Страница:
— Селия, подожди, — говорила я. — Не показывай Гарри, что ты расстроена. Он подумает, что мы с тобой поссорились. Успокойся и подумай, о чем ты говоришь. Если ты хочешь, чтобы Джулия унаследовала Вайдекр одна, то она всегда сможет купить долю Ричарда, когда они станут старше, или он сможет купить ее долю. Нет никакой необходимости так расстраиваться, Селия.
Она ничего не слушала. Она смотрела на меня так, будто видела меня в первый раз: с любопытством и отвращением, будто на моем лице была какая-то страшная отметина или по мне ползали пауки.
— Посторонись, Беатрис, — сказала она. Ее голос звучал тихо и угрожающе. — Я хочу поговорить с Гарри.
— Только не сейчас, когда ты так возбуждена, — я почти умоляла ее, не двигаясь с места.
— Посторонись, — сказала она опять. И вдруг я вспомнила, как она стояла в библиотеке с двумя бутылками виски в руках.
— Ты расстроишь Гарри, он ожидал, что это понравится тебе, — продолжала уговаривать я Селию.
— Посторонись, — повторила она, и ее глаза метнулись к звонку. Я вдруг представила себе, что сейчас она вызовет дворецкого и прикажет ему убрать меня с дороги. Но, взглянув в ее лицо, я поняла, что спорю с женщиной, находящейся на грани истерического припадка.
— Беатрис, я просила тебя три раза, — ее голос уже не принадлежал ей, она могла сорваться в любую минуту. А я больше боялась Селии, не владеющей собой, чем сохраняющей способность рассуждать и спорить. Если она выкрикнет, что Джулия и Ричард брат и сестра, то я погибла. Но если она будет держать себя в руках, и я буду рядом, то я справлюсь со всем.
Я с насмешливым поклоном открыла перед ней дверь и пошла, не отступая от нее ни на шаг. Со стороны кухни показался лакей, несущий бисквиты для Гарри, но я так глянула на него, что он мгновенно попятился и закрыл за собой обитую войлоком дверь. Селия ничего не видела, ничего не слышала. Она влетела в обеденный зал, заставив Гарри даже вздрогнуть от неожиданности. С его подбородка капало масло. Перед ним стояла тарелка с горой бисквитов и сыра, в руках он держал бутылку портвейна.
— Я не даю своего согласия на этот контракт, — проговорила она дрожащим, высоким голосом. — Документы не должны быть подписаны. Я не желаю этого для Джулии.
Голубые глаза Гарри расширились от удивления.
— Но все уже сделано! — просто сказал он. — Мы подписали документы сегодня после обеда. Майорат выкуплен и переведен на Джулию и Ричарда.
Селия открыла рот и завизжала, тоненько, как маленький зверек. Она стояла совершенно неподвижно, уставившись в лицо Гарри. Я тоже замерла. Я даже не смогла придумать, что сказать, чтобы она замолчала. Но ее панический страх перед тем неизвестным, что таилось в каждом углу усадьбы, не давал ей вымолвить ни слова. Она еще раз взвизгнула, как маленький ребенок, палец которого прищемило дверью, и замолчала. Ее глаза перебежали с Гарри на меня, и только одно слово смог подсказать ей ее пораженный ужасом разум: «Джон». Затем она подхватила юбки и вихрем вылетела из комнаты.
— Что случилось? — Гарри дико посмотрел на меня. — Что с ней такое?
Я пожала плечами, но мои плечи были напряжены до судороги, и жест получился каким-то деревянным. Я была бледна как смерть и сама ощущала, как сила и самообладание оставляют меня, стекая по пальцам, как песок.
— Останови ее! — сказала я, услышав, как хлопнула дверь западного крыла, и мгновенно вспомнив о связке писем Селии, запертых в моем ящике. Ни слова не сказав Гарри, я кинулась в свою контору. Там было темно и пусто.
— Селия! — позвала я строго, но ответа не последовало. Я не могла понять, где она. Я заглянула в свою гостиную, но она тоже была пуста, потом в спальню, потом в комнату Джона, надеясь увидеть Селию, рыдающую на диване. Я заглянула в детскую, взглянуть на моего сына, спящего, как взъерошенный ангел. Но Селии там не было. Внезапно я услышала шум колес по гравию дороги и подбежала к окну. Снаружи стояла карета, и в нее садилась Селия.
— Селия! — отчаянно позвала я. — Подожди! — дрожащими пальцами я отодвинула задвижку и распахнула окно.
— Стойте! — закричала я. Конюший, . подсаживавший Селию в карету, поднял голову. — Стойте! — повторила я. — Подождите!
Голова Селии показалась в окне, и я поняла, что она отдает кучеру приказание трогать. Я знала этого кучера. Я замолвила за него слово, когда папа лет шесть назад искал нового работника. Тогда я сказала отцу, что у этого Бена есть чутье на лошадей. Я не помнила его фамилии, мы все его звали просто «кучер Бен». Он родился и вырос в Вайдекре. Я дала ему работу, платила ему жалованье. Я знала, что он остановится, и Селии придется выйти из кареты, а уж потом мы с Гарри сумеем успокоить ее и удержать дома, пока ее пыл не утихнет. И я смогу продолжать свою работу, работу тяжелого плуга и острой косы. Кто бы ни стоял на моей дороге.
— Кучер Бен! — окликнула я его уже спокойно. — Подождите! Я спускаюсь!
Я захлопнула окно и вихрем слетела с лестницы. Это заняло у меня полминуты, но когда я выбежала во двор, я услышала стук колес, уносивших карету прочь, и увидела слабый свет ее задних фонарей. Кучер свернул на дорогу, ведущую к Экру, и карета, как я догадалась, направилась в сторону Бристоля.
— Стой! — кричала я, как рыбачка, насквозь продуваемая холодным апрельским ветром. Я бешено огляделась, ища, кого бы мне послать за ними в погоню. Но тут слова приказа замерли на моих губах, а гнев испарился.
Я поняла, почему кучер не остановился. Я вспомнила его фамилию. Это был Тайк.
Это был племянник Гаффера Тайка.
Я повернулась и медленно пошла к дому. Гарри все еще сидел за столом, слишком взволнованный, чтобы продолжать трапезу.
— Где Селия? — спросил он.
— Уехала, — бросила я и упала в кресло. Гарри и я сидели в разных концах стола, долго, долго глядя друг на друга, совсем как когда-то, после первой нашей близости в уединенной лощине. Сейчас это казалось так неправдоподобно давно. Он пододвинул мне графин портвейна, и я, щедрой рукой налив себе почти полный бокал, одним духом осушила его. Спиртное согрело горло и живот, но не растопило этот холодный страх, что сидел у меня под ребрами. Кто бы мог вообразить, что сладкая страсть заведет нас так далеко по этой дороге? Каждый маленький шаг казался таким легким, таким безопасным. И одно неминуемо влекло за собой другое. А сейчас юноша, который наполнял каждую клеточку моего тела нестерпимым желанием, превратился в полнеющего, лысеющего сквайра. Слишком тупого, чтобы лгать своей жене. Слишком глупого, чтобы управляться со своими делами. И та ослепительная и ослепленная девочка, которой я была когда-то исчезла. Я где-то потеряла ее. Что-то погибло при том падении, которое убило моего отца. Немножко умерло в ловушке, что сломала ноги Ральфа. Какая-то часть ее отлетела с последним вздохом моей матери. И так, капля по капле, как льдинка, девочка, которой я была когда-то, растаяла, и вместо нее появилась ведьма, сердце которой превратилось в камень.
— Мне никак не понять, что тут происходит? — раздраженно спросил Гарри. — Почему Селия так расстроена? Куда она уехала? Не может же она в такой час отправиться с визитом? Почему она не предупредила меня, что собирается куда-то выезжать?
— Когда ты, наконец, поумнеешь! — резко бросила я. — Ты прекрасно видел, что Селия и я поссорились. Никто не просил у тебя поддержки, но не надо притворяться, что ты совсем ничего не понимаешь. Селия предпочитает, чтобы Джулия лучше лишилась Вайдекра, чем управляла им совместно с Ричардом, так, как это делаем мы с тобой. Я обиделась на ее тон, и мы обменялись резкостями. И вот она умчалась. Я думаю, что она отправилась к Джону. Должно быть, она собирается объявить ему, что мы потратили все его состояние, и попросит его помочь ей аннулировать контракт между Джулией и Ричардом.
— Это плохо, — вздохнул Гарри. Я передала ему графин обратно, и он налил себе портвейна. Вся комната просто пропахла запахом заговора. Гарри не понимал очень многого, но он прекрасно чувствовал, когда затрагивались его спокойствие и его интересы. И он знал, что в битве за Вайдекр мы с ним на одной стороне.
— Они не могут ничего сделать без нашего согласия? — спросил он.
— Нет, — отрезала я. — И им не убедить Чарлза Лейси вернуть деньги Мак Эндрю. Они ничего не смогут поделать.
— Ты говорила, что Джон будет доволен, — с раздражением сказал Гарри. — И что Селии идея контракта тоже понравилась.
— Откуда мне было знать, что им это придется не по нраву, — ответила я. — Джон, наверняка, был бы доволен, но, конечно, не теперь, когда Селия обрушится на него с рассказами, что он ограблен в пользу твоей дочери.
— Она никогда не скажет такого, — запротестовал Гарри. — Она знает, что я на это не способен, и слишком любит меня.
— Да, но мне кажется, что она немного заразилась от Джона его сумасшествием, — сказала я. — Когда его забрали, она была почти готова верить, что я упекла его в клинику, либо со зла, либо чтобы забрать его деньги. Сумасшествие, конечно.
— Конечно, — с трудом согласился Гарри.
— Ты когда-нибудь отдавал себе отчет в том, как много времени эти двое проводили вместе? — доверительно спросила я. — Они вечно болтали друг с другом здесь, в гостиной, или в саду.
— Селия искренне привязана к нему, — решительно возразил Гарри.
— Надеюсь, что не слишком, — отозвалась я. — Будет ужасно, если ее любящая натура заведет ее на опасную дорогу. Если она даже сейчас не думает о том, как сделать тебя и твою дочь счастливыми, а беспокоится о Джоне и его деньгах.
Гарри был поражен.
— Это просто невозможно, — пролепетал он.
— Я, правда, не уверена, — ответила я. — Но то, что Селия направилась в Бристоль, свидетельствует о том, что она собирается объединиться с Джоном против тебя, меня и Вайдекра.
Гарри опять потянулся за портвейном и бисквитом, пальцы его дрожали.
— Какое-то злосчастье! — взорвался он. — Все идет из рук вон плохо после маминой смерти. Джон сошел с ума, и Селия, как ты говоришь, тоже ведет себя довольно странно. Если она и дальше будет вмешиваться в то, что мы с тобой делаем, я приму меры. Она ничего не понимает в земле.
— Вот это правильно, Гарри, — мой голос был спокоен, но внутри меня все запело от облегчения. — Видимо, ты слишком мягок с Селией, если она уезжает из дома, никому не доложив, и мчится к своему деверю рассказывать о наших сугубо личных делах.
— В самом деле, — согласился Гарри. — Я больше чем недоволен Селией. И когда она вернется домой, я скажу ей об этом.
— Отлично, — поддержала его я. — Мне кажется, это необходимо.
Я замолчала. Гарри просто кипел. Я знала, что за этим последует, и приготовилась провести томительную пару часов в тайной комнате наверху. Последнее время мы редко бывали там, я успокоилась за свою безопасность на земле, купленную деньгами и законом, а Гарри стал слишком ленив для этого. Но сейчас в нем проснулась прежняя похоть. Он налил себе еще бокал и протянул руку к моему. Я слегка привстала, наклонившись к нему, и он оглядел мою грудь.
— М-м-м-м, Беатрис? — проговорил он, ерзая на стуле. Я улыбнулась ему, прикрыв глаза.
— Да, Гарри? — спросила я.
— Джона и Селии нет… — Он не закончил свою мысль. Его дыхание стало тяжелым. Я послала ему влекущий взгляд из-под темных ресниц. Это был и вызов, и приглашение.
— Пойду разожгу камин, — сказала я. — Через десять минут, Гарри.
Он издал вздох предвкушения и намазал маслом еще один бисквит. Я выскользнула из комнаты, как змея, и закрыла за собой дверь. «Продолжай обжираться, Гарри, и ты умрешь не позже, чем через три года, — холодно думала я. — И тогда мой сын и моя дочь станут наследниками, а я буду их опекуншей и единственной хозяйкой Вайдекра. И ни Селия, ни Джон не смогут остановить меня».
Я не отправила вслед за Селией срочное письмо и не стала посылать за ней погоню. Если уж спокойная, тихая мышка Селия сбежала из дому, набросив только шаль на голову, как простая крестьянка, то ее теперь не остановишь, и никакое письмо не достигнет доктора Роуза раньше, чем она. Имея такого кучера, как Бен Тайк, она могла не бояться, что ее воротят домой. И оттого, что Бен очень любил своего дядю, мой приказ повернуть обратно заставит его только пришпорить лошадей.
Все, на что я могу рассчитывать, это неуравновешенность Джона, стыдливость и отчаяние Селии и предубежденность доктора Роуза, внушить которую мне подсказала какая-то сверхъестественная сила. Не зря ведь они считали меня ведьмой. Я сделала все, на что способна, решила я, сидя утром в ванне, перед камином, в моей спальне. Люси приняла у лакея через дверь еще несколько кувшинов горячей воды и стала лить на мою обнаженную спину обжигающую струю. Уперевшись ногами в край ванны, я с наслаждением изогнулась в горячей, сладко пахнущей воде.
— Мисс Беатрис, вы заживо сваритесь, — предупредила Люси, когда я жестом велела лить еще воду.
— О-о-о, — счастливым голосом протянула я. Мои пальцы стали ярко-розовыми от тепла, а ягодицы и все тело приобрели малиновый оттенок. После ночи, проведенной в побоях, пощечинах и оскорблениях, отчего Гарри буквально хныкал в экстазе, мне необходимо было чисто вымыться. Даже если я совершила все преступления против Вайдекра, на моей совести не лежало по крайней мере отвратительное извращение моего брата. Сексуальное наслаждение заключалось для меня в любви настоящего сильного мужчины. Гарри же, похоже, нуждался в бесконечном мазохизме: угрозах, ударах кнутом и других фокусах. Его полное, дряблое тело вызывало во мне не ненависть или похоть, а просто холодное презрение, что волновало его еще больше.
Я попросила еще горячей воды. Мне необходимо было смыть все следы его мокрых поцелуев со своей кожи.
Я бессильна сейчас что-либо предпринимать, размышляла я про себя, пока Люси обливала меня горячей водой и растирала жесткой щеткой спину от шеи до поясницы.
В самом худшем случае Джон и Селия явятся сюда наподобие карающих ангелов, чтобы разрушить мои злобные коварные планы. Джон может выяснить, что Гарри — отец Ричарда, и если тайна Селии — что Джулия тоже мой ребенок — станет всем известной, это может погубить меня.
Но на эту перспективу я смотрела сквозь пальцы. Я считала, что смогу справиться с подобной угрозой. Джон слишком долго пребывал в замкнутой атмосфере дорогой клиники и не готов к нашей сумасшедшей реальной жизни. Я сумела выдворить его в лечебницу, я смогу и с Селией управиться таким же образом. Их рассказы сочтут бредом. И прозвучит довольно убедительно, если я обвиню их во взаимной склонности, которая и довела Джона до пьянства и свела с ума Селию. Никто не поверит им, если я буду держать голову высоко, как королева, и встречать каждое слово как гнусную клевету.
Но я не предполагала, что они смогут сложить вместе две половинки головоломки.
— Не останавливайся! — обратилась я к Люси, которая послушно продолжала тереть щеткой мои плечи.
Джон был связан своим нежным и бережным отношением к Селии. Я знала это. Я наблюдала за ним в те первые дни, когда он метался между ненавистью ко мне, страстью к пьянству и страхом перед опутывающей нас паутиной. Если бы Джон собрался разоблачить меня перед Селией, разрушить ее брак, разбить ее сердце омерзительной правдой о ее муже, он сделал бы это тогда, когда он, связанный в смирительной рубашке, валялся на полу гостиной. Но он не выдал этой тайны. Он не жалел меня, он оберегал Селию от ужаса, который превратил бы ее жизнь в кромешный ад.
И я не боялась Селии. Если она решится действовать в одиночку, она не станет разоблачать меня. Она дала мне слово чести, а оно много значило для нее, раньше она любила меня, — это заставит ее молчать. К тому же, Селия, подобно моей глупой матери, ставит выше всего респектабельность, а выдать меня означало опозорить всех Лейси. Но сильнее всего удержит ее любовь к Джулии, которая могла перевесить любое чувство. Если Селия публично заявит, что я мать Джулии, то даже опозоренная, я всегда смогу забрать своего ребенка. Какие бы боль и смятение ни царили в ее душе, я была уверена, что она никогда не рискнет заикнуться о Джулии.
Джон и Селия у меня в руках. Они уязвимы, потому что они любят. В отличие от них я была свободна от этих пут. Моя любовь к Ричарду никак не мешала мне. Я могла идти своим путем. Я очень любила малыша, но не стала бы жертвовать собой ради его счастья. Селия и Джон предпочитают страдать. И поэтому я не боюсь их.
— Полотенце, пожалуйста, — сказала я Люси, и она протянула мне грубое, льняное, хорошо прогретое у огня полотенце. Я растерлась им так сильно, что кожа начала гореть, затем расчесала волосы и распустила их по плечам. На моем теле не сохранилось следов двух беременностей. Живот был плоский и твердый, грудь округлая и упругая, а ноги длинные и гладкие, без всяких признаков вен.
Я любовно огладила себя ладонью, от шеи до мягких завитков волос. Я была такой же очаровательной, как всегда. И скоро мне понадобится любовник. Настоящий любовник, а не поденщик, как Гарри. Мужчина, который будет смеяться надо мной и любить меня, обижать меня и доставлять мне радость. Я со вздохом повернулась и протянула руку к Люси за панталонами. Объятия Ральфа — это лучшее, что было у меня в жизни. Один Бог знает, где я еще найду такого. Мне надо смириться с этой потерей и больше не тосковать по нему.
Мне оставалось ждать. Ждать, пока минует это тяжелое время. Ждать, пока появятся деньги и спасут землю от долгов, которые я навлекла на нее. Ждать, пока изобилие зерна избавит моих людей от голода. Тогда я смогу передохнуть. И люди забудут один плохой год, в их памяти останутся лишь те счастливые годы, которые следовали один за другим, пока я была хозяйкой на этой земле.
Сегодня мне предстоит провести еще одно утро в конторе, над столбцами цифр. У мистера Левеллина имеется три закладных на нашу землю: на общинную землю, на новую плантацию и на земли, пошедшие в приданое Селии. Чтобы выплачивать по ним, мне пришлось обратиться к нашим банкирам. Сначала проценты у них были довольно низкие, и я была счастлива оттого, что бог дал мне и Вайдекру короткую передышку. Но они имели право изменять ставки, и сейчас я платила по их займам больше, чем по закладным мистера Левеллина. Я попала в то нелепое положение, когда занимаешь деньги для того, чтобы отдавать другие долги. И если я опоздаю хоть с одной выплатой, они все обрушатся на меня.
В прошлом месяце мне пришлось продать самых упитанных ягнят. А в этом месяце, когда должны совпасть выплаты мистеру Левеллину и банкирам, я вынуждена буду продать землю. Другого выхода я не видела, хоть не сомневалась, что существуют окольные пути, чтобы выбраться из лабиринта долгов. Я знала только одного человека, который был знаком с методами лондонских дельцов и мог подсказать мне, оправданы ли мои страхи или банкиры забавляются со мной, как опытный рыбак забавляется ловлей лосося, а сами тем временем ждут разорения Вайдекра. Только один человек мог бы помочь мне советом. Но сейчас они с Селией обсуждали, как бы им разрушить мои планы.
Спускаясь к завтраку, я считала дни до возможного возвращения Селии. Один день, чтобы добраться до Бристоля. День или два, чтобы повидаться с Джоном и убедить доктора Роуза отпустить его. Два дня — на обратную дорогу. Итого четыре или пять дней. И я оказалась права. На четвертый день после бегства Селии карета показалась на дороге, ведущей к нашему дому, вся в грязи, с одним поломанным фонарем.
— Они здесь, — внушительно сказала я Гарри. — Ты знаешь, что тебе следует делать. Мы говорили об этом, и я уверена, что ты прав. Селия пыталась вмешаться в наши дела. Она убежала из дому к другому мужчине, и это мой муж. Она вела себя, как сумасшедшая. Она опозорила всех Лейси в глазах слуг.
Гарри кивнул. Он тяжело дышал, и в его глазах появился знакомый блеск.
— Придется ее наказать, — сказал он, и я вспомнила о его подвигах в той порочной школе.
— Да, — согласилась я. — До сих пор мы обращались с ней, как с фарфоровой. Будь грубым, доставь себе удовольствие. Ты — ее муж. Ты имеешь право. Ступай и подчини ее себе.
— Я не могу обидеть Селию, — он жаждал, чтобы его уговаривали и произносили при этом много слов.
— Ты не настоящий мужчина, — продолжала искушать я. — Помнишь, как ты верховодил в своей школе? Даже если Селия и очень дорога тебе, ты не должен позволять ей так вести себя. Она сбежала от тебя к Джону. Если ты хочешь сохранить ее, покажи ей, кто здесь хозяин. Ты — ее муж. Ты все можешь делать с ней. Только не слушай ни слова, что она будет говорить.
Глаза Гарри расширились и посветлели. Он даже не притронулся к тарелке с пирожными, глядя на входную дверь с жестокостью и похотью. Мы услышали шум подъехавшего экипажа, и Гарри оказался у двери даже раньше Страйда. Селия выскочила из кареты, не дожидаясь, когда опустят ступеньки. Она была все в том же платье, совершенно помятом и заношенном. В ней не оставалось ничего от леди Лейси, которая подчинила нас с Гарри. Она выглядела обессиленной и испуганной.
— Гарри? — и, поколебавшись, она стала подниматься по ступенькам туда, где неподвижно стоял ее муж.
Боже, какой у него был величественный вид. Он не произносил ни слова, его лицо было каменным. Он выглядел комично, как толстый герой-трагик странствующего театра. Селия приблизилась и положила руку на его рукав.
— Гарри? — повторила она. Он с силой схватил ее за локоть, и я увидела, как ее лицо исказилось от боли. Затем, ни говоря ни слова, Гарри втащил ее в дом и быстро поволок по лестнице наверх, в их спальню. Я услышала, как дважды повернулся ключ в замке. Затем я повернулась к экипажу. Что бы ни происходило наверху, это меня не касалось. Селия будет унижена, если ей придется познакомиться с грязью извращенных наклонностей Гарри. Если она откажет ему, то он может ударить ее, либо взять силой. Если она уступит, она больше никогда не осмелится смотреть Джону в глаза или читать мне нотации перед моим столом в моем кабинете.
Я улыбнулась.
Джон перехватил эту улыбку, выходя из экипажа. Несмотря на теплый солнечный свет, он вздрогнул. Но выглядел он хорошо. Напряженное, отчаянное выражение исчезло из его глаз, он поправился и приобрел прежнюю стремительность манер. Тяжелые испытания оставили глубокие морщины около неулыбающегося рта и над бровями, но его лицо дышало спокойствием и силой. Одет он был, как всегда, безупречно: сверкавшая белизной сорочка, дорогой костюм, теплое дорожное пальто. Наши глаза встретились, и мы смерили друг друга взглядом. Он вновь обрел вид человека, которого я прежде любила, но мы были заклятыми врагами. Я не произнесла ни слова, повернулась на каблуках и вошла в дом.
Когда я наливала себе чай, мои руки не дрогнули. Внезапно в гостиную без приглашения вошла служанка с еще одним чайным прибором в руках и следом за нею мой муж, словно пить чай вместе было для нас обоих самым обычным делом за последние пять месяцев. Дверь за служанкой захлопнулась, и я удивилась, почему этот звук заставил меня вздрогнуть. Я осталась наедине с Джоном.
— Чаю? — галантно предложила я. — Пирожных? Может быть, фруктовый кекс?
— Давайте сразу приступим к разговору, если вы не возражаете, — голос Джона был спокоен и чист. Он излечился от своего ужаса передо мной, и теперь ему не надо было тянуться за бутылкой, едва моя тень коснется его. Я лишилась моей прежней власти, и мне пришлось облокотиться на каминную доску, чтобы скрыть дрожь в коленях.
Джон сделал несколько шагов и оказался в центре комнаты. Он подавил собой все вокруг. Его дорожное пальто с большими отворотами выглядело громадным в этом маленьком помещении. Под тяжестью его блестящих башмаков, казалось, трещал паркет. Его шляпа, брошенная на стул, наполняла дамскую комнату ощущением мужского присутствия и силы. Я покрепче ухватилась за каминную доску.
— Мне не о чем говорить с вами, — мой голос звучал уверенно. Джон не понял, что я боюсь его.
— Возможно. Но мне хочется кое-что сказать вам, — ответил он. Я глянула на дверь. Джон может схватить меня, прежде чем я доберусь до нее. Но потом я поняла, что это лучшая возможность поговорить с моим мужем, — здесь нет Гарри, Селии, и он устал после путешествия. Если Джон будет угрожать мне, подумала я с нарастающим гневом, я приму вызов. Я больше не та женщина, которая не могла двинуться от горя, потому что дети испугались ее приближения. Я — женщина, которая борется за себя и за своего ребенка, за наследство и свой собственный дом. Я, которая сжала сердце Вайдекра смертельной хваткой, отняла у него землю, убила двух лучших людей деревни, я не потеряю сознание от косого взгляда моего мужа.
— Я знаю все, что вы сделали, — сказал Джон. — Селия рассказала мне некоторые подробности, я сопоставил их с тем, что было мне известно.
— И что же вы знаете? — поинтересовалась я ледяным тоном.
— Вы имеете двух незаконно рожденных детей, зачатых от вашего брата, — голос Джона был так же холоден, как и мой. — Одного вы подкинули Селии, чтобы она представила его Гарри как своего. Другого вы пытались подкинуть мне. Затем вы засадили меня в сумасшедший дом, — за это, впрочем, я вам благодарен, моя дорогая, — после чего вы ограбили меня, чтобы купить майорат для своего сына и приковать ваших детей к этой земле.
Костяшки моих пальцев побелели, но я не произнесла ни слова.
— Чтобы разрубить эту сеть обмана и освободиться от вас, — продолжал Джон, — я расторгну некоторые из ваших юридических договоров. Детей следует избавить от ваших пороков и от этой проклятой земли. Селия освободится от срама греха, в который вы ее затянули. И она еще сможет спасти от вас Гарри.
Она ничего не слушала. Она смотрела на меня так, будто видела меня в первый раз: с любопытством и отвращением, будто на моем лице была какая-то страшная отметина или по мне ползали пауки.
— Посторонись, Беатрис, — сказала она. Ее голос звучал тихо и угрожающе. — Я хочу поговорить с Гарри.
— Только не сейчас, когда ты так возбуждена, — я почти умоляла ее, не двигаясь с места.
— Посторонись, — сказала она опять. И вдруг я вспомнила, как она стояла в библиотеке с двумя бутылками виски в руках.
— Ты расстроишь Гарри, он ожидал, что это понравится тебе, — продолжала уговаривать я Селию.
— Посторонись, — повторила она, и ее глаза метнулись к звонку. Я вдруг представила себе, что сейчас она вызовет дворецкого и прикажет ему убрать меня с дороги. Но, взглянув в ее лицо, я поняла, что спорю с женщиной, находящейся на грани истерического припадка.
— Беатрис, я просила тебя три раза, — ее голос уже не принадлежал ей, она могла сорваться в любую минуту. А я больше боялась Селии, не владеющей собой, чем сохраняющей способность рассуждать и спорить. Если она выкрикнет, что Джулия и Ричард брат и сестра, то я погибла. Но если она будет держать себя в руках, и я буду рядом, то я справлюсь со всем.
Я с насмешливым поклоном открыла перед ней дверь и пошла, не отступая от нее ни на шаг. Со стороны кухни показался лакей, несущий бисквиты для Гарри, но я так глянула на него, что он мгновенно попятился и закрыл за собой обитую войлоком дверь. Селия ничего не видела, ничего не слышала. Она влетела в обеденный зал, заставив Гарри даже вздрогнуть от неожиданности. С его подбородка капало масло. Перед ним стояла тарелка с горой бисквитов и сыра, в руках он держал бутылку портвейна.
— Я не даю своего согласия на этот контракт, — проговорила она дрожащим, высоким голосом. — Документы не должны быть подписаны. Я не желаю этого для Джулии.
Голубые глаза Гарри расширились от удивления.
— Но все уже сделано! — просто сказал он. — Мы подписали документы сегодня после обеда. Майорат выкуплен и переведен на Джулию и Ричарда.
Селия открыла рот и завизжала, тоненько, как маленький зверек. Она стояла совершенно неподвижно, уставившись в лицо Гарри. Я тоже замерла. Я даже не смогла придумать, что сказать, чтобы она замолчала. Но ее панический страх перед тем неизвестным, что таилось в каждом углу усадьбы, не давал ей вымолвить ни слова. Она еще раз взвизгнула, как маленький ребенок, палец которого прищемило дверью, и замолчала. Ее глаза перебежали с Гарри на меня, и только одно слово смог подсказать ей ее пораженный ужасом разум: «Джон». Затем она подхватила юбки и вихрем вылетела из комнаты.
— Что случилось? — Гарри дико посмотрел на меня. — Что с ней такое?
Я пожала плечами, но мои плечи были напряжены до судороги, и жест получился каким-то деревянным. Я была бледна как смерть и сама ощущала, как сила и самообладание оставляют меня, стекая по пальцам, как песок.
— Останови ее! — сказала я, услышав, как хлопнула дверь западного крыла, и мгновенно вспомнив о связке писем Селии, запертых в моем ящике. Ни слова не сказав Гарри, я кинулась в свою контору. Там было темно и пусто.
— Селия! — позвала я строго, но ответа не последовало. Я не могла понять, где она. Я заглянула в свою гостиную, но она тоже была пуста, потом в спальню, потом в комнату Джона, надеясь увидеть Селию, рыдающую на диване. Я заглянула в детскую, взглянуть на моего сына, спящего, как взъерошенный ангел. Но Селии там не было. Внезапно я услышала шум колес по гравию дороги и подбежала к окну. Снаружи стояла карета, и в нее садилась Селия.
— Селия! — отчаянно позвала я. — Подожди! — дрожащими пальцами я отодвинула задвижку и распахнула окно.
— Стойте! — закричала я. Конюший, . подсаживавший Селию в карету, поднял голову. — Стойте! — повторила я. — Подождите!
Голова Селии показалась в окне, и я поняла, что она отдает кучеру приказание трогать. Я знала этого кучера. Я замолвила за него слово, когда папа лет шесть назад искал нового работника. Тогда я сказала отцу, что у этого Бена есть чутье на лошадей. Я не помнила его фамилии, мы все его звали просто «кучер Бен». Он родился и вырос в Вайдекре. Я дала ему работу, платила ему жалованье. Я знала, что он остановится, и Селии придется выйти из кареты, а уж потом мы с Гарри сумеем успокоить ее и удержать дома, пока ее пыл не утихнет. И я смогу продолжать свою работу, работу тяжелого плуга и острой косы. Кто бы ни стоял на моей дороге.
— Кучер Бен! — окликнула я его уже спокойно. — Подождите! Я спускаюсь!
Я захлопнула окно и вихрем слетела с лестницы. Это заняло у меня полминуты, но когда я выбежала во двор, я услышала стук колес, уносивших карету прочь, и увидела слабый свет ее задних фонарей. Кучер свернул на дорогу, ведущую к Экру, и карета, как я догадалась, направилась в сторону Бристоля.
— Стой! — кричала я, как рыбачка, насквозь продуваемая холодным апрельским ветром. Я бешено огляделась, ища, кого бы мне послать за ними в погоню. Но тут слова приказа замерли на моих губах, а гнев испарился.
Я поняла, почему кучер не остановился. Я вспомнила его фамилию. Это был Тайк.
Это был племянник Гаффера Тайка.
Я повернулась и медленно пошла к дому. Гарри все еще сидел за столом, слишком взволнованный, чтобы продолжать трапезу.
— Где Селия? — спросил он.
— Уехала, — бросила я и упала в кресло. Гарри и я сидели в разных концах стола, долго, долго глядя друг на друга, совсем как когда-то, после первой нашей близости в уединенной лощине. Сейчас это казалось так неправдоподобно давно. Он пододвинул мне графин портвейна, и я, щедрой рукой налив себе почти полный бокал, одним духом осушила его. Спиртное согрело горло и живот, но не растопило этот холодный страх, что сидел у меня под ребрами. Кто бы мог вообразить, что сладкая страсть заведет нас так далеко по этой дороге? Каждый маленький шаг казался таким легким, таким безопасным. И одно неминуемо влекло за собой другое. А сейчас юноша, который наполнял каждую клеточку моего тела нестерпимым желанием, превратился в полнеющего, лысеющего сквайра. Слишком тупого, чтобы лгать своей жене. Слишком глупого, чтобы управляться со своими делами. И та ослепительная и ослепленная девочка, которой я была когда-то исчезла. Я где-то потеряла ее. Что-то погибло при том падении, которое убило моего отца. Немножко умерло в ловушке, что сломала ноги Ральфа. Какая-то часть ее отлетела с последним вздохом моей матери. И так, капля по капле, как льдинка, девочка, которой я была когда-то, растаяла, и вместо нее появилась ведьма, сердце которой превратилось в камень.
— Мне никак не понять, что тут происходит? — раздраженно спросил Гарри. — Почему Селия так расстроена? Куда она уехала? Не может же она в такой час отправиться с визитом? Почему она не предупредила меня, что собирается куда-то выезжать?
— Когда ты, наконец, поумнеешь! — резко бросила я. — Ты прекрасно видел, что Селия и я поссорились. Никто не просил у тебя поддержки, но не надо притворяться, что ты совсем ничего не понимаешь. Селия предпочитает, чтобы Джулия лучше лишилась Вайдекра, чем управляла им совместно с Ричардом, так, как это делаем мы с тобой. Я обиделась на ее тон, и мы обменялись резкостями. И вот она умчалась. Я думаю, что она отправилась к Джону. Должно быть, она собирается объявить ему, что мы потратили все его состояние, и попросит его помочь ей аннулировать контракт между Джулией и Ричардом.
— Это плохо, — вздохнул Гарри. Я передала ему графин обратно, и он налил себе портвейна. Вся комната просто пропахла запахом заговора. Гарри не понимал очень многого, но он прекрасно чувствовал, когда затрагивались его спокойствие и его интересы. И он знал, что в битве за Вайдекр мы с ним на одной стороне.
— Они не могут ничего сделать без нашего согласия? — спросил он.
— Нет, — отрезала я. — И им не убедить Чарлза Лейси вернуть деньги Мак Эндрю. Они ничего не смогут поделать.
— Ты говорила, что Джон будет доволен, — с раздражением сказал Гарри. — И что Селии идея контракта тоже понравилась.
— Откуда мне было знать, что им это придется не по нраву, — ответила я. — Джон, наверняка, был бы доволен, но, конечно, не теперь, когда Селия обрушится на него с рассказами, что он ограблен в пользу твоей дочери.
— Она никогда не скажет такого, — запротестовал Гарри. — Она знает, что я на это не способен, и слишком любит меня.
— Да, но мне кажется, что она немного заразилась от Джона его сумасшествием, — сказала я. — Когда его забрали, она была почти готова верить, что я упекла его в клинику, либо со зла, либо чтобы забрать его деньги. Сумасшествие, конечно.
— Конечно, — с трудом согласился Гарри.
— Ты когда-нибудь отдавал себе отчет в том, как много времени эти двое проводили вместе? — доверительно спросила я. — Они вечно болтали друг с другом здесь, в гостиной, или в саду.
— Селия искренне привязана к нему, — решительно возразил Гарри.
— Надеюсь, что не слишком, — отозвалась я. — Будет ужасно, если ее любящая натура заведет ее на опасную дорогу. Если она даже сейчас не думает о том, как сделать тебя и твою дочь счастливыми, а беспокоится о Джоне и его деньгах.
Гарри был поражен.
— Это просто невозможно, — пролепетал он.
— Я, правда, не уверена, — ответила я. — Но то, что Селия направилась в Бристоль, свидетельствует о том, что она собирается объединиться с Джоном против тебя, меня и Вайдекра.
Гарри опять потянулся за портвейном и бисквитом, пальцы его дрожали.
— Какое-то злосчастье! — взорвался он. — Все идет из рук вон плохо после маминой смерти. Джон сошел с ума, и Селия, как ты говоришь, тоже ведет себя довольно странно. Если она и дальше будет вмешиваться в то, что мы с тобой делаем, я приму меры. Она ничего не понимает в земле.
— Вот это правильно, Гарри, — мой голос был спокоен, но внутри меня все запело от облегчения. — Видимо, ты слишком мягок с Селией, если она уезжает из дома, никому не доложив, и мчится к своему деверю рассказывать о наших сугубо личных делах.
— В самом деле, — согласился Гарри. — Я больше чем недоволен Селией. И когда она вернется домой, я скажу ей об этом.
— Отлично, — поддержала его я. — Мне кажется, это необходимо.
Я замолчала. Гарри просто кипел. Я знала, что за этим последует, и приготовилась провести томительную пару часов в тайной комнате наверху. Последнее время мы редко бывали там, я успокоилась за свою безопасность на земле, купленную деньгами и законом, а Гарри стал слишком ленив для этого. Но сейчас в нем проснулась прежняя похоть. Он налил себе еще бокал и протянул руку к моему. Я слегка привстала, наклонившись к нему, и он оглядел мою грудь.
— М-м-м-м, Беатрис? — проговорил он, ерзая на стуле. Я улыбнулась ему, прикрыв глаза.
— Да, Гарри? — спросила я.
— Джона и Селии нет… — Он не закончил свою мысль. Его дыхание стало тяжелым. Я послала ему влекущий взгляд из-под темных ресниц. Это был и вызов, и приглашение.
— Пойду разожгу камин, — сказала я. — Через десять минут, Гарри.
Он издал вздох предвкушения и намазал маслом еще один бисквит. Я выскользнула из комнаты, как змея, и закрыла за собой дверь. «Продолжай обжираться, Гарри, и ты умрешь не позже, чем через три года, — холодно думала я. — И тогда мой сын и моя дочь станут наследниками, а я буду их опекуншей и единственной хозяйкой Вайдекра. И ни Селия, ни Джон не смогут остановить меня».
Я не отправила вслед за Селией срочное письмо и не стала посылать за ней погоню. Если уж спокойная, тихая мышка Селия сбежала из дому, набросив только шаль на голову, как простая крестьянка, то ее теперь не остановишь, и никакое письмо не достигнет доктора Роуза раньше, чем она. Имея такого кучера, как Бен Тайк, она могла не бояться, что ее воротят домой. И оттого, что Бен очень любил своего дядю, мой приказ повернуть обратно заставит его только пришпорить лошадей.
Все, на что я могу рассчитывать, это неуравновешенность Джона, стыдливость и отчаяние Селии и предубежденность доктора Роуза, внушить которую мне подсказала какая-то сверхъестественная сила. Не зря ведь они считали меня ведьмой. Я сделала все, на что способна, решила я, сидя утром в ванне, перед камином, в моей спальне. Люси приняла у лакея через дверь еще несколько кувшинов горячей воды и стала лить на мою обнаженную спину обжигающую струю. Уперевшись ногами в край ванны, я с наслаждением изогнулась в горячей, сладко пахнущей воде.
— Мисс Беатрис, вы заживо сваритесь, — предупредила Люси, когда я жестом велела лить еще воду.
— О-о-о, — счастливым голосом протянула я. Мои пальцы стали ярко-розовыми от тепла, а ягодицы и все тело приобрели малиновый оттенок. После ночи, проведенной в побоях, пощечинах и оскорблениях, отчего Гарри буквально хныкал в экстазе, мне необходимо было чисто вымыться. Даже если я совершила все преступления против Вайдекра, на моей совести не лежало по крайней мере отвратительное извращение моего брата. Сексуальное наслаждение заключалось для меня в любви настоящего сильного мужчины. Гарри же, похоже, нуждался в бесконечном мазохизме: угрозах, ударах кнутом и других фокусах. Его полное, дряблое тело вызывало во мне не ненависть или похоть, а просто холодное презрение, что волновало его еще больше.
Я попросила еще горячей воды. Мне необходимо было смыть все следы его мокрых поцелуев со своей кожи.
Я бессильна сейчас что-либо предпринимать, размышляла я про себя, пока Люси обливала меня горячей водой и растирала жесткой щеткой спину от шеи до поясницы.
В самом худшем случае Джон и Селия явятся сюда наподобие карающих ангелов, чтобы разрушить мои злобные коварные планы. Джон может выяснить, что Гарри — отец Ричарда, и если тайна Селии — что Джулия тоже мой ребенок — станет всем известной, это может погубить меня.
Но на эту перспективу я смотрела сквозь пальцы. Я считала, что смогу справиться с подобной угрозой. Джон слишком долго пребывал в замкнутой атмосфере дорогой клиники и не готов к нашей сумасшедшей реальной жизни. Я сумела выдворить его в лечебницу, я смогу и с Селией управиться таким же образом. Их рассказы сочтут бредом. И прозвучит довольно убедительно, если я обвиню их во взаимной склонности, которая и довела Джона до пьянства и свела с ума Селию. Никто не поверит им, если я буду держать голову высоко, как королева, и встречать каждое слово как гнусную клевету.
Но я не предполагала, что они смогут сложить вместе две половинки головоломки.
— Не останавливайся! — обратилась я к Люси, которая послушно продолжала тереть щеткой мои плечи.
Джон был связан своим нежным и бережным отношением к Селии. Я знала это. Я наблюдала за ним в те первые дни, когда он метался между ненавистью ко мне, страстью к пьянству и страхом перед опутывающей нас паутиной. Если бы Джон собрался разоблачить меня перед Селией, разрушить ее брак, разбить ее сердце омерзительной правдой о ее муже, он сделал бы это тогда, когда он, связанный в смирительной рубашке, валялся на полу гостиной. Но он не выдал этой тайны. Он не жалел меня, он оберегал Селию от ужаса, который превратил бы ее жизнь в кромешный ад.
И я не боялась Селии. Если она решится действовать в одиночку, она не станет разоблачать меня. Она дала мне слово чести, а оно много значило для нее, раньше она любила меня, — это заставит ее молчать. К тому же, Селия, подобно моей глупой матери, ставит выше всего респектабельность, а выдать меня означало опозорить всех Лейси. Но сильнее всего удержит ее любовь к Джулии, которая могла перевесить любое чувство. Если Селия публично заявит, что я мать Джулии, то даже опозоренная, я всегда смогу забрать своего ребенка. Какие бы боль и смятение ни царили в ее душе, я была уверена, что она никогда не рискнет заикнуться о Джулии.
Джон и Селия у меня в руках. Они уязвимы, потому что они любят. В отличие от них я была свободна от этих пут. Моя любовь к Ричарду никак не мешала мне. Я могла идти своим путем. Я очень любила малыша, но не стала бы жертвовать собой ради его счастья. Селия и Джон предпочитают страдать. И поэтому я не боюсь их.
— Полотенце, пожалуйста, — сказала я Люси, и она протянула мне грубое, льняное, хорошо прогретое у огня полотенце. Я растерлась им так сильно, что кожа начала гореть, затем расчесала волосы и распустила их по плечам. На моем теле не сохранилось следов двух беременностей. Живот был плоский и твердый, грудь округлая и упругая, а ноги длинные и гладкие, без всяких признаков вен.
Я любовно огладила себя ладонью, от шеи до мягких завитков волос. Я была такой же очаровательной, как всегда. И скоро мне понадобится любовник. Настоящий любовник, а не поденщик, как Гарри. Мужчина, который будет смеяться надо мной и любить меня, обижать меня и доставлять мне радость. Я со вздохом повернулась и протянула руку к Люси за панталонами. Объятия Ральфа — это лучшее, что было у меня в жизни. Один Бог знает, где я еще найду такого. Мне надо смириться с этой потерей и больше не тосковать по нему.
Мне оставалось ждать. Ждать, пока минует это тяжелое время. Ждать, пока появятся деньги и спасут землю от долгов, которые я навлекла на нее. Ждать, пока изобилие зерна избавит моих людей от голода. Тогда я смогу передохнуть. И люди забудут один плохой год, в их памяти останутся лишь те счастливые годы, которые следовали один за другим, пока я была хозяйкой на этой земле.
Сегодня мне предстоит провести еще одно утро в конторе, над столбцами цифр. У мистера Левеллина имеется три закладных на нашу землю: на общинную землю, на новую плантацию и на земли, пошедшие в приданое Селии. Чтобы выплачивать по ним, мне пришлось обратиться к нашим банкирам. Сначала проценты у них были довольно низкие, и я была счастлива оттого, что бог дал мне и Вайдекру короткую передышку. Но они имели право изменять ставки, и сейчас я платила по их займам больше, чем по закладным мистера Левеллина. Я попала в то нелепое положение, когда занимаешь деньги для того, чтобы отдавать другие долги. И если я опоздаю хоть с одной выплатой, они все обрушатся на меня.
В прошлом месяце мне пришлось продать самых упитанных ягнят. А в этом месяце, когда должны совпасть выплаты мистеру Левеллину и банкирам, я вынуждена буду продать землю. Другого выхода я не видела, хоть не сомневалась, что существуют окольные пути, чтобы выбраться из лабиринта долгов. Я знала только одного человека, который был знаком с методами лондонских дельцов и мог подсказать мне, оправданы ли мои страхи или банкиры забавляются со мной, как опытный рыбак забавляется ловлей лосося, а сами тем временем ждут разорения Вайдекра. Только один человек мог бы помочь мне советом. Но сейчас они с Селией обсуждали, как бы им разрушить мои планы.
Спускаясь к завтраку, я считала дни до возможного возвращения Селии. Один день, чтобы добраться до Бристоля. День или два, чтобы повидаться с Джоном и убедить доктора Роуза отпустить его. Два дня — на обратную дорогу. Итого четыре или пять дней. И я оказалась права. На четвертый день после бегства Селии карета показалась на дороге, ведущей к нашему дому, вся в грязи, с одним поломанным фонарем.
— Они здесь, — внушительно сказала я Гарри. — Ты знаешь, что тебе следует делать. Мы говорили об этом, и я уверена, что ты прав. Селия пыталась вмешаться в наши дела. Она убежала из дому к другому мужчине, и это мой муж. Она вела себя, как сумасшедшая. Она опозорила всех Лейси в глазах слуг.
Гарри кивнул. Он тяжело дышал, и в его глазах появился знакомый блеск.
— Придется ее наказать, — сказал он, и я вспомнила о его подвигах в той порочной школе.
— Да, — согласилась я. — До сих пор мы обращались с ней, как с фарфоровой. Будь грубым, доставь себе удовольствие. Ты — ее муж. Ты имеешь право. Ступай и подчини ее себе.
— Я не могу обидеть Селию, — он жаждал, чтобы его уговаривали и произносили при этом много слов.
— Ты не настоящий мужчина, — продолжала искушать я. — Помнишь, как ты верховодил в своей школе? Даже если Селия и очень дорога тебе, ты не должен позволять ей так вести себя. Она сбежала от тебя к Джону. Если ты хочешь сохранить ее, покажи ей, кто здесь хозяин. Ты — ее муж. Ты все можешь делать с ней. Только не слушай ни слова, что она будет говорить.
Глаза Гарри расширились и посветлели. Он даже не притронулся к тарелке с пирожными, глядя на входную дверь с жестокостью и похотью. Мы услышали шум подъехавшего экипажа, и Гарри оказался у двери даже раньше Страйда. Селия выскочила из кареты, не дожидаясь, когда опустят ступеньки. Она была все в том же платье, совершенно помятом и заношенном. В ней не оставалось ничего от леди Лейси, которая подчинила нас с Гарри. Она выглядела обессиленной и испуганной.
— Гарри? — и, поколебавшись, она стала подниматься по ступенькам туда, где неподвижно стоял ее муж.
Боже, какой у него был величественный вид. Он не произносил ни слова, его лицо было каменным. Он выглядел комично, как толстый герой-трагик странствующего театра. Селия приблизилась и положила руку на его рукав.
— Гарри? — повторила она. Он с силой схватил ее за локоть, и я увидела, как ее лицо исказилось от боли. Затем, ни говоря ни слова, Гарри втащил ее в дом и быстро поволок по лестнице наверх, в их спальню. Я услышала, как дважды повернулся ключ в замке. Затем я повернулась к экипажу. Что бы ни происходило наверху, это меня не касалось. Селия будет унижена, если ей придется познакомиться с грязью извращенных наклонностей Гарри. Если она откажет ему, то он может ударить ее, либо взять силой. Если она уступит, она больше никогда не осмелится смотреть Джону в глаза или читать мне нотации перед моим столом в моем кабинете.
Я улыбнулась.
Джон перехватил эту улыбку, выходя из экипажа. Несмотря на теплый солнечный свет, он вздрогнул. Но выглядел он хорошо. Напряженное, отчаянное выражение исчезло из его глаз, он поправился и приобрел прежнюю стремительность манер. Тяжелые испытания оставили глубокие морщины около неулыбающегося рта и над бровями, но его лицо дышало спокойствием и силой. Одет он был, как всегда, безупречно: сверкавшая белизной сорочка, дорогой костюм, теплое дорожное пальто. Наши глаза встретились, и мы смерили друг друга взглядом. Он вновь обрел вид человека, которого я прежде любила, но мы были заклятыми врагами. Я не произнесла ни слова, повернулась на каблуках и вошла в дом.
Когда я наливала себе чай, мои руки не дрогнули. Внезапно в гостиную без приглашения вошла служанка с еще одним чайным прибором в руках и следом за нею мой муж, словно пить чай вместе было для нас обоих самым обычным делом за последние пять месяцев. Дверь за служанкой захлопнулась, и я удивилась, почему этот звук заставил меня вздрогнуть. Я осталась наедине с Джоном.
— Чаю? — галантно предложила я. — Пирожных? Может быть, фруктовый кекс?
— Давайте сразу приступим к разговору, если вы не возражаете, — голос Джона был спокоен и чист. Он излечился от своего ужаса передо мной, и теперь ему не надо было тянуться за бутылкой, едва моя тень коснется его. Я лишилась моей прежней власти, и мне пришлось облокотиться на каминную доску, чтобы скрыть дрожь в коленях.
Джон сделал несколько шагов и оказался в центре комнаты. Он подавил собой все вокруг. Его дорожное пальто с большими отворотами выглядело громадным в этом маленьком помещении. Под тяжестью его блестящих башмаков, казалось, трещал паркет. Его шляпа, брошенная на стул, наполняла дамскую комнату ощущением мужского присутствия и силы. Я покрепче ухватилась за каминную доску.
— Мне не о чем говорить с вами, — мой голос звучал уверенно. Джон не понял, что я боюсь его.
— Возможно. Но мне хочется кое-что сказать вам, — ответил он. Я глянула на дверь. Джон может схватить меня, прежде чем я доберусь до нее. Но потом я поняла, что это лучшая возможность поговорить с моим мужем, — здесь нет Гарри, Селии, и он устал после путешествия. Если Джон будет угрожать мне, подумала я с нарастающим гневом, я приму вызов. Я больше не та женщина, которая не могла двинуться от горя, потому что дети испугались ее приближения. Я — женщина, которая борется за себя и за своего ребенка, за наследство и свой собственный дом. Я, которая сжала сердце Вайдекра смертельной хваткой, отняла у него землю, убила двух лучших людей деревни, я не потеряю сознание от косого взгляда моего мужа.
— Я знаю все, что вы сделали, — сказал Джон. — Селия рассказала мне некоторые подробности, я сопоставил их с тем, что было мне известно.
— И что же вы знаете? — поинтересовалась я ледяным тоном.
— Вы имеете двух незаконно рожденных детей, зачатых от вашего брата, — голос Джона был так же холоден, как и мой. — Одного вы подкинули Селии, чтобы она представила его Гарри как своего. Другого вы пытались подкинуть мне. Затем вы засадили меня в сумасшедший дом, — за это, впрочем, я вам благодарен, моя дорогая, — после чего вы ограбили меня, чтобы купить майорат для своего сына и приковать ваших детей к этой земле.
Костяшки моих пальцев побелели, но я не произнесла ни слова.
— Чтобы разрубить эту сеть обмана и освободиться от вас, — продолжал Джон, — я расторгну некоторые из ваших юридических договоров. Детей следует избавить от ваших пороков и от этой проклятой земли. Селия освободится от срама греха, в который вы ее затянули. И она еще сможет спасти от вас Гарри.