рыл землянку. Дело уже было к рассвету - сильно устал и приготовился спать. Но вдруг всех подняли: "Быстрей собирайтесь!". Бросил лампочку с горючим, плащ-палатку и Савостина топор. Он потом ругался. Соколов, Савостин и Запряйло выбрали себе место в стрелковых окопах противника - там сидели. Тогда все это и случилось. Бежали изо всех сил. Пехоту нашу значительно потурили, но и сейчас она сидит в немецких окопах. 965 отстал и не вытеснил немца ни на метр.
Вчера ночью немцы опять ходили в атаку, немного оттеснили нас, но утром артиллерия выбила их, и погнала на прежние места. Потеряли они около 300 человек при этом. Еще сегодня днем лежало много убитых и раненных на ничейной земле - немцы не могли их убрать.
Поймали восемь немцев сегодня. В первый день наступления видел раненного немца. Язык. Клял Гитлера. Вот когда они только начинают понимать! Его перевязали, и он сам пошел в сопровождении нашего раненного в тыл.
Просиднин и Булатов ранены.
Сегодня переходит на эти позиции и Запрягайло. Я живу вместе с Савостиным. Вместе рыли землянку, оборудовали точку. А теперь я приболел порядком: насморк, кашель и боль в глотке, знобит все тело и кости. Савостин не верит и ругается. Говорит, что не хочет быть для меня нянькой и заставляет рубить дрова. Мне весьма неудобно мое положение и я делаю все, несмотря на слабость.
Ночью немец делал большие артналеты.
26.12.1943
Получил вчера еще одно письмо от мамы. В нем она сообщает, что ее премировали валенками, просит справку. А ведь я ей высылал много справок. Не получила, очевидно.
Над нами здесь все время висит Дамоклов меч. Кругом, то далеко, то совсем близко, рвутся немецкие снаряды, мины. Только чудо какое-то спасает меня от смерти. Сегодня перед рассветом снаряды стремительным воем вонзились в болотце, что внизу, метрах в двух от нас. Землянка вся содрогнулась, но не больше.
Капитан Чертовской ранен позавчера, или еще раньше, днем. Помню, как он шел по передовой во весь рост. Я сказал ему, что снайперы обстреливают, указал на склонившийся в ходу сообщения труп и на другие, кругом валявшиеся тела бойцов - всех убитых снайперами. Но Чертовской только рукой махнул. По-видимому, был пьян. Позже я узнал, что он ранен в ногу и живот.
Убит командир роты Петров. Насмешник большой был он. Его, старший лейтенант Боровко - наш комбат, отправил во второй батальон. Там он и убит.
Вчера ночью у меня забрали одного человека в стрелки. Выделил Лозовского - новичка. Но он очень хороший парень и мне жаль его.
В газетах новый гимн вместо интернационала. Тут, конечно, не без влияния союзников.
Написал только что письмо маме.
23 или 26 сегодня? Савостин пишет 23, а я 26.
27.12.1943
Сегодня было две артподготовки, но безуспешных. Только на правом фланге, где участвовали в артподготовке "Иваны Грозные", некоторое продвижение.
Письмо маме уже второй день держу и не могу отправить - не является почтальон.
С болезнью улучшается. Опасения мои напрасны - все-таки избежал госпиталя.
Уже ночь. Печку распалил до предела. Савостин спит, а я решил пописать. Где-то на улице повели немца. Он случайно заблудился и попал к нам, об этом говорили часовые.
27.12.1943
С Савостиным долго беседовал сегодня на бытовые темы. Он все толкует насчет деревни, садика, ручейка, спокойной от сует и трудностей жизни. Жена-хозяйка, даже пусть неграмотная, некрасивая, но здоровая, трудолюбивая.
Я насчет литературы все твердил; он же попробовал отвлечь меня от любви к писанию, уговорить, что я неталантлив, не имею способностей быть писателем. Он даже попробовал сам написать стихотворение, уверяя, что лучше меня напишет, но, конечно, у него ничего не получилось.
Долго еще он внушал мне, что я буду обыкновенным щелкопером, не более, а потому буду испытывать и нужду и лишения. С карандашом за ухом буду стоять в очереди за куском гуся, которого мне не хватит. А у него в это время будет несчитанный запас гусей, свиней и прочих живностей и он не будет бесцельно стоять за последние гроши в очереди.
Позже он пошел на НП. Я топил печь и решил назло ему, Савостину, еще больше писать. Заточил карандаш, приготовил бумагу, как вдруг, прибегают:
- Товарищ младший лейтенант, вас к телефону. - Пошел. Спрашиваю, кто вызывает?
- 89, - отвечают.
- Я вас слушаю.
- Вы что окончили? - Ответил.
- Так вы младший лейтенант?
- Да.
- А стрелковое дело изучали? - тут я решил, что меня хотят отправить в стрелки и сердце мое чуть-чуть екнуло, но потом решил: все равно нигде не погибну, но ответил: "Нет, не изучал, только минометное".
- А не можете ли вы мне посоветовать кого-либо?
- Нет, этого я не могу.
- Очень жаль, а нам нужны стрелковые офицеры.
Позже опять вызвали.
- Щетинин. Вы меня знаете? Слышали меня?
- Да, слышал.
- Так вот, нам нужен корреспондент. Я узнал, что вы можете им быть, и хотел бы вас забрать к себе в редакцию. Вы согласны?
- Да, но я должен быть с людьми, и изучать людей. Я согласен быть вашим корреспондентом, но находясь здесь.
- А так, чтобы вас отозвать для своей газеты совсем?
- Так я не могу. Я должен быть здесь, с людьми.
- Да, но вы, по-моему, уже достаточно с ними ознакомились. Так что если вы согласны, буду договариваться выше насчет вас.
- Я не возражаю.
Пошел к Соколову, рассказываю ему, а в это время телефон в третий раз вызывает. Пошел.
- Суботин, начальник контрразведки. Ящики. Как наладить подсчет, и почему они пропадают?
- Не знаю.
- Так вот, 1986 рублей разобьем на вас четверых и взыщем.
Опять пошел к Соколову. Вдруг снова... "С вещами быть на "Гомеле". Но прежде, чем туда идти - подойдите к телефону". Начали дознаваться, кто вызывает. Выяснилось, что всю эту комедию разыграл Савостин.
Потом он радовался и смеялся, как ловко он меня надул. А погода была к тому же неважная - ходить, грязь месить.
Вечером комсорг Колмагорцев младший лейтенант, весельчак и трофейщик убит. Он полез за телом старшего лейтенанта Петрова, а у того было много трофеев: часы золотые немецкие, трое женских часов, портсигары, цепочки, два револьвера и многое другое. Взяли труп они вчетвером, но вдруг разорвалась мина. Колмагорцев и боец были убиты разорвавшейся миной, а двое других с перепугу забежали аж в другой батальон. Саперы говорят, что труп Петрова был заминирован немцами, и сейчас он еще лежит, не разминированный. Этой ночью должны извлечь мины.
Кипнис, бывший комсорг батальона - убит. Он, еврей, в звании красноармейца сумел быть комсоргом батальона. Но как только прислали сюда лейтенанта - его отправили в роту комсоргом и командиром отделения. Его убила мина и пулеметная очередь. Комсорг-лейтенант обо всем этом мне рассказал.
Ночью выдавали валенки. Бойцы мне получили, но у меня оказались один 39 один 42 размера.
28.12.1943
Сейчас на НП. Пишу письма домой.
Руднев украл бинокль и дал мне. Соколов прослышал от бойцов, что я взял сюда ящик жечь, ругался, что голову оторвет за него. Я не хотел неприятностей и стал искать выход из положения. Руднев пообещал выручить и через минут десять гляжу - тащит ящик. Позвонил Соколову: достали ящик. Ничего. Не ругается больше, удовлетворен.
А пока за письма. Напишу папе и Федоровским.
29.12.1943
Ночь поздняя. Писал рассказ. Немцы совершают временами (по ночам) сильные и беспокойные артналеты, очень короткие. В такие минуты всякий раз я подготавливаю свои вещи - на фронте всяко бывает.
Сегодня достал немного картошки - здесь всюду кучи валяются. Оттепель, и часть оттаяла, но снизу мерзлая. И она хорошей оказалась. Варил, кушал с маслом.
Мы стоим в балочке за Шевченко. Перед нами большущий фруктовый сад его уже на половину изрубили. Нам жалко, печально, но не будешь же мерзнуть и пропадать, щадя сад, и мы рубим его без зазрения совести - люди пропадают и сад жалеть не время. Я сегодня тоже нарубил веток и топил ими целый день. Особенно хорошо идет на топку абрикос.
Ходил на КП батальона, отдал письма и взял газеты.
В районе Витебска прорыв линии фронта по глубине. Взят городок и другие населенные пункты. Много трофеев, пленных.
Черчилль заболел, но пишут - выздоравливает.
Савостина нет. Он вчера показал еще одну сторону своего характера. Я разжигал печку и задремал - он начал вопить. Тогда я заявил: "Топи сам!". Он начал выгонять меня и заставлять замолчать. Мы поругались. Он весьма заносчив, самолюбив и думает, вероятно, что на нем свет стоит, а остальные люди должны вращаться все вокруг. Даже Соколовым он крутит по-своему, неохотно повинуясь его приказам.
30 или 29.12.1943
От тети Ани получил письмо от 8.Х??.43. Это седьмое письмо от нее. От папы - четыре. От мамы - шесть.
Савостин ушел, и я еще написал часть рассказа. Много не удается мешают. То Руднев со своими песнями, то Соколов со скандалом за ящики.