Страница:
Одобренная императором Николаем I записка Бенкендорфа послужила основой создания знаменитого Третьего отделения Собственной Его Величества Канцелярии. Исполнительным органом новой тайной службы Российской империи стал по указу царя Отдельный корпус жандармов, шеф которого – генерал А.Х. Бенкендорф – возглавил Третье отделение.
Историки полагают, что на желательное местопребывание «центральной шпионской конторы» в столице указал ее шеф – А.Х. Бенкендорф, объяснивший государю свой выбор: «У Красного моста, на левом берегу реки Мойки, вблизи оживленной Гороховой улицы является идеальным местом – не на виду у любопытных горожан и в то же время в непосредственной близости к одной из главных петербургских магистралей». Сердечно благодаря императора за столь высокое служебное назначение, шеф жандармов не преминул спросить государя о его мнении по поводу задач Третьего отделения. Говорили, что на подобный вопрос Бенкендорфа Николай Павлович загадочно улыбнулся и протянул ему носовой платок с дружеским наставлением, что единственная цель новой организации заключается в осушении слез невинно обиженных. Император оказался провидцем, ибо вскоре всем стало известно, что именно по вине этого учреждения действительно было пролито немало слез.
Расположившись в начале 1830-х гг. на набережной Мойки, в доме Таля, на участке сегодняшнего многоэтажного дома № 58, Третье отделение «Собственной Е.И.В. канцелярии» стало выполнять роль «всевидящего и вездесущего царского ока». Столица в короткое время наполнилась агентами, шпионами, проникавшими всюду. В сферу наблюдений сотрудников этой «шпионской конторы» входили семейная и общественная жизнь, личные разговоры и споры, гостиницы, рестораны, чайные и кабаки. Под всевидящее око агентов «шпионской конторы» попадали дворянские балы, дружеские пирушки, различные общества, клубы, театры и даже церкви. Современники стали отмечать, что где бы они ни находились, с кем бы ни встречались, то неизменно замечали какого-нибудь незнакомца, зорко следящего за вами или разглядывавшего кого-либо.
Основными задачами Третьего отделения являлись политический сыск и слежка не только за действиями, но и за мыслями жителей Российской империи. Роль политической полиции выросла необыкновенно. Офицеры жандармского корпуса наделялись правами абсолютного контроля за всеми сторонами жизни, а глава политического сыска граф Бенкендорф – шеф Корпуса жандармов и Третьего отделения – становится отныне лицом, наиболее приближенным к императору.
В 1826 г. в России установилась своеобразная военно-полицейская диктатура с полной централизацией распорядительной и исполнительной государственной деятельности.
В составе Императорской Канцелярии 31 января 1826 г. учредили Первое и Второе отделения, а 3 июля того же года и Третье отделение. 26 октября 1828 г. к их числу добавили Четвертое отделение, 29 апреля 1836 г. – Пятое отделение. Наконец, 30 августа 1842 г. в состав Императорской канцелярии ввели Шестое отделение. Отметим, что каждое из них являлось самостоятельным учреждением, подчиняющимся напрямую императору.
Первое отделение заведовало отчетностью императору всех министров, подготовкой указов по наградам, пенсиям и иным гражданским делам.
Второе отделение императорской канцелярии ведало законодательными государственными актами и указами.
Третье представляло собой орган политического сыска и следствия («Центральная шпионская контора»). В его структуре существовало пять «экспедиций». Первая ведала политическим сыском, вторая – делами раскола, сектантства и уголовными преступлениями, третья – курировала контрразведку и вела наблюдения за иностранцами, четвертая экспедиция вела крестьянские дела и занималась проблемой профилактики крестьянских волнений и бунтов. И, наконец, пятая экспедиция Третьего отделения контролировала всю издательскую деятельность в Российской империи.
Четвертое отделение «Собственной Его Императорского Величества канцелярии» вело контроль за деятельностью благотворительных организаций Российской империи и за женскими учебными заведениями.
Пятое отделение занималось разработкой реформ о государственных крестьянах, а шестое специально организовали «для водворения в Закавказье прочного устройства».
Объем работы Третьего отделения, утвержденный императором Николаем I, выглядел безгранично обширным и весьма ответственным. Оно являлось по своей сути «государевым оком», пользующимся неограниченными полномочиями. Царь требовал от Бенкендорфа строжайшего контроля за всеми формами общественной и политической жизни в империи, всей информации о них во всех подробностях и деталях. Начальник Третьего отделения был обязан чуть ли не ежедневно информировать императора о политических настроениях и экономическом состоянии в губерниях, о любых крестьянских и рабочих волнениях и т. д.
В доме предпринимателя Таля на набережной реки Мойки, 58, располагался официальный штат сотрудников Третьего отделения, в подчинении которого находились жандармы, полиция, а позже и Отдельный корпус жандармов. Подбор официального штата служащих Третьего отделения проводился с особой тщательностью и ответственностью. Штатные чины работали в условиях жесткой личной дисциплины и персональной ответственности. Они обязывались докладывать руководству Третьего отделения о всех происшествиях, случившихся лично с ними или с их коллегами по работе. Под их началом находились многочисленные тайные агенты, провокаторы и завербованные внештатные сотрудники из различных социальных и профессиональных категорий населения, выискивающие везде крамолу. От них также требовалась жесткая дисциплина и активность. За огрехи в работе, не взирая на звания и общественное положение, каждому доставалось суровое порицание и весомое предупреждение о наказании. Даже такой активный агент Третьего отделения, как Фаддей Булгарин, – журналист и писатель, издававший газету «Северная пчела» и журнал «Сын Отечества», регулярно писавший доносы на русских литераторов, в страхе выслушал гневный и нелицеприятный «разнос» шефа жандармов А.Х. Бенкендорфа после публикаций в своей газете «Северная пчела» очерка «О непостоянной и нездоровой погоде петербургского климата». Глава Третьего отделения учинил перепуганному издателю выговор: «Ты о чем там нахрюкал, свинья! Климат императорской резиденции бранишь! По-твоему, погода в столице непостоянная и несколько вредная… Смотри!»
Особой заботой шефа жандармов А.Х. Бенкендорфа, а после его смерти в 1844 г. – его преемников графа А.Ф. Орлова и генерала Л.В. Дубельта, были российские писатели, критики и журналисты. После утверждения императором Николаем Павловичем в 1826 г. нового цензурного устава цензура подпала под жесткий и весьма бдительный контроль Третьего отделения, а сами цензоры автоматически превращались в осведомителей жандармерии.
Сотрудники Бенкендорфа действовали весьма профессионально, тонко вербуя в число своих агентов и осведомителей видных литераторов, известных владельцев популярных печатных изданий.
Теперь каждодневная жизнь великих русских писателей зависела от Третьего отделения. А.С. Пушкина постоянно приглашали в эту «центральную шпионскую организацию» для объяснений, выслушивания выговоров, «отеческих» внушений и наставлений. Бенкендорф своей рукой наносил резолюции на личных письмах великого русского поэта: «К сведению», «К делу», «Это позволено», «Разрешается» и т. д. и т. п.
Неотвязный взгляд «всевидящего ока» незримо сопровождал творчество знаменитых писателей России. Пушкинист Б.Л. Модзалевский писал, что «отныне Бенкендорф стоял возле Пушкина, бдительно следя за каждым его словом и движением, держа его в своих мягких, но цепких руках».
Александр Христофорович Бенкендорф
Начальник Третьего отделения граф А.Х. Бенкендорф приезжал на набережную реки Мойки в арендуемый у Христофора Таля дом обычно рано утром, с Малой Морской улицы, где имел собственный дом. По воспоминаниям современников, на столе в его кабинете всегда лежали в строгом порядке толстые папки с тайными сообщениями, доносами, вскрытыми письмами, похищенными документами.
По свидетельству барона Корфа, шеф жандармов, предназначенный «отечески» опекать русское общество, «имел самое поверхностное образование, ничему не учился, ничего не читал и даже никакой грамоты не знал порядочно, но зато он был верный и преданный слуга царю. И Николай I любил его. Во время его болезни в 1837 г. император проводил у его постели целые часы и плакал над ним, как над другом и братом».
Портрет Николая I нельзя нарисовать с достаточной убедительностью, если не поставить рядом с ним его спутника и любимца. Этот, даже по словам сочувствующего ему Греча, «бестолковый царедворец <… > добрый, но пустой», пользовался всеми прерогативами верховного жандарма. «Наружность шефа жандармов, – писал Герцен, – не имела в себе ничего доброго; вид его был довольно общий, соответствующий остзейским дворянам и вообще немецкой аристократии. Лицо его было измято, устало, он имел обманчиво-добрый взгляд, который часто принадлежит людям уклончивым и апатичным. Может, Бенкендорф и не сделал всего зла, которое мог сделать, будучи начальником этой страшной полиции, стоящей вне закона и над законом, имевшей право мешаться во все, – я готов этому верить, особенно вспоминая пресное выражение его лица…»
Будучи сластолюбцем и ловеласом, этот друг императора всегда был занят мечтаниями или воспоминаниями об альковных приключениях и не в состоянии был сосредотачивать свое внимание на каком-нибудь деле. Но петербургские обыватели были невзыскательны. Являться к Бенкендорфу на прием было совершенно бесполезно. «Он слушал ласково просителя, ничего не понимая… <…> но публика была очень довольна его ласковостью, терпением и утешительным словом». В своих записях Бенкендорф тоже очень хвалит себя и нисколько не сомневается, что он стоит «на славном посту, охраняя нравственность».
Интересной исторической личностью являлся и начальник штаба Корпуса жандармов Леонтий Васильевич Дубельт – человек с биографией, схожей с жизнеописаниями многих членов Тайных обществ. Боевой офицер и героический участник Отечественной войны 1812 г., раненный в сражении на Бородинском поле. Член масонского общества с репутацией отъявленного вольнодумца, адъютант знаменитых генералов Отечественной войны: от инфантерии – Д.С. Дохтурова – командира корпуса при Бородине, и от кавалерии – Н.Н. Раевского – командира корпуса, геройски сражавшегося под Смоленском и Бородином.
Начав службу в армии в возрасте 15 лет в чине прапорщика, в 20 лет он уже подполковник. Примкнув к южным декабристам, дружил с Михаилом Орловым и Сергеем Волконским, являлся членом сразу трех масонских лож. После событий 14 декабря 1825 г. он подпадает под следствие вместе с декабристами, однако обвинений, выдвинутых против него, оказалось недостаточно, его реабилитировали, но отправили в отставку. Бездеятельное существование отставного полковника оказалось для Дубельта невыносимым. Он приезжает в Петербург, чтобы найти применение своим силам и неуемной энергии.
Через приятеля Львова Леонтий Васильевич получает предложение от графа Бенкендорфа перейти на службу с тем же полковничьим чином в Третье отделение. Вербовка шефом жандармов в штат своей службы недавнего свободолюбца была рассчитанным и верным приемом Бенкендорфа – вовлечение в штат полицейского аппарата лица благородного сословия из офицеров-вольнодумцев. В сотрудники Третьего отделения Бенкендорф приглашал даже А.С. Пушкина, предлагая ему сотрудничество при обращении поэта за разрешением ехать в армию. При этом шеф жандармов поставил поэту условие отправиться в действующую армию чиновником канцелярии Третьего отделения. Александру Сергеевичу после этого оставалось лишь поблагодарить графа за столь высокую честь и отказаться от подобной милости.
Но подозреваемый в причастности к декабрьскому восстанию полковник Дубельт принял предложение Бенкендорфа и без особых душевных терзаний сменил армейский мундир на жандармский и за короткий срок сделал головокружительную карьеру.
В 1835 г. Леонтий Васильевич назначается начальником штаба Корпуса жандармов и заместителем шефа жандармов А.Х. Бенкендорфа, а через четыре года, в 1839 г., сам возглавляет Третье отделение Его Императорского Величества Канцелярии и становится доверенным лицом Николая I.
Должность главы политического надзора почти полностью изменила вольнолюбивый характер и неуемную говорливость участника Отечественной войны 1812 г., не вытравив у Дубельта лишь циничного презрения к своим агентам и платным осведомителям, получавшим за свои доносы символические «тридцать серебряников».
Леонтий Васильевич Дубельт
В «Былом и думах» А.И. Герцен писал о начальнике Третьего отделения Л.В. Дубельте: «Леонтий Васильевич – лицо оригинальное, он, наверное, умнее всего Третьего и всех трех отделений собственной канцелярии. Исхудалое лицо его… усталый взгляд, особенно рытвины на щеках и на лбу ясно свидетельствовали, что много страстей боролось в этой груди, прежде чем голубой мундир победил, или, вернее, накрыл все, что там было. Черты его имели что-то волчье и даже лисье, то есть выражали тонкую смышленость хищных зверей вместе с уклончивостью и заносчивостью. При всем этом он был всегда учтив».
По мнению А.И. Герцена, он сразу же раскусил лицемерие этого жандарма, умеющего скрывать свои чувства под маской учтивости и благосклонности. Они поняли друг друга. Недаром Дубельт выходил из себя при одном упоминании имени Герцена. В записках И.В. Селиванова отмечается, что «вслед за упоминанием им имени Герцена Дубельт вспыхнул, как порох, губы его затряслись, на них показалась пена.
– Герцен! – закричал он с неистовством. – У меня три тысячи десятин жалованного леса, и я не знаю такого гадкого дерева, на котором бы я его повесил».
Полагают, что именно Дубельт окончательно сформировал жандармский аппарат, создав оригинальный тип «благородного, учтивого и сентиментального жандарма», по отношению к которому общественное мнение стало довольно терпимым. С точки зрения многих, теперь даже рядовые жандармы являлись «цветом учтивости».
В столице всем было известно, что Дубельт проявлял интерес к литературе и пребывал в весьма дружественных отношениях с В.А. Жуковским, но одновременно довольно нелестно отзывался о прочих петербургских литераторах. В столичных литературных салонах пересказывалась знаменитая реплика, высказанная как-то шефом жандармов Л.В. Дубельтом в адрес писателей: «Всякий писатель есть медведь, которого следует держать на цепи и ни под каким предлогом с цепи не спускать, а не то сейчас же укусит!»
С годами шеф Третьего отделения все чаще связывает свою работу с литературными делами, ибо в своем ведомстве он считается одним из самых просвещенных. Особым объектом наблюдения среди литераторов считался А.С. Пушкин. Глава Третьего отделения относил его к наиболее опасным и вредным для общества неблагонадежным вольнодумцам. Поэта окружила целая армия агентов-наблюдателей из числа коллег по литературному цеху и явных агентов жандармского управления – цензоров. Дубельт, так же как и его предшественник Бенкендорф, невзлюбил поэта и не считал его поэзию полезной.
Уже после смерти А.С. Пушкина издатель Краевский вспоминал, как Дубельт выговаривал ему: «Что это, голубчик, вы затеяли, к чему у вас потянулся ряд неизданных сочинений Пушкина? Э-эх, голубчик, никому-то не нужен ваш Пушкин… Довольно этой дряни, сочинений-то вашего Пушкина при жизни его напечатано, чтобы продолжать и по смерти его отыскивать „неизданные“ его творения, да и печатать их! Нехорошо, любезнейший Андрей Александрович, нехорошо…»
В конце 1838 г. Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии выехало из дома Таля на набережной реки Мойки и разместилось на набережной Фонтанки у Цепного моста (современный адрес – наб. р. Фонтанки, 16). Дом этот сохранился в перестроенном виде до наших дней. В особняке же предпринимателя Христофора Таля до 1862 г. еще оставались корпус жандармов и Главная императорская контора. В 1839 г. генерал-майор Леонтий Васильевич Дубельт становится управляющим Третьего отделения с сохранением должности начальника штаба Корпуса жандармов. Он занял одну из главнейших должностей империи. Судьба была благосклонна к Дубельту. Он пережил всех своих соперников по службе и многих подопечных.
Уже на склоне лет Дубельт получает письмо от своей супруги Анны Николаевны из имения Рыскино. Она в восторге пишет: «…твое имя гремит по всей России, меня все любят и слушают в здешнем углу…» Кроме того, жена в апреле 1852 г. сообщает мужу: «Идут приготовления к браку сына Михаила с дочерью Александра Сергеевича Пушкина – Натальей
Александровной, живущей со своей матерью Натальей Николаевной и отчимом генералом Ланским».
К осени свадьба была уже решенным делом и даже одобрена самим императором. Сын главного российского жандарма женится на дочери поэта-вольнодумца. Родство с дочерью Пушкина не приводит Дубельтов к добру. Молодожены затевали неслыханные ссоры и сцены. Михаил Дубельт нещадно бил свою супругу и этот брак вскоре завершается разводом.
После смерти Николая I новый император Александр II назначает шефом жандармов князя Василия Долгорукова. Дубельт же возводится в чин полного генерала, увольняется в отставку и уезжает в свое имение. Его имя, еще совсем недавно повергавшее многих в трепет, постепенно забывается.
В начале 1880-х гг. наследники Христофора Таля и его вдовы разделили между собой огромный земельный участок, выходящий на левый берег реки Мойки и Гороховую улицу в непосредственной близости от Красного моста, на причитающиеся им наделы, и приступили к ремонтным работам некоторых зданий, к их надстройке коммерческими доходными этажами и сдаче отдельных строений в аренду.
Именно тогда богатый петербургский коммерсант А.В. Контан арендовал у одного из наследников Х. Таля дом № 58, ранее занимаемый Третьим отделением Е. И. В. Канцелярии, отремонтировал его и открыл в нем популярный ресторан «Контан».
Правда, просуществовал этот ресторан в стенах бывшей «центральной шпионской конторы» сравнительно недолго, и не в этом здании он стал знаменитым фешенебельным рестораном Санкт-Петербурга, вошедшим в четверку элитных заведений на Мойке, о которых с ностальгией вспоминали наши земляки в далекой эмиграции. У Николая Агнивцева в цикле стихов, объединенных названием «Блистательный Санкт-Петербург», есть такие строки:
Набережная реки Мойки, 58
В 1885 г. у А.В. Контана закончился срок действия арендного договора, и хозяин не желал продлевать аренду старого дома Таля на новый срок, ибо собрался выгодно продать его богатому предпринимателю А. Жуэну, решившему возвести на престижном берегу Мойки высотный для того времени доходный дом.
Новый хозяин прибрежного участка А. Жуэн распорядился снести старый дом Х. Таля, а затем заказал городскому архитектору Р.Ф. Мельцеру проект нового доходного вместительного дома на красной линии левого берега реки.
В 1913 г. под надзором архитектора Р.Ф. Мельцера здесь возвели семиэтажный доходный дом № 58 в стиле модернизированной классики.
Три высоких проезда жилого дома специально предусмотрены проектом зодчего не только для транспорта, но и для обзора с набережной реки прекрасной панорамы озелененного двора.
Проходили годы, приближающие смутные времена двух революций 1917 г. После 1917 г. в доме № 58 разместили аккумуляторный завод «Тюдор» – единственное промышленное предприятие подобного рода не только в этой бывшей аристократической части Северной столицы, но и вообще в Петрограде.
В годы советской власти в этом же доме на левом берегу Мойки находилось Научно-производственное объединение «Пигмент» – разработчик и поставщик лакокрасочных материалов.
Ресторан «Контан» под крышей гостиницы «Россия»
Историки полагают, что на желательное местопребывание «центральной шпионской конторы» в столице указал ее шеф – А.Х. Бенкендорф, объяснивший государю свой выбор: «У Красного моста, на левом берегу реки Мойки, вблизи оживленной Гороховой улицы является идеальным местом – не на виду у любопытных горожан и в то же время в непосредственной близости к одной из главных петербургских магистралей». Сердечно благодаря императора за столь высокое служебное назначение, шеф жандармов не преминул спросить государя о его мнении по поводу задач Третьего отделения. Говорили, что на подобный вопрос Бенкендорфа Николай Павлович загадочно улыбнулся и протянул ему носовой платок с дружеским наставлением, что единственная цель новой организации заключается в осушении слез невинно обиженных. Император оказался провидцем, ибо вскоре всем стало известно, что именно по вине этого учреждения действительно было пролито немало слез.
Расположившись в начале 1830-х гг. на набережной Мойки, в доме Таля, на участке сегодняшнего многоэтажного дома № 58, Третье отделение «Собственной Е.И.В. канцелярии» стало выполнять роль «всевидящего и вездесущего царского ока». Столица в короткое время наполнилась агентами, шпионами, проникавшими всюду. В сферу наблюдений сотрудников этой «шпионской конторы» входили семейная и общественная жизнь, личные разговоры и споры, гостиницы, рестораны, чайные и кабаки. Под всевидящее око агентов «шпионской конторы» попадали дворянские балы, дружеские пирушки, различные общества, клубы, театры и даже церкви. Современники стали отмечать, что где бы они ни находились, с кем бы ни встречались, то неизменно замечали какого-нибудь незнакомца, зорко следящего за вами или разглядывавшего кого-либо.
Основными задачами Третьего отделения являлись политический сыск и слежка не только за действиями, но и за мыслями жителей Российской империи. Роль политической полиции выросла необыкновенно. Офицеры жандармского корпуса наделялись правами абсолютного контроля за всеми сторонами жизни, а глава политического сыска граф Бенкендорф – шеф Корпуса жандармов и Третьего отделения – становится отныне лицом, наиболее приближенным к императору.
В 1826 г. в России установилась своеобразная военно-полицейская диктатура с полной централизацией распорядительной и исполнительной государственной деятельности.
В составе Императорской Канцелярии 31 января 1826 г. учредили Первое и Второе отделения, а 3 июля того же года и Третье отделение. 26 октября 1828 г. к их числу добавили Четвертое отделение, 29 апреля 1836 г. – Пятое отделение. Наконец, 30 августа 1842 г. в состав Императорской канцелярии ввели Шестое отделение. Отметим, что каждое из них являлось самостоятельным учреждением, подчиняющимся напрямую императору.
Первое отделение заведовало отчетностью императору всех министров, подготовкой указов по наградам, пенсиям и иным гражданским делам.
Второе отделение императорской канцелярии ведало законодательными государственными актами и указами.
Третье представляло собой орган политического сыска и следствия («Центральная шпионская контора»). В его структуре существовало пять «экспедиций». Первая ведала политическим сыском, вторая – делами раскола, сектантства и уголовными преступлениями, третья – курировала контрразведку и вела наблюдения за иностранцами, четвертая экспедиция вела крестьянские дела и занималась проблемой профилактики крестьянских волнений и бунтов. И, наконец, пятая экспедиция Третьего отделения контролировала всю издательскую деятельность в Российской империи.
Четвертое отделение «Собственной Его Императорского Величества канцелярии» вело контроль за деятельностью благотворительных организаций Российской империи и за женскими учебными заведениями.
Пятое отделение занималось разработкой реформ о государственных крестьянах, а шестое специально организовали «для водворения в Закавказье прочного устройства».
Объем работы Третьего отделения, утвержденный императором Николаем I, выглядел безгранично обширным и весьма ответственным. Оно являлось по своей сути «государевым оком», пользующимся неограниченными полномочиями. Царь требовал от Бенкендорфа строжайшего контроля за всеми формами общественной и политической жизни в империи, всей информации о них во всех подробностях и деталях. Начальник Третьего отделения был обязан чуть ли не ежедневно информировать императора о политических настроениях и экономическом состоянии в губерниях, о любых крестьянских и рабочих волнениях и т. д.
В доме предпринимателя Таля на набережной реки Мойки, 58, располагался официальный штат сотрудников Третьего отделения, в подчинении которого находились жандармы, полиция, а позже и Отдельный корпус жандармов. Подбор официального штата служащих Третьего отделения проводился с особой тщательностью и ответственностью. Штатные чины работали в условиях жесткой личной дисциплины и персональной ответственности. Они обязывались докладывать руководству Третьего отделения о всех происшествиях, случившихся лично с ними или с их коллегами по работе. Под их началом находились многочисленные тайные агенты, провокаторы и завербованные внештатные сотрудники из различных социальных и профессиональных категорий населения, выискивающие везде крамолу. От них также требовалась жесткая дисциплина и активность. За огрехи в работе, не взирая на звания и общественное положение, каждому доставалось суровое порицание и весомое предупреждение о наказании. Даже такой активный агент Третьего отделения, как Фаддей Булгарин, – журналист и писатель, издававший газету «Северная пчела» и журнал «Сын Отечества», регулярно писавший доносы на русских литераторов, в страхе выслушал гневный и нелицеприятный «разнос» шефа жандармов А.Х. Бенкендорфа после публикаций в своей газете «Северная пчела» очерка «О непостоянной и нездоровой погоде петербургского климата». Глава Третьего отделения учинил перепуганному издателю выговор: «Ты о чем там нахрюкал, свинья! Климат императорской резиденции бранишь! По-твоему, погода в столице непостоянная и несколько вредная… Смотри!»
Особой заботой шефа жандармов А.Х. Бенкендорфа, а после его смерти в 1844 г. – его преемников графа А.Ф. Орлова и генерала Л.В. Дубельта, были российские писатели, критики и журналисты. После утверждения императором Николаем Павловичем в 1826 г. нового цензурного устава цензура подпала под жесткий и весьма бдительный контроль Третьего отделения, а сами цензоры автоматически превращались в осведомителей жандармерии.
Сотрудники Бенкендорфа действовали весьма профессионально, тонко вербуя в число своих агентов и осведомителей видных литераторов, известных владельцев популярных печатных изданий.
Теперь каждодневная жизнь великих русских писателей зависела от Третьего отделения. А.С. Пушкина постоянно приглашали в эту «центральную шпионскую организацию» для объяснений, выслушивания выговоров, «отеческих» внушений и наставлений. Бенкендорф своей рукой наносил резолюции на личных письмах великого русского поэта: «К сведению», «К делу», «Это позволено», «Разрешается» и т. д. и т. п.
Неотвязный взгляд «всевидящего ока» незримо сопровождал творчество знаменитых писателей России. Пушкинист Б.Л. Модзалевский писал, что «отныне Бенкендорф стоял возле Пушкина, бдительно следя за каждым его словом и движением, держа его в своих мягких, но цепких руках».
Начальник Третьего отделения граф А.Х. Бенкендорф приезжал на набережную реки Мойки в арендуемый у Христофора Таля дом обычно рано утром, с Малой Морской улицы, где имел собственный дом. По воспоминаниям современников, на столе в его кабинете всегда лежали в строгом порядке толстые папки с тайными сообщениями, доносами, вскрытыми письмами, похищенными документами.
По свидетельству барона Корфа, шеф жандармов, предназначенный «отечески» опекать русское общество, «имел самое поверхностное образование, ничему не учился, ничего не читал и даже никакой грамоты не знал порядочно, но зато он был верный и преданный слуга царю. И Николай I любил его. Во время его болезни в 1837 г. император проводил у его постели целые часы и плакал над ним, как над другом и братом».
Портрет Николая I нельзя нарисовать с достаточной убедительностью, если не поставить рядом с ним его спутника и любимца. Этот, даже по словам сочувствующего ему Греча, «бестолковый царедворец <… > добрый, но пустой», пользовался всеми прерогативами верховного жандарма. «Наружность шефа жандармов, – писал Герцен, – не имела в себе ничего доброго; вид его был довольно общий, соответствующий остзейским дворянам и вообще немецкой аристократии. Лицо его было измято, устало, он имел обманчиво-добрый взгляд, который часто принадлежит людям уклончивым и апатичным. Может, Бенкендорф и не сделал всего зла, которое мог сделать, будучи начальником этой страшной полиции, стоящей вне закона и над законом, имевшей право мешаться во все, – я готов этому верить, особенно вспоминая пресное выражение его лица…»
Будучи сластолюбцем и ловеласом, этот друг императора всегда был занят мечтаниями или воспоминаниями об альковных приключениях и не в состоянии был сосредотачивать свое внимание на каком-нибудь деле. Но петербургские обыватели были невзыскательны. Являться к Бенкендорфу на прием было совершенно бесполезно. «Он слушал ласково просителя, ничего не понимая… <…> но публика была очень довольна его ласковостью, терпением и утешительным словом». В своих записях Бенкендорф тоже очень хвалит себя и нисколько не сомневается, что он стоит «на славном посту, охраняя нравственность».
Интересной исторической личностью являлся и начальник штаба Корпуса жандармов Леонтий Васильевич Дубельт – человек с биографией, схожей с жизнеописаниями многих членов Тайных обществ. Боевой офицер и героический участник Отечественной войны 1812 г., раненный в сражении на Бородинском поле. Член масонского общества с репутацией отъявленного вольнодумца, адъютант знаменитых генералов Отечественной войны: от инфантерии – Д.С. Дохтурова – командира корпуса при Бородине, и от кавалерии – Н.Н. Раевского – командира корпуса, геройски сражавшегося под Смоленском и Бородином.
Начав службу в армии в возрасте 15 лет в чине прапорщика, в 20 лет он уже подполковник. Примкнув к южным декабристам, дружил с Михаилом Орловым и Сергеем Волконским, являлся членом сразу трех масонских лож. После событий 14 декабря 1825 г. он подпадает под следствие вместе с декабристами, однако обвинений, выдвинутых против него, оказалось недостаточно, его реабилитировали, но отправили в отставку. Бездеятельное существование отставного полковника оказалось для Дубельта невыносимым. Он приезжает в Петербург, чтобы найти применение своим силам и неуемной энергии.
Через приятеля Львова Леонтий Васильевич получает предложение от графа Бенкендорфа перейти на службу с тем же полковничьим чином в Третье отделение. Вербовка шефом жандармов в штат своей службы недавнего свободолюбца была рассчитанным и верным приемом Бенкендорфа – вовлечение в штат полицейского аппарата лица благородного сословия из офицеров-вольнодумцев. В сотрудники Третьего отделения Бенкендорф приглашал даже А.С. Пушкина, предлагая ему сотрудничество при обращении поэта за разрешением ехать в армию. При этом шеф жандармов поставил поэту условие отправиться в действующую армию чиновником канцелярии Третьего отделения. Александру Сергеевичу после этого оставалось лишь поблагодарить графа за столь высокую честь и отказаться от подобной милости.
Но подозреваемый в причастности к декабрьскому восстанию полковник Дубельт принял предложение Бенкендорфа и без особых душевных терзаний сменил армейский мундир на жандармский и за короткий срок сделал головокружительную карьеру.
В 1835 г. Леонтий Васильевич назначается начальником штаба Корпуса жандармов и заместителем шефа жандармов А.Х. Бенкендорфа, а через четыре года, в 1839 г., сам возглавляет Третье отделение Его Императорского Величества Канцелярии и становится доверенным лицом Николая I.
Должность главы политического надзора почти полностью изменила вольнолюбивый характер и неуемную говорливость участника Отечественной войны 1812 г., не вытравив у Дубельта лишь циничного презрения к своим агентам и платным осведомителям, получавшим за свои доносы символические «тридцать серебряников».
В «Былом и думах» А.И. Герцен писал о начальнике Третьего отделения Л.В. Дубельте: «Леонтий Васильевич – лицо оригинальное, он, наверное, умнее всего Третьего и всех трех отделений собственной канцелярии. Исхудалое лицо его… усталый взгляд, особенно рытвины на щеках и на лбу ясно свидетельствовали, что много страстей боролось в этой груди, прежде чем голубой мундир победил, или, вернее, накрыл все, что там было. Черты его имели что-то волчье и даже лисье, то есть выражали тонкую смышленость хищных зверей вместе с уклончивостью и заносчивостью. При всем этом он был всегда учтив».
По мнению А.И. Герцена, он сразу же раскусил лицемерие этого жандарма, умеющего скрывать свои чувства под маской учтивости и благосклонности. Они поняли друг друга. Недаром Дубельт выходил из себя при одном упоминании имени Герцена. В записках И.В. Селиванова отмечается, что «вслед за упоминанием им имени Герцена Дубельт вспыхнул, как порох, губы его затряслись, на них показалась пена.
– Герцен! – закричал он с неистовством. – У меня три тысячи десятин жалованного леса, и я не знаю такого гадкого дерева, на котором бы я его повесил».
Полагают, что именно Дубельт окончательно сформировал жандармский аппарат, создав оригинальный тип «благородного, учтивого и сентиментального жандарма», по отношению к которому общественное мнение стало довольно терпимым. С точки зрения многих, теперь даже рядовые жандармы являлись «цветом учтивости».
В столице всем было известно, что Дубельт проявлял интерес к литературе и пребывал в весьма дружественных отношениях с В.А. Жуковским, но одновременно довольно нелестно отзывался о прочих петербургских литераторах. В столичных литературных салонах пересказывалась знаменитая реплика, высказанная как-то шефом жандармов Л.В. Дубельтом в адрес писателей: «Всякий писатель есть медведь, которого следует держать на цепи и ни под каким предлогом с цепи не спускать, а не то сейчас же укусит!»
С годами шеф Третьего отделения все чаще связывает свою работу с литературными делами, ибо в своем ведомстве он считается одним из самых просвещенных. Особым объектом наблюдения среди литераторов считался А.С. Пушкин. Глава Третьего отделения относил его к наиболее опасным и вредным для общества неблагонадежным вольнодумцам. Поэта окружила целая армия агентов-наблюдателей из числа коллег по литературному цеху и явных агентов жандармского управления – цензоров. Дубельт, так же как и его предшественник Бенкендорф, невзлюбил поэта и не считал его поэзию полезной.
Уже после смерти А.С. Пушкина издатель Краевский вспоминал, как Дубельт выговаривал ему: «Что это, голубчик, вы затеяли, к чему у вас потянулся ряд неизданных сочинений Пушкина? Э-эх, голубчик, никому-то не нужен ваш Пушкин… Довольно этой дряни, сочинений-то вашего Пушкина при жизни его напечатано, чтобы продолжать и по смерти его отыскивать „неизданные“ его творения, да и печатать их! Нехорошо, любезнейший Андрей Александрович, нехорошо…»
В конце 1838 г. Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии выехало из дома Таля на набережной реки Мойки и разместилось на набережной Фонтанки у Цепного моста (современный адрес – наб. р. Фонтанки, 16). Дом этот сохранился в перестроенном виде до наших дней. В особняке же предпринимателя Христофора Таля до 1862 г. еще оставались корпус жандармов и Главная императорская контора. В 1839 г. генерал-майор Леонтий Васильевич Дубельт становится управляющим Третьего отделения с сохранением должности начальника штаба Корпуса жандармов. Он занял одну из главнейших должностей империи. Судьба была благосклонна к Дубельту. Он пережил всех своих соперников по службе и многих подопечных.
Уже на склоне лет Дубельт получает письмо от своей супруги Анны Николаевны из имения Рыскино. Она в восторге пишет: «…твое имя гремит по всей России, меня все любят и слушают в здешнем углу…» Кроме того, жена в апреле 1852 г. сообщает мужу: «Идут приготовления к браку сына Михаила с дочерью Александра Сергеевича Пушкина – Натальей
Александровной, живущей со своей матерью Натальей Николаевной и отчимом генералом Ланским».
К осени свадьба была уже решенным делом и даже одобрена самим императором. Сын главного российского жандарма женится на дочери поэта-вольнодумца. Родство с дочерью Пушкина не приводит Дубельтов к добру. Молодожены затевали неслыханные ссоры и сцены. Михаил Дубельт нещадно бил свою супругу и этот брак вскоре завершается разводом.
После смерти Николая I новый император Александр II назначает шефом жандармов князя Василия Долгорукова. Дубельт же возводится в чин полного генерала, увольняется в отставку и уезжает в свое имение. Его имя, еще совсем недавно повергавшее многих в трепет, постепенно забывается.
В начале 1880-х гг. наследники Христофора Таля и его вдовы разделили между собой огромный земельный участок, выходящий на левый берег реки Мойки и Гороховую улицу в непосредственной близости от Красного моста, на причитающиеся им наделы, и приступили к ремонтным работам некоторых зданий, к их надстройке коммерческими доходными этажами и сдаче отдельных строений в аренду.
Именно тогда богатый петербургский коммерсант А.В. Контан арендовал у одного из наследников Х. Таля дом № 58, ранее занимаемый Третьим отделением Е. И. В. Канцелярии, отремонтировал его и открыл в нем популярный ресторан «Контан».
Правда, просуществовал этот ресторан в стенах бывшей «центральной шпионской конторы» сравнительно недолго, и не в этом здании он стал знаменитым фешенебельным рестораном Санкт-Петербурга, вошедшим в четверку элитных заведений на Мойке, о которых с ностальгией вспоминали наши земляки в далекой эмиграции. У Николая Агнивцева в цикле стихов, объединенных названием «Блистательный Санкт-Петербург», есть такие строки:
«Кюба»! «Контан»! «Медведь»! «Донон»!
Чьи имена в шампанской пене
Взлетели в Невский небосклон
В своем сверкающем сплетенье!..
В 1885 г. у А.В. Контана закончился срок действия арендного договора, и хозяин не желал продлевать аренду старого дома Таля на новый срок, ибо собрался выгодно продать его богатому предпринимателю А. Жуэну, решившему возвести на престижном берегу Мойки высотный для того времени доходный дом.
Новый хозяин прибрежного участка А. Жуэн распорядился снести старый дом Х. Таля, а затем заказал городскому архитектору Р.Ф. Мельцеру проект нового доходного вместительного дома на красной линии левого берега реки.
В 1913 г. под надзором архитектора Р.Ф. Мельцера здесь возвели семиэтажный доходный дом № 58 в стиле модернизированной классики.
Три высоких проезда жилого дома специально предусмотрены проектом зодчего не только для транспорта, но и для обзора с набережной реки прекрасной панорамы озелененного двора.
Проходили годы, приближающие смутные времена двух революций 1917 г. После 1917 г. в доме № 58 разместили аккумуляторный завод «Тюдор» – единственное промышленное предприятие подобного рода не только в этой бывшей аристократической части Северной столицы, но и вообще в Петрограде.
В годы советской власти в этом же доме на левом берегу Мойки находилось Научно-производственное объединение «Пигмент» – разработчик и поставщик лакокрасочных материалов.
Ресторан «Контан» под крышей гостиницы «Россия»
Рядом с земельным наделом Христофора Таля располагался участок купца Н.И. Соболева, владельца нескольких бань, возведенных им здесь. Его бани отличались удобством и роскошной отделкой. Семейные «нумера» стоили в те годы до 6 и даже 10 рублей за одно посещение бани. Только один банный промысел приносил купеческому семейству высокий стабильный доход, позволивший Н.И. Соболеву выгодно вложить деньги в строительство четырехэтажной каменной гостиницы в пределах принадлежащего ему родового земельного участка.
Гостиница Н.И. Соболева «Россия», построенная по проекту петербургского архитектора Н.П. Басина в 1871–1872 гг. (наб. р. Мойки, 60), являла собой образец рядовой постройки в духе модной тогда эклектики. При планировании гостиничных помещений архитектор Басин предусмотрел размещение на ее трех верхних этажах различных по своим размерам, отделке и меблировке номеров. Гостиница «Россия» предлагала постояльцам два типа «нумеров»: дорогие, выходящие окнами на набережную Мойки, стоимостью до 25–30 рублей в стуки, и более дешевые «порядочные», с не столь пышной отделкой, с меньшими удобствами и без прислуги, с окнами, обращенными во внутренний двор.
Администрация гостиницы «Россия», для упрочения своей известности, в качестве дополнительной услуги бесплатно посылала к вокзалам к приходу поездов собственные фирменные экипажи для желающих остановиться в ней.
Петербургские гостиницы и рестораны часто располагались под одной крышей друг с другом, что повышало доходы тех и других.
Н.И. Соболеву удалось уговорить владельца ресторана «Контан» перебраться с соседнего участка на Мойке, 58, в первый этаж гостиницы «Россия». Переезд «Контана» на небольшое расстояние вниз по течению Мойки позволил его хозяину А.В. Контану не только полностью сохранить старый контингент посетителей, но привлечь новых гостей в свое заведение. Деловой союз двух опытных предпринимателей юридически оформили в 1885 г., и газета «Петербургский листок» опубликовала извещение, что «в гостинице „Россия“, находящейся на набережной Мойки, 60, с 25 августа будет находиться ресторан „Контан“».
В новых помещениях «Контана» теперь регулярно устраивались творческие вечера людей искусства и литературы. В 1888 году в его банкетном зале собрание литераторов, художников и издателей торжественно отметило 70-летний юбилей художника-мариниста Ивана Константиновича Айвазовского, а позже здесь же прошел творческий вечер композитора, пианиста и дирижера Антона Рубинштейна.
В 1899 г. в зале ресторана состоялся банкет в честь 100-летия со дня рождения А.С. Пушкина. В 1907 г. здесь с большим успехом прошел творческий вечер певца Н.Н. Фигнера и вечер в честь скульптора Паоло Трубецкого – автора памятника Александру III на Знаменской площади.
«Контан» под крышей гостиницы «Россия» становится одним из самых знаменитых ресторанов Петербурга. Теперь здесь постоянно собирались знаменитости от литературы и искусства, затевающие во время застолий философские разговоры и полемики. Обсуждались слухи, домыслы и сплетни о последних литературных новинках, пьесах и спектаклях.
«Контан» нового ХХ столетия превратился в своего рода литературно-художественный клуб. Среди публики, всегда переполнявшей этот модный ресторан, можно было встретить постоянных посетителей: А.И. Куприна с его вечным попутчиком клоуном Жаколино, поэта А.А. Блока, А.Н. Толстого, писателей А.В. Амфитеатрова, А.Т. Аверченко и многих других. В «Контане» кроме общих залов обустроили специальный кабинет для людей искусства. Известные поэты тех лет читали здесь свои стихи, произносили экспромты, а художники создавали оригинальные рисунки и дружеские карикатуры. Эту художественную «продукцию» администрация ресторана вставляла в застекленные рамы и украшала ею стены «Контана».
С рестораном «Контан» связано трагическое происшествие в княжеском семействе Юсуповых – трагическая гибель в 1907 г. на дуэли их старшего сына – Николая Феликсовича.
В своих воспоминаниях его младший брат – Юсупов Феликс Феликсович, граф Сумароков-Эльстон, писал: «Николай влюбился в девицу, помолвленную с одним гвардейцем, и собирался на ней жениться. Свадьбу же с гвардейцем откладывали, и жених потребовал назначить день. Николай пришел в отчаяние, девица рыдала и уверяла, что „скорей умрет, чем выйдет за немилого“. От брата я узнал, что она устраивает ему прощальный ужин в ресторане „Контан“ накануне своего венчания с гвардейцем…»
Во время ужина невеста, разгорячившись от вина, в слезах кинулась умолять Николая бежать с ней. Младшему брату, присутствующему на прощальном ужине, пришлось идти к ее матери и не без труда уговорить ее вмешаться. Когда Феликс Юсупов привел маменьку в ресторан, невеста гвардейца бросился к ней на шею. Младший брат, воспользовавшись переполохом, улучил минуту и увез Николая домой, во дворец на Мойке.
Гостиница Н.И. Соболева «Россия», построенная по проекту петербургского архитектора Н.П. Басина в 1871–1872 гг. (наб. р. Мойки, 60), являла собой образец рядовой постройки в духе модной тогда эклектики. При планировании гостиничных помещений архитектор Басин предусмотрел размещение на ее трех верхних этажах различных по своим размерам, отделке и меблировке номеров. Гостиница «Россия» предлагала постояльцам два типа «нумеров»: дорогие, выходящие окнами на набережную Мойки, стоимостью до 25–30 рублей в стуки, и более дешевые «порядочные», с не столь пышной отделкой, с меньшими удобствами и без прислуги, с окнами, обращенными во внутренний двор.
Администрация гостиницы «Россия», для упрочения своей известности, в качестве дополнительной услуги бесплатно посылала к вокзалам к приходу поездов собственные фирменные экипажи для желающих остановиться в ней.
Петербургские гостиницы и рестораны часто располагались под одной крышей друг с другом, что повышало доходы тех и других.
Н.И. Соболеву удалось уговорить владельца ресторана «Контан» перебраться с соседнего участка на Мойке, 58, в первый этаж гостиницы «Россия». Переезд «Контана» на небольшое расстояние вниз по течению Мойки позволил его хозяину А.В. Контану не только полностью сохранить старый контингент посетителей, но привлечь новых гостей в свое заведение. Деловой союз двух опытных предпринимателей юридически оформили в 1885 г., и газета «Петербургский листок» опубликовала извещение, что «в гостинице „Россия“, находящейся на набережной Мойки, 60, с 25 августа будет находиться ресторан „Контан“».
В новых помещениях «Контана» теперь регулярно устраивались творческие вечера людей искусства и литературы. В 1888 году в его банкетном зале собрание литераторов, художников и издателей торжественно отметило 70-летний юбилей художника-мариниста Ивана Константиновича Айвазовского, а позже здесь же прошел творческий вечер композитора, пианиста и дирижера Антона Рубинштейна.
В 1899 г. в зале ресторана состоялся банкет в честь 100-летия со дня рождения А.С. Пушкина. В 1907 г. здесь с большим успехом прошел творческий вечер певца Н.Н. Фигнера и вечер в честь скульптора Паоло Трубецкого – автора памятника Александру III на Знаменской площади.
«Контан» под крышей гостиницы «Россия» становится одним из самых знаменитых ресторанов Петербурга. Теперь здесь постоянно собирались знаменитости от литературы и искусства, затевающие во время застолий философские разговоры и полемики. Обсуждались слухи, домыслы и сплетни о последних литературных новинках, пьесах и спектаклях.
«Контан» нового ХХ столетия превратился в своего рода литературно-художественный клуб. Среди публики, всегда переполнявшей этот модный ресторан, можно было встретить постоянных посетителей: А.И. Куприна с его вечным попутчиком клоуном Жаколино, поэта А.А. Блока, А.Н. Толстого, писателей А.В. Амфитеатрова, А.Т. Аверченко и многих других. В «Контане» кроме общих залов обустроили специальный кабинет для людей искусства. Известные поэты тех лет читали здесь свои стихи, произносили экспромты, а художники создавали оригинальные рисунки и дружеские карикатуры. Эту художественную «продукцию» администрация ресторана вставляла в застекленные рамы и украшала ею стены «Контана».
С рестораном «Контан» связано трагическое происшествие в княжеском семействе Юсуповых – трагическая гибель в 1907 г. на дуэли их старшего сына – Николая Феликсовича.
В своих воспоминаниях его младший брат – Юсупов Феликс Феликсович, граф Сумароков-Эльстон, писал: «Николай влюбился в девицу, помолвленную с одним гвардейцем, и собирался на ней жениться. Свадьбу же с гвардейцем откладывали, и жених потребовал назначить день. Николай пришел в отчаяние, девица рыдала и уверяла, что „скорей умрет, чем выйдет за немилого“. От брата я узнал, что она устраивает ему прощальный ужин в ресторане „Контан“ накануне своего венчания с гвардейцем…»
Во время ужина невеста, разгорячившись от вина, в слезах кинулась умолять Николая бежать с ней. Младшему брату, присутствующему на прощальном ужине, пришлось идти к ее матери и не без труда уговорить ее вмешаться. Когда Феликс Юсупов привел маменьку в ресторан, невеста гвардейца бросился к ней на шею. Младший брат, воспользовавшись переполохом, улучил минуту и увез Николая домой, во дворец на Мойке.