— Вообще-то, если она все время была там, — спросил я, — каким образом ей удалось...
   — Вчера вечером она ненадолго заезжала домой, — ответил он, — а кроме того, я не знаю точно, когда морфий пропал. Сегодня я впервые за последние три-четыре дня открыл коробку, в которой он хранился.
   — Дороти знала о том, что он у тебя есть?
   — Да. Это одна из причин, по которой я подозреваю ее. Не думаю, что кто-либо еще мог его украсть. На Дороти я тоже экспериментировал.
   — Ну и как, ей понравилось?
   — О да, понравилось, однако, она бы и без того его взяла. Но я хотел спросить вас о другом: могла ли она пристраститься к наркотику за такое короткое время?
   — Насколько короткое?
   — Неделя... нет... десять дней.
   — Вряд ли, если только она сама себя в этом не убедила. Много ты ей давал?
   — Нет.
   — Дай мне знать, когда все выяснишь, — сказал я. — Здесь я возьму такси. До скорого.
   — Вы ведь еще приедете к нам сегодня, да?
   — Если смогу. Может, тогда и увидимся.
   — Да, — сказал он, — и огромное вам спасибо.
   У ближайшей аптеки я остановился, чтобы позвонить Гилду, не ожидая, что застану его на службе, и надеясь узнать номер его домашнего телефона. Оказалось однако, что он все еще был там.
   — Работаете допоздна, — сказал я.
   Его «ага» прозвучало весьма оптимистично. Я прочел ему письмо Джорджии и продиктовал ее адрес.
   — Хороший улов, — сказал он.
   Я сообщил, что Йоргенсен со вчерашнего дня не появлялся дома.
   — Думаете, мы найдем его в Бостоне? — спросил он.
   — Либо там, — предположил я, — либо где-нибудь на юге — не знаю, как далеко ему удалось за это время удрать.
   — Поищем и там, и там, — по-прежнему оптимистично сказал Гилд. — А у меня для вас тоже есть одна новость. Нашего друга Нанхейма с ног до головы начинили пулями тридцать второго калибра примерно через час после того, как он улизнул от нас; теперь он мертв — мертвее не бывает. Стреляли, похоже, из того же пистолета, из которого прикончили секретаршу Вулф. — В данный момент эксперты сравнивают пули. Думаю, сейчас Нанхейм жалеет, что не остался и не поговорил с нами.

XX

   Когда я вернулся домой, Нора держала в одной руке кусок холодной утки, а другой рукой собирала картинку-головоломку.
   — Я думала, ты остался жить у нее, — сказала она. — Ты ведь был когда-то сыщиком: найди мне коричневатый кусочек, напоминающий по форме улитку с длинной шеей.
   — Кусочек утки или головоломки? Слушай, давай не поедем сегодня к супругам Эдж: они такие скучные.
   — Хорошо, но они обидятся.
   — Вряд ли нам так сильно повезет, — пожаловался я. — Они бы обиделись на Куиннов или...
   — Харрисон звонил. Он просил передать, что теперь самое время прикупить акций «Макинтайр Поркьюпайн» — кажется, так они называются — вдобавок к твоему пакету «Доум Майнз». Он говорит, что акции опустились до двадцати с четвертью. — Нора коснулась пальцем картинки-головоломки. — Тот фрагмент, который я ищу, должен подойти вот сюда.
   Я нашел нужный ей фрагмент и почти слово в слово передал все, о чем мы говорили и что делали у Мими.
   — Я тебе не верю, — сказала она. — Ты все придумал. Таких людей не бывает. Слушай, откуда они появились? Может, они — первые представители нового вида чудовищ?
   — Я просто передаю тебе, что происходит, и не берусь ничего объяснять.
   — Да и как бы ты все это объяснил? Складывается впечатление, будто у них в семье нет ни единого человека — особенно теперь, когда Мими ополчилась на своего Криса, — который хоть в малейшей степени питал бы дружеские чувства по отношению к кому-либо из остальных, и, тем не менее, в чем-то они очень похожи друг на друга.
   — Может, как раз этим-то все и объясняется, — предположил я.
   — Хотела бы я взглянуть на тетушку Элис, — сказала она. — Ты собираешься передать письмо Джорджии в полицию?
   — Я уже звонил Гилду, — ответил я и рассказал ей о Нанхейме.
   — И что из этого следует? — спросила она.
   — Прежде всего, если Йоргенсен уехал из города — а я думаю, он уехал, — и в Нанхейма стреляли из того же пистолета, что и в Джулию — а это вполне вероятно, — то полиции придется искать еще и сообщника, раз они хотят обвинить в чем-нибудь самого Йоргенсена.
   — По-моему, если бы ты был хорошим сыщиком, ты смог бы объяснить мне все гораздо доходчивей. — Она вновь занялась головоломкой. — Ты еще поедешь сегодня к Мими?
   — Сомневаюсь. Может, оставишь на время эту игрушку, и мы поужинаем?
   Зазвонил телефон, и я сказал, что подойду сам. Звонила Дороти Уайнант.
   — Алло. Ник?
   — Привет, Дороти. Как дела?
   — Сюда только что приехал Гилберт и спросил меня о... ну, вы знаете о чем, и мне хотелось сказать вам, что это я его взяла, однако с единственной целью — не дать брату превратиться в наркомана.
   — И что ты с ним сделала?
   — Гилберт заставил меня вернуть его, и он мне не верит, но я взяла его только по этой причине, честное слово.
   — Я тебе верю.
   — А, может, вы тогда скажете об этом Гилу? Если вы мне верите, то и он поверит, поскольку думает, что о подобных вещах вы знаете все.
   — Скажу, как только его увижу, — пообещал я.
   Она сделала паузу и затем спросила:
   — Как Нора?
   — Кажется, в порядке. Хочешь с ней поговорить?
   — В общем, да, но я хочу еще спросить вас кое о чем. А мама... она ничего вам обо мне не говорила, когда вы у нее сегодня были?
   — Насколько я помню, ничего. А в чем дело?
   — А Гил?
   — Только в связи с морфием.
   — Вы уверены?
   — Абсолютно, — сказал я. — В чем дело?
   — Да нет, ни в чем... раз вы уверены. Все это глупо.
   — Ну, ладно. Я позову Нору. — Я прошел в гостиную. — Дороти хочет с тобой поговорить. Не приглашай ее на ужин.
   Когда Нора, поговорив по телефону, вернулась, во взгляде ее было что-то странное.
   — Ну и что же она тебе сообщила? — спросил я.
   — Ничего. Просто поинтересовалась, как дела и все такое прочее.
   Я сказал:
   — Если ты обманываешь старших, Бог тебя накажет.
 
   Мы поужинали в японском ресторанчике на Пятьдесят восьмой улице, а затем я позволил Норе уговорить себя поехать, в конце концов, к супругам Эдж.
   Хэсли Эдж представлял собою высокого костлявого мужчину лет пятидесяти с небольшим, совершенно лысого, с помятым желтым лицом. Он называл себя «кладбищенским вором по профессии и по призванию» — единственная его шутка, если только он и впрямь при этом шутил, — а означало сие, что он — археолог; Хэсли очень гордился своей коллекцией боевых топоров. С ним вполне можно было общаться при условии, если вам удавалось примириться с мыслью, будто вы случайно присутствуете при составлении подробной описи его оружейной коллекции — топоров каменных, медных, бронзовых, обоюдоострых, многогранных, многоугольных, зубчатых, молотковых, тесальных, месопотамских, венгерских, скандинавских, причем все эти топоры были в весьма ветхом состоянии. А возражали мы по поводу его жены. Имя ее было Леда, однако он звал жену Тип. Она была очень маленькой, а ее волосы, глаза и кожа, хотя от природы и имели разные оттенки, казались одинаково грязноватыми. Она редко сидела в нормальной позе — чаще всего она пристраивалась где-нибудь, словно курица на насесте — и имела привычку по-птичьи слегка поворачивать голову набок. У Норы была теория, будто однажды, когда Эдж раскопал очередное древнее захоронение, оттуда выскочила Тип, а Марго Иннес всегда называла ее не иначе как гномом. Однажды Тип сказала мне, что полагает, будто ни одно литературное произведение, написанное за последние двадцать лет, не войдет в историю, поскольку «в них нет ничего психиатрического». Жили они в приятном трехэтажном особняке на окраине Гринвич-Виллидж, и напитки у них были превосходные.
   Когда мы приехали, в доме уже находилось более десятка гостей. Тип представила нас тем, кого мы не знали, а затем оттеснила меня в угол.
   — Почему ты не сказал мне, что люди, с которыми я познакомилась у вас на Рождестве, замешаны в деле, связанном с убийством? — спросила она, наклонив голову влево так, что ее ухо почти касалось плеча.
   — Я и сам об этом не знал. И потом, что такое дело об убийстве в наше время?
   Она наклонила голову вправо.
   — Ты даже не сказал мне, что взялся за это дело.
   — Что я тебе не сказал? А-а, понимаю, о чем идет речь. Так вот: я за него не брался. И если меня подстрелили, то это лишь подтверждает, что я — невинный посторонний наблюдатель.
   — Сильно болит?
   — Чешется. Я забыл сегодня переменить бинты.
   — Наверное, Нора ужасно перепугалась?
   — Все перепугались: и Нора, и я, и тот парень, который в меня стрелял. Вон там стоит Хэсли — я с ним еще не говорил.
   Когда я бочком обходил ее, стараясь улизнуть, она произнесла:
   — Харрисон обещал привести сегодня их дочь.
   В течение нескольких минут мы беседовали с Эджем — в основном о местечке в Пенсильвании, которое он собирался купить, — а потом, взяв себе стакан с виски, я стал слушать Ларри Краули и Фила Теймса, рассказывавших друг другу неприличные анекдоты, пока к нам не подошла какая-то женщина и не задала Филу — он преподавал в Колумбийском университете — один из тех вопросов о технократии, какие было модно задавать в ту неделю. Мы с Ларри отошли в сторону и приблизились к месту, где сидела Нора.
   — Будь осторожен, — сказал она мне. — Наш гном непоколебимо настроена на то, чтобы выведать у тебя все, связанные с убийством Джулии Вулф, подробности.
   — Пусть выведывает их у Дороти, — сказал я. — Она придет вместе с Куинном.
   — Я знаю.
   — Он с ума сходит по этой девушке, вы не находите? — сказал Ларри. — Он говорил мне, что собирается развестись с Элис и жениться на ней.
   — Бедная Элис, — сочувственно сказала Нора. Ей не нравилась Элис.
   Ларри сказал:
   — Это еще как посмотреть. — Ему нравилась Элис. — Вчера я видел парня, женатого на матери Дороти. Ну, того, высокого, с которым мы познакомились у вас.
   — Йоргенсена.
   — Точно. Он выходил из ломбарда, что почти на углу Шестой авеню и Сорок шестой улицы.
   — Ты поговорил с ним?
   — Я был в такси. К тому же, по-моему, человек проявляет вежливость, когда притворяется, будто не замечает, выходящего из ломбарда знакомого.
   Обращаясь сразу ко всем, Тип громко произнесла: «Ш-ш-ш», и Леви Оскант принялся играть на фортепиано. Пока он играл, прибыли Куинн и Дороти. Куинн был пьян как сапожник, да и Дороти, судя по всему, пила не одну минеральную воду.
   Она подошла ко мне и прошептала:
   — Я хочу уйти отсюда вместе с вами и Норой.
   Я сказал:
   — Тогда тебе не удастся здесь позавтракать.
   Обернувшись ко мне, Тип произнесла:
   — Ш-ш-ш!
   Мы вновь стали слушать музыку. С минуту Дороти ерзала возле меня, а затем опять зашептала:
   — Гил сказал, что вы сегодня еще собираетесь заехать к маме. Это правда?
   — Сомневаюсь.
   Нетвердой походкой к нам подошел Куинн.
   — Привет, старина. Привет, Нора. Передала Нику те рекомендации? (Тип сказала ему: «Ш-ш-ш!». Он не обратил на нее никакого внимания. Некоторые из гостей с облегчением вздохнули и принялись разговаривать). Послушай, старина, ты ведь держишь средства в банке «Голден Гет Траст» в Сан-Франциско, верно?
   — Кое-какие деньги у меня там имеются.
   — Убери их оттуда, старина. Сегодня я слышал, что этот банк весьма ненадежен.
   — Ладно. Правда, там у меня не так уж и много.
   — Да? Что же ты делаешь со всеми остальными деньгами?
   — Мы с французами скупаем золото.
   Он торжественно покачал головой.
   — Вот из-за таких-то ребят как ты страна и катится в задницу.
   — Причем такие ребята как я не собираются катиться в задницу вместе с нею, — ответил я. — Откуда у тебя царапины?
   — Это Элис. Она всю неделю на меня дуется. Я бы давно уже сошел с ума, если бы не пил.
   — А из-за чего она дуется?
   — Из-за того, что я пью. Она полагает... — Он наклонился ко мне и доверительно понизил голос. — Послушай. Вы — единственные мои друзья, и я скажу тебе, что хочу сделать. Я хочу развестись и жениться на...
   Он попытался обнять Дороти. Она оттолкнула его руку и сказала:
   — Вы ведете себя глупо и назойливо. Лучше оставьте меня в покое.
   — Она думает, что я веду себя глупо и назойливо, — сообщил мне Куинн. — Знаешь, почему она не хочет выходить за меня замуж? Готов поспорить, что не знаешь. Дело в том...
   — Замолчите! Замолчите же, пьяный дурак! — Обеими руками Дороти начала бить его по лицу. Она покраснела, а голос ее звучал пронзительно. — Если вы хоть раз это повторите, я убью вас!
   Я оттащил Дороти от Куинна; Ларри поймал его, удержав от падения. Куинн захныкал:
   — Она ударила меня, Ник. — По щекам его бежали слезы.
   Дороти уткнулась мне в грудь лицом и, по всей видимости, тоже плакала.
   Нашими зрителями стали все, кто там присутствовал. Подбежала Тип; лицо ее сияло от любопытства.
   — В чем дело, Ник?
   — Все в порядке, — ответил я. — Просто подвыпившая парочка решила позабавиться. Я позабочусь о том, чтобы доставить их домой.
   Тип такое объяснение не устраивало: она хотела задержать их по крайней мере до тех пор, пока не узнает, что же все-таки случилось. Она уговаривала Дороти прилечь, предлагала принести что-нибудь — интересно, что именно хотела она принести? — для Куинна, который к тому моменту уже едва стоял на ногах.
   Мы с Норой их увели. Ларри вызвался проводить нас, однако мы решили, что в этом нет необходимости. Куинн, когда мы ехали к нему домой, спал в одном углу такси, в другом, набычившись, молчала Дороти, а Нора сидела между ними. Я примостился на откидном сиденье и по дороге думал о том, что мы все же недолго пробыли у Эджей.
   Нора и Дороти оставались в такси, пока я затаскивал Куинна по лестнице. Он совершенно не мог идти.
   Когда я позвонил, дверь открыла Элис. На ней была пижама зеленого цвета, а в руке она держала щетку для волос. Она устало посмотрела на Куинна и произнесла усталым голосом:
   — Заноси это в спальню.
   Я занес это в спальню и положил на кровать. Оно промычало нечто нечленораздельное и неуверенно подвигало рукой в воздухе, однако глаза его оставались закрытыми.
   — Я раздену его, — сказал я и развязал у Куинна на груди галстук.
   Элис облокотилась на спинку кровати.
   — Пожалуйста, если тебе так хочется. Я давно уже бросила этим заниматься.
   Я снял с Куинна пиджак, жилет и рубашку.
   — Где он отключился на сей раз? — без особого интереса спросила Элис. По-прежнему стоя у спинки кровати, она теперь расчесывала щеткой волосы.
   — У Эджей. — Я расстегнул его брюки.
   — Он был там с этой стервочкой Уайнант? — Вопрос прозвучал небрежно.
   — Там было много народу.
   — Да, — сказала она. — Он вряд ли бы остановил свой выбор на уединенном месте. — Она пару раз провела щеткой по волосам. — Значит, ты полагаешь, что рассказывать мне о подобных вещах будет с твоей стороны не по-товарищески?
   Ее муж слегка пошевелился и промычал:
   — Дорри...
   Я снял с него ботинки.
   Элис вздохнула.
   — Я еще время помню, когда он был молодым и сильным. — Она смотрела на мужа до тех пор, пока я не снял с него всю одежду и не укрыл его одеялом. Затем она вновь вздохнула и сказала:
   — Я приготовлю тебе выпить.
   — Только не наливай много: Нора ждет меня в такси. Она разомкнула губы, словно собираясь произнести что-то, сомкнула их и вновь разомкнула, чтобы сказать:
   — Ладненько.
   Вместе с ней я направился в кухню. Через некоторое время она произнесла:
   — Это не мое дело, Ник, однако, что все же обо мне думают люди?
   — То же, что и обо всех остальных: одним ты нравишься, другим нет, а третьи к тебе и вовсе равнодушны.
   Она нахмурилась.
   — Я не совсем это имела в виду. Какие есть мнения по поводу того, что я продолжаю жить со своим мужем, тогда как он не пропускает ни одной промелькнувшей перед его глазами юбки?
   — Не знаю, Элис.
   — Но что ты думаешь по этому поводу?
   — Думаю, ты знаешь, что делаешь, и что бы ты ни делала, это касается только тебя.
   Она недовольно посмотрела на меня.
   — Ты никогда не говоришь ничего лишнего, не правда ли? — Она с горечью улыбнулась. — Ты ведь знаешь, что я не ухожу от него только из-за денег, верно? Быть может, для тебя это не так много значит, однако для меня это значит много — так уж я была воспитана.
   — Но ведь ты всегда можешь подать на развод и на алименты. Тебе следует...
   — Допивай поскорее и убирайся отсюда, — устало сказали Элис.

XXI

   В такси Нора подвинулась, освобождая для меня место между собою и Дороти.
   — Я бы выпила кофе, — сказала она. — Заедем в ресторан к Ребену?
   — Хорошо, — ответил я и назвал водителю адрес.
   Дороти застенчиво спросила:
   — Что сказала его жена?
   — Она просила тебя поцеловать.
   Нора сказала:
   — Перестань издеваться.
   Дороти произнесла:
   — На самом деле он мне не нравится, Ник. Я не буду больше с ним встречаться, честное слово. — Казалось, она совсем уже протрезвела. — Дело в том... в общем, мне было так одиноко, а с ним я чувствовала себя вроде как в компании...
   Я открыл было рот, чтобы ответить, однако Нора пихнула меня в бок.
   — Ничего, успокойся, — сказала она. — Харрисон всегда слегка придуривался.
   — Я не хочу ничего усложнять, — сказал я, — однако, по-моему, он действительно влюблен в Дороти.
   Нора опять пихнула меня в бок. В полутьме кабины Дороти попыталась разглядеть выражение моего лица.
   — Вы... вы не... вы не издеваетесь надо мной, Ник?
   — Ты вполне этого заслуживаешь.
   — Сегодня мне рассказали еще одну историю о нашем гноме, — сказала Нора, всем своим видом показывая, что не намерена терпеть ни малейших отклонений от заданной ею темы. — Гном — это миссис Эдж, — объяснила она Дороти. — Леви говорит... — История действительно могла вызвать улыбку у того, кто знал Тип. Нора продолжала о ней распространяться до тех пор, пока мы не выбрались из такси у ресторана Ребена.
   В ресторане мы увидели Герберта Маколэя, сидевшего за одним столиком с пухленькой темноволосой девушкой в красном платье. Я помахал ему рукой и, после того как мы сделали заказ официанту, подошел к их столику.
   — Ник Чарльз — Луиза Джекобз, — произнес он. — Присаживайся. Какие новости?
   — Йоргенсен и Розуотер — одно и то же лицо, — сообщил я.
   — Да ну!
   Я кивнул.
   — И у него, похоже, есть жена в Бостоне.
   — Хотел бы я на него взглянуть, — медленно произнес он. — Я знал Розуотера. Хотелось бы удостовериться.
   — Полиция, по-моему, вполне уверена. Не знаю, удалось ли им его задержать. Думаешь, это он убил Джулию?
   Маколэй выразительно покачал головой.
   — Трудно представить, что Розуотер — насколько я знал его — мог кого-либо убить, несмотря на все его угрозы. Ты ведь помнишь, я никогда не принимал их всерьез. Что еще нового? — Когда я замялся, он сказал: — С Луизой все в порядке. Можешь говорить смело.
   — Дело не в том. Просто мне пора возвращаться за свой столик. Я хотел спросить, получил ли ты ответ на объявление в утреннем выпуске «Тайме»?
   — Пока нет. Посиди еще, Ник, мне о многом хотелось бы тебя спросить. Ты ведь рассказал полиции о письме Уайнан...
   — Приезжай завтра на обед, и мы все обсудим. Мне пора вернуться за свой столик.
   — А кто та блондинка? — спросила Луиза Джекобз. — Я видела ее с Харрисоном Куинном.
   — Дороти Уайнант.
   — Ты знаешь Куинна? — спросил меня Маколэй.
   — Десять минут назад я укладывал его в постель.
   Маколэй ухмыльнулся.
   — Надеюсь, ты поддерживаешь с ним знакомство на этом же — чисто приятельском — уровне.
   — Что ты имеешь в виду?
   От ухмылки Маколэя повеяло грустью.
   — Когда-то он был моим маклером, и его советы почти довели меня до банкротства.
   — Чудесно, — сказал я. — Теперь он мой маклер, и я руководствуюсь его советами.
   Маколэй и девушка расхохотались. Я притворился, будто тоже смеюсь от души и вернулся к своему столику.
   Дороти произнесла:
   — До полуночи еще далеко, а мама сказала, что будет ждать вас. Почему бы нам всем не поехать к ней?
   Нора полностью была поглощена тем, что наливала себе в чашку кофе.
   — Зачем? — спросил я. — Что это вам взбрело в голову?
   При всем желании было трудно найти два более невинных лица, чем лица Дороти и Норы.
   — Да ничего, Ник, — сказала Дороти. — Мы просто подумали, что это будет мило. Еще рано, и...
   — И мы все любим Мими.
   — Не-ет, однако...
   — Еще слишком рано, чтобы ехать домой, — сказала Нора.
   — Можно поехать в какой-нибудь бар, — предложил я, — или ночной клуб, или же в Гарлем.
   Нора скорчила гримасу.
   — Все твои предложения сводятся к одному.
   — Хотите, поедем в заведение Барри и попытаем счастья в фараон?
   Дороти хотела было сказать «да», однако, увидев, что Нора опять скорчила гримасу, промолчала.
   — Все дело в том, что мне совсем не хочется опять видеть Мими, — сказал я. — Для одного дня общения с ней более чем предостаточно.
   Нора вздохнула, демонстрируя свое безграничное терпение.
   — Ну ладно, раз уж мы, как обычно, обречены провести остаток вечера в каком-нибудь питейном заведении, то я предпочла бы поехать к твоему дружку Стадси, если только ты не позволишь ему поить нас тем омерзительным шампанским. Стадси очень мил.
   — Я постараюсь, — пообещал я и спросил Дороти: — Гилберт сообщил тебе, что застал меня и Мими в двусмысленном положении?
   Она попыталась перехватить взгляд Норы, однако Нора была занята тем, что рассматривала свою тарелку.
   — Он... он не совсем так об этом рассказывал.
   — А он рассказал тебе о письме?
   — От жены Криса? Да. — Голубые глаза ее заблестели. — Мама просто в ярость придет, когда узнает!
   — Тебе, похоже, эта мысль нравится.
   — Вы так думаете? А разве она когда-нибудь пыталась вызвать во мне...
   Нора сказала:
   — Ник, прекрати издеваться над ребенком.
   Я прекратил.

XXII

   В «Пигирон Клаб» дела шли прекрасно. Там было полно народу, в воздухе стояли дым и гвалт. Стадси вышел из-за кассы, чтобы нас поприветствовать.
   — Я не зря надеялся, что вы заглянете. — Он пожал руку мне и Норе и широко улыбнулся Дороти.
   — Есть что-нибудь интересное? — спросил я.
   Он поклонился.
   — Когда находишься рядом с такими дамами, все интересно.
   Я представил его Дороти.
   Он отвесил ей поклон, проговорил что-то витиеватое насчет «любого, кто приходится другом Нику», и остановил официанта.
   — Пит, поставь сюда столик для мистера Чарльза.
   — Ты каждый вечер устраиваешь здесь такую давку? — спросил я.
   — Я тут ни при чем, — ответил он. — Попав сюда один раз, они обязательно приходят снова. Может, у меня и нет черных мраморных плевательниц, зато у посетителей не возникает желания сразу же выплюнуть то, что они здесь покупают. Хотите, присядем к стойке, пока нам ставят столик?
   Мы сказали, что хотим и заказали напитки.
   — Ты уже слышал про Нанхейма? — спросил я.
   Прежде чем решить, какой дать ответ, он некоторое время смотрел на меня, а затем сказал:
   — Ага, слышал. Его девушка сегодня здесь, — он мотнул головой, указывая на противоположную сторону помещения, — наверное, отмечает это событие.
   Поверх головы Стадси я осмотрел другую сторону помещения и, наконец, обнаружил крупную рыжеволосую Мириам, сидевшую за столиком в компании пяти-шести мужчин и женщин.
   — Слышал, кто это сделал?
   — Она говорит, что полиция — он слишком много знал.
   — Это просто смешно, — сказал я.
   — Смешно, — согласился он. — А вот и ваш столик. Усаживайтесь. Я сейчас вернусь.
   Мы перенесли свои стаканы за столик, который официанты втиснули между двумя другими столами, занимавшими место, коего вполне хватило бы лишь для одного из них, и устроились настолько удобно, насколько это было возможно.
   Нора отхлебнула из своего стакана, ее передернуло.
   — Как ты думаешь, может, сюда добавили той самой «горькой вики», которую так любят вставлять в кроссворды?
   — Ой, смотрите! — произнесла Дороти.
   Мы посмотрели и увидели направлявшегося к нам Шепа Морелли. Внимание Дороти привлекло его лицо. В тех местах, где не было шрамов, лицо сильно опухло, а цвет его варьировался от насыщенно-пурпурного под одним глазом до нежно-розового, в каковой был окрашен кусочек пластыря, приютившийся у него на подбородке.
   Морелли подошел к нашему столику и наклонился над ним, опершись о столешницу обоими кулаками.
   — Послушайте, — сказал он. — Стадси говорит, что я должен принести извинения.
   Нора пробормотала: «Надо же, каков наш старина Стадси», а я спросил:
   — Да?
   Морелли покрутил головой, на которой не было живого места.
   — Я не привык извиняться за свои поступки — меня либо принимают таким, каков я есть, либо не принимают вовсе, — однако, не скрою, я сожалею, что потерял голову и выпалил в вас; надеюсь, рана не слишком вас беспокоит, и если я могу что-либо сделать, то...
   — Забудем. Присядьте и выпейте чего-нибудь. Мистер Морелли — мисс Уайнант.
   Глаза Дороти расширились; она была явно заинтересована.
   Морелли нашел стул и сел за столик.
   — Надеюсь, вы тоже не станете держать зло против меня, — сказал он Норе.
   Она ответила:
   — Ну что вы, это было так интересно.
   Он подозрительно посмотрел на нее.
   — Выпустили под залог? — спросил я.
   — Ага, сегодня после обеда. — Он осторожно потрогал лицо рукой. — Вот так и появляются новые шрамы. Мне пришлось еще в течение некоторого времени оказывать сопротивление при аресте, прежде чем они отпустили меня на все четыре стороны.