Страница:
— Я… я не знала, — смущенно ответила она. — Знала только, что вы здесь живете.
— Тогда это светский визит? — холодно спросила мадам Рестель.
— Нет.
— Нет. Разумеется, нет. И не может им быть, не так ли? Мы никогда раньше не встречались. — Она выжидательно замолчала, желая услышать имя, при надлежащее этому деликатно очерченному личику стоящей перед ней девушки.
— Вам обязательно знать мое имя?
— Naturallement. Вы же знаете мое. Знание вашего — моя лучшая защита.
Мэгги даже не пришло в голову попытаться солгать, она совсем не умела этого делать.
— Мэри Маргарет Дэннехи.
Мадам Рестель и глазом не моргнула. Со свойственной ей прямотой сказала:
— Одна из незаконнорожденных дочерей Джея Мака Уорта. — Увидев удивление Мэгги столь быстрым узнаванием, добавила: — Я нахожу забавным знать тайны других людей.
Мэгги ощетинилась, ее большие зеленые глаза ярко вспыхнули.
— Вряд ли мои сестры и я относимся к тайнам, поскольку Джей Мак никогда не пытался скрыть наше существование.
— И по-видимому, никогда не пытался от вас избавиться, — жестко сказала мадам. — Не сомневаюсь, что не ваша мать послала вас ко мне.
При упоминании о матери Мэгги побелела. Ноги ее подкосились.
— Садитесь, пока не упали. — Мадам Рестель позвонила, чтобы принесли чай. Когда чай появился, она налила чашку Мэгги, но сама пить не стала. — Выпейте все, — приказала она. — Это вернет румянец вашим щекам. Вы в последнее время похудели?
— На несколько фунтов, по-моему.
— Судя потому, как сидит на вас платье, я бы сказала, фунтов на десять. А ведь у вас нет ничего лишнего. Вы специально старались сбросить вес?
Мэгги покачала головой. Она заметила, как хитрые глаза мадам посмотрели на ее чашку с чаем. Мэгги быстро сделала глоток.
— Так-то лучше, — одобрительно произнесла мадам. — Так вы не пытались скрыть тот факт, что беременны?
— А я беременна?
— Разве вы не знаете?
— Поэтому я сюда и пришла. — Мэгги сделала большой глоток чаю и на этот раз обожгла себе рот.
— Вы пришли сюда выяснить, беременны ли вы? — медленно спросила мадам, едва в состоянии в это поверить.
— А мне не следовало?
— Большинство женщин сперва идут к врачу или ждут, пока не узнают совершенно точно.
— Но я не могу пойти к своему врачу. Он друг нашей семьи, а я не хочу, чтобы кто-либо узнал.
— Поэтому вы пришли сюда.
— Правильно. — Она отставила чашку с блюдцем. — Вы мне поможете?
Мадам Рестель пристально посмотрела на гостью. Дочь Джона Маккензи Уорта. Хорошенькая насмешка! Этот человек добрый десяток лет пытался выкупить ее собственность и выжить ее с Пятой авеню. Он много лет открыто поддерживал связь с любовницей и прижил пятерых незаконных дочерей. И при этом он не только принят обществом, но один из его лидеров. Ей очень понравилась возможность сделать его обязанным ей. Мэри Маргарет Дэннехи. Слишком лакомый кусок, чтобы его упустить.
— Пойдем со мной, девочка, и возьми с собой чай.
Мэгги вышла через боковой ход примерно через час.
Она была слишком ошеломлена, чтобы наклонять голову или горбить плечи, слишком бесчувственна, чтобы понимать, какому риску подвергнется, если ее увидят. Она могла думать только о пакетике, который сунула ей в руку мадам Рестель после осмотра. Действующие наверняка французские пилюли. Мэгги не знала, чего она больше боится — воспользоваться или не воспользоваться ими.
Берил Холидей открыла парадную дверь, потому что стук раздался как раз в тот момент, когда она проходила мимо. Ее беспокоило, что из пяти слуг в доме ни одного не оказывалось в нужный момент для выполнения тех небольших обязанностей, которые, по ее мнению, были исключительно в их ведении. Она дала себе слово еще раз поговорить об этом с Раштоном. Это все специально, думала она, не просто совпадение. Слуги не уважают собственную хозяйку.
— Да? — спросила она. — Что я могу для вас сделать?
— Вы, наверное, миссис Холидей.
По крайней мере эта женщина не приняла ее за служанку.
— Правильно.
— Я Мэгги Дэннехи.
Берил тупо уставилась на Мэгги. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы осознать имя и вспомнить его. Потом она изумленно заморгала, шокированная тем, что Коннор сделал предложение этой девушке. Мэри Маргарет Дэннехи была худа и бесформенна. Ее скулы слишком выдавались, глаза были слишком большие, а рот — слишком пухлым. Берил сочла ее волосы красивыми, но от влажности они в беспорядке вились вокруг капора на ее голове.
— Конечно, мисс Дэннехи. Входите, пожалуйста. — Берил, овладев собой, открыла дверь пошире.
Мэгги заколебалась.
— А мистер Холидей дома? — спросила она. — Я имею в виду Kоннopa. Я пришла повидать Коннора.
Берил была склонна солгать, но у нее не было возможности. Коннор вышел из кабинета отца в коридор.
— Я здесь, Берил, — сказал он. — Пожалуйста, пригласи мисс Дэннехи в дом.
Не оставалось другого выхода, как подчиниться. Она впустила Мэгги.
— Могу я взять вашу шаль? — спросила она вежливо.
В ответ Мэгги закуталась в нее, как в броню. Хватка ее ослабела только после того, как она уловила насмешливый, почти высокомерный взгляд, который Берил бросила в сторону Коннора. Мэгги высоко подняла голову, выпрямила спину и смело зашагала к Коннору. Он отступил в сторону и пропустил ее впереди себя в кабинет, а потом загородил Берил дорогу.
— Даже не думай, Берил, — прошептал он. — Ты слышала, что сказала мисс Дэннехи. Она пришла повидать меня. — Он начал было закрывать дверь, потом приостановился, чтобы предостеречь свою бывшую невесту. — И не вздумай подслушивать.
Берил топнула ногой:
— Ты невыносим, Коннор Холидей.
— Знаю. — И он захлопнул дверь у нее перед носом. Мэгги стояла у кресла, в котором он перед этим сидел и читал. Ее глаза задержались на книге, лежащей открытой на ручке кресла. Она склонила к плечу голову, пытаясь прочесть золоченые буквы на корешке.
— Не выворачивайте шею, — сказал Коннор. — Это Жюль Верн, «Двадцать тысяч лье под водой».
Мэгги не пыталась скрыть удивление.
— Не знаю, что и подумать, — честно призналась она. — Вам нравится?
— Даже очень. — Он наблюдал, как она размышляет над его ответом, и было странно, что она забавляет его своей серьезностью.
— Я этого не предполагала.
— Вы меня не слишком хорошо знаете.
Ее словно холодной водой окатили. Она почувствовала, как кожа попеременно становится то горячей то холодной, но ей удалось довольно твердо произнести:
— Я не была уверена, что вы еще здесь.
— Но тем не менее пришли.
— Рискнула. Я думала, что вы уже вернулись в Колорадо.
— Уезжаю через несколько дней.
— Понятно. — Она обнаружила, что ей легче смотреть куда угодно, только не на Коннора. — Сестра сказала мне сегодня утром, что мой отец и ваш готовятся заключить сделку на эту землю.
— Это правда. — Он смотрел, как ее выразительные глаза застыли на какой-то точке выше его плеча. Она прикусила нижнюю губу. — Вы поэтому пришли?
Она взглянула на него:
— Что? — Ее глаза снова метнулись в сторону. — Нет, не поэтому.
— Значит, у вас нет моих двенадцати тысяч долларов. — Он почти пожалел, что сказал это, у нее сделался такой несчастный вид.
Мэгги покачала головой:
— Нет, я не… я не могу… — Голос ее замер. Глаза наполнились слезами, и она быстро замигала, чтобы не дать им пролиться.
— Мэгги?
Она отвернулась.
— То, о чем вы мне говорили в тот вечер, у нас дома, — начала она, боясь потерять мужество, — это правда?
Коннор удивился сам себе, заколебавшись. Наконец ответил:
— Да. Это все правда.
Хотя она ничего другого и не ожидала, ее плечи слегка опустились. Она глубоко вздохнула и снова повернулась к нему лицом. Подняла подбородок и на этот раз нашла в себе мужество посмотреть прямо в его спокойные и далекие глаза.
— Несколько часов назад я узнала, что жду ребенка. И спросила себя, не можете ли вы быть его отцом.
Глава 5
— Тогда это светский визит? — холодно спросила мадам Рестель.
— Нет.
— Нет. Разумеется, нет. И не может им быть, не так ли? Мы никогда раньше не встречались. — Она выжидательно замолчала, желая услышать имя, при надлежащее этому деликатно очерченному личику стоящей перед ней девушки.
— Вам обязательно знать мое имя?
— Naturallement. Вы же знаете мое. Знание вашего — моя лучшая защита.
Мэгги даже не пришло в голову попытаться солгать, она совсем не умела этого делать.
— Мэри Маргарет Дэннехи.
Мадам Рестель и глазом не моргнула. Со свойственной ей прямотой сказала:
— Одна из незаконнорожденных дочерей Джея Мака Уорта. — Увидев удивление Мэгги столь быстрым узнаванием, добавила: — Я нахожу забавным знать тайны других людей.
Мэгги ощетинилась, ее большие зеленые глаза ярко вспыхнули.
— Вряд ли мои сестры и я относимся к тайнам, поскольку Джей Мак никогда не пытался скрыть наше существование.
— И по-видимому, никогда не пытался от вас избавиться, — жестко сказала мадам. — Не сомневаюсь, что не ваша мать послала вас ко мне.
При упоминании о матери Мэгги побелела. Ноги ее подкосились.
— Садитесь, пока не упали. — Мадам Рестель позвонила, чтобы принесли чай. Когда чай появился, она налила чашку Мэгги, но сама пить не стала. — Выпейте все, — приказала она. — Это вернет румянец вашим щекам. Вы в последнее время похудели?
— На несколько фунтов, по-моему.
— Судя потому, как сидит на вас платье, я бы сказала, фунтов на десять. А ведь у вас нет ничего лишнего. Вы специально старались сбросить вес?
Мэгги покачала головой. Она заметила, как хитрые глаза мадам посмотрели на ее чашку с чаем. Мэгги быстро сделала глоток.
— Так-то лучше, — одобрительно произнесла мадам. — Так вы не пытались скрыть тот факт, что беременны?
— А я беременна?
— Разве вы не знаете?
— Поэтому я сюда и пришла. — Мэгги сделала большой глоток чаю и на этот раз обожгла себе рот.
— Вы пришли сюда выяснить, беременны ли вы? — медленно спросила мадам, едва в состоянии в это поверить.
— А мне не следовало?
— Большинство женщин сперва идут к врачу или ждут, пока не узнают совершенно точно.
— Но я не могу пойти к своему врачу. Он друг нашей семьи, а я не хочу, чтобы кто-либо узнал.
— Поэтому вы пришли сюда.
— Правильно. — Она отставила чашку с блюдцем. — Вы мне поможете?
Мадам Рестель пристально посмотрела на гостью. Дочь Джона Маккензи Уорта. Хорошенькая насмешка! Этот человек добрый десяток лет пытался выкупить ее собственность и выжить ее с Пятой авеню. Он много лет открыто поддерживал связь с любовницей и прижил пятерых незаконных дочерей. И при этом он не только принят обществом, но один из его лидеров. Ей очень понравилась возможность сделать его обязанным ей. Мэри Маргарет Дэннехи. Слишком лакомый кусок, чтобы его упустить.
— Пойдем со мной, девочка, и возьми с собой чай.
Мэгги вышла через боковой ход примерно через час.
Она была слишком ошеломлена, чтобы наклонять голову или горбить плечи, слишком бесчувственна, чтобы понимать, какому риску подвергнется, если ее увидят. Она могла думать только о пакетике, который сунула ей в руку мадам Рестель после осмотра. Действующие наверняка французские пилюли. Мэгги не знала, чего она больше боится — воспользоваться или не воспользоваться ими.
Берил Холидей открыла парадную дверь, потому что стук раздался как раз в тот момент, когда она проходила мимо. Ее беспокоило, что из пяти слуг в доме ни одного не оказывалось в нужный момент для выполнения тех небольших обязанностей, которые, по ее мнению, были исключительно в их ведении. Она дала себе слово еще раз поговорить об этом с Раштоном. Это все специально, думала она, не просто совпадение. Слуги не уважают собственную хозяйку.
— Да? — спросила она. — Что я могу для вас сделать?
— Вы, наверное, миссис Холидей.
По крайней мере эта женщина не приняла ее за служанку.
— Правильно.
— Я Мэгги Дэннехи.
Берил тупо уставилась на Мэгги. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы осознать имя и вспомнить его. Потом она изумленно заморгала, шокированная тем, что Коннор сделал предложение этой девушке. Мэри Маргарет Дэннехи была худа и бесформенна. Ее скулы слишком выдавались, глаза были слишком большие, а рот — слишком пухлым. Берил сочла ее волосы красивыми, но от влажности они в беспорядке вились вокруг капора на ее голове.
— Конечно, мисс Дэннехи. Входите, пожалуйста. — Берил, овладев собой, открыла дверь пошире.
Мэгги заколебалась.
— А мистер Холидей дома? — спросила она. — Я имею в виду Kоннopa. Я пришла повидать Коннора.
Берил была склонна солгать, но у нее не было возможности. Коннор вышел из кабинета отца в коридор.
— Я здесь, Берил, — сказал он. — Пожалуйста, пригласи мисс Дэннехи в дом.
Не оставалось другого выхода, как подчиниться. Она впустила Мэгги.
— Могу я взять вашу шаль? — спросила она вежливо.
В ответ Мэгги закуталась в нее, как в броню. Хватка ее ослабела только после того, как она уловила насмешливый, почти высокомерный взгляд, который Берил бросила в сторону Коннора. Мэгги высоко подняла голову, выпрямила спину и смело зашагала к Коннору. Он отступил в сторону и пропустил ее впереди себя в кабинет, а потом загородил Берил дорогу.
— Даже не думай, Берил, — прошептал он. — Ты слышала, что сказала мисс Дэннехи. Она пришла повидать меня. — Он начал было закрывать дверь, потом приостановился, чтобы предостеречь свою бывшую невесту. — И не вздумай подслушивать.
Берил топнула ногой:
— Ты невыносим, Коннор Холидей.
— Знаю. — И он захлопнул дверь у нее перед носом. Мэгги стояла у кресла, в котором он перед этим сидел и читал. Ее глаза задержались на книге, лежащей открытой на ручке кресла. Она склонила к плечу голову, пытаясь прочесть золоченые буквы на корешке.
— Не выворачивайте шею, — сказал Коннор. — Это Жюль Верн, «Двадцать тысяч лье под водой».
Мэгги не пыталась скрыть удивление.
— Не знаю, что и подумать, — честно призналась она. — Вам нравится?
— Даже очень. — Он наблюдал, как она размышляет над его ответом, и было странно, что она забавляет его своей серьезностью.
— Я этого не предполагала.
— Вы меня не слишком хорошо знаете.
Ее словно холодной водой окатили. Она почувствовала, как кожа попеременно становится то горячей то холодной, но ей удалось довольно твердо произнести:
— Я не была уверена, что вы еще здесь.
— Но тем не менее пришли.
— Рискнула. Я думала, что вы уже вернулись в Колорадо.
— Уезжаю через несколько дней.
— Понятно. — Она обнаружила, что ей легче смотреть куда угодно, только не на Коннора. — Сестра сказала мне сегодня утром, что мой отец и ваш готовятся заключить сделку на эту землю.
— Это правда. — Он смотрел, как ее выразительные глаза застыли на какой-то точке выше его плеча. Она прикусила нижнюю губу. — Вы поэтому пришли?
Она взглянула на него:
— Что? — Ее глаза снова метнулись в сторону. — Нет, не поэтому.
— Значит, у вас нет моих двенадцати тысяч долларов. — Он почти пожалел, что сказал это, у нее сделался такой несчастный вид.
Мэгги покачала головой:
— Нет, я не… я не могу… — Голос ее замер. Глаза наполнились слезами, и она быстро замигала, чтобы не дать им пролиться.
— Мэгги?
Она отвернулась.
— То, о чем вы мне говорили в тот вечер, у нас дома, — начала она, боясь потерять мужество, — это правда?
Коннор удивился сам себе, заколебавшись. Наконец ответил:
— Да. Это все правда.
Хотя она ничего другого и не ожидала, ее плечи слегка опустились. Она глубоко вздохнула и снова повернулась к нему лицом. Подняла подбородок и на этот раз нашла в себе мужество посмотреть прямо в его спокойные и далекие глаза.
— Несколько часов назад я узнала, что жду ребенка. И спросила себя, не можете ли вы быть его отцом.
Глава 5
Коннору Холидею случалось получать одновременно два удара кулаками под ложечку, но это было менее болезненно, чем удар, нанесенный ему Мэгги. Он знал, что правильно расслышал ее, и не стал оскорблять, прося повторить сказанное.
— Почему бы вам не присесть, Мэгги? — Это позволяло ему сделать то же самое. Он чувствовал, что нуждается в этом.
Она оглянулась и выбрала небольшой диванчик напротив кресла Коннора. Присела на самый краешек, как птичка на жердочке, аккуратно сложив руки на коленях и выжидательно подняв к нему лицо.
Коннор подошел к двери, тихо приоткрыл ее и снова закрыл, чтобы удостовериться, что за ней не стоит Берил. Затем вернулся к своему креслу, отложил в сторону книгу и сел.
— Вы знаете, кто отец? — тихо спросил он. Лицо Мэгги залил румянец, но она продолжала смотреть прямо в лицо Коннора.
— У меня никого не было… то есть, насколько мне известно — никого. Я подумала о вас только из-за того, что вы мне говорили.
Он наклонился вперед, упираясь локтями в колени. Сложил ладони так, что пальцы образовали острую крышу.
— Не пора ли вам оставить притворство?
— Притворство? О, понимаю. Вы думаете, что я все придумала. — Она покачала головой. — Возможно, мне не хотелось бы это помнить, мистер Холидей, но все равно это правда: я ничего не могу вспомнить.
Коннор обдумал ее слова и ответил на то единственное, что имело для него какой-то смысл:
— Коннор, Мэгги. С таким же успехом можете называть меня по имени. Тогда не будет путаницы с именем моего отца.
Ужасная мысль пришла в голову Мэгги, и в ее выразительных глазах отразился панический испуг.
— Неужели я… вы понимаете… с вашим отцом?
Что-то промелькнуло во взгляде Коннора. Голос его прозвучал более холодно, чем ему бы хотелось:
— Нет. В этом вы не повинны.
Чувствуя некоторое облегчение, хоть и несколько сбитая с толку, Мэгги разжала пальцы, мертвой хваткой впившиеся в складки платья.
— С вами… да, — произнесла она. — Да.
Она изумленно затрясла головой.
— Мне трудно в это поверить, — сказала она почти шепотом. — Словно это случилось с кем-то, кого я даже не знаю. — Она замерла и уставилась на Коннора, пытаясь представить, как прикасается к нему. Трудно было преодолеть гранитную твердость его лица, его холод, который способен был прожечь ее насквозь. Неужели ее пальцы перебирали его иссиня-черные волосы? Тонули в густых прядях у затылка? Неужели она дотрагивалась до запавших щек под скулами и ощущала тепло его бронзовой кожи?
Целовала ли она его? Она помнила поцелуй в библиотеке ее дома, когда он хотел помешать ей закричать. Она спрашивала себя, однако, о другом поцелуе, о поцелуе без насилия и гнева, просто ради удовольствия. Целовала ли она его таким поцелуем?
Взгляд Мэгги опустился к губам Коннора. Она пристально изучала их форму, пока не осознала, что намек на улыбку на его губах был вызван насмешкой над ней самой. Смутившись, она опустила глаза:
— Не понимаю, как я могла делать то, о чем вы рассказывали.
— Вы это сделали.
— Но я не знаю, как это делается.
— Вы научились.
— Но…
— Мэгги, — произнес он почти мягко. — У вас будет ребенок. Какие еще доказательства вам нужны?
Косточки ее пальцев побелели, когда она сжала кулаки на коленях.
— Это может быть еще чей-нибудь ребенок?
Слабая улыбка Коннора исчезла.
— Для вас это было бы более приятно, правда? Легче поверить, если бы это был не я, не мои заскорузлые руки работника с ранчо к вам прикасались.
Она поняла, что рассердила его, но не совсем ясно понимала чем.
— Да… нет… я не это имела в виду. — Мэгги поднялась и обхватила себя руками вокруг талии. Подошла к единственному окну в проеме в форме арки и остановилась, глядя на улицу. — Я не знаю, о чем вы сейчас говорите. Вы должны понять, как это нелегко. Все нелегко. Я несколько часов бродила, прежде чем набралась мужества прийти сюда, и, возможно, только страх удерживает меня в этой комнате, но я все еще здесь и пришла за ответом. Мне необходимо узнать хотя бы что-то об отце моего ребенка. — Она снова обернулась к нему и спросила на прямик: — Вы — отец моего ребенка?
Он мог бы ответить, что не уверен, что не может отвечать за часы, которые прошли после того, как она ушла от него, или за дальнейшие дни и недели. Но он отверг свои предыдущие мысли о том, что она шлюха, потому что теперь твердо знал, что это не соответствует действительности.
— Это мой ребенок, — ответил Коннор.
Мэгги некоторое время молчала, просто думала. Она даже не чувствовала, что Коннор пристально смотрит на нее.
— Это было 24 марта, да?
— Да. Вы это помните?
— Не так, как вы думаете. Это единственный день в моей взрослой жизни, который я не могу вспомнить целиком. — Она бросила на него взгляд. — Где мы встретились?
Коннор встал. Указал ей на диван, а сам потянулся к звонку, чтобы вызвать слугу.
— Думаю, вам лучше присесть, Мэгги. Я прикажу принести нам что-нибудь на ленч. Разговор может затянуться.
Пока готовили ленч, они совсем не разговаривали. Мэгги просмотрела отобранные Раштоном книги, а Коннор притворялся, что чем-то занят, и не смотрел на нее.
Ему постоянно хотелось взглянуть на нее, и это его озадачивало. Он еще не сумел разгадать и понять ее. Было легче иметь с ней дело, когда он считал ее потаскухой. Потом он вспомнил, что вопрос о двенадцати тысячах долларов остается открытым. Почему-то это помогло ему расслабиться.
Мэгги не хотелось есть. Под пристальным взглядом Коннора есть было еще труднее, но ей все же как-то удалось отдать должное приготовленному ленчу.
— Расскажите, что вы помните о дне 24 марта, — сказал Коннор. Он намазал маслом булочку, протянул половину Мэгги.
— Большую часть дня я провела в библиотеке. Скай вместе с приятелем хотели, чтобы я присоединилась к ним в сборе мусора. — Она откусила маленький кусочек булки. — Мне вовсе не хотелось идти с ними, но моя сестра умеет быть очень настойчивой. Легче уступить. Мы разбились на команды и пошли искать предметы из нашего списка. Главная причина, по которой Скай хотела моего участия, заключалась в том, что теперь она смогла бы побыть со своим другом Дэниелом. Никто другой не позволил бы ей исчезнуть с ним вместе, но у меня не было выбора.
— Значит, она была с Дэниелом, а вы — одна? Мэгги кивнула. И слегка улыбнулась, не чувствуя, что глаза ее затуманились.
— Я не возражала, — сказала она. — И не боялась. Продолжала собирать предметы по списку. Мои затруднения начались с пары белых перчаток.
— Не понимаю, — произнес Коннор. Он понял, что ей очень не понравилось оставаться в одиночестве, но признаться в этом — значит предать сестру. — Что там насчет белых перчаток?
— Мне необходимо было их найти. Я увидела человека, выходившего от Дельмонико, на руках которого были белые перчатки, и я подумала, что просто попрошу их у него. — Она вздохнула. — Только я поступила настолько безрассудно, и долго шла за ним пешком, прежде чем осознала, что никогда не смогу попросить его отдать мне перчатки ради глупой игры. И когда отстала от него, поняла, что заблудилась. — Мэгги перевела взгляд на тарелку, отодвигая в сторону кусочек холодного ростбифа, затем неуверенно взглянула на Коннора. — Больше я ничего не знаю. Следующее, что я ясно помню, это что меня разбудила Скай в моей собственной постели на следующее утро.
Коннор долго смотрел ей в глаза, прежде чем она опустила взгляд.
— Вы хотите услышать об этом, Мэгги? — спросил он. — Вы действительно хорошо подумали и уверены, что хотите знать то, что произошло?
— Я должна это знать, — тихо ответила она. Коннор видел, что она больше не собирается ничего есть, поэтому отодвинул сервировочный столик, который поставили между ними. Мэгги отказалась от чая. Он налил себе маленькую рюмку виски.
— Не знаю всех подробностей того вечера до того, когда я вас встретил, или после того, когда вы меня покинули, но думаю, что знаю достаточно, чтобы устранить неясности.
— Я готова слушать, — сказала Мэгги. В этом Коннор сомневался.
— Вы следовали за человеком в белых перчатках от Дельмонико до квартала красных фонарей. — По румянцу смущения, залившему ее щеки, было ясно, что ему не надо объяснять, что это значит. — Пока вы там были, возможно, пока пытались найти дорогу обратно, к вам привязались несколько матросов.
Мэгги как зачарованная не спускала с него глаз, пока он рассказывал. Она слышала произносимые им слова, но никак не связывала их с собой или со своими поступками. Ей казалось, что эти события происходили с кем-то другим. Невозможно представить, чтобы она когда-либо встречала такого человека, как Харлан Портер, или убежала от него лишь для того, чтобы найти приют в борделе… и быть принятой за проститутку?… никогда не приходилось Мэгги выслушивать подобной чепухи!
Она подняла руку, прерывая рассказ Коннора.
— Это смешно, — резко произнесла она. — Больше не хочу это выслушивать. Теперь я понимаю, почему вам нравится «Двадцать тысяч лье под водой». Они для вас не фантазии, если вы считаете правдой то, о чем мне сейчас рассказали. — И она привстала.
— Садитесь, Мэгги, — приказал Коннор.
— Вы не можете…
— Садитесь.
Она села. Теперь ее зеленые глаза смотрели сердито.
— У меня нет причин выдумывать подобные вещи.
— У вас двенадцать тысяч причин, — напомнила она. — И вы стараетесь свалить вину на меня.
— У вас в утробе ребенок, — грубо ответил он. — И вы пришли сюда в поисках виновного.
— Я пришла в поисках ответов.
— Наверняка вы пришли не в поисках правды, — На этот раз поднялся Коннор. То, что Мэгги отпрянула, когда на нее упала его тень, привело его в ярость. — Как, по-вашему, это случилось, Мэгги? Когда мы встретились?
— Не знаю. Я об этом не думала… Не могла.
— Лгунья. Держу пари, вы думали, что мы встретились в Центральном парке, что гуляли по аллее или вокруг пруда. Вероятно, вы вообразили, что нас охватило мгновенное влечение и мы не совладали с собой. Ведь правда?
— Именно так ваш романтический ум и сердце объяснили появление ребенка?
Она широко открытыми глазами смотрела на него, потеряв дар речи.
— Нас действительно охватило мгновенное влечение, но оно было животным, а не романтическим. Я считал, что вы ждали там меня, и думал, что вам тоже об этом известно. И это произошло не один раз. Это произошло дважды, и второй раз был лучше первого. Это произошло в борделе миссис Холл, а не на ложе из травы в Центральном парке. Это произошло со мной, а не с одним из ваших бледнолицых городских ухажеров. Вот какова правда, мисс Дэннехи. Можете отгораживаться от нее, как хотите, но это не изменит того, что произошло. И уж наверное не изменит того факта, что вы беременны.
Мэгги встала.
— Нет. Возможно, мадам Рестель сможет мне помочь. — Она рванулась мимо него к двери.
Коннор схватил ее за руку и остановил. Он почувствовал, как она вздрогнула, но держал крепко и не дрогнул, когда она с вызывающим видом повернулась к нему.
— Что вы сказали? — резко спросил он.
Его глаза должны иметь цвет ледяных осколков, подумала Мэгги. Глаза столь темные, что кажутся почти черными, должны быть теплее. Возможно, они такие холодные потому, что ей не удается заглянуть в их глубину. Даже его гнев холоден. Только ладонь на ее запястье была теплой и сжимала так крепко, что Мэгги не могла пошевелить пальцами.
— Я сказала, — медленно повторила она, четко выговаривая каждое слово, чтобы не возникло никакой ошибки, — что, возможно, мадам Рестель сможет помочь мне. — Его хватка не ослабела. — А теперь отпустите меня. Вы делаете мне больно.
Его пальцы слегка разжались, но он не отпустил ее руку.
— Кто такая мадам Рестель?
Мэгги забыла, что Коннор вырос не в Нью-Йорке.
— Одна из ваших соседок.
— Это не ответ.
— Это единственный ответ, который вы получите от меня. А теперь отпустите меня. — Ее подташнивало от страха, и это неприятное состояние придавало ей решимости. Он смотрел на нее как на особо интересное насекомое.
И она вдруг испугалась, что он и впрямь поступит с ней как с насекомым и начнет обрывать ей крылышки.
Но вместо этого он ее отпустил.
Мэгги потерла кисть, восстанавливая кровообращение в пальцах. Она недоверчиво наблюдала за ним.
— Теперь я хочу уйти.
— Не собираюсь вас задерживать. Она кивнула:
— И на этом спасибо.
Коннор проводил ее к дверям кабинета.
— Когда я приду к вам домой, то надеюсь, смогу вас увидеть.
Мэгги не представляла себе, зачем ему это надо, но коротко кивнула в ответ. Она снова прикусила нижнюю губу. Он открыл перед ней дверь.
— Через несколько дней я уезжаю в Денвер. До этого мы должны уладить наши отношения.
Мэгги еще крепче прикусила губу и на этот раз кивнула более выразительно.
— Уладить, — повторила она. — Да, нам следует все уладить.
Мойра повстречала дочь, когда та проскользнула в дом.
— Скай сказала, что ты будешь дома к завтраку. Но ты не успела.
Мэгги сняла шляпку и положила ее на столик в прихожей. Погрузила пальцы в пышные волосы.
— Извини, мама. Я думала, что успею. Надеюсь, ты не волновалась.
Мойра не ответила прямо на это утверждение.
— Твоя сестра ждет тебя в гостиной.
— Скай? Почему она ждет… — Голос ее замер, потому что ей в голову пришла другая мысль. Она попыталась придать своему голосу немного энтузиазма, хотя чувствовала, что к ней возвращаются прежний страх и паника. — У нас Мэри Фрэнсис?
— У-гу. Она прибыла поздним утром и осталась на ленч. Ей не хотелось возвращаться в монастырь, не повидавшись с тобой.
— Очень мило с ее стороны. — Мэгги в глубине души не сомневалась, что это устроили отец и мать. Мэри Фрэнсис редко появлялась без предупреждения; ее обязанности у Сестричек Бедняков были слишком многочисленны, чтобы она могла свободно уходить и приходить, когда ей хочется. Мэри предпочитала оставаться на месте большую часть времени. Ее появление в доме означало, что Мойра и Джей Мак призвали на помощь тяжелую артиллерию.
Именно так думала Мэгги, входя в гостиную. Но ничто в облике сестры не подтверждало мыслей Мэгги. Четыре младших сестры давно пришли к общему мнению, что Мэри Фрэнсис самая красивая в семье. Совершенная симметрия черт придавала ее лицу безмятежное выражение, которое временами казалось потусторонним. Монашеский головной убор только усиливал это впечатление. Она была высокой, стройной, грациозной в движениях даже под просторным, скрывающим фигуру нарядом. Но не внешний вид Мэри заставил Мэгги думать о тяжелой артиллерии. Она по опыту знала, что Мэри Фрэнсис никогда не лезла за словом в карман, редко бывала сдержанной и наносила удары с силой пушечного ядра. Мэгги никогда не считала, что Мэри годится в монахини. Ей следовало бы быть генералом.
— Приятно повидать тебя, — произнесла Мэгги, протягивая руки, чтобы обнять сестру. Погрузившись в объятия сестры, Мэгги засомневалась, не ошибалась ли она. Ей стало так спокойно. Мэгги поняла, что была совершенно искренней: ей действительно было приятно снова видеть Мэри Фрэнсис. — Никто не сказал мне, что ты сегодня к нам собираешься.
Со свойственной ей прямотой Мэри ответила:
— Думаю, это входило в план. Джей Мак боялся, что ты со страху убежишь.
Мэгги рассмеялась, но смех ее прозвучал как-то странно, и тут она осознала, что уже очень давно ей ничто не казалось смешным.
— Возможно, так бы и случилось. — Она села на диван, и Мэри Фрэнсис присела рядом, — Ты здесь для того, чтобы выпытать у меня какие-то секреты?
Мэри ухмыльнулась:
— Что-то вроде этого. Никто не понимает, что с тобой происходит, Мэг. Единственное, с чем все соглашаются, это что ты несчастна.
Мэгги обеспокоило то, что она стала предметом подобных обсуждений. Однако ей удалось выдавить из себя улыбку.
— Я тебе тоже кажусь несчастной?
— Да. Твоя улыбка не очень-то помогает это скрыть. Мэри всегда видела ее насквозь.
— Полагаю, у тебя есть своя теория. Мама и Джей Мак считают, что дело в мужчине. — Она была изумлена, что может произносить такие вещи так небрежно. Если бы она готовилась, то не смогла бы солгать, даже Мэри Фрэнсис. — Скай думает, я все еще злюсь на нее за то, что она мне устроила несколько недель назад.
— А кто из них прав?
— Никто.
Спокойные, зеленые, как листья, глаза Мэри неотрывно смотрели в лицо Мэгги.
— А ты как это объяснишь?
— Со мной все в порядке.
Мэри Фрэнсис покачала головой. Ее узкая рука держала молитвенные четки. Они бессознательно перебирала их пальцами.
— Вот тут ты допускаешь ошибку. Говорить, что с тобой все в порядке, когда настолько очевидно, что это не так, — значит привлекать всеобщее внимание. Понимаешь, что я хочу сказать?
Мэгги не могла с уверенностью дать утвердительный ответ. Учит ли ее Мэри Фрэнсис изворачиваться или помогает защититься от вмешательства в ее жизнь? Или понемногу и того, и другого?
— Кажется, понимаю.
— Нет, не понимаешь, но с твоей стороны очень мило делать вид, что поняла. — Мэри Фрэнсис выпустила свои четки и взяла руку Мэгги в свои. — Я знаю, ты расскажешь нам правду, когда сможешь, — сказала она. — А пока знай, я буду поминать тебя в своих молитвах.
Только жгучая боль в горле от непролитых слез удержала Мэгги от того, чтобы выпалить имя мадам Рестель. Трудно было глотать, невозможно вымолвить ни слова.
— Почему бы вам не присесть, Мэгги? — Это позволяло ему сделать то же самое. Он чувствовал, что нуждается в этом.
Она оглянулась и выбрала небольшой диванчик напротив кресла Коннора. Присела на самый краешек, как птичка на жердочке, аккуратно сложив руки на коленях и выжидательно подняв к нему лицо.
Коннор подошел к двери, тихо приоткрыл ее и снова закрыл, чтобы удостовериться, что за ней не стоит Берил. Затем вернулся к своему креслу, отложил в сторону книгу и сел.
— Вы знаете, кто отец? — тихо спросил он. Лицо Мэгги залил румянец, но она продолжала смотреть прямо в лицо Коннора.
— У меня никого не было… то есть, насколько мне известно — никого. Я подумала о вас только из-за того, что вы мне говорили.
Он наклонился вперед, упираясь локтями в колени. Сложил ладони так, что пальцы образовали острую крышу.
— Не пора ли вам оставить притворство?
— Притворство? О, понимаю. Вы думаете, что я все придумала. — Она покачала головой. — Возможно, мне не хотелось бы это помнить, мистер Холидей, но все равно это правда: я ничего не могу вспомнить.
Коннор обдумал ее слова и ответил на то единственное, что имело для него какой-то смысл:
— Коннор, Мэгги. С таким же успехом можете называть меня по имени. Тогда не будет путаницы с именем моего отца.
Ужасная мысль пришла в голову Мэгги, и в ее выразительных глазах отразился панический испуг.
— Неужели я… вы понимаете… с вашим отцом?
Что-то промелькнуло во взгляде Коннора. Голос его прозвучал более холодно, чем ему бы хотелось:
— Нет. В этом вы не повинны.
Чувствуя некоторое облегчение, хоть и несколько сбитая с толку, Мэгги разжала пальцы, мертвой хваткой впившиеся в складки платья.
— С вами… да, — произнесла она. — Да.
Она изумленно затрясла головой.
— Мне трудно в это поверить, — сказала она почти шепотом. — Словно это случилось с кем-то, кого я даже не знаю. — Она замерла и уставилась на Коннора, пытаясь представить, как прикасается к нему. Трудно было преодолеть гранитную твердость его лица, его холод, который способен был прожечь ее насквозь. Неужели ее пальцы перебирали его иссиня-черные волосы? Тонули в густых прядях у затылка? Неужели она дотрагивалась до запавших щек под скулами и ощущала тепло его бронзовой кожи?
Целовала ли она его? Она помнила поцелуй в библиотеке ее дома, когда он хотел помешать ей закричать. Она спрашивала себя, однако, о другом поцелуе, о поцелуе без насилия и гнева, просто ради удовольствия. Целовала ли она его таким поцелуем?
Взгляд Мэгги опустился к губам Коннора. Она пристально изучала их форму, пока не осознала, что намек на улыбку на его губах был вызван насмешкой над ней самой. Смутившись, она опустила глаза:
— Не понимаю, как я могла делать то, о чем вы рассказывали.
— Вы это сделали.
— Но я не знаю, как это делается.
— Вы научились.
— Но…
— Мэгги, — произнес он почти мягко. — У вас будет ребенок. Какие еще доказательства вам нужны?
Косточки ее пальцев побелели, когда она сжала кулаки на коленях.
— Это может быть еще чей-нибудь ребенок?
Слабая улыбка Коннора исчезла.
— Для вас это было бы более приятно, правда? Легче поверить, если бы это был не я, не мои заскорузлые руки работника с ранчо к вам прикасались.
Она поняла, что рассердила его, но не совсем ясно понимала чем.
— Да… нет… я не это имела в виду. — Мэгги поднялась и обхватила себя руками вокруг талии. Подошла к единственному окну в проеме в форме арки и остановилась, глядя на улицу. — Я не знаю, о чем вы сейчас говорите. Вы должны понять, как это нелегко. Все нелегко. Я несколько часов бродила, прежде чем набралась мужества прийти сюда, и, возможно, только страх удерживает меня в этой комнате, но я все еще здесь и пришла за ответом. Мне необходимо узнать хотя бы что-то об отце моего ребенка. — Она снова обернулась к нему и спросила на прямик: — Вы — отец моего ребенка?
Он мог бы ответить, что не уверен, что не может отвечать за часы, которые прошли после того, как она ушла от него, или за дальнейшие дни и недели. Но он отверг свои предыдущие мысли о том, что она шлюха, потому что теперь твердо знал, что это не соответствует действительности.
— Это мой ребенок, — ответил Коннор.
Мэгги некоторое время молчала, просто думала. Она даже не чувствовала, что Коннор пристально смотрит на нее.
— Это было 24 марта, да?
— Да. Вы это помните?
— Не так, как вы думаете. Это единственный день в моей взрослой жизни, который я не могу вспомнить целиком. — Она бросила на него взгляд. — Где мы встретились?
Коннор встал. Указал ей на диван, а сам потянулся к звонку, чтобы вызвать слугу.
— Думаю, вам лучше присесть, Мэгги. Я прикажу принести нам что-нибудь на ленч. Разговор может затянуться.
Пока готовили ленч, они совсем не разговаривали. Мэгги просмотрела отобранные Раштоном книги, а Коннор притворялся, что чем-то занят, и не смотрел на нее.
Ему постоянно хотелось взглянуть на нее, и это его озадачивало. Он еще не сумел разгадать и понять ее. Было легче иметь с ней дело, когда он считал ее потаскухой. Потом он вспомнил, что вопрос о двенадцати тысячах долларов остается открытым. Почему-то это помогло ему расслабиться.
Мэгги не хотелось есть. Под пристальным взглядом Коннора есть было еще труднее, но ей все же как-то удалось отдать должное приготовленному ленчу.
— Расскажите, что вы помните о дне 24 марта, — сказал Коннор. Он намазал маслом булочку, протянул половину Мэгги.
— Большую часть дня я провела в библиотеке. Скай вместе с приятелем хотели, чтобы я присоединилась к ним в сборе мусора. — Она откусила маленький кусочек булки. — Мне вовсе не хотелось идти с ними, но моя сестра умеет быть очень настойчивой. Легче уступить. Мы разбились на команды и пошли искать предметы из нашего списка. Главная причина, по которой Скай хотела моего участия, заключалась в том, что теперь она смогла бы побыть со своим другом Дэниелом. Никто другой не позволил бы ей исчезнуть с ним вместе, но у меня не было выбора.
— Значит, она была с Дэниелом, а вы — одна? Мэгги кивнула. И слегка улыбнулась, не чувствуя, что глаза ее затуманились.
— Я не возражала, — сказала она. — И не боялась. Продолжала собирать предметы по списку. Мои затруднения начались с пары белых перчаток.
— Не понимаю, — произнес Коннор. Он понял, что ей очень не понравилось оставаться в одиночестве, но признаться в этом — значит предать сестру. — Что там насчет белых перчаток?
— Мне необходимо было их найти. Я увидела человека, выходившего от Дельмонико, на руках которого были белые перчатки, и я подумала, что просто попрошу их у него. — Она вздохнула. — Только я поступила настолько безрассудно, и долго шла за ним пешком, прежде чем осознала, что никогда не смогу попросить его отдать мне перчатки ради глупой игры. И когда отстала от него, поняла, что заблудилась. — Мэгги перевела взгляд на тарелку, отодвигая в сторону кусочек холодного ростбифа, затем неуверенно взглянула на Коннора. — Больше я ничего не знаю. Следующее, что я ясно помню, это что меня разбудила Скай в моей собственной постели на следующее утро.
Коннор долго смотрел ей в глаза, прежде чем она опустила взгляд.
— Вы хотите услышать об этом, Мэгги? — спросил он. — Вы действительно хорошо подумали и уверены, что хотите знать то, что произошло?
— Я должна это знать, — тихо ответила она. Коннор видел, что она больше не собирается ничего есть, поэтому отодвинул сервировочный столик, который поставили между ними. Мэгги отказалась от чая. Он налил себе маленькую рюмку виски.
— Не знаю всех подробностей того вечера до того, когда я вас встретил, или после того, когда вы меня покинули, но думаю, что знаю достаточно, чтобы устранить неясности.
— Я готова слушать, — сказала Мэгги. В этом Коннор сомневался.
— Вы следовали за человеком в белых перчатках от Дельмонико до квартала красных фонарей. — По румянцу смущения, залившему ее щеки, было ясно, что ему не надо объяснять, что это значит. — Пока вы там были, возможно, пока пытались найти дорогу обратно, к вам привязались несколько матросов.
Мэгги как зачарованная не спускала с него глаз, пока он рассказывал. Она слышала произносимые им слова, но никак не связывала их с собой или со своими поступками. Ей казалось, что эти события происходили с кем-то другим. Невозможно представить, чтобы она когда-либо встречала такого человека, как Харлан Портер, или убежала от него лишь для того, чтобы найти приют в борделе… и быть принятой за проститутку?… никогда не приходилось Мэгги выслушивать подобной чепухи!
Она подняла руку, прерывая рассказ Коннора.
— Это смешно, — резко произнесла она. — Больше не хочу это выслушивать. Теперь я понимаю, почему вам нравится «Двадцать тысяч лье под водой». Они для вас не фантазии, если вы считаете правдой то, о чем мне сейчас рассказали. — И она привстала.
— Садитесь, Мэгги, — приказал Коннор.
— Вы не можете…
— Садитесь.
Она села. Теперь ее зеленые глаза смотрели сердито.
— У меня нет причин выдумывать подобные вещи.
— У вас двенадцать тысяч причин, — напомнила она. — И вы стараетесь свалить вину на меня.
— У вас в утробе ребенок, — грубо ответил он. — И вы пришли сюда в поисках виновного.
— Я пришла в поисках ответов.
— Наверняка вы пришли не в поисках правды, — На этот раз поднялся Коннор. То, что Мэгги отпрянула, когда на нее упала его тень, привело его в ярость. — Как, по-вашему, это случилось, Мэгги? Когда мы встретились?
— Не знаю. Я об этом не думала… Не могла.
— Лгунья. Держу пари, вы думали, что мы встретились в Центральном парке, что гуляли по аллее или вокруг пруда. Вероятно, вы вообразили, что нас охватило мгновенное влечение и мы не совладали с собой. Ведь правда?
— Именно так ваш романтический ум и сердце объяснили появление ребенка?
Она широко открытыми глазами смотрела на него, потеряв дар речи.
— Нас действительно охватило мгновенное влечение, но оно было животным, а не романтическим. Я считал, что вы ждали там меня, и думал, что вам тоже об этом известно. И это произошло не один раз. Это произошло дважды, и второй раз был лучше первого. Это произошло в борделе миссис Холл, а не на ложе из травы в Центральном парке. Это произошло со мной, а не с одним из ваших бледнолицых городских ухажеров. Вот какова правда, мисс Дэннехи. Можете отгораживаться от нее, как хотите, но это не изменит того, что произошло. И уж наверное не изменит того факта, что вы беременны.
Мэгги встала.
— Нет. Возможно, мадам Рестель сможет мне помочь. — Она рванулась мимо него к двери.
Коннор схватил ее за руку и остановил. Он почувствовал, как она вздрогнула, но держал крепко и не дрогнул, когда она с вызывающим видом повернулась к нему.
— Что вы сказали? — резко спросил он.
Его глаза должны иметь цвет ледяных осколков, подумала Мэгги. Глаза столь темные, что кажутся почти черными, должны быть теплее. Возможно, они такие холодные потому, что ей не удается заглянуть в их глубину. Даже его гнев холоден. Только ладонь на ее запястье была теплой и сжимала так крепко, что Мэгги не могла пошевелить пальцами.
— Я сказала, — медленно повторила она, четко выговаривая каждое слово, чтобы не возникло никакой ошибки, — что, возможно, мадам Рестель сможет помочь мне. — Его хватка не ослабела. — А теперь отпустите меня. Вы делаете мне больно.
Его пальцы слегка разжались, но он не отпустил ее руку.
— Кто такая мадам Рестель?
Мэгги забыла, что Коннор вырос не в Нью-Йорке.
— Одна из ваших соседок.
— Это не ответ.
— Это единственный ответ, который вы получите от меня. А теперь отпустите меня. — Ее подташнивало от страха, и это неприятное состояние придавало ей решимости. Он смотрел на нее как на особо интересное насекомое.
И она вдруг испугалась, что он и впрямь поступит с ней как с насекомым и начнет обрывать ей крылышки.
Но вместо этого он ее отпустил.
Мэгги потерла кисть, восстанавливая кровообращение в пальцах. Она недоверчиво наблюдала за ним.
— Теперь я хочу уйти.
— Не собираюсь вас задерживать. Она кивнула:
— И на этом спасибо.
Коннор проводил ее к дверям кабинета.
— Когда я приду к вам домой, то надеюсь, смогу вас увидеть.
Мэгги не представляла себе, зачем ему это надо, но коротко кивнула в ответ. Она снова прикусила нижнюю губу. Он открыл перед ней дверь.
— Через несколько дней я уезжаю в Денвер. До этого мы должны уладить наши отношения.
Мэгги еще крепче прикусила губу и на этот раз кивнула более выразительно.
— Уладить, — повторила она. — Да, нам следует все уладить.
Мойра повстречала дочь, когда та проскользнула в дом.
— Скай сказала, что ты будешь дома к завтраку. Но ты не успела.
Мэгги сняла шляпку и положила ее на столик в прихожей. Погрузила пальцы в пышные волосы.
— Извини, мама. Я думала, что успею. Надеюсь, ты не волновалась.
Мойра не ответила прямо на это утверждение.
— Твоя сестра ждет тебя в гостиной.
— Скай? Почему она ждет… — Голос ее замер, потому что ей в голову пришла другая мысль. Она попыталась придать своему голосу немного энтузиазма, хотя чувствовала, что к ней возвращаются прежний страх и паника. — У нас Мэри Фрэнсис?
— У-гу. Она прибыла поздним утром и осталась на ленч. Ей не хотелось возвращаться в монастырь, не повидавшись с тобой.
— Очень мило с ее стороны. — Мэгги в глубине души не сомневалась, что это устроили отец и мать. Мэри Фрэнсис редко появлялась без предупреждения; ее обязанности у Сестричек Бедняков были слишком многочисленны, чтобы она могла свободно уходить и приходить, когда ей хочется. Мэри предпочитала оставаться на месте большую часть времени. Ее появление в доме означало, что Мойра и Джей Мак призвали на помощь тяжелую артиллерию.
Именно так думала Мэгги, входя в гостиную. Но ничто в облике сестры не подтверждало мыслей Мэгги. Четыре младших сестры давно пришли к общему мнению, что Мэри Фрэнсис самая красивая в семье. Совершенная симметрия черт придавала ее лицу безмятежное выражение, которое временами казалось потусторонним. Монашеский головной убор только усиливал это впечатление. Она была высокой, стройной, грациозной в движениях даже под просторным, скрывающим фигуру нарядом. Но не внешний вид Мэри заставил Мэгги думать о тяжелой артиллерии. Она по опыту знала, что Мэри Фрэнсис никогда не лезла за словом в карман, редко бывала сдержанной и наносила удары с силой пушечного ядра. Мэгги никогда не считала, что Мэри годится в монахини. Ей следовало бы быть генералом.
— Приятно повидать тебя, — произнесла Мэгги, протягивая руки, чтобы обнять сестру. Погрузившись в объятия сестры, Мэгги засомневалась, не ошибалась ли она. Ей стало так спокойно. Мэгги поняла, что была совершенно искренней: ей действительно было приятно снова видеть Мэри Фрэнсис. — Никто не сказал мне, что ты сегодня к нам собираешься.
Со свойственной ей прямотой Мэри ответила:
— Думаю, это входило в план. Джей Мак боялся, что ты со страху убежишь.
Мэгги рассмеялась, но смех ее прозвучал как-то странно, и тут она осознала, что уже очень давно ей ничто не казалось смешным.
— Возможно, так бы и случилось. — Она села на диван, и Мэри Фрэнсис присела рядом, — Ты здесь для того, чтобы выпытать у меня какие-то секреты?
Мэри ухмыльнулась:
— Что-то вроде этого. Никто не понимает, что с тобой происходит, Мэг. Единственное, с чем все соглашаются, это что ты несчастна.
Мэгги обеспокоило то, что она стала предметом подобных обсуждений. Однако ей удалось выдавить из себя улыбку.
— Я тебе тоже кажусь несчастной?
— Да. Твоя улыбка не очень-то помогает это скрыть. Мэри всегда видела ее насквозь.
— Полагаю, у тебя есть своя теория. Мама и Джей Мак считают, что дело в мужчине. — Она была изумлена, что может произносить такие вещи так небрежно. Если бы она готовилась, то не смогла бы солгать, даже Мэри Фрэнсис. — Скай думает, я все еще злюсь на нее за то, что она мне устроила несколько недель назад.
— А кто из них прав?
— Никто.
Спокойные, зеленые, как листья, глаза Мэри неотрывно смотрели в лицо Мэгги.
— А ты как это объяснишь?
— Со мной все в порядке.
Мэри Фрэнсис покачала головой. Ее узкая рука держала молитвенные четки. Они бессознательно перебирала их пальцами.
— Вот тут ты допускаешь ошибку. Говорить, что с тобой все в порядке, когда настолько очевидно, что это не так, — значит привлекать всеобщее внимание. Понимаешь, что я хочу сказать?
Мэгги не могла с уверенностью дать утвердительный ответ. Учит ли ее Мэри Фрэнсис изворачиваться или помогает защититься от вмешательства в ее жизнь? Или понемногу и того, и другого?
— Кажется, понимаю.
— Нет, не понимаешь, но с твоей стороны очень мило делать вид, что поняла. — Мэри Фрэнсис выпустила свои четки и взяла руку Мэгги в свои. — Я знаю, ты расскажешь нам правду, когда сможешь, — сказала она. — А пока знай, я буду поминать тебя в своих молитвах.
Только жгучая боль в горле от непролитых слез удержала Мэгги от того, чтобы выпалить имя мадам Рестель. Трудно было глотать, невозможно вымолвить ни слова.