Он хотел было отойти, но Чандлер остановил его, положив руку ему на плечо.
   – Эндрю, ты ничего не забыл?
   Его друг потер подбородок и притворился, что глубоко задумался.
   – Нет, кажется, ничего.
   – Что ты узнал о ней? – Чандлер кивнул в ту сторону, где стояла она.
   – О ком? – спросил Эндрю, притворяясь, что не понимает, о чем идет речь.
   – Ты знаешь, о ком, – нетерпеливо сказал Чандлер.
   Озорная улыбка появилась на лице Эндрю.
   – Ах да. Чуть не забыл. Мы ведь говорили о мисс Бардуэлл, да?
   Чандлер сузил глаза.
   – Не морочь мне голову, старина. Для этого мы слишком давно вместе.
   – Чертовски жаль. Вот была бы потеха. – Ситуация явно забавляла Эндрю. – По крайней мере теперь я знаю, до какой степени она тебя интересует.
   – Ты знаешь только, что я спросил о ней.
   – Дважды. – И Эндрю поднял два пальца, словно Чандлер мог не расслышать его.
   – Кроме этого ты ничего не знаешь.
   – Ну ладно. Постараюсь вывести тебя из твоего бедственного состояния. Виконт Хиткоут и его жена вывозят ее в свет в этом сезоне. Живет она у леди Беатрисы, которая, как я полагаю, в настоящее время больна. Больше о ней почти ничего не известно, кроме того, что она племянница какого-то друга виконта и виконтессы. Они решили, что девушка заслуживает того, чтобы провести сезон в Лондоне, и согласились опекать ее.
   – И что?
   – Это почти все, что я знаю.
   – Почти все? – переспросил Чандлер. – Значит, есть еще что-то – например, ее имя?
   – Господи, ты ничего не упустишь. Я думаю, ты в состоянии добиться, чтобы тебя представили этой леди, если ты действительно ею интересуешься.
   – Тогда я так и сделаю.
   – Прими дружеское предостережение, Чандлер.
   – Неужели я нуждаюсь в этом после пятнадцатилетнего общения с тобой?
   – Может, и нуждаешься – на этот раз, – сказал Эндрю. – Я никогда не видел, чтобы ты смотрел на какую-либо женщину так, как смотрел сегодня на нее. Этот зачарованный взгляд я не спутаю ни с чем. Должен признаться, ты немного встревожил меня.
   Чандлер улыбнулся, пытаясь обратить в шутку справедливые слова друга:
   – Зачарованный? У тебя разыгралось воображение. Не пей столько шампанского, Эндрю, оно ударило тебе в голову.
   Эндрю усмехнулся.
   – Не увиливай от разговора. Смотри сколько хочешь, но руками не трогай.
   – Почему такие строгости?
   – Не сомневайся, она ищет именно такого, как ты. Красивого, богатого и титулованного. Вероятно, это дочка какого-то небогатого фермера, и родители надеются, что их дочь достаточно хороша собой, чтобы обратить на себя чье-либо внимание, завлечь титулованного джентльмена и устроиться в жизни.
   – Возможно, ты и прав, – сказал Чандлер, задумавшись над словами Эндрю.
   «Но разве это так плохо, если леди столь очаровательна?»
   – Я правильно услышал в конце твоей фразы долгое непроизнесенное «но»?
   Чандлер глубоко вздохнул, хотел что-то ответить, но передумал.
   – Нет. Ты услышал только, что приглашают к следующему танцу. Ты же не хочешь опоздать?
   – Тогда я пошел. – Эндрю ткнул пальцем в сторону Чандлера. – Я тебя предостерег.
   И он ушел, оставив Чандлера разбираться в том, каковы его чувства относительно таинственной молодой леди.
   За спиной Чандлера послышался смешок, он обернулся и увидел мисс Бардуэлл и мисс Доналдсон, стоявших перед ним. У обеих вид был многообещающий и легкомысленный, обе широко улыбались. Их платья были слишком открытыми для столь нежного возраста, но такова была мода.
   Чандлер улыбнулся скорее себе, чем юным леди. Обычно он считал, что чем ниже вырез платья, тем лучше, но с недавних пор подобные уловки, используемые для привлечения к себе внимания, больше не интересовали его. Теперь его интересовала лишь незнакомка, которая была немного – совсем немного – постарше и довольно общительна.
   – Добрый вечер, леди. – Он поклонился, потом взял обеих за руки и разделил один поцелуй между двумя ручками. Его не поймают в ловушку, заставив предпочесть одну девицу другой. Он давно уже понял, что сплетники, вращающиеся в обществе, видят все затылками.
   – Как вам не стыдно, лорд Данрейвен, – сказала мисс Бардуэлл с кокетливой улыбкой на слишком тонких губах. Она явно заигрывала с ним. – Сегодня вы избегаете всех. Зачем же вы пришли на бал, если не собираетесь танцевать, по крайней мере с нами двумя?
   Мисс Бардуэлл не отличалась робостью. Чандлер посмотрел на бледную голубоглазую красавицу и подумал, что она довольно соблазнительна и неглупа, однако в ней не было ничего, что казалось бы ему привлекательным настолько, чтобы поощрять ее заигрывания. Ему не хотелось даже нанести ей визит вежливости.
   Он перевел взгляд с мисс Бардуэлл на мисс Доналдсон – более хорошенькую, но более спокойную и сдержанную – и сказал:
   – Могу ли я сделать предположение, что юные леди взяли на себя труд проследить, чтобы я не подпирал стенку?
   Мисс Бардуэлл хихикнула и обмахнулась веером.
   – Вам нужно только попросить.
   Чандлер смягчился и сказал:
   – В таком случае, леди, мне бы хотелось потанцевать с каждой из вас, если у вас еще остались свободные танцы.
   Ожидая, пока они достанут свои карточки, Чандлер отвернулся и оглядел зал, отыскивая взглядом ее. Но незнакомки нигде не было видно.
   – Ничего у вас не получится.
   Миллисент вздрогнула от неожиданности при звуках женского голоса, раздавшегося у нее за спиной. Кто-то снова застиг ее! Силы небесные, неужели не существует надежного места, где можно было бы кое-что записать?
   Миллисент, стоявшая втемном углу буфетной, повернулась и увидела высокую, полную темноволосую леди. Взгляд Миллисент мгновенно приковало к себе красно-коричневое родимое пятно, которое уродовало ее лицо, покрывая нижнюю половину левой щеки и разливаясь подлинней подбородка.
   Чтобы не рассматривать пятно, Миллисент быстро перевела взгляд на красивые зеленые глаза молодой леди и спросила:
   – Почему вы думаете, что не получится?
   – О, я уже пробовала делать это.
   Миллисент не знала, что имеет в виду леди, поэтому только спросила:
   – Вот как?
   – О Господи! Нуда. Много раз. – Она тяжело вздохнула. – И в конце концов бросила, что и вам советую.
   – А почему?
   Молодая леди подошла к Миллисент поближе. Будучи столь крупной женщиной, двигалась она с царственным изяществом, что говорило о хорошем воспитании.
   – Вы можете заполнить все пустые места именами, но рано или поздно другие присутствующие на балу леди заговорят о том, отчего это ваша бальная карточка всегда заполнена, но вас никогда не видно танцующей.
   У Миллисент просто гора с плеч свалилась. Значит, леди решила, что Миллисент вписывает в свою бальную карточку фамилии джентльменов! Слава Богу. А то она уж испугалась, что леди действительно догадалась о ее занятии.
   – Вы, конечно, правы, – улыбнулась Миллисент. – Благодарю вас за предупреждение.
   – И все же кое-что меня приводит в недоумение, – продолжала молодая леди, заглядывая в карточку Миллисент.
   – Что именно? – спросила та, опуская карточку в ридикюль.
   – Вам совершенно ни к чему вписывать имена джентльменов. Сегодня вечером я достаточно часто видела вас танцующей. И вы слишком хороши собой, чтобы вам грозило превратиться в старую деву вроде меня. Зачем вам вносить в карточку вымышленные имена?
   Миллисент успокоилась и снова улыбнулась. Ей нравилось дружелюбие, которое исходило от собеседницы, и не хотелось вводить ее в заблуждение, но и быть с ней полностью откровенной она не могла.
   – Благодарю вас за то, что сказали мне об этом, но, думаю, каждый мечтает, чтобы его общества желали больше, чем это есть на самом деле. Такова уж человеческая природа.
   – Я тоже пыталась ощутить себя хозяйкой положения, но из этого ничего не вышло, – сказала молодая леди со смиренным вздохом. – За четыре года я поняла, что никто не женится на мне из-за моего родимого пятна. Те немногие джентльмены, которые танцевали со мной, просто выполняли просьбы своих матушек, которым было жаль меня, или же хотели показать другим юным леди, что они вполне достойны того, чтобы выйти за них замуж, если танцуют с девицей с такой внешностью, как у меня.
   Миллисент хотелось оспорить то, что она сказала, но, наверное, леди говорила правду. Она, Миллисент, не могла с этим согласиться, однако знала, что для мужчин красота важнее, чем верность и любовь.
   – Я уверена, что вы просто себя недооцениваете.
   – Нет, дело не в этом. Но я нашла другие вещи, которые доставляют мне удовольствие. Я очень люблю читать, пишу стихи. И еще я хорошо вышиваю.
   – Это прекрасные занятия. Может быть, вы просто не дали джентльменам возможности лучше узнать вас?
   – Вы очень добры. – Молодая леди приветливо улыбнулась Миллисент. – Давайте нарушим правила и сделаем вид, что нас познакомили по всей форме. Вы не возражаете?
   – Ну конечно, нет.
   – Прекрасно. Меня зовутЛинетт Найтингтон, я младшая дочь герцога Грембрука.
   Миллисент присела в реверансе.
   – Очень рада познакомиться, леди Линетт. Меня зовут Миллисент Блэр. – Миллисент не добавила, что она – дочь графа. Таково было желание тети Беатрисы – чтобы она поменьше рассказывала о себе. Никто не должен был знать о ее приданом, учитывая же, чем она занимается, Миллисент тоже этого не хотела.
   – Я никогда не видела вас раньше.
   – Лорд Хиткоут и его супруга любезно согласились сопровождать меня в этом сезоне, – непринужденно объяснила Миллисент. – А вообще я в гостях у леди Беатрисы.
   – Как это великодушно с их стороны. Но я не удивлена, ведь у них никогда не было своих детей. А вот леди Беатриса обычно бывает везде, но в последнее время я ее не вижу.
   – К сожалению, она неудачно упала и теперь вынуждена оставаться в постели. В этом сезоне она не будет принимать.
   – Это, похоже, серьезно?
   – Она уже скоро поправится, – ответила Миллисент именно так, как велела ей отвечать тетка.
   – Пожалуйста, передайте ей, что я о ней справлялась.
   – Обязательно передам. Но не хочу вас больше задерживать. Благодарю за превосходный совет насчет бальной карточки, леди Линетт.
   – Вы бы и сами это поняли. И прошу вас, зовите меня просто Линетт. Мне бы хотелось, чтобы мы подружились.
   – Я была бы этому только рада, и, пожалуйста, зовите меня Миллисент.
   – Прекрасно. Я выезжаю так давно, что знаю всех и могу рассказать вам, с кем из молодых людей стоит танцевать повторно, а чьих приглашений лучше избегать. И молодых леди я тоже всех знаю, но о них вы сами составите мнение. Мало кто из них понимает, что я – человек опытный.
   – Обязательно буду с вами советоваться.
   – Благодарю вас.
   Она улыбнулась, и Миллисент вдруг поняла, что, разговаривая с Линетт, она просто не замечала родимого пятна на ее лице. Это была умная и живая молодая леди, которая явно нуждалась в подруге.
   – Буду с нетерпением ждать новой встречи с вами. Желаю хорошо провести остаток вечера.
   Миллисент смотрела, как Линетт уходит, и думала, что она рада подружиться с ней, однако не уверена, что ей стоит слишком сближаться с кем бы то ни было. Вряд ли тетушка отнесется к этому одобрительно. И кроме того, никто не станет с ней дружить, если откроется, что она собирает сведения о людях, чтобы писать о них в разделе лорда Труфитта. По словам тети Беатрисы, все в обществе хотят читать скандальную хронику, но никто не хочет, чтобы писали о нем самом. И Миллисент ничуть не сомневалась, что светские люди не станут иметь дела с тем, кто пишет о них.
   – Вот вы где, Миллисент, дорогая. А мы вас везде искали.
   Миллисент обернулась на громкий голос леди Хиткоут, но взгляд ее не остановился на этой крупной даме, а устремился прямо в синие глаза привлекательного джентльмена, с которым она разговаривала накануне вечером. У Миллисент перехватило дыхание и пересохло в горле.
   Привлекательный джентльмен искал ее!
   – Позвольте познакомить вас с Чандлером Прествиком, графом Данрейвеном.

Глава 5

   «Уж лучше нам вообще не знать друг друга», или светский вор не будет найден в этом сезоне. Но не волнуйтесь, пока мы гадаем, схватят ли грабителя, можно ожидать свадебных приемов в честь мисс Уотсон-Уэнтуорт и маркиза Гардендаунза.
   Лорд Труфитт
   Из светской хроники

   Миллисент сделала низкий реверанс, надеясь таким образом скрыть, как она потрясена и как замерло у нее сердце. Силы небесные, ведь лорд Данрейвен принадлежит к «скандальной троице», от которой ее предостерегала тетка! Он не только один из самых известных в свете людей, он к тому же пользуется самой скандальной популярностью, если сказанное тетушкой – правда.
   Именно такой повеса погубил репутацию ее матери. Разумеется, в такого человека Миллисент не может влюбиться, подумать только, а ведь она грезила о нем ночью и так хотела снова встретиться с ним!
   Выпрямившись, она решила, что найдет способ не поддаваться его чарам.
   – Добрый вечер, милорд, – сказала она.
   Теперь, когда она знала, кто он такой, голос ее звучал холодно.
   – Лорд Данрейвен, это мисс Миллисент Блэр, племянница одной моей подруги по деревне. Это ее первый приезд в Лондон.
   Сверкающий синий взгляд неторопливо прошелся по лицу Миллисент, потом задержался на ее глазах. Неожиданно ей стало ужасно приятно, и волнение, вызванное его присутствием, стало расти в ней вопреки решению не поддаваться его обаянию.
   – Добро пожаловать в Лондон, мисс Блэр. Уверен, что вы хорошо проводите время.
   – Очень хорошо, благодарю вас. Лондон и лондонцы кажутся мне очень привлекательными.
   – Приятно слышать. Мы все гордимся нашим прекрасным городом. Уверен, что леди Хиткоут старается, чтобы вы бывали на самых лучших вечерах и завтраках и чтобы вам наносили визиты только самые респектабельные джентльмены.
   Миллисент бросила взгляд на сопровождающую ее даму, чье лицо определенно выражало восхищение.
   – Насчет этого вы можете не беспокоиться, сэр. Ее светлость и виконт очень внимательны ко мне.
   – Вам, без сомнения, приходится писать множество благодарственных писем, – проговорил он, и легкая озорная улыбка красиво изогнула уголки его губ.
   Миллисент откашлялась. Он осмелился сделать этот намек, явно надеясь, что она покраснеет. Это повеса высшей марки. Насмешливая улыбка на его губах и искры в интригующих глазах ясно показывали, что он смеется над ней. И это должно было бы привести ее в ярость, однако этого не произошло. Его внимание приятно смущало ее.
   – Да. У меня не пропадает ни одна моя запись, лорд Данрейвен. Мне льстит ваш интерес ко мне, тем более что мы не знакомы.
   – Знакомы, поскольку только что нас познакомили. С разрешения леди Хиткоут – возможно, в вашей карточке еще остались свободные места? Конечно, если она не заполнена заметками, то есть, я хотел сказать, именами.
   Миллисент пришлось соображать очень быстро. Нельзя допустить, чтобы лорд Данрейвен видел ее карточку. Ей не хотелось, чтобы вообще кто-то видел ее.
   Неудивительно, что его считают одним из этой «скандальной троицы». Только что он откровенно флиртовал с ней на глазах у виконтессы – и вот уже пытается поставить в неприятное положение. Нет, совершенно ясно, что граф Данрейвен не из тех, с кем у нее может быть что-то общее – как бы он ни был очарователен.
   – Очень любезное вашей стороны сделать такое предложение, милорд, но боюсь, мне придется отказать вам. Ее милость, я полагаю, спешит: мы должны посетить сегодня еще один прием.
   – Вздор, дорогая моя Миллисент, – проворковала леди Хиткоут настолько тихо, насколько позволял ее мощный голос. – Если мы должны поехать на другой бал, мы туда поедем. Но вы еще вполне успеете потанцевать с графом. Сезоны для того и существуют, чтобы танцевать всю ночь напролет. Право, мне кажется, что следующий танец вот-вот начнется. Он занят у вас, дорогая? Позвольте взглянуть на вашу карточку.
   Миллисент вцепилась в свой ридикюль и любезно улыбнулась виконтессе.
   – Э-э... Нет. Незачем и смотреть. Я уверена, что этот танец свободен.
   – Тогда все в порядке, если вы, милорд, тоже свободны.
   – Конечно, свободен. – И граф протянул Миллисент руку. – Позвольте пригласить вас на этот танец?
   Миллисент не решилась возражать. Ей ничего не оставалось, кроме как выразить свое согласие изящным кивком головы. Она легко положила руку на изгиб его руки и направилась с ним в зал.
   – Невежливо отказывать в танце графу, – заметил он.
   Миллисент взглянула на него и увидела по блеску его глаз и полуулыбке на губах, что он шутит, а не упрекает ее за дурные манеры.
   Она слегка вздернула подбородок.
   – Вовсе нет, если известна ужасная репутация графа.
   – Значит, вы пробыли в Лондоне достаточно долго, если слышали все сплетни.
   – Ну разумеется, далеко не все. Но уже то, что слышала, заставляет меня относиться с настороженностью к вам – и еще кое к кому. Кроме того, мне и самой довелось убедиться в ваших способностях.
   – В моих способностях, мисс Блэр? – изобразил он искреннее удивление. – Не совсем понимаю, о каких таких способностях вы говорите.
   – О ваших способностях к проказам, сэр.
   Граф опять улыбнулся, и улыбка его выражала явное удовольствие. То, что он получал такое удовольствие от ее смущения, должно было бы раздражать Миллисент, однако его поведение вовсе не раздражало ее, и она сама не могла бы объяснить почему. Но сообщать ему об этом она не собиралась.
   – Вчера вечером вы вели себя крайне развязно, когда столкнулись со мной в темном коридоре.
   – Развязно? Вы так полагаете?
   – Разумеется.
   – А мне кажется, я вел себя как истинный джентльмен.
   Они проходили мимо группы гостей, и Миллисент заметила, что все смотрят на нее. Ее тетушка не одобрила бы такого внимания. Господи, как же это ее угораздило попасться яа глаза одному из «скандальной троицы»? И что ей теперь с этим делать?
   Миллисент тихонько вздохнула и переспросила:
   – Истинный?
   – Да.
   – Джентльмен?
   – Да.
   – Какую ерунду вы говорите, сэр. Погладить меня по руке, передавая карандаш – это, без сомнения, дерзость. Истинный джентльмен никогда себе этого не позволил бы.
   Он усмехнулся:
   – А я-то думал, что вы не заметили.
   – Как же я могла не заметить? Это было так... неожиданно, – сказала она, вспомнив, как по телу ее побежали мурашки от этого легкого прикосновения.
   Лорд Данрейвен кивнул какой-то красивой даме и джентльмену в военной форме и только потом ответил Миллисент:
   – К тому же мы оба были в перчатках. Вы, очевидно, очень чувствительны, мисс Блэр. Я это запомню.
   Лучше бы она язык себе откусила, чем вспомнила об этом случае. Было ясно, что над этим человеком ей не удастся взять верх. Зачем было заводить разговор об этом прикосновении? Да затем, что она не могла о нем забыть. Это было всего лишь мимолетное касание, но Миллисент ощутила его всем телом. Он прав, она очень чувствительна – во всем, что касается его. От одного его присутствия ее сердце бьет тревогу.
   – Я ничего не сказала потому, что была уверена: вы прикоснулись ко мне случайно, и мне не хотелось привлекать к этому ваше внимание и тревожить вас этим.
   – Уверяю вас, мисс Блэр, чтобы меня встревожить, требуется нечто гораздо большее, чем прикосновение к руке красивой женщины. Было очень мило с вашей стороны подумать о моих чувствах, но нет, мисс Блэр, я коснулся вашей руки вполне сознательно и вовсе не случайно.
   Граф улыбнулся своей проницательной улыбкой, и они заняли свое место среди множества других танцующих и стали ждать, когда заиграет оркестр.
   – Вы поступили не как джентльмен, сэр.
   – Такое случается. Но я-то думал, что вы всю жизнь будете притворяться, будто этого прикосновения не было. Вы меня удивляете, мисс Блэр, а я люблю удивляться.
   – Титул повесы вы заслужили, милорд. Вы не только погладили меня по руке, но еще и послали мне воздушный поцелуй. А вот это уже совершенно непристойный поступок.
   – А мне он кажется смелым.
   – Смелым? Полагаю, вы хотели сказать – дурным, потому что это именно так и называется.
   Он засмеялся – тихо и маняще. И снова Миллисенг ощутила странный трепет в груди. Как ни отвратительно было признаться себе, но в этом человеке было нечто неотразимо привлекательное. Как бы Миллисент ни старалась, она не могла по-настоящему на него сердиться. И все-таки, даже помня о том, как она отозвалась на его обаяние и легкое прикосновение, Миллисент не переставала убеждать себя, что перед ней негодяй высшей пробы.
   – Вы не только очень красивая леди, мисс Блэр, вы еще и обладаете острым умом. Вот уже много лет меня никто не называл проказником. Это произвело на меня сильное впечатление.
   – Я вовсе не хочу делать вам приятное или забавлять вас, милорд. Мне хочется только одного – оставить ваше общество.
   Он тихо рассмеялся.
   – А скажите, вы мне поверите, если я поведаю вам, что все, что вы слышали обо мне, по большей части неправда?
   – Думаю, что в результате ваша честность покажется мне столь же вызывающей подозрение, как и ваша лесть.
   Оркестр заиграл, и танец начался. Времени думать у Миллисент не осталось. Она могла только, подчиняясь его ритму и шагу, позволить лорду Данрейвену вести себя через фигуры танца. Когда его рука коснулась ее руки, по спине у Миллисент побежали мурашки, словно на ней вообще не было перчаток.
   Граф подхватил разговор там, где они его прервали, и сказал низким голосом соблазнителя:
   – В таком случае, мисс Блэр, я не стану утруждать себя, отрицая хотя бы одно слово из всего, что вы слышали обо мне, и вы сможете считать все это правдой. Что вы на это скажете?
   – Замечательно, – ответила Миллисент, покоряясь его мастерской манере вести партнершу.
   – Вижу, я весьма порадовал вас этим признанием.
   – Мне было бы приятней, если бы вы вообще не выразили желания мне представиться. Что-то мне подсказывает – вы каким-то образом знали, что я свободна и смогу принять ваше приглашение на этот танец.
   – Как же я мог это знать? Здесь нужно быть чародеем.
   – Возможно, вы и есть чародей. Я слышала, что у вас большая власть над молодыми дамами и что они могут из-за вас поставить под угрозу свою репутацию и потерять голову.
   – Сплетники преувеличивают мои возможности, мисс Блэр. Мне просто хотелось познакомиться с вами и потанцевать. Я понятия не имел, какие именно танцы у вас свободны.
   Миллисент почувствовала легкое пожатие руки, и ее охватила уверенность, что он подчеркнул слово «какие». Но не мог же лорд Данрейвен знать, чем она занималась?
   – Я не видел вашей карточки. Вы вполне могли обещать этот танец кому-то еще.
   – Да, конечно.
   Если она не поостережется, виноватая совесть вынудит ее сказать что-то не то и вызвать у него подозрения. Совершенно ни к чему, чтобы кто-то задавал ей чересчур много вопросов.
   – Значит, вы приехали в Лондон только на время сезона? – спросил он, немного помолчав.
   – Возможно, я пробуду и немного дольше, но точно пока не знаю.
   – А что вы называете своим домом? – спросил он и погладил кончиками пальцев ее ладонь.
   – Место, где живет моя мама, – ответила она и непринужденно переменила тему разговора, сказав: – Я не знакома ни с кем из ваших друзей, ни с лордом Чатуином, ни с лордом Дагдейлом.
   – Значит ли это, что вы хотите с ними познакомиться?
   – Конечно, нет. Я просто поддерживаю разговор.
   – Прекрасно. Думаю, что вы отнеслись бы к Файнзу и Эндрю почти так же, как и ко мне.
   – Без сомнения.
   – Вижу, вы наслушались сплетен обо всех нас.
   – Это было нетрудно. Полагаю, вы все трое уже просто обязаны совершать такие поступки, которые вызовут у всех желание говорить о вас, а у репортеров светской хроники – писать о вас.
   – Пожалуй, так оно и есть. А как бы вы отреагировали, если бы я сказал вам, что мы думаем исправиться?
   – Наверное, уже слишком поздно исправляться. Вред уже нанесен.
   Миллисент была на грани полного смятения. Неторопливая прогулка его пальцев по ее руке вызвала у нее безумное желание, чтобы он повторил свое чувственное прикосновение. Она предполагала, что у нее хватит здравого ума, чтобы не поддаться его и в самом деле действенным ухищрениям, однако оказалось, что она крайне чувствительна ко всему, что от него исходит.
   Нужно сделать что-то, чтобы сбросить чары, которыми он ее опутывает. Какие бы необычные чувства ни вызывали у нее его прикосновения, нужно помнить, что для него она всего лишь очередная леди, оказавшаяся в его объятиях, и, стало быть, он волен вести себя легкомысленно. Он – повеса из повес.
   – Вы гладите по руке каждую даму, с которой танцуете? – спросила Миллисент.
   Его синие глаза потемнели.
   – Учитывая, сколько вы обо мне слышали, странно, что вы задаете такой вопрос.
   – Мне хотелось узнать, скажете ли вы правду или начнете морочить мне голову глупыми заверениями, будто я – первая.
   – Вы представляетесь мне достаточно умной для того, чтобы не говорить вам подобных глупостей.
   Еще одна фраза, чтобы понравиться ей.
   – Благодарю вас.
   – Не за что.
   – Не будете ли вы так любезны прекратить это? Ваша дерзость кажется мне весьма неуместной.
   «Хотя и приятной».
   – А я-то считал, что веду себя очень сдержанно, ведь на самом деле мне хочется обнять вас и поцеловать.
   От изумления Миллисент ахнула:
   – Сэр, вы забываетесь!
   – Нет, но временами – вот как сейчас – мне очень этого хочется.