— Хотела! — заносчиво сказала Лера. — Я и сейчас, между прочим…
   — Ладно-ладно, — торопливо прервал ее Дядя Саша. — С террором на сегодня, надеюсь, мы покончили.
   Лера не ответила. Выражения ее лица я не видел, потому что сидел за рулем и не отрывался от дороги. Но мне показалось, что словами Филикова она осталась недовольна.
   — Хорошо, — говорил тем временем наш бывший президент. — А вы, Максим, стало быть, хотели ее поймать?
   — Ага, — произнес я кратко. Честно говоря, сейчас у меня не было никакого желания волочить Леру на Лубянку и сдавать ее под расписку генералу Голубеву.
   — Так, — сказал бывший. — А вы, Аркадий, впутались в это дело из одного журналистского интереса?
   Полковников, судя по всему, нянчил свою камеру. В зеркале заднего вида иногда мелькали его пальцы с бархоткой, которой он полировал линзы объектива.
   — Сначала нет, — признал Полковников. — Сначала хотел просто помочь Дроздову. А потом, конечно… Да и обстоятельства так сложились…
   — В роли ведущего «Ночной Москвы», — с чувством сказала Лера, — вы, Аркадий, были отвратительны. Я никогда не думала, что такой журналист как вы…
   — Так получилось, — огорченно ответил Аркадий. — Это была вылазка в тыл врага. Нас в этой «Вишенке» чуть не убили.
   — Потому что полезли не в свое дело, — желчно сказала Лера. — Ваше дело — «Лицом к лицу», вот и занимались бы этим…
   — А в чем, Валерия, ваше дело? — самым невинным тоном осведомился бывший президент.
   — Гм… — сказал Дядя Саша. Я улыбнулся. Отмщенный Полковников хихикнул.
   Лера сказала совершенно серьезно:
   — Вы все правы. Я не должна была никого упрекать. Мое собственное дело не сделано. Пока.
   — Гм-гм… — с еще большим сомнением произнес Филиков.
   В салоне машины наступило молчание. Слышался только свист ветра, из-за которого редкие дождевые капли почти не долетали до земли. Мерзопакостная погода настраивала всех на не самые веселые размышления. Преимущества такой погоды были только в том, что с улочек, по которым мы ехали, исчезли почти все свидетели нашего продвижения вперед.
   — Кстати, куда это мы едем? — вдруг спохватилась Лера. — Лубянка не в той стороне, и Лефортово тоже. Дядя Саша пожал плечами.
   — Командир знает, куда едем… А, между прочим, действительно, куда. А, Максим?
   — Послушай-ка радио, — ответил я невозмутимо.
   — «Свободу»? — полюбопытствовал Филиков. — «Немецкую волну»?
   — Милицейскую волну, — сказал я. — Очень хорошая радиостанция.
   Дядя Саша послушно стал шарить по приборной панели. Машина охранцев оборудована была всем необходимым. При желании мы могли бы и сами выйти в эфир… если бы не понимали, что при включенном радиотелефоне нас засечь проще простого.
   — Нашел, — объявил Филиков, начиная крутить ручки настройки. Самое смешное, что поначалу действительно попалась «Немецкая волна».
   «…Закончился гибелью злоумышленника, который предпринял попытку покушения на Президента России. Мы передавали новости. А сейчас послушайте очерк о жизни и творчестве Иоганна Себастьяна Баха».
   Зазвучал Бах.
   — Ваш дублер сработал, — недовольно сказал Дядя Саша притихшей Лере. — И при попытке покушения его, по-моему, свои же и кончили. Для правдоподобия картинки…
   — Фашисты. — Лера замолотила кулачком по спинке моего сиденья. — Неужели им все это сойдет с рук? Неужели сойдет и это?…
   Бывший президент пророкотал за моей спиной:
   — Давайте без истерик. Если раньше сходило, то и сейчас сойдет. Я сделал все, что мог. Выбрали его, а не меня.
   — Значит, сделали не все, — жестко произнесла Лера. — Могли бы его арестовать, не дожидаясь выборов. Поводов нашлось бы три вагона. Одной семьдесят четвертой статьей можно было его завалить с голов до ног…
   Дядя Саша сосредоточенна вертел ручку настройки. Баха сменила какая-то французская болтовня, потом эфире возник и пропал древний хит Макаревича, оставив только вылетевшее к нам «…с дураками…» Затем начались марши, прерываемые атмосферными разрядами.
   — Как же его было арестовать? — удивился бывший президент. — Он ведь был депутатом, а Дума на прокурора никак не реагировала. Вы же и так знаете, зачем же спрашивать?
   — Разогнать Думу! — увесисто припечатала Лера. — По домам. Кто будет сопротивляться — по камерам.
   — Разогнать… — горьки проговорил бывший. — ОПЯТЬ?
   — Да, опять! — ответила Лера. — Более того…
   Дядя Саша прервал эту политическую баталию.
   — Виноват, — сказал он. — Это, кажется, про нас.
   «…Приметы особо опасных преступников, — равнодушной скороговоркой произнес женский голос по радио. — Повторяю: всем постам ГАИ в районе Казанского, Курского, Павелецкого, Ленинградского и Савеловского вокзалов, а также всем постам на окружных дорогах. Вооруженные террористы попытаются покинуть город. Номер машины МК 103-2 Е, серебристо-серая „тойота“. При задержании разрешено открывать огонь на поражение…»
   Дядя Саша выключил приемник.
   — Мы не на вокзал, случайно, едем? — спросил он.
   Я ответил Филикову, что нет, не на вокзал, совсем в другое место.
   Подал голос Полковников:
   — От этой машины надо избавляться. Ее, оказывается, каждая собака знает. И вообще, не худо бы вызвать подкрепление.
   — Вот-вот, — мрачно поддержал Дядя Саша. Я заметил, что после услышанного по радио настроение моего напарника еще больше ухудшилось. Правда, и всем остальным стало не по себе. — Вот-вот, — повторил Филиков с нажимом. — Вызовем на подмогу танковую бригаду. Или дивизию.
   — Напрасно смеетесь, Саша, — заявил Аркадий.
   В зеркальце заднего вида я углядел, что Полковников давно уже пристально вглядывается вперед. Кажется, он что-то заметил.
   Я сказал:
   — От машины мы избавимся. Скоро будет у нас другой автомобиль. «БМВ» хотите?
   — Где вы его украдете, Максим? — с интересом спросила Лера, и я подумал, что в ее глазах я уже приобрел довольно устойчивую репутацию автомобильного вора.
   Ответить я не успел.
   — Макс, притормози, — сказал Полковников, и, когда я ударил по тормозам, Аркадий сорвался с места и выскочил — прямо наперерез яркому малолитражному автобусу. На автобусе была какая-то надпись на иероглифах.
   — Мы захватываем эту тачку? — деловито поинтересовалась Лера. — Но, по-моему, ярковата. И потом это ведь совсем не «БМВ»…
   Тем временем Полковников открыл боковую дверцу и забрался в микроавтобус.
   — Может быть, поедем? — неспокойным голосом произнес Дядя Саша. — Кажется, наш друг надумал попросить политического убежища у японцев. Но всех они навряд ли примут. Маленькая страна.
   — Была бы побольше, — заметил я. — Если бы им отдали их острова.
   Бывший президент сказал с заднего сиденья:
   — Давайте только не будем про эти чертовы острова. И так тошно. Максим, сделайте милость…
   — Как скажете. — Я пожал плечами.
   Открылась дверца нашей машины, и на свое место вернулся Полковников. Он был очень доволен и распихивал по карманам какие-то блокноты и ручки.
   — Ну, где там, Макс, ваш обещанный «БМВ»? — возбужденно спросил он.
   Я заметил, как японский микроавтобус стронулся с места и вскоре исчез за углом.
   — Будет-будет, — кивнул я, нажимая на газ. — А что это за японцы?
   — Просто чудо какое-то, — жизнерадостно произнес Полковников. — Я так и думал. Это мой старый друг Накамура-сан. Я у него взял еще несколько чистых кассет для своей крошки. Оказывается, они приехали освещать саммит и малость заблудились. К счастью, их автобус за километр видно…
   — А этот твой старый друг Накамура не стукнет на нас ближайшим ментам? — мрачно осведомился Филиков. Он смолил чью-то сигаретку, но как-то без всегдашнего азарта. — У них там, в автобусе, радио тоже, наверное, имеется.
   — Накамура не стукнет, — убежденно ответил Полковников. — Даже наоборот…
   Дядя Саша открыл было рот, чтобы выяснить, что же означает это самое наоборот, но тут настала моя очередь вмешаться в разговор.
   — Внимание, — объявил я. — Мы приехали. Пришла пора обновить наш автомобильный парк и, кстати, пополнить арсенал.
   — Опять грабить? — с благоговейным ужасом спросила Лера. Кажется, в ее глазах я вырос до уровня Робин Гуда.
   — Почти, — скромно ответил я. — Приготовьтесь к встрече с господами, лояльно настроенными к господину президенту.
   — Макс, не надо, — предостерегающе сказал Дядя Саша. Он сразу все понял. — Они нас размажут в один прием.
   — Авось повезет, — возразил я. — Или, может, у тебя есть идея получше?

Глава 71
ПИСАТЕЛЬ ИЗЮМОВ

   Это заговор, думал я, в ускоренном темпе прыгая по асфальту. Заговор против европейского писателя Фердинанда Изюмова. Я порадовался, что пересилил свою гордыню и не стал надевать тесные сапоги с колесиками-шпорами. В них я бы не пробежал и ста метров. А эти классные американские башмаки, крепкие и удобные, могли выдержать и не такой кросс.
   Главное, чтобы выдержали ноги. И руки. И голова. Не говоря уже про задницу. Вернусь в Париж — обязательно закажу себе еще две пары таких классных ботинок. Если, конечно, вернусь. Если меня не подстрелят, как куропатку…
   Я огляделся. Погони как будто не было, однако требовалось все равно как следует замести следы. Самое лучшее, сообразил я, это посыпать следы красным перцем, от собак. Правда, накрапывает дождь и, возможно, собаки след не возьмут. Но рисковать не будем.
   Я притормозил свой бег у ближайшего продовольственного ларька. Дедок, покупавший консервы, шарахнулся от меня, как от привидения. Видимо, мои отпадные штанцы его глубоко перепахали. Тебе еще повезло, подумал я, что мой зверский пиджачок с глазами остался лежать на поле боя. А то бы, дед, ты вообще умер на месте. Недаром Марья Васильевна говорила, что у меня убийственный вид…
   — Перец есть? — крикнул я в окошечко киоска.
   — Чего? — крикнул в ответ парень в киоске. То ли он был глухой, то ли ветер сдувал все мои слова.
   — Перец! — крикнул я ему в физиономию, и он услышал. Голова его исчезла, зато появились руки с банкой. В банке одиноко плавал консервированный болгарский перец. Он был похож на заспиртованного младенца из кунсткамеры.
   — Вот! — гордо крикнул глухой продавец сквозь ветер. — Отличная закуска! Вам повезло! Осталась последняя банка!
   — Нет! — крикнул я, протягивая обратно заспиртованного младенца. — Мне нужен другой! Молотый!
   Парень из продуктового ларька тревожно поглядел на меня, как на опасного психа. Он никогда не видел, чтобы закусывали молотым перцем. О том, что этот продукт можно использовать для чего-либо другого, кроме закуски, в его квадратную голову не приходило. Он с сомнением оглядел мой крутейший прикид, который был хорош даже без пиджака, и пришел к выводу, что я наверняка псих, но при бабках. Я думаю, что в его мозгах маленький кассовый аппарат уже начал подсчитывать примерную стоимость клевого шейного платка. Платок еще пованивал после переделки в автомобиле, но был еще весьма ничего.
   Тем не менее парень прокричал мне:
   — Молотого нет!
   Должно быть, он просто поленился искать. В таких киосках обязаны держать подобные пакетики.
   — Плачу в баксах, — поспешно прокричал я в ответ.
   Парень удивленно завозился и, после долгих судорог, показал мне в окошко большой захватанный пакет, на котором черным по серому было выведено KRASNYI PERETZ. Видно, эта дрянь кем-то предназначалась на экспорт. Я сунул руку в карман пиджака — и тут сообразил, что пиджака-то на мне уже нет.
   — Момент! — воскликнул я и запустил руку в свой потайной карманчик штанов. У меня на каждой паре был такой тайничок. Никогда не знаешь, в какую передрягу попадешь. Всегда не помешает иметь пару десятков баксов под рукой… Ну, точнее, не совсем под рукой. В этой паре моих классных брючат кармашек располагался там, где ширинка, только с внутренней стороны.
   Парень в киоске со страхом наблюдал за моими странными телодвижениями, видимо, уже проклиная себя, что вообще открыл мне окошечко своего продуктового шопа. Наконец, я долез до тайника и опустошил его. Теперь в моих руках была одна десятка и десяток однодолларовых купюр. Я отложил две по доллару, остальные припрятал.
   — Двух хватит? — спросил я в окошечко.
   Вместо ответа парень стремительно швырнул мне пакет, сгреб доллары, мигом захлопнул свое окошечко, заложил засовом изнутри и даже выключил свет.
   Самое время удирать и мне. Я вскрыл пакет и вновь бросился бежать в сторону предполагаемого метро, на пути жестом сеятеля рассыпая перец. Расходовал я экономно, и хватить должно было надолго.
   Удивленные одиночные прохожие шарахались у меня из-под ног, но я не обращал на них внимания. Спохватился я только метров через триста и бросил взгляд назад. За моей спиной образовалась неаккуратная красная линии, бравшая начало возле злополучного киоска. Я вновь повернулся, чтобы продолжать, но тут меня осенило: по этому красному следу собака, конечно, пройти бы не смогла. Зато человек с нормальным зрением легко бы мог проследить, куда я направляюсь. Примерно такие же следы оставлял после себя Мальчик-с-Пальчик, только он хотел, чтобы его нашли, а я — как раз наоборот.
   Обругав себя идиотом, я выкинул дурацкий перец в ближайшую урну и рванул в сторону, стараясь отойти подальше от красного следа. По пути я думал сразу о трех вещах. Во-первых, о том, что со мной сделают, если поймают. Мысли лезли в голову на редкость неприятные, и будь я даже самым крутым мазохистом во всей Москве (про Париж я уж не говорю!) — и то бы ничего приятного меня бы не ждало.
   Во вторую очередь я подумал о моем бывшем друге, который подстроил мне эту подлянку. Тут кулаки у меня сами собой сжались. Я, конечно, подозревал Марковича в иезуитстве, но, честно говоря, не догадывался о его масштабах. Сымпровизировать покушение на себя — специально для того, чтобы подставить под удар Фердинанда Изюмова, — вот это грандиозная провокация! Сам по себе скандал мне нравился. Не нравилось только, что жертвой должен был стать я…
   На бегу у меня открылась второе дыхание. К тому же район начался знакомый, и теперь я знал, куда именно бегу.
   «Чего только не сделаешь от зависти!» — подумал я. Надо же: стал президентом великой державы, а так и остался мелким завистником. Позавидовал, представьте, моему таланту и моей европейской славе и за это решил меня извести. Если бы не скорбная мысль N 1 о возможной поимке, я был бы совершенно доволен. Тем паче, что мысль N 2 вела меня в правильном направлении. Где-то неподалеку от Петровского бульвара в маленьком подвальчике помещался хороший, хотя и не бомондный гей-клуб. Для вида там располагалась какая-то винная лавочка, а в подвале ежедневно собирались персонажи моего знаменитого романа. Как раз месяца три назад они мне прислали карточку постоянного члена. Делать нечего — придется временно укрыться здесь, таким образом официально закрепить это свое членство. Не останавливаясь, я почесал задницу. Задницу подвергать испытаниям особенно не хотелось, но вся остальная шкура, черт побери, была еще дороже…

Глава 72
МАКС ЛАПТЕВ

   Лояльный к президенту Карташов закусывал.
   Он сидел во главе стола как почтенный отец семейства. По правую и по левую его руку располагались чада и домочадцы — все, как и папа, в черной униформе и в скрипящих кожаных портупеях. Карташовцев за столом было человек пятнадцать. Перед каждым возвышалась горка красных вареных раков и поблескивало несколько жестянок с пивом. Перед самим Карташовым лежали самые крупные раки и стояло больше всего жестянок. Карташов сосредоточенно жевал, не отвлекаясь ни на какие разговоры. Соратники тоже дисциплинированно помалкивали. В комнате слышался только мерный шум от работающих челюстей, да еще время от времени хлопали открываемые жестянки…
   Некоторое время мы стояли в дверях, не решаясь прерывать идиллию. В конце концов я не выдержал и сказал:
   — Приятного аппетита!
   Полтора десятка стриженых голов недовольно повернулись в нашу сторону. В комнате было темновато, стояли мы у самых дверей, и наше вооружение замечено было не сразу. Карташов буркнул лениво, на мгновение оторвавшись от своего рака:
   — Апарин, разберись!
   Белобрысый очкастый Апарин вскочил из-за стола и направился к нам, на ходу промокая рот обшлагом своей черной форменной рубашки. По мере приближения к нам выражение его лица последовательно менялось: сначала на нем явственно читалось одно только недовольство, потом появилось недоумение и под конец обозначилось нечто вроде страха.
   При ближайшем рассмотрении мы представляли собой довольно экзотическую компанию: Валерия со своим пистолетом, насупленный экс-президент, возбужденный Полковников, бомжеватый Филиков и я в милицейской форме. Мы с Дядей Сашей тоже разжились пистолетами, найденными в сумочках солнцевских охранцев. Наша команда была вообще ни на что не похожа — разве что на туристскую группу, забредшую в поисках впечатлений черт знает куда. Или, допустим, на отряд командос, навербованных из представителей ЖЭКа.
   В таком виде у нас было известное преимущество: карташовцы, не ожидая подвоха, подпустили нас довольно близко.
   — Вам чего, начальник? — тревожно спросил очкастый Апарин, обращаясь ко мне. Вернее, не ко мне, а к моей милицейской форме.
   — Встать! — внезапно заорал я.
   Как и было договорено, при этом слове Лера немедленно пальнула в воздух. Игрушечными патронами убить было нельзя, зато звук они давали отменный.
   В ту же секунду Дядя Саша красиво съездил белобрысому Апарину по физиономии. Тот взмахнул руками, пролетел через всю комнату и приземлился на обеденном столе, попутно смахнув на пол раково-пивное изобилие вместе со скатертью.
   Карташовцы бестолково повскакивали с мест, еще не представляя, что им делать, — то ли спасать остатки провизии, то ли давать пришельцам вооруженный отпор. Сам лояльный Карташов, не в силах расстаться со своим раком, потерял необходимую инициативу. Пользуясь неразберихой, мы преодолели расстояние между дверью и бывшим столом яств, и Лера не отказала себе в удовольствии стрельнуть еще пару раз. Я тут же взял на прицел Карташова, а Дядя Саша стал с угрожающим видом поводить стволом, словно выбирая, кого раньше шлепнуть.
   — Все к стене! — проорал я, надсаживаясь. Крики вместе с выстрелами в потолок на этих ребят действовали лучше всего. Сказалось еще и то, что их здесь учили подчиняться приказам.
   Услышав мою команду, почти все карташовцы послушно стали отступать к стене, на которой были развешаны красно-черные штандарты и портреты фюреров. Выглядело это так, словно вся эта братия решила вдруг сфотографироваться на фоне знамени. Сходство усиливала еще и толкотня, которая непредусмотренно возникла у стены. В конце концов карташовцы сами собой рассчитались на первый-второй и стали в две шеренги.
   — Руки за головы! — снова проорал я, заметив, что один из бывших пожирателей раков отступил не к стене, а куда-то вбок, к бумажным стопам, состоящим, по-моему, из карташовских газет. Видимо, это был самый молодой и самый воинственный чернорубашечник, которого наши убедительные аргументы не убедили.
   Пришлось крикнуть, отдельно обращаясь к нему:
   — Эй ты! Ты, тебе говорю! Встань к остальным, а то хуже будет!
   Молодой и воинственный карташовец еще колебался. Он, похоже, воображал, что у нас здесь кино.
   — Ну!! — пророкотал голос бывшего президента. Словно маленький смерчик пронесся по комнате. Стопа газет колыхнулась и повалилась на голову карташовца-камикадзе. Очевидно, газеты хорошо слежались, и поэтому звук получился чистый и громкий. Чернорубашечника-одиночку тут же сбило с ног, и через мгновение он только слабо шевелил конечностями, не в силах выползти из-под бумажной кучи. Весь центр комнаты покрылся слоем газет разной степени толщины: в эпицентре разгрома газетные горы были довольно высоки, а ближе к перевернутому столу долетели только отдельные номера. В обстановке такого разгрома заголовок газеты «Честь и Порядок» выглядел довольно нелепо.
   Сам Карташов с ужасом поглядывал то на пистолет, то на учиненный в его штаб-квартире разгром. Самому ему неоднократно доводилось громить чужие штаб-квартиры и редакции, но такой беспорядок в обители «Чести и Порядка» был для него что нож острый.
   — Та-ак, — произнес я голосом киношного людоеда. — Незаконное вооруженное формирование. Понятые, обратите внимание…
   Услышав знакомое слово, Карташов чуть приободрился. Он вообразил, что это какой-то спятивший милиционер решил проявить инициативу.
   — У нас все законно, — начал было он. — Мы охранная фирма на патриотических соборных началах. Издаем свою газету, все зарегистрировано…
   — Ма-ал-чать! — прервал я его. — Или ты не слышал, что произошло покушение на нашего любимого президента, и все твои бумажки гроша ломаного не стоят?!
   — Как — покушение? — испуганно спросил Карташов. Очевидно, увлекшись пивом и раками, они даже не удосужились включить радиоприемник.
   — Так — покушение! — передразнил я его. — На месте преступления найдена вот такая газета, — нагло соврал я.
   Карташов всплеснул ручками:
   — Да эту газету мог принести кто угодно… Мы ее свободно раздаем, бесплатно…
   Я зверски выпучил глаза, про себя подумав, что со стороны, должно быть, вид у меня донельзя отталкивающий. Впрочем, на таких, как Карташов, этот вид действовал лучше всего.
   — Ключи, — скомандовал я. — Ключи от сейфа, живо!
   Карташов занервничал, и я понял, что в сейфе еще и касса.
   — Давай, давай ключи! — нетерпеливо крикнул Филиков, знаками показывая, что нам пора убираться. — Не зли начальника. Видишь, не в себе человек…
   — Считаю до трех, — произнес я. — Раз… Карташов поспешно выудил ключи из бокового кармана.
   — Открывай сам, — приказал я. Сейф вполне мог оказаться с секретом, и рисковать мне решительно не хотелось.
   Карташов неуверенной походкой заковылял в направлении огромного несгораемого шкафа, тоже задрапированного штандартом с треугольной свастикой. По рядам карташовцев пробежал шепоток. Первый раз в жизни они видели, как их шеф безропотно сдает кассу.
   Возле сейфа главный чернорубашечник немного замешкался. Чтобы чуть приободрить его, Лера выстрелила у него прямо над ухом. Карташов крикнул «Ай!» и тут же завозился с ключами. Замок плохо поддавался.
   — Саботаж? — с угрозой спросил я, с трудом сдерживая смех. Вероятно, это был нервный смех, потому что ничего особо веселого в нашем положении не было. А после того, как по милицейской волне пообещали открывать огонь на наше поражение, перспективы перед нами открывались самые безрадостные.
   — Крак! — сказал сейф, и дверца открылась. При виде содержимого я невольно вспомнил любимую фразу капитана Блада: «Кто предупрежден, тот вооружен». Нет, работа на Лубянке имеет кое-какие преимущества.
   Я быстро приказал Карташову:
   — Шаг назад.
   Филиков все так же зловеще повел стволом, и Карташов, бросив прощальный взгляд на полки сейфа, послушно отступил.
   Мои информаторы не соврали: все четыре автомата АК-74 были здесь. Запасные магазины были уже снаряжены, так что нам оставалось только подхватить находку. Дядя Саша нагрузился оружием и сразу сделался похож на какого-нибудь кубинского или латиноамериканского солдата удачи. Он и без автоматов смотрелся довольно мрачновато, а с автоматами и вовсе прямо-таки излучал опасность. Помимо автоматов, на одной из полок случайно залежалась граната Ф-1, и я понял, каким образом мы будем покидать эту гостеприимную штаб-квартиру.
   Карташов заметил, что на кассу мы не посягнули, и почувствовал себя увереннее. Он начал делать какие-то знаки своему чернорубашечному семейству, воображая, что мы не заметим.
   — Жить надоело, да? — безразлично спросил Дядя Саша, щелкнув затвором трофейного Калашникова.
   Карташов застыл в неудобной позе: рука его еще делала знак соратникам, а голова уже предупредительно была повернута в сторону человека с ружьем.
   — Я — ничего… — произнес Карташов. — Голова зачесалась…
   Я развернул этого деятеля к себе лицом.
   — Где твоя «беретта»? — грозно спросил я. — Пятнадцатизарядная. Куда ты ее дел? Ну, отвечай!
   Карташов, пораженный моим всезнанием, только заплямкал губами.
   — Он не хочет отдавать, — кровожадно произнесла Лера, наслаждаясь разгромом. Устроить шмон в самом гнезде черных рубашек — могла ли она об этом мечтать?!
   — Я хочу, я хочу, — выговорил с трудом Карташов. — Но у меня… ее нет. Курок сломался. Я отдал на завод… починить.
   — Проверим! — грозным тоном пообещал я. — А теперь давай ключи.
   Карташов выпучил глаза:
   — Я ведь только что… все отдал! Я прикрикнул:
   — От машины ключи! Скорее! Где припаркован ваш «БМВ»?…
   Дрожащим голосом ограбленный Карташов объяснил, где найти машину.
   — Теперь ждите, — произнес я официальным тоном. — Через полчаса мы вернемся с автобусом и погрузим вас всех. Кто сейчас попытается бежать, пусть пеняет на себя… Через полчаса!
   Я вырвал телефонный шнур, и мы стали цепочкой двигаться к дверям. Гранату Ф-1 я на всякий случай держал в левой руке — на тот случай, если кто-то из черных рубашек напоследок решит проявить, героизм. Но дураков не было. Подвергать свои жизни опасности из-за четырех АКМов и хозяйского автомобиля никому отчего-то не хотелось. Я продел в чеку веревку и, закрывая за собой дверь, аккуратно приладил гранату.