Грегори Филиппа. Вайдекр

   Тайная струна ностальгии дрогнула в моем сердце при воспоминании об этих добрых годах. Первый год моей зрелости, когда я встретила и полюбила Ральфа под голубым небом нескончаемого лета. И следующий год, когда Гарри был Господином урожая и ехал на огромном снопе пшеницы, как Король Лето. Был еще третий год, и третий полюбивший меня человек, Джон, целовавший мои руки и глядевший мне в глаза. Все эти годы следовали почти один за другим и были такими сказочно добрыми для нашей земли.
   — Колдовство и наука, — сказал доктор Пирс. — Неудивительно, что ваша земля процветает.
   — Надеюсь, что так и будет, — не знаю, почему мне вдруг показалось, что зловещая тень упала на нашу беседу. Мрачное предчувствие, пока еще такое же неясное, как легкий дымок пожара на горизонте, коснулось моего сердца. — Ничего нет хуже, чем злой год после многих хороших урожаев. Люди становятся чересчур доверчивыми. Они ждут слишком многого.
   — Вы совершенно правы, — быстро отозвался доктор Пирс, подтвердив тем самым мнение Гарри о нем как о жестокосердном реалисте, а мое как о напыщенном чурбане. Я достаточно хорошо знала, что последует за этим: тирада против бедности, ненадежности батраков при выплате ренты и десятины, их легкомысленной плодовитости и непомерной требовательности. Если мы с Селией сейчас оставим мужчин, то есть шанс, что они закончат свои пустые разговоры до чая. Я кивнула Селии и она, оставив несколько виноградин на тарелке, послушно встала вместе со мной. Страйд направился к двери, но Гарри отстранил его и сам распахнул двери для нас обеих. Я пропустила Селию вперед и, взглянув в потеплевшие глаза Гарри, поняла, что правильно истолковала его жест. Беседа о земле напомнила ему о моей власти и о моей красоте. Он похоронил свой ужас и страх вместе с мамой, и сегодня ночью мы опять будем любовниками.

ГЛАВА 14

   Заглянуть к Джону оказалось намного легче, чем я могла себе вообразить. Его неожиданный уход из гостиной означал, как я и надеялась, возвращение к беспробудному пьянству. Я едва ли ставила себе целью отлучить его от алкоголя, и поэтому, вернувшись к себе, он обнаружил на столике две свежие запотевшие бутылки виски, кувшин холодной воды и тарелку с бисквитами и сыром, чтобы создать иллюзию, будто он просто за обедом решил пропустить стаканчик. Словно случайно, он сломал печать на одной из бутылок, налил совсем немного, размешал, разбавил в меру водой и пригубил. Первый же глоток, видимо, настолько подавил его волю, что к тому времени, когда я вошла в комнату, он уже почти опорожнил одну из бутылок и заснул, не раздеваясь, прямо в кресле. Элегантность его утреннего появления поблекла, как лепесток мака, уже спустя несколько часов. Я долго пристально смотрела на Джона, на его измятый костюм, открытый рот, волосы, слипшиеся от пота. Видимо, его мучили кошмары, так как время от времени он стонал.
   Жалость не тронула мое сердце. Этого человека я любила, несколько недель, даже месяцев, я буквально купалась в его великодушной, преданной любви. Но сейчас Джон угрожал самому моему существованию в Вайдекре. Тяжесть моего греха почти сокрушила его, теперь я бы хотела, чтобы она поглотила его совсем. Если он будет продолжать пить такими же темпами, то скоро это приведет его к фатальному концу, и я смогу успокоиться. Я придержала мои юбки, чтобы их шуршание не отвлекло его от приятных сновидений, и вышла, заперев снаружи дверь, чтобы он не ускользнул из моей власти.
   Итак, я была в безопасности.
   Затем я отправилась на третий этаж западного крыла, затопила камин и зажгла свечи. После этого я открыла дверь, соединяющую эту комнату с покоями Гарри, где он терпеливо дожидался моего разрешения войти, сидя при свете единственной свечи.
   В этот вечер мы принадлежали друг другу как любовники, а не как ненавидящие друг друга враги, что случалось с нами гораздо чаще. Мысль о том, что всего в трех шагах отсюда забылся тяжелым сном мой муж, а в пятидесяти милях от усадьбы затаился опасный, слишком хорошо известный мне враг, тяжело давила на меня, и я не чувствовала себя в силах разделять яростную страсть Гарри. Поэтому я позволила Гарри обнять меня и уложить на кушетку, будто мы были нежные влюбленные, и затем он целовал и любил меня необыкновенно мягко и бережно. По-своему этот почти супружеский акт выглядел более извращенным и отвратительным, чем все, что мы делали до сих пор.
   Но это не заботило меня. Меня сейчас ничто не заботило.
   Некоторое время спустя мы лежали в легком беспорядке смятых простыней, глядя в пылающий камин и попивая теплый кларет. Мои волосы струились по груди Гарри, а лицо покоилось у его плеча. Я устала, мне необходим был отдых.
   — Гарри, — сказала я.
   — Да? — очнулся он от дремы и прижал меня к себе крепче.
   — Мне давно хочется рассказать тебе кое-что, — с колебанием произнесла я. — Я, правда, боюсь огорчить тебя, но, думаю, тебе следует это знать.
   Гарри спокойно ждал. Он знал, что мы не лежали бы здесь, если бы случилось что-то экстраординарное. Он был прекрасно осведомлен о том, что земля занимает первое место в моих мыслях.
   — Это касается майората, — сказала я. — Я знаю, что Вайдекр должен перейти к одному из наших кузенов по мужской линии. То есть, если что-нибудь, не дай Бог, произойдет с тобой, то Селия, Джулия и я останемся бездомными.
   Легкая морщинка пролегла между бровей Гарри.
   — Это так, — ответил он. — Я уже думал об этом. Но у нас еще уйма времени, Беатрис. Я никогда не тороплю события. В следующий раз у меня родится мальчик, и он унаследует этот дом. Я не думаю, что майорат — наша самая насущная проблема.
   — Я боялась, что ты кое-чего не знаешь, — значительно произнесла я, перевернулась на живот и оперлась на локоть, чтобы лучше видеть его лицо. — Значит, Селия не сказала тебе. Но я не виню ее. Возможно, она сама не совсем отчетливо поняла это там, во Франции, после рождения Джулии. Я боюсь, что она бесплодна, Гарри. Акушерку тогда очень удивило, что твоя жена зачала ребенка, и она сказала, что сильно сомневается, удастся ли Селии это еще когда-нибудь. У нее есть какой-то дефект, который делает ее бесплодной.
   Я помолчала, чтобы дать Гарри время переварить эту информацию.
   — После родов я сказала ей об этом, как могла мягко, но, возможно, не обрисовала ситуацию достаточно ясно. Это чистая правда, Гарри, — тут я распахнула пошире глаза, чтобы изобразить простодушный вид. — Селия никогда больше не забеременеет, и у тебя не будет сына, у Вайдекра — наследника.
   Счастливое круглое лицо Гарри потухло. Он поверил мне.
   — Ну-у, это просто удар для меня, — и я почувствовала, как он пытается осмыслить эту новость, чтобы найти свое место в новом, внезапно открывшемся перед ним мире, в котором у него никогда не будет сына, а Вайдекр уйдет из его рук.
   — Я думала, что Селия все поняла и рассказала тебе, — деликатно продолжала я. — Но самое горькое во всем этом — то, что если тебя не станет, Вайдекр перейдет к нашему кузену. Маленькая Джулия и, конечно, Ричард останутся бездомными.
   — Да-а, — протянул он, эта картина поразила его. — Вырасти в Вайдекре и вдруг лишиться его.
   — Если б можно было изменить условия майората! — Я вздохнула при этой малореальной возможности. — Если б мы могли найти путь, чтобы закрепить поместье за нашими детьми на всю жизнь.
   — Я слыхал, что майорат можно выкупать, — с сомнением в голосе произнес Гарри. — Но это стоит огромных денег, которые включают в себя компенсацию наследникам и судебные издержки. Лишь немногие поместья способны выдержать такие расходы, и Вайдекр, разумеется, не из их числа.
   — Если мы не сделаем этого, это обойдется нам гораздо дороже, — сказала я. Обнаженная, я уселась на диване и подбросила полено в камин. Затем обернулась и умоляюще взглянула на Гарри. — Я не могу вынести мысль о том, что наши дети останутся нищими изгнанниками, когда нас с тобой не станет, только потому, что мы не позаботились об их будущем. Они оба — а они так близки по возрасту, почти как мы с тобой, — останутся без крыши над головой.
   — Ну, дело обстоит совсем не так плохо, — прозаически заметил Гарри. — Селия унаследует мой капитал и приданое своей матери, а Ричард станет одним из наследников «Линий Мак Эндрю». У них будет достаточно денег, чтобы купить какие угодно поместья.
   — Что бы ты предпочел: деньги или Вайдекр? — резко спросила я, позабыв на минуту о той линии, которой должна придерживаться.
   Гарри задумался. Только такой дурак, как он, мог еще сомневаться.
   — Ну-у, — протянул он в своей идиотской манере, — если есть деньги, то можно купить прекрасную землю. Это ты, Беатрис, помешана на Вайдекре, а сколько замечательных мест есть в Кенте, или даже в Саф-фолке и Гемпшире.
   Я больно прикусила щеки изнутри, выжидая, пока уйдут от меня обидные, презрительные слова. И вот тогда, о, только тогда, я заговорила голосом, сладким как сахар:
   — Ты прав, Гарри. Но если твоя маленькая дочка хоть чуть-чуть похожа на меня, то она зачахнет с тоски, когда ей придется жить вдалеке. Не завидное же счастье ждет ее, если ей придется потратить свое состояние, чтобы купить неизвестно какую землю, а ее далекий кузен, избавившись от нее, будет жить здесь. Будь уверен, она проклянет твою беспечность и то, что ты не удосужился обеспечить ее будущее.
   — О, не говори так, — поежился Гарри, представив такую перспективу. — Мы должны подумать об этом, Беатрис, но сейчас, убей меня Бог, я не вижу, что тут можно сделать.
   — Что ж, давай, наконец, не откладывая обдумаем этот вопрос, — настойчиво сказала я. — Если мы решим добиваться отмены майората, то надо бороться в этом направлении.
   — Ты не понимаешь, Беатрис, — Гарри покачал головой, — нам никогда не осилить такие расходы. Лишь богатейшие семьи страны могут делать такие вещи. Это просто не в наших возможностях.
   — Значит, не в наших, — согласилась я. — А как насчет возможностей Мак Эндрю?
   Голубые глаза Гарри широко раскрылись.
   — Но он не… — он запнулся. — Но он не станет бросаться такими деньгами ради Вайдекра!
   — Сейчас, да, — опять пришлось мне согласиться. — Но он может передумать. Не исключено, что он расценит это, как неплохое вложение капитала. Если у нас будет даже половина его денег, я думаю, мы одержим победу, сократив при этом, конечно, расходы и все такое.
   Гарри кивнул.
   — Что ж, я готов, — решительно заявил он. — Я согласен пожертвовать некоторыми своими проектами и засеять высокосортной пшеницей те поля, которые я собирался пустить совсем под другие культуры. Прибыль от них пойдет прямо в фонд для покупки майората. Мы в состоянии осилить это, Беатрис, и если даже случится наихудшее, мы всегда сможем заложить землю и получить под залог деньги.
   — Да, — сказала я. — Правда, я ненавижу такие вещи, но, скорее всего, до этого не дойдет.
   — Однако тебе придется расстаться с твоей привычкой вечно защищать батраков и их права, — разумно рассудил Гарри. — Да, сотню ярдов общинной земли мы можем пустить под плуг, а еще тысячи фунтов набегут, если мы поднимем ренту. Тебе придется смириться с такими мерами, если уж мы стали нуждаться в деньгах, причем в больших деньгах.
   Я задумалась о красоте этой земли, где вереск вырастает на песчаных почвах порой до колена, где маленькие ручейки бегут по ложу из белого-белого песка и впадают в миниатюрные долины. О ложбинах, в которых растут кустики сладкопахнущей мяты и где, если вам повезет и вы будете сидеть тихо, вы увидите темноглазую змейку, выползшую погреться на солнышке. О холодных звездных ночах, когда я бродила одна по пустынным равнинам, и видела острые следы оленя, и даже наблюдала, как двигаются эти прекрасные животные, темные и бесшумные, как тени. Если Гарри решится на такой шаг, то все это будет сожжено, вырублено, погублено и только гладкое, монотонное поле однообразной пшеницы расстелется там, где прежде волновались на ветру серебряные березки и высокие ели тихо шептались в вышине. Это высокая цена. Более высокая, чем я ожидала. Но приемлемая, если представить, что мой ребенок будет сидеть на стуле хозяина Вайдекра, и что моя кровь будет течь в жилах будущих сквайров.
   — К тому, же нам придется использовать наемный труд, — облегчение звучало в голосе Гарри. — Это чистой воды расточительство — брать на работу жителей Экра или наших арендаторов, когда мы можем нанять по контракту поденщиков. Мы заплатим им за работу чистоганом, а если они нас не устроят, дадим им от ворот поворот. Мы сбережем сотни фунтов в год, если перестанем таким образом поддерживать бедняков Экра и не будем содержать их.
   Я кивнула, предчувствуя, что лицо Экра сильно изменится в будущем. Экр станет гораздо меньше, там останется всего несколько коттеджей. Выживут только наиболее преуспевающие арендаторы. А маленькие коттеджи бедных семей, которые существуют только благодаря той работе, что получают от нас, исчезнут. Сейчас бедняки устроились прекрасно. Зимой они получают от нас случайную работу: чинят изгороди, роют канавы, либо занимаются скотоводством. Весь год они живут на сбережения, которые им удалось сделать летом, питаясь овощами со своих огородиков и молоком от коровы, которую они пасли на общинной земле. Кроме. того, они держат свиней, которых кормят желудями дубов, растущих на этой же земле, и кур, вечно бегающих в переулках Экра.
   Весной и летом они довольно прилично зарабатывают на прополке сорняков, выгуле скота, собирая сено, убирая урожай. В течение двух-трех дней они работают, как каторжные, от рассвета до сумерк, и затем — все. Поля чисто убраны, амбары заполнены, копны соломы и целая деревня отправляется на славный пьяный праздник, который длится один-два дня. А потом поспевает другая работа.
   Никто из этих людей не мог назвать себя состоятельным. Никто из них не имел даже пяди собственной земли. Но им могли бы позавидовать даже зажиточные горожане. Работали они, когда хотели, отдыхали тоже, когда хотели и, поскольку они никогда не были богатыми, они не страшились бедности.
   Куры, в переулке за домом, и корова, на общинной земле, всегда могли спасти от голода и нужды. Местные бедняки знали, что если они встретятся с несчастьем, то для них всегда найдется похлебка на кухне в Вайдекре, и одно слово мисс Беатрис обеспечит их сыну место подмастерья, а дочери — работу в усадьбе.
   Но если я ступлю на предложенную Гарри скользкую дорожку, тогда Вайдекр станет одним из тех многочисленных поместий, где бедняки натягивают картузы пониже на глаза при виде хозяйской коляски, а когда она проносится мимо, шлют ей вслед проклятия, где лица детей бледны и грустны, где их матери выглядят усталыми старухами. У нас бедняки вели спокойную жизнь потому, что мы по традиции заботились о них. Общинная земля была доступна всем, даже браконьерам. Но Гарри решил огородить ее. Это означало, что тропы на ней зарастут травой, а коровам и свиньям негде будет пастись. Бедные станут беднее. А самые несчастные из них, лишившись традиционной поддержки, начнут просто голодать.
   Однако в конце этого тернистого пути меня ждала награда — безопасность моего сына. Я должна быть деспотом по отношению к каждой матери на этой земле — даже Марии, Иосифу и крошке Иисусу, если понадобится, чтобы посадить моего сына в кресло сквайра.
   — Иного выхода нет, — сказала я. — Я понимаю.
   — Это так великодушно с твоей стороны, — воодушевленно воскликнул Гарри. — Я знаю, как ты предана традициям, Беатрис, и до сих пор они служили нам хорошую службу. И это очень самоотверженно — расстаться с ними ради спасения маленькой Джулии.
   — Да, — отозвалась я, а потом откинулась на спинку кушетки и набросила на плечи шаль. Прикосновение ее к коже было тепло и приятно. Но, когда я вздрогнула при мысли о тех, кто останется бездомным и голодным, она соскользнула, и Гарри наклонился поцеловать мое голое плечо. Я нежно улыбнулась ему. Сегодня он мне еще понадобится.
   — Но всего этого будет недостаточно, — продолжал он. — Чтобы выкупить право на наследство, мы должны выложить кругленькую сумму. И вряд ли мы сможем быстро найти эти деньги.
   — Я же уже говорила, — кивнула я. — Это будут деньги Мак Эндрю.
   Гарри замер. Он соображал довольно туго, но он не был глуп.
   — Вряд ли Джон согласится, — возразил он. — Таким образом мы обеспечиваем будущее Джулии, и я надеюсь, что, пока она жива и владеет Вайдекром, здесь найдется место для вас троих, но это не причина для того, чтобы Джон вкладывал свои собственные деньги в то, что не принесет никакой пользы его сыну.
   Я улыбнулась. С Гарри никогда не следует торопиться. Но в своих рассуждениях он способен разобраться досконально.
   — Тогда мы должны поискать путь, который сделал бы Ричарда и Джулию совместными наследниками, — испытующе предложила я. — Они могут управлять Вай-декром вместе, как мы с тобой. Каждый согласится, что это идет делу на пользу, надо будет и им научиться работать в согласии.
   Гарри улыбнулся и, наклонившись, стал целовать меня, прокладывая влажный след поцелуев от округлого плеча до ушка.
   — Конечно, Беатрис, — мягко признал он. — Но мы с тобой достигли этого довольно своеобразным путем.
   — Они могли бы стать деловыми партнерами, — пробормотала я томным голосом, будто не думая ни о чем, кроме его поцелуев. Я устроилась поудобнее, шаль соскользнула, открыв мою наготу, и я прикрыла глаза. Но только чтобы скрыть их острый блеск.
   — Джулия и Ричард? — переспросил он в полном удивлении.
   — Да, — я прижимала его лицо к своему животу, все еще несколько дряблому после рождения сына. — Почему бы нет?
   Гарри рассеянно поцеловал меня, переваривая в мозгу эту новую мысль, которая делала его дочь владелицей лучшего из поместий Суссекса и оставляла Вайдекр его потомкам.
   — Знаешь, Беатрис, — признал он. — Это неплохая идея. Если Джон согласится внести половину расходов на выкуп майората у Чарлза Лейси, то я согласен подписать контракт на их совместное владение.
   — Но это же чудесно! — я подхватила его энтузиазм, как будто это не я размышляла над таким вариантом с тех пор, как осознала маленькую Джулию в качестве своего продолжения и восприняла права Ричарда как свои собственные.
   — Как замечательно, Гарри, если наши дети станут владеть Вайдекром, когда нас уже не станет. Гарри просиял.
   — Ради того, чтобы сохранить для Джулии Вайдекр, стоит пожертвовать чем угодно, — с нежностью сказал он. — И то, что твой сын будет владеть тем же, чем она, делает меня счастливым.
   — Как ты прекрасно все придумал, Гарри, — одобрила я его замысел. — Мы должны без проволочек заняться этим, да?
   Разогретый энтузиазмом Гарри склонился ко мне, я легла на спину и приготовилась платить мои долги. Я могла наслаждаться любовью Гарри, когда мне было страшно и тревожно на душе, когда я нуждалась в нем. Но едва был утолен мой легкий чувственный голод, мне не надо было больше ничего, кроме как оказаться в своей собственной одинокой постели. Но сейчас Гарри был возбужден блеском своего ума, а я хотела, чтобы он почувствовал себя удовлетворенным и счастливым и не испытывал никакого желания делиться предстоящими планами с Селией, вернувшись в ее кровать.
   — Приходи утром ко мне в контору, — я вздохнула, как будто удовольствие от его поцелуев переполняло меня. — Мы напишем письмо лондонским адвокатам. Завтра. О-о, Гарри!
   После того как Гарри оставил меня, я сидела еще два-три часа, глядя на потухающие поленья и ни о чем не думая. Я заслужила этот подарок. Следущие шаги, которые мне предстояло сделать, напоминали прогулку по гребню горы, круто обрывающейся у самых ваших ног. Шаг, другой, — и крутизна захватывает вас, и вы уже не можете остановиться и вернуться назад. Для меня тоже не будет обратной дороги.
   И я подарила себе несколько минут, чтобы постоять на вершине и подумать, что я собираюсь делать. Найду ли я силы вынести это? Мне предстоит все разрушить, чтобы выплатить эти деньги. Мне придется не жалеть ни земли, ни людей, ни ритма нашей жизни, пока золото не потечет, как кровь, ради этой проклятой цели.
   Вы никогда не трудитесь на земле ради сегодняшнего дня. Вы всегда озабочены следующим сезоном, следующим годом и будущими годами. Если вы сеете пшеницу, то делаете это ради вашей собственной выгоды. Но если вы сажаете деревья, то это вы делаете ради ваших наследников. Я всегда сажала деревья. Я планировала на пятьдесят лет вперед. Я не согласна отдавать этой земле свою любовь, деньги и заботу ради какого-то несчастного кузена. Это можно делать только для своей плоти и крови. Чего бы это ни стоило.
   Все случилось, как я и предполагала. После ночи любви со мной Гарри едва успел до завтрака обменяться полудюжиной слов со своей женой, пока чудным июньским утром все мы не собрались вокруг накрытого стола. Селия, одетая в простое черное платье, отделанное черным кружевом, выглядела такой свеженькой, какой может выглядеть молодая женщина, отлично проспавшая не меньше двенадцати часов. Не сомневаюсь, что рядом с ней я имела несколько изможденный вид. Но я безоблачно улыбалась, поскольку трудности уже были преодолены, и дальше все зависело только от меня. Я взяла чашечку ароматного французского кофе из рук Селии и ломтик ветчины с блюда. Но тут дверь отворилась, и вошел мой муж.
   Он шел легким, пружинистым шагом, будто он не валялся мертвецки пьяный прошлую ночь и многие, многие предыдущие. Он с искренней симпатией улыбнулся Селии, затем обернулся ко мне, и его улыбка превратилась в насмешливую гримасу.
   — Моя дорогая жена, — он произнес эти слова так, будто они наполнили его рот горькой желчью.
   — Доброе утро, — ровно ответила я и села к столу.
   — Беатрис, я зайду после завтрака в твою контору, и мы обсудим тот вопрос, который затронули вчера ночью, — напыщенно заговорил Гарри, хотя лучше бы ему было помолчать.
   — Прошлой ночью? — переспросил Джон, не поднимая глаз от тарелки. — Что же вы втроем обсуждали?
   За своим серебряным кофейником Селия казалась невозмутимой.
   — О нет, обычно они вдвоем целыми часами обсуждают свои доходы и расходы, — вмешалась она. — Вы знаете, кем они становятся, когда дело касается Вайдекра.
   Джон бросил на нее пристальный взгляд.
   — Да, — я это знаю, — коротко ответил он. Воцарилось неловкое молчание.
   — Обязательно приходи, — обратилась я к Гарри. — А потом я бы хотела съездить с тобой к Хейлам в Риди Холлоу. Представь, они проложили дренажную канаву и несколько труб, которые прекрасно осушили их поле. Но я не уверена, что с талой водой это поможет.
   — Ты знакома с этим вопросом лучше, чем кто-либо, Беатрис, — галантно ответил Гарри. — Интересно, не собираются ли они использовать водяной насос?
   Даже ледяное молчание Джона и опасное присутствие Селии не могли удержать меня от улыбки.
   — Послушай, Гарри, — заметила я. — Довольно играть в игрушки. Я думала, что ты уже забросил свои насосы, ветряные мельницы и десятипольную систему.
   Гарри сокрушенно рассмеялся.
   — Это как раз было самое интересное из того, что мы видели во Франции, — мечтательно произнес он. — Как бы я хотел установить насос в Вайдекре.
   — Немного позже мы выстроим плотину, — поддразнила я его. — В Суссексе надо жить как в Суссексе, Гарри, у тебя и так самая прогрессивная ферма во всей округе.
   Гарри улыбнулся в ответ.
   — Я буду экономным, Беатрис, — разумно пообещал он. — Ты же знаешь, что я интересуюсь такими вещами только потому, что они могли бы принести пользу.
   — Экономить для чего? — резкий голос моего мужа нарушил плавное течение нашей беседы. — Вы знаете, ради чего Гарри намерен экономить, Селия?
   Селия выглядела озадаченной, но ее преданность интересам Гарри заставила ее промолчать.
   — Гарри и я планируем создать фонд, чтобы обеспечить будущее Джулии и Ричарда, — ровным голосом ответила вместо нее я. — Мы еще не обсуждали это в деталях, пока это только проект. Мы собирались вернуться к этому сегодня утром. Разумеется, вы с Селией тоже приглашаетесь принять участие в этой беседе, но, боюсь, что это не тот вопрос, который вас может заинтересовать. К тому же мы еще не все достаточно хорошо обдумали.
   Глаза Джона были столь же настороженными, насколько безмятежными были они у Селии.
   — Вы планируете будущее, Беатрис? — любой мог расслышать подозрение и ненависть в его голосе. Я коротко взглянула на лакея, стоявшего у дверей, — его лицо оставалось каменным. Я прекрасно знала его, я знала их всех. Он был сыном Ходжетта, привратника. Его взяли в дом после того, как он не справился с работой сторожа у Гарри и позволил хорьку похозяйничать в наших вольерах. Я спасла его от битья, а его отца — от штрафа. Он обожал меня. Я могла быть уверена, что сведения об этой беседе не просочатся в деревню, кроме разве что слухов о том, что муж мисс Беатрис недостоин целовать землю, по которой она ходит.
   — Конечно, я планирую будущее, Джон, — я видела, как исказилось его лицо, когда я произнесла его имя. — Я делаю это ради нашего ребенка, как всякая мать. И я также делаю это для нас с тобой, как всякая жена. Ты можешь не сомневаться, я всегда буду думать о тебе и планировать твою жизнь, пока ты жив…
   Селию успокоил мой нежный тон и сладость моих слов. Но Джон побледнел, он понял прозвучавшую в них угрозу. Сегодня я его больше не услышу. И я найду способ заставить его замолчать навсегда.