Одна навязчивая мысль не давала покоя одурманенной вином голове Брендона.
   — Кто-нибудь видел эту чертову сиамскую кошку? — спросил он однажды.
   — Ни шкурки, ни шерстинки, — ответила Ханна.
   — Интересно, что могло случиться с этим проклятым существом? — поинтересовался он.
   — Котенок, наверное, испугался и убежал. Кошки известны своим непостоянством, не то, что собаки, сир. — Ханна осторожно пыталась не пробуждать у него болезненных воспоминаний. — Они, как известно, большую часть времени гуляют сами по себе.
   Брендон выдохнул в стакан с вином.
   — Думаю, ты права. Но меня преследует мысль, что мы могли выбросить ее кости с кучей камней. — Он повернулся и, спотыкаясь, спустился по ступенькам веранды в сад к наскоро зарытой могиле. — Все же скажите мне, если она опять появится. Я немного соскучился по этой мохнатой злючке.
   Нотки отчаяния ясно прозвучали в его голосе, хотя слова были неразборчивы из-за алкоголя, который он продолжал поглощать в огромных количествах.
   Ханна печально покачала головой, наблюдая, как он плелся среди руин когда-то прекрасного сада. Человек медленно спивался, приближаясь к гибели. Сейчас он походил на тень того, кем был в прошлом. Морщины усталости и печали, избороздившие лоб, горестные складки опущенного рта были немым свидетельством бессонных ночей и мучительных дум. Брендон много пил, мало спал и почти ничего не ел. Он сильно похудел, постоянно казался усталым и изможденным. Потеря жены и ребенка тяжело отразилась на нем, и только время должно было исцелить глубокое горе, если он прежде не ухитрится, горюя, довести себя до могилы.
 
   Тесси постоянно навещала Брендона. Ее тоже беспокоило его состояние. Когда беда миновала, она стала пытаться восстановить отель. Ее прекрасная мечта лежала теперь огромной грудой рухнувшего мрамора и штукатурки. Она наняла рабочих для расчистки завалов и намеревалась немедленно начать строительство нового здания. Регулярно проезжая мимо дома Брендона на строительную площадку — она следила за ходом работ, — Тесси неизменно заходила проведать Брендона. И постоянно находила его или совершенно пьяным, или отсыпающимся после очередных возлияний. От Ханны она узнала, что он взял за правило исчезать на долгое время, видимо, делая рейды по портовым тавернам, чтобы утопить свои горести в новой обстановке. Было непонятно, как он потом ухитрялся найти дорогу домой и не попадал в руки грабителей.
   Тесси умоляла его переехать к ней, где еще продолжали жить многие ее друзья, ожидая, когда отстроятся их дома. Она ясно осознавала, что его преследуют воспоминания о прошлом и что, находясь по сути все время на могиле Лорел, он медленно погибает в одиночестве.
   — Здесь тебе жить нельзя, Брендон, это место непригодно для жилья. Тебе будет намного уютнее в моем доме. Комнат у меня много, и мы будем уважать твое желание побыть в одиночестве, даю тебе слово.
   Но он всякий раз отказывался от ее предложений.
   — Спасибо, Тесс, но нет. Я останусь здесь, пока не решу, что делать или куда уехать. В конечном счете я, наверное, уеду из Сан-Франциско, но пока что этот город для меня не хуже и не лучше любого другого.
   Кончилось тем, что даже уравновешенная Тесси потеряла терпение.
   — Когда ты перестанешь сам себя обманывать и прятаться в бутылку с виски? — ругала она его. — Посмотри на себя! Ты выглядишь хуже портового бродяги! Когда ты избавишься от пьяного дурмана жалости к себе и посмотришь на себя со стороны? Сколько времени ты еще думаешь так жить, прежде чем придешь к трезвому решению? Или ты твердо настроился допиться до ранней могилы? Я знаю, как сильно ты ее любил, Брендон, но ее нет, и, чтобы ты ни сделал, ее не вернуть. Пора собирать свои шарики, мальчик, и найти новую игру и новую жизнь, как бы ни горько тебе было это слышать. Ты жив, нравится тебе это или нет, и подошло время все менять!
   — Тебе легко меня критиковать, — с усмешкой резко возразил он. — Ты никого из близких не потеряла в этом бедствии. Тебе не изменяло мужество, тебе не пришлось стоять над грудой обуглившейся человеческой плоти, которая принадлежала когда-то самому дорогому существу в твоей жизни! Не тебе упрекать меня в себялюбии и невоздержанности.
   Но Тесси стояла на своем.
   — Я не собираюсь извиняться за то, что сказала всю правду, мой друг. Хотя я искренне сожалею о твоей утрате, мне очень горько видеть, как ты разрушаешь себя. Говорю тебе это не со зла, а потому, что ты мне друг и я люблю тебя. Поверь, Лорел ни за что не хотела бы видеть тебя таким.
   Брендон слегка улыбнулся.
   — Ты права, я полагаю, когда-нибудь я вытащу голову из песка, как страус, который обнаружил, что нужно дышать, но не сейчас. А сейчас мне плохо, Тесс. — Улыбка мелькнула на его губах и исчезла, слезы наполнили покрасневшие глаза. — Ты знаешь, в какой-то момент, когда ты ругала меня и осыпала упреками, ты мне напомнила Лорел в минуты ссор.
   И Брендон никуда не поехал, напиваясь пуще прежнего, чтобы заглушить невыносимую боль и раскаяние. Он никак не мог забыть последний вечер с Лорел, окончившийся ужасной ссорой, сожалел о том, что тогда произошло, опять и опять переживал в памяти эту ночь, видел ее заплаканное, охваченное горем лицо, вспоминал злые слова, которыми они обменивались. Если бы он мог стереть эту ночь и заменить ее одной из их страстных любовных ночей, полных нежных слов! Он отдал бы все за это, за то, чтобы держать ее, живую и теплую, в своих объятиях.
   Шли дни и недели, а он все размышлял о своей потере и безнадежно пытался укрыться от действительности, позволяя жизни и времени проходить мимо, стараясь забыть, что живет в мире без Лорел, оживлявшей этот мир для него.

ГЛАВА 25

   На пути из Оклахомы в Лос-Анджелес поезд делал так много остановок, что Лорел пришла к выводу, что пешком, вероятно, она добралась бы быстрее до Техаса. Землетрясение нанесло большой ущерб не только Сан-Франциско. Области к северу и югу также ощутили сильный толчок. Рельсовый путь между Оклахомой и Лос-Анджелесом проходил как раз по его следам, помеченным огромными трещинами и разрушениями.
   Теперь же из-за непрерывного дождя в местах этих трещин земля стала оползать. В некоторых местах, прямо рядом с железнодорожными путями, произошли оползни, и поезду приходилось останавливаться и ждать, пока машинисты определят возможности движения дальше. Кое-где жидкое грязное месиво покрывало рельсовое полотно, и поезд стоял в ожидании, пока рабочие расчистят путь.
   Остановки, так раздражающие Лорел, имели то преимущество, что позволяли Сэсси справлять свои жизненные надобности. Из-за тесной клетки кошка с каждым днем становилась все возбужденнее. Лорел старалась не выпускать ее, боясь, что от испуга она убежит и не вернется. Но вскоре ленточку своего платья Лорел приспособила в качестве поводка, и теперь Сэсси могла совершать небольшой моцион.
   Лорел задавала себе вопрос, что же произошло с Тайком? Выжил ли маленький серебристый лисенок? Остался ли он один и голодал или кто-то его приютил? Она глубоко сожалела, что оставила его, и очень надеялась, что кто-нибудь о нем позаботится.
   После всего горестного и тревожного, что ей пришлось пережить за несколько последних страшных дней, стоянки и ожидания на этих бесконечных рельсах казались ей странными, как если бы ее жизнь вдруг приостановилась во времени.
   Измученное больное тело не находило удобного положения на жестком сиденье. Каждый толчок доставлял жестокие страдания ее уставшим мышцам и костям и, как ни старалась, Лорел не имела возможности распрямить тело и вытянуть ноги. От шума и вони переполненного вагона в голове стучало в такт стуку колес, и Лорел казалось, что она вот-вот лопнет.
   Однако физический дискомфорт был ничто по сравнению с невыносимой болью памяти и души. Долгие часы ожидания позволили Лорел погрузиться в грустные думы, а это было слишком большой нагрузкой для ее и без того истерзанного сердца. Даже когда от усталости закрывались глаза и она начинала дремать, сон приносил мучительные грезы о Брендоне. Наяву или во сне она не могла спастись от воспоминаний о времени, проведенном вместе с ним. Мысли о нем непрестанно иссушали ее разум, преследовали изболевшуюся душу, разрывали на куски разбитое сердце. Казалось, на этом долгом и трудном пути домой не будет отдыха ни душе, ни телу.
   Она покинула Техас упрямой взбалмошной девчонкой, а возвращается женщиной, сполна познавшей радости и сердечные страдания любви к мужчине. У них бывали ссоры, но были и восхитительные моменты захватывающей дух любви. В ее памяти на каждое злое слово Брендона вспоминалась дюжина его проявлений нежности. Ее кожа еще ощущала его волшебные ласки, и тело с головы до ног чувствовало прикосновение его сладких губ. В своих снах она нежно лелеяла его запах, вкус его поцелуев, прикосновения его рук.
   Горячие слезы обжигали глаза Лорел. Гибель Брендона поставила ее в очень трудное положение, но она не жалела о любви, которую разделила с ним. Любовь, несомненно, была, несмотря на то, что их брак по каким-то причинам оказался недействительным. Их любовь не была притворством! Она не разрешала себе думать иначе. Может быть, если бы Брендон остался жив, он бы ей все объяснил.
   Сейчас она не может ничего выяснить, но в одном совершенно уверена: она никогда не пожалеет о своей любви к Брендону, несмотря на то, что эта любовь принесла ей много боли. В ее памяти навсегда останется то короткое восхитительное время, когда они были вместе, без стыда принесет она в этот мир их ребенка и потом расскажет ему все, что сможет, о его отце. Время, конечно, залечит страшную рану, и останутся одни светлые воспоминания, которые будут освещать грядущие темные дни. Она была уверена, что никогда не полюбит никого так, как Брендона: никогда снова ее сердце не будет отдано другому мужчине безоглядно, целиком. Да и как бы она могла это сделать, если часть его Лорел оставила в Сан-Франциско вместе с пеплом Брендона?
   Наконец поезд прибыл в Лос-Анджелес и после короткой остановки, сменив локомотивы, отправился на восток по направлению к Фениксу. Оттуда он пошел на Таксон, затем на юг в Эль-Пасо. Они оставили побережье Тихого океана и углубились в гористую местность. Каждый поворот колеса приближал Лорел к дому.
   Был поздний апрель, снег покрывал шапками самые высокие вершины, от таяния снега поднялись реки и с ревом устремились в долины. Цветы на холмах и в глубоких ущельях, ручьи, струящиеся со скал и уступов, возвещали весну изобилием красок и звуков. Все это мало трогало Лорел, она сидела, целиком погрузившись в свои горькие воспоминания, держа руки на животе, где рос и бил ножками ее ребенок.
 
   Спустя несколько дней, усталая, с затекшими от долгого сидения конечностями, Лорел вышла из поезда в Эль-Пасо. После утомительного и продолжительного пути очень хорошо было оказаться опять на земле Техаса. Отсюда ей нужно было попасть на местный поезд до Кристалл-Сити.
   Но, как выяснилось на вокзале, она опоздала. Следующий будет по расписанию только через два дня. Лорел пришла в уныние и заволновалась при мысли, что придется столько времени торчать в этом скандальном пограничном городе, пользующемся дурной славой. Эль-Пасо был хорошо известен царящим в нем беззаконием и уличными драками, вспыхивающими даже среди бела дня. Еще хуже был разгул головорезов ночью. Перестрелки случались реже, те времена прошли, но разборки и поножовщина были все еще обычным явлением. Эль-Пасо — далеко не то место, где следовало находиться леди, одной, без помощи. Необходимо найти гостиницу на следующие две ночи, решила Лорел.
   Поначалу она собиралась дать отцу телеграмму, но потом решила сделать это перед самым отходом поезда на Кристал-Сити, иначе эти два дня он будет беспокоиться до самого ее приезда, тем более что поезд по той или иной причине может задержаться. А встретить ее на вокзале он так или иначе успеет.
   И Лорел, добравшись до ближайшей гостиницы, сняла комнату. Затем, поскольку ей ничего другого не оставалось, она отважилась снова выйти на шумные улицы, решив потратить время на магазины. Купив газеты и несколько журналов себе на вечер, она зашла в маленький ресторанчик позавтракать. Вздремнув в своей комнате и немного придя в себя, она спустилась пообедать в ресторане гостиницы. К ночи город начинал оживать, поэтому Лорел рано уединилась, перевернула и взбила бугристую постель и наконец улеглась спать.
   Следующий день в основном прошел так же. Время тянулось томительно медленно. К обеденному часу нервы у нее были на пределе. Только сознание, что завтра она будет дома, облегчало вынужденное бездействие.
   Сидя за обедом, который она ела исключительно ради ребенка, Лорел от нечего делать лениво рассматривала окружающих. В гостинице, расположенной рядом с вокзалом, собрались самые разные люди. Это далеко не первоклассное заведение Лорел выбрала лишь за его близость к железной дороге.
   За одним из столов обедала почтенная пожилая пара, а рядом — священник. За другим — бизнесмен разговаривал с будущим клиентом, до Лорел доносились обрывки их разговора. В разных частях зала она узнавала пассажиров, прибывших вместе с ней. Двое ковбоев наслаждались городским вечером. Далее сидел мужчина с сильно накрашенной женщиной, которую из-за этого Лорел приняла за проститутку. За соседним столом вызывающе шумно вели себя трое небрежно одетых мужчин, громкий смех и грубые манеры которых привлекли внимание Лорел.
   Скользнув по ним взглядом, Лорел ощутила страх, ею овладело предчувствие какой-то беды. Она инстинктивно почувствовала, что эта компания таит в себе опасность. Одетые во фланелевые брюки и рубашки, в поношенной обуви, они внешне мало чем отличались от работников ранчо, но их агрессивное поведение выдавало в них людей совсем иного пошиба. Она утвердилась в своем предположении, когда увидела пистолет за поясом одного и рукоятку ножа, торчащую из-за голенища сапога у другого. Это были не простые ковбои, а, скорее, бродяги или даже наемные убийцы.
   Тут Лорел вдвойне осознала, сколь рискованно находиться в этом странном городе. Чувство тревоги возрастало, пока она делала вид, что ест, желая только одного — как можно скорее уединиться в своей комнате.
   Поднимаясь из-за стола, она случайно встретилась взглядом с глазами одного из этой троицы. Шапка, которую тот предпочел не снимать, была сдвинута на затылок и открывала угольно-черные волосы и лицо, на котором выделялись буравившие ее черные, как смоль, глаза.
   На какой-то момент Лорел смутилась от прямого вызывающего взгляда этих мрачных темных глаз. Затем ее глаза широко раскрылись от удивления и замешательства, она задохнулась, в изумлении открыв рот. Она знает этого человека! Она видела его, он, одетый в рясу священника, венчал ее с Брендоном в маленькой церкви в Чиуауа.
   Человек невозмутимо, неторопливо поднялся, отшвырнул стул, ни на секунду взглядом не отпуская ее, и Лорел буквально почувствовала исходящую от него угрозу. Увидев ее испуганное лицо, он криво ухмыльнулся.
   Опасность! В мозгу Лорел вспыхнул сигнал тревоги, и тело на него мгновенно среагировало. Человек, которого она знала как отца Педро, не успел сделать и шага в ее сторону, как Лорел пулей вылетела из ресторана — инстинкт самосохранения придал необыкновенное проворство ее ногам. Не зная, кто он на самом деле и почему сейчас здесь, она была совершенно уверена, что он не священник! Она бежала по коридору и вверх по ступенькам лестницы, не обращая внимания на задравшиеся юбки и сопровождавшие ее любопытные взгляды, сознавая только одно: необходимо добежать до своей комнаты и запереться. Этот человек тоже узнал ее и, если предчувствие ее не обманывает, собирается причинить ей зло по каким-то причинам.
   Задохнувшись в рыданиях от охватившего ее страха, Лорел захлопнула дверь и задвинула засов. Вся дрожа, она на мгновение откинулась, ослабев, на дверь и замерла в панике, услышав приближающиеся тяжелые шаги в коридоре. У нее нет оружия, которым она могла бы себя защитить, ей некому помочь, и только тонкая запертая дверь отделяет ее от преследователя. Лишь сейчас она поняла, что следовало остаться в людном ресторане — там она была бы в относительной безопасности, и кто-нибудь мог прийти к ней на помощь. Здесь же она совершенно одна, и остается надеяться только на собственную находчивость.
   Шаги остановились около двери. Быстро осмотрев комнату в поисках оружия и не найдя ничего подходящего, она схватила кувшин для воды с туалетного столика, но чуть не уронила его, подавляя крик, когда раздался стук в дверь. Она стояла, прижав кувшин к груди и затаив дыхание.
   — Сеньора, откройте дверь! — крикнул бывший отец Педро. Не получив ответа, тихо, но так, чтобы ей было слышно, он сказал:
   — Сеньора, я понял, что вы узнали меня. Нам надо поговорить. Впустите меня.
   Лорел, закрыв глаза, молилась, чтобы он ушел. Комок стоял у нее в горле, она чуть не подавилась, пытаясь его проглотить.
   — В ваших интересах выслушать меня, сеньора. Иначе вам же будет хуже. Откройте, я обещаю, что не причиню вам вреда.
   Она продолжала молчать, и снова, уже сильнее заколотив в дверь, он зарычал:
   — Вы вынуждаете меня принять решительные меры.
   Лорел не смогла подавить пронзительный визг, услышав, как застонала дверь под тяжелыми ударами его ног.
   Дрожа от страха, стояла она по ту сторону двери с поднятым в руках кувшином. С третьей попытки дверь распахнулась. Лорел была готова швырнуть ему в голову кувшин, но он быстро увернулся в сторону и схватил ее за запястья. Шагнув вперед, он спокойно толкнул и закрыл дверь, затем прижал ее к двери всем весом своего большого тела и вырвал кувшин из ее безжизненных рук.
   Опять та же зловещая ухмылка искривила его губы, ярко блеснули зубы на темном лице, находившемся в дюйме от лица Лорел.
   — Сеньора, — насмешливо проговорил он. — Если бы я не увидел ваше отражение в зеркале, вы попытались бы разбить мне череп. Этого я как-то не ожидал.
   — Отпустите меня! — заплакала Лорел, ее глаза были огромными лавандовыми омутами ужаса на бледном лице. — Пожалуйста!
   — Я не могу этого сделать. Может быть, если бы вы не узнали меня сегодня вечером, то смог бы, но теперь — нет.
   Осмотрев комнату, как будто ища что-то, он спросил:
   — Где ваш муж?
   — Он вышел, сию минуту вернется, — соврала Ло-рел, пытаясь дать ему понять, что она не одна.
   Это было бесполезно, он просто насмехался над ней.
   — Я не вижу здесь мужских вещей. Вы жалкая лгунья, сеньора, — смеясь, глумился он. — Может быть, мне следует называть вас сеньоритой, ведь мы оба теперь знаем, что не священник проводил церемонию венчания. Вы были восхитительной невестой, но, боюсь, вы не жена.
   — Ты ублюдок! — крикнула Лорел, в душе которой гнев и безнадежность сменили страх.
   Злобная усмешка не сходила с его губ, глаза от ее слов стали жесткими.
   — Ругай меня как хочешь, моя маленькая хорошенькая птичка, но это не поможет. — Отстранившись, он окинул проницательным взглядом ее фигуру. — Твое положение ничего не изменит. Пойдешь со мной.
   — Нет! — В этом был протест и мольба. — Нет, я не могу!
   — Ха, тем не менее пойдешь. — Отпустив руки Лорел, он толкнул ее к кровати. — Будь хорошей, мучача, и собери свои вещи. Мы выйдем отсюда как муж и жена. Мне все равно, добровольно или насильно, но ты пойдешь.
   — Пожалуйста! Вы этого не сделаете! Прошу вас, уходите, я клянусь, никому ни слова о вас не скажу! В конце концов, что я в действительности знаю? Даже ваше настоящее имя мне неизвестно! — пыталась убедить его доведенная до отчаяния Лорел, и на какой-то миг ей показалось, что это, может быть, ей удастся.
   — Нет, — разбил он все ее надежды. — Ты знаешь достаточно, чтобы меня повесили, в этом все дело. Одно слово твоему так называемому мужу, судье или вашим мексиканским друзьям — и я погиб.
   — Пожалуйста! Клянусь жизнью моего ребенка, обещаю никому ничего не говорить! — умоляла Лорел, со слезами на глазах.
   Темная бровь цинично поднялась в усмешке.
   — Прости, если я тебе не поверю, сеньорита. А теперь или собирай свои вещи, или оставляй их здесь. Мне надоело терять время. — Его вкрадчивый голос стал теперь таким же жестким, как и глаза.
   Закусив губу, чтобы сдержать безнадежные рыдания, Лорел повиновалась.
   — Куда вы меня уводите? И что собираетесь делать? — спросила она дрожащим голосом.
   — Скоро узнаешь. Давай поторапливайся! — коротко ответил он.
   Она собрала то немногое, что у нее было, и потянулась за клеткой с Сэсси.
   — Оставь! — решительно приказал он. — Я не собираюсь таскать за собой кошку впридачу к беременной женщине.
   — Но не будет ли странным, если я оставлю ее здесь? — не успев подумать, поторопилась Лорел и тут же спохватилась, что упустила возможность дать знать о своей беде.
   Огонек удовлетворения зажегся на мгновение в его темных глазах.
   — Дельное замечание. Очень полезно было обратить мое внимание на этот факт, сеньорита. — Он опять с издевкой сверкнул на нее глазами. — Пошли. Ты неси кошку, а я возьму твою сумку. Если кто-нибудь нас остановит, молчи, говорить буду я. И не пытайся бежать или кричать. Я очень хорошо владею оружием и, не колеблясь, убью тебя. Все поняла?
   Она печально кивнула.
   — Иди рядом, немного впереди меня, — резко приказал он.
   Идти на виселицу было бы, наверное, менее страшно. Когда они спускались по задней лестнице, ведущей на узкую улицу, Лорел боялась, что трясущиеся ноги не удержат ее. Даже во время землетрясения ей не было так страшно!
   Они не встретили никого. На темной улице она увидела его спутников, стоявших рядом с лошадьми.
   — Что-нибудь случилось? — спросил один из них.
   — Нет. На, ты держи кошку, а я возьму эту женщину. — Взяв у Лорел Сэсси, он передал клетку второму спутнику.
   — О Господи, Педро! Что мне с этим делать? — возмутился парень.
   — Пока, Карлос, просто возьми ее. Потом ты отдашь ее своей последней путане или следующей приглянувшейся тебе женщине. Можешь съесть ее, мне все равно. А сейчас заткнись и делай что тебе велят.
   Педро взял поводья лошади у третьего мужчины и вручил ему сумку Лорел. Он отвернулся, и Лорел попыталась убежать. Но Педро быстро среагировал, его длинные руки обхватили ее пополневшую талию.
   — Ха, мучача, ты пошла не в ту сторону.
   С отвратительным смехом он поднял Лорел в седло, сам устроился за ней и, взяв поводья, заключил ее между руками.
   Целую вечность, как казалось Лорел, они ехали на восток, вдоль долины Рио-Гранде. Утешало ее в этом ночном кошмаре лишь то, что они с каждой милей приближались к ее дому.
   В остальном путешествие было настоящей пыткой. Трястись на лошади в течение стольких часов, после того как она прошла весь Сан-Франциско, спаслась от пожара, потеряла Брендона, вынесла долгую тряску в поезде! Нет, это было больше, чем могло перенести ее измученное тело! Даже откинувшись на грудь Педро, опираясь на его сильные бедра, она ужасно страдала от толчков и бросков в разные стороны. Ужасно болела спина, Лорел была уверена, что все эти испытания не пройдут для нее бесследно.
   С короткими остановками для отдыха лошадям, они проскакали до заката следующего дня. К этому времени измученная Лорел, страдая от страшной боли, всерьез опасалась за свою жизнь и жизнь ребенка. Пока мужчины разбивали лагерь, она сидела отрешенная и безразличная ко всему на свете. Ее руки были связаны спереди, хотя она не смогла бы убежать, даже если бы представился случай. У нее не было сил просто пошевелиться, но она внимательно прислушивалась к тому, о чем говорили между собой ее похитители.
   — Куда мы едем, Педро?
   — Несколько месяцев назад я наткнулся за заброшенный рудник. Это недалеко — полтора дня езды отсюда.
   — А почему бы нам не вернуться в Мексику? — спросил Джордж.
   — Ну и тупица же ты! — фыркнул с возмущением Карлос. — У моей лошади и то больше мозгов, чем у тебя! Нам нельзя возвращаться в Мексику, пока власти ищут нас по всем городам и деревням.
   — Нас точно так же поджидают в Техасе и в Нью-Мехико, — уточнил, пожав плечами, Джордж.
   — Да, но здесь наши физиономии не так хорошо знают.
   Но Джордж, отстаивая свое мнение, хохотнул и указал пальцем на Лорел.
   — И ты можешь еще говорить такое, когда эта гринга сразу узнала Педро?
   — Именно поэтому мы и отсидимся какое-то время в норе на этом руднике.
   — А что с женщиной? Что делать с ней?
   Лорел со страхом ждала ответа Педро.
   — Она поедет с нами, пока я не решу, как лучше поступить.
   — Мы все равно рано или поздно убьем ее, но я не прочь прежде поразвлечься с ней, — с вожделением посмотрел в сторону Лорел Карлос. — Она очень лакомый кусочек, несмотря на то, что такая толстая.
   При этих словах Лорел окаменела и, почувствовав тошноту, отвернулась.
   Все трое расхохотались, но она с облегчением услышала, как Педро сказал:
   — Не сейчас, Карлос. Сначала я решил послать письмо мужу сеньоры с требованием выкупа. Интересно, сколько он согласится заплатить, чтобы получить ее обратно?
   — Мы не можем отпустить ее, Педро. Она сможет опознать нас всех! — в замешательстве воскликнул Джордж.
   — Знаю, Джордж. Но разве плохо за большие деньги позволить человеку поверить, что мы вернем ему жену.