Страница:
Возьми ее. Да, он хотел именно этого. Он хотел, чтобы она совершенно четко представляла, кто ее хозяин, хотел вселить такой страх в ее слабое женское сердце, чтобы ей никогда не пришло в голову обманывать его. Было бы и в самом деле чудесно насладиться ее нежным телом, так что он нисколько не обвинял Бродира за желание овладеть ею. Еще чудо, что другие так долго не посягают на пленницу, чья грязная тонкая рубашка так соблазнительно обрисовывает высокую грудь и чудесные бедра. Даг снова взглянул на женщину и увидел, что она тоже смотрит на него своими странными светло-зелеными глазами. Раньше он и не представлял себе, что глаза могут быть столь необычного цвета – если бы он рассмотрел их прежде, когда валялся в бреду, то наверняка еще сильнее поверил бы, что к нему приходила не смертная женщина. Однако теперь сомнений больше не оставалось – она была смертной; в ее глазах он читал страх и отчаяние. Значит, он должен использовать этот страх и подчинить ее своей воле.
Нагнувшись, Даг взял женщину за руку и рывком поднял ее на ноги. Движение было настолько сильным, что она покачнулась и припала к нему. Ощущение ее нежной плоти мгновенно воспламенило его чувства: он медленно провел ладонью вдоль ее спины, потом опустил руку ниже, ощущая округлость и плотность ягодиц. Женщина напряглась и попыталась отстраниться, но он лишь еще плотнее прижал ее к себе и отвел разорванную полу сорочки, чтобы лучше ощутить нежность кожи.
Даг чувствовал, как бьется сердце под ее хрупкими ребрами. Он опустил руку еще ниже, пытаясь пропихнуть между ее бедер. Пусть она знает его абсолютную власть над ней, пусть попробует оказать ему сопротивление.
Она дернулась, стараясь выскользнуть из его рук, но он, крепко обнимая ее за талию, приник губами к ее губам. На какое-то мгновение тело ее затихло, и Даг забыл все на свете, кроме вкуса и ощущения этих губ: закрыв глаза, он наслаждался ею.
Внезапно она снова забилась в его руках, отчаянно пытаясь вырваться. Даг сильней стиснул руки, но женщина продолжала вырываться. Он смотрел на нее, на ее розовые влажные губы и пылающие щеки; от ярости глаза ее потемнели и загорелись ярким, подобным сиянию изумруда огнем.
Глубоко вздохнув, викинг тряхнул головой, стараясь привести мысли в порядок, и тут же в его сознание ворвался хор грубых шуток и хриплого смеха, напомнивший ему о его намерениях. Он собирался покорить эту женщину, показать ей, кто ее хозяин. Здоровой рукой он поднял ее и перебросил через плечо, потом двинулся мимо своих хохочущих товарищей.
В небольшую палатку его брата было совершенно невозможно втиснуться с такой ношей на плече. Тогда Даг поставил женщину на ноги, потом, пригнувшись, вошел в палатку и, схватив ее за ворот сорочки, попытался втащить за собой. Материя жалобно затрещала под его сильными пальцами, но все же он успел одним мощным рывком осуществить свое намерение.
Полуголая, лежа рядом с ним, женщина затравленно озиралась. Одна грудь и обе стройные ноги ее были открыты его взору. Тянущая боль разлилась по всему его телу, и Даг окончательно потерял рассудок. Протянув руку, он до конца разорвал и так уже едва державшуюся на ее теле сорочку.
Зрелище шелковистого темного треугольника внизу ее живота еще больше воспламенило его: дыхание викинга стало тяжелым, взор затуманился. Он инстинктивно подался к ней всем телом.
Фиона в своих чувственных мечтах уже много раз видела подобную картину, но теперь всё выглядело просто ужасно. Викинг и его соплеменники были виновниками смерти ее отца; она почти ощущала, как с его громадных рук капает кровь невинных жертв, ноздри ее вдыхали ужасный запах разлагающихся трупов. Дом ее был сожжен, родные перебиты…
Девушка сжалась в комок. Этот человек был ее врагом: когда-то по глупости она пробралась в подземелье, чтобы соблазнить его и таким образом разрушить планы отца. Тогда она была еще совсем ребенком, всего лишь упрямой девчонкой, но теперь стала женщиной, закаленной горем и отчаянием. Она не станет покорно отдаваться насильнику, разрушившему все ее надежды.
Фиона подняла глаза и вгляделась в надвигающегося на нее великана. Он был, по крайней мере, раза в два крупнее ее, но она знала его слабые места. Она будет целиться в его раненую правую руку, в его сломанные ребра…
Однако викинг навалился на нее с такой быстротой, что она не успела ничего сделать. Всего секунда, и его колени уже сжимали ее бедра, а левая рука захватила густую копну ее волос. Она затихла под ним, не в состоянии даже пошевелиться.
Но на этот раз насильник все же не рассчитал своих действий: его руки не давали ей пошевелиться, и в результате ему нечем было распустить пояс, на котором держались штаны. Сообразив это, он выругался, потом опустил к поясу раненую руку и стал возиться с узлом. Фиона с удовлетворением наблюдала за его неловкими движениями. Напряжение мускулов причиняло ему изрядную боль. Если ей повезет, подумала она, то шов разойдется, и тогда он истечет кровью.
В конце концов он справился с узлом, и штаны спали, явив ей восставшую громаду, но на этот раз Фиона не почувствовала никакого желания. Она с отвращением взглянула на маячившую у нее перед глазами мужскую плоть, затем перевела взгляд на викинга и плюнула ему в лицо.
В тот же миг глаза его потемнели от ярости, и Фиона ощутила глубоко внутри холодную волну страха. Она была совершенно беспомощна перед этим человеком, который, похоже, совсем потерял голову.
Их взгляды скрестились. Рука его еще крепче сжала ей волосы, так что Фионе показалось – еще мгновение, и он оттянет ей голову так далеко назад, что у нее переломится шея. Но затем его хватка ослабла; он выпустил ее и соскользнул с ее тела. Все еще стоя на коленях, викинг секунду помедлил, а потом обхватил свою высоко взнесенную плоть ладонью левой руки и начал резко двигать ею вверх и вниз.
Через секунду он откинулся назад и закрыл глаза? Черты его лица исказились, дыхание с хрипом вырывалось изо рта. Между пальцев брызнула блестящая белая жидкость.
Он задышал ровнее, и, протянув руку, вытер ее остатками разорванной грязной сорочки Фионы, валявшимися неподалеку, а потом, неловко двигаясь, пробрался к выходу из палатки и, остановившись, обернулся. Штаны все еще свободно болтались, не скрывая его мужское достоинство, но внимание Фионы было приковано отнюдь не к нему, а к яростному выражению лица викинга.
Она забилась в глубь палатки, уверенная в том, что он сию минуту вернется и убьет ее. Но этого не случилось – великан резко повернулся к ней спиной и выбрался из палатки. Хриплый смех, приветствовавший его появление на палубе, проник сквозь кожаные стенки палатки, и Фиона почувствовала, как жаркая волна стыда захлестывает ее. По всей вероятности, этот варвар хотел, чтобы все остальные думали, будто он изнасиловал ее.
От всего только что пережитого девушку бросило в дрожь. Обхватив свое нагое тело руками, она попыталась собраться с духом. До сих пор ей удавалось оставаться целой и невредимой, и у нее появилась надежда, что самое страшное уже позади.
Но тут волна ужаса накатила на нее. Что, если викинг изменит свои намерения и вернется или решит отдать ее на потеху своим товарищам? Возможно, они уже выстраиваются в очередь перед входом в палатку! Вынесет ли она, если вся эта орава будет, не давая ей отдыха, попеременно насиловать ее?
«Ты должна вынести, – подсказал ей внутренний голос, – иначе твой отец останется неотомщенным». Мысль эта придала ей смелости. Когда-нибудь, если она все же останется в живых, то вернется в Дунсхеан, чтобы отстроить его; и тогда род Деасунахты не исчезнет с лица земли. Но для этого она должна вести себя со всей осторожностью и осмотрительностью.
Фиона встала на колени. С ее стороны было бы совершенным самоубийством провоцировать викинга на пытки, которым он мог ее подвергнуть: она должна выжить, даже оставаясь пленницей. А пока что ей следует заняться самыми насущными нуждами.
Стоя на коленях, она принялась рыться у дальней стенки палатки в поисках какой-нибудь емкости, которая помогла бы ей справить нужду. Легкий шум у входа заставил ее обернуться. Сердце девушки дрогнуло при виде головы гиганта викинга, просунувшейся сквозь входное отверстие.
Фиона схватила жалкие остатки рубашки и попыталась прикрыть ими свою наготу. Она страшилась того, что этот варвар тоже захочет овладеть ею, и не хотела больше испытывать судьбу.
Викинг пробрался сквозь вход, удивив Фиону тем, что смог без особого труда протиснуться сквозь столь малое для него отверстие. Оказавшись внутри, он, прищурившись, оглядел ее.
– Вижу, ты цела и невредима. Вряд ли мой брат стал бы чересчур жестоко обращаться с тобой – Даг не любит причинять боль существам слабее себя.
Фиона уставилась на этого человека, с удивлением слушая звуки ирландского языка, и лишь потом до нее дошел смысл сказанного им.
– Откуда, – прошептала она, – ты научился говорить, как мы?
– Я провел несколько лет в норвежском гарнизоне в Дублине, – ответил гигант. – Да и вообще мне легко даются языки – завидное преимущество для торговца и воина.
Только сейчас до Фионы дошли сказанные гигантом слова. Брат – он назвал голубоглазого викинга братом. Она пристальнее всмотрелась в черты его лица. Темный шатен, с курчавой черной бородой, имевшей чуть рыжеватый оттенок, очень походил на своего брата, однако у того щеки были чисто выбриты, а густые усы имели золотистый оттенок. Лицо гиганта вполне гармонировало с его крупным телом. У обоих братьев были прямые, четко очерченные носы, высокие скулы и глубоко посаженные глаза.
– Что вы хотите сделать со мной? – Фиона затаила дыхание в ожидании ответа.
Гигант прищурился.
– Твоя судьба в руках моего брата.
– Помнит ли он, что я спасла ему жизнь? Он умер бы, если бы я не ухаживала за ним!
– Если бы твои сородичи не обрекли его на жестокую смерть в подземной дыре, не было бы необходимости помогать ему. Мои соплеменники считают величайшим оскорблением лишить раненого воина возможности умереть достойной смертью.
Прочитав презрение во взгляде викинга, Фиона вспомнила рассказы, которые ей приходилось слышать о кодексе воинской чести норманнов. Они верили, что смерть в битве дарует бессмертие их душам. Лишив викинга возможности умереть в бою, ее отец обесчестил его.
– Так вот за что вы убили моего отца и сожгли поселок! – воскликнула она. – Вы хотели отомстить…
Во взгляде викинга промелькнуло удивление.
– Правитель поселения – твой отец?
Фиона кивнула.
– Что ж, этот ирландец был отважным воином, – ответил викинг, помедлив. – Он не стал покорно ждать смерти, но выступил навстречу ей вместе со своими людьми. Конечно, даже такие храбрецы при встрече с нами не могут рассчитывать на победу: мои – воины рвались в бой после того, как я рассказал им о сокровищах, которые они могут найти за крепостной стеной.
Они едва дождались возможности обыскать здания.
Горе Фионы сменилось негодованием, когда она представила себе, как викинги растаскивают богатства ее семьи, заботливо собиравшиеся многими поколениями.
– Разумеется, вы довольны тем, что вам удалось найти? – с горечью спросила она.
Викинг улыбнулся.
– Мои люди не обнаружили женщин, чтобы порезвиться с ними, но зато им досталась хорошая добыча. Одной той серебряной шкатулки с драгоценными камнями, которую я отыскал в большой спальне, вполне достаточно, чтобы вознаградить нас за все наши труды.
Ярость охватила Фиону. Викинги похитили самые чудесные вещи ее матери. Ей захотелось наброситься на варвара и выцарапать ему глаза, но тут же она отбросила эту мысль – викинг одним движением руки мог сломать ей шею, и она была бы совершенной дурой, если бы напала на него.
Взгляд викинга скользнул по ее лицу.
– Богатство крепости твоего отца принадлежит теперь моим людям, а ты сама принадлежишь моему брату. Я даровал тебе жизнь за ту помощь, которую ты оказала ему. Если ты умна, то постараешься понравиться ему, и тогда твоя жизнь станет на много проще.
Он пошарил за пазухой и вытащил оттуда цветастый сверток. Глаза Фионы расширились – она узнала голубое платье Дювессы.
Викинг протянул ей сверток.
– Оденься. Мой брат все еще слаб после ранения, и я не хочу, чтобы ему пришлось еще и драться из-за тебя. Собери свои волосы в узел и пореже поднимай глаза.
Когда девушка взяла платье, гигант задумчиво посмотрел на нее.
– Мой брат, в первый раз увидев тебя, решил, что ты волшебное создание и хочешь похитить его душу. Но я не верю в сверхъестественное и думаю, что ты всего лишь избалованная девчонка, привыкшая использовать свою красоту, чтобы добиваться нужных тебе целей. Будь осторожна, маленькая ирландка, не пытайся пробовать свои колдовские чары на моем брате – я ведь могу и забыть о том, что решил сохранить тебе жизнь.
Произнеся эту угрозу, викинг повернулся, собираясь покинуть палатку.
– Погоди, – остановила его Фиона. – Уж если он мой господин, то по крайней мере скажи мне имя твоего брата.
Выражение лица викинга не изменилось; в голосе его звучала гордость, когда он произнес:
– Его имя – Даг Торссон, а меня зовут Сигурд. Мы служим одному из норвежских ярлов. [6]
Произнеся эти слова, викинг, нагнувшись, вышел из палатки. Фиона судорожно прижала платье к груди. Какой ужасный человек! И все же, как это ни странно, ей показалось, что с ним можно иметь дело. Возможно, чувство это возникло от того, что он владел ее языком и говорил с ней вполне откровенно.
Но вот его брат… Фиона поежилась. Ее судьба была в руках человека, с которым она так опрометчиво вела себя всего лишь несколько минут назад. Что же теперь Даг Торссон сделает с ней?
Глава 7
Нагнувшись, Даг взял женщину за руку и рывком поднял ее на ноги. Движение было настолько сильным, что она покачнулась и припала к нему. Ощущение ее нежной плоти мгновенно воспламенило его чувства: он медленно провел ладонью вдоль ее спины, потом опустил руку ниже, ощущая округлость и плотность ягодиц. Женщина напряглась и попыталась отстраниться, но он лишь еще плотнее прижал ее к себе и отвел разорванную полу сорочки, чтобы лучше ощутить нежность кожи.
Даг чувствовал, как бьется сердце под ее хрупкими ребрами. Он опустил руку еще ниже, пытаясь пропихнуть между ее бедер. Пусть она знает его абсолютную власть над ней, пусть попробует оказать ему сопротивление.
Она дернулась, стараясь выскользнуть из его рук, но он, крепко обнимая ее за талию, приник губами к ее губам. На какое-то мгновение тело ее затихло, и Даг забыл все на свете, кроме вкуса и ощущения этих губ: закрыв глаза, он наслаждался ею.
Внезапно она снова забилась в его руках, отчаянно пытаясь вырваться. Даг сильней стиснул руки, но женщина продолжала вырываться. Он смотрел на нее, на ее розовые влажные губы и пылающие щеки; от ярости глаза ее потемнели и загорелись ярким, подобным сиянию изумруда огнем.
Глубоко вздохнув, викинг тряхнул головой, стараясь привести мысли в порядок, и тут же в его сознание ворвался хор грубых шуток и хриплого смеха, напомнивший ему о его намерениях. Он собирался покорить эту женщину, показать ей, кто ее хозяин. Здоровой рукой он поднял ее и перебросил через плечо, потом двинулся мимо своих хохочущих товарищей.
В небольшую палатку его брата было совершенно невозможно втиснуться с такой ношей на плече. Тогда Даг поставил женщину на ноги, потом, пригнувшись, вошел в палатку и, схватив ее за ворот сорочки, попытался втащить за собой. Материя жалобно затрещала под его сильными пальцами, но все же он успел одним мощным рывком осуществить свое намерение.
Полуголая, лежа рядом с ним, женщина затравленно озиралась. Одна грудь и обе стройные ноги ее были открыты его взору. Тянущая боль разлилась по всему его телу, и Даг окончательно потерял рассудок. Протянув руку, он до конца разорвал и так уже едва державшуюся на ее теле сорочку.
Зрелище шелковистого темного треугольника внизу ее живота еще больше воспламенило его: дыхание викинга стало тяжелым, взор затуманился. Он инстинктивно подался к ней всем телом.
Фиона в своих чувственных мечтах уже много раз видела подобную картину, но теперь всё выглядело просто ужасно. Викинг и его соплеменники были виновниками смерти ее отца; она почти ощущала, как с его громадных рук капает кровь невинных жертв, ноздри ее вдыхали ужасный запах разлагающихся трупов. Дом ее был сожжен, родные перебиты…
Девушка сжалась в комок. Этот человек был ее врагом: когда-то по глупости она пробралась в подземелье, чтобы соблазнить его и таким образом разрушить планы отца. Тогда она была еще совсем ребенком, всего лишь упрямой девчонкой, но теперь стала женщиной, закаленной горем и отчаянием. Она не станет покорно отдаваться насильнику, разрушившему все ее надежды.
Фиона подняла глаза и вгляделась в надвигающегося на нее великана. Он был, по крайней мере, раза в два крупнее ее, но она знала его слабые места. Она будет целиться в его раненую правую руку, в его сломанные ребра…
Однако викинг навалился на нее с такой быстротой, что она не успела ничего сделать. Всего секунда, и его колени уже сжимали ее бедра, а левая рука захватила густую копну ее волос. Она затихла под ним, не в состоянии даже пошевелиться.
Но на этот раз насильник все же не рассчитал своих действий: его руки не давали ей пошевелиться, и в результате ему нечем было распустить пояс, на котором держались штаны. Сообразив это, он выругался, потом опустил к поясу раненую руку и стал возиться с узлом. Фиона с удовлетворением наблюдала за его неловкими движениями. Напряжение мускулов причиняло ему изрядную боль. Если ей повезет, подумала она, то шов разойдется, и тогда он истечет кровью.
В конце концов он справился с узлом, и штаны спали, явив ей восставшую громаду, но на этот раз Фиона не почувствовала никакого желания. Она с отвращением взглянула на маячившую у нее перед глазами мужскую плоть, затем перевела взгляд на викинга и плюнула ему в лицо.
В тот же миг глаза его потемнели от ярости, и Фиона ощутила глубоко внутри холодную волну страха. Она была совершенно беспомощна перед этим человеком, который, похоже, совсем потерял голову.
Их взгляды скрестились. Рука его еще крепче сжала ей волосы, так что Фионе показалось – еще мгновение, и он оттянет ей голову так далеко назад, что у нее переломится шея. Но затем его хватка ослабла; он выпустил ее и соскользнул с ее тела. Все еще стоя на коленях, викинг секунду помедлил, а потом обхватил свою высоко взнесенную плоть ладонью левой руки и начал резко двигать ею вверх и вниз.
Через секунду он откинулся назад и закрыл глаза? Черты его лица исказились, дыхание с хрипом вырывалось изо рта. Между пальцев брызнула блестящая белая жидкость.
Он задышал ровнее, и, протянув руку, вытер ее остатками разорванной грязной сорочки Фионы, валявшимися неподалеку, а потом, неловко двигаясь, пробрался к выходу из палатки и, остановившись, обернулся. Штаны все еще свободно болтались, не скрывая его мужское достоинство, но внимание Фионы было приковано отнюдь не к нему, а к яростному выражению лица викинга.
Она забилась в глубь палатки, уверенная в том, что он сию минуту вернется и убьет ее. Но этого не случилось – великан резко повернулся к ней спиной и выбрался из палатки. Хриплый смех, приветствовавший его появление на палубе, проник сквозь кожаные стенки палатки, и Фиона почувствовала, как жаркая волна стыда захлестывает ее. По всей вероятности, этот варвар хотел, чтобы все остальные думали, будто он изнасиловал ее.
От всего только что пережитого девушку бросило в дрожь. Обхватив свое нагое тело руками, она попыталась собраться с духом. До сих пор ей удавалось оставаться целой и невредимой, и у нее появилась надежда, что самое страшное уже позади.
Но тут волна ужаса накатила на нее. Что, если викинг изменит свои намерения и вернется или решит отдать ее на потеху своим товарищам? Возможно, они уже выстраиваются в очередь перед входом в палатку! Вынесет ли она, если вся эта орава будет, не давая ей отдыха, попеременно насиловать ее?
«Ты должна вынести, – подсказал ей внутренний голос, – иначе твой отец останется неотомщенным». Мысль эта придала ей смелости. Когда-нибудь, если она все же останется в живых, то вернется в Дунсхеан, чтобы отстроить его; и тогда род Деасунахты не исчезнет с лица земли. Но для этого она должна вести себя со всей осторожностью и осмотрительностью.
Фиона встала на колени. С ее стороны было бы совершенным самоубийством провоцировать викинга на пытки, которым он мог ее подвергнуть: она должна выжить, даже оставаясь пленницей. А пока что ей следует заняться самыми насущными нуждами.
Стоя на коленях, она принялась рыться у дальней стенки палатки в поисках какой-нибудь емкости, которая помогла бы ей справить нужду. Легкий шум у входа заставил ее обернуться. Сердце девушки дрогнуло при виде головы гиганта викинга, просунувшейся сквозь входное отверстие.
Фиона схватила жалкие остатки рубашки и попыталась прикрыть ими свою наготу. Она страшилась того, что этот варвар тоже захочет овладеть ею, и не хотела больше испытывать судьбу.
Викинг пробрался сквозь вход, удивив Фиону тем, что смог без особого труда протиснуться сквозь столь малое для него отверстие. Оказавшись внутри, он, прищурившись, оглядел ее.
– Вижу, ты цела и невредима. Вряд ли мой брат стал бы чересчур жестоко обращаться с тобой – Даг не любит причинять боль существам слабее себя.
Фиона уставилась на этого человека, с удивлением слушая звуки ирландского языка, и лишь потом до нее дошел смысл сказанного им.
– Откуда, – прошептала она, – ты научился говорить, как мы?
– Я провел несколько лет в норвежском гарнизоне в Дублине, – ответил гигант. – Да и вообще мне легко даются языки – завидное преимущество для торговца и воина.
Только сейчас до Фионы дошли сказанные гигантом слова. Брат – он назвал голубоглазого викинга братом. Она пристальнее всмотрелась в черты его лица. Темный шатен, с курчавой черной бородой, имевшей чуть рыжеватый оттенок, очень походил на своего брата, однако у того щеки были чисто выбриты, а густые усы имели золотистый оттенок. Лицо гиганта вполне гармонировало с его крупным телом. У обоих братьев были прямые, четко очерченные носы, высокие скулы и глубоко посаженные глаза.
– Что вы хотите сделать со мной? – Фиона затаила дыхание в ожидании ответа.
Гигант прищурился.
– Твоя судьба в руках моего брата.
– Помнит ли он, что я спасла ему жизнь? Он умер бы, если бы я не ухаживала за ним!
– Если бы твои сородичи не обрекли его на жестокую смерть в подземной дыре, не было бы необходимости помогать ему. Мои соплеменники считают величайшим оскорблением лишить раненого воина возможности умереть достойной смертью.
Прочитав презрение во взгляде викинга, Фиона вспомнила рассказы, которые ей приходилось слышать о кодексе воинской чести норманнов. Они верили, что смерть в битве дарует бессмертие их душам. Лишив викинга возможности умереть в бою, ее отец обесчестил его.
– Так вот за что вы убили моего отца и сожгли поселок! – воскликнула она. – Вы хотели отомстить…
Во взгляде викинга промелькнуло удивление.
– Правитель поселения – твой отец?
Фиона кивнула.
– Что ж, этот ирландец был отважным воином, – ответил викинг, помедлив. – Он не стал покорно ждать смерти, но выступил навстречу ей вместе со своими людьми. Конечно, даже такие храбрецы при встрече с нами не могут рассчитывать на победу: мои – воины рвались в бой после того, как я рассказал им о сокровищах, которые они могут найти за крепостной стеной.
Они едва дождались возможности обыскать здания.
Горе Фионы сменилось негодованием, когда она представила себе, как викинги растаскивают богатства ее семьи, заботливо собиравшиеся многими поколениями.
– Разумеется, вы довольны тем, что вам удалось найти? – с горечью спросила она.
Викинг улыбнулся.
– Мои люди не обнаружили женщин, чтобы порезвиться с ними, но зато им досталась хорошая добыча. Одной той серебряной шкатулки с драгоценными камнями, которую я отыскал в большой спальне, вполне достаточно, чтобы вознаградить нас за все наши труды.
Ярость охватила Фиону. Викинги похитили самые чудесные вещи ее матери. Ей захотелось наброситься на варвара и выцарапать ему глаза, но тут же она отбросила эту мысль – викинг одним движением руки мог сломать ей шею, и она была бы совершенной дурой, если бы напала на него.
Взгляд викинга скользнул по ее лицу.
– Богатство крепости твоего отца принадлежит теперь моим людям, а ты сама принадлежишь моему брату. Я даровал тебе жизнь за ту помощь, которую ты оказала ему. Если ты умна, то постараешься понравиться ему, и тогда твоя жизнь станет на много проще.
Он пошарил за пазухой и вытащил оттуда цветастый сверток. Глаза Фионы расширились – она узнала голубое платье Дювессы.
Викинг протянул ей сверток.
– Оденься. Мой брат все еще слаб после ранения, и я не хочу, чтобы ему пришлось еще и драться из-за тебя. Собери свои волосы в узел и пореже поднимай глаза.
Когда девушка взяла платье, гигант задумчиво посмотрел на нее.
– Мой брат, в первый раз увидев тебя, решил, что ты волшебное создание и хочешь похитить его душу. Но я не верю в сверхъестественное и думаю, что ты всего лишь избалованная девчонка, привыкшая использовать свою красоту, чтобы добиваться нужных тебе целей. Будь осторожна, маленькая ирландка, не пытайся пробовать свои колдовские чары на моем брате – я ведь могу и забыть о том, что решил сохранить тебе жизнь.
Произнеся эту угрозу, викинг повернулся, собираясь покинуть палатку.
– Погоди, – остановила его Фиона. – Уж если он мой господин, то по крайней мере скажи мне имя твоего брата.
Выражение лица викинга не изменилось; в голосе его звучала гордость, когда он произнес:
– Его имя – Даг Торссон, а меня зовут Сигурд. Мы служим одному из норвежских ярлов. [6]
Произнеся эти слова, викинг, нагнувшись, вышел из палатки. Фиона судорожно прижала платье к груди. Какой ужасный человек! И все же, как это ни странно, ей показалось, что с ним можно иметь дело. Возможно, чувство это возникло от того, что он владел ее языком и говорил с ней вполне откровенно.
Но вот его брат… Фиона поежилась. Ее судьба была в руках человека, с которым она так опрометчиво вела себя всего лишь несколько минут назад. Что же теперь Даг Торссон сделает с ней?
Глава 7
Даг стоял у рулевого весла, направляя бег драккара, пока его брат разговаривал с женщиной. Раненая рука саднила, и это делало его думы еще мрачнее. Его боевые товарищи, чтобы убить свободное время, чистили оружие или разглядывали свою добычу. Блеск браслетов и брошей, мягкие переливы роскошных тканей, хищное сверкание клинков и лат напоминали о богатстве, добытом у ирландцев.
Сцена эта заставила викинга нахмуриться: все они возвращались домой с богатой добычей; он же не мог похвастаться ничем, кроме строптивой девчонки, которая отвергла его и плюнула ему в лицо. Его доброта дорого обошлась ему.
Даг скрипнул зубами от досады, когда увидел, что Бродир поднялся и направился на корму; в его грязной руке болтался какой-то золотой предмет. Хотя Бродир и приходился ярлу дальним родственником, он недолюбливал этого человека.
– Ну, как женщина? – Губы Бродира сложились в грустную усмешку. – Надеюсь, пташка пришлась тебе по вкусу?
Мышцы Дага напряглись. Неужели Бродир подозревает, что пленница сопротивлялась ему? Или он подошел просто посмеяться над ним? Посмотрев прямо в глаза наглецу, Даг холодно произнес:
– У меня бывали и получше. Просто дурно воспитанная девчонка.
Бродир усмехнулся.
– Разумеется, ты предпочитаешь женщин, которые повинуются воле мужчины, а эта ирландская стерва, похоже, не из таких.
Мерзкая улыбка еще шире расплылась на его лице.
– Что до меня, то я люблю, когда женщина сопротивляется. Она бьется подо мной, кричит, стонет, и это лишь прибавляет удовольствия. И все же, мой боевой брат, я признаю, что забылся, когда коснулся твоей собственности, поэтому хочу сделать тебе предложение.
Он поднял золотой предмет, который держал в руке, – это был тот самый украшенный золотыми накладками пояс, который Даг видел на женщине, когда она в первый раз появилась в его подземной тюрьме.
– Давай меняться. Пояс на женщину.
Внимательно рассматривая изящную вещицу, Даг думал о своем. Бродир готов заплатить, чтобы вырвать у него из рук ирландку; так почему бы ему не принять столь щедрое предложение?
Он взглянул в жестокое лицо Бродира. Голодный блеск глаз, грубая складка губ. Дагу стало противно. Ему была невыносима мысль увидеть эту женщину избитой и изнасилованной. Ее беззащитность побуждала его покровительствовать ей, защищать от жестокости жизни.
– Тебе мало? – Бродир прищурился. – Что ж, у меня еще много другой добычи. Назови свою цену.
Даг отрицательно покачал головой.
– Я не хочу продавать эту женщину, – ответил он. – По крайней мере, тебе.
Увидев, как потемнело от гнева лицо Бродира, он тут же пожалел о невзначай вырвавшихся словах, но изменить что-либо было уже не в его силах.
Толстые пальцы Бродира смяли пояс, круша металл и уничтожая прекрасную работу мастера. Через пару секунд великолепного произведения искусства уже не существовало – от него осталась только кучка бесформенного металла, годная лишь на то, чтобы переплавить его и продать на вес. Даг стиснул зубы, когда увидел, как Бродир обошелся с чудесной вещью. Этот человек не заслуживал ирландки. Если Даг и продаст женщину, то только тому, кто будет знать ее истинную цену.
В этот момент он увидел, как его брат легко пробирается по загроможденной палубе корабля. Даг с подозрением посмотрел на палатку. Что произошло между Сигурдом и женщиной? Встретившись взглядом с братом, он несколько успокоился: Сигурд был самым достойным из всех, кого он знал, и не стал бы обладать женщиной после того, как сам только что запретил всем остальным притрагиваться к ней.
Кивнув в знак приветствия, Сигурд обратился к Дагу.
– Твоя рука все еще не дает тебе покоя?
– Беда в том, что я разбередил рану, пока возился с женщиной.
Брови Сигурда недоуменно поднялись.
– Она сопротивлялась?
– Да, немного.
– Думаю, что это не повторится. Я сказал ей, что она должна служить тебе и у нее нет другого выхода, как только примириться со своей долей. Только твое покровительство может спасти ее от посягательств со стороны остальных.
Даг кивнул в ответ, хотя знал: суровые слова могли убедить мужчину, но не женщину, тем более такую, как эта ирландка. Даже будучи обнаженной и совершенно безоружной, она осмелилась плюнуть ему в лицо. Ну и характер!
– Если бы она принадлежала мне, думаю, я тут же выбросил бы ее за борт, – холодно добавил Сигурд.
Даг в недоумении уставился на брата.
– Я подозревал эту женщину в предательстве, но на самом деле ее поступок куда страшнее, чем я предполагал. Она сказала мне, что ирландский владыка – ее отец. – На щеках Сигурда заходили желваки. – Предать своего господина – какой позор. Если бы она была мужчиной, я бы обязательно убил ее за такое вероломство.
Даг почувствовал, как у него похолодело в груди. Женщина и в самом деле оказалась расчетливой хищницей, а он пожалел ее! Его охватил гнев.
– Я могу сделать это, если ты сам не решаешься, – предложил Сигурд. – Мне доставит наслаждение скормить ее рыбам, а у нас одним едоком станет меньше. – Он громко расхохотался своей шутке.
Даг представил себе, как все это будет происходить. Сигурд своими громадными ручищами швырнет женщину за борт, и ее жалобный крик разнесется над холодными голубыми волнами, а потом замолкнет навсегда. После этого ему никогда больше не увидеть ее, не взглянуть в эти большие светло-зеленые глаза.
Даг посмотрел на свою перебинтованную руку. Женщина спасла ему жизнь, лечила его раны, заботилась о нем. Память о ее нежных пальцах, касающихся его тела, никогда не исчезнет в его сознании. Нет, он не может так просто отбросить в сторону те обязательства, которые чувствует по отношению к ней.
– Я не желаю, чтобы она умерла, – решительно сказал он.
– Но почему?
Ему не хотелось отвечать на вопрос брата, не хотелось признаваться самому себе в своей слабости, в потребности заботы о другом, которую он сейчас испытывал.
– Пусть то, что она спасла меня, врага своего отца, есть зло для нее, – наконец ответил он, – но она это сделала, и я обязан ей жизнью.
Сигурд недоверчиво взглянул на брата, и Даг понял: ему нужно придумать более веские причины, которые убедят всех, что женщине необходимо сохранить жизнь. Его товарищи были бы поражены, если бы узнали, что он не убил женщину только потому, что испытал чувство благодарности. Для них она была просто предметом, собственностью, и лишь связанные с собственностью доводы могли найти их понимание.
– Эта женщина – единственная моя добыча за весь набег, – сказал он Сигурду. – Мне вовсе не хочется смотреть, как все, что я добыл, летит за борт.
Сигурд фыркнул.
– Значит, ценная вещь? Она и в самом деле дорого тебе обойдется, в этом я ничуть не сомневаюсь.
– Никто не мешает мне продать ее за хорошую цену на рынке рабов в Хедебю – покупатели приходят туда с поясами, полными золотого песка. Я вернусь оттуда не с пустыми руками.
Сигурд недоверчиво посмотрел в сторону палатки.
– И сколько же ты предполагаешь выручить за это? Она слишком мала и чересчур деликатно сложена, чтобы работать в поле, и я не думаю, что из нее получится хорошая кухонная прислуга. Самые лучшие рабы сильны, покорны и просты, как волы, а она не из таких. Правда, с таким нежным личиком и стройной фигуркой ей не будет цены как наложнице.
Даг быстро обдумал ситуацию.
– Да, – согласился он. – Я продам ее как наложницу.
Сигурд снова шевельнул бровью.
– Бросить за борт было бы милосерднее. Ты бывал на рынке рабов в Горме и видел, как выставляют там женщин на продажу – полуобнаженными, да еще каждый, кто при деньгах, может их попробовать. Порой даже меня коробит человеческая жестокость.
Даг почувствовал, как у него ком подступает к горлу. Он представил себе жирного беззубого торговца рабами, копающегося в самых укромных уголках тела ирландки. Нет уж, он вовсе не хочет ни продавать ее на рынке рабов в Горме, ни бросать за борт.
– Ты можешь позволить другим взять ее, – Сигурд кивнул на разлегшихся на палубе товарищей. – Все они охотно заплатят тебе за ее ласки, особенно Бродир, – он ведь никогда не пропустит мимо себя ни одной новой рабыни. Вот и заработаешь на поездку в Хедебю.
– Эта женщина стоит куда больше. – Даг старался говорить бесстрастно, словно речь шла О неодушевленном предмете. – И я не хочу, чтобы ее красота пострадала от грубости наших рубак. Да я и не думаю, что они захотят за нее достойно заплатить.
– Ну, если ты сомневаешься, что твои боевые друзья предложат тебе за нее достойную цену, то погоди продавать женщину, пока мы не прибудем домой, – предложил Сигурд. – Я уверен, что у соседа нашего ярла найдется достаточно средств, чтобы не разочаровать тебя.
Внезапно Даг понял, что его планы в отношении ирландки не имеют ничего общего с деньгами. Он просто-напросто не хочет отдавать ее другому мужчине. Эта мысль еще больше озадачила его.
– А почему бы тебе не оставить ее себе? – Сигурд словно прочитал его мысли. – Она приятна на вид, хотя и не совсем по моему вкусу. Я предпочитаю женщин достаточно крупных, чтобы не было проблем, когда их обнимаешь.
– Вроде Киры?
Даг непроизвольно стиснул зубы. Кира обвела его вокруг пальца; именно из-за нее он теперь не доверял вообще всем женщинам.
– Да, вроде Киры, – ответил Сигурд.
Братья какое-то время помолчали, глядя на волны, бегущие за бортом корабля. Даг все еще прикидывал, как бы ему избавиться от тягостной ноши, которую он взвалил на свои плечи, и в то же время сохранить ирландку за собой, не дав дотронуться до нее другим викингам.
– Я мог бы продать ее как служанку женщине благородного происхождения, – рассудительно сказал он. – Она будет помогать жене какого-нибудь ярла с прядением, шитьем и тому подобными вещами.
– А ты уверен, что твоя женщина умеет все это? Мне она кажется избалованным, никчемным существом.
– Думаю, опыт у нее есть, иначе она не зашила бы мне рану на руке. Кроме того, она умеет врачевать. Она ведь не только залечила рану, но и справилась с лихорадкой.
– Так ты думаешь, что она целительница?
– Вполне возможно, не так ли?
– Все целительницы, которых мне приходилось знать, были отвратительными старыми ведьмами. – Сигурд бросил насмешливый взгляд на брата. – В твоих словах нет смысла. То ты говоришь о продаже этой женщины для постельных утех, то хочешь отдать ее прислуживать благородной даме. Я начинаю сомневаться, собираешься ли ты вообще избавляться от нее.
– Скорее да, чем нет. У меня до сих пор мурашки по коже бегут, когда я вспоминаю, как она появилась у меня в первый раз. Тогда я решил, что пришел некий дух, чтобы похитить мою душу.
– Что ж, теперь, разделив с ней ложе, ты уже наверняка так не думаешь: она всего лишь рабыня, правда, очень миловидная. Если ты не хочешь убить ее, то должен хотя бы получше пристроить.
Даг нахмурился. Эта ирландка загнала его в ловушку.
– Может быть, тебе не дают покоя воспоминания о Кире? – спросил Сигурд.
Даг удивленно взглянул на брата.
– При чем здесь Кира?
– Ты странно ведешь себя с женщинами с тех пор, как она решила выйти замуж за Снорри.
– И в чем здесь странность?
– Ты не хочешь обзавестись женой и даже отказываешься брать к себе на ложе женщин больше чем на одну ночь.
– А зачем мне жениться? В отличие от тебя мне никогда не быть ярлом в Энгваккирстеде и вообще нигде. Наследник мне не нужен, а женой обзаводятся именно для этого.
Даг совершенно искренне не хотел быть ярлом. По его мнению, власть, которую несло с собой высокое положение, не стоила тех обязанностей, которые появлялись с ней. Когда его брат станет ярлом, он уже не будет волен каждое лето отправляться в новый поход: ему придется больше времени проводить дома, заключая союзы с соседями и разбирая тяжбы.
Сцена эта заставила викинга нахмуриться: все они возвращались домой с богатой добычей; он же не мог похвастаться ничем, кроме строптивой девчонки, которая отвергла его и плюнула ему в лицо. Его доброта дорого обошлась ему.
Даг скрипнул зубами от досады, когда увидел, что Бродир поднялся и направился на корму; в его грязной руке болтался какой-то золотой предмет. Хотя Бродир и приходился ярлу дальним родственником, он недолюбливал этого человека.
– Ну, как женщина? – Губы Бродира сложились в грустную усмешку. – Надеюсь, пташка пришлась тебе по вкусу?
Мышцы Дага напряглись. Неужели Бродир подозревает, что пленница сопротивлялась ему? Или он подошел просто посмеяться над ним? Посмотрев прямо в глаза наглецу, Даг холодно произнес:
– У меня бывали и получше. Просто дурно воспитанная девчонка.
Бродир усмехнулся.
– Разумеется, ты предпочитаешь женщин, которые повинуются воле мужчины, а эта ирландская стерва, похоже, не из таких.
Мерзкая улыбка еще шире расплылась на его лице.
– Что до меня, то я люблю, когда женщина сопротивляется. Она бьется подо мной, кричит, стонет, и это лишь прибавляет удовольствия. И все же, мой боевой брат, я признаю, что забылся, когда коснулся твоей собственности, поэтому хочу сделать тебе предложение.
Он поднял золотой предмет, который держал в руке, – это был тот самый украшенный золотыми накладками пояс, который Даг видел на женщине, когда она в первый раз появилась в его подземной тюрьме.
– Давай меняться. Пояс на женщину.
Внимательно рассматривая изящную вещицу, Даг думал о своем. Бродир готов заплатить, чтобы вырвать у него из рук ирландку; так почему бы ему не принять столь щедрое предложение?
Он взглянул в жестокое лицо Бродира. Голодный блеск глаз, грубая складка губ. Дагу стало противно. Ему была невыносима мысль увидеть эту женщину избитой и изнасилованной. Ее беззащитность побуждала его покровительствовать ей, защищать от жестокости жизни.
– Тебе мало? – Бродир прищурился. – Что ж, у меня еще много другой добычи. Назови свою цену.
Даг отрицательно покачал головой.
– Я не хочу продавать эту женщину, – ответил он. – По крайней мере, тебе.
Увидев, как потемнело от гнева лицо Бродира, он тут же пожалел о невзначай вырвавшихся словах, но изменить что-либо было уже не в его силах.
Толстые пальцы Бродира смяли пояс, круша металл и уничтожая прекрасную работу мастера. Через пару секунд великолепного произведения искусства уже не существовало – от него осталась только кучка бесформенного металла, годная лишь на то, чтобы переплавить его и продать на вес. Даг стиснул зубы, когда увидел, как Бродир обошелся с чудесной вещью. Этот человек не заслуживал ирландки. Если Даг и продаст женщину, то только тому, кто будет знать ее истинную цену.
В этот момент он увидел, как его брат легко пробирается по загроможденной палубе корабля. Даг с подозрением посмотрел на палатку. Что произошло между Сигурдом и женщиной? Встретившись взглядом с братом, он несколько успокоился: Сигурд был самым достойным из всех, кого он знал, и не стал бы обладать женщиной после того, как сам только что запретил всем остальным притрагиваться к ней.
Кивнув в знак приветствия, Сигурд обратился к Дагу.
– Твоя рука все еще не дает тебе покоя?
– Беда в том, что я разбередил рану, пока возился с женщиной.
Брови Сигурда недоуменно поднялись.
– Она сопротивлялась?
– Да, немного.
– Думаю, что это не повторится. Я сказал ей, что она должна служить тебе и у нее нет другого выхода, как только примириться со своей долей. Только твое покровительство может спасти ее от посягательств со стороны остальных.
Даг кивнул в ответ, хотя знал: суровые слова могли убедить мужчину, но не женщину, тем более такую, как эта ирландка. Даже будучи обнаженной и совершенно безоружной, она осмелилась плюнуть ему в лицо. Ну и характер!
– Если бы она принадлежала мне, думаю, я тут же выбросил бы ее за борт, – холодно добавил Сигурд.
Даг в недоумении уставился на брата.
– Я подозревал эту женщину в предательстве, но на самом деле ее поступок куда страшнее, чем я предполагал. Она сказала мне, что ирландский владыка – ее отец. – На щеках Сигурда заходили желваки. – Предать своего господина – какой позор. Если бы она была мужчиной, я бы обязательно убил ее за такое вероломство.
Даг почувствовал, как у него похолодело в груди. Женщина и в самом деле оказалась расчетливой хищницей, а он пожалел ее! Его охватил гнев.
– Я могу сделать это, если ты сам не решаешься, – предложил Сигурд. – Мне доставит наслаждение скормить ее рыбам, а у нас одним едоком станет меньше. – Он громко расхохотался своей шутке.
Даг представил себе, как все это будет происходить. Сигурд своими громадными ручищами швырнет женщину за борт, и ее жалобный крик разнесется над холодными голубыми волнами, а потом замолкнет навсегда. После этого ему никогда больше не увидеть ее, не взглянуть в эти большие светло-зеленые глаза.
Даг посмотрел на свою перебинтованную руку. Женщина спасла ему жизнь, лечила его раны, заботилась о нем. Память о ее нежных пальцах, касающихся его тела, никогда не исчезнет в его сознании. Нет, он не может так просто отбросить в сторону те обязательства, которые чувствует по отношению к ней.
– Я не желаю, чтобы она умерла, – решительно сказал он.
– Но почему?
Ему не хотелось отвечать на вопрос брата, не хотелось признаваться самому себе в своей слабости, в потребности заботы о другом, которую он сейчас испытывал.
– Пусть то, что она спасла меня, врага своего отца, есть зло для нее, – наконец ответил он, – но она это сделала, и я обязан ей жизнью.
Сигурд недоверчиво взглянул на брата, и Даг понял: ему нужно придумать более веские причины, которые убедят всех, что женщине необходимо сохранить жизнь. Его товарищи были бы поражены, если бы узнали, что он не убил женщину только потому, что испытал чувство благодарности. Для них она была просто предметом, собственностью, и лишь связанные с собственностью доводы могли найти их понимание.
– Эта женщина – единственная моя добыча за весь набег, – сказал он Сигурду. – Мне вовсе не хочется смотреть, как все, что я добыл, летит за борт.
Сигурд фыркнул.
– Значит, ценная вещь? Она и в самом деле дорого тебе обойдется, в этом я ничуть не сомневаюсь.
– Никто не мешает мне продать ее за хорошую цену на рынке рабов в Хедебю – покупатели приходят туда с поясами, полными золотого песка. Я вернусь оттуда не с пустыми руками.
Сигурд недоверчиво посмотрел в сторону палатки.
– И сколько же ты предполагаешь выручить за это? Она слишком мала и чересчур деликатно сложена, чтобы работать в поле, и я не думаю, что из нее получится хорошая кухонная прислуга. Самые лучшие рабы сильны, покорны и просты, как волы, а она не из таких. Правда, с таким нежным личиком и стройной фигуркой ей не будет цены как наложнице.
Даг быстро обдумал ситуацию.
– Да, – согласился он. – Я продам ее как наложницу.
Сигурд снова шевельнул бровью.
– Бросить за борт было бы милосерднее. Ты бывал на рынке рабов в Горме и видел, как выставляют там женщин на продажу – полуобнаженными, да еще каждый, кто при деньгах, может их попробовать. Порой даже меня коробит человеческая жестокость.
Даг почувствовал, как у него ком подступает к горлу. Он представил себе жирного беззубого торговца рабами, копающегося в самых укромных уголках тела ирландки. Нет уж, он вовсе не хочет ни продавать ее на рынке рабов в Горме, ни бросать за борт.
– Ты можешь позволить другим взять ее, – Сигурд кивнул на разлегшихся на палубе товарищей. – Все они охотно заплатят тебе за ее ласки, особенно Бродир, – он ведь никогда не пропустит мимо себя ни одной новой рабыни. Вот и заработаешь на поездку в Хедебю.
– Эта женщина стоит куда больше. – Даг старался говорить бесстрастно, словно речь шла О неодушевленном предмете. – И я не хочу, чтобы ее красота пострадала от грубости наших рубак. Да я и не думаю, что они захотят за нее достойно заплатить.
– Ну, если ты сомневаешься, что твои боевые друзья предложат тебе за нее достойную цену, то погоди продавать женщину, пока мы не прибудем домой, – предложил Сигурд. – Я уверен, что у соседа нашего ярла найдется достаточно средств, чтобы не разочаровать тебя.
Внезапно Даг понял, что его планы в отношении ирландки не имеют ничего общего с деньгами. Он просто-напросто не хочет отдавать ее другому мужчине. Эта мысль еще больше озадачила его.
– А почему бы тебе не оставить ее себе? – Сигурд словно прочитал его мысли. – Она приятна на вид, хотя и не совсем по моему вкусу. Я предпочитаю женщин достаточно крупных, чтобы не было проблем, когда их обнимаешь.
– Вроде Киры?
Даг непроизвольно стиснул зубы. Кира обвела его вокруг пальца; именно из-за нее он теперь не доверял вообще всем женщинам.
– Да, вроде Киры, – ответил Сигурд.
Братья какое-то время помолчали, глядя на волны, бегущие за бортом корабля. Даг все еще прикидывал, как бы ему избавиться от тягостной ноши, которую он взвалил на свои плечи, и в то же время сохранить ирландку за собой, не дав дотронуться до нее другим викингам.
– Я мог бы продать ее как служанку женщине благородного происхождения, – рассудительно сказал он. – Она будет помогать жене какого-нибудь ярла с прядением, шитьем и тому подобными вещами.
– А ты уверен, что твоя женщина умеет все это? Мне она кажется избалованным, никчемным существом.
– Думаю, опыт у нее есть, иначе она не зашила бы мне рану на руке. Кроме того, она умеет врачевать. Она ведь не только залечила рану, но и справилась с лихорадкой.
– Так ты думаешь, что она целительница?
– Вполне возможно, не так ли?
– Все целительницы, которых мне приходилось знать, были отвратительными старыми ведьмами. – Сигурд бросил насмешливый взгляд на брата. – В твоих словах нет смысла. То ты говоришь о продаже этой женщины для постельных утех, то хочешь отдать ее прислуживать благородной даме. Я начинаю сомневаться, собираешься ли ты вообще избавляться от нее.
– Скорее да, чем нет. У меня до сих пор мурашки по коже бегут, когда я вспоминаю, как она появилась у меня в первый раз. Тогда я решил, что пришел некий дух, чтобы похитить мою душу.
– Что ж, теперь, разделив с ней ложе, ты уже наверняка так не думаешь: она всего лишь рабыня, правда, очень миловидная. Если ты не хочешь убить ее, то должен хотя бы получше пристроить.
Даг нахмурился. Эта ирландка загнала его в ловушку.
– Может быть, тебе не дают покоя воспоминания о Кире? – спросил Сигурд.
Даг удивленно взглянул на брата.
– При чем здесь Кира?
– Ты странно ведешь себя с женщинами с тех пор, как она решила выйти замуж за Снорри.
– И в чем здесь странность?
– Ты не хочешь обзавестись женой и даже отказываешься брать к себе на ложе женщин больше чем на одну ночь.
– А зачем мне жениться? В отличие от тебя мне никогда не быть ярлом в Энгваккирстеде и вообще нигде. Наследник мне не нужен, а женой обзаводятся именно для этого.
Даг совершенно искренне не хотел быть ярлом. По его мнению, власть, которую несло с собой высокое положение, не стоила тех обязанностей, которые появлялись с ней. Когда его брат станет ярлом, он уже не будет волен каждое лето отправляться в новый поход: ему придется больше времени проводить дома, заключая союзы с соседями и разбирая тяжбы.