Хмелевска Иоанна
За семью печатями (Том 1)
Иоанна ХМЕЛЕВСКАЯ
ЗА СЕМЬЮ ПЕЧАТЯМИ
ТОМ 1
Анонс
Ну что за напасть свалилась на бедного Хенрика Карпинского. Всего-то раз в жизни удалось заработать огромные деньги - и вот на тебе, сокровище тотчас испарилось. Нет-нет, не бесследно, и не похитили его, просто забыл бедолага, где спрятал заветный портфельчик, набитый золотом и шелестящими зелеными банкнотами. До чего же коварная штука - амнезия, стоит один раз хорошенько удариться головой, и все важное оттуда мигом улетучится, одни глупости останутся. Словом, совсем как в сказке: поди туда, не знаю куда; найди то, не знаю что. Есть у Хенрика подозрение, что сокровище сокрыто в недрах старого дома с множеством закоулков и укромных уголков, шкафов и шкафчиков, каморок и чуланчиков. В таком лабиринте и за год ничего не найдешь, так нет, мало того, сокровище охраняет настоящий дракон в юбке, мегера из мегер, страшная и ужасная Хлюпиха. Хенрик с домочадцами пускаются во все тяжкие, дабы вернуть утраченную собственность, да все без толку. А судьба вставляет все новые и новые палки в колеса. Шурин-клептоман так и вьется вокруг, норовя стащить последнее, милые детки мегеры караулят каждый шаг, сама хозяюшка шипит и плюется, понося гостей почем зря... Но хочешь не хочешь, таскаться в ненавистный дом приходится. Одна отрада: готовит Хлюпиха не просто отменно, нет, божественно, восхитительно!..
- И не валяй дурака, никаких переводов! - нервно произнес сообщник Хенрика Карпинского. - Во-первых, слишком долго, черт их знает, что за это время успеют выкинуть, а во-вторых, тебе так приспичило платить налоги?
- И как же тогда? - растерянно поинтересовался Карпинский.
- Элементарно - доставлю наличными. На глазок, половину в зеленых, половину золотом. Идет?
- Идет. И что?
- Что "что"?
- Дальше что делать?
- Да ничего. Подержишь, пока не прояснится ситуация, а потом уже делай что хочешь.
- Когда доставишь?
- Перед самым отъездом.
- А со своими как собираешься поступить?
- У меня - другое дело, Голландия страна нормальная, там человека уважают, не оберут до нитки, так что через их же банк переведу на свое имя в Амстердам. Мне с наличностью нет резону возиться, нервы дороже. А если там что стоящее подвернется - сразу звоню тебе, и ты вылетаешь, но тоже с пустыми руками. Твоя доля тут полежит припрятанная, на первое время нам хватит.
- Может, на кредитную карточку?..
- Немного не помешает...
Деловая хватка и даже элементарная предприимчивость у обоих бизнесменов отсутствовали напрочь, но на сей раз им невероятно повезло. Два идиота с высшим образованием совершенно случайно провернули с русскими партнерами столь выгодную комбинацию, что сказочно обогатились, и это никак не укладывалось у них в головах. От нежданно свалившегося богатства оба малость офонарели, однако понемногу привыкали к новому положению, и сообщник Карпинского даже уверовал в свой великий талант предпринимателя, проявившийся столь внезапно. А когда еще ему было проявиться, как не теперь, в эпоху первоначального накопления капитала? Талант же грешно зарывать в землю, вот новоиспеченный бизнесмен и решил продолжать столь удачно начатую новую жизнь. Еще одно подобное предприятие - и всяким там Ротшильдам с их жалкими миллиардами за ними будет не угнаться.
Зарождающийся отечественный капитализм не вызывал у начинающих предпринимателей особого доверия, чем объяснялось и их желание держать денежки при себе, и гравитация к Европе. Там, конечно, не провернешь таких махинаций, как в отсталой России, зато можно не волноваться за дальнейшую судьбу имеющихся капиталов.
Как положено уважающим себя мафиози, разговаривали сообщники в машине, чтобы ненароком кто не подслушал. Всем известно, что представители мировой финансовой олигархии не говорят о деле ни в забегаловках, ни дома, где и у стен есть уши, тогда весь мир узнал бы об их кровавых деяниях и леденящих душу преступлениях. Самое же смешное заключалось в том, что бизнес шушукающихся сообщников был безукоризненно легальным и ни в чем не нарушал законов обеих стран. Баснословные же барыши принесли не кровавые преступления, а вовремя угаданные в изменившихся условиях новые потребности культурно-развлекательного характера бесчисленного множества людей и оперативное удовлетворение таковых потребностей, только и всего. И даже вывоз через границу на родину обменного эквивалента не явился серьезным нарушением таможенных предписаний по причине отсутствия на тот момент четких таможенных предписаний, не говоря уже о такой малости, что вывоз осуществил поднаторевший в подобных операциях русский контрагент. Так что Карпинский с сообщником были чисты, как слеза младенца, ни секунды при этом не сомневаясь в преступном характере происхождения своего богатства, ибо где же видано, чтобы такие деньги, да честным путем?! Ничего не попишешь, значит, запятнали себя чем-то на всю жизнь, а уж теперь, раз ступив на путь не праведный, вряд ли удастся свернуть с него.
Почему для помещения капитала сообщник выбрал Голландию - он и сам не знал, но решил твердо и заранее оговорил получение своей доли в одних наличных долларах. Карпинский оставался на родине и мог себе позволить завести золото и алмазы. Золото в виде золотых монет, алмазов же всего с десяток, зато любо-дорого поглядеть. Остальное в долларах.
- Надеюсь, у тебя хватит ума позаботиться о сохранности твоей доли, бросил в заключение сообщник и включил зажигание.
И все было бы хорошо, если б не идиотская случайность. Вернее, стечение обстоятельств.
***
Семейное положение Хенрика Карпинского было сложным. Его первая жена давно умерла, оставив ему дочку, в настоящее время уже двадцатилетнюю девушку. Со второй женой Хенрик развелся.., точнее, она с ним развелась, заявив, что больше не выдержит жизни с таким тюфяком, рохлей и охломоном недоделанным, совершенно не приспособленным к жизни в современных условиях. Свой золотоносный бизнес Хенрик провернул уже после развода, так что бывшей жене ничего не перепало от его неожиданного богатства. С третьей женой Хенрик расписаться как-то не успел, хоть вместе они прожили уже несколько лет. Так счастливо сложилось, что третья жена и дочка Хенрика очень подружились.
Объяснялось это, по-видимому, не только сходством характеров обеих, но и незначительной разницей в возрасте - всего десять с небольшим лет. Жилплощадь не воздействовала отрицательно на отношения в семье, поскольку была вполне приличной: просторная приватизированная квартира, четырехкомнатная, половина которой полагалась дочери, ибо принадлежала квартира еще ее матери. По теперешним временам - просто идиллия.
Идиллию портило лишь наличие шурина, младшего брата второй жены Карпинского. Факт развода Карпинского со своей сестрой шурин, привыкший годами наезжать к сестре и подолгу проживать у нее, просто проигнорировал и продолжал наезжать и проживать. Возможно, потому, что сестра, вновь выйдя замуж, категорически отказалась принимать в своем доме братца, характер же у женщины был твердый, не то что у ее бывшего мужа. Карпинский шурина никогда особенно не любил, но по мягкотелости мирился с его наездами. Не хватало духа раз и навсегда указать на дверь и запретить появляться в квартире. Жене и дочери Карпинский тоже не разрешал выгнать докучливого квартиранта, может, даже взашей, ибо шурин других аргументов не воспринял бы, уж женщины-то это давно поняли. Уважая, однако, волю главы семьи, мирились с наличием нежелательного гостя и терпели муки молча.
Дело в том, что шурин воровал. Крал безбожно, нагло и открыто, не считаясь ни с чем. Всякий раз очередное прибытие в дом ворюги вызывало у хозяев жуткий переполох, немедленное запирание на ключ всего, что запиралось, и судорожные попытки припрятать самое ценное, главное же - кошельки и наличность. Причем в запирающиеся ящики столов и шкафчиков приходилось срочно вставлять новые замки, поскольку старые шурин давно освоил. Впрочем, и это не спасало. Сберечь имущество можно было, лишь не спуская глаз с жулика, ходя за ним по пятам и выдирая из рук то, что наглец пытался присвоить почти открыто, перетряхивая содержимое шкафов и ящиков, а также роясь в дамских сумочках. Нельзя сказать, что это было такой уж безнадежной патологией, клептоманией, которая сильней человека. Нет, у шурина хватало ума и силы воли воздержаться от кражи у людей посторонних, приходивших к Карпинским, крал он исключительно имущество бывших родственников, зная, как не любит полиция вмешиваться в семейные распри. Правда, разведясь с его сестрой, Карпинский перестал уже быть родичем, однако какие-то связи сохранились, Карпинский с дочерью и будущей женой не были совсем уж посторонними людьми, а раз не чужие - красть можно. Счастье еще, что шурин постоянно проживал в Щецине, в Варшаву же только наезжал.
Кроме дочери, третьей жены и нежелательного шурина у Карпинского был друг еще со школьной скамьи, Северин Хлюп, и дружба их выдержала испытание временем. Впрочем, и здесь имелись свои сложности.
В данном случае камнем преткновения явилась супруга однокашника, пани Богуслава Хлюп, особа властная, самоуверенная, недовольная всем на свете. Поженились они с Северином, когда у Карпинского была уже вторая жена, и сразу же пани Богуслава принялась охаивать все, связанное с приятелем мужа: жену Карпинского, которая была красивей Богуси и лучше одевалась; самого Карпинского, который был обычным инженеришкой, а не занимал какой-нибудь высокой должности, чтобы поддерживать друга; квартиру Карпинского, незаслуженно доставшуюся этому олуху; дружеские встречи Карпинского с Хлюпом, когда оба взахлеб болтали о каких-то непонятных Богусе вещах или затевали невинный бридж, совершенно Богусе недоступный; угощение во время этих дружеских встреч, ибо Карпинская готовить совсем не умела, заставляя стол дорогущими и совершенно несъедобными блюдами, а уж она, Богуся, приготовила бы по дешевке такие вкусности, что пальчики оближешь, правда, для этого требуется не только время, но хоть немного ума. Исчерпав тему, пани Хлюпова переходила на собственного мужа, который слишком мало зарабатывал, а мог бы постараться для новой семьи; пасынка, ибо у Хлюпа был сын, порожденный им в ранней молодости по глупости и недосмотру, а ей теперь возись с ним. Короче, пани Богуслава злилась на всех и вся, не исключая и собственных детей от первого брака, двенадцатилетнего сына и десятилетнюю дочь, что не помешало ей отлично их выдрессировать.
Чудовищно скупая и при этом с большими амбициями, Богуся всячески скрывала свою прижимистость. Властная и ревнивая, она и эти качества старалась прикрыть кажущейся заботой о муже и семье. Угрюмая, молчаливая и необщительная, она и мужа пыталась лишить общения с друзьями-приятелями, охотнее всего приковав бы благоверного к батарее парового отопления и в то же время заставляя его искать нужные и полезные знакомства. Такие противоречия усиливали раздражительность пани Богуславы, доводя ее до нервного расстройства. Ко всему этому работала она в приемном покое больницы и в ее обязанности входило давать посетителям справки и вообще информацию. Будучи по натуре скрытной и недоброжелательной, Богуся терпеть не могла что бы то ни было сообщать людям, поэтому сведения о времени приема главного врача или номере рентгеновского кабинета ей приходилось когтями вырывать из глубин собственного естества. А уж чтобы улыбнуться посетителю или больному.., такое ей дорого обходилось. И не столько ей, сколько другим людям, обратившимся за справкой. Почему администрация больниц и поликлиник сажает в справочных бюро подобных баб - понять невозможно.
Правда, пани Богуслава обладала и достоинствами. Она была прекрасной хозяйкой, дом ее блистал прямо-таки больничной чистотой, готовила она превосходно, никогда не болела и отличалась исключительной выносливостью. А также красотой, если кому-то нравятся могучие голубоглазые блондинки, пышущие здоровьем, которым есть на чем посидеть и чем подышать. Хлюп как раз любил таких женщин. А кроме того, он очень любил поесть.
Вот почему Хлюп во всем подчинялся своей половине и изо всех сил старался скрыть от нее контакты с приятелем, столь ею не любимым. Понятно, что встречи и даже разговоры однокашников по вышеизложенным причинам стали весьма ограниченны, от чего оба страдали, ибо с детства привыкли делиться друг с другом и радостями, и горестями и во всем советоваться. Карпинский понимал друга, сочувствовал ему и звонить старался только на службу, когда же приходилось звонить Хлюпу домой, прибегал к такому фортелю: услышав в трубке голос ворчливой супруги приятеля, включал автоответчик с заранее записанным текстом, и официальный дамский голос произносил: "Говорит секретарь директора Яцека Настай. Пан директор желает говорить с Северином Хлюпом". Ответственная секретарша несуществующего директора повторяла эти две фразы до одурения, пока к телефону не подходил сам Хлюп, или отключалась, выяснив, что того нет дома. Если Северин поднимал трубку, то разговаривал с Карпинским крайне почтительно: "А, господин директор, очень рад. Слушаю вас". И потом любопытная мегера могла уловить лишь "да" или "нет".
К счастью, пани Богуслава работала посменно, у нее случались дежурства в приемном покое, на работу выходила то утром, то вечером, и иногда ее по целым дням не было дома. Тогда приятели могли посидеть себе за кружкой пива и поговорить от души. Причем не обязательно в пивной, можно было устроиться даже у Хлюпа. Приемные дети Северина в данном случае держали сторону отца и некоторых указаний мамули не выполняли.
Вот так в общих чертах обстояло дело, когда сообщник принес Карпинскому его долю заработанного. Доля была уложена в неимоверно тяжелый старый портфель могучих размеров и состояла из двух толстенных стопок стодолларовых купюр, двадцати килограммов золотых монет в виде увесистых колбасок и небольшой коробочки с весело поблескивающими алмазами. Общая стоимость содержимого портфеля тянула на двадцать два миллиарда злотых тогдашними деньгами.
От Карпинского сообщник направился прямиком в аэропорт и уже через два часа летел в Амстердам. Карпинский еще задумчиво сидел над портфелем, ломая голову, где бы его спрятать, когда в дверь кабинета заглянула вернувшаяся с работы дочь Эльжбета.
- Папуля, Клепа явился, - шепотом предостерегла она отца. - Пришел следом за мной. Если что надо спрятать - давай по-быстрому, я его задержу в гостиной.
У Карпинского от ужаса по спине поползли мурашки. Клепа, тот самый шурин, от которого следовало прятать все мало-мальски ценное! Разумеется, Клепой его прозвали в доме Карпинского, при крещении он получил нормальное имя Зигмунт. Надо же было явиться этому клептоману именно теперь, когда в доме появился портфель с сокровищами! Прямо проклятие какое-то.
Услышав страшное сообщение, Карпинский совсем пал духом и даже не встал со своего места, лишь глубже затолкал под стол портфель и поставил на него ноги. Хорошо сообщнику - перевел денежки в надежный банк и сам теперь летит в нормальную страну, а как быть ему со своими капиталами?
В кабинет вошла Кристина, будущая жена, и плотно прикрыла за собой дверь.
- Просто ума не приложу, что делать, - пожаловалась она. - Мы с тобой разъезжаемся, а одной Эльжбете с Клепой не совладать. Есть какая идея?
В оцепеневшем мозгу Карпинского что-то сдвинулось. И в самом деле, Кристина, работавшая в издательстве, наутро должна была лететь в Краков на книжную ярмарку, а он отправлялся в Ольштын за новой телефонной установкой для банка, в котором работал. Не скажешь ведь главе фирмы, что не можешь ехать из-за шурина. Эльжбета не должна пропускать лекции, она на ответственном втором курсе политехнического. Холера! Есть, правда, еще приходящая домработница, так она на ночь возвращается в семью, к мужу и детям. Как все фатально складывается! Надо же было сообщнику принести портфель именно сегодня! Надо же было этому распроклятому шурину заявиться именно сегодня! А теперь следует что-то предпринимать, и немедленно!
- Давай скажем ему, что все уезжаем и запираем квартиру, - выдвинул предложение Карпинский.
Сердито пожав плечами, Кристина покачала головой.
- Ты что, Клепу не знаешь? Обрадуется, как свинья дождю. Головой ручаюсь у него давно имеются запасные ключи.
- Тогда забрать с собой все ценное... Кристина сделала неудачную попытку саркастически рассмеяться.
- И мое манто тоже? Теперь, в мае? Все видеокассеты, самые ценные книги, пишущую машинку? Твою геологическую коллекцию? Бижутерию еще туда-сюда, хотя не хотелось бы таскаться с ней по командировкам.
Карпинский внутренне поднапрягся и выдал идею:
- Попроси Витовскую задержаться завтра подольше, до моего возвращения, а я постараюсь в Ольштыне все провернуть поскорее. К вечеру обернусь. А пока меня не будет, они на пару с Эльжбетой присмотрят за Клепой.
- Эльжбете надо быть на лекциях.
- Пропустит один день, что ж делать.
- Ну ладно, - неохотно согласилась Кристина. - Тогда пусть и мои, и Эльжбетины драгоценности Витовская заберет сегодня домой. Господи, ну за что нам такая мука! Неужели ты не в состоянии раз и навсегда выгнать этого паршивца?
Карпинский вдруг ощутил в себе небывалую дотоле решимость выставить из квартиры настырного шурина. Хотя бы с помощью полиции. Минутку, как же полиция, когда у него под ногами такие ценности, добытые преступным путем? Столько денег, что хватит им всем до конца дней, не надо думать ни о манто, ни о видеокассетах, вообще ни о чем. Надо лишь решить, как сберечь богатство.
Кристина отправилась стеречь имущество и не спускать глаз с жулика, а ее будущий муж, не снимая ног с драгоценного портфеля, отчаянно искал выход. Забрать портфель с собой? Придется по причине тяжести оставлять его в машине. А если украдут машину? По приезде в Ольштын сдать в банковский сейф? Возникнут ненужные подозрения.
И вот наконец в голову пришла счастливая мысль: спасение можно найти лишь у старого испытанного друга. Карпинский схватил телефонную трубку.
- Это я, - сказал он, услышав голос Хлюпа.
- Рад вас слышать, пан директор! - радостно отозвался тот.
Это означало, что пани Богуслава дома и бдит, как всегда.
У Карпинского не было ни сил, ни времени разыгрывать конспиратора.
- Сева, слушай, тут у меня дома есть одна вещь, которую никак не оставишь, потому что заявился шурин, а я уезжаю. Не подержишь ее у себя до тех пор, пока он не выкатится?
- Да, - не раздумывая, ответил верный Друг.
- Тогда я подвезу ее куда-нибудь поближе к твоему дому. Страшно тяжелая, холера! Сможешь сейчас ненадолго выйти?
- Да.
- Минут через пятнадцать, хорошо? Я подъеду со стороны улицы Статковского.
- Никак невозможно, пан директор.
- Что невозможно? Через пятнадцать минут или со стороны Статковского?
- Нет.
- Через пятнадцать минут...
- Да.
- Значит, со стороны Статковского не можешь?
- Увы, не могу, пан директор.
- А где можешь?
Поскольку в распоряжении Хлюпа имелись лишь краткие "да" или "нет" и ничего не говорящие "пан директор", определить место встречи оказалось затруднительно. Он сделал осторожную попытку внести некоторое разнообразие в свою лексику.
- И это будет конец, пан Яцек! - с отчаянной решимостью произнес Хлюп.
Карпинский напрягся. Где может быть конец? Конец чего? Со стороны улицы Статковского было бы всего ближе, но по каким-то соображениям Севу это не устраивает. Он хочет подальше. А что там подальше? И почему "конец"?
- А! - догадался он. - Старая трамвайная петля?
- Вот именно, пан директор! - обрадованно воскликнул Хлюп.
- Идет, буду через четверть часа. Не торопись, я подожду.
- Не за что, пан Яцек. Примите мои лучшие пожелания, пан директор.
Подозрительная супруга не преминула заметить:
- И всегда ты с этим Настаем как-то странно разговариваешь. Чего ему от тебя надо? Опять какие-то электрические причиндалы?
Следует отметить, что пани Богуся, будучи отличной хозяйкой, не умела даже вбить гвоздя, прочистить засорившуюся раковину, а уж перед всеми электроприборами испытывала просто панический страх.
- Нет, речь шла о математических расчетах, в которых он не уверен, вот и советовался. И благодарил. Нет худа без добра, напомнил мне, что я забыл выслать наши предложения на торги, а сегодня последний срок, ведь он определяется по дате на почтовом штемпеле. Придется выскочить, почта работает до восьми.
- Высылаешь предложения, высылаешь, а все без толку. Наверняка там надо кого-то подмазать, где тебе сообразить! Ладно, заодно купи деревенского творогу. Две упаковки.
На ворчание жены Хлюп внимания не обратил, а поручение его только обрадовало. Во-первых, можно будет сослаться на то, что пришлось творог поискать, а во-вторых, жена готовила из него на редкость вкусные вещи, каждый раз по-новому. И хорошо, что переключилась на творог, - спроси она о предложении и торгах. Хлюп вряд ли сумел бы членораздельно сказать, о чем идет речь.
Каждый подъехал на своей машине к старой трамвайной петле, Хлюп уже с творогом.
- Из нашего окна как раз видно кусок Статковского, - пояснил другу Хлюп. Правда, из окошка на чердаке, но кто ее знает. Что у тебя за вещь такая?
Обреченно вздохнув, Карпинский во всем чистосердечно признался. Хлюп проникся и встревожился. Друзья вместе перенесли тяжеленный портфель в машину Хлюпа, и оба в ней закрылись, дабы обсудить проблему легальности имущества, способы избавиться от проклятого жулика и место сокрытия несметных богатств.
Хлюп проживал в собственной вилле, хотя назвать так его жилище можно было лишь с большой натяжкой. Построенный еще прадедом Хлюпа, просторный деревянный дом к этому времени совсем обветшал, денег же на капитальный ремонт не находилось, зато в доме имелось множество укромных помещений, всевозможных чуланчиков, каморок и вообще тайников, так что хозяину не составит труда спрятать не слишком громоздкий предмет.
- Можно на чердаке, можно в старом сундуке, - рассуждал Хлюп. - А лучше всего в моем шкафу, где рыболовные снасти.
К рыболовному помешательству супруга Богуся испытывала столь непреодолимое отвращение, что никогда не заглядывала в шкаф с удочками, спиннингами и прочими причиндалами. Ну и само собой предполагалось, что ни жене, ни детям, и вообще никому на свете Хлюп и словечка не проронит о доверенных ему сокровищах.
Наконец друзья расстались, не подозревая, что злой рок уже носится над их головами, с дьявольским свистом рассекая воздух...
***
Вернувшись домой. Хлюп въехал на машине в сарай, служивший гаражом, но лишенный ворот. С домом этот примитивный гараж соединяла внутренняя дверца. Войдя через нее в дом. Хлюп отнес жене заказанный творог и был обруган за медлительность - где столько времени ошивался, такого только за смертью посылать, теперь вот придется в темпе ужин готовить. С привычным терпением проглотив взбучку, глава семейства воспользовался занятостью благоверной и опять проник в гараж. Извлек из машины порученное ему другом сокровище и, нервно оглядываясь, поволок его в дом. И тут наткнулся на сына Стася, с грохотом сбегавшего по деревянной лестнице. Судорожно дернувшись. Хлюп попытался укрыть портфель, сунув его под лестницу, и зацепил при этом за балясину, отчего ручка ветхого портфеля оторвалась, и тот тяжело шлепнулся на пол. Но Стась ничего не заметил, поскольку в данный момент его заботило сокрытие собственной ноши - предметов, служащих для изготовления экспериментальной бомбы. Стась исчез где-то в закоулках нежилых помещений первого этажа, а его отчим, всецело поглощенный одной задачей, даже не обратил внимания на тянущийся за парнем шлейф адского запаха серы.
Путь наверх освободился, и хозяин, схватив в объятия бесценный груз, устремился в свое убежище - кабинет. Однако коли уж не везет, так во всем. На площадке второго этажа его остановил вопрос приемной дочери Агаты, как назло выглянувшей из своей комнаты.
- Что это у тебя, папочка? - ткнула она пальцем на что-то непонятное в руках Хлюпа.
За годы жизни со второй женой изрядно натренировавшись в молниеносных ответах на самые каверзные вопросы, папочка не моргнув глазом спокойно ответил:
- Инструменты. Очень тяжелые, черт бы их побрал. Даже ручка оторвалась. Видишь?
Ни инструменты, ни ручка девочку не интересовали, однако, опять же натренированная мамашей всегда и во всем следить за отчимом, она все-таки обернулась, прежде чем спуститься вниз. Хлюп это предвидел и, ввалившись к себе в кабинет, дверь не закрыл, портфель небрежно швырнул на стол, а сам поспешил в ванную и там заперся.
Затвори он дверь кабинета, Агата непременно бы пробралась туда и обследовала содержимое принесенного отцом портфеля, теперь же, поскольку отец не пытался его скрыть, спокойно спустилась в кухню, откуда уже вторично донесся ворчливый призыв матери на ужин.
У хозяина дома появилась редкая возможность действовать свободно, но времени было в обрез. Поэтому из всех возможных тайников он выбрал тот, что оказался под рукой, - огромный старинный шкаф в кабинете, забитый до предела его, Хлюпа, удочками, сетками, сачками, блеснами, спиннингами, старыми куртками, резиновыми сапогами, множеством коробочек и банок с крючками, мушками и прочими приманками для рыбы. Портфель с оторванной ручкой надежно погряз в недрах этих многолетних залежей.
Карпинский тоже вернулся домой, где Кристина с Эльжбетой попеременно стерегли Клепу. Тяжесть свалилась с души Карпинского, хотя до конца преодолеть сомнения так и не удалось. Правильно ли он поступил? Другу Карпинский верил, как самому себе, однако слишком хорошо знал его жену. У бабы собачье чутье, а мужа она держит под каблуком. И хитрости не занимать. Правда, все эти негативные качества жуткой бабы проявляются под воздействием ее патологической ревности, но как знать...
ЗА СЕМЬЮ ПЕЧАТЯМИ
ТОМ 1
Анонс
Ну что за напасть свалилась на бедного Хенрика Карпинского. Всего-то раз в жизни удалось заработать огромные деньги - и вот на тебе, сокровище тотчас испарилось. Нет-нет, не бесследно, и не похитили его, просто забыл бедолага, где спрятал заветный портфельчик, набитый золотом и шелестящими зелеными банкнотами. До чего же коварная штука - амнезия, стоит один раз хорошенько удариться головой, и все важное оттуда мигом улетучится, одни глупости останутся. Словом, совсем как в сказке: поди туда, не знаю куда; найди то, не знаю что. Есть у Хенрика подозрение, что сокровище сокрыто в недрах старого дома с множеством закоулков и укромных уголков, шкафов и шкафчиков, каморок и чуланчиков. В таком лабиринте и за год ничего не найдешь, так нет, мало того, сокровище охраняет настоящий дракон в юбке, мегера из мегер, страшная и ужасная Хлюпиха. Хенрик с домочадцами пускаются во все тяжкие, дабы вернуть утраченную собственность, да все без толку. А судьба вставляет все новые и новые палки в колеса. Шурин-клептоман так и вьется вокруг, норовя стащить последнее, милые детки мегеры караулят каждый шаг, сама хозяюшка шипит и плюется, понося гостей почем зря... Но хочешь не хочешь, таскаться в ненавистный дом приходится. Одна отрада: готовит Хлюпиха не просто отменно, нет, божественно, восхитительно!..
- И не валяй дурака, никаких переводов! - нервно произнес сообщник Хенрика Карпинского. - Во-первых, слишком долго, черт их знает, что за это время успеют выкинуть, а во-вторых, тебе так приспичило платить налоги?
- И как же тогда? - растерянно поинтересовался Карпинский.
- Элементарно - доставлю наличными. На глазок, половину в зеленых, половину золотом. Идет?
- Идет. И что?
- Что "что"?
- Дальше что делать?
- Да ничего. Подержишь, пока не прояснится ситуация, а потом уже делай что хочешь.
- Когда доставишь?
- Перед самым отъездом.
- А со своими как собираешься поступить?
- У меня - другое дело, Голландия страна нормальная, там человека уважают, не оберут до нитки, так что через их же банк переведу на свое имя в Амстердам. Мне с наличностью нет резону возиться, нервы дороже. А если там что стоящее подвернется - сразу звоню тебе, и ты вылетаешь, но тоже с пустыми руками. Твоя доля тут полежит припрятанная, на первое время нам хватит.
- Может, на кредитную карточку?..
- Немного не помешает...
Деловая хватка и даже элементарная предприимчивость у обоих бизнесменов отсутствовали напрочь, но на сей раз им невероятно повезло. Два идиота с высшим образованием совершенно случайно провернули с русскими партнерами столь выгодную комбинацию, что сказочно обогатились, и это никак не укладывалось у них в головах. От нежданно свалившегося богатства оба малость офонарели, однако понемногу привыкали к новому положению, и сообщник Карпинского даже уверовал в свой великий талант предпринимателя, проявившийся столь внезапно. А когда еще ему было проявиться, как не теперь, в эпоху первоначального накопления капитала? Талант же грешно зарывать в землю, вот новоиспеченный бизнесмен и решил продолжать столь удачно начатую новую жизнь. Еще одно подобное предприятие - и всяким там Ротшильдам с их жалкими миллиардами за ними будет не угнаться.
Зарождающийся отечественный капитализм не вызывал у начинающих предпринимателей особого доверия, чем объяснялось и их желание держать денежки при себе, и гравитация к Европе. Там, конечно, не провернешь таких махинаций, как в отсталой России, зато можно не волноваться за дальнейшую судьбу имеющихся капиталов.
Как положено уважающим себя мафиози, разговаривали сообщники в машине, чтобы ненароком кто не подслушал. Всем известно, что представители мировой финансовой олигархии не говорят о деле ни в забегаловках, ни дома, где и у стен есть уши, тогда весь мир узнал бы об их кровавых деяниях и леденящих душу преступлениях. Самое же смешное заключалось в том, что бизнес шушукающихся сообщников был безукоризненно легальным и ни в чем не нарушал законов обеих стран. Баснословные же барыши принесли не кровавые преступления, а вовремя угаданные в изменившихся условиях новые потребности культурно-развлекательного характера бесчисленного множества людей и оперативное удовлетворение таковых потребностей, только и всего. И даже вывоз через границу на родину обменного эквивалента не явился серьезным нарушением таможенных предписаний по причине отсутствия на тот момент четких таможенных предписаний, не говоря уже о такой малости, что вывоз осуществил поднаторевший в подобных операциях русский контрагент. Так что Карпинский с сообщником были чисты, как слеза младенца, ни секунды при этом не сомневаясь в преступном характере происхождения своего богатства, ибо где же видано, чтобы такие деньги, да честным путем?! Ничего не попишешь, значит, запятнали себя чем-то на всю жизнь, а уж теперь, раз ступив на путь не праведный, вряд ли удастся свернуть с него.
Почему для помещения капитала сообщник выбрал Голландию - он и сам не знал, но решил твердо и заранее оговорил получение своей доли в одних наличных долларах. Карпинский оставался на родине и мог себе позволить завести золото и алмазы. Золото в виде золотых монет, алмазов же всего с десяток, зато любо-дорого поглядеть. Остальное в долларах.
- Надеюсь, у тебя хватит ума позаботиться о сохранности твоей доли, бросил в заключение сообщник и включил зажигание.
И все было бы хорошо, если б не идиотская случайность. Вернее, стечение обстоятельств.
***
Семейное положение Хенрика Карпинского было сложным. Его первая жена давно умерла, оставив ему дочку, в настоящее время уже двадцатилетнюю девушку. Со второй женой Хенрик развелся.., точнее, она с ним развелась, заявив, что больше не выдержит жизни с таким тюфяком, рохлей и охломоном недоделанным, совершенно не приспособленным к жизни в современных условиях. Свой золотоносный бизнес Хенрик провернул уже после развода, так что бывшей жене ничего не перепало от его неожиданного богатства. С третьей женой Хенрик расписаться как-то не успел, хоть вместе они прожили уже несколько лет. Так счастливо сложилось, что третья жена и дочка Хенрика очень подружились.
Объяснялось это, по-видимому, не только сходством характеров обеих, но и незначительной разницей в возрасте - всего десять с небольшим лет. Жилплощадь не воздействовала отрицательно на отношения в семье, поскольку была вполне приличной: просторная приватизированная квартира, четырехкомнатная, половина которой полагалась дочери, ибо принадлежала квартира еще ее матери. По теперешним временам - просто идиллия.
Идиллию портило лишь наличие шурина, младшего брата второй жены Карпинского. Факт развода Карпинского со своей сестрой шурин, привыкший годами наезжать к сестре и подолгу проживать у нее, просто проигнорировал и продолжал наезжать и проживать. Возможно, потому, что сестра, вновь выйдя замуж, категорически отказалась принимать в своем доме братца, характер же у женщины был твердый, не то что у ее бывшего мужа. Карпинский шурина никогда особенно не любил, но по мягкотелости мирился с его наездами. Не хватало духа раз и навсегда указать на дверь и запретить появляться в квартире. Жене и дочери Карпинский тоже не разрешал выгнать докучливого квартиранта, может, даже взашей, ибо шурин других аргументов не воспринял бы, уж женщины-то это давно поняли. Уважая, однако, волю главы семьи, мирились с наличием нежелательного гостя и терпели муки молча.
Дело в том, что шурин воровал. Крал безбожно, нагло и открыто, не считаясь ни с чем. Всякий раз очередное прибытие в дом ворюги вызывало у хозяев жуткий переполох, немедленное запирание на ключ всего, что запиралось, и судорожные попытки припрятать самое ценное, главное же - кошельки и наличность. Причем в запирающиеся ящики столов и шкафчиков приходилось срочно вставлять новые замки, поскольку старые шурин давно освоил. Впрочем, и это не спасало. Сберечь имущество можно было, лишь не спуская глаз с жулика, ходя за ним по пятам и выдирая из рук то, что наглец пытался присвоить почти открыто, перетряхивая содержимое шкафов и ящиков, а также роясь в дамских сумочках. Нельзя сказать, что это было такой уж безнадежной патологией, клептоманией, которая сильней человека. Нет, у шурина хватало ума и силы воли воздержаться от кражи у людей посторонних, приходивших к Карпинским, крал он исключительно имущество бывших родственников, зная, как не любит полиция вмешиваться в семейные распри. Правда, разведясь с его сестрой, Карпинский перестал уже быть родичем, однако какие-то связи сохранились, Карпинский с дочерью и будущей женой не были совсем уж посторонними людьми, а раз не чужие - красть можно. Счастье еще, что шурин постоянно проживал в Щецине, в Варшаву же только наезжал.
Кроме дочери, третьей жены и нежелательного шурина у Карпинского был друг еще со школьной скамьи, Северин Хлюп, и дружба их выдержала испытание временем. Впрочем, и здесь имелись свои сложности.
В данном случае камнем преткновения явилась супруга однокашника, пани Богуслава Хлюп, особа властная, самоуверенная, недовольная всем на свете. Поженились они с Северином, когда у Карпинского была уже вторая жена, и сразу же пани Богуслава принялась охаивать все, связанное с приятелем мужа: жену Карпинского, которая была красивей Богуси и лучше одевалась; самого Карпинского, который был обычным инженеришкой, а не занимал какой-нибудь высокой должности, чтобы поддерживать друга; квартиру Карпинского, незаслуженно доставшуюся этому олуху; дружеские встречи Карпинского с Хлюпом, когда оба взахлеб болтали о каких-то непонятных Богусе вещах или затевали невинный бридж, совершенно Богусе недоступный; угощение во время этих дружеских встреч, ибо Карпинская готовить совсем не умела, заставляя стол дорогущими и совершенно несъедобными блюдами, а уж она, Богуся, приготовила бы по дешевке такие вкусности, что пальчики оближешь, правда, для этого требуется не только время, но хоть немного ума. Исчерпав тему, пани Хлюпова переходила на собственного мужа, который слишком мало зарабатывал, а мог бы постараться для новой семьи; пасынка, ибо у Хлюпа был сын, порожденный им в ранней молодости по глупости и недосмотру, а ей теперь возись с ним. Короче, пани Богуслава злилась на всех и вся, не исключая и собственных детей от первого брака, двенадцатилетнего сына и десятилетнюю дочь, что не помешало ей отлично их выдрессировать.
Чудовищно скупая и при этом с большими амбициями, Богуся всячески скрывала свою прижимистость. Властная и ревнивая, она и эти качества старалась прикрыть кажущейся заботой о муже и семье. Угрюмая, молчаливая и необщительная, она и мужа пыталась лишить общения с друзьями-приятелями, охотнее всего приковав бы благоверного к батарее парового отопления и в то же время заставляя его искать нужные и полезные знакомства. Такие противоречия усиливали раздражительность пани Богуславы, доводя ее до нервного расстройства. Ко всему этому работала она в приемном покое больницы и в ее обязанности входило давать посетителям справки и вообще информацию. Будучи по натуре скрытной и недоброжелательной, Богуся терпеть не могла что бы то ни было сообщать людям, поэтому сведения о времени приема главного врача или номере рентгеновского кабинета ей приходилось когтями вырывать из глубин собственного естества. А уж чтобы улыбнуться посетителю или больному.., такое ей дорого обходилось. И не столько ей, сколько другим людям, обратившимся за справкой. Почему администрация больниц и поликлиник сажает в справочных бюро подобных баб - понять невозможно.
Правда, пани Богуслава обладала и достоинствами. Она была прекрасной хозяйкой, дом ее блистал прямо-таки больничной чистотой, готовила она превосходно, никогда не болела и отличалась исключительной выносливостью. А также красотой, если кому-то нравятся могучие голубоглазые блондинки, пышущие здоровьем, которым есть на чем посидеть и чем подышать. Хлюп как раз любил таких женщин. А кроме того, он очень любил поесть.
Вот почему Хлюп во всем подчинялся своей половине и изо всех сил старался скрыть от нее контакты с приятелем, столь ею не любимым. Понятно, что встречи и даже разговоры однокашников по вышеизложенным причинам стали весьма ограниченны, от чего оба страдали, ибо с детства привыкли делиться друг с другом и радостями, и горестями и во всем советоваться. Карпинский понимал друга, сочувствовал ему и звонить старался только на службу, когда же приходилось звонить Хлюпу домой, прибегал к такому фортелю: услышав в трубке голос ворчливой супруги приятеля, включал автоответчик с заранее записанным текстом, и официальный дамский голос произносил: "Говорит секретарь директора Яцека Настай. Пан директор желает говорить с Северином Хлюпом". Ответственная секретарша несуществующего директора повторяла эти две фразы до одурения, пока к телефону не подходил сам Хлюп, или отключалась, выяснив, что того нет дома. Если Северин поднимал трубку, то разговаривал с Карпинским крайне почтительно: "А, господин директор, очень рад. Слушаю вас". И потом любопытная мегера могла уловить лишь "да" или "нет".
К счастью, пани Богуслава работала посменно, у нее случались дежурства в приемном покое, на работу выходила то утром, то вечером, и иногда ее по целым дням не было дома. Тогда приятели могли посидеть себе за кружкой пива и поговорить от души. Причем не обязательно в пивной, можно было устроиться даже у Хлюпа. Приемные дети Северина в данном случае держали сторону отца и некоторых указаний мамули не выполняли.
Вот так в общих чертах обстояло дело, когда сообщник принес Карпинскому его долю заработанного. Доля была уложена в неимоверно тяжелый старый портфель могучих размеров и состояла из двух толстенных стопок стодолларовых купюр, двадцати килограммов золотых монет в виде увесистых колбасок и небольшой коробочки с весело поблескивающими алмазами. Общая стоимость содержимого портфеля тянула на двадцать два миллиарда злотых тогдашними деньгами.
От Карпинского сообщник направился прямиком в аэропорт и уже через два часа летел в Амстердам. Карпинский еще задумчиво сидел над портфелем, ломая голову, где бы его спрятать, когда в дверь кабинета заглянула вернувшаяся с работы дочь Эльжбета.
- Папуля, Клепа явился, - шепотом предостерегла она отца. - Пришел следом за мной. Если что надо спрятать - давай по-быстрому, я его задержу в гостиной.
У Карпинского от ужаса по спине поползли мурашки. Клепа, тот самый шурин, от которого следовало прятать все мало-мальски ценное! Разумеется, Клепой его прозвали в доме Карпинского, при крещении он получил нормальное имя Зигмунт. Надо же было явиться этому клептоману именно теперь, когда в доме появился портфель с сокровищами! Прямо проклятие какое-то.
Услышав страшное сообщение, Карпинский совсем пал духом и даже не встал со своего места, лишь глубже затолкал под стол портфель и поставил на него ноги. Хорошо сообщнику - перевел денежки в надежный банк и сам теперь летит в нормальную страну, а как быть ему со своими капиталами?
В кабинет вошла Кристина, будущая жена, и плотно прикрыла за собой дверь.
- Просто ума не приложу, что делать, - пожаловалась она. - Мы с тобой разъезжаемся, а одной Эльжбете с Клепой не совладать. Есть какая идея?
В оцепеневшем мозгу Карпинского что-то сдвинулось. И в самом деле, Кристина, работавшая в издательстве, наутро должна была лететь в Краков на книжную ярмарку, а он отправлялся в Ольштын за новой телефонной установкой для банка, в котором работал. Не скажешь ведь главе фирмы, что не можешь ехать из-за шурина. Эльжбета не должна пропускать лекции, она на ответственном втором курсе политехнического. Холера! Есть, правда, еще приходящая домработница, так она на ночь возвращается в семью, к мужу и детям. Как все фатально складывается! Надо же было сообщнику принести портфель именно сегодня! Надо же было этому распроклятому шурину заявиться именно сегодня! А теперь следует что-то предпринимать, и немедленно!
- Давай скажем ему, что все уезжаем и запираем квартиру, - выдвинул предложение Карпинский.
Сердито пожав плечами, Кристина покачала головой.
- Ты что, Клепу не знаешь? Обрадуется, как свинья дождю. Головой ручаюсь у него давно имеются запасные ключи.
- Тогда забрать с собой все ценное... Кристина сделала неудачную попытку саркастически рассмеяться.
- И мое манто тоже? Теперь, в мае? Все видеокассеты, самые ценные книги, пишущую машинку? Твою геологическую коллекцию? Бижутерию еще туда-сюда, хотя не хотелось бы таскаться с ней по командировкам.
Карпинский внутренне поднапрягся и выдал идею:
- Попроси Витовскую задержаться завтра подольше, до моего возвращения, а я постараюсь в Ольштыне все провернуть поскорее. К вечеру обернусь. А пока меня не будет, они на пару с Эльжбетой присмотрят за Клепой.
- Эльжбете надо быть на лекциях.
- Пропустит один день, что ж делать.
- Ну ладно, - неохотно согласилась Кристина. - Тогда пусть и мои, и Эльжбетины драгоценности Витовская заберет сегодня домой. Господи, ну за что нам такая мука! Неужели ты не в состоянии раз и навсегда выгнать этого паршивца?
Карпинский вдруг ощутил в себе небывалую дотоле решимость выставить из квартиры настырного шурина. Хотя бы с помощью полиции. Минутку, как же полиция, когда у него под ногами такие ценности, добытые преступным путем? Столько денег, что хватит им всем до конца дней, не надо думать ни о манто, ни о видеокассетах, вообще ни о чем. Надо лишь решить, как сберечь богатство.
Кристина отправилась стеречь имущество и не спускать глаз с жулика, а ее будущий муж, не снимая ног с драгоценного портфеля, отчаянно искал выход. Забрать портфель с собой? Придется по причине тяжести оставлять его в машине. А если украдут машину? По приезде в Ольштын сдать в банковский сейф? Возникнут ненужные подозрения.
И вот наконец в голову пришла счастливая мысль: спасение можно найти лишь у старого испытанного друга. Карпинский схватил телефонную трубку.
- Это я, - сказал он, услышав голос Хлюпа.
- Рад вас слышать, пан директор! - радостно отозвался тот.
Это означало, что пани Богуслава дома и бдит, как всегда.
У Карпинского не было ни сил, ни времени разыгрывать конспиратора.
- Сева, слушай, тут у меня дома есть одна вещь, которую никак не оставишь, потому что заявился шурин, а я уезжаю. Не подержишь ее у себя до тех пор, пока он не выкатится?
- Да, - не раздумывая, ответил верный Друг.
- Тогда я подвезу ее куда-нибудь поближе к твоему дому. Страшно тяжелая, холера! Сможешь сейчас ненадолго выйти?
- Да.
- Минут через пятнадцать, хорошо? Я подъеду со стороны улицы Статковского.
- Никак невозможно, пан директор.
- Что невозможно? Через пятнадцать минут или со стороны Статковского?
- Нет.
- Через пятнадцать минут...
- Да.
- Значит, со стороны Статковского не можешь?
- Увы, не могу, пан директор.
- А где можешь?
Поскольку в распоряжении Хлюпа имелись лишь краткие "да" или "нет" и ничего не говорящие "пан директор", определить место встречи оказалось затруднительно. Он сделал осторожную попытку внести некоторое разнообразие в свою лексику.
- И это будет конец, пан Яцек! - с отчаянной решимостью произнес Хлюп.
Карпинский напрягся. Где может быть конец? Конец чего? Со стороны улицы Статковского было бы всего ближе, но по каким-то соображениям Севу это не устраивает. Он хочет подальше. А что там подальше? И почему "конец"?
- А! - догадался он. - Старая трамвайная петля?
- Вот именно, пан директор! - обрадованно воскликнул Хлюп.
- Идет, буду через четверть часа. Не торопись, я подожду.
- Не за что, пан Яцек. Примите мои лучшие пожелания, пан директор.
Подозрительная супруга не преминула заметить:
- И всегда ты с этим Настаем как-то странно разговариваешь. Чего ему от тебя надо? Опять какие-то электрические причиндалы?
Следует отметить, что пани Богуся, будучи отличной хозяйкой, не умела даже вбить гвоздя, прочистить засорившуюся раковину, а уж перед всеми электроприборами испытывала просто панический страх.
- Нет, речь шла о математических расчетах, в которых он не уверен, вот и советовался. И благодарил. Нет худа без добра, напомнил мне, что я забыл выслать наши предложения на торги, а сегодня последний срок, ведь он определяется по дате на почтовом штемпеле. Придется выскочить, почта работает до восьми.
- Высылаешь предложения, высылаешь, а все без толку. Наверняка там надо кого-то подмазать, где тебе сообразить! Ладно, заодно купи деревенского творогу. Две упаковки.
На ворчание жены Хлюп внимания не обратил, а поручение его только обрадовало. Во-первых, можно будет сослаться на то, что пришлось творог поискать, а во-вторых, жена готовила из него на редкость вкусные вещи, каждый раз по-новому. И хорошо, что переключилась на творог, - спроси она о предложении и торгах. Хлюп вряд ли сумел бы членораздельно сказать, о чем идет речь.
Каждый подъехал на своей машине к старой трамвайной петле, Хлюп уже с творогом.
- Из нашего окна как раз видно кусок Статковского, - пояснил другу Хлюп. Правда, из окошка на чердаке, но кто ее знает. Что у тебя за вещь такая?
Обреченно вздохнув, Карпинский во всем чистосердечно признался. Хлюп проникся и встревожился. Друзья вместе перенесли тяжеленный портфель в машину Хлюпа, и оба в ней закрылись, дабы обсудить проблему легальности имущества, способы избавиться от проклятого жулика и место сокрытия несметных богатств.
Хлюп проживал в собственной вилле, хотя назвать так его жилище можно было лишь с большой натяжкой. Построенный еще прадедом Хлюпа, просторный деревянный дом к этому времени совсем обветшал, денег же на капитальный ремонт не находилось, зато в доме имелось множество укромных помещений, всевозможных чуланчиков, каморок и вообще тайников, так что хозяину не составит труда спрятать не слишком громоздкий предмет.
- Можно на чердаке, можно в старом сундуке, - рассуждал Хлюп. - А лучше всего в моем шкафу, где рыболовные снасти.
К рыболовному помешательству супруга Богуся испытывала столь непреодолимое отвращение, что никогда не заглядывала в шкаф с удочками, спиннингами и прочими причиндалами. Ну и само собой предполагалось, что ни жене, ни детям, и вообще никому на свете Хлюп и словечка не проронит о доверенных ему сокровищах.
Наконец друзья расстались, не подозревая, что злой рок уже носится над их головами, с дьявольским свистом рассекая воздух...
***
Вернувшись домой. Хлюп въехал на машине в сарай, служивший гаражом, но лишенный ворот. С домом этот примитивный гараж соединяла внутренняя дверца. Войдя через нее в дом. Хлюп отнес жене заказанный творог и был обруган за медлительность - где столько времени ошивался, такого только за смертью посылать, теперь вот придется в темпе ужин готовить. С привычным терпением проглотив взбучку, глава семейства воспользовался занятостью благоверной и опять проник в гараж. Извлек из машины порученное ему другом сокровище и, нервно оглядываясь, поволок его в дом. И тут наткнулся на сына Стася, с грохотом сбегавшего по деревянной лестнице. Судорожно дернувшись. Хлюп попытался укрыть портфель, сунув его под лестницу, и зацепил при этом за балясину, отчего ручка ветхого портфеля оторвалась, и тот тяжело шлепнулся на пол. Но Стась ничего не заметил, поскольку в данный момент его заботило сокрытие собственной ноши - предметов, служащих для изготовления экспериментальной бомбы. Стась исчез где-то в закоулках нежилых помещений первого этажа, а его отчим, всецело поглощенный одной задачей, даже не обратил внимания на тянущийся за парнем шлейф адского запаха серы.
Путь наверх освободился, и хозяин, схватив в объятия бесценный груз, устремился в свое убежище - кабинет. Однако коли уж не везет, так во всем. На площадке второго этажа его остановил вопрос приемной дочери Агаты, как назло выглянувшей из своей комнаты.
- Что это у тебя, папочка? - ткнула она пальцем на что-то непонятное в руках Хлюпа.
За годы жизни со второй женой изрядно натренировавшись в молниеносных ответах на самые каверзные вопросы, папочка не моргнув глазом спокойно ответил:
- Инструменты. Очень тяжелые, черт бы их побрал. Даже ручка оторвалась. Видишь?
Ни инструменты, ни ручка девочку не интересовали, однако, опять же натренированная мамашей всегда и во всем следить за отчимом, она все-таки обернулась, прежде чем спуститься вниз. Хлюп это предвидел и, ввалившись к себе в кабинет, дверь не закрыл, портфель небрежно швырнул на стол, а сам поспешил в ванную и там заперся.
Затвори он дверь кабинета, Агата непременно бы пробралась туда и обследовала содержимое принесенного отцом портфеля, теперь же, поскольку отец не пытался его скрыть, спокойно спустилась в кухню, откуда уже вторично донесся ворчливый призыв матери на ужин.
У хозяина дома появилась редкая возможность действовать свободно, но времени было в обрез. Поэтому из всех возможных тайников он выбрал тот, что оказался под рукой, - огромный старинный шкаф в кабинете, забитый до предела его, Хлюпа, удочками, сетками, сачками, блеснами, спиннингами, старыми куртками, резиновыми сапогами, множеством коробочек и банок с крючками, мушками и прочими приманками для рыбы. Портфель с оторванной ручкой надежно погряз в недрах этих многолетних залежей.
Карпинский тоже вернулся домой, где Кристина с Эльжбетой попеременно стерегли Клепу. Тяжесть свалилась с души Карпинского, хотя до конца преодолеть сомнения так и не удалось. Правильно ли он поступил? Другу Карпинский верил, как самому себе, однако слишком хорошо знал его жену. У бабы собачье чутье, а мужа она держит под каблуком. И хитрости не занимать. Правда, все эти негативные качества жуткой бабы проявляются под воздействием ее патологической ревности, но как знать...