— Я люблю тебя, Лорел!
   — Да любишь ли? — тихо спросила она, кладя голову ему на грудь. — Может, ты так долго желал меня, что принимаешь вожделение за любовь?
   — Любовь к тебе — единственное, в чем я не сомневаюсь в этой жизни ни на секунду. Порой она сводит меня с ума, внушает подозрения, вынуждает ревновать и даже нападать на тебя совершенно незаслуженно, но ведь это все от огромного чувства.
   — Как бы я хотела верить этому, Брендон, — вымолвила Лорел, глядя на Брендона нежными глазами. — Мне это просто необходимо.
 
   Неделю спустя в доме Мигуэля встречали тысяча девятьсот шестой год. Задолго до двенадцатого удара часов Лорел опьянела от праздничной обстановки, музыки, танцев и… пунша, который лился рекой. Брендон понял это, лишь заметив, что малейший пустяк приводит ее в состояние крайней веселости и смешит до слез. То и дело раздавался ее звонкий хохот, а красивое лицо разрумянилось много больше обычного.
   Наблюдая ее во время танцев, Брендон потешался вовсю.
   — Ты опьянела, дорогая! — смеялся он.
   — Вот спасибо, — бормотала она, цепляясь за него. — Подумать только! Я — и опьяняю! — и она захихикала.
   Брендон нахмурился, но сказал ей в тон:
   — Ты безусловно опьяняешь, Лорел, но я имел в виду иное. Ты сама пьяна в стельку.
   Откинувшись назад, она взглянула на него возмущенно.
   — Ничуть не бывало. — Тут она поскользнулась и, если бы не Брендон, растянулась бы на полу. — Тебе не кажется, что здесь жарко? У меня так от духоты кружится голова.
   — Не от духоты, а от вина и пунша, — поправил Брендон. — Может поешь? Это тебе поможет.
   Лорел покачала головой, свободно падающие на плечи серебристые волны ее волос пришли в движение.
   — Лучше подышать свежим воздухом.
   Брендон нашел место в укромном уголке веранды, выходившей на задний двор.
   — Садись и дыши поглубже. А я слетаю за едой и мигом вернусь.
   — Не забудь о пунше! — крикнула она ему вслед. Укоризненно качая головой, он удалился, а Лорел замурлыкала что-то себе под нос. Знай Брендон, что безобидный на вкус пунш обладает такой силой воздействия, он бы проследил за Лорел в самом начале вечера и спас ее от нескольких лишних стаканов. Но теперь поздно. Остается лишь покормить ее и тем немного ослабить действие алкоголя.
   Брендон принялся накладывать на тарелку еду с блюд, расставленных на столах, и не сразу заметил, что музыку и непрестанный гул голосов перекрывает женский голос: «О Боже мой!» Он чуть не выронил тарелку из рук. С темной веранды, на которой он оставил Лорел, доносились протяжные на техасский манер звуки популярной, но не совсем пристойной песенки «Приди к моей Лу».
   Он бросился к веранде, но путь преграждали танцующие пары, а поющая тем временем с чувством затянула: «О Сюзанна», правда, немного фальшивя и с большим трудом выговаривая слова, так что у нее получалось: «О Шоу-Жанна!»
   Теперь уже и другие с интересом прислушивались к пению, повернув голову в сторону веранды. Брендон, выругавшись про себя и забыв о приличиях, без стеснения расталкивал толпу локтями, ловко балансируя с тарелкой в руках. Он уже почти достиг выхода на веранду, когда, к его ужасу, зал огласили звуки бравурного хора из «Девки Баффало» в сольном исполнении.
   С поразившей даже его самого быстротой и ловкостью Брендон захлопнул за собой дверь веранды и повернулся к Лорел. Она сидела, развалившись в кресле, сбросив туфли на пол, и босыми ногами отбивала ритм исполняемых песен. В такт ему она размахивала обеими руками, висевшими по сторонам тела, и с закрытыми глазами раскачивалась на кресле взад-вперед, мягко ударяясь головой о кресельную подушку.
   Брендон пихнул тарелку на стол и ладонью зажал Лорел рот. Пение прекратилось, но вместо него раздались приглушенные ругательства.
   — Ш-ш-ш, Лорел! Ради Бога, тише! — взмолился Брендон.
   Убедившись, что она замолчала, он отнял руку, готовый, однако в любой момент водворить ее обратно.
   — Кто это научил тебя так ругаться? — спросил он с укоризной.
   — Ты, дорогой, — не задумываясь, весело отпарировала она.
   — Не думаю, — насупился Брендон, всем своим видом выражая сомнение. — Даме, во всяком случае, не пристало употреблять такие выражения.
   Качая головой, она уставилась на него, стараясь разглядеть сквозь туман перед глазами выражение его лица.
   — Тебе не нравится, как я пою! — надулась она, капризно выпятив нижнюю губу.
   — О небо! — воскликнул он. — Ну что с тобой делать? Ты вдрызг пьяна.
   — Вздор! Я слегка навеселе — только-то и всего! — И Лорел часто заморгала, стараясь поймать Брендона в фокус зрения.
   Брендон придвинул к ней тарелку.
   — Пожевала бы чего-нибудь.
   Лорел позеленела, поспешно сглотнула слюну и с отвращением отвернулась от еды.
   — Пожалуй, не стоит. Да я и не голодна.
   — Боже ты мой! Да ты хуже, чем я думал. Спать, что ли, тебя уложить? Ты в состоянии идти?
   К радости Брендона, они могли пройти к себе через открытый задний двор, минуя переполненный людьми дом.
   Лорел поднялась с кресла, но ноги ее предательски дрожали. С криком «О-о-ох» она повалилась на Брендона, и он едва успел подхватить ее качающуюся фигуру. Это вызвало у Лорел гомерический хохот.
   — Черт возьми! — Брендон поднял Лорел на руки и быстро пересек мощенный булыжником двор, моля в душе Бога никому не попасться на глаза.
   Ему потребовалось несколько минут, чтобы отбиться от протянутых рук Лорел, уловить миг, когда она затихла, и раздеть ее. Борьба с мужем, видно, утомила Лорел — она свернулась калачиком, разразилась последним взрывом хохота, широко зевнула и немедленно заснула.
   Брендон заботливо укрыл ее одеялом и поцеловал в лоб.
   — Утром, родная, ты будешь так жалеть, что хватила лишку!
 
   И действительно, Брендон оказался прав. Весь следующий день Лорел держалась то за голову, то за живот. Она не помнила, чтобы когда-нибудь ей было так плохо. Даже моргать — и то стало больно! Каждое движение причиняло страдание, малейший шум усиливал головную боль. Жужжание комара, казалось, не уступает звуку работающей пилы.
   — Если я переживу этот день, клянусь, капли в рот не возьму, хоть убей! — торжественно заявила она.
   Брендон, понимая, как ей плохо, отнесся к жене с полным сочувствием.
   — Сколько же ты выхлестала этого пойла? — поинтересовался он.
   — Боюсь, что несколько полных бокалов. Я умирала от жажды, а пунш так хорошо ее утоляет. Никак не думала, что он способен валить с ног. На вкус — фрукты и фрукты, ничего особенного.
   — Отныне сделай мне да и себе, такое одолжение — пей лишь то, что подают на стол для детей, — посоветовал Брендон. — И тебе, и мне сильно облегчишь жизнь.
   И он принялся развлекать ее рассказами о ее вчерашних художествах.
   Лорел зарылась лицом в подушку.
   — Никогда не смогу смотреть этим людям в глаза, — причитала она.
   — Сможешь, Но могло быть и хуже. Никто из них, к примеру, не слыхал, как ты храпишь в пьяном виде, — усмехнулся он.
   Лорел в отчаянии зарычала и натянула одеяло на голову.

ГЛАВА 13

   Только два дня спустя после своего первого опьянения Лорел наконец снова почувствовала себя человеком. Правда, нельзя сказать, что к ней окончательно вернулось нормальное самочувствие. По какой-то неведомой причине ее продолжала беспокоить тошнота, особенно по утрам, когда от вида и запаха некоторых кушаний немедленно возмущался ее желудок.
   — Долго ли еще я буду так мучиться? — жаловалась она Брендону.
   — Обычно в таких случаях человеку плохо день, ну, в крайнем случае два, — отвечал он. — Или ты чрезмерно чувствительная к алкоголю, или что-то у тебя не в порядке. Если в ближайшее время не получшает, придется пойти к врачу.
   Лорел претила мысль о том, чтобы обратиться к незнакомому врачу, который не то что ее, но даже языка, на котором она говорит, не знает. Во избежание этого она решила впредь скрывать от Брендона приступы тошноты. Тем более что они не усиливались, а в остальном она чувствовала себя хорошо. Следовательно, рассуждала Лорел, болезни у нее никакой нет.
   В первые дни Нового года Лорел много хлопотала по дому. Она помогала Хуаните и Маргарите готовиться к празднованию Крещения шестого января, а накануне пекла пирожки и печенье для детских подарков. Немало времени ушло и на покупку маленьких подарков для всех членов семьи — гребней для волос, духов, саше для женщин, табака, трубок и кошельков для мужчин. Брендон согласился с ней, что в благодарность за оказанное им теплое гостеприимство следует в знак внимания преподнести хозяевам и их близким сувениры на память о совместно проведенном Рождестве.
   Кроме того, на середину января назначили помолвку Инес, и Лорел с утра до вечера обсуждала с ней, как украсить дом, что надеть будущей невесте, какой ужин приготовить. Обычно спокойная, веселая, Инес превратилась за это время в комок нервов. Едва удавалось достичь согласия относительно меню вечера или цветовой гаммы туалета, как Инес внезапно меняла свое мнение. В других случаях она, напротив, не могла заставить себя обдумать до конца тот или иной вопрос, преодолеть свои колебания и принять окончательное решение. Тогда за нее решали другие, а Лорел старалась найти для Инес иное занятие.
   В отличие от шумного Рождества, Крещение было спокойным и радостным. Лорел, встав с постели, увидела на месте своих старых туфель красивые сапоги, купленные Брендоном. Внутри лежала аккуратно сложенная теплая яркая шаль. И она, и сапоги пленили Лорел. Брендон тоже был рад подаркам и немедленно нацепил на себя новый пояс с серебряной пряжкой. Не остались в долгу и хозяева — новобрачные получили в подарок много пустячных, но очень милых вещиц.
   Тошнота, не оставлявшая Лорел в покое, сопровождалась теперь изжогой, но Лорел не волновалась, объясняя ее приступы воздействием острой мексиканской пищи. Неприятно, конечно, но не настолько же, чтобы бежать к врачу, и она утаила ее от Брендона.
   Лорел по-прежнему рвалась домой, и больше всего ее волновало, как уговорить Брендона поехать в Кристалл-Сити. Даже в Бостоне она никогда так не скучала по родным. Тогда она уехала с благословения отца. Письма без конца летели в обе стороны, длинные, многословные от тетки и лаконичные, но часто сопровождаемые подарком — от Рекса. Их разделяли тысячи миль, но Лорел тем не менее чувствовала: родные любят, помнят, понимают ее. А теперь царила мертвая тишина, и Лорел страшилась даже подумать о том, как дома огорчены ее поведение, как обижены, особенно, конечно, отец. И ее со страшной силой тянуло в Кристалл-Сити, где она сможет все объяснить, а они поймут и простят.
   Лорел пыталась убедить Брендона, как важно для нее поехать домой, но с таким же успехом она могла обращаться к стене, с той существенной разницей, что эта стена огрызалась и переходила в наступление. Брендон отказывался выслушивать ее доводы, не говоря о том, чтобы попытаться вникнуть в их суть. Никакие ее просьбы, в которые она вкладывала всю свою душу, не могли заставить его хоть на йоту изменить свою позицию. Они без конца спорили и ссорились, а затем мирились, но лишь для того, чтобы через короткое время снова наброситься друг на друга с упреками. Это стало отвратительной привычкой, крайне неприятной для обоих новобрачных. Оба они ненавидели эти словесные поединки, но ни один не мог уступить другому. Лорел по-прежнему старалась повлиять на Брендона и заставить его изменить свою точку зрения, а Брендон все больше упирался, не желая ничего знать.
 
   Наконец настал день помолвки Инес и Рамона, и все вздохнули с облегчением. Дом выглядел очень нарядно, угощения стояли наготове, и как только прибыли первые гости, Инес снова приветливо заулыбалась им навстречу, забыв о всех треволнениях.
   Фиеста прошла как нельзя лучше, а гостей наехало столько, что Лорел не переставала удивляться, как дом их всех вмещает. Жених и невеста получили массу подарков, причем замечательных. Лорел и Брендон тоже не ударили в грязь лицом — преподнесенная ими пара антикварных серебряных подсвечников заняла почетное место среди подношений.
   В этот вечер Лорел ограничилась лимонадом и стаканчиком вина за обедом. Именно благодаря тому, что она сохранила абсолютно ясную голову, подслушанный ею случайный разговор произвел на нее чрезвычайно сильное впечатление. Рядом беседовали несколько женщин, и долетевшие до нее обрывки их реплик заставили ее насторожиться. Лорел всем телом вытянулась в их сторону, стараясь не упустить ни слова. Дамы оживленно делились воспоминаниями о былых беременностях и перечисляли признаки, которые поразительно походили на те самые проявления недомогания, которые в последнее время беспокоили Лорел. Среди упомянутых симптомов беременности фигурировали такие, которые Лорел замечала и у себя, но, не придавая им должного значения, не тревожилась, а тут поняла, что все они имеют один источник.
   Так, например, помимо тошноты и изжоги Лорел изредка досаждали внезапные случаи головокружения. Она объясняла их тем, что тошнота часто мешала ей есть досыта, а на голодный желудок у кого же не закружится голова! Ей казалось, что стоит забить желудок — и тошнота отпускает, а головокружения как не бывало. Далее в беседе фигурировало состояние типа летаргического, но и Лорел теперь часто ни с того ни с сего клонило ко сну, и ее покидал силы. Она даже этому находила разумное объяснение: споры с Брендоном, мол, — слишком большая эмоциональная нагрузка на нервную систему. Этим же она оправдывала и свои резкие переходы от веселого настроения к угрюмости, от смеха к слезам. Она не замечала, что грудь ее стала мягче, и только под влиянием услышанного сообразила, быстро произведя в уме соответствующие подсчеты, что уже дважды к ней не приходили месячные.
   Лорел была поражена собственной недогадливостью. Надо же быть такой дремучей невеждой, чтобы не связать воедино все эти настораживающие явления! Сейчас все стало на свои места, но сколько новых проблем возникает, и как трудно привыкнуть к мысли о том, что она носит ребенка.
   Встревоженная неожиданным открытием, Лорел незаметно удалилась в свою комнату. Ей хотелось наедине обдумать новость, понять, как она к ней относится, и решить, что делать дальше. Ее одолевали противоречивые чувства и мысли, в голове стоял полный сумбур.
   С одной стороны, она была вне себя от радости, что родит ребенка от Брендона. Стоило ей подумать, что она будет держать на руках их дитя — и лицо ее освещала счастливая улыбка. Это дитя любви, частица их обоих, безразлично, девочка или мальчик, будет обязательно красивым. Они окружат его лаской, с волнением наблюдая, как ребенок растет, с каждым днем открывая для себя нечто новое и поучительное. Ну и, конечно же, пора приступить к трудному делу выбора имени для будущего наследника. Интересно, задумывался ли когда-нибудь Брендон, как он назовет будущего сына или дочь?
   И тут улыбка сошла с губ Лорел. А как он вообще относится к детям? Обрадует ли мужа сообщение Лорел о ее положении? Рассказать ему не медля или стоит немного подождать? И если рассказать сейчас, то в какой форме? Что он скажет в ответ?
   Сама того не замечая, Лорел нервно грызла ноготь большого пальца. Ах, будь здесь тетя Марта! Она бы уж посоветовала, как поступить! При этой мысли слезы набежали на глаза Лорел, ее с новой силой охватила тоска по дому. «До чего же хочется домой! — думала она с чувством полной беспомощности. — Хочется видеть папу и рассказать ему о ребенке. Не знаю, придет он в ярость или в восторг, начнет бушевать или не сможет от радости вымолвить ни слова, так или иначе я хочу сейчас быть с ним и тетей Мартой. Ребенок может заставить папу и Брендона понять, наконец, друг друга. Он может оказаться основой для фундамента, на котором вырастет здание обоюдного уважения двух самых дорогих для меня мужчин. А научившись разумно беседовать и слушать один другого, они, глядишь, и подружатся».
   Так размышляла Лорел, понимая в глубине души, сколь несбыточны ее мечты. С ужасом она вспомнила, какими последствиями угрожал Брендон ее отцу, если тот не выполнит перечисленные в письме требования. На первый план выплыли слова мужа о том, что уж он-то позаботится наградить Рекса внуком, но не допустит, чтобы дед его когда-нибудь увидел. Неужели Брендон хотел зачать ребенка лишь для того, чтобы отомстить Рексу?
   Лорел одолевали страшные сомнения. Может, Брендон ее вовсе и не любит, а его мнимая любовь всего лишь притворство чистой воды, часть сложного плана отомщения ее отцу? Разве может любящий человек быть таким бессердечным, таким мстительным? Да, он безусловно желает ее, в этом нет никаких сомнений. Глядя в зеркало, Лорел не могла не признать, что в нем отражается очень привлекательная женщина, сама молодость и красота. Брендону ее внешность, конечно, нравится. Но есть ли это подлинная любовь? Как совмещается с ней поведение Брендона — непрекращающиеся чудовищные обвинения в адрес отца и запрет видеться ей с любимой родной семьей?
   Все было так сложно, так непонятно! И никого рядом, чтобы излить свою душу, спросить совета. Голова Лорел пухла от каких-то неопределенных идей и одолевавших ее забот.
   Немудрено, что вызванное этими тяжкими думами эмоциональное и физическое напряжение взяло свое, и Лорел разразилась горючими слезами. Она бросилась лицом вниз на кровать, не сдерживая громких рыданий, в которых выливались мучившие ее сомнения и сердечная тоска.
   В этой позе и застал ее Брендон, войдя чуть позже в комнату. Тело и кровать сотрясались от непроизвольных всхлипываний Лорел.
   — Что случилось, дорогая? — воскликнул он, кидаясь к ней. Он притянул Лорел и повернул ее заплаканное лицо к себе. — Кто тебя обидел?
   — Я хочу домой, Брендон! — не переставая плакать, почти закричала Лорел. — Мне необходимо быть там! Именно сейчас!
   Обеспокоенное выражение лица Брендона немедленно сменилось жестким.
   — Но ты же знаешь, что я скажу в ответ. За последний месяц мы раз сорок пережевывали эту тему. И я не отступлюсь ни на шаг. Вскоре мы поедем в Сан-Франциско, но домой я тебя не пущу, пока твой отец не выполнит моих требований.
   — «Требований»! Это не «требования», а клевета, которую ты возводишь на отца!
   — Не слишком ли смело ты выражаешься, как тебе кажется? — Брендон крепко сжал губы.
   — А тебе не кажется слишком смелым обвинять отца в убийстве? — отпарировала Лорел. — Или в угоне скота?
   Поднявшись с кровати и возвышаясь над ней всем своим могучим ростом, Брендон прорычал:
   — Ты, дорогая, видно, что бы ни случилось, так и будешь стоять на стороне отца, а меня осуждать. Хотел бы я знать, каким образом я могу заслужить такую же преданность?
   — Отвези меня домой!
   — Нет!
   — Но мне нужно, нужно быть дома, особенно сейчас!
   — Почему «особенно сейчас»?
   — Потому что… — и Лорел запнулась, понимая, что момент ссоры, когда они с ожесточением набрасываются друг на друга, не самый подходящий для того, чтобы обрадовать будущего отца известием о предстоящем рождении ребенка.
   — Продолжай же! — Он не спускал с нее глаз, ожидая ответа.
   — Иди к черту, Брендон! — в отчаянии закричала Лорел. — Тебе на все наплевать, лишь бы отомстить отцу! Ах, надо было мне в свое время прислушаться к его словам! Скольких неприятностей я бы избежала!
   Скрипя зубами и кипя от ярости, Брендон наклонился к Лорел чуть не вплотную.
   — Излупить бы тебя за такие речи!
   При виде его исказившегося от злости лица, да еще так близко от себя, Лорел инстинктивно отпрянула назад, сколько позволяла кровать, в испуге забыв про собственный гнев.
   Выражение страха в ее глазах подействовало на Брендона отрезвляюще. Тем более что Лорел побледнела, как полотно, и на этом светлом фоне ее глаза выделялись большими темными кругами.
   Брендона охватило отвращение к самому себе, он отшатнулся.
   — Не смотри на меня так, Лорел, — взмолился он. — Я тебя в жизни пальцем не трону, никогда не обижу тебя.
   — Уже обижаешь, — снова разрыдалась она. — Мы оба только и делаем, что наносим друг другу обиды. Между нами идет непрерывная война.
   — Может, это поможет тебе стать взрослой, — возразил он. — Ты больше не папенькина дочка, ты моя жена, и пора тебе начать вести себя соответственно. — Он подошел к двери и распахнул ее.
   — Куда ты?
   — Не знаю. Куда глаза глядят. Вернусь, когда мы оба немного остынем. Может, за это время найдем способ, как осилить свару, в которую превратилась вся наша жизнь.
 
   Брендон отсутствовал долго, Лорел успела выплакать все свои слезы, лицо ее опухло и одеревенело. Брендон, несомненно, ею недоволен, думала она, пытаясь найти выход из тупика, в котором они оказались. Дальше так продолжаться не может. Оба они несчастны, ситуация с каждым днем становится все сложнее. Ее еще больше осложнит то, что она ожидает ребенка. Если Брендон возьмет верх, она будет вынашивать его вдали от родного дома, а значит — в тоске и одиночестве. Но как повлиять на Брендона, Лорел так и не придумала.
   Шагая по комнате, Лорел не переставала усиленно размышлять. Может, все же есть способ разрубить этот гордиев узел: она сбежит, поедет домой, а Брендон наверняка последует за нею. Если он действительно любит ее, то обязательно захочет вернуть, и тогда они с Рексом обо всем договорятся. Брендон возвратится на свое ранчо, она будет жить вблизи от своего семейства и спокойно ждать рождения ребенка. И они снова заживут счастливо, в этом у Лорел не оставалось сомнений.
   Она быстро запаковала вещи в чемодан и запихнула его под кровать. Бежать сию секунду нельзя — он ее мигом перехватит, да и не может же она уехать, не попрощавшись с ним, унося с собой воспоминание о его сердитом лице. Тем более что она свидится с ним очень нескоро, а возможно, не свидится никогда. Тут ей в голову пришла ужасная мысль: а что, если он не настолько ее любит, чтобы помчаться за ней вслед? Тогда сегодня будет их последняя ночь.
   Сердце ее екнуло. А вдруг он в самом деле не приедет за ней? В таком случае она уж всенепременно должна дождаться Брендона, провести с ним их последнюю ночь и навсегда запомнить ее, а потом всю жизнь хранить и лелеять эту память в своем сердце. Наконец Брендон вернулся. Не желая показываться ему с непривлекательным заплаканным лицом, Лорел ждала его в постели при потушенном свете. Полагая, что она спит, и стараясь поэтому не производить шума, Брендон разделся и тихо юркнул под одеяло. Лорел мягко коснулась рукой его плеча.
   — Прости, Брендон. Я Бог знает что наговорила, извини меня. — Ей так не хотелось, чтобы последними словами между ними были бранные выражения.
   — Я тоже хорош. Давай забудем про это, Лорел.
   — Я ненавижу ссориться с тобой, любимый. Эти постоянные стычки убивают нас обоих. А ведь я тебя так люблю!
   С мученическим стоном Брендон притянул ее к себе и обнял.
   — Ах, Лорел, я тебя обожаю. Нам необходимо прекратить эти стычки ради нас обоих.
   Эти слова только укрепили Лорел в решимости уехать. Иного выхода она не видела. Повернувшись к нему лицом, она дрожащими губами искала его рот.
   — Люби меня, Брендон! Пожалуйста! — Это была не просьба о физической близости, а исходившая от сердца мольба о душевной любви на всю жизнь.
   Ночь была совершенно особенная, ни на что не похожая. Брендон чувствовал, что каким-то образом он ее теряет. Сладострастные утехи сопровождались нежнейшими словами и ласками Брендона, на которые Лорел отвечала со всем пылом своего чувства.
   — Мне все кажется, что я глажу шелк, — нашептывал ей на ухо Брендон. — Кожа у тебя такая гладкая, волосы блестят, округлости твои радуют ладонь. А до чего приятно касаться тебя губами.
   Губы его были повсюду, они ласкали и возбуждали Лорел, с благоговением, словно священнодействуя, скользили по ее жентвенным формам. Она же, касаясь его, чувствовала сдерживаемую силу его мышц, перекатывающихся под ее пальцами, как сталь, завернутая в бархат. Лорел упивалась чувственным наслаждением, которое ей доставляли прикосновения рук к сильному и твердому мужскому телу, умеющему дарить столько радости.
   Его плоть вошла в ее тело, и они сомкнулись. Нараставшая страсть согревала их своим пламенем, сплавив в момент экстаза в единое целое. Сталь и шелк слились и потоком ослепительной расплавленной лавы помчались вдаль.

ГЛАВА 14

   Лорел, уже стоя в дверном проеме, с тоской оглянулась на спящую фигуру Брендона. Лицо его во сне было безмятежно, прядь каштановых волос по-мальчишески падала на лоб. Ничто в жизни не давалось ей так тяжело, как оставить его сейчас спящим, быть может, навсегда. Слезы навернулись на глаза, она опустила голову, поспешно выскочила из комнаты и как можно осторожнее прикрыла за собой дверь.
   Ступая с такой же осторожностью, Лорел пробралась на кухню и запаслась водой и провизией на дорогу. Затем, крадучись, отыскала в конюшне свою лошадь, вывела из стойла, оседлала, к седлу приторочила одеяло и сумки. Ведя лошадь на поводке, она вдруг споткнулась обо что-то мягкое. Существо взвизгнуло, и в тусклом свете звезд Лорел разглядела серебристый пушистый комочек — своего любимого лисенка.
   — Тайк! — выдохнула Лорел. — Напугал меня до полусмерти!
   Было бы, конечно, обидно, если бы после всех мер предосторожности, принятых Лорел, ее выдал произведенный Тайком шум, но она надеялась, что этого не произойдет. Она наклонилась и погладила лисенка по голове.
   — Тебе со мной нельзя, малыш. Жаль, но ничего не поделаешь. Ты останешься здесь, с Брендоном! — И Лорел, словно опасаясь, что может передумать, поспешно вскочила в седло и заставила лошадь сразу же перейти на быструю рысь.