Страница:
Принц действительно явился в Северную столицу, был прекрасно встречен Анной Иоанновной, определившей его под начало генерал-фельдмаршала Миниха, участвующего тогда в войне с турками. Русская принцесса Анна Леопольдовна не очень-то жаловала заморского жениха, несколько лет под разными предлогами откладывала свадьбу, однако, наконец призналась обрадованной императрице, что «…она во всем готова слушаться свою тетушку и дает согласие выйти замуж за Брауншвейгского принца».
Таким образом граф Карл Густав Левенвольде вошел в русскую историю как человек, причастный к возникновению в России правящей четы – правительницы Анны Лепольдовны, Антона-Ульриха Брауншвейгского и их малолетнего сына – российского императора Ивана IV Антоновича, правнука русского царя Ивана VI. Правда, этот царственный альянс просуществовал в Российской империи всего один год – с 1740 по 1741. В два часа ночи 25 ноября 1741 г. Елизавета Петровна, дочь Петра I, вместе с гвардейцами ворвалась во дворец, вошла в спальню правительницы при малолетнем императоре Иване IV, разбудила свою сестру громким возгласом: «Сестрица! Пора вставать!», арестовала ее вместе с супругом, взяла из кроватки плачущего младенца Ивана IV и вынесла его к саням. Родители русского императора умерли в ссылке, а наследника российского престола – законного императора Ивана IV Антоновича навечно заключили в тюрьму.
В 1764 г. его убили при попытке освобождения подпоручиком В.Я. Мировичем из Шлиссельбургской крепости. Граф Левенвольде совершенно случайно узнал о готовящемся заговоре на очередной дружеской пирушке от подвыпивших приятелей, косвенно причастных к государственному перевороту.
Узнав потрясшую его новость, гофмаршал правительницы, несмотря на позднее время поспешил во дворец. Семейство Анны Леопольдовны почивало, и Левенвольде пришлось передать свою тревожную записку дежурной камер-юнгфере, прося как можно быстрее ознакомить правительницу с содержанием его ночного послания. Озадаченная тревожным видом графа камер-юнгфера поспешила в спальню Анны Леопольдовны, разбудила ее и передала ей письмо гофмаршала. Заспанная правительница, ознакомившись с текстом послания, приказала фрейлине: «Спросите графа Левенвольде, не сошел ли он с ума!» – и вновь заснула.
Услышав ответ, граф пришел в отчаяние. Вернулся к себе на Мойку, провел бессонную ночь, а рано утром вновь поспешил в Зимний дворец, встретился с Анной Леопольдовной и стал искренне убеждать ее в реальной угрозе дворцового переворота, однако в ответ лишь услышал, что это очередные сплетни, ибо она сама лучше, чем кто-нибудь иной, знает, что никакой грозящей опасности не существует и бояться цесаревны в данное время не следует.
И действительно, для большинства придворных дворцовый переворот оказался неожиданным, поскольку между цесаревной Елизаветой Петровной и правительницей Анной Леопольдовной внешне царило полное дружеское согласие и взаимопонимание. В день рождения цесаревны Анна Леопольдовна в декабре 1740 г. подарила родственнице прекрасный драгоценный браслет, а от лица своего маленького сына – императора Ивана VI вручила родственнице осыпанную драгоценными камнями массивную золотую табакерку с Императорским гербом. Одновременно с этим правительница распорядилась выдать милой сестрице из соляной конторы 40 000 золотых рублей для уплаты ее многочисленных долгов.
Историк Н.И. Костомаров после длительных архивных поисков пришел к выводу, что причиной опасного решения Елизаветы Петровны возглавить государственный переворот стала подковерная дипломатическая игра французского посланника в России де ля Шетарди, неформального руководителя этого дворцового заговора, весьма выгодного для Франции. Французский дипломат явился к цесаревне Елизавете Петровне и заявил, что якобы приехал предупредить ее об опасности. Из «верных» источников посланник, оказывается, узнал, что в ближайшие дни цесаревну по повелению правительницы собираются упрятать в монастырь. По мнению Шетарди, настала пора решительных упреждающий действий. «В случае неудачи Ваша решимость, – заявил французский посланник, – сохранит Вам расположение друзей, кои отомстят за нее и оставят надежду поправить дело».
После уговоров де ля Шетарди Елизавета Петровна действительно обрела «необходимую решительность» и гневно произнесла: «Если так, если уже ничего делать не остается, мне следует приступить к крайним и последним мерам. Я покажу всему свету, что я – дочь Петра Великого».
Переворот удался на славу. Елизавета, окруженная ликующими гвардейцами, возвращалась к себе в дом на Невском проспекте. Народ торжествовал и толпами бежал за санями. Очевидцы события вспоминали, что «ребенок, которого держала на руках новая императрица, услышав веселые крики, развеселился сам, подпрыгивал на руках своей тетки и махал ручками».
В тот же день в своих домах арестовали Остермана, фельдмаршала Миниха и его сына, Головнина, Мегдена, Темирязева, Стрешневых, принца Людвига Брауншвейгского (брата Антона), графа Лопухина, генерал-майора Альбрехта и, конечно же, камергера графа Левенвольде. Офицеры и солдаты, производившие аресты, по свидетельству очевидцев, обращались со всеми весьма грубо, оскорбляя их, не стесняясь в выражениях. Арестованных вначале доставили в дом Елизаветы Петровны, а затем препроводили в крепость.
Императрица Елизавета Петровна, ставшая капитаном роты Преображенского полка, даровала дворянское достоинство всему составу роты и заверила о своем желании наделить всех 360 человек добротными имениями. Участники переворота также удостоились различных наград – высоких орденов, чинов (статских, военных и придворных). Из ссылки и тюрем указом императрицы в Петербург возвращались опальные дворяне. Им вернули прежние награды, почести и имущество.
После учиненного розыска в Тайной канцелярии всех арестованных признали виновными в государственной измене и осудили на ссылку в Сибирские края.
Графа и канцлера Левенвольде лишили чинов, наград, всего недвижимого имущества и сослали в Соликамск, откуда в 1752 г. перевели в Ярославль, где он и умер. Знавшие графа сохранили о нем неоднозначные характеристики и мнения. Одни изображали его трусливым человеком, коварным и корыстолюбивым, другие же, наоборот, считали графа гордым, смелым, честным и высоконравственным индивидуумом, переносившим свои напасти и лишения с великим стоическим терпением и достоинством. Многие придворные в своем кругу с теплотой и любовью воспоминали графа Левенвольде, лишенного всего, что он имел за свою долгую службу при дворе трех российских императоров. Его любимый дворец на левом берегу реки Мьи отошел в казну вместе со всем его богатым содержанием – изящной мебелью, редкой коллекцией картин, старинных скульптур, изделиями из золота, платины, серебра и драгоценных камней.
Добрая память о нем со стороны его прежних почитателей и сослуживцев лишь усугубляла строгость его пребывания в местах, определенных для ссылки государственных преступников.
Один из эпизодов доброго отношения к ссыльному Левенвольде вошел в анналы российской истории как «Государственный заговор придворной дамы Натальи Федоровны Лопухиной». Суть дела заключалась в следующем: в северном городе Соликамске находился под охраной на поселении бывший гофмаршал Левенвольде. В качестве начальника военной охраны ссыльных в город на реке Каме направили поручика лейб-кирасирского полка Бергера. Узнавшая об этом придворная дама графиня Наталья Федоровна Лопухина, бывшая некогда близкой приятельницей ссыльного графа, попросила поручика передать ссыльному гофмаршалу, что «он не забыт своими друзьями и не должен терять надежды, ибо не замедлят наступить для него лучшие времена». Курляндец Бергер тотчас же доложил о поручении Лопухиной влиятельному человеку при дворе императрицы Елизаветы Петровны, ее лейб-медику графу Герману Лестоку – главному идеологу недавнего дворцового переворота. Заявление придворной дамы Н.Ф. Лопухиной о том, что Левенвольде «не должен терять надежды и что не замедлят наступить для него лучшие времена», легло в основу серьезного государственного расследования. Допрос в Тайной канцелярии всех причастных к этому делу лиц проводился весьма жестоко, невзирая на пол обвиняемых, их чины и звания. Всех подозреваемых подвергли пытке на дыбе и иным жестоким истязаниям, используемым для получения доказательств их вины.
Специально учрежденное в Сенате генеральное собрание с участием трех духовных сановников в итоге постановило: «Всех троих Лопухиных колесовать, предварительно вырезавши им языки. Лиц, слышавших и не доносивших, – Машкова, Зыбенко, князя Путятина и жену камергера Софию Лилиенфельд – казнить отсечением головы, некоторых же, менее виновных, – сослать в деревни».
Елизавета Петрова, утверждая приговор, смягчила тяжесть кары, определив главных виновных, – Лопухина и Бестужеву, – высечь кнутом и, урезав языки, сослать в ссылку, других также высечь и сослать, а все их имущество конфисковать. Приговоренная к суровому наказанию супруга камергера София Лилиенфельд оказалась беременной. Императрица распорядилась дать ей время разрешиться от бремени, а уж затем изрядно высечь плетьми и сослать на Север. На просьбе о помиловании Софии Лилиенфельд дочь Петра Великого собственноручно соизволила начертать: «Плутоф жалеть не для чего, лучше, чтоб и век их не слыхать, нежели еще от них плодов ждать!»
В ходе расследования, под пыткой, Степан Лопухин показал, что посол Венгерского королевства маркиз Ботта якобы говаривал за обедом в доме Лопухиных: «Было бы лучше и покойнее, если бы принцесса Анна Леопольдовна властвовала».
Вмешательство в это дело иностранного посла заставило императрицу поручить своему посланнику Лончинскому «представить венгерской королеве протест о непозволительном поведении ее полномочного представителя в России и просить учинить над ним взыскание». Королева Мария-Терезия вначале защищала маркиза Ботту, но затем в угоду Елизавете Петровне приказала отправить провинившегося дипломата в Грац и держать там под караулом. Правда, спустя год российская императрица сообщила Марии-Терезии, что вполне удовлетворена ее решением и теперь не желает для маркиза Ботты столь строгого наказания.
Казнь российских поклонников графа Левенвольде состоялась на Васильевском острове, вблизи здания Двенадцати коллегий, где в то время размещался Сенат. К десяти часам утра пространство около широкого помоста из свежих сосновых досок заполнилось народом. Осужденных выстроили около помоста, и секретарь Сената приступил к оглашению приговора. Ветер с Невы доносил слова секретаря: «Степан Лопухин и Наталья… забыв страх Божий и не боясь Божьего суда, решили лишить нас престола… а всему миру известно, что престол перешел к Нам по прямой линии от прародителей наших после смерти Петра II и приняли мы корону в силу духовного завещания матери нашей, по законному наследству и Божьему усмотрению <…> Анна же Бестужева по доброхотству к ней принципам и по злое за брата своего Михайлу Головина, что он в ссылку сослан, забыв про злодейские его дела и наши к ней многие по достоинству мысли…» Секретарь еще долго и занудно перечислял вину осужденных.
Приговоренных в простых телегах отвезли на окраину столицы, где они попрощались со своими родными и близкими перед отъездом в сибирскую ссылку.
После падения влиятельного вельможи графа Левенвольде его усадьбу на левом берегу реки Мойки забрали в казну. В 1743 г. императрица Елизавета Петровна подарила дворец и усадебный участок осужденного своему бывшему фавориту во времена, когда она еще являлась молодой цесаревной, – сержанту гвардии Алексею Яковлевичу Шубину. Еще при дворе Анны Иоанновны распространялись упорные слухи о любовной связи гвардейского сержанта и молодой Елизаветы Петровны. Чтобы прервать подобные разговоры, императрица приказал сослать лихого гвардейца в Сибирь.
После смерти Анны Иоанновны цесаревна Елизавета Петровна стала предпринимать всевозможные меры к розыску и возвращению в столицу своего любимца. Быстро найти опального сержанта гвардии Алексея Шубина тогда не удалось. И лишь по приказу фельдмаршала Миниха предмет первой любви будущей императрицы удалось обнаружить где-то на Камчатке, в 1500 верстах от Санкт-Петербурга.
Пока сержант добирался до столицы, Елизавета Петровна стала российской императрицей. Она встретила Алексея Яковлевича с радушием, но уже в рамках своего нового официального положения. Опальный гвардеец ее именным указом становится майором гвардейского Семеновского полка и генерал-майором по армии. Ему же императрица жалует дворец и усадьбу ссыльного гофмаршала Левенвольде на левом берегу Мойки. Награждает орденом Св. Александра Невского и жалует его имениями в Нижегородской губернии.
Появление в столице А.Я. Шубина, сохранившего прежнюю красоту, но утратившего за годы скитаний на Камчатке светский лоск, с недовольством встретил лейб-медик императрицы граф Лесток, ранее причастный к отправке красавца-сержанта в ссылку. Прошедший тяжкие испытания в годы ссылки, безвинно осужденный гвардеец, опасаясь интриг столичной жизни, благодарит свою покровительницу, отказывается от щедрого подарка на набережной и просит нижайшего позволения уехать в подаренные ему имения в Нижегородской губернии.
В 1749 г. бывший участок графа Рейнгольда Густава Левенвольде переходит во владение гетмана Украины и президента Академии наук Кирилла Григорьевича Разумовского, брата тайного мужа императрицы Елизаветы Петровны – Алексея Григорьевича Разумовского, многие годы являвшегося влиятельнейшим лицом при дворе русской императрицы. А был он сыном простого казака в украинском селе Лемеши, приписанного к Киевскому казачьему полку. За каждую провинность отец нещадно бил мальчика, и тот убежал от побоев в село Чемеры, где жил у местного дьячка, который обучил его грамоте и пению.
Историк Н.И. Костомаров писал: «Приезжавший полковник Вишневский, по дороге в Венгрию покупать для двора вино, заехал в церковь, услыхал прекрасный голос Алексея и взял с собой в Петербург для придворного хора певчих. Это было в 1730 г. В том же году цесаревна Елизавета, посетивши церковь в Зимнем дворце, упросила обер-гофмейстера Левенвольде уступить Алексея для ее придворной церкви. Чрезвычайно красивый и статный, Алексей Разумовский понравился цесаревне. По восшествии своем на престол Елизавета Петровна, по убеждениям духовника своего Дубянского, сочеталась тайно браком с Разумовским в селе Перове, близ Москвы, и вслед за тем осыпала его богатствами и почетом. Из ничтожного казака, до того бедного, что мать его собиралась просить подаяния под окнами, Разумовский по знатности положения своего и богатства стал первым вельможей России…»
Для своего возлюбленного императрица специально построила роскошный Аничков дворец на углу Невской перспективы и реки Фонтанки. Очевидцы тех лет вспоминали, что «из благоволения к Алексею Разумовскому императрица вывела в знать всю близкую родню своего любимца и строго оберегала честь этого возвышенного ею рода. Всяческие слухи, наветы и оскорбительные пересуды в адрес Разумовских оканчивались для их распространителей всегда трагически – застенком в Тайной канцелярии, дыбой, кнутом, плетьми и ссылкой в Сибирь».
Граф Алексей Григорьевич Разумовский
По единодушному мнению современников, фаворит императрицы являлся человеком в высшей степени добропорядочным и прямодушным. Не имея никакого образования, граф обладал широким умом, щедростью и добротой. Правда, в нетрезвом состоянии Алексей Григорьевич часто бывал довольно крут и тяжел на руку Историк М.И. Пыляев приводит тому пример, когда «…графиня М.Е. Шувалова каждый раз служила молебен, когда ее муж, граф Петр Иванович, возвращаясь с охоты, не был бит батожьем от Разумовского под пьяную руку». Подобные случаи побоев представителей старых дворянских фамилий от любимца Елизаветы Петровны на пирушках и застольях подтверждает и английский посланник сэр Вильямс в своих депешах в Англию. Из трепетного благоговения перед своим тайным супругом императрица отправила за границу для обучения и получения основательного образования младшего брата Алексея Григорьевича – Кирилла. По его возвращении из Европы Елизавета Петровна рекомендовала избрать Кирилла первым президентом Академии наук, а позже приказала избрать казацкого сына гетманом в Малороссии. Кирилл Григорьевич Разумовский был единогласно избран президентом Российской академии наук в довольно юном возрасте, тогда ему минуло всего 19 лет. Через год он утверждает новый регламент Академии наук, соединенной тогда с Академией художеств и Университетом. При Университете по его распоряжению учреждалась гимназия, из учеников которой отбирали двадцать человек для Университета, а остальных определяли в Академию художеств. Профессора должны были преподавать бесплатно.
Граф Кирилл Григорьевич Разумовский стал не только первым президентом Российской академии наук, но и прослужил в этой должности в течение 52 лет.
Перед началом строительства его дворцового комплекса на Мойке (№ 48) в газете «Санкт-Петербургские ведомости» опубликовали следующее объявление: «Графа К.Г. Разумовского деревянный дом на каменном фундаменте желающим разобрать, перевезти и поставить на Крестовском острову… явиться могут в домовой канцелярии». Деревянный дворец Левенвольде разобрали, и в 1762 г. архитектор А.Ф. Кокоринов приступил к строительству нового каменного здания. Работу по возведению дворца для графа К.Г. Разумовского на левом берегу реки Мойки, рядом со Строгановским дворцом, завершил к 1766 г. зодчий Ж.Б. Валлен-Деламот. На территории обширной усадьбы до наших дней сохранился участок сада. Со стороны Казанской улицы его по-прежнему ограждает уникальная чугунная решетка, возведенная по проекту А.Н. Воронихина.
Дворец графа К.Г. Разумовского относится к немногим сохранившимся в нашем городе образцам городского обширного усадебного надела с регулярным садом и главным зданием в глубине участка. Его парадный двор отделяла от проезжей части набережной реки Мойки высокая каменная ограда с коваными металлическими воротами в центре. Зодчие оригинально выполнили архитектурное решение конструкции парадных дворцовых ворот, расчленив фасад ограды и самих ворот красивыми ионическими колоннами. Над средней широкой проезжей частью балочное перекрытие (антаблемент) лишен главной балки (архитрава) и изогнут в полуциркульную дугу.
Граф Кирилл Григорьевич Разумовский
Архитектор Александр Филиппович Кокоринов
Считается, что дворец графа К.Г. Разумовского является одной из лучших построек отечественной архитектуры периода 1760-х гг. Даже несмотря на частичные перестройки XIX столетия, не исчезло его сходство с подобными царскими загородными резиденциями. Для облика здания характерен доминирующий в композиции центральный массив и строго симметричное построение всего дворцового ансамбля, включающего основное дворцовое строение и флигели.
Ансамбль дворца строго симметричен, его центральная фасадная часть выделена ризалитом с аркадой первого цокольного этажа и колоннадой из шести коринфских колонн, объединяющей второй и третий этажи. Разнофигурные окна второго и третьего этажей центральной части фасада украшены наличниками и лепкой. Декоративную колоннаду из шести коринфских колонн венчают антаблемент и высокий ступенчатый аттик с тонко прорисованным лепным декором.
Удачно оформление садового фасада с выступающими боковыми ризалитами, стройной колоннадой из четырех коринфских колонн в центре, с лепными украшениями, повторяющими мотивы оформления главного фасада дворцового здания. К главному, центральному корпусу примыкали каменные симметричные корпуса.
Приусадебная территория была благоустроена и в основном сохранена в том облике, когда ею владел граф Левенвольде. По распоряжению нового владельца на участке разбили два сада – яблоневый и липовый. Кирилл Григорьевич регулярно выписывал из-за границы самые необычные, экзотические растения и всегда охотно делился ими с горожанами, любителями заморских цветов.
Дворец Разумовского за время его существования многократно перестраивался, но главным образом изнутри. Его внешний облик довольно хорошо сохранился до сих пор без особых изменений. Подобного сегодня нельзя сказать о внутренней отделке дворца, она, по сути, не сохранилась, если не считать потускневшую обработку перекрытия парадной дворцовой лестницы, украшенной некогда лепниной с двуглавыми орлами и крылатыми мальчиками – путти, излюбленным декоративным мотивом в искусстве итальянского Возрождения.
Содержание дворцового комплекса обходилось графу К.Г. Разумовскому в 52 000 рублей в год. Дворец и сад обслуживал довольно большой штат прислуги – около 300 человек. Дворец Разумовского в Северной столице славился своими роскошными балами и маскарадами. В праздничные дни Кирилл Григорьевич обязательно устраивал раздачу подарков и милостыни малоимущим и нищим. В дни подобных богоугодных мероприятий графа Разумовского набережную Мойки у его дворца обычно с раннего утра заполняла многотысячная толпа.
В 1781 г. Кирилл Григорьевич продает свой дворец польскому графу К.П. Бранницкому и покидает Санкт-Петербург. Новый владелец дворца прожил в нем восемь лет, а затем уехал на родину, продав дворцовый комплекс в казну за 450 000 рублей.
Выкупленный у Бранницкого дворец Указом Павла I от 2 мая 1798 г. передали Воспитательному дому, созданному в Петербурге еще по повелению его матушки – императрицы Екатерины II и размещавшемуся первоначально в Смольном монастыре. Патронат над ним осуществляла супруга Павла Петровича, а руководителем и организатором богоугодного заведения становится граф Иван Иванович Бецкой – талантливый человек, вошедший в историю российского государства своими замечательными делами и трудами на ниве народного образования и воспитания молодежи в век «просвещенного абсолютизма».
Граф Иван Иванович Бецкой
По его инициативе в Петербурге открывались новые учебные заведения, работавшие по программам И.И. Бецкого и его конкретным рекомендациям. Талантливый педагог и методист, он стал первым инициатором женского образования в России. В конце его жизни – уже как президента Академии художеств и главы Комиссии о каменном строении Санкт-Петербурга – в столице существовали многочисленные учебные заведения, воспитательные дома и реформированные кадетские корпуса, созданные по инициативе И.И. Бецкого.
Иван Иванович Бецкой – внебрачный сын князя, генерал-фельдмаршала Ивана Юрьевича Трубецкого (тот был в плену у шведов) и шведской баронессы. От отца ребенок унаследовал сокращенную, без первого слога княжескую фамилию. Юный Иван Бецкой воспитывался в Стокгольме матерью – баронессой, аристократкой, служил в датском кавалерийском полку, успешно продвигался по ступеням должностной офицерской лестницы. Однако травма, полученная от падения с лошади на очередных кавалерийских учениях, вынудила сына русского князя оставить военную службу.
В 1727 г. Иван Иванович Бецкой приезжает в Россию к отцу и по протекции фельдмаршала поступает на службу в Коллегию иностранных дел. Благодаря высокому положению отца при Императорском дворце, Бецкой вскоре становится приближенным к свите русской императрицы Елизаветы Петровны. И все-таки недоброжелательное отношение к нему придворных, и дворцовые интриги со стороны канцлера А.П. Бестужева заставляют Ивана Ивановича не только выйти в отставку, но и в 1774 г. даже надолго покинуть Россию. В течение пятнадцати лет он прожил во Франции, изучая мировые творения искусства великих художников и писателей.
В Париже Бецкой близко познакомился с известными европейскими просветителями и учеными – философом-материалистом Дени Дидро, основателем и редактором «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел»; французским писателем и философом Жан-Жаком Руссо, с основоположниками немецкой филологии братьями Якобом и Вильгельмом Гримм.
По возвращении в Россию И.И. Бецкой подготовил разработанный им в деталях проект реформы народного образования в Империи, утвержденный Екатериной II. Основой реформы по разумению ее автора считалось, что «самые мудрые законы без добрых нравов не сделают государство счастливым и что нравы должны быть впечатлеваемы на заре жизни». В своей программе Бецкой перечислил добродетели, которые следовало обязательно прививать детям: веру в Бога, благонравие, дружелюбие, бережливость, опрятность, терпение и т. п. Он рекомендовал поощрять детскую резвость, живость и тягу к забавам и играм, считая, что это и «есть главное средство к умножению здоровья и укреплению телесного сложения». Им была разработана прекрасная система игр и заданий, чтобы «упражнять детей в различных мастерствах и рукоделиях».
Таким образом граф Карл Густав Левенвольде вошел в русскую историю как человек, причастный к возникновению в России правящей четы – правительницы Анны Лепольдовны, Антона-Ульриха Брауншвейгского и их малолетнего сына – российского императора Ивана IV Антоновича, правнука русского царя Ивана VI. Правда, этот царственный альянс просуществовал в Российской империи всего один год – с 1740 по 1741. В два часа ночи 25 ноября 1741 г. Елизавета Петровна, дочь Петра I, вместе с гвардейцами ворвалась во дворец, вошла в спальню правительницы при малолетнем императоре Иване IV, разбудила свою сестру громким возгласом: «Сестрица! Пора вставать!», арестовала ее вместе с супругом, взяла из кроватки плачущего младенца Ивана IV и вынесла его к саням. Родители русского императора умерли в ссылке, а наследника российского престола – законного императора Ивана IV Антоновича навечно заключили в тюрьму.
В 1764 г. его убили при попытке освобождения подпоручиком В.Я. Мировичем из Шлиссельбургской крепости. Граф Левенвольде совершенно случайно узнал о готовящемся заговоре на очередной дружеской пирушке от подвыпивших приятелей, косвенно причастных к государственному перевороту.
Узнав потрясшую его новость, гофмаршал правительницы, несмотря на позднее время поспешил во дворец. Семейство Анны Леопольдовны почивало, и Левенвольде пришлось передать свою тревожную записку дежурной камер-юнгфере, прося как можно быстрее ознакомить правительницу с содержанием его ночного послания. Озадаченная тревожным видом графа камер-юнгфера поспешила в спальню Анны Леопольдовны, разбудила ее и передала ей письмо гофмаршала. Заспанная правительница, ознакомившись с текстом послания, приказала фрейлине: «Спросите графа Левенвольде, не сошел ли он с ума!» – и вновь заснула.
Услышав ответ, граф пришел в отчаяние. Вернулся к себе на Мойку, провел бессонную ночь, а рано утром вновь поспешил в Зимний дворец, встретился с Анной Леопольдовной и стал искренне убеждать ее в реальной угрозе дворцового переворота, однако в ответ лишь услышал, что это очередные сплетни, ибо она сама лучше, чем кто-нибудь иной, знает, что никакой грозящей опасности не существует и бояться цесаревны в данное время не следует.
И действительно, для большинства придворных дворцовый переворот оказался неожиданным, поскольку между цесаревной Елизаветой Петровной и правительницей Анной Леопольдовной внешне царило полное дружеское согласие и взаимопонимание. В день рождения цесаревны Анна Леопольдовна в декабре 1740 г. подарила родственнице прекрасный драгоценный браслет, а от лица своего маленького сына – императора Ивана VI вручила родственнице осыпанную драгоценными камнями массивную золотую табакерку с Императорским гербом. Одновременно с этим правительница распорядилась выдать милой сестрице из соляной конторы 40 000 золотых рублей для уплаты ее многочисленных долгов.
Историк Н.И. Костомаров после длительных архивных поисков пришел к выводу, что причиной опасного решения Елизаветы Петровны возглавить государственный переворот стала подковерная дипломатическая игра французского посланника в России де ля Шетарди, неформального руководителя этого дворцового заговора, весьма выгодного для Франции. Французский дипломат явился к цесаревне Елизавете Петровне и заявил, что якобы приехал предупредить ее об опасности. Из «верных» источников посланник, оказывается, узнал, что в ближайшие дни цесаревну по повелению правительницы собираются упрятать в монастырь. По мнению Шетарди, настала пора решительных упреждающий действий. «В случае неудачи Ваша решимость, – заявил французский посланник, – сохранит Вам расположение друзей, кои отомстят за нее и оставят надежду поправить дело».
После уговоров де ля Шетарди Елизавета Петровна действительно обрела «необходимую решительность» и гневно произнесла: «Если так, если уже ничего делать не остается, мне следует приступить к крайним и последним мерам. Я покажу всему свету, что я – дочь Петра Великого».
Переворот удался на славу. Елизавета, окруженная ликующими гвардейцами, возвращалась к себе в дом на Невском проспекте. Народ торжествовал и толпами бежал за санями. Очевидцы события вспоминали, что «ребенок, которого держала на руках новая императрица, услышав веселые крики, развеселился сам, подпрыгивал на руках своей тетки и махал ручками».
В тот же день в своих домах арестовали Остермана, фельдмаршала Миниха и его сына, Головнина, Мегдена, Темирязева, Стрешневых, принца Людвига Брауншвейгского (брата Антона), графа Лопухина, генерал-майора Альбрехта и, конечно же, камергера графа Левенвольде. Офицеры и солдаты, производившие аресты, по свидетельству очевидцев, обращались со всеми весьма грубо, оскорбляя их, не стесняясь в выражениях. Арестованных вначале доставили в дом Елизаветы Петровны, а затем препроводили в крепость.
Императрица Елизавета Петровна, ставшая капитаном роты Преображенского полка, даровала дворянское достоинство всему составу роты и заверила о своем желании наделить всех 360 человек добротными имениями. Участники переворота также удостоились различных наград – высоких орденов, чинов (статских, военных и придворных). Из ссылки и тюрем указом императрицы в Петербург возвращались опальные дворяне. Им вернули прежние награды, почести и имущество.
После учиненного розыска в Тайной канцелярии всех арестованных признали виновными в государственной измене и осудили на ссылку в Сибирские края.
Графа и канцлера Левенвольде лишили чинов, наград, всего недвижимого имущества и сослали в Соликамск, откуда в 1752 г. перевели в Ярославль, где он и умер. Знавшие графа сохранили о нем неоднозначные характеристики и мнения. Одни изображали его трусливым человеком, коварным и корыстолюбивым, другие же, наоборот, считали графа гордым, смелым, честным и высоконравственным индивидуумом, переносившим свои напасти и лишения с великим стоическим терпением и достоинством. Многие придворные в своем кругу с теплотой и любовью воспоминали графа Левенвольде, лишенного всего, что он имел за свою долгую службу при дворе трех российских императоров. Его любимый дворец на левом берегу реки Мьи отошел в казну вместе со всем его богатым содержанием – изящной мебелью, редкой коллекцией картин, старинных скульптур, изделиями из золота, платины, серебра и драгоценных камней.
Добрая память о нем со стороны его прежних почитателей и сослуживцев лишь усугубляла строгость его пребывания в местах, определенных для ссылки государственных преступников.
Один из эпизодов доброго отношения к ссыльному Левенвольде вошел в анналы российской истории как «Государственный заговор придворной дамы Натальи Федоровны Лопухиной». Суть дела заключалась в следующем: в северном городе Соликамске находился под охраной на поселении бывший гофмаршал Левенвольде. В качестве начальника военной охраны ссыльных в город на реке Каме направили поручика лейб-кирасирского полка Бергера. Узнавшая об этом придворная дама графиня Наталья Федоровна Лопухина, бывшая некогда близкой приятельницей ссыльного графа, попросила поручика передать ссыльному гофмаршалу, что «он не забыт своими друзьями и не должен терять надежды, ибо не замедлят наступить для него лучшие времена». Курляндец Бергер тотчас же доложил о поручении Лопухиной влиятельному человеку при дворе императрицы Елизаветы Петровны, ее лейб-медику графу Герману Лестоку – главному идеологу недавнего дворцового переворота. Заявление придворной дамы Н.Ф. Лопухиной о том, что Левенвольде «не должен терять надежды и что не замедлят наступить для него лучшие времена», легло в основу серьезного государственного расследования. Допрос в Тайной канцелярии всех причастных к этому делу лиц проводился весьма жестоко, невзирая на пол обвиняемых, их чины и звания. Всех подозреваемых подвергли пытке на дыбе и иным жестоким истязаниям, используемым для получения доказательств их вины.
Специально учрежденное в Сенате генеральное собрание с участием трех духовных сановников в итоге постановило: «Всех троих Лопухиных колесовать, предварительно вырезавши им языки. Лиц, слышавших и не доносивших, – Машкова, Зыбенко, князя Путятина и жену камергера Софию Лилиенфельд – казнить отсечением головы, некоторых же, менее виновных, – сослать в деревни».
Елизавета Петрова, утверждая приговор, смягчила тяжесть кары, определив главных виновных, – Лопухина и Бестужеву, – высечь кнутом и, урезав языки, сослать в ссылку, других также высечь и сослать, а все их имущество конфисковать. Приговоренная к суровому наказанию супруга камергера София Лилиенфельд оказалась беременной. Императрица распорядилась дать ей время разрешиться от бремени, а уж затем изрядно высечь плетьми и сослать на Север. На просьбе о помиловании Софии Лилиенфельд дочь Петра Великого собственноручно соизволила начертать: «Плутоф жалеть не для чего, лучше, чтоб и век их не слыхать, нежели еще от них плодов ждать!»
В ходе расследования, под пыткой, Степан Лопухин показал, что посол Венгерского королевства маркиз Ботта якобы говаривал за обедом в доме Лопухиных: «Было бы лучше и покойнее, если бы принцесса Анна Леопольдовна властвовала».
Вмешательство в это дело иностранного посла заставило императрицу поручить своему посланнику Лончинскому «представить венгерской королеве протест о непозволительном поведении ее полномочного представителя в России и просить учинить над ним взыскание». Королева Мария-Терезия вначале защищала маркиза Ботту, но затем в угоду Елизавете Петровне приказала отправить провинившегося дипломата в Грац и держать там под караулом. Правда, спустя год российская императрица сообщила Марии-Терезии, что вполне удовлетворена ее решением и теперь не желает для маркиза Ботты столь строгого наказания.
Казнь российских поклонников графа Левенвольде состоялась на Васильевском острове, вблизи здания Двенадцати коллегий, где в то время размещался Сенат. К десяти часам утра пространство около широкого помоста из свежих сосновых досок заполнилось народом. Осужденных выстроили около помоста, и секретарь Сената приступил к оглашению приговора. Ветер с Невы доносил слова секретаря: «Степан Лопухин и Наталья… забыв страх Божий и не боясь Божьего суда, решили лишить нас престола… а всему миру известно, что престол перешел к Нам по прямой линии от прародителей наших после смерти Петра II и приняли мы корону в силу духовного завещания матери нашей, по законному наследству и Божьему усмотрению <…> Анна же Бестужева по доброхотству к ней принципам и по злое за брата своего Михайлу Головина, что он в ссылку сослан, забыв про злодейские его дела и наши к ней многие по достоинству мысли…» Секретарь еще долго и занудно перечислял вину осужденных.
Приговоренных в простых телегах отвезли на окраину столицы, где они попрощались со своими родными и близкими перед отъездом в сибирскую ссылку.
После падения влиятельного вельможи графа Левенвольде его усадьбу на левом берегу реки Мойки забрали в казну. В 1743 г. императрица Елизавета Петровна подарила дворец и усадебный участок осужденного своему бывшему фавориту во времена, когда она еще являлась молодой цесаревной, – сержанту гвардии Алексею Яковлевичу Шубину. Еще при дворе Анны Иоанновны распространялись упорные слухи о любовной связи гвардейского сержанта и молодой Елизаветы Петровны. Чтобы прервать подобные разговоры, императрица приказал сослать лихого гвардейца в Сибирь.
После смерти Анны Иоанновны цесаревна Елизавета Петровна стала предпринимать всевозможные меры к розыску и возвращению в столицу своего любимца. Быстро найти опального сержанта гвардии Алексея Шубина тогда не удалось. И лишь по приказу фельдмаршала Миниха предмет первой любви будущей императрицы удалось обнаружить где-то на Камчатке, в 1500 верстах от Санкт-Петербурга.
Пока сержант добирался до столицы, Елизавета Петровна стала российской императрицей. Она встретила Алексея Яковлевича с радушием, но уже в рамках своего нового официального положения. Опальный гвардеец ее именным указом становится майором гвардейского Семеновского полка и генерал-майором по армии. Ему же императрица жалует дворец и усадьбу ссыльного гофмаршала Левенвольде на левом берегу Мойки. Награждает орденом Св. Александра Невского и жалует его имениями в Нижегородской губернии.
Появление в столице А.Я. Шубина, сохранившего прежнюю красоту, но утратившего за годы скитаний на Камчатке светский лоск, с недовольством встретил лейб-медик императрицы граф Лесток, ранее причастный к отправке красавца-сержанта в ссылку. Прошедший тяжкие испытания в годы ссылки, безвинно осужденный гвардеец, опасаясь интриг столичной жизни, благодарит свою покровительницу, отказывается от щедрого подарка на набережной и просит нижайшего позволения уехать в подаренные ему имения в Нижегородской губернии.
В 1749 г. бывший участок графа Рейнгольда Густава Левенвольде переходит во владение гетмана Украины и президента Академии наук Кирилла Григорьевича Разумовского, брата тайного мужа императрицы Елизаветы Петровны – Алексея Григорьевича Разумовского, многие годы являвшегося влиятельнейшим лицом при дворе русской императрицы. А был он сыном простого казака в украинском селе Лемеши, приписанного к Киевскому казачьему полку. За каждую провинность отец нещадно бил мальчика, и тот убежал от побоев в село Чемеры, где жил у местного дьячка, который обучил его грамоте и пению.
Историк Н.И. Костомаров писал: «Приезжавший полковник Вишневский, по дороге в Венгрию покупать для двора вино, заехал в церковь, услыхал прекрасный голос Алексея и взял с собой в Петербург для придворного хора певчих. Это было в 1730 г. В том же году цесаревна Елизавета, посетивши церковь в Зимнем дворце, упросила обер-гофмейстера Левенвольде уступить Алексея для ее придворной церкви. Чрезвычайно красивый и статный, Алексей Разумовский понравился цесаревне. По восшествии своем на престол Елизавета Петровна, по убеждениям духовника своего Дубянского, сочеталась тайно браком с Разумовским в селе Перове, близ Москвы, и вслед за тем осыпала его богатствами и почетом. Из ничтожного казака, до того бедного, что мать его собиралась просить подаяния под окнами, Разумовский по знатности положения своего и богатства стал первым вельможей России…»
Для своего возлюбленного императрица специально построила роскошный Аничков дворец на углу Невской перспективы и реки Фонтанки. Очевидцы тех лет вспоминали, что «из благоволения к Алексею Разумовскому императрица вывела в знать всю близкую родню своего любимца и строго оберегала честь этого возвышенного ею рода. Всяческие слухи, наветы и оскорбительные пересуды в адрес Разумовских оканчивались для их распространителей всегда трагически – застенком в Тайной канцелярии, дыбой, кнутом, плетьми и ссылкой в Сибирь».
По единодушному мнению современников, фаворит императрицы являлся человеком в высшей степени добропорядочным и прямодушным. Не имея никакого образования, граф обладал широким умом, щедростью и добротой. Правда, в нетрезвом состоянии Алексей Григорьевич часто бывал довольно крут и тяжел на руку Историк М.И. Пыляев приводит тому пример, когда «…графиня М.Е. Шувалова каждый раз служила молебен, когда ее муж, граф Петр Иванович, возвращаясь с охоты, не был бит батожьем от Разумовского под пьяную руку». Подобные случаи побоев представителей старых дворянских фамилий от любимца Елизаветы Петровны на пирушках и застольях подтверждает и английский посланник сэр Вильямс в своих депешах в Англию. Из трепетного благоговения перед своим тайным супругом императрица отправила за границу для обучения и получения основательного образования младшего брата Алексея Григорьевича – Кирилла. По его возвращении из Европы Елизавета Петровна рекомендовала избрать Кирилла первым президентом Академии наук, а позже приказала избрать казацкого сына гетманом в Малороссии. Кирилл Григорьевич Разумовский был единогласно избран президентом Российской академии наук в довольно юном возрасте, тогда ему минуло всего 19 лет. Через год он утверждает новый регламент Академии наук, соединенной тогда с Академией художеств и Университетом. При Университете по его распоряжению учреждалась гимназия, из учеников которой отбирали двадцать человек для Университета, а остальных определяли в Академию художеств. Профессора должны были преподавать бесплатно.
Граф Кирилл Григорьевич Разумовский стал не только первым президентом Российской академии наук, но и прослужил в этой должности в течение 52 лет.
Перед началом строительства его дворцового комплекса на Мойке (№ 48) в газете «Санкт-Петербургские ведомости» опубликовали следующее объявление: «Графа К.Г. Разумовского деревянный дом на каменном фундаменте желающим разобрать, перевезти и поставить на Крестовском острову… явиться могут в домовой канцелярии». Деревянный дворец Левенвольде разобрали, и в 1762 г. архитектор А.Ф. Кокоринов приступил к строительству нового каменного здания. Работу по возведению дворца для графа К.Г. Разумовского на левом берегу реки Мойки, рядом со Строгановским дворцом, завершил к 1766 г. зодчий Ж.Б. Валлен-Деламот. На территории обширной усадьбы до наших дней сохранился участок сада. Со стороны Казанской улицы его по-прежнему ограждает уникальная чугунная решетка, возведенная по проекту А.Н. Воронихина.
Дворец графа К.Г. Разумовского относится к немногим сохранившимся в нашем городе образцам городского обширного усадебного надела с регулярным садом и главным зданием в глубине участка. Его парадный двор отделяла от проезжей части набережной реки Мойки высокая каменная ограда с коваными металлическими воротами в центре. Зодчие оригинально выполнили архитектурное решение конструкции парадных дворцовых ворот, расчленив фасад ограды и самих ворот красивыми ионическими колоннами. Над средней широкой проезжей частью балочное перекрытие (антаблемент) лишен главной балки (архитрава) и изогнут в полуциркульную дугу.
Считается, что дворец графа К.Г. Разумовского является одной из лучших построек отечественной архитектуры периода 1760-х гг. Даже несмотря на частичные перестройки XIX столетия, не исчезло его сходство с подобными царскими загородными резиденциями. Для облика здания характерен доминирующий в композиции центральный массив и строго симметричное построение всего дворцового ансамбля, включающего основное дворцовое строение и флигели.
Ансамбль дворца строго симметричен, его центральная фасадная часть выделена ризалитом с аркадой первого цокольного этажа и колоннадой из шести коринфских колонн, объединяющей второй и третий этажи. Разнофигурные окна второго и третьего этажей центральной части фасада украшены наличниками и лепкой. Декоративную колоннаду из шести коринфских колонн венчают антаблемент и высокий ступенчатый аттик с тонко прорисованным лепным декором.
Удачно оформление садового фасада с выступающими боковыми ризалитами, стройной колоннадой из четырех коринфских колонн в центре, с лепными украшениями, повторяющими мотивы оформления главного фасада дворцового здания. К главному, центральному корпусу примыкали каменные симметричные корпуса.
Приусадебная территория была благоустроена и в основном сохранена в том облике, когда ею владел граф Левенвольде. По распоряжению нового владельца на участке разбили два сада – яблоневый и липовый. Кирилл Григорьевич регулярно выписывал из-за границы самые необычные, экзотические растения и всегда охотно делился ими с горожанами, любителями заморских цветов.
Дворец Разумовского за время его существования многократно перестраивался, но главным образом изнутри. Его внешний облик довольно хорошо сохранился до сих пор без особых изменений. Подобного сегодня нельзя сказать о внутренней отделке дворца, она, по сути, не сохранилась, если не считать потускневшую обработку перекрытия парадной дворцовой лестницы, украшенной некогда лепниной с двуглавыми орлами и крылатыми мальчиками – путти, излюбленным декоративным мотивом в искусстве итальянского Возрождения.
Содержание дворцового комплекса обходилось графу К.Г. Разумовскому в 52 000 рублей в год. Дворец и сад обслуживал довольно большой штат прислуги – около 300 человек. Дворец Разумовского в Северной столице славился своими роскошными балами и маскарадами. В праздничные дни Кирилл Григорьевич обязательно устраивал раздачу подарков и милостыни малоимущим и нищим. В дни подобных богоугодных мероприятий графа Разумовского набережную Мойки у его дворца обычно с раннего утра заполняла многотысячная толпа.
В 1781 г. Кирилл Григорьевич продает свой дворец польскому графу К.П. Бранницкому и покидает Санкт-Петербург. Новый владелец дворца прожил в нем восемь лет, а затем уехал на родину, продав дворцовый комплекс в казну за 450 000 рублей.
Выкупленный у Бранницкого дворец Указом Павла I от 2 мая 1798 г. передали Воспитательному дому, созданному в Петербурге еще по повелению его матушки – императрицы Екатерины II и размещавшемуся первоначально в Смольном монастыре. Патронат над ним осуществляла супруга Павла Петровича, а руководителем и организатором богоугодного заведения становится граф Иван Иванович Бецкой – талантливый человек, вошедший в историю российского государства своими замечательными делами и трудами на ниве народного образования и воспитания молодежи в век «просвещенного абсолютизма».
По его инициативе в Петербурге открывались новые учебные заведения, работавшие по программам И.И. Бецкого и его конкретным рекомендациям. Талантливый педагог и методист, он стал первым инициатором женского образования в России. В конце его жизни – уже как президента Академии художеств и главы Комиссии о каменном строении Санкт-Петербурга – в столице существовали многочисленные учебные заведения, воспитательные дома и реформированные кадетские корпуса, созданные по инициативе И.И. Бецкого.
Иван Иванович Бецкой – внебрачный сын князя, генерал-фельдмаршала Ивана Юрьевича Трубецкого (тот был в плену у шведов) и шведской баронессы. От отца ребенок унаследовал сокращенную, без первого слога княжескую фамилию. Юный Иван Бецкой воспитывался в Стокгольме матерью – баронессой, аристократкой, служил в датском кавалерийском полку, успешно продвигался по ступеням должностной офицерской лестницы. Однако травма, полученная от падения с лошади на очередных кавалерийских учениях, вынудила сына русского князя оставить военную службу.
В 1727 г. Иван Иванович Бецкой приезжает в Россию к отцу и по протекции фельдмаршала поступает на службу в Коллегию иностранных дел. Благодаря высокому положению отца при Императорском дворце, Бецкой вскоре становится приближенным к свите русской императрицы Елизаветы Петровны. И все-таки недоброжелательное отношение к нему придворных, и дворцовые интриги со стороны канцлера А.П. Бестужева заставляют Ивана Ивановича не только выйти в отставку, но и в 1774 г. даже надолго покинуть Россию. В течение пятнадцати лет он прожил во Франции, изучая мировые творения искусства великих художников и писателей.
В Париже Бецкой близко познакомился с известными европейскими просветителями и учеными – философом-материалистом Дени Дидро, основателем и редактором «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел»; французским писателем и философом Жан-Жаком Руссо, с основоположниками немецкой филологии братьями Якобом и Вильгельмом Гримм.
По возвращении в Россию И.И. Бецкой подготовил разработанный им в деталях проект реформы народного образования в Империи, утвержденный Екатериной II. Основой реформы по разумению ее автора считалось, что «самые мудрые законы без добрых нравов не сделают государство счастливым и что нравы должны быть впечатлеваемы на заре жизни». В своей программе Бецкой перечислил добродетели, которые следовало обязательно прививать детям: веру в Бога, благонравие, дружелюбие, бережливость, опрятность, терпение и т. п. Он рекомендовал поощрять детскую резвость, живость и тягу к забавам и играм, считая, что это и «есть главное средство к умножению здоровья и укреплению телесного сложения». Им была разработана прекрасная система игр и заданий, чтобы «упражнять детей в различных мастерствах и рукоделиях».