– Я помню, что они жгли костры, стараясь отогнать злых духов.
   Фиона кивнула.
   – Когда я была маленькой, моя мама всегда одевала меня и моих братьев в забавные костюмы, чтобы духи не смогли узнать нас и похитить наши души.
   – У тебя были братья? – спросила Бреака. – И что с ними стало?
   – Старшие умерли от лихорадки, когда мне было пять лет.
   – Напорное, твой отец очень мочалился, что потерял наследников?
   – Да… хотя и не настолько, чтобы взять наложницу. Моя мать после меня уже не могла больше иметь детей, но отец по-прежнему любил ее и не оставлял.
   От этих воспоминаний Фионе вдруг стало не по себе.
   – А как еще вы праздновали Самхейн? – продолжала расспрашивать Бреака.
   – Ну, жгли костры на вершинах холмов, а потом самые смелые из молодых убегали из поселка, чтобы танцевать и веселиться у огня.
   – И ты тоже?
   – Никогда. Отец не позволял. В прошлом году мы с моей сестрой, Дювессой, попытались уйти с ними, но отец поймал нас, когда мы уже выходили из дома, в котором спали женщины, и велел одной старухе сторожить нас всю ночь. Мы поклялись, что на следующий год непременно сбежим, даже если для этого нам придется накануне весь день прятаться в лесу.
   Вздохнув, Фиона грустно подумала о том, как безрассудна и глупа она была тогда.
   – А вот у здешних викингов нет такого осеннего празднества, – сказала Бреака. – В других поселках приносят жертвы Гору или Одину, но Кнорри в это не верит – он считает, что единственный способ почтить богов – это проявить доблесть в бою. Зато у них есть свой особый праздник, когда забивают скот. Тогда мужчины станут объедаться свежим мясом, а скальд Тиркер угостит их своими историями. Потом придет время собираться в набег. Начнется все не очень заметно – может, угонят стадо коров или сожгут какой-нибудь хлев; но при этом кто-нибудь непременно кого-нибудь убьет или изнасилуют женщину. Тогда обиженный клан поклянется отомстить, и то, что начиналось просто как кража скота, окончится кровопролитием и убийством.
   Фиона не слишком удивилась тому, что услышала, – традиции набегов, кровавой вражды и вовсе не являлись для нее новостью, подобные обычаи были в ходу и у ирландцев. Священники и праведники старались внушить своим соплеменникам терпимость и уважение к человеческой жизни, но буйный ирландский нрав искал выхода, и невинная кровь обагряла землю во славу воинов. Да, есть неприятное сходство между образом жизни ирландцев и норвежцев, хмуро подумала она.
   Обе женщины молча смотрели на приближавшегося к ним Дага. Струйки пота стекали по его обнаженному торсу, лицо раскраснелось от работы, красновато-золотые кудри волнами рассыпались по плечам. Золотистые усы были подстрижены, и чистая кожа, подсвеченная солнцем, блестела от пота, рельефно обрисовывая мускулы плеч.
   Фиона словно завороженная следила за тем, как викинг аккуратно положил свой серп на груженную снопами повозку. Она изо всех сил старалась скрыть чувства, которые рождались в ее душе при одном взгляде на него, но это ей плохо удавалось. Любуясь его мужественной красотой, она тем не менее думала о том, как оставит его, чтобы вернуться в Ирландию.
   – Кажется, от меня несет потом, как от жеребца в упряжке, – устало проговорил Даг. – Надо будет сначала как следует вымыться, прежде чем идти домой. Может быть, ты составишь мне компанию, Фиона? – Он с улыбкой посмотрел на девушку.
   Фиона колебалась, полагая, что купание – только часть задуманного. Она мечтала об их слиянии в любовном акте и страшилась этого. Каждый нежный поцелуй, каждая ласка все больше и больше разрушали ее решимость оставить его. Неужели Даг тоже чувствует это и задумал заключить ее в тюрьму своей любви, использовать страсть, чтобы навсегда удержать непокорную пленницу на своей северной родине?
   – Фиона!
   Подняв глаза, девушка улыбнулась.
   – Да, – ответила она по-норвежски, – я пойду с тобой.
   Перед тем как начать мыться, Даг повел ее в парную, о существовании которой Фиона узнала всего несколько недель назад. В маленьком закутке, в котором могли поместиться всего два человека, Даг плеснул воды на раскаленные камни, и шипящее облако пара окутало их. Фиона опустилась на полок и вздохнула. Жар и влага вскоре прогнали усталость из ее ноющих мышц, а клубы пара напомнили ей о туманах Ирландии.
   Сидя рядом с ней, Даг откинулся назад и закрыл глаза, видимо, не собираясь пока заниматься ничем другим. Фиона сделала то же; закрыв глаза, она позволила своим мыслям унестись на далекую родину. Что-то сейчас делает Сиобхан, спросила она себя. А Дювесса и другие женщины? И вообще живы ли они? Может быть, она покинули Дунсхеан и нашли приют в другом поселении? Удалось ли им что-нибудь спасти после пожара? Девушка нахмурилась. Через какое-то время другие властители обязательно наложат руку на земли ее отца и на все, что там еще осталось сколько-нибудь ценного. Если ее возвращение в Ирландию затянется, то ей будет уже не на что претендовать: и Дунсхеан, и ее спасшиеся соплеменники – даже ее отец – могут оказаться забытыми.
   Неожиданно Фиона почувствовала, как сильная рука принялась растирать ее плечи, затем пальцы Дага легли ей на затылок, разминая ноющие мышцы. Она вздрогнула. Сейчас эти ласки были ей не слишком приятны.
   – Фиона, – Даг внимательно посмотрел на нее, – о чем ты думаешь?
   Она открыла глаза. Желание, которое сжигало ее изнутри, казалось, превращало ее тело в мягкий воск, но она лишь произнесла:
   – Я думаю о своей родной, Ирландии.
   Голубые глаза викинга потускнели, и Фиона тут же испытала чувство вины, гнев ее сменился жалостью. Она ничего не могла поделать с тем, что любой разговор о ее родине доставлял ему боль. Ее обет отцу был дан до того, как родилось чувство к Дагу, и тут уж ничего нельзя было поделать.
   Даг подумал о том же. Хорошо, что она напомнила ему главное: они оба имеют обязательства перед другими. Рядом с ней он так легко забывал, что она рабыня-иностранка, забывал все, кроме того, что Фиона по-прежнему прекрасна и желанна.
   Он отвернулся, пальцы его замерли у нее на затылке. Напрасно он повел ее в баню. Пусть они и сольют свои тела в экстазе любви, но это все же не решит их проблем.
   Поднявшись, Даг услышал, как девушка удивленно задержала дыхание, и внимательно взглянул на нее с высоты своего роста. На лице ее были написаны тревога и разочарование. Она ждала, что он возьмет ее, она хотела, чтобы он сделал это. Даг тоже страстно желал ее всем своим существом, но на этот раз он не мог беззаботно погрузиться в омут страсти.
   Выйдя из парной и зайдя в мыльную, викинг опрокинул на себя ушат холодной воды. Протирая рукой глаза, он бросил взгляд через плечо: Фиона не последовала за ним, не попыталась вовлечь его в любовную игру, и ему пришлось смириться с этим. Оба они отлично понимали, сколь велика была пропасть между ними.
   Раздумья его нарушил быстрый стук в дверь.
   – Там Мина… ребенок… он сейчас родится! – выкрикнула Бреака; она запыхалась от быстрого бега и поэтому говорила с трудом.
   Даг двинулся к двери в парную, но Фиона уже шла ему навстречу. Не проронив ни слова, она принялась натягивать на себя одежду, а потом быстро направилась к выходу из бани.
   Даг поспешно схватил ее за плечо:
   – Ты знаешь, что делать?
   – Надеюсь.
   При этих словах сердце викинга сжалось. Если что-нибудь случится с ребенком или его невесткой, вряд ли Фиона сумеет избежать наказания, а то и смерти.
   Когда они подошли к дому, Фиона остановилась, чтобы отдышаться. Даг нежно погладил ее по руке и проводил взглядом, когда она вошла мимо стоявшего на пороге с каменным лицом Сигурда в спальню, которую занимали Мина и его брат. Посмотреть брату в глаза он так и не решился. Женщины довольно часто умирали во время родов или при выкидышах. Что, если Сигурд потеряет жену? И какие последствия ее смерть будет иметь для Фионы? Даг прикрыл веки, крепко сжал зубы и постарался больше не думать об этом.
   Глядя на бледное, изможденное лицо лежащей в постели женщины, Фиона лихорадочно пыталась сосредоточиться. Для ребенка было еще слишком рано появляться на свет, поэтому она должна по возможности задержать родовые схватки.
   – Сбегай за травами, которые насушила Мина, – приказала она Бреаке.
   Та стремглав выбежала из комнаты, а Фиона приблизилась к кровати.
   – У тебя уже отошли воды? – спросила она. Мина покачала головой.
   – Пока нет, но боли такие, что нет сил терпеть.
   Во взгляде норвежки Фиона прочитала страх. Она отбросила в сторону одеяло и, осмотрев роженицу, сразу определила, что схватки уже начались, да такие сильные, что околоплодный пузырь должен был вот-вот прорваться. Значит, ребенок появится на свет уже сегодня.
   Фиона повернулась к стоявшей рядом с кроватью Ингеборг, жене кузнеца:
   – Скорей принеси мне гусиного жира.
   Та кивнула и переваливающейся походкой отправилась исполнять просьбу. И тут же, чуть не сбив ее с ног, в комнату влетела Бреака, неся в руках небольшой мешочек. Но Фиона только покачала головой: применять травы было уже слишком поздно. Она присела на кровать и принялась ждать.
   Мина с трудом сдерживалась, чтобы не закричать. Фиона смотрела на нее, пытаясь понять, знает ли норвежка, как мало у нее надежды на благополучное разрешение от бремени. Вернувшись, Ингеборг встала в головах кровати и принялась ласковым голосом говорить что-то Мине, пытаясь успокоить ее, при этом она не забывала вытирать пот с лица роженицы.
   Приглушенный крик Мины заставил Фиону вскочить на ноги. Отбросив одеяло, она помогла Ингеборг приподнять Мину, чтобы можно было принять ребенка.
   Против ожидания ребенок появился на свет очень легко – так он был мал. Держа в руках мокрое хрупкое тельце, Фиона пустила в ход все приемы, которым когда-то научилась у Сиобхан. Она растирала ребенка гусиным жиром, дышала ему в рот, даже легонько шлепала его, но ничего не помогало; крошечное тельце оставалось неподвижным и не подавало признаков жизни.
   Передав маленький трупик Бреаке, Фиона повернулась к Мине, готовясь сообщить ей тяжелую весть. Лицо норвежки исказила гримаса боли, и только теперь Фиона поняла, насколько права была в своих предположениях, что роды еще не закончились. Через несколько секунд на свет, скользнув в подставленные Фионой руки, появился второй ребенок. Этот малыш успел сделать всего один вдох и тут же обмяк на ее ладонях. Фиона принялась отчаянно массировать его, пытаясь вдохнуть жизнь в его хилое тельце. Слезы хлынули у девушки из глаз, когда она поняла, что искра жизни, едва вспыхнувшая в нем, уже погасла.
   Усилием воли Фиона остановила слезы и заставила себя вернуться к своим обязанностям. Завернув ребенка в полотно и положив его на сундук рядом с первым, она принялась помогать Мине, которая тужилась, изгоняя из себя то, что еще оставалось в ней. Когда послед вышел, Фиона положила кровавую массу на холстину и принялась внимательно рассматривать ее. Убедившись, что внутри у женщины ничего неположенного не осталось, она облегченно вздохнула; в противном случае можно было бы ожидать кровотечения, и тогда вообще неизвестно, чем бы все это закончилось.
   Выйдя наружу, она закопала послед. В это время Ингеборг и Бреака прибрали в комнате и обмыли Мину. Когда Бреака предложила позвать Сигурда, Фиона покачала головой.
   – Я хочу сначала переговорить с Миной.
   Бреака направилась было к двери, но Фиона остановила ее.
   – Останься, тебе придется переводить то, что будет непонятно.
   Ингеборг тоже не спешила выходить, и Фиона не стала возражать; она уже привыкла к присутствию спокойной, всегда готовой помочь жены кузнеца и не видела ничего плохого в том, что женщина услышит ее разговор с Миной.
   Присев на кровать, Фиона заговорила первой:
   – Ты скоро оправишься, Мина, но вряд ли тебе стоит сразу снова обзаводиться ребенком.
   Когда Мина удивленно взглянула на нее, девушка заколебалась – она не была уверена, правильно ли все это звучит по-норвежски, и поэтому решила повторить сказанное. Увидев, что на лице Мины по-прежнему написано удивление, Фиона произнесла на своем родном языке:
   – Если Сигурд будет домогаться тебя, ты должна принять меры, чтобы предотвратить зачатие.
   Бреака перевела ее слова, и глаза Мины еще больше округлились.
   – Она не знает, как это делается, – сказала Бреака.
   Фиона задумалась. Сиобхан всегда говорила, что необходимо куда большее искусство, чтобы предотвратить нежелательную беременность, чем принять роды желанного ребенка. К тому же она знала, что священники не одобряют такие дела, как и большинство мужчин. Будет ли с ее стороны разумно делиться подобными знаниями с женщиной другого народа? Однако взгляд, брошенный ею на изможденное, осунувшееся лицо Мины, решил все.
   – Есть различные снадобья, которые помогают избежать зачатия, – решительно сказала она. – Ты будешь принимать их каждый день после того, как восстановятся месячные. Эти снадобья не дадут мужскому семени укорениться в твоем чреве.
   Бреака послушно перевела ее слова, но Мина, взглянув на Фиону, только покачала головой.
   – Она не будет этого делать, – сказала Бреака. – Сигурду это может не понравиться.
   Фиона недоумевала, неужели Сигурд предпочтет, чтобы его жена умерла только оттого, что ей предстоит забеременеть прежде, чем она оправится от предыдущих родов? Если он так же упрям и глуп в своем желании иметь сыновей, как и большинство мужчин, то это, разумеется, не может иметь для него значения. В таком случае он просто обзаведется другой женой.
   Она пожала плечами.
   – Скажи Мине, что таково мое предложение, если оно ей не нравится, она может забыть про него. И все-таки я хочу сама поговорить с Сигурдом, чтобы быть уверенной; надеюсь, он понимает, чем рискует.
   Пока Бреака, склонившись над кроватью, переводила ее слова, Фиона вышла из комнаты. Но не успела она пройти и нескольких шагов, как кто-то схватил ее руку.
   – Как она? – раздался за ее спиной хриплый голос Сигурда.
   Фиона обернулась.
   – Родились два мальчика, но они были слишком маленькими и слабыми и не могли жить.
   Сигурд кивнул, лицо его ничего не выражало. Только тут Фиона поняла, что Мина заранее предупреждала его о возможности подобного исхода.
   – А моя жена? – так же хрипло спросил он.
   – Ей повезло, она должна скоро оправиться.
   Говоря это, Фиона внимательно всматривалась в массивные черты лица предводителя викингов. На какое-то мгновение ей показалось, что в его глубоко посаженных глазах промелькнуло облегчение, но затем лицо Сигурда вновь стало непроницаемым.
   – Теперь важнее всего, чтобы ее телу не пришлось слишком быстро вынашивать нового ребенка, – спокойно продолжала Фиона по-ирландски. – Ее чрево должно как следует зажить, иначе будет слишком велик риск нового выкидыша. После того, что случилось сегодня, твоя жена почти утратила способность доносить ребенка до срока, и к тому же все еще существует угроза ее жизни. Поэтому тебе не следует набрасываться на нее, подобно животному, всякий раз, когда ты возжелаешь ее; лучше будет, если ты найдешь себе на какое-то время другую женщину. Глаза викинга вспыхнули гневом.
   – Моя жена может начать ревновать меня, даже если я покину ее ложе всего на одну ночь.
   – Лучше ревнующая жена, чем мертвая, – холодно произнесла Фиона.
   Она почти не сомневалась, что Сигурд поведет себя подобным образом. Ничего удивительного: Сиобхан тоже была невысокого мнения о мужчинах. Воистину достойно презрения то, что мужчина расценивает свое удовольствие куда выше, чем здоровье жены. Интересно, стал бы Даг воздерживаться от любви, если бы узнал, что беременность может повредить ей?
   Словно угадав ее мысли, Даг неожиданно появился между ней и Сигурдом.
   – Послушай, Фиона, – произнес он. – Ты выглядишь слишком усталой. Позволь мне принести тебе что-нибудь попить.
   Девушка слабо улыбнулась, радуясь его заботе и его нежности. Все-таки вряд ли Даг захотел бы ребенка, если бы это поставило под угрозу ее жизнь.
   Она позволила отвести себя к очагу и устало опустилась в кресло. Немного согревшись у огня, Фиона выпила пива, которое принес ей Даг, и незаметно для себя задремала.
   Даг с жалостью посмотрел на ирландку. Пусть ей и не удалось сохранить жизнь новорожденным, но, по крайней мере, с Миной теперь все будет в порядке. Вспомнив про разговор между Фионой и его братом, он нахмурился. Они говорили по-ирландски, так что он не мог толком понять, о чем шла речь, зато чувствовал, как сердится Фиона. Неужели Сигурд упрекал ее? В конце концов, он решил поговорить с братом и выяснить, что произошло между ними.
   Теперь Даг окончательно укрепился в своей решимости оставаться на стороне Фионы. Нынешний день напомнил ему, сколь хрупка человеческая жизнь, как она драгоценна. Оставалось только дивиться тому, что рождавшиеся в поселке дети, несмотря на все подстерегавшие их опасности, все-таки становились взрослыми.
   Он взглянул на Фиону, представляя ее беременной – с большим, колышущимся животом, в котором зреет ребенок. Мысль эта отчего-то показалась ему нелепой, но он никак не мог избавиться от нее.
   Протянув руку, Даг отвел прядь волос, упавшую Фионе на лицо. Если она все еще хочет его, то он непременно займется с ней любовью нынче же ночью и не будет тревожиться мыслями о будущем, а отдастся ощущениям теплоты ее тела, нежности ее кожи и сиянию ее бездонных глаз.
   Наклонившись и не смущаясь присутствием вокруг других людей, он поцеловал Фиону, и она улыбнулась ему в ответ.
   – Я так устала, Даг.
   – Знаю. Поспи пока, – он кивнул головой в сторону их убежища. – Я приду попозже.
   Проводив девушку взглядом, Даг повернулся и вышел на улицу. Он глубоко втянул в легкие воздух, напоенный сладковатым запахом спелой ржи. С наступлением осени дни заметно укоротились; не за горами была долгая холодная зима. Может быть, после бесконечных темных часов, проведенных вместе в теплом жилье, его соплеменники наконец примут Фиону в свою большую семью?
   Раздавшийся поблизости вздох прервал его мысли. Даг обернулся: Сигурд, остановившись рядом с ним, молча глядел на убранные поля, со всех сторон обступившие поселение.
   – Ты был у Мины? – спросил Даг. – С ней все в порядке?
   Сигурд кивнул.
   – Она поправится, – ровным голосом произнес он.
   – Благодарение богам, – пробормотал Даг. – Я всегда волнуюсь, когда женщина рожает, особенно с тех пор, как во время родов умерла наша мать.
   Он повернулся лицом к брату.
   – Мне очень жаль твоего ребенка, Сигурд. Фиона боялась, что дитя может родиться раньше срока.
   – Двойня, оба мальчики.
   Даг тихонько охнул. Он переживал за брата, но ему нечем было утешить его.
   – Мина сказала, что, по всей вероятности, из-за этого они и родились чересчур рано. Женщины не должны рожать двоих сразу. Это неестественно.
   – Мне очень жаль, – повторил Даг.
   Сигурд пожал плечами.
   – Будут еще дети. Фиона предупредила меня, что я не должен спать с Миной, пока она окончательно не выздоровеет.
   – Пожалуй, совет не так уж и плох.
   Сигурд кивнул.
   – Кое-что мне не слишком понравилось. Она сказала, что я могу владеть собой не лучше дикого зверя. – Он насмешливо фыркнул. – Эта ирландка порой раздражает меня. Тебе следует почаще напоминать ей, что она рабыня.
   Даг угрюмо посмотрел на брата. Похоже, Фионе так никогда и не научиться кротости, столь необходимой в ее положении. Как же все-таки ему защитить ее?
   – Сам не пойму, как мне удалось сдержаться, – раздраженно продолжал Сигурд. – Я лишил Мину девственности только после того, как мы были обвенчаны. – Взгляд его сверкнул вызовом. – По-моему, ирландка должна сперва осознать, как она сама выглядит в глазах других, прежде чем упрекать кого-то. Если кто и ведет себя в нашем доме подобно животным, так это вы двое.
   – Она моя наложница, – мгновенно возразил Даг. – С самого начала, еще на корабле, ты подталкивал меня к этому.
   – Я хотел, чтобы ты подчинил ее себе, а не влюблялся в нее, – в этом вся разница.
   – Но что заставило тебя рассердиться на нее в этот раз? – осторожно спросил Даг. – Ты считаешь ее виновней в смерти младенцев? Разве дело не в том, что они появились на свет чересчур рано для того, чтобы остаться в живых?
   – Нет, я ее в этом не обвиняю. К тому же я обязан ей жизнью Гуннара. Но хочу предупредить тебя, как твой будущий ярл, я вижу, что делает с тобой эта женщина, и мне это совершенно не нравится!
   Даг в упор посмотрел на брата.
   – Почему это тебя так заботит? Я никогда не давал советов, как тебе разбираться с Миной!
   – Мина – норвежка и ведет себя как добропорядочная жена, а твоя Фиона – рабыня. Ее независимость и отсутствие смирения возмутительны.
   – Я так не считаю!
   – Вот в этом-то все и дело, – печально произнес Сигурд. – Я все больше убеждаюсь, что ты начинаешь смотреть на наши порядки ее глазами.
   – Но это же абсурд!
   – Разве? – Губы Сигурда скривились. – Можешь ли ты поклясться, что в случае необходимости поставишь интересы нашего поселения выше своих чувств к этой женщине?
   Даг задумался. Разве не он сам сказал однажды Мине, что, случись ему выбирать между Бродиром и Фионой, он бы не стал колебаться?
   – Фиона лишает тебя мужества, брат, – сказал Сигурд. – Я почувствовал это сразу, как только увидел вас двоих на корабле. Мне следовало тогда же бросить ее за борт и облегчить жизнь нам обоим. – Сигурд вздохнул и, круто повернувшись, направился прочь.
   Даг молча проводил брата взглядом. Неужели это правда? Когда-то он принял ирландку за фею, за сверхъестественное существо. Но что, если в этом его опасении и в самом деле была доля истины?
   Он поискал глазами тропинку, ведущую к дому. Ни разу, с тех пор как Фиона научилась говорить на его языке, он не осмелился спросить у нее, почему она тогда спустилась в его сырую темницу. Теперь, наконец, пришло время узнать правду.

Глава 21

   Фиона беспокойно металась в кровати. Почему Даг до сих пор не приходит? Взгляд его обещал восторги страсти, и она жаждала этого, желая забыть весь мир вокруг них, – это случалось всякий раз, когда Даг занимался с ней любовью. Его мощь была для нее олицетворением жизни, энергии, а ей так нужно было заставить себя забыть два маленьких, завернутых в холстину тельца. Они напоминали о смерти, печали и утрате; она же нуждалась в теплоте и силе Дага, чтобы снова обрести вкус к жизни.
   На короткое время девушке удалось забыться тяжелым сном, но вскоре она проснулась от кошмарных образов крови и огня, явившихся ей во сне. Похоже, ее душа так и не смогла оторваться от дум о смерти. Если все живое умирает, в отчаянии думала она, есть ли вообще смысл жить на свете?
   Фиона закрыла глаза, мечтая выплакаться и очистить душу, печаль унесла бы ее сомнения и сняла с сердца груз страха и обреченности. Но слезы не приходили; внутри себя она ощущала лишь пустоту и холод. Где же ты, Даг?
   Должно быть, она снова заснула, а когда открыла глаза, Даг стоял рядом с кроватью и звал ее по имени. Фиона резко села, напуганная серьезностью, с которой звучал его голос.
   – Мина? – с тревогой спросила она. – Я нужна ей?
   – С ней все в порядке, – ответил Даг. – Но есть кое-что, о чем я хотел поговорить с тобой.
   По коже Фионы побежали мурашки. Они редко обсуждали что-то более серьезное, чем обычные бытовые вопросы; если уж Даг разбудил ее, чтобы поговорить, значит, это было неспроста.
   Даг присел на край кровати и негромко поинтересовался:
   – Помнишь, когда я был пленником, ты пришла ко мне? Я не понял, зачем ты это сделала. Я был твоим врагом. Почему же ты хотела соблазнить меня?
   Фиона подобралась: она давно уже страшилась этого момента. На такой вопрос у нее не было достойного ответа. Голос викинга зазвучал настойчивее:
   – Я благодарен тебе за то, что ты сделала, иначе меня сейчас здесь просто не было бы. И все же я не могу не думать о том, что двигало тобой.
   Фиона вздохнула. Если он сейчас услышит правду, то между ними все будет кончено. Но может быть, это и к лучшему? Тогда она начнет наконец осуществлять свой план возвращения в Ирландию…
   Когда она заговорила, голос ее звучал ясно и четко.
   – Я хотела, чтобы ты взял меня, лишил девственности. Тогда мой отец не смог бы выдать меня замуж за похотливого старого властителя, которого я ненавидела.
   Какое-то время Даг ошеломленно молчал. Фиона нетерпеливо ждала. Если он желает заклеймить ее позором, то пусть делает это сейчас, пока она не влюбилась в него еще больше.
   – Но это не истинное объяснение твоих действий, – наконец произнес он. – Как только тебе стало ясно, что я слишком серьезно ранен, чтобы сделать то, что ты хотела от меня, ты могла придумать другой план; но вместо этого ты вернулась. Ты принялась возиться с моей рукой, обмыла меня….
   Фиона задохнулась от изумления.
   – Так ты помнишь?
   Даг кивнул.
   – Я притворился, что потерял сознание, потому что не мог понять твоих намерений… и боялся тебя.
   Фиона почувствовала, как краска заливает ее лицо. Интересно, что он подумал о ней, когда она столь непринужденно обращалась с его телом?
   – Я должен знать, – в голосе Дага звучало напряжение, – почему тогда ты спасла мне жизнь.
   Фиона снова перенеслась памятью в те далекие, решившие ее судьбу часы, которые она провела в подземелье вместе с раненым викингом. Тогда она была всего лишь невинной, любопытной девчонкой, оказавшейся наедине с привлекательным и беспомощным мужчиной.