Хилл Сандра. Холодный викинг

   — Что? Что снять?
   — Рубашку. Снимай!
   — Отсечешь ей голову и пошлешь Ивару в рубашке? — прокричал один из мужчин, а другие одобрительно зашикали. Сначала Зигтриг нахмурился, но тут же задумчиво выпятил губы:
   — Может быть. Может быть. — И, повернувшись к Руби, ледяным тоном повторил: — Снимай ее!
   Руби с ужасом сообразила, что король требует от нее раздеться перед всеми. Она посмотрела на Олафа, который энергично закивал головой. Кажется, у нее нет выхода.
   Руби с горящим лицом подняла над головой футболку и швырнула ее в протянутую руку Зигтрига, не обращая внимания на его раздраженное ворчанье при виде такого непочтения. Несмотря на охвативший ее стыд, она держала голову гордо, не собираясь прикрывать руками стянутые лифчиком груди, почему-то понимая, что ей не позволят сделать этого.
   Приглушенный шепот и шорохи поплыли над толпой. Торк и король недоуменно глазели на черный кружевной лифчик. Единственный глаз короля едва не вылез из орбиты, а Торк, казалось забыл, как дышать. Странно! Он достаточно часто видел ее белье!
   Торк нерешительно глянул ей в глаза, и, несмотря на ее ужасное положение, бушующее пламя в его взгляде зажгло ответный огонь в самых секретных местечках! Не прикасаясь к Руби, Торк ласкал ее взглядом. Без слов говорил ей все, что хотело знать ее сердце.
   Из чувственного транса их вывел Олаф, который громко откашлялся. Заметив их потрясенные лица, он громко захохотал.
   — Могучий Один! Из-за вас в комнате стоит нестерпимая жара! Лучше бы вам найти уголок поукромнее, прежде чем стащите штаны тут же и перед всеми!
   Явно смущенный столь неожиданной реакцией, Торк потряс головой, чтобы прояснить мозги, а потом злобно воззрился на Руби, словно та его заколдовала. Один мрачный взгляд на Олафа, и тот немедленно стал серьезным. Но тут внимание Зигтрига привлекли джинсы Руби.
   — Снимай это тоже.
   — Эй, погодите-ка! Не слишком ли многого требуете? Я не занимаюсь публичным стриптизом! — И, заметив вопросительно поднятые брови короля, пояснила: — Не раздеваюсь в присутствии всех. Ни за что!
   — Ты осмеливаешься перечить мне? — процедил король сквозь стиснутые зубы голосом, который немедленно лишил Руби желания спорить. Зигтриг поднял руку, словно собираясь снова ударить ее. Олаф слегка кашлянул, словно умоляя Руби выполнить приказание. Она устало прикрыла глаза, всей душой желая оказаться дома, но чувствуя, что это невозможно, по крайней мере пока. Может, это все-таки кошмар, один из тех, где спящий видит себя голым перед хохочущими людьми? Так или иначе ей придется подчиниться.
   — Ах, ладно! Но это все.
   Она нагнулась было, чтобы снять кроссовки, но вспомнила о том, что стоит спиной к викингам, и вместо этого уселась на ступеньку и стянула кроссовки, моля Бога, чтобы он дал ей проснуться, прежде чем все случившееся убьет ее. «Интересно, очень больно, если во сне отрубают голову?» — гадала Руби со зловещим юмором.
   Поставив кроссовки на пол, она выпрямилась и вызывающе оглядела Торка и короля, отказываясь пресмыкаться. В конце концов, ее модели могут прохаживаться по помосту в одном белье на показах мод перед еще большим количеством людей. Чего же стесняться ей?
   Руби расстегнула пуговицу на джинсах и потянула застежку-молнию. Но Зигтриг, протянув руку, остановил ее.
   Неужели решил оставить ее в покое?
   Нет, не настолько он благороден!
   — Сделай это снова! — потребовал он, явно пораженный необычной медной дорожкой.
   — Что именно?
   — Расстегни штаны. Этой штукой.
   Руби, не поняв в чем дело, опустила глаза. Торк показал на молнию, едва сдерживая смех.
   — Он имеет в виду это.
   Руби поняла, что короля интересует молния. Конечно, тогда их еще не изобрели. Она опустила молнию, подняла, еще раз и еще, пытаясь объяснить королю, что это обыкновенная застежка. Торк злорадно усмехнулся, наслаждаясь ее смущением.
   Жлоб!
   Наконец Руби сняла джинсы и вручила их Зигтригу, чтобы тот вдоволь наигрался проклятой молнией.
   Взгляд Торка скользил по Руби со знакомым жадным блеском, который только она могла распознать. Джек часто видел ее в черных кружевных трусиках, не похожих на бикини, обычного покроя, довольно длинных, от талии до самых бедер, если не считать соблазнительных разрезов по бокам.
   Торку, несомненно, понравилось ее белье, это сразу видно. Ему всегда оно нравилось. И черный цвет — его самый любимый. Несмотря на грозившую опасность, Руби наслаждалась его смущением, тем, что Торк неловко переминается с ноги на ногу, отказываясь встретиться с ней глазами, возможно боясь повторения предыдущей сцены.
   Руби опустила глаза, и ей пришлось по душе увиденное — стройное, худощавое тело, упругие груди, узенькая талия и длинные ноги. Сразу видно, что тебе двадцать!
   В толпе раздались непристойные замечания, показавшие ей, что викинги тоже заметили ее необычное белье, хотя Зигтриг по-прежнему возился с проклятой молнией. Вероятно, сломает ее неуклюжими лапами и во всем обвинит Руби!
   Наконец Зигтриг обернулся, подозрительно щурясь.
   — Откуда ты взялась? Может, ты колдунья?
   — Нет! — поспешно воскликнула Руби, помня предупреждение Торка о нелюбви короля к волшебству.
   — Может, стоит объявить о сожжении ведьмы? — злорадно осведомился Зигтриг. Толпа одобрительно зашумела, — очевидно, идея пришлась по вкусу.
   Господи! Эти викинги так же кровожадны, как говорилось в исторических рукописях, прочтенных Руби, когда она восстанавливала генеалогию семьи, восходившую к раннему средневековью. Тогда она считала, что священники, ненавидевшие язычников-завоевателей, искажали действительность, но теперь уже не была так уверена в этом.
   Торк не сказал ни слова в ее защиту, и Руби поняла, что придется спасаться самой. Она лихорадочно пыталась найти выход.
   Вот! Это должно сработать!
   В последнем, отчаянном порыве самосохранения Руби громко провозгласила:
   — Я тоже принадлежу к роду викингов!
   — Что?! — воскликнули хором Торк и король.
   Проклятые викинги снова начали переговариваться. Однако Руби заметила, что Олаф ободряюще подмигнул и улыбнулся! Кажется, ей начинает нравиться это грубое животное!
   — Объясни все, девчонка, но не смей лгать! — велел король, сжимая ее подбородок, и без того болевший от железной хватки Торка.
   — Мой дед в пятидесятом колене — викинг Грольф, первый герцог Нормандский. Кажется, саксы называют его Ролло, — нахмурившись, добавила она.
   Многие заохали, услышав столь дерзкое заявление, но Торк побагровел и, кажется, был готов удушить ее на месте. Ошеломленный Зигтриг вопросил:
   — Значит, ты называешь себя внучкой нашего союзника Грольфа?
   Очевидно, он не расслышал слов «в пятидесятом колене». Руби хотела поправить его, но вовремя вспомнила, что король запретил ей упоминать о будущем. Вместо этого, скрестив пальцы наудачу, она пояснила:
   — Да, я прямой потомок Грольфа.
   Олаф одобрительно кивнул. Пока все идет хорошо.
   — Знаешь ли ты, что Грольф и мой отец — союзники? — осведомился Торк.
   Но Руби не попалась в ловушке.
   — Неправда. Отец Грольфа, граф Рогнвальд Мор, был лучшим другом Гаральда, но король Гаральд объявил Грольфа вне закона и изгнал из Норвегии.
   Надежда мгновенно загорелась в Руби, но тут же угасла, когда Торк мстительно заметил:
   — Чепуха! Она такой же викинг, как я — сакс. Наглая ложь!
   — Возможно, — нерешительно согласился Зигтриг, задумчиво прикусив нижнюю губу. И, словно внезапно все это ему надоело, устало пробормотал: — Что скажешь, Торк? Тебе решать. Пытками вырвешь у нее тайны? Или попросту обезглавишь и отошлешь ее голову Ивару?
   — Я?!
   Торк грубо выругался.
   — Это моя первая ночь в Джорвике за два года. Почему я должен возиться с чертовой девкой?
   — Думается мне, — вкрадчиво начал Зигтриг, — что она прибыла на твоем корабле.
   — Но это не доказано.
   — Значит, можно доказать, — раздраженно бросил король; очевидно, его настроение опять изменилось.
   Вперед выступил Олаф и обратился к королю:
   — Что, если она действительно родня Грольфа? Может, стоит сначала удостовериться? Мало нам бед с саксами, так еще навлечем гнев такого могущественного человека! Можем ли мы позволить себе оскорблять друзей?
   Верно!
   Челюсти Торка судорожно сжались, но он ничего не ответил. Очевидно, все еще оскорблен ее замечанием о детях и стесняется того, что его влечет к этому странному созданию.
   Руби поклялась, что Торк заплатит за то, что бросил ее. Бросил! Совсем как Джек!
   Однако у нее не осталось времени хорошенько подумать над этим, поскольку Зигтриг вновь заревел, словно разъяренный горный лев.
   — Тихо! — заорал он, перекрывая гул толпы. — Довольно!
   Когда в похожей на пещеру комнате воцарилось молчание, король объявил:
   — Судьбу рабыни решит альтинг в будущем месяце, а пока я отдаю ее на попечение Торка Гаральдсона.
   И вызывающе воззрился на Торка, словно подначивая того возразить.
   — Охраняй ее, Торк, и обращайся с подобающим уважением на случай, если она все-таки внучка Грольфа.
   Внучка! Она не упоминала ни о каких внучках! Однако это совсем неплохо. Возможно, она даже успеет проснуться прежде, чем от нее потребуют доказательств.
   Она ведь скоро проснется, верно?
   Люди разбились на маленькие группы, мужчины продолжали пить эль. Торк наблюдал за Руби поверх края рога, словно предостерегая ее от дальнейших объяснений. Потом он сделал знак Олафу, и тот принес ей одежду и кроссовки.
   — Мы отведем девчонку в твой дом, где мне не терпится увидеть… — начал Торк, но тут же осекся. Мужчины обменялись настороженными взглядами.
   — Даю тебе час, чтобы доказать жене, как сильно ты скучал по ней, — непристойно ухмыльнулся он. — Потом вернемся в гавань, чтобы наблюдать за разгрузкой судов.
   — Да, если я хотя бы немного знаю Селика, он сейчас лежит между ляжками какой-нибудь бабы, вместо того чтобы, как полагается, быть на пристани.
   Мужчины рассмеялись.
   — Завтра отправляюсь к деду, в Нортумбрию. Он меня уже заждался. А ты будешь охранять девчонку до моего возвращения.
   — Ты переночуешь у меня сегодня?
   Торк поколебался.
   — Нет, это будет неразумно.
   И снова он и Олаф понимающе переглянулись.
   — Когда ты вернешься? — поинтересовался Олаф, ничем не выдавая своих чувств по поводу того, что Руби так неожиданно свалилась на его голову.
   — Дня через два-три.
   Три дня!
   Руби съежилась при одной мысли о том, что ей придется пробыть без Торка целых три дня.
   — Торк, ты не можешь бросить меня здесь. Ты мой муж. И это правда. Возьми меня с собой.
   — Черта с два!
   Мерзавец! Как можно любить такого негодяя и одновременно корчиться от отвращения при виде этого лица?
   — Ты совсем не похож на Джека.
   — Прекрасно.
   — И если приглядеться, ты вовсе не красив, — совсем по-детски капризно солгала Руби.
   — По-твоему, мне не безразлично, понравился ли я такому уродливому отродью, как ты? Думаю, ты сучка из помета дворняжки и стоило утопить тебя при рождении.
   — А ты… ты…
   — Что, слов не нашлось, крошка? — осведомился Торк, ущипнув ее за зад. — Кровь Тора! Твое молчание — лучшее из того, что ты сделала за весь день.
   Он открыл дверь и со смехом окликнул Олафа.
   — Удачи, друг мой. Встретимся во дворе, как только я попрощаюсь с Зигтригом.
   — Друг? — проворчал Олаф. — Хорош друг, навязал мне эту девку. Наверное, в наказание!
   Но Торк только усмехнулся и оставил Олафа и Руби одних.
   Руби с упавшим сердцем глядела ему вслед. Торк собирается покинуть ее. И несмотря на неприязнь к этому человеку, она чувствовала себя так, словно Джек вновь уходит. И в этот раз боль была ничуть не меньше.
   Возможно, Торк вовсе не ее муж. Просто не может им быть. Однако Руби вопреки всему ощущала, что последняя связь с реальностью исчезнет, как только Торк уедет из Джорвика.
   Видя разочарование Руби, Олаф предупредил:
   — Твои глаза выдают все, что у тебя на сердце, но лучше не показывать своих чувств по отношению к таким людям, как Торк. Женщины вне постели мало что для него значат.
   Руби поглядела на Олафа, в чьих руках была сейчас ее судьба, и с надеждой спросила:
   — Я говорила тебе, что пришла из будущего?
   Но он схватил ее за руку и потащил к двери, зарычав:
   — Скажи это моей жене, Джиде. Она скорее всего треснет тебя по голове деревянным половником, и тогда наконец нам удастся обрести благословенное спокойствие.

ГЛАВА 4

   Руби почти бежала, чтобы не отстать от Олафа и Торка, широкими шагами идущих по улицам города. Очевидно, дом Олафа был на самой окраине.
   Она попыталась расспрашивать обо всех диковинных вещах, которые встречала по пути, — грубых постройках с черепичными крышами, красивых детях, игравших на порогах домов, ремесленниках, выставлявших на продажу неуклюжую мебель и искусно сделанные украшения, но мужчины либо отделывались односложными репликами, либо просто не отвечали.
   В натертую ступню врезался камешек, и Руби, упрямо плюхнувшись на скамью рядом с мастерской резчика по дереву, стала ждать, пока Олаф и Торк заметят, что она отстала. Долго сидеть ей не пришлось.
   — Какую проделку ты затеяла сейчас? — угрожающе поинтересовался Торк.
   — Никакой. Просто в туфлю попал камешек, и бок заболел, а вы что, бежите бостонский марафон?
   — Марафон?
   — Неважно.
   Руби вновь завязала шнурки рваной кроссовки с тяжелым предчувствием того, что придется не раз повторять это слово, прежде чем она проснется.
   Торк нетерпеливо нахмурился:
   — Надевай чертову туфлю и перестань ворон считать.
   — Совершенно ни к чему так вопить, — пробормотала Руби.
   Олаф, весело улыбаясь, наблюдал за ними.
   — Такая обувь мгновенно развалится, стоит только очутиться на поле битвы или когда тебя буря застигнет, — презрительно заметил Торк. — Меч тут же проткнет ткань.
   Руби невольно усмехнулась.
   — Ты прав, для сражений они не подходят, зато в самый раз хороши для бега трусцой.
   — Бега трус… Это еще что такое, черт побери?
   — Сейчас покажу.
   Руби побежала по улице в том направлении, куда они шли. Только через несколько мгновений Торк и Олаф опомнились и, сообразив, в чем дело, бросились в погоню. Торк вцепился ей в руку и заставил остановиться.
   — Думаешь, что сумеешь сбежать? И оставишь меня оправдываться перед Зигтригом?
   — Нет, — запротестовала Руби, — просто показывала, что такое бег трусцой. В моей стране этим занимаются мужчины и женщины, чтобы упражнять тело.
   И она, отдернув руку, обежала вокруг него для пущей наглядности.
   — Кровь Тора! Зачем им это нужно? Разве мужчины не закаляют тело ежедневно, упражняясь с мечом и топором? А женщины? К чему им так бегать?!
   Руби попыталась ответить, но поняла, что это невозможно. Как можно объяснить, что в ее времени мужчины и женщины просиживают целыми днями в офисах, служба в армии — дело добровольное, а самые трудные упражнения заключаются в том, что нужно загнать маленький мячик клюшкой в лунку. А современные женщины делают многое из того, что показалось бы викингам попросту неприличным.
   Она пожала плечами. Торк с отвращением оглядел ее. Этот холодный оценивающий взгляд ранил Руби.
   — Ты не веришь, что мы женаты, так?
   Торк грубо, пренебрежительно фыркнул:
   — Перестань молоть чушь! Конечно, кто-то может поверить, что ты внучка Грольфа, но моя жена?! Никогда! — И, издевательски ухмыльнувшись, добавил: — А может, ты просто домогаешься меня? Поверь, ты не первая! Возможно, горячая кровь заставила тебя следовать за мной, но я не был женат ни на одной, тем более на такой, как ты.
   — Паршивый эгоист, почему? Что во мне плохого?
   Торк снова брезгливо оглядел ее с головы до ног.
   — Клянусь Тором, девчонка, ты скорее походишь на мужчину своими короткими волосами и дерзкой речью. А на костях почти нет плоти. Мужчины любят женщин мягких и нежных.
   — Я видела выражение твоих глаз, когда мы стояли в холле, — напомнила Руби, преодолевая смущение. — Ты не остался равнодушным.
   — Ха! А ты ожидала чего-то другого? Кровь Тора! Да у каждого мужчины в холле копье дыбом встало, когда ты сняла одежду и бесстыдно выставила напоказ это странное белье!
   Горящие глаза откровенно ласкали ее, напоминая о том, что Торк знает, что именно скрывают футболка и джинсы.
   — Копье! Выставила! — захлебнулась Руби, но тут же, успокоившись, улыбнулась и ответила ему таким же взглядом. Долгая жизнь вместе позволила ей изучить его вкус. Кого он пытается обмануть?
   — Ты ошибаешься, если считаешь, что я ничем не могу привлечь тебя, — вызывающе бросила она, высокомерно подняв подбородок. — И что ты не женился на мне. Я знаю больше о твоем сексуальном либидо, болван, чем любая женщина на земле. Хочешь заключить пари?
   — Побиться об заклад? — рассмеялся Олаф. — Женщины об заклад не бьются, только мужчины!
   — Клянусь всеми богами, никогда я не встречал подобной женщины, — покачал головой Торк.
   — Хорошо, так как насчет пари?
   — Нет, я не спорю с женщинами, особенно если должен обязательно выиграть.
   Но, несмотря на хвастливые слова, Руби с удовольствием заметила неуверенность в его глазах.
   — Пойдемте, — нетерпеливо вмешался Олаф! — Я два года не был в Джорвике, и мне не терпится увидеть жену.
   Он многозначительно поднял брови.
   Пройдя с милю по узким улочкам, они попали в более малолюдную часть города, где дома были больше и дальше отстояли друг от друга. Они остановились перед самым внушительным зданием, выстроенным из того же материала, что и другие, но отличавшимся тяжелыми дубовыми дверями и добротными хозяйственными постройками. Длинный участок скошенной травы вел к реке.
   Неожиданно дверь открылась, и из дома вывалилась целая орда вопящих девчонок от пяти до пятнадцати лет, всех оттенков рыжего.
   — Отец! Отец!
   — Наконец-то ты дома!
   — Что ты мне привез?
   — Надолго приехал?
   — Подними меня! Подними!
   — А ты возьмешь меня покататься на лодке?
   Младшие ухватились за руки Олафа, остальные сгрудились вокруг, обнимая отца. Тот широко улыбался, пытаясь с истинно родительским терпением ответить на все вопросы. Наконец, осторожно опустив на землю младших дочерей, он объявил:
   — Девочки, познакомьтесь с нашей гостьей.
   И, знаком велев Руби выйти вперед, гордо сказал, показывая на каждую девочку, начиная с самой младшей:
   — Руби, это мои дочери: Тира, Фрейдис, Тири, Хильд, Сигрун, Гунна, Астрид.
   Семь! У него семь дочерей!
   Женщина, стоявшая в дверях и молча наблюдавшая за встречей, знаком подозвала Торка и что-то шепнула ему. Он зашел за угол и исчез из виду. Потом Джида с улыбкой повернулась к мужу. Она была очень хорошенькой. Белокурые волосы, заплетенные в косы, были короной уложены на голове. Почти тех же лет, что и Олаф — около тридцати пяти, Джида была маленькой, слегка полной и женственной — именно тот идеал женщины, о котором толковали Олаф и Торк.
   — Добро пожаловать домой, муженек, — мягко приветствовала Джида, выступая вперед.
   — Эх, хорошо снова оказаться дома, — широко улыбнулся Олаф, с громким криком подхватил жену на руки и закружил, крепко обнимая. Джида спрятала лицо у него на груди, вцепившись в плечи мужа. Когда она подняла затуманенные глаза, Олаф нежно поцеловал жену и решительно понес в дом, оставив всех за порогом.
   Руби подняла смущенный взгляд на детей, надеясь, что они не слышали, как Олаф многозначительно спросил, прежде чем закрылась дверь:
   — Хочешь увидеть подарок, который я припас для тебя?
   Но девочки совершенно не были сконфужены. Старшая, Астрид, без всякого стыда пояснила:
   — Они любят поговорить наедине после долгой разлуки.
   Не было ни малейшего сомнения в том, что девушка знает, чем занимаются родители.
   — Хочешь посмотреть уток на реке? — спросила самая младшая, Тира, малышка лет пяти. Руби кивнула, и ребенок очаровательно ей улыбнулся. Вложив ручонку и ладонь Руби, она потянула гостью к реке. Сердце Руби замерло. Она всегда мечтала о дочке, которую могла бы баловать, покупать платья с оборками и кукол, которая плакала бы вместе с матерью на грустных фильмах и разделяла ее любовь к шитью.
   Им с Джеком стоило бы родить еще одного ребенка!
   Эта неожиданная мысль пронзила Руби. Они всегда хотели иметь еще детей, но когда Руби начала свой бизнес, а дела Джека пошли плохо, они все реже заговаривали об этом.
   Неужели поздно? Не слишком ли она стара? И по-прежнему ли хочет Джек детей? Впрочем, думать об этом бессмысленно, ведь он ушел и не вернется. А может, она сама больше не окажется в будущем.
   Головная боль вернулась с прежней силой. Руби попыталась забыть о ней и думать связно.
   Они обошли дом и миновали колодец, закрытую мусорную яму и спустились к реке по травянистому склону. Любопытные сестры Тиры в длинных ярких платьях с чистыми передниками следовали за ними по пятам, совсем как утки.
   Руби села на крепко сколоченную деревянную скамью, а Тира вынула из кармана передника горсть хлебных крошек.
   — Хочешь покормить уток?
   — О да! — кивнула Руби, и ей пришло в голову: как сущие пустяки могут сделать детей счастливыми. Что происходит с людьми, когда они становятся взрослыми? Теряют способность наслаждаться радостями жизни — прекрасным закатом, смеющимся ребенком, утками у берега реки, любовью хорошего человека?
   В воде плавало множество уток. Девочки восторженно хохотали над проделками прожорливых птиц, отталкивающих друг друга в попытке дотянуться до еды. Постепенно девочки подвигались все ближе, и наконец старшая, Астрид, присев на другой край скамьи, нерешительно спросила:
   — Тебя в самом деле зовут Руби?
   — Да, Руби Джордан.
   — Как драгоценный камень?^[2]
   — Да.
   — Никогда не слыхала такого имени.
   — В моей стране многих девушек называют в честь драгоценных камней, — объяснила Руби. — Эсмералд, Опал, Перл, Гарнет и Джейд^[3]. Но меня назвали так, потому что мать…
   Она не договорила, потому что в этот момент появилась Тира, громко жалуясь на утку, едва не ущипнувшую ее, когда вырвала из рук последнюю крошку.
   — Знаешь, Тира, твои хлебные крошки напоминают мне об истории, которую так любили мои дети. Она о мальчике, потерявшемся в лесу и сумевшем спастись только благодаря чему ты думала? Хлебным крошкам! Хочешь послушать?
   — Да! Да! Я люблю сказки почти так же, как уток! И щенков! И пирожки с клубникой!
   — Тише, Тира, — упрекнула одна из сестер. По-видимому, не одна Тира любила слушать сказки. Девочки расселись на скамейке и на траве.
   — Сказка называется «Гензель и Гретель», — начала Руби. — Жили-были…
   Когда она досказала любимую сказку сыновей, девочки хором начали просить повторить еще раз.
   — Ты долго пробудешь с нами? — спросила Тира.
   — Не знаю. Король Зигтриг почему-то вбил себе в голову, что я шпионка какого-то Ивара.
   — Ивара Злобного! — охнули старшие девочки и в ужасе отодвинулись от нее подальше. — Шпионка!
   — Но, по правде говоря, короля больше заинтересовало то, что я прихожусь родственницей викингу Грольфу Нормандскому.
   — Ты приходишься родней Грольфу? — зачарованно осведомилась Астрид. — Я как-то видела его. Высокий словно дуб и красив как все боги!
   Девушка смущенно покраснела от собственной нескромности.
   — Девочки, мать зовет вас. Нужно ей помочь, — окликнул Олаф. Дочери снова подбежали к нему и начали обнимать. Руби засмеялась, слыша их взволнованную болтовню, в которой повторялись имена Гензель и Гретель, Ивара, Грольфа и Руби.
   Олаф, вопросительно глядя на Руби, дождался ухода дочерей и, медленно проследовав к скамейке, уселся и вытянул ноги, очевидно крайне довольный собой.
   Мужчины! Все они одинаковы! Немного любви — и делай с ними, что хочешь!
   Непрошеная мысль снова закралась в голову. Может, именно этого недоставало Джеку последний год?
   Виновато вздохнув, Руби повернулась к Олафу.
   — Значит, вот что такое — оказаться дома! Действительно так хорошо?
   — Лучше, — усмехнулся он. — Кстати, совсем забыл среди всей этой суматохи приказать сторожить тебя. Но с этой минуты один из моих слуг будет постоянно следовать за тобой.
   — Глупости! Это совсем ни к чему! Куда мне бежать? На пристань? Так и вижу себя пытающейся пробраться на идущий в Америку корабль. Да ее, возможно, еще вообще не открыли!
   Олаф, ничего не поняв, недоуменно покачал головой.
   — Опять со своими сказками! Разве Зигтриг не запретил тебе повторять их?
   — Да, но я не думала, что ты станешь возражать.
   — Стану. Нечего забивать головы моим детям.
   Олаф уже встал, намереваясь вернуться в дом, когда внимание Руби привлек Торк, идущий по берегу в компании двух мальчиков лет восьми и десяти с удочками на плечах. Завидев Олафа, они бросились вперед, громко зовя его. И когда дети подбежали ближе, сердце Руби бешено заколотилось. Это невозможно! О Боже! Они выглядели совсем как ее сыновья в этом возрасте!
   Руби вскочила и метнулась к ним:
   — Эдди! Дэвид! Как вы попали сюда? Я так счастлива видеть вас!
   И, прежде чем дети успели опомниться, обняла их, так что те выронили удочки. Но, почувствовав, как они пытаются вырваться, умоляюще глядя на Торка и Олафа, Руби в недоумении обернулась к Торку. Олаф коротко велел детям идти домой и умыться перед ужином. Оба немедленно послушались и побрели наверх, с любопытством оглядываясь. Во взгляде старшего светилась неприязнь, младший словно жалел о том, что не остался с Руби.