— На ФСК. И если… вы меня не отпустите… с вами разделаются мои парни… сзади…
   Эту фразу, простую, как мычание, я выговаривал, минуты полторы, набирая воздуху в легкие, чтобы сказать каждое следующее слово. Нет, я не Рембо, я другой…
   Еще минута понадобилась черной парочке, чтобы понять: я им еще и угрожаю. Продолжая меня тащить, один сокол уже привычно замахнулся, зато другой, на мое счастье, все-таки взглянул назад. Оба парня с сумками в руках достаточно далеко выделились из толпы, чтобы сразу броситься в глаза моим соколам.
   — Атас! — крикнул сокол, и одна парочка без разговоров развернулась навстречу другой.
   Меня отбросили на асфальт, чтобы освободить руки. Правильно, подумал я и стал отползать в сторону, к зеленым насаждениям, не выпуская из рук своего верного несессера с камерой. В отличие от вчерашнего, журналист во мне не шевелился. Мне отчего-то не хотелось расчехлять свое японское чудо и снимать сцену еще одной потасовки. Отползая, я утешал себя только тем, что съемка драки с погоней была бы простым самоповтором, после вчерашнего. Настоящий художник между тем не должен стоять на месте и повторяться. Он обязан двигаться вперед… Тут я ударился локтем о дерево… По крайней мере, ползти вперед.
   К сожалению, эта кладбищенская аллея была сегодня немноголюдна. Проще говоря, тут не было ни души. Толпа скорбящих осталась где-то справа, за деревьями, и попасть сразу в гущу людей было невозможно. Даже если учесть, что теперь я сумел подняться с четверенек и двигаться на своих двоих. Втайне я очень надеялся, что обе парочки не смогут полюбовно договориться насчет меня и немного помашут кулаками. Лично меня устраивало, чтобы не выиграла ни та, ни другая команда. Хотя бы несколько минут. Будь я сейчас менее занят отступлением, я бы даже вернулся на место схватки в качестве рефери. Следить, чтобы они не нарушали правила рукопашного боя. Я весьма рассчитывал, что стрелять друг в друга они, по крайней мере поначалу, не станут. Здесь, на кладбище, и без того достаточно покойников…
   Обдумывая эти интересные идеи, я перестал как следует прислушиваться к шуму потасовки на аллее. На месте моего побега между тем стихли крики и звуки ударов тяжелыми предметами по тупым предметам. Спохватился я лишь тогда, когда сзади зашевелились кусты, и на оперативный простор выскочила парочка. Уже другая, с сумками. Их никто не преследовал — значит, моих доброжелателей стало вдвое меньше. Правда, эти оставшиеся вели себя довольно грубо. Они без разговоров схватили меня под руки и выволокли на аллею. Там по-прежнему никого не было, даже тел черной парочки. Где-то далеко-далеко позади разворачивалась на дороге какая-то машина, однако я не обольщался. Со стороны я вновь выглядел упившимся родственником, которого волокут сердобольные друзья. Эти, однако, били не по почкам, а поддых. После первого же удара видеть что-либо я перестал, но слова до меня доходили.
   — Что тебе сказал генерал, а? Отвечай, гнида? На кого работаешь? На фискалов?!
   Задав свои вопросы, мои новые конвоиры чуть ослабили хватку и вполне гуманно перестали меня бить. До них, кажется, дошло, что в таком состоянии я вряд ли что-нибудь смогу сказать.
   Меня поставили на ноги и разогнули, чтобы я стоял прямо. Чувствовал я себя неважно. Кажется, сломано ничего не было, зато ушиблено все, что только можно.
   — Кто… вы… такие? — ответил я вопросом на вопрос. Ответил, видимо, не очень удачно, поскольку сразу же меня легонько съездили по носу. Не самое внятное ответное замечание, но самое доступное по форме. На всякий случай, если я вдруг не понял, один из моих новых друзей перевел с языка жестов на разговорный русский.
   — Управление Охраны, — презрительно процедил он. — Усек, мудило? Будешь теперь отвечать?
   Я закивал на всякий случай. Положение мое было отчаянным. Звать на помощь бесполезно, да и кто поверит воплям пегого алкаша, который вырывается из рук трезвых родственников и несет всякую околесицу.
   — Вопрос первый, — начал все тот же охранец. — Что тебе сказал генерал Дроздов? Вопрос второй. Что от тебя хотели соколы? Вопрос третий. Кто тебе приказал…
   Довести последний вопрос до конца он, впрочем, не успел.
   Автомобиль, который лениво разворачивался где-то далеко позади, неожиданно очутился рядом с нами. Из кабины высунулась голова в темных очках и в кепке козырьком.
   — Ребята, — задумчиво произнесла голова в кепке. — Как нам проехать к монументу майору Гейзину?
   — Проваливайте, — вместе, не сговариваясь, сказали мои приятели с сумочками.
   Видимо, в их теперешнем лексиконе это было самое вежливое слово. Двум пассажирам автомобиля такое слово, по-моему, слишком вежливым не показалось. Во всяком случае они мгновенно выпорхнули из машины, чего мои приятели никак не ожидали. Они упустили то мгновение, когда им нужно было отшвырнуть в сторону меня и освободить свои руки. Я был не Рембо, зато эти двое, видимо, выучились у легендарного киногероя паре приемчиков. По крайней мере, ногами они дрались квалифицированно. Хлоп! Хлоп! Руки мои оказались свободными, зато мои бывшие приятели уже в прострации валялись с правой и левой стороны от меня. Меня самого покамест не тронули.
   — Дядя Саша, — сказал тип в кепке с козырьком своему заросшему бородой напарнику, — их надо бы связать и оттащить в тенек.
   Тот, кого назвали Дядей Сашей, шустро достал из кармана моток бечевки и обмотал ноги-руки обеспамятевших охранцев. Я с большим запозданием сообразил, почему эта парочка из УО не была так предупредительна, как давешний охранец на Тверской. Они, наверное, меня не узнали в этом парике! А то, может, как телезвезду, лупили бы не так сильно…
   Тем временем мои спасители перекантовали парочку в кусты, а потом, вернувшись ко мне, подтолкнули легонько меня в машину. Я покорно влез на заднее сиденье. Тип в кепке завел мотор. Бородатый уставился на меня и негромко сказал:
   — Ну, так что?
   Я устало поглядел на своих спасителей.
   — Вы, конечно, из ФСК, — утвердительно произнес я.
   — Ух ты, — озадаченно сказал бородатый. — Ты телепат, что ли? Я вздохнул.
   — Те, что были до вас, оказались из СБ и из УО. Спецслужбы у нас три, а из трех два вычитать я пока что умею.
   Бородатый усмехнулся:
   — Есть у нас к тебе дело…
   Я поежился.
   — Тоже бить будете? Спрашивать, на кого я работаю?
   Тот, что сидел в кепке за рулем, громко хмыкнул.
   — Для начала снимите парик. Вы ведь Полковников с телевидения, да? Программа «Лицом к лицу»?
   Последние слова весьма расположили меня в пользу этих двух фискалов. Я снял пегий парик и очки, пригладил волосы.
   — Отлично, — сказал тип в кепке. — Хотите получить сенсацию?

Глава 62
ТЕЛЕЖУРНАЛИСТ ПОЛКОВНИКОВ
(Продолжение)

   — Невероятно! — признался я полчаса спустя. — Больше всего это похоже на бред или на дрянной боевик из не нашей жизни.
   Тип в кепке с козырьком, которого звали Максимом Лаптевым, пожал плечами:
   — То, что вы нам рассказали, тоже похоже на плохой боевик. А тем более, если вы правильно расслышали Дроздова, — это вообще уже из разряда фантастики…
   — Ненаучной и очень мрачной, — прибавил бородатый Дядя Саша. — Есть ведь специалисты, врачи, медицинские комиссии… По-моему, твой генерал Дроздов погорячился. В связи с постигшим его тяжелым горем… Нет уж, ЭТОМУ я не верю. И так хватает чернухи с этим покушением…
   Максим Лаптев сказал осторожно:
   — Ладно. Давайте пока примем генеральские слова к сведению, но займемся другими делами. Дядя Саша прав. Главный вопрос — что будем делать с терактом. В связи со всеми его обстоятельствами.
   Дядя Саша проговорил рассудительно:
   — Куда ни кинь — все клин. Перво-наперво надо не болтать, а ехать туда. И так время поджимает. Нам надо прибыть хотя бы за час.
   — А я куда, по-твоему, рулю? — удивился Лаптев. — Туда и едем. Что-то у тебя нынче с соображалочкой туго.
   — Это потому что я давно не курил, — серьезно ответил Дядя Саша. — Мозги требуют наркотика… Аркадий Николаевич, не найдется сигаретки? Свои все вышли, как назло…
   Лаптев с переднего сиденья непонятно хихикнул. Я, пожав плечами, достал свою початую «Магну» и коробок, в котором оставалось две спички. Парочка моих спасителей-фискалов выглядела очень экзотично. Впрочем, и сам я в этой необычной компании казался себе вполне на месте: тележурналист с подбитым глазом. Меня не оставляло странное чувство, что нее мы попали внутрь какого-то американского боевика и теперь катимся по наклонной плоскости сюжета. Для полноты, картины в нашей компании не хватало только блондинки и ребенка — все остальное уже было. Мои спутники, правда, меньше всего думали про американское кино. Дядя Саша деловито потрошил сумочки моих последних конвоиров. Лаптев, не выпуская руля, на ходу облачался обратно в милицейскую рубашку. В конце концов ему удалось привести себя в относительный порядок; затем он отложил на соседнее сиденье кепку и темные очки. Я немедленно протянул ему милицейский головной убор. Обратное превращение в милиционера было как нельзя кстати: в центре города, куда мы направлялись, было полным-полно патрулей, и милицейский капитан за рулем, по крайней мере, избавлял нас от излишнего внимания ГАИ.
   — Заедем со стороны Театральной площади, — предложил Дядя Саша. Он убедился, что в сумочках охранцев были только пистолеты и не было курева, негромко выругался и оставил свои попытки мелкого мародерства.
   — Конечно, с Театральной, — согласился Лаптев. — Там возле ЦУМа есть хорошее местечко для наблюдения: видно обе стороны.
   — Как же ты припаркуешься? — спросил заинтересованно Филиков, раскуривая наконец мою сигарету моей спичкой. — Там же стоянка запрещена. Нас оттуда турнут через десять минут.
   — Была запрещена, — любезно объяснил Лаптев, отважно вписываясь в поворот. Вел он машину довольно лихо, не боялся. Может быть, оттого не боялся, что машина была чужая и отбита, как я понял, у Охраны.
   — А теперь? — спросил я Лаптева. За всеми нововведениями градоначальника уследить просто было нельзя.
   — А теперь — разрешена, — обнадежил нас Лаптев. — Сто баксов в день… Нет, вру: сто пятьдесят.
   — Сколько-сколько? — поразился бедный Дядя Саша.
   Максим Лаптев самым небрежным тоном повторил.
   — И что, — заинтересовался Филиков, — у нас сейчас есть такая сумма? У меня, например, нет. И попробуй кому докажи, что мы с тобой на задании и при исполнении… К тому же Лубянку уже не боятся так, как раньше, — прибавил он с печалью. — Сейчас, Макс, у Президента другие фавориты…
   — Это ты верно заметил, — кивнул Лаптев. — Вот в них мы и сыграем на стоянке. Машина-то наша откуда взялась? Эту серию номеров ГАИ обязано знать и не встревать.
   — Под охранцев работать? — огорчился Дядя. Саша. — Стыд-то какой.
   — Вам тоже стыдно, Аркадий Николаевич? — спросил меня Лаптев.
   — Потерплю, — быстро отозвался я.
   Лишних ста пятидесяти баксов у меня под рукой не было. По правде говоря, у меня и с рублями было туговато. Отправляясь в Солнцево, я переложил свой бумажник из кармана в отделение ушастого «Запорожца» Мокеича, на котором доехал до кладбища. Надеюсь, его никто там не додумается вскрыть. Все-таки атмосфера кладбища не должна благоприятствовать уголовным преступлениям… Я припомнил, однако, как меня отлупили, невзирая на кладбищенскую атмосферу, и почел необходимым подумать о чем-нибудь другом. Например, о том, какой отличный сюжет можно будет мне снять, если все, во что мы впутались, не блеф. Я еще раз проверил камеру. Подарок господина Накамуры работал, как часы. Меня убьют — а это чудо техники все равно будет работать… Последняя мысль мне тоже крайне не понравилась. Снимать телесюжет ценою собственной жизни — это никогда не было моим правилом. Отчасти я нарушил правило только вчера, в «Вишенке», однако это исключение, не должно войти в систему. Ни за какой тройной оклад…
   — Эй, Макс! Макс! Осторожнее! — неожиданно воскликнул Дядя Саша.
   Я вернулся к реальности и тоже со страхом заметил, что Максим выруливает уж чересчур бесшабашно. Милицейская фуражка могла спасти нас от ГАИ, а номер Управления Охраны — от потери полутора сотен долларов. Но вот от аварии нас бы спасти никто не смог.
   — Не обгоняй его, Макс! Не надо! — встревоженно крикнул Филиков, видя, как лихо теснит Лаптев какой-то драндулет, типа «Чайки» восьмидесятого года выпуска. Обитатели «Чайки» с ужасом смотрели на нахала.
   — Не мешай, Дядя Саша, — сосредоточенно говорил меж тем Лаптев, совершая свои фантастические маневры. — Если мы сейчас попадем в пробку на Арбате — то, считай, опоздали…
   С этими словами он круто вывернул машину. Раздался громкий скрежет. Машину тряхнуло.
   — Прорвались! — радостно сказал Лаптев.
   В окно я заметил, что «Чайка»-драндулет боком въехала на тротуар. И еще — что у нее сильно помято крыло. И еще — что на помятом крыле трепыхается какой-то явно не наш флажок.
   — Максим, — взволнованно произнес я. — По-моему, это была посольская машина…
   Дядя Саша с интересом посмотрел через плечо.
   — И правда, — с укоризной сообщил он. — Прибавь-ка скорость, от греха подальше… — Потом он подумал и произнес: — Кстати, а у какой страны желто-голубой флаг? У Швейцарии, что ли?

Глава 63
ПОСОЛ УКРАИНЫ КОЗИЦКИЙ

   С самого утра все пошло наперекосяк, словно одно к одному.
   Сперва закатила внеочередную истерику моя секретарша Анеля, вообразив, будто я грубо с ней поздоровался. Битых полчаса мне пришлось отпаивать эту дурочку валерьянкой и сладким сиропом, по-отечески гладить ее по головке, опасаясь, что вот сейчас распахнется дверь приемной, войдет бдительный Сердюк и, как всегда, поймет все превратно. Наверняка у него уже давным-давно заготовлена депеша в Киев, и в этой депеше шановный посол обвиняется в безнравственном поведении и использовании служебного положения в личных целях. Можно подумать, что, если бы я и впрямь собрался воспользоваться своим служебным положением в общении с Анелей, я стал бы делать это в нашей приемной!…
   Наконец моя Анеля успокоилась и удалилась восстанавливать макияж, а я с головной болью вернулся к себе в кабинет.
   Оказалось, что мои испытания только-только начинались. Стоило мне унять секретаршу, как по телефону стал названивать какой-то Сапего, жалуясь мне зачем-то на бесчинства Лубянки. Я с тоской слушал минут сорок, как пан Сапего изливал мне свои мыслимые и немыслимые обиды на москалей, которые вламываются в квартиры иностранных подданных и устраивают там допросы. За все эти сорок минут я так и не понял, какого черта следовало подвергать допросу этого занудного историка, зато даже пожалел российского гэбиста, который встретился вчера с таким вот фруктом.
   От Сапеги меня спас приехавший Сердюк. Он взял у меня отводную трубку, немного послушал и резко осведомился у оскорбленного историка, чего тот, собственно, хочет от посла Украинской Республики Козицкого?
   Сразу выяснилось, что при всем своем красноречии требований послу пан Сапего сформулировать не в состоянии. Нет, он не требует немедленного объявления войны России. Нет, ноты протеста в адрес российского МИДа он тоже не требует. Чего же он требует? Ах, оградить его, великого историка Сапего, от посягательств российской Лубянки? Хорошо. Пусть он только скажет, каким образом это сделать? Не желает ли, к примеру, пан Сапего переехать из своей квартиры в центре Москвы в маленький номер для гостей на территории самого посольства? Нет, не желает. А может быть, пан Сапего желает, чтобы посол Козицкий послал сичевиков охранять Сапегину городскую квартиру? Нет, этого он тоже не желает… Отвечая на прямые вопросы Сердюка, Сапего совсем запутался и в конце уже стал гнуть, что он всего лишь возмущен, что его, украинского гражданина, допрашивал российский гэбист. Ладно, объявил Сердюк. В таком случае он посоветует послу распорядиться, чтобы отныне пана Сапего ежевечерне посещали агенты Безпеки и вели свои допросы исключительно на родном языке. Такой вариант пана Сапего устраивает? Историк испуганно пискнул, что ему, в принципе, не к спеху, и отключился.
   — Спасибо, — искренне сказал я Сердюку. — Выручил, умеешь.
   Сердюк грустно махнул рукой. Оказалось, что он только что вернулся из района Большого театра и вернулся в самом скверном расположении духа. Внутрь театра попасть не удалось, но и то, что он увидел вблизи, настораживало. Четырежды у него проверяли документы, причем три раза — Управление Охраны и только один — Служба Безопасности Президента. Я удивился. С каких это пор Охрана берет на себя все эти дела? Сердюк согласился со мной, что все это крайне подозрительно и больше всего походит на провокацию.
   — Такэ дило трэба розжуваты, — уставным тоном выразился Сердюк.
   — Да что там розжуваты, — печально возразил я. — Киев требует — пойдем как миленькие…
   Я надел свой идиотский парадный фрак, галстук и на всякий случай повторил список запретных тем, которых я не должен касаться в разговорах с российским президентом. Пока я подзубривал инструкцию, зашел Сердюк, тоже во фраке, который выглядел на его фигуре еще более по-идиотски, чем на моей.
   Сердюк принес новость: посольская машина для официальных выездов на ремонте. Не успел я обрадоваться, как он меня тут же огорошил. Есть запасной автомобиль для выездов, на ходу. В гараже я взглянул и ужаснулся. Запасным автомобилем была древняя «Чайка», по слухам, подаренная еще покойным Брежневым покойному Щербицкому и оставленная в резерве украинского представительства в Москве просто потому, что в Киеве эта «Чайка» Щербицкому была без надобности.
   Шофер Яша сообщил хмуро, что вообще-то ехать можно, только скорость у этого динозавра не того. По этому случаю решили выехать пораньше. Яша бережно вел лакированный подарок Брежнева, бдительно бибикая, когда какая-нибудь машина вела себя чересчур вольно. До въезда на Арбат все шло подозрительно гладко, а потом нашу подарочную «Чайку» начал теснить к обочине какой-то наглый лихач. Я не очень разбираюсь в правилах дорожного движения, но, по-моему, этот автомобиль нарушил все, что мог. Очень ему не терпелось обогнать нас, не дожидаясь поворота.
   — Притормози, Яша, пусть проедет с глаз долой, — попросил я шофера.
   — Цэ нэможлыво, — хмуро ответил Яша и нажал на газ.
   Раздался дикий скрежет, удар, и наша машина поехала вдруг не прямо, а куда-то направо и тюкнулась боком о какой-то столб.
   — …! — выразился Яша на хорошем русском.
   — Приехали, — чрезвычайно довольным тоном произнес Сердюк.
   — Вы заметили, Васыль Палыч, кто там за рулем сидел?
   — А кто? — спросил я.
   — Милиционер! — радостно объявил Сердюк. — Вот она, провокация! А ведь мы предупреждали Киев. Едем обратно, в посольство, — приказал он шоферу. Мне же сказал: — Теперь никто не придерется.
   Мы с Сердюком удовлетворенно пожали друг другу руки, и, пока Яша поворачивал нашу помятую «Чайку» на обратный путь, я со спокойной совестью скатал в трубочку и выкинул в окно два билета в Большой театр, на балет «Спартак». Партер, ряд восьмой, места пятое и шестое.

Глава 64
МАКС ЛАПТЕВ

   — По-моему, это не самое удобное место, — пожаловался мне Филиков.
   — Сам вижу, — огрызнулся я, что есть силы выглядывая в окно машины. — Зато мы не заплатили за стоянку ни копейки…
   — Точнее, ни цента, — миролюбиво подхватил Полковников, выглядывая в другое окно.
   Сам Дядя Саша тем временем обозревал окрестности из заднего окна нашего краденого лимузина.
   Место в самом деле я выбрал далеко не лучшее. Несмотря на то что к вечеру погода испортилась, подул ветер и вот-вот мог начаться дождь, на Театральной площади было довольно людно. По Петровке тоже сновал народ. Прибавьте к этому еще и милицию, и охранцев, которых, мы подозревали, тоже поблизости предостаточно, — и вы догадаетесь, что в этой толкучке мы легко могли бы пропустить появление террористки Леры. Я, правда, показал Дяде Саше и Полковникову фотографию Старосельской, однако у меня лично не было уверенности, что она не станет гримироваться. Это было бы со стороны Леры непростительной глупостью, а дурой, как я успел догадаться, Валерия Брониславовна не была. Вдобавок ко всему мы не представляли, с какой стороны она вообще может появиться. Словом, задачка была со множеством неизвестных, ответ к ней не указан в конце учебника.
   — А что вы будете с ней делать? — поинтересовался Полковников, не отрываясь от порученного ему сектора обзора и, по-моему, весьма гордого поставленной перед ним задачей. Странно еще, что он не сказал: что МЫ будем с ней делать?
   Дядя Саша распушил свою бороду и сказал бандитским тоном:
   — Замочим на месте без суда и следствия. Вздумала, видите ли, покушаться на нашу гордость, на всенародно избранного…
   Полковников перебил обиженно:
   — Ну, я серьезно, братцы. Взяли в компанию — так не валяйте дурака. Мы партнеры или кто?
   — Верно, Аркаша, — сказал я сердечно. — Мы партнеры. Дядя шутит, не обращай на него внимания. Мы… гм… постараемся ее убедить, что она не права.
   — И нам удастся? — полюбопытствовал Аркадий, своим этим «нам» переходя на практике и безоговорочно к партнерству. В голосе его чествовалось некое сомнение.
   Честно говоря, и я был далеко не уверен, что получится. Валерия — крепкий орешек, хотя и были у меня запасе кое-какие аргументы.
   — Главное — объяснить все хорошенько, — ответил я. — Может быть, тогда она сама сможет сделать из этого правильные выводы.
   — А какие правильные? — не отставал Полковников. Кажется, он забыл, что находится не в студии и с интервью придется погодить.
   — Увидим, — отозвался я неопределенно. Факты, которыми мы располагали, могли подвигнуть к разнообразным выводам.
   Аркадий озадаченно замолчал. Возможно, он не привык, что люди, которых он приглашает к интервью, отделываются общими словами, а не раскрывают перед ним всю душу. Кстати, против истины я не погрешил. Сейчас самым важным для нашей команды было как раз УВИДЕТЬ вовремя того, кого надо.
   — Эй, братцы! — позвал глазастый Филиков с заднего сиденья.
   Мы уставили свои глаза и окуляры в ту сторону, куда он показывал.
   — Где она? — спросил я быстро.
   — Да не она, — хмыкнул Дядя Саша. — Дружок твой ее встречать пришел. Вернее, не встречать, а просто присмотреть за ней. Издали…
   Я взял зрительную трубку и сразу заметил человека, которого Филиков знал только по фото из досье, а я видел один раз. Правда, очень недолго. Под колпаком телефонной будки возле здания Центрального детского театра появился не кто иной, как мой приятель Андр. Андрей Николашин собственной персоной. Выражения его лица я не видел, но, кажется, он занимался тем же, что и мы: кого-то высматривал. Пока мы глядели, наш Андр сменил место наблюдения, постепенно приближаясь к Большому. Теперь он стоял возле афишной тумбы.
   — Его бы надо отсечь от нашей дамы, — проговорил Дядя Саша. — Хотя бы секунд на двадцать. Пусть потом поищет.
   Я снова вернулся к своему окошку.
   — Интересно, как ты это сделаешь, — спросил я у Филикова, — если она возьмет сейчас и выйдет из метро? Тут до театра два шага. Выскочить из машины мы еще успеем, а разлучить этих голубков — навряд ли.
   — Будем надеяться на лучшее, — ответил Дядя Саша. — Лера, как революционерка, должна хоть немного быть конспиратором. Не выйдет она на Театральной, это слишком просто. Пойдет другим путем.
   Я скептически покачал головой. Однако Дядя Саша оказался прав.
   Леру я заметил на Петровке. Вернее сказать, ее я как раз поначалу и не заметил. Просто мой глаз привычно выделил вдруг из толпы прохожих две фигуры. Одеты оба были неброско и их в принципе легко было принять за каких-нибудь бедных студентов или приезжих из глубинки. Однако они старательно страховали друг друга. Плохое пополнение в Охране, подумал радостно. Старательное, но неумелое. Необстрелянное. Или, может быть, как раз обстрелянное, но без опыта наружки. Любой профи их просчитает… Так, и кого же они пасут?…
   — Ну-ка, ну-ка, — сказал я вслух.
   Дядя Саша оторвался от наблюдения за Андром. Полковников тоже резко повернулся в мою сторону. Филиков присмотрелся и крякнул:
   — Ну дает!
   Полковников озадаченно произнес:
   — Да это не она! Вы что!
   Но это была она. Валерия Брониславовна Старосельская, прекрасно, можно сказать, талантливо загримированная под старушенцию-аристократку, неторопливо двигалась по Петровке. Нам еще повезло, что она грамотно играла свою роль и плелась сообразно старушкиному возрасту. Парни из Охраны, маячившие за ней, делали все возможное, чтобы тоже замедлить свой темп. Картина презанятная, жаль, рассматривать ее было некогда. Пока Андр Николашин Леру не видел. Но еще пара минут — и она окажется в зоне его видимости. Нейтрализовать одновременно два хвоста нам с Дядей Сашей просто не под силу.