горькой редьки! Вот возьму и не буду работать! Буду читать книгу про морских
разбойников!
Я вздохнул и сел на диван. Конечно, если бы этот платок действительно
был волшебным, тогда другое дело. Махнуть бы этим платком и сказать... Я
задумался: что бы такое сказать?
-- Диван, поднимись в воздух, -- сказал я, усмехаясь про себя, и махнул
платком.
И вдруг, к моему ужасу, почувствовал, что вместе с диваном поднимаюсь в
воздух...
-- Ай-ай! -- закричал я, цепляясь за стену. -- Что такое? Кто меня
поднимает? Ай-ай! Не балуйтесь! Это ты, Юрка? Когда ты пришел?
Диван поднялся примерно на два метра от пола и повис в воздухе
неподвижно и так прочно, словно стоял на ножках.
-- Хватит валять дурака! -- сердито сказал я. -- Опусти, пожалуйста,
диван!
В комнате было тихо. На улице прогрохотал трамвай, и я услышал, как
тоненько задребезжала электрическая люстра. Я перегнулся с дивана и заглянул
вниз. Там никого не было. На том месте, где стоял диван, я увидел пыльные
меточки, которые остаются на полу, когда передвигаешь мебель. Мне стало
жутко. Я похолодел. Потом почувствовал жар. Выходит, что синий платок
действительно волшебный! Значит, моя бабушка была волшебницей? Жаль, что я
никогда ее не видел...
Но что мне теперь делать? Как опустить диван? Я спрыгнул на пол,
оступился, больно ударившись о пол коленкой, и запрыгал на одной ноге. Когда
боль прошла, я попытался притянуть диван к полу, но скоро выбился из сил.
Получалось ужасно глупо! Не может же этот диван вечно торчать под
потолком...
И вдруг я вспомнил: надо, кажется, махнуть платком.
-- Диван, опустись на место, -- строго сказал я и махнул платком.
Диван опустился так быстро, что у меня захватило дыхание. Едва он
стукнул о пол четырьмя ножками, я сорвался с места и заплясал посреди
комнаты. Я стал волшебником! У меня в руках страшная, удивительная сила! Что
бы теперь придумать? Какое совершить чудо?
Я вытер пот, выступивший на лице, и, облизнув пересохшие губы, взмахнул
платком:
-- Хочу, чтобы квартира была подметена, кровать постелена и посуда
помыта!
Что-то ярко блеснуло, легкий вихрь прошел по квартире, шелохнув мои
волосы. Паркетный пол в комнате засверкал так, что я зажмурился. В каждой
половице отсвечивала люстра. Пожалуй, даже дюжина полотеров не смогла бы так
великолепно натереть пол.
Я бросился в спальню и, словно на льду, поскользнулся на паркете и
растянулся во весь рост. На четвереньках я добрался до порога и заглянул в
спальню.
Кровать была постелена так аккуратно, как это умеет делать только одна
мама!
Я поднялся и, осторожно ступая по скользкому паркету, отправился в
кухню.
У столика с нашей посудой стояла высокая пожилая соседка, та самая,
которая говорит мужским голосом и на подбородке у которой растут жесткие
седые волосинки. Я всегда ее немножко побаивался.
-- Странно, -- сказала она густым басом, -- что случилось с вашей
посудой?
-- А что? -- спросил я, делая рассеянное лицо.
-- Стояли грязные тарелки, и вдруг в одно мгновение они стали чистыми.
Это ты их вымыл, что ли?
-- Ну, конечно, -- соврал я без зазрения совести.
-- Странно, -- недоверчиво покачала она головой. Но тут в передней
раздался звонок, и я побежал открывать дверь. Это пришла Мила Улыбкина,
худенькая девочка с толстой светлой косой и маленьким острым носом. Все
ребята считали ее самой красивой в нашей школе, но я никогда не находил
этого.
-- А Белов еще не пришел? -- спросила она, входя в комнату, и
сощурилась. -- Ох, как блестит пол!
-- Мила! -- торжественно заговорил я. -- Скажи, ты во мне ничего не
замечаешь?
-- Что именно? -- удивилась она.
-- Я не изменился? Может, глаза у меня не такие...
-- Глаза как глаза, чуть зеленоватые, как у лягушки. Я взволнованно
глотнул воздух:
-- Мила! Я стал волшебником! В ту минуту, кажется, мои слова не
произвели на нее никакого впечатления. Она посмотрела на меня, как на
дурака, села на диван и, подышав на замерзшие пальцы, начала поправлять
бантик на своей косе. Я повторил:
-- Мила, я волшебник!
Она неопределенно фыркнула, перебросила через плечо косу и неторопливо
расправила на платье черный передник.
-- Слышишь, что я говорю? -- рассердился я.
-- Я не люблю, когда мне говорят глупости, -- ответила она спокойно.
-- Я не шучу!
-- Не дури, Борис!
-- Честное слово!
Она иронически сморщила свой маленький нос.
-- Волшебник, а решать задачи по алгебре не умеешь.
-- Я уже решил! -- воскликнул я.
-- Покажи!
-- Вон на столе тетрадка...
Она подошла к столу, а я тем временем махнул платком и прошептал:
"Хочу, чтобы все задачи были решены".
Мила открыла тетрадку, и я увидел, как она вздрогнула. Ее лицо все
больше вытягивалось, брови все выше поднимались на лоб, а серые глаза стали
совсем круглыми.
-- Просто удивительно! -- пожала она плечами. -- Кто тебе помог? Мне
кажется, что у тебя изменился почерк... Ты никогда не писал так аккуратно.
-- Я теперь все могу! -- быстро сказал я, даже не взглянув в тетрадку,
которую удивленная Мила рассматривала очень внимательно. -- Я же сказал
тебе, что я стал волшебником!
-- Бессовестный врун! -- Она закрыла тетрадку и снова села на диван. --
Ну, хорошо, если ты стал волшебником, сделай так, чтобы... -- Она
задумалась, не зная, как уличить меня во лжи. -- Сделай так, чтобы в этой
комнате пошел снег!
-- Пожалуйста! -- Я отвернулся и махнул платком. Что тут началось! Со
всех сторон на нас с пронзительным свистом обрушился ледяной ветер.
Комнату затянуло мглой, в лицо с силой ударили колючие дробинки снега,
и я почувствовал, что у моих ног растет сугроб. Снег набивался за шиворот и
в рукава, метель слепила глаза, и я с трудом разглядел Милу, которая с
ногами забралась на диван. Гремящий, хлещущий ветер валил Милу с дивана.
Одной рукой она судорожно держалась за валик, а другой прикрывала голову.
Словно издалека услышал я слабый, жалобный голосок:
-- Довольно, Боря... Довольно!
Мне самому было не по себе. Я махнул платком, и в одно мгновение все
успокоилось. Лампа в люстре горела ровно и ярко, нигде не виднелось ни одной
снежинки, и только в ушах немного звенело.
-- Ага! -- закричал я. -- Что ты теперь скажешь?
-- Я ничего не понимаю, -- призналась она, зябко потирая плечи.
-- Хочешь, я еще что-нибудь сделаю? Она спрыгнула с дивана и испуганно
замахала руками.
-- Нет, нет, не хочу!.. Слушай, как ты делаешь этот фокус со снегом?
-- Это не фокус, а настоящее волшебство!
-- Не верю... -- совсем неуверенно сказала Мила и, услышав в передней
шаги, быстро прибавила: -- Вот, кажется, идет Юрик Белов... Если ты
волшебник, сделай так, чтобы он... превратился в негритенка!
Почему ей захотелось, чтобы Юрка стал черным, я не знаю. Она все
проверяла меня и придумывала задания потрудней. Я расхохотался. Должен
признаться, что мне очень понравилась эта мысль -- превратить Юрку в
негритенка. Я незаметно махнул платком и уставился на дверь, силясь
представить себе, как будет выглядеть мой приятель.
Но когда он, как всегда стремительно, ворвался в комнату и
поскользнулся на паркете, я ахнул и растерянно опустился на стул. Он был
черным как смола, белели только зубы.
-- Вы чего на меня так уставились? -- спросил он подозрительно.
-- Ты... ты сам на себя посмотри... -- пролепетала Мила, указывая на
зеркало. Юрка сделал шаг к зеркалу -- и отшатнулся.
-- Тьфу ты! Где это я так вымазался? -- захохотал он и начал вытирать
носовым платком лицо.
-- Не три, Юрка, не поможет, -- покачала головой Мила. -- Тебя
заколдовал Борис.
-- Заколдовал? Враки!
-- Я сама не верила, только это правда, Юрик!
Я сказал, не сводя с него глаз:
-- Ты теперь не Юрий Белов, а Юрий Чернов! Совсем неожиданно он вдруг
заплясал и весело проговорил:
-- Ребята, а это здорово! Мне всегда немножко хотелось побыть
негритенком!
Он был так доволен, что даже не спросил, каким образом я превратил его
в чернокожего. Меня это даже чуточку обидело. Уж слишком много Юрка был
занят собственной особой и совсем не удивился, что я стал волшебником. Как
будто я только и делал всю жизнь, что творил чудеса!
-- Я могу тебя расколдовать, -- сказал я.
-- Потом... Мне так нравится. Очень симпатичное лицо, правда. Мила?
-- Да, конечно... -- нерешительно согласилась она. -- Только я не
привыкла видеть тебя вот таким.
Юрка потирал черные руки.
-- Завтра в школе все мальчишки полопаются от зависти, когда меня
увидят. Только ты, Борька, больше никого не делай негритенком, а то будет
неинтересно. Пусть я буду один негр на всю школу!
-- Ладно, -- согласился я. -- Вообще я могу сделать все, что угодно!
-- Например, что? -- заинтересовался он.
Я задумался.
-- Например... например, перенестись на необитаемый остров!
-- Очень хорошо! -- захлопала в ладоши Мила. -- Только не на север, я
не люблю, когда холодно.
-- В жаркие страны, -- предложил Юрка. -- На какой-нибудь остров
посреди океана!
Я мечтательно сказал:
-- Поживем всласть! Так, чтобы совсем не нужно было работать! А то мама
каждый день пилит: постели кровать, подмети пол, вымой посуду! Все работай
да работай! Хорошо бы без всякой работы пожить!
-- А мы можем вернуться? -- спросила Мила.
-- В любую минуту, как только нам надоест. Поехали?
-- Поехали! -- решительно сказал Юрка. -- А на чем?
-- Я и сам не знаю... Закройте глаза! Эй, чур, не подсматривать!
Увидев, что они зажмурились, я махнул платком. Что-то загремело и
заскрежетало, и сразу наступила полная темнота. Потом какие-то огни --
красные, желтые, синие, зеленые -- вихрем закружились вокруг нас. Наконец
огни исчезли, и все смолкло. В тишине я отчетливо услышал нарастающий шум
морского прибоя. Ослепительный луч солнечного света ударил мне в лицо. Я
заслонился от солнца ладонью и вдруг увидел, что справа и слева от меня
покачиваются какие-то ветки. В ту же секунду я услышал рядом восторженные
крики моих приятелей.
-- Океан! -- задыхаясь от волнения, пищала Мила.
-- Пальмы, лианы! -- вторил ей Юрик.
-- Ананасы!
-- Бананы!
Мы стояли, окруженные пышной тропической растительностью. Невидимые
птицы свистели и щелкали в зелени. Пахло какими-то цветами и сыростью. А
глубоко внизу, под обрывом, клубилась пелена океанских волн. Зеленоватые
валы накатывались на скалы и с шумом разбивались о камни. По временам ветер
доносил до нас прохладный туман брызг.
Разумеется, мы прежде всего обследовали остров. Он оказался довольно
большим и совершенно необитаемым. Густой тропический лес, скалы, тихие
лагуны с прозрачной водой, в которой сверкали рыбы, теплый песок на берегу
лагун -- все было просто роскошно!
Усталые, изнемогающие от жары, но совершенно счастливые, мы, наконец,
решили отдохнуть в тенистом ущелье, увитом какой-то зеленью.
-- Хорошо бы чего-нибудь холодненького сейчас! -- сказала Мила, садясь
на камень.
Вы, наверное, догадались, что я сделал. Мои приятели только слабо
ахнули, увидев, как в ущелье вдруг появились круглый стол и три удобных
мягких кресла. На столе стояли вазочки с мороженым и большая ваза пирожных!
Это был настоящий пир. Таких сладких и вкусных вещей я не ел никогда в
жизни. А кругом пели, свистели и щелкали птицы, мощно шумел прибой, и
бесчисленное количество солнечных зайчиков сверкало в волнах океана.
-- Больше не могу, объелась, -- сказала Мила, блаженно откидываясь на
спинку кресла. -- Ребята, а мне нравится такая жизнь.
-- Еще бы! -- усмехнулся я.
-- Вот так бы каждый день, -- потянулся в кресле Юрка.
-- Ну, каждый день, я думаю, надоест, -- вздохнула Мила.
-- Ничего, можно привыкнуть, это не алгебра, -- сказал я.
Мы помолчали, прислушиваясь к шуму прибоя.
-- А что мы теперь будем делать? -- спросил Юра.
-- Ничего! -- сказал я.
Они недоуменно переглянулись.
-- То есть как?.. -- Мила посмотрела на меня своими широко открытыми
серыми глазами.
-- А просто так: ни-че-го! Мы зачем сюда попали? Чтоб отдохнуть от
работы -- ведь правда?
-- А-а... -- разочарованно протянула она.
Юрка почесал черным пальцем кончик черного носа и проворчал:
-- Странно... Что ж, мы теперь должны вот так сидеть, и... все?
-- Угу, -- не очень уверенно сказал я.
Должен честно сознаться, что и самому мне сидеть без движения было не
очень приятно, но теперь отступать было поздно, и я продолжал:
-- А вам что, не нравится, что ли?
Мила снова взглянула на мрачного Юрку и тихонько проговорила:
-- Н-нет... В общем, нравится...
-- Нравится, да не очень, -- проворчал Юрка.
Мы умолкли. В тишине было слышно, как внизу шумит океан. Огромная птица
с многоцветным, как у павлина, хвостом села на краешек скалы и, склонив
голову, рассматривала нас круглым глазом. Мы тоже молча рассматривали ее.
Это длилось долго. Наконец я почувствовал, что мои глаза заволакивает туман,
а птица начинает двоиться и троиться. Я начал клевать носом. Но тут Мила
вскочила, вспугнув длиннохвостую птицу, и сказала:
-- Ребята, вот там среди камней ручеек. Я помою посуду.
Она собрала хрустальные вазочки и отправилась к ручейку. А я тем
временем незаметно махнул платком и увидел, что Мила вдруг остановилась.
-- Чего ты стала? -- крикнул ей Юрка.
-- Понимаешь, посуда уже чистая... Она вернулась к нам, подозрительно
глядя на меня.
-- Это опять твои фокусы, Борис?
-- Ладно, садись. Мила, -- махнул Юрка рукой.
Мы опять надолго замолчали. Мила ворочалась в кресле, кряхтела и в
конце концов опять не выдержала:
-- Борик, мы тут намусорили на камнях... -- Она умоляюще посмотрела на
меня. -- Можно, я подмету?
Я пожал плечами. Она подняла сухую пальмовую ветку и приготовилась
подметать. Но я опять слегка тряхнул платком, который держал в опущенной
руке.
-- НУ, это уже безобразие! -- закричала Мила, отшвыривая ветку. -- Весь
мусор исчез!
-- Красота!.. -- без всякого вдохновения проговорил Юрка. -- Борька,
довольно дурить, идемте ловить рыбу.
Мила запрыгала на месте и захлопала в ладоши:
-- Ловить рыбу! Ловить рыбу!
-- Зачем? -- спросил я.
-- Чтобы приготовить обед, -- убеждала она меня. -- Не можем же мы
обедать мороженым! Тут одни сладости, Борик.
Я покачал головой.
-- Ловить рыбу -- это уже работа. А на этом острове никто не работает.
Вот вам...
И к их ногам, неизвестно откуда, свалилась огромная серебристая рыба.
-- О-о-о!.. -- в один голос разочарованно протянули Мила и Юрка.
-- Вам не нравится эта рыба? -- спросил я.
-- Нет, нравится... Только, Борик, разреши мне, пожалуйста, ее
зажарить. -- В серых глазах Милы светилась самая искренняя мольба. --
Пожалуйста, Борик! Я хорошо умею жарить рыбу.
-- Когда будет нужно, она сама зажарится...
-- Довольно! -- вдруг закричал Юрка, вскакивая с кресла. -- Надоели мне
твои фокусы! Мила, идем ловить рыбу!
-- Идем, Юрик, обрадовалась она.
-- А твой судак нам не нужен! -- Юрка схватил рыбу за раздувающие жабры
и швырнул с обрыва.
-- Идите, пожалуйста, я вас не задержу... -- пожал я плечами, глядя,
как они спускаются со скалы. -- Эй, постойте! А чем вы будете ловить?
Хотите, я вам сделаю сети или удочки?
-- Сами сделаем! -- ответил Юрка, цепляясь за камни.
-- Сумасшедшие, в океане жуткие волны! Слышите, как там свистит ветер?
Вы утонете?
Мила ответила громко и радостно:
-- Пускай ветер, пускай буря! Лучше буря, чем ничего не делать!
Они скрылись за выступом скалы, но я еще долго слышал тонкий голосок
Милы, которая весело распевала:
Будет буря, мы поспорим
И поборемся мы с ней...
Мне было невыразимо скучно. Чтобы как-нибудь скоротать время, я
сотворил для себя еще несколько пирожных. Но они не полезли в рот. Мне
захотелось пить, и на несколько минут я развлек себя тем, что пустил из
скалы шумный и звонкий фонтан нарзана. Вода была вкусная и холодная, и я пил
ее до тех пор, пока не почувствовал, что живот стал тугим, как барабан. Я
сел в кресло, наблюдая, как пенится сбегающий в океан ручеек, и в конце
концов заснул.
Проснулся я от толчка в плечо и вздрогнул, увидев черное лицо Юрки,
освещенное красноватыми отблесками костра. Был вечер. Далеко в океане, за
линией горизонта, чуть-чуть розовело небо.
Мила хлопотала у костра. Приятно пахло дымком и жареной рыбой.
-- Если так долго сидеть на одном месте, у тебя ноги совсем отсохнут.
Вставай, вставай, волшебник!
Юрка помог мне добраться до костра. У меня было такое ощущение, словно
мое тело несколько часов подряд колотили палками.
-- Вы ловили рыбу? -- спросил я. -- А волны?
-- А мы поворошили мозгами и придумали. Мы ловили рыбу в лагуне моей
рубашкой. Потрогай, она еще мокрая. В океане волны, а в лагуне совсем тихо.
-- Накупались, наплавались! -- живо говорила Мила. -- Вода такая
хорошая, теплая!
-- Накупались, -- с завистью сказал я. -- А меня не могли позвать?
-- Так ведь плавать -- это тоже работа! -- расхохотался Юрка и
язвительно прибавил: -- Впрочем, если ничего не умеешь делать, то поневоле
будешь бездельничать.
-- Кто ничего не умеет делать? -- возмутился я.
Мила посмотрела на меня так, словно видела меня впервые.
-- Борик, а что ты умеешь делать?
-- Фокусы... -- быстро выпалил Юрка.
Мое самолюбие было задето.
-- Я все умею делать! А вот интересно, что ты, Юрка, сам умеешь делать?
Он развел руками:
-- Ну, всего, конечно, как ты, я не умею...
Мила с укором сказала мне:
-- Борик, он у нас молодец! Смотри, какой он устроил костер.
-- Подумаешь, костер! Разве так дрова кладут? Нет никакого притока
воздуха.
-- Покажи, как надо! -- запальчиво крикнул Юрка.
-- Пожалуйста, могу показать...
Я начал показывать, и костер, конечно, очень скоро погас.
-- Хм... -- смущенно пробормотал я. -- Дрова сырые. Дайте спички...
-- Спичек нет, -- кусая губы от сдерживаемого смеха, проговорила Мила.
-- Хм... Сейчас я сделаю спички.
-- Опять фокус? -- подозрительно спросил Юрка. -- А ты без фокуса.
-- Без фокуса? Хорошо, дайте подумать... Ну, ясно, чтобы добыть огонь,
нужно увеличительное стекло.
-- Чем ты думаешь, Борька? Во-первых, увеличительного стекла нет, а
во-вторых, если бы оно даже и было, то что бы ты с ним стал делать, когда
солнце уже зашло?
-- В таком случае... -- лихорадочно соображал я, -- в таком случае
можно добыть огонь при помощи трения дерева о дерево.
-- Потри попробуй!
Я неуверенно взял две ветки и минут пять тер их одну о другую. Меня все
больше раздражали молчаливые улыбки приятелей. До боли стиснув зубы,
напрягая силы и покрываясь потом, я все тер и тер. А проклятые ветки даже не
сделались теплыми. Шумел океан, ясные и крупные звезды блестели в вышине,
ухала в темноте какая-то птица.
-- Не мучайся, -- сказал наконец мне Юрка.
-- Это дерево не годится, -- отбросил я ветки и расстегнул воротник на
взмокшей рубашке.
Он подошел ко мне и покачал головой.
-- С твоим терпением никакое дерево не загорится. -- Он улыбнулся, и на
его темном лице блеснули зубы. -- Я читал, что дикари на добычу огня таким
способом тратили много часов. Но есть способ и попроще. Видишь вот этот
сухой нарост на дереве?
-- Ну?
-- Это называется трут. Берем немножко трута...
Смотри, вот так... Кладем в костер. Теперь я этой железкой и камнем
высекаю искру...
Костер задымился, вспыхнуло пламя, и вокруг нас заплясали тени. Юрка
снова приблизил ко мне свое лицо.
-- Понял?
Я был посрамлен и оттолкнул его довольно грубо.
-- Чего ты толкаешься?
Я молчал.
-- Слышишь, ты чего толкаешься? -- вскипел Юрка.
-- Я тебя еще не так толкну! -- вспыхнул и я.
-- А ну толкни, толкни!
-- Ребята, перестаньте! -- закричала Мила, вскакивая, но мы уже
сцепились и рухнули на землю.
-- Я сразу почувствовал, что чернолицый Юрка сильнее меня. Он прижал
мои лопатки к камням, и один из них так больно впился в мою спину, что я
взвизгнул:
-- Пусти, Юрка!
-- Ну то-то! -- уже миролюбиво проговорил тот, поднимаясь и
отряхиваясь.
-- Борик, иди к костру, -- позвала Мила.
-- Не хочу, -- сказал я. -- Скучно все это... Ребята, давайте придумаем
что-нибудь интересное.
Они посмотрели на меня заинтересованно.
-- Что?
-- Какое-нибудь интересное приключение. Стойте! Я уже придумал.
Да, это был удивительный платок! Едва я махнул им, как засвистел ветер,
и в ярком свете выплывшей из-за леса луны мы увидели в океане корабль. Ветер
бил в раздувавшиеся паруса, и корабль швыряло с волны на волну, как
скорлупу. Черный флаг с белым черепом и скрещенными костями развивался на
мачте.
Ни слова не говоря друг другу, мы побежали к обрыву. Первой заговорила
Мила:
-- Какой страшный флаг!
-- Это, конечно, пираты? -- посмотрел на меня Юрка.
-- "Калоша Дьявола", -- сказал я. -- Это самые страшные пираты мира!
Гроза южных морей. Ребята, вот это приключение!..
-- Ой, ой! -- вдруг закричала Мила. -- Смотрите, ребята, волны несут
корабль прямо на камни!
Он сейчас разобьется!
Молча и быстро, царапая до крови руки, мы начали спускаться со скалы.
Внизу на камнях пенился ревущий океан. А дальше на волнах шевелилась широкая
дорога. Темный силуэт корабля стремительно пересек эту дорогу и скрылся за
изгибом острова. А еще через минуту мы услышали глухой удар и пронзительный
треск ломающегося дерева.
Внизу мы сняли ботинки и побежали по песку.
Нагретый за день солнцем, он все еще был теплым.
Потом нам пришлось вброд перейти через маленький заливчик. От океана
его отделяла гряда рифов, на которых ревели и разбивались могучие волны.
За поворотом мы увидели корабль. Он лежал на камнях, и океанские волны
перекатывались через него. Черные фигуры людей сновали по берегу.
Они что-то спасали с погибшего корабля, волны сбивали их с ног, но они
поднимались и снова чтото тянули. Мне показалось, что это была бочка.
Наконец пираты выбрались на сухое место. Теперь нам хорошо были видны в
лунном свете крепкие фигуры этих людей. Их было пятеро.
-- А что, если они увидят нас? -- наклонилась ко мне Мила, силясь
перекричать шум прибоя.
-- Пускай увидят. Не страшно! Но на самом деле мне стало очень страшно,
когда я увидел, что пираты двинулись в нашу сторону. Мы пустились наутек, в
заливчике я споткнулся о подводный камень и с головой окунулся в солоноватую
воду. Ребята помогли мне выбраться на песок в ту минуту, когда пираты
подошли к заливчику.
Задыхаясь от волнения и быстрого бега, мы домчались до скалы и начали
подниматься вверх. Мокрая одежда хлюпала и мешала мне. Я скользил на камнях
и срывался.
-- Скорей, скорей! -- торопила Мила, насмерть перепуганная этим
неожиданным приключением.
Можете представить наш ужас, когда мы увидели, что следом за нами к
нашему костру поднимаются и пираты! Но тут я подумал: "А чего я боюсь? Ведь
у меня есть волшебный платок!"
Я сунул руку в карман и крепко сжал платок в кулаке. Другой рукой я
неторопливо подбросил в костер хворосту и совсем спокойно взглянул на
подходящих к нам морских разбойников.
Впереди выступал в полосатой тельняшке и в высоких ботфортах плечистый
мужчина с рыжими бакенбардами. Я сразу узнал его. Он приближался к нам,
держась за пояс, на котором висел большой изогнутый нож. Пламя костра
сверкало в его черных глазах. Я сделал шаг ему навстречу.
Пират остановился, снял с головы блестящую клеенчатую шляпу и сказал
хрипловатым басом:
-- Бедные моряки, потерпевшие кораблекрушение у этих берегов,
приветствуют юную леди и юного джентльмена.
Он сделал знак остальным четырем пиратам, и все они также стянули со
своих голов клеенчатые шляпы и поклонились нам. Они были один страшнее
другого -- точно такие были нарисованы у меня в моей приключенческой книжке.
-- Здравствуйте, Рыжий Пес! -- сказал я.
-- О-ля-ля! -- воскликнул пират с рыжими бакенбардами. -- Юный
джентльмен знает мое имя?
-- Я читал о вас в книге.
Рыжий Пес взглянул на своих спутников и горделиво тряхнул гривой рыжих
волос.
-- Тысяча чертей и одна ведьма! Я всегда был уверен, что мое имя
переживет меня!
-- А это Рваное Ухо, -- указал я на коренастого пирата с большим
оттопыренным ухом, в котором отсутствовала мочка.
-- Вы точно смотрели в воду, сэр! -- кашлянул он.
-- А это Кошачий Зуб! -- продолжал я.
Низенький человек с большим носом и тонкими усами неопределенно
хмыкнул.
-- А вас, кажется, зовут Кривой Ногой? -- сказал я пирату со смуглым
восточным лицом, в ухе которого покачивалась серьга.
-- Так точно, сэр.
-- А меня, сэр? -- почтительно склонился огромный человек с черной
повязкой, закрывающей один глаз.
-- Одноглазый!
-- Ха! -- восторженно воскликнул он.
Как я потом убедился, этим коротким словом он выражал восторг, и
недоумение, и все другие свои чувства.
Пираты склонились к своему капитану и о чемто пошушукались. У Рваного
Уха был такой громкий и свистящий шепот, что, когда он заговорил, мне сразу
стало ясно, что их всех беспокоит.
-- Капитан, -- шипел человек с расплющенным ухом. -- Нет ли здесь
подвоха? Может быть, этих детей нарочно выпустили на нас и, пока мы точим с
ними лясы, нас окружит стража?
-- Молчи, Рваное Ухо! -- пробасил Рыжий Пес, небрежно отталкивая его.
-- Ты всегда был трусом. Посмотри, девочка, кажется, сама трясется от
страха. Сейчас мы все выясним.
Держа в руках шляпу, капитан сделал шаг вперед и продолжал, обращаясь к
нам:
-- Не скажут ли молодая леди и юный джентльмен, где находятся их
достопочтенные родители? Клянусь брюхом акулы, нам не терпится
засвидетельствовать им свое почтение.
-- Это невозможно, капитан, -- сказал я.
-- Почему, сэр? Разве нельзя послать за родителями вашего слугу? -- и
Рыжий Пес ткнул пальцем в чернолицого Юрку.
-- Я не слуга! -- вздрогнул Юрка.
разбойников!
Я вздохнул и сел на диван. Конечно, если бы этот платок действительно
был волшебным, тогда другое дело. Махнуть бы этим платком и сказать... Я
задумался: что бы такое сказать?
-- Диван, поднимись в воздух, -- сказал я, усмехаясь про себя, и махнул
платком.
И вдруг, к моему ужасу, почувствовал, что вместе с диваном поднимаюсь в
воздух...
-- Ай-ай! -- закричал я, цепляясь за стену. -- Что такое? Кто меня
поднимает? Ай-ай! Не балуйтесь! Это ты, Юрка? Когда ты пришел?
Диван поднялся примерно на два метра от пола и повис в воздухе
неподвижно и так прочно, словно стоял на ножках.
-- Хватит валять дурака! -- сердито сказал я. -- Опусти, пожалуйста,
диван!
В комнате было тихо. На улице прогрохотал трамвай, и я услышал, как
тоненько задребезжала электрическая люстра. Я перегнулся с дивана и заглянул
вниз. Там никого не было. На том месте, где стоял диван, я увидел пыльные
меточки, которые остаются на полу, когда передвигаешь мебель. Мне стало
жутко. Я похолодел. Потом почувствовал жар. Выходит, что синий платок
действительно волшебный! Значит, моя бабушка была волшебницей? Жаль, что я
никогда ее не видел...
Но что мне теперь делать? Как опустить диван? Я спрыгнул на пол,
оступился, больно ударившись о пол коленкой, и запрыгал на одной ноге. Когда
боль прошла, я попытался притянуть диван к полу, но скоро выбился из сил.
Получалось ужасно глупо! Не может же этот диван вечно торчать под
потолком...
И вдруг я вспомнил: надо, кажется, махнуть платком.
-- Диван, опустись на место, -- строго сказал я и махнул платком.
Диван опустился так быстро, что у меня захватило дыхание. Едва он
стукнул о пол четырьмя ножками, я сорвался с места и заплясал посреди
комнаты. Я стал волшебником! У меня в руках страшная, удивительная сила! Что
бы теперь придумать? Какое совершить чудо?
Я вытер пот, выступивший на лице, и, облизнув пересохшие губы, взмахнул
платком:
-- Хочу, чтобы квартира была подметена, кровать постелена и посуда
помыта!
Что-то ярко блеснуло, легкий вихрь прошел по квартире, шелохнув мои
волосы. Паркетный пол в комнате засверкал так, что я зажмурился. В каждой
половице отсвечивала люстра. Пожалуй, даже дюжина полотеров не смогла бы так
великолепно натереть пол.
Я бросился в спальню и, словно на льду, поскользнулся на паркете и
растянулся во весь рост. На четвереньках я добрался до порога и заглянул в
спальню.
Кровать была постелена так аккуратно, как это умеет делать только одна
мама!
Я поднялся и, осторожно ступая по скользкому паркету, отправился в
кухню.
У столика с нашей посудой стояла высокая пожилая соседка, та самая,
которая говорит мужским голосом и на подбородке у которой растут жесткие
седые волосинки. Я всегда ее немножко побаивался.
-- Странно, -- сказала она густым басом, -- что случилось с вашей
посудой?
-- А что? -- спросил я, делая рассеянное лицо.
-- Стояли грязные тарелки, и вдруг в одно мгновение они стали чистыми.
Это ты их вымыл, что ли?
-- Ну, конечно, -- соврал я без зазрения совести.
-- Странно, -- недоверчиво покачала она головой. Но тут в передней
раздался звонок, и я побежал открывать дверь. Это пришла Мила Улыбкина,
худенькая девочка с толстой светлой косой и маленьким острым носом. Все
ребята считали ее самой красивой в нашей школе, но я никогда не находил
этого.
-- А Белов еще не пришел? -- спросила она, входя в комнату, и
сощурилась. -- Ох, как блестит пол!
-- Мила! -- торжественно заговорил я. -- Скажи, ты во мне ничего не
замечаешь?
-- Что именно? -- удивилась она.
-- Я не изменился? Может, глаза у меня не такие...
-- Глаза как глаза, чуть зеленоватые, как у лягушки. Я взволнованно
глотнул воздух:
-- Мила! Я стал волшебником! В ту минуту, кажется, мои слова не
произвели на нее никакого впечатления. Она посмотрела на меня, как на
дурака, села на диван и, подышав на замерзшие пальцы, начала поправлять
бантик на своей косе. Я повторил:
-- Мила, я волшебник!
Она неопределенно фыркнула, перебросила через плечо косу и неторопливо
расправила на платье черный передник.
-- Слышишь, что я говорю? -- рассердился я.
-- Я не люблю, когда мне говорят глупости, -- ответила она спокойно.
-- Я не шучу!
-- Не дури, Борис!
-- Честное слово!
Она иронически сморщила свой маленький нос.
-- Волшебник, а решать задачи по алгебре не умеешь.
-- Я уже решил! -- воскликнул я.
-- Покажи!
-- Вон на столе тетрадка...
Она подошла к столу, а я тем временем махнул платком и прошептал:
"Хочу, чтобы все задачи были решены".
Мила открыла тетрадку, и я увидел, как она вздрогнула. Ее лицо все
больше вытягивалось, брови все выше поднимались на лоб, а серые глаза стали
совсем круглыми.
-- Просто удивительно! -- пожала она плечами. -- Кто тебе помог? Мне
кажется, что у тебя изменился почерк... Ты никогда не писал так аккуратно.
-- Я теперь все могу! -- быстро сказал я, даже не взглянув в тетрадку,
которую удивленная Мила рассматривала очень внимательно. -- Я же сказал
тебе, что я стал волшебником!
-- Бессовестный врун! -- Она закрыла тетрадку и снова села на диван. --
Ну, хорошо, если ты стал волшебником, сделай так, чтобы... -- Она
задумалась, не зная, как уличить меня во лжи. -- Сделай так, чтобы в этой
комнате пошел снег!
-- Пожалуйста! -- Я отвернулся и махнул платком. Что тут началось! Со
всех сторон на нас с пронзительным свистом обрушился ледяной ветер.
Комнату затянуло мглой, в лицо с силой ударили колючие дробинки снега,
и я почувствовал, что у моих ног растет сугроб. Снег набивался за шиворот и
в рукава, метель слепила глаза, и я с трудом разглядел Милу, которая с
ногами забралась на диван. Гремящий, хлещущий ветер валил Милу с дивана.
Одной рукой она судорожно держалась за валик, а другой прикрывала голову.
Словно издалека услышал я слабый, жалобный голосок:
-- Довольно, Боря... Довольно!
Мне самому было не по себе. Я махнул платком, и в одно мгновение все
успокоилось. Лампа в люстре горела ровно и ярко, нигде не виднелось ни одной
снежинки, и только в ушах немного звенело.
-- Ага! -- закричал я. -- Что ты теперь скажешь?
-- Я ничего не понимаю, -- призналась она, зябко потирая плечи.
-- Хочешь, я еще что-нибудь сделаю? Она спрыгнула с дивана и испуганно
замахала руками.
-- Нет, нет, не хочу!.. Слушай, как ты делаешь этот фокус со снегом?
-- Это не фокус, а настоящее волшебство!
-- Не верю... -- совсем неуверенно сказала Мила и, услышав в передней
шаги, быстро прибавила: -- Вот, кажется, идет Юрик Белов... Если ты
волшебник, сделай так, чтобы он... превратился в негритенка!
Почему ей захотелось, чтобы Юрка стал черным, я не знаю. Она все
проверяла меня и придумывала задания потрудней. Я расхохотался. Должен
признаться, что мне очень понравилась эта мысль -- превратить Юрку в
негритенка. Я незаметно махнул платком и уставился на дверь, силясь
представить себе, как будет выглядеть мой приятель.
Но когда он, как всегда стремительно, ворвался в комнату и
поскользнулся на паркете, я ахнул и растерянно опустился на стул. Он был
черным как смола, белели только зубы.
-- Вы чего на меня так уставились? -- спросил он подозрительно.
-- Ты... ты сам на себя посмотри... -- пролепетала Мила, указывая на
зеркало. Юрка сделал шаг к зеркалу -- и отшатнулся.
-- Тьфу ты! Где это я так вымазался? -- захохотал он и начал вытирать
носовым платком лицо.
-- Не три, Юрка, не поможет, -- покачала головой Мила. -- Тебя
заколдовал Борис.
-- Заколдовал? Враки!
-- Я сама не верила, только это правда, Юрик!
Я сказал, не сводя с него глаз:
-- Ты теперь не Юрий Белов, а Юрий Чернов! Совсем неожиданно он вдруг
заплясал и весело проговорил:
-- Ребята, а это здорово! Мне всегда немножко хотелось побыть
негритенком!
Он был так доволен, что даже не спросил, каким образом я превратил его
в чернокожего. Меня это даже чуточку обидело. Уж слишком много Юрка был
занят собственной особой и совсем не удивился, что я стал волшебником. Как
будто я только и делал всю жизнь, что творил чудеса!
-- Я могу тебя расколдовать, -- сказал я.
-- Потом... Мне так нравится. Очень симпатичное лицо, правда. Мила?
-- Да, конечно... -- нерешительно согласилась она. -- Только я не
привыкла видеть тебя вот таким.
Юрка потирал черные руки.
-- Завтра в школе все мальчишки полопаются от зависти, когда меня
увидят. Только ты, Борька, больше никого не делай негритенком, а то будет
неинтересно. Пусть я буду один негр на всю школу!
-- Ладно, -- согласился я. -- Вообще я могу сделать все, что угодно!
-- Например, что? -- заинтересовался он.
Я задумался.
-- Например... например, перенестись на необитаемый остров!
-- Очень хорошо! -- захлопала в ладоши Мила. -- Только не на север, я
не люблю, когда холодно.
-- В жаркие страны, -- предложил Юрка. -- На какой-нибудь остров
посреди океана!
Я мечтательно сказал:
-- Поживем всласть! Так, чтобы совсем не нужно было работать! А то мама
каждый день пилит: постели кровать, подмети пол, вымой посуду! Все работай
да работай! Хорошо бы без всякой работы пожить!
-- А мы можем вернуться? -- спросила Мила.
-- В любую минуту, как только нам надоест. Поехали?
-- Поехали! -- решительно сказал Юрка. -- А на чем?
-- Я и сам не знаю... Закройте глаза! Эй, чур, не подсматривать!
Увидев, что они зажмурились, я махнул платком. Что-то загремело и
заскрежетало, и сразу наступила полная темнота. Потом какие-то огни --
красные, желтые, синие, зеленые -- вихрем закружились вокруг нас. Наконец
огни исчезли, и все смолкло. В тишине я отчетливо услышал нарастающий шум
морского прибоя. Ослепительный луч солнечного света ударил мне в лицо. Я
заслонился от солнца ладонью и вдруг увидел, что справа и слева от меня
покачиваются какие-то ветки. В ту же секунду я услышал рядом восторженные
крики моих приятелей.
-- Океан! -- задыхаясь от волнения, пищала Мила.
-- Пальмы, лианы! -- вторил ей Юрик.
-- Ананасы!
-- Бананы!
Мы стояли, окруженные пышной тропической растительностью. Невидимые
птицы свистели и щелкали в зелени. Пахло какими-то цветами и сыростью. А
глубоко внизу, под обрывом, клубилась пелена океанских волн. Зеленоватые
валы накатывались на скалы и с шумом разбивались о камни. По временам ветер
доносил до нас прохладный туман брызг.
Разумеется, мы прежде всего обследовали остров. Он оказался довольно
большим и совершенно необитаемым. Густой тропический лес, скалы, тихие
лагуны с прозрачной водой, в которой сверкали рыбы, теплый песок на берегу
лагун -- все было просто роскошно!
Усталые, изнемогающие от жары, но совершенно счастливые, мы, наконец,
решили отдохнуть в тенистом ущелье, увитом какой-то зеленью.
-- Хорошо бы чего-нибудь холодненького сейчас! -- сказала Мила, садясь
на камень.
Вы, наверное, догадались, что я сделал. Мои приятели только слабо
ахнули, увидев, как в ущелье вдруг появились круглый стол и три удобных
мягких кресла. На столе стояли вазочки с мороженым и большая ваза пирожных!
Это был настоящий пир. Таких сладких и вкусных вещей я не ел никогда в
жизни. А кругом пели, свистели и щелкали птицы, мощно шумел прибой, и
бесчисленное количество солнечных зайчиков сверкало в волнах океана.
-- Больше не могу, объелась, -- сказала Мила, блаженно откидываясь на
спинку кресла. -- Ребята, а мне нравится такая жизнь.
-- Еще бы! -- усмехнулся я.
-- Вот так бы каждый день, -- потянулся в кресле Юрка.
-- Ну, каждый день, я думаю, надоест, -- вздохнула Мила.
-- Ничего, можно привыкнуть, это не алгебра, -- сказал я.
Мы помолчали, прислушиваясь к шуму прибоя.
-- А что мы теперь будем делать? -- спросил Юра.
-- Ничего! -- сказал я.
Они недоуменно переглянулись.
-- То есть как?.. -- Мила посмотрела на меня своими широко открытыми
серыми глазами.
-- А просто так: ни-че-го! Мы зачем сюда попали? Чтоб отдохнуть от
работы -- ведь правда?
-- А-а... -- разочарованно протянула она.
Юрка почесал черным пальцем кончик черного носа и проворчал:
-- Странно... Что ж, мы теперь должны вот так сидеть, и... все?
-- Угу, -- не очень уверенно сказал я.
Должен честно сознаться, что и самому мне сидеть без движения было не
очень приятно, но теперь отступать было поздно, и я продолжал:
-- А вам что, не нравится, что ли?
Мила снова взглянула на мрачного Юрку и тихонько проговорила:
-- Н-нет... В общем, нравится...
-- Нравится, да не очень, -- проворчал Юрка.
Мы умолкли. В тишине было слышно, как внизу шумит океан. Огромная птица
с многоцветным, как у павлина, хвостом села на краешек скалы и, склонив
голову, рассматривала нас круглым глазом. Мы тоже молча рассматривали ее.
Это длилось долго. Наконец я почувствовал, что мои глаза заволакивает туман,
а птица начинает двоиться и троиться. Я начал клевать носом. Но тут Мила
вскочила, вспугнув длиннохвостую птицу, и сказала:
-- Ребята, вот там среди камней ручеек. Я помою посуду.
Она собрала хрустальные вазочки и отправилась к ручейку. А я тем
временем незаметно махнул платком и увидел, что Мила вдруг остановилась.
-- Чего ты стала? -- крикнул ей Юрка.
-- Понимаешь, посуда уже чистая... Она вернулась к нам, подозрительно
глядя на меня.
-- Это опять твои фокусы, Борис?
-- Ладно, садись. Мила, -- махнул Юрка рукой.
Мы опять надолго замолчали. Мила ворочалась в кресле, кряхтела и в
конце концов опять не выдержала:
-- Борик, мы тут намусорили на камнях... -- Она умоляюще посмотрела на
меня. -- Можно, я подмету?
Я пожал плечами. Она подняла сухую пальмовую ветку и приготовилась
подметать. Но я опять слегка тряхнул платком, который держал в опущенной
руке.
-- НУ, это уже безобразие! -- закричала Мила, отшвыривая ветку. -- Весь
мусор исчез!
-- Красота!.. -- без всякого вдохновения проговорил Юрка. -- Борька,
довольно дурить, идемте ловить рыбу.
Мила запрыгала на месте и захлопала в ладоши:
-- Ловить рыбу! Ловить рыбу!
-- Зачем? -- спросил я.
-- Чтобы приготовить обед, -- убеждала она меня. -- Не можем же мы
обедать мороженым! Тут одни сладости, Борик.
Я покачал головой.
-- Ловить рыбу -- это уже работа. А на этом острове никто не работает.
Вот вам...
И к их ногам, неизвестно откуда, свалилась огромная серебристая рыба.
-- О-о-о!.. -- в один голос разочарованно протянули Мила и Юрка.
-- Вам не нравится эта рыба? -- спросил я.
-- Нет, нравится... Только, Борик, разреши мне, пожалуйста, ее
зажарить. -- В серых глазах Милы светилась самая искренняя мольба. --
Пожалуйста, Борик! Я хорошо умею жарить рыбу.
-- Когда будет нужно, она сама зажарится...
-- Довольно! -- вдруг закричал Юрка, вскакивая с кресла. -- Надоели мне
твои фокусы! Мила, идем ловить рыбу!
-- Идем, Юрик, обрадовалась она.
-- А твой судак нам не нужен! -- Юрка схватил рыбу за раздувающие жабры
и швырнул с обрыва.
-- Идите, пожалуйста, я вас не задержу... -- пожал я плечами, глядя,
как они спускаются со скалы. -- Эй, постойте! А чем вы будете ловить?
Хотите, я вам сделаю сети или удочки?
-- Сами сделаем! -- ответил Юрка, цепляясь за камни.
-- Сумасшедшие, в океане жуткие волны! Слышите, как там свистит ветер?
Вы утонете?
Мила ответила громко и радостно:
-- Пускай ветер, пускай буря! Лучше буря, чем ничего не делать!
Они скрылись за выступом скалы, но я еще долго слышал тонкий голосок
Милы, которая весело распевала:
Будет буря, мы поспорим
И поборемся мы с ней...
Мне было невыразимо скучно. Чтобы как-нибудь скоротать время, я
сотворил для себя еще несколько пирожных. Но они не полезли в рот. Мне
захотелось пить, и на несколько минут я развлек себя тем, что пустил из
скалы шумный и звонкий фонтан нарзана. Вода была вкусная и холодная, и я пил
ее до тех пор, пока не почувствовал, что живот стал тугим, как барабан. Я
сел в кресло, наблюдая, как пенится сбегающий в океан ручеек, и в конце
концов заснул.
Проснулся я от толчка в плечо и вздрогнул, увидев черное лицо Юрки,
освещенное красноватыми отблесками костра. Был вечер. Далеко в океане, за
линией горизонта, чуть-чуть розовело небо.
Мила хлопотала у костра. Приятно пахло дымком и жареной рыбой.
-- Если так долго сидеть на одном месте, у тебя ноги совсем отсохнут.
Вставай, вставай, волшебник!
Юрка помог мне добраться до костра. У меня было такое ощущение, словно
мое тело несколько часов подряд колотили палками.
-- Вы ловили рыбу? -- спросил я. -- А волны?
-- А мы поворошили мозгами и придумали. Мы ловили рыбу в лагуне моей
рубашкой. Потрогай, она еще мокрая. В океане волны, а в лагуне совсем тихо.
-- Накупались, наплавались! -- живо говорила Мила. -- Вода такая
хорошая, теплая!
-- Накупались, -- с завистью сказал я. -- А меня не могли позвать?
-- Так ведь плавать -- это тоже работа! -- расхохотался Юрка и
язвительно прибавил: -- Впрочем, если ничего не умеешь делать, то поневоле
будешь бездельничать.
-- Кто ничего не умеет делать? -- возмутился я.
Мила посмотрела на меня так, словно видела меня впервые.
-- Борик, а что ты умеешь делать?
-- Фокусы... -- быстро выпалил Юрка.
Мое самолюбие было задето.
-- Я все умею делать! А вот интересно, что ты, Юрка, сам умеешь делать?
Он развел руками:
-- Ну, всего, конечно, как ты, я не умею...
Мила с укором сказала мне:
-- Борик, он у нас молодец! Смотри, какой он устроил костер.
-- Подумаешь, костер! Разве так дрова кладут? Нет никакого притока
воздуха.
-- Покажи, как надо! -- запальчиво крикнул Юрка.
-- Пожалуйста, могу показать...
Я начал показывать, и костер, конечно, очень скоро погас.
-- Хм... -- смущенно пробормотал я. -- Дрова сырые. Дайте спички...
-- Спичек нет, -- кусая губы от сдерживаемого смеха, проговорила Мила.
-- Хм... Сейчас я сделаю спички.
-- Опять фокус? -- подозрительно спросил Юрка. -- А ты без фокуса.
-- Без фокуса? Хорошо, дайте подумать... Ну, ясно, чтобы добыть огонь,
нужно увеличительное стекло.
-- Чем ты думаешь, Борька? Во-первых, увеличительного стекла нет, а
во-вторых, если бы оно даже и было, то что бы ты с ним стал делать, когда
солнце уже зашло?
-- В таком случае... -- лихорадочно соображал я, -- в таком случае
можно добыть огонь при помощи трения дерева о дерево.
-- Потри попробуй!
Я неуверенно взял две ветки и минут пять тер их одну о другую. Меня все
больше раздражали молчаливые улыбки приятелей. До боли стиснув зубы,
напрягая силы и покрываясь потом, я все тер и тер. А проклятые ветки даже не
сделались теплыми. Шумел океан, ясные и крупные звезды блестели в вышине,
ухала в темноте какая-то птица.
-- Не мучайся, -- сказал наконец мне Юрка.
-- Это дерево не годится, -- отбросил я ветки и расстегнул воротник на
взмокшей рубашке.
Он подошел ко мне и покачал головой.
-- С твоим терпением никакое дерево не загорится. -- Он улыбнулся, и на
его темном лице блеснули зубы. -- Я читал, что дикари на добычу огня таким
способом тратили много часов. Но есть способ и попроще. Видишь вот этот
сухой нарост на дереве?
-- Ну?
-- Это называется трут. Берем немножко трута...
Смотри, вот так... Кладем в костер. Теперь я этой железкой и камнем
высекаю искру...
Костер задымился, вспыхнуло пламя, и вокруг нас заплясали тени. Юрка
снова приблизил ко мне свое лицо.
-- Понял?
Я был посрамлен и оттолкнул его довольно грубо.
-- Чего ты толкаешься?
Я молчал.
-- Слышишь, ты чего толкаешься? -- вскипел Юрка.
-- Я тебя еще не так толкну! -- вспыхнул и я.
-- А ну толкни, толкни!
-- Ребята, перестаньте! -- закричала Мила, вскакивая, но мы уже
сцепились и рухнули на землю.
-- Я сразу почувствовал, что чернолицый Юрка сильнее меня. Он прижал
мои лопатки к камням, и один из них так больно впился в мою спину, что я
взвизгнул:
-- Пусти, Юрка!
-- Ну то-то! -- уже миролюбиво проговорил тот, поднимаясь и
отряхиваясь.
-- Борик, иди к костру, -- позвала Мила.
-- Не хочу, -- сказал я. -- Скучно все это... Ребята, давайте придумаем
что-нибудь интересное.
Они посмотрели на меня заинтересованно.
-- Что?
-- Какое-нибудь интересное приключение. Стойте! Я уже придумал.
Да, это был удивительный платок! Едва я махнул им, как засвистел ветер,
и в ярком свете выплывшей из-за леса луны мы увидели в океане корабль. Ветер
бил в раздувавшиеся паруса, и корабль швыряло с волны на волну, как
скорлупу. Черный флаг с белым черепом и скрещенными костями развивался на
мачте.
Ни слова не говоря друг другу, мы побежали к обрыву. Первой заговорила
Мила:
-- Какой страшный флаг!
-- Это, конечно, пираты? -- посмотрел на меня Юрка.
-- "Калоша Дьявола", -- сказал я. -- Это самые страшные пираты мира!
Гроза южных морей. Ребята, вот это приключение!..
-- Ой, ой! -- вдруг закричала Мила. -- Смотрите, ребята, волны несут
корабль прямо на камни!
Он сейчас разобьется!
Молча и быстро, царапая до крови руки, мы начали спускаться со скалы.
Внизу на камнях пенился ревущий океан. А дальше на волнах шевелилась широкая
дорога. Темный силуэт корабля стремительно пересек эту дорогу и скрылся за
изгибом острова. А еще через минуту мы услышали глухой удар и пронзительный
треск ломающегося дерева.
Внизу мы сняли ботинки и побежали по песку.
Нагретый за день солнцем, он все еще был теплым.
Потом нам пришлось вброд перейти через маленький заливчик. От океана
его отделяла гряда рифов, на которых ревели и разбивались могучие волны.
За поворотом мы увидели корабль. Он лежал на камнях, и океанские волны
перекатывались через него. Черные фигуры людей сновали по берегу.
Они что-то спасали с погибшего корабля, волны сбивали их с ног, но они
поднимались и снова чтото тянули. Мне показалось, что это была бочка.
Наконец пираты выбрались на сухое место. Теперь нам хорошо были видны в
лунном свете крепкие фигуры этих людей. Их было пятеро.
-- А что, если они увидят нас? -- наклонилась ко мне Мила, силясь
перекричать шум прибоя.
-- Пускай увидят. Не страшно! Но на самом деле мне стало очень страшно,
когда я увидел, что пираты двинулись в нашу сторону. Мы пустились наутек, в
заливчике я споткнулся о подводный камень и с головой окунулся в солоноватую
воду. Ребята помогли мне выбраться на песок в ту минуту, когда пираты
подошли к заливчику.
Задыхаясь от волнения и быстрого бега, мы домчались до скалы и начали
подниматься вверх. Мокрая одежда хлюпала и мешала мне. Я скользил на камнях
и срывался.
-- Скорей, скорей! -- торопила Мила, насмерть перепуганная этим
неожиданным приключением.
Можете представить наш ужас, когда мы увидели, что следом за нами к
нашему костру поднимаются и пираты! Но тут я подумал: "А чего я боюсь? Ведь
у меня есть волшебный платок!"
Я сунул руку в карман и крепко сжал платок в кулаке. Другой рукой я
неторопливо подбросил в костер хворосту и совсем спокойно взглянул на
подходящих к нам морских разбойников.
Впереди выступал в полосатой тельняшке и в высоких ботфортах плечистый
мужчина с рыжими бакенбардами. Я сразу узнал его. Он приближался к нам,
держась за пояс, на котором висел большой изогнутый нож. Пламя костра
сверкало в его черных глазах. Я сделал шаг ему навстречу.
Пират остановился, снял с головы блестящую клеенчатую шляпу и сказал
хрипловатым басом:
-- Бедные моряки, потерпевшие кораблекрушение у этих берегов,
приветствуют юную леди и юного джентльмена.
Он сделал знак остальным четырем пиратам, и все они также стянули со
своих голов клеенчатые шляпы и поклонились нам. Они были один страшнее
другого -- точно такие были нарисованы у меня в моей приключенческой книжке.
-- Здравствуйте, Рыжий Пес! -- сказал я.
-- О-ля-ля! -- воскликнул пират с рыжими бакенбардами. -- Юный
джентльмен знает мое имя?
-- Я читал о вас в книге.
Рыжий Пес взглянул на своих спутников и горделиво тряхнул гривой рыжих
волос.
-- Тысяча чертей и одна ведьма! Я всегда был уверен, что мое имя
переживет меня!
-- А это Рваное Ухо, -- указал я на коренастого пирата с большим
оттопыренным ухом, в котором отсутствовала мочка.
-- Вы точно смотрели в воду, сэр! -- кашлянул он.
-- А это Кошачий Зуб! -- продолжал я.
Низенький человек с большим носом и тонкими усами неопределенно
хмыкнул.
-- А вас, кажется, зовут Кривой Ногой? -- сказал я пирату со смуглым
восточным лицом, в ухе которого покачивалась серьга.
-- Так точно, сэр.
-- А меня, сэр? -- почтительно склонился огромный человек с черной
повязкой, закрывающей один глаз.
-- Одноглазый!
-- Ха! -- восторженно воскликнул он.
Как я потом убедился, этим коротким словом он выражал восторг, и
недоумение, и все другие свои чувства.
Пираты склонились к своему капитану и о чемто пошушукались. У Рваного
Уха был такой громкий и свистящий шепот, что, когда он заговорил, мне сразу
стало ясно, что их всех беспокоит.
-- Капитан, -- шипел человек с расплющенным ухом. -- Нет ли здесь
подвоха? Может быть, этих детей нарочно выпустили на нас и, пока мы точим с
ними лясы, нас окружит стража?
-- Молчи, Рваное Ухо! -- пробасил Рыжий Пес, небрежно отталкивая его.
-- Ты всегда был трусом. Посмотри, девочка, кажется, сама трясется от
страха. Сейчас мы все выясним.
Держа в руках шляпу, капитан сделал шаг вперед и продолжал, обращаясь к
нам:
-- Не скажут ли молодая леди и юный джентльмен, где находятся их
достопочтенные родители? Клянусь брюхом акулы, нам не терпится
засвидетельствовать им свое почтение.
-- Это невозможно, капитан, -- сказал я.
-- Почему, сэр? Разве нельзя послать за родителями вашего слугу? -- и
Рыжий Пес ткнул пальцем в чернолицого Юрку.
-- Я не слуга! -- вздрогнул Юрка.