– Другими словами, ни один из них не соответствует психологическому портрету.
   – Если принять за чистую монету психологический портрет.
   – А сколько еще ты намерен упорствовать? И когда наконец признаешь, что мы имеем дело с серийным убийцей?
   Мэтт поколебался, но в конце концов сокрушенно вздохнул:
   – Может, я и упрям, но я все-таки не осел, Бен.
   Единственное, что объединяет все три жертвы, это их пол и цвет кожи, да еще тот факт, что мы не можем обнаружить в их прошлом ни одного врага, настолько злобного и мстительного, чтобы иметь веский мотив для убийства. А это означает, что их скорее всего убил кто-то посторонний, тот, с кем они были едва знакомы.
   – Что, в свою очередь, указывает на серийного убийцу.
   – Никакой другой возможности я не вижу, разрази меня гром! – взорвался Мэтт. – Когда-то их называли безмотивными убийствами, ты это знал? До того как был изобретен термин «серийное убийство». Нет на свете более трудно раскрываемого преступления, потому что не существует осязаемой связи между убийцей и жертвой.
   Бен кивнул:
   – Я кое-что прочел по этому предмету, особенно после смерти Айви и Джилл. Похоже, ты тоже даром времени не терял.
   – Да только все без толку. Практически все, что у меня есть, – это тот жалкий «психологический портрет», предложенный твоей нервной дамочкой после убийства Бекки. Белый мужчина от двадцати четырех до тридцати двух, возможно, одинокий и не имевший сексуального опыта с женщиной, возможно, переживший трудное детство под властью одного или обоих деспотичных родителей. Возможно, страдает импотенцией. Черт побери, я, возможно, здороваюсь с этим парнем каждый день, сам того не подозревая!
   Бен прекрасно понимал чувства шерифа, потому что сам испытывал то же самое.
   – А хуже всего то, – мрачно продолжал Мэтт, – что вчера я уже трижды слышал от трех разных людей слова «серийный убийца», и как только пойдет такой слух, весь город с ума сойдет. Мало нам того, что убийца бродит на свободе, скажи людям, что это серийный убийца, и они просто сорвутся с катушек. Все равно как выйти на пляж и закричать: «Акулы!»
   – Большинство женщин, насколько я заметил, ведут себя очень осторожно, – примирительно вставил Бен. – Это уже кое-что. За всю неделю я не встретил ни одной, идущей в одиночку.
   Мэтт хмыкнул:
   – Тут особенно хвастать нечем, Бен. Голая правда состоит в том, что мы ни на шаг не приблизились к раскрытию дела с тех пор, как была убита Бекки. Ты не хуже меня знаешь: чем дольше мы блуждаем впотьмах, тем меньше у нас шансов вообще поймать этого гада. Мы ловим убийц, потому что они оставляют улики, которые нам удается расшифровать, или совершают промахи; этот не сделал ни того, ни другого. Может быть, он снова убьет и при этом обнаглеет настолько, что оставит нам какие-нибудь доказательства своей вины. А может, ему хватит трех смертей, и сейчас он просто сидит и смотрит, как мы суетимся.
   – Кэсси считает, что он на этом не остановится.
   – Вот дерьмо! – В голосе шерифа слышалось не столько отвращение, сколько отчаяние.
   Стараясь говорить как можно спокойнее, Бен заметил:
   – Если мы собираемся воспользоваться ее способностями, действовать надо немедленно. Чем дольше это тянется, тем выше вероятность того, что этот ублюдок застигнет Кэсси у себя в мозгах и поймет, что она представляет для него угрозу.
   Мэтт угрюмо взглянул на него:
   – Я вижу, ты знакомился с литературой не только о серийных убийцах, но и об экстрасенсах тоже. Бен не стал этого отрицать.
   – Все эксперты сходятся в том, что некоторые люди обладают повышенной чувствительностью к электромагнитной энергии мозга. По тем или иным проводящим каналам они способны подключаться к энергии, излучаемой сознанием других людей, и читать их мысли, интерпретировать зрительные образы и даже эмоции.
   – Что ты имеешь в виду под «проводящими каналами»?
   Это больше смахивало на науку, чем на обычное шарлатанство, поэтому Мэтт был склонен прислушаться.
   – То, что Кэсси называет контактами. Физическое прикосновение – либо к человеку, либо к предмету, до которого он дотрагивался. Это самый распространенный вид контакта. Экстрасенсам очень редко удается подключиться к чужому разуму, не вступая в физический контакт. Но существует совсем небольшая группа экстрасенсов (и я думаю, что Кэсси в нее входит), умеющих сохранять контакты. Я хочу сказать, что после того, как первичный контакт – более или менее продолжительный – имел место, он оставляет за собой что-то вроде контурной карты: тонкий, едва заметный энергетический след между двумя умами. После этого экстрасенс может идти по следу, когда пожелает. – Бен вздохнул. – К сожалению, существует и обратный путь: искомый объект может заметить связь и даже проследить ее обратно к экстрасенсу.
   – Даже если он сам не экстрасенс? – спросил Мэтт.
   – Есть предположение, что все дело в сознании серийного убийцы. Оно настолько патологично, что его мысли в буквальном смысле «стреляют вхолостую», и тогда электромагнитная энергия изливается в мозг, вызывая изменения на молекулярном уровне. Известно, например, что черепно-мозговая травма может пробудить к жизни скрытые экстрасенсорные способности. Точно так же действуют и эти «холостые выстрелы». С течением времени серийный убийца может, по сути, сам стать экстрасенсом. Если это верно, то убийца со временем научится прослеживать путь, ведущий к ней.
   – Если только прежде не прочтет ее имя в газете, – проворчал Мэтт.
   Бен с ним согласился.
   – Это еще один рискованный момент, и притом куда более вероятный. Рано или поздно пройдет слух, что Кэсси экстрасенс и мы с ней сотрудничаем.
   – Какой приятный подарок к следующим выборам!
   – Если к тому времени мы упрячем убийцу за решетку, – напомнил ему Бен, – вряд ли избиратели будут интересоваться тем, как мы этого добились.
   – Может, оно и так. Но пока этого не случилось, нам не укрыться от всеобщего внимания. И твоя леди-экстрасенс окажется как раз посередке!
   – Перестань называть ее моей леди. Ты прекрасно знаешь, как ее зовут.
   – А ты что, обиделся? – усмехнулся Мэтт.
   – Дело не во мне. Так ты обратишься к Кэсси за помощью или нет?
   – Придется, – довольно легко уступил Мэтт. Бен с удивлением посмотрел на друга:
   – И давно ты принял такое решение?
   Мэтт ощупал пластиковый пакетик, все еще лежавший перед ним на столе.
   – Когда ты сказал мне, что она распознала в этой тряпке кусок моей бойскаутской формы. Каким-то непостижимым образом она узнала правду. Принимая во внимание все остальное, этого довольно, чтобы мне захотелось узнать, что еще она знает.
   – Давно пора.
   – Ну чего ты на меня уставился? Давай звони ей.
* * *
   На первых порах Кэсси ничего не ощущала, кроме холода. Ни зимний ветер, ни морозная свежесть снега не шли ни в какое сравнение с этим холодом: он был абсолютным, всепроницающим. Вот так, смутно подумалось ей, съеживается человеческая плоть, соприкоснувшись с бездонным дыханием вселенной. У нее возникло странное ощущение, будто даже кровь в ее жилах замедляет ход, превращается в талый снег под воздействием холода.
   Трепет бьющихся крыльев вернулся, усилился на мгновение, потом пропал, и она почувствовала что-то другое.
   Кого-то другого.
   Кэсси медленно открыла глаза. Воздух вокруг нее оставался туманным и серым. Она различала в отдалении отчаянный лай собаки, но не видела ее. Она медленно повернула голову к лесу, казавшемуся особенно темным из-за преобладания раскидистых сумрачных сосен над голыми в эту зимнюю пору лиственными деревьями.
   На опушке под деревьями стояли люди.
   Их было не меньше дюжины, в основном женщины, но попадались и мужчины, один – совсем еще подросток. Они смотрели на нее сурово, с тем же бесконечным упреком, который за несколько дней до этого Кэсси прочитала в глазах Айви Джеймсон, когда увидела ее сидящей на полу в кухне.
   Когда они двинулись к ней, Кэсси увидела раны. У одной женщины было разорвано горло. Череп другой был размозжен, страшная вмятина с одной стороны говорила об ударе тяжелым предметом, нанесенном с чудовищной силой. Один мужчина нес свою собственную окровавленную руку, отделенную от тела, другой зажимал жуткую рану, тянущуюся от груди до самого паха.
   Они упорно шли вперед, прямо к ней, выдвигаясь из лесной тени в поле, заполненное снегом и серым туманом; невероятный холод исходил от них волнами, от которых в воздухе дрожало марево.
   Они не оставляли следов на снегу.
   Кэсси услыхала слабый захлебывающийся стон и вдруг поняла, что он исходит из ее собственного горла – жалкая замена пронзительного крика, который так и не вырвался из ее груди, несмотря на все усилия. Она была заморожена, скована льдом. Она не могла убежать или попятиться, даже вскинуть руку, чтобы защитить себя, и то не могла.
   Все, что она могла, это стоять и смотреть, как они подходят, как тянутся к ней.
   Чтобы схватить ее.

Глава 11

   Открыв глаза, Кэсси не сразу поняла, где находится и как она туда попала. Черепичный потолок над головой показался ей смутно знакомым, и она в конце концов сообразила, что точно такой же был в доме тети Алекс.
   То есть в ее доме.
   Странно. Последнее, что она помнила… это, как встала утром с постели. Сварила кофе – она слышала его аромат – и пошла погулять с Максом. А потом…
   Ничего.
   – Итак, вы очнулись.
   Кэсси повернула голову на голос, и действительность сразу же вернулась к ней. Она лежала – вернее, полусидела – на диване, откинувшись на подушки, и ощущала такой нечеловеческий холод, что все ее тело сотрясалось от озноба, несмотря на шерстяное одеяло, которым она была укутана.
   Шериф стоял у камина, в котором весело полыхал огонь. Опираясь плечом на каминную полку и засунув руки в карманы, он косился одним глазом на крупного пса, а тот сидел в двух шагах и не скрывал своей враждебности.
   – Бен не успел нас познакомить, – сухо сообщил ей Мэтт, увидев, что она в недоумении переводит взгляд с него на собаку. – Слава богу, этот зверь хоть его признал, а то он не подпустил бы к вам ни одного из нас.
   – Не подпустил ко мне? А где я была? – Кэсси показалось, что голос у нее дрожит, но удивляться было нечему – ее сотрясал озноб.
   Шериф воспринял ее растерянность как нечто само собой разумеющееся.
   – В поле к северу отсюда, примерно в сотне ярдов от дома. Вы лежали без сознания на снегу, а пес кружил вокруг вас и лаял как безумный.
   – Без сознания? – Кэсси попыталась вспомнить, что же произошло, и беспомощно покачала головой. – А где Бен?
   – На кухне. Вас ждет либо горячий шоколад, либо горячий бульон, смотря что ему быстрее удастся приготовить. Когда вы не ответили на телефонный звонок, – продолжал Мэтт, – Бен решил, что что-то стряслось, вот мы и приехали сюда. Услыхали лай, как только вышли из машины, и нашли вас уже через две минуты. Когда мы подошли поближе и сумели пробраться мимо пса, сразу стало ясно, что вам плохо. Вы были белее снега и почти не дышали, пульс едва прощупывался. Мне еле удалось убедить Бена, что вам нужно всего лишь согреться, а не то быть бы вам сейчас уже на пути в больницу.
   – А как вы узнали, что мне нужно лишь согреться? – рассеянно спросила она.
   Мэтт слегка нахмурился:
   – Ну… это трудно объяснить. Я только посмотрел на вас и… с места не сойти, я услыхал, как голос у меня в голове повторяет: «Холодно… холодно». Это был ваш голос.
   Этому Кэсси не слишком удивилась. Хотя ей по-прежнему не удавалось вспомнить, что случилось, в одном можно было не сомневаться: если она мысленно звала на помощь, то, конечно, обратилась к шерифу с его открытым сознанием. Именно он мог ее услышать.
   – Спасибо, шериф, – прошептала она.
   – Не за что. Между прочим, меня зовут Мэтт.
   Кэсси решила не выяснять, чем вызвана такая перемена настроения. Вместо этого она тихо позвала рычащего пса:
   – Макс, это друг. Успокойся. Будь хорошим мальчиком.
   Пес мгновенно повернул к ней свою умную морду. Он послушно лег и застучал хвостом по полу.
   – Спасибо, – сказал Мэтт. – Он меня нервировал.
   Не успела Кэсси ответить, как Бен вошел в комнату с дымящейся кружкой в руках. Он сменил костюм на джинсы и свитер; в этом наряде он выглядел на несколько лет моложе, казался спортивным и чертовски привлекательным.
   Он явно расслышал их голоса из кухни и поэтому не удивился, застав ее в сознании, но его лицо было озабоченным, а взгляд, устремленный на нее, заставил Кэсси опустить глаза.
   – Выпейте это, Кэсси. Это поможет вам согреться.
   Оказалось, что в кружке горячий шоколад. Кэсси с жадностью сделала несколько глотков, потом выпростала руки из-под одеяла и осторожно забрала у него кружку. Их пальцы при этом не соприкоснулись, и это произошло совсем не случайно.
   – Спасибо, я сама справлюсь.
   Бен не стал возражать. Он вообще ничего не сказал. Он просто сидел, положив одну руку на спинку дивана, а другую – на колено, и смотрел на нее, не говоря ни слова. Даже не глядя, она чувствовала, как пристально он на нее смотрит.
   – Пока что она вообще не помнит, что с ней случилось, – пояснил Мэтт.
   – Расскажите, что произошло? – попросил Бен.
   Кэсси нахмурилась, глядя в кружку, словно именно в ней можно было найти ответ. Горячая жидкость согревала ее ледяные руки, согревала изнутри ее дрожащее тело, но она знала, что пройдет много времени, прежде чем ей удастся по-настоящему согреться.
   – Я помню, что вывела Макса погулять. Помню, как отошла от дома, посмотрела на горы…
   – Кэсси?
   У нее перехватило дух, глаза закрылись сами собой, когда подавленные волей образы и ощущения вышли из глубины подсознания.
   – О боже… Я вспомнила, – прошептала она.
   – Расскажите нам, – раздался спокойный голос Бена.
   Кэсси не сразу удалось совладать со своим голосом, но, начав наконец говорить, она рассказала о случившемся совершенно бесстрастно. Только к концу повествования голос у нее чуть дрогнул.
   – Они шли прямо ко мне, а я… я не могла бежать. Я даже кричать не могла. Мне становилось все страшнее… и все холоднее, пока они подходили. А потом… когда они были уже совсем близко… я провалилась в темноту. Больше я ничего не помню.
   Ей не нужно было даже смотреть на Мэтта, чтобы понять, что его раздирают сомнения. Она скосила глаза на Бена и увидела, что тот внимательно следит за ней.
   Его лицо по-прежнему казалось замкнутым, а взгляд – непроницаемым. У нее не было ни малейшего представления о том, что он думает и чувствует. Мэтт спросил:
   – Значит, эти люди… это были призраки?
   – Да, я полагаю.
   – Вы полагаете!
   Кэсси перевела взгляд на шерифа: ей легче было смотреть в его полное недоверия лицо, чем встречаться глазами с непроницаемым взглядом Бена.
   – Да, я полагаю. Я точно не знаю, потому что раньше со мной такого не бывало. – Она глубоко вздохнула. – Послушайте, мои способности никогда не позволяли мне заглянуть… за грань смерти. Я не занимаюсь спиритизмом и не общаюсь с душами умерших. Я улавливаю мысли живых людей, образы совершающихся или недавно совершившихся событий. Я ничего не знаю о призраках.
   – А как насчет того, что вы видели в доме Айви Джеймсон? Вы же сами говорили, что, возможно, видели то же самое, что она… что ее дух видел, отделяясь от тела в момент смерти.
   Кэсси помедлила:
   – Я сказала, что это возможно, но сама я в это не верю. Хотя все это было очень странно, я до сих пор уверена, что увиденное мною в тот день – это воспоминание живого человека, стоявшего на том пороге и смотревшего на сцену убийства. Но…
   – Но?
   – Но то, что я пережила сегодня, не было похоже на то, что я почувствовала в тот день… и это не было воспоминанием. – Она покачала головой. – Я просто ничего не понимаю.
   – Если вы видели призраков, – заговорил Бен, – то чьи они?
   – Я никого из них не узнала. Но я уверена, что все они были убиты.
   Мэтт тихо выругался.
   – Вы же говорили, что наш убийца – новичок в своем деле. Если он убил дюжину мужчин и женщин… Кэсси решительно покачала головой.
   – Нет. Это были не его жертвы. Я хочу сказать… когда я стояла в кухне миссис Джеймсон, ощущение было такое, будто я подключилась к сознанию человека, изучавшего открывшуюся перед ним картину. Я будто видела все его глазами, с его точки зрения. Кровь капала – такая яркая, алая, тело было обращено лицом ко мне, в глазах застыл упрек… Все выглядело так драматично, словно кто-то специально подготовил театральную мизансцену, чтобы произвести сильное эмоциональное впечатление. И примерно такое же впечатление было у меня сегодня. Ну… почти такое же. Словно я увидела порождение чьей-то дьявольской фантазии. Не призраки прошлых жертв, а скорее… – она беспомощно умолкла.
   – Призраки будущих жертв? – уточнил Бен.
   – Может быть. – Кэсси не взглянула на него. – Но это скорее напоминало эротический сон какого-то подростка-психопата.
   Молчание слишком затянулось, и прервала его Кэсси:
   – Теперь, когда я вспоминаю, как они надвигались на меня, ковыляя и истекая кровью, мне даже кажется, что я видела все это в кино много лет назад, в каком-то дурацком фильме ужасов про воскресших мертвецов. Похоже, нашему убийце нравятся такие сны.
   – Значит, теперь вы побывали в его снах? – спросил Мэтт.
   – Не исключено. Я встала рано; возможно, он еще спал. И видел сны.
   – А вы к ним подключились. – Голос Бена был по-прежнему тих и бесстрастен.
   Мэтт издал звук, напоминавший нечто среднее между смешком и стоном отчаяния.
   – Кэсси, вы как будто нарочно усложняете мне задачу! Как прикажете всему этому верить?
   – Я знаю, это нелегко. Мне очень жаль. – Она повернула голову и сочувственно улыбнулась ему. – Поверьте, простых решений в жизни не бывает.
   Он кивнул:
   – Истинная правда. Слушайте, мы приехали сюда, потому что я собирался просить вас еще раз подключиться к этому парню, но, судя по всему…
   – Я могу попробовать.
   – Вам надо прийти в себя, – вмешался Бен. Кэсси упорно отворачивалась от него.
   – Все уже прошло. Мне немного холодно, но в остальном все в порядке.
   Мэтт нерешительно перевел взгляд с нее на Бена и обратно.
   – Мы можем подождать до завтра. Обморок никому не идет на пользу – чем бы он ни был вызван.
   – Я бы хотела попробовать прямо сейчас, – настойчиво сказала Кэсси. – Хочу быть в курсе событий, насколько это вообще возможно. Мне необходимо, чтобы контакты происходили по моей воле.
   Мэтт выждал минуту, но, увидев, что Бен молчит, кивнул в знак согласия.
   – Я захватил с собой одну из монет, но…
   – Но?
   – Бен говорит, что, по его мнению, вы рано или поздно научитесь подключаться к этому типу по желанию, даже не прикасаясь к предмету, который он трогал. Я просто хотел бы знать, не удастся ли вам это сейчас.
   Кэсси взглянула на Бена и протянула ему почти опустевшую кружку, старательно избегая прикосновения и на этот раз.
   – Давайте попробуем.
   – Вы когда-нибудь делали это раньше? – спросил явно встревоженный Бен.
   – Нет, я раньше никогда не пробовала. Но поскольку его подсознание что-то уж слишком легко вступает со мной в контакт, мне любопытно узнать, смогу ли я самостоятельно проделать тот же путь.
   Мэтт наконец отошел от камина и подтянул кресло с подголовником поближе к дивану, чтобы можно было без помех наблюдать за Кэсси. Он вытащил из кармана блокнот и ручку, пробормотав в виде пояснения: «На всякий случай», и устроился в выжидательной позе.
   Бен поставил кружку на кофейный столик, но не покинул своего поста рядом с ней на диване.
   Кэсси спрятала руки под одеяло и закрыла глаза, стараясь успокоиться и в то же время сосредоточиться.
   Образное мышление всегда помогало Кэсси сконцентрироваться на поставленной перед собой задаче, хотя прикосновение к предмету обычно ускоряло процесс, способствуя замене ее собственных зрительных образов теми, которые можно было увидеть только глазами убийцы.
   На этот раз у нее перед глазами зазмеилась тропинка, бегущая через лес, и Кэсси направилась по ней вперед. Обстановка казалась мирной, никто ее не останавливал, ничей страшный голос не нашептывал угрозы на ухо. Она шла вперед и вперед, оглядываясь по сторонам с любопытством, но без всякой тревоги. Каждый раз, как ей встречалась тропинка, ведущая в другом направлении, она предоставляла инстинктам решать за себя: иногда сворачивала, а иногда пропускала поворот. Но вот голоса птиц стали стихать, а в лесу потемнело.
   – Кэсси?
   Голос Бена казался странно далеким и гулким в лесной чаще.
   – Я еще не дошла, – сказала она ему, смутно удивляясь, что он сопровождает ее в этом путешествии.
   – Где вы?
   – Иду по тропинке. – Она почувствовала, как Бен напрягся. – Тропинка какая-то странная.
   – В чем ее странность?
   – Не знаю… Просто странная, и все.
   – Расскажите мне.
   Она прислушалась к своим ощущениям.
   – Земля прогибается. Пахнет странно, как-то затхло. И свет вроде бы проникает с двух разных сторон. Я отбрасываю две тени. Разве это не странно?
   – Вы ничего не слышите?
   – Раньше я слышала голоса птиц. А теперь осталась только музыка.
   – Какая музыка?
   – Мне кажется, это музыкальная шкатулка. Но я никак не могу вспомнить мелодию. Надо бы вспомнить, но я не могу.
   – Ничего страшного. Если вспомните, скажите мне.
   – Скажу. – Она продолжала идти, замечая, что деревья вокруг нее все больше искривляются, но ее это почему-то не встревожило.
   – Кэсси?
   – Что?
   – Где вы?
   Она уже хотела ответить, что все еще находится в лесу, но в этот самый миг перед ней возникла очередная развилка. Инстинкты на этот раз ничего не могли ей подсказать, поэтому Кэсси пожала плечами и свернула направо.
   – Кэсси, поговорите со мной.
   – Тропинка раздвоилась. Две дорожки в лесу побежали в разные стороны. Я свернула направо… Я выбрала неисхоженную тропу[8].
   – Кэсси, я думаю, вам пора возвращаться. Она почувствовала, как он волнуется, и постаралась его успокоить:
   – Со мной все в порядке. К тому же я уже почти пришла.
   – Что вы видите?
   – Дверь.
   – Посреди леса?
   Пока он не задал вопрос, Кэсси вовсе не считала это странным. Но теперь она нахмурилась, глядя на массивную дверь, вырезанную, казалось, из цельного дуба.
   – Гм… Я могла бы обогнуть ее, но мне кажется, я должна войти в нее.
   – Будьте осторожны.
   Ей потребовалось время, чтобы найти дверную ручку, тем более что ручка оказалась не ручкой, а хитроумным устройством, скрытым в древесине. Она нажала на него с ощущением торжества, а затем толкнула дверь.
   Перед ней простирался голый и безликий коридор с дверями, открывающимися и слева и справа. Затхлый запах, напоминавший о давно запертом и забытом стенном шкафе, еще больше усилился. Она осторожно двинулась вперед.
   – Кэсси?
   – Передо мной длинный коридор, и в нем много дверей. Я иду прямо по коридору. О черт… Дело пошло бы гораздо быстрее, если бы у меня был ориентир.
   – Ориентир?
   – Что-то, принадлежавшее ему. Ладно, забудьте об этом. Я уже проделала весь этот путь и теперь… – Она открыла дверь в самом конце длинного коридора, и на этом ее путешествие закончилось. – О!
   – Кэсси? В чем дело?
   Никакого коридора. Никакого леса. Ни единого образа, на который можно было опереться. Одно лишь его удушающее присутствие витало в воздухе вокруг нее. Как тяжко чувствовать чужое сознание, от которого невозможно скрыться! Приходилось смотреть его глазами, потому что иного выбора не было.
   – Он здесь. – Голос ее стал тусклым и безжизненным.
   – Где он?
   – Это комната. Шторы опущены. Горят лампы. Тут есть кровать. Он сидит на кровати.
   – Что он делает, Кэсси? – Голос Бена звучал ободряюще.
   Она наткнулась на него так внезапно, что ей стало страшно выдать свое присутствие, поэтому Кэсси замерла, стараясь держаться как можно тише.
   – Он… что-то мастерит.
   – Что он мастерит?
   На миг, равный нескольким биениям сердца, она умолкла, и вдруг спазм перехватил ее горло.
   – Это кусок проволоки с деревянными ручками на обоих концах. Он мастерит удавку. Гарроту.
   – Вы уверены?
   – Совершенно уверена. Я уже однажды… видела гарроту.
   – Ладно. Вы можете осмотреться, Кэсси? Можете сказать нам что-то еще?
   – Я могу видеть только то, что он видит, а он смотрит на свои руки. Он наблюдает, как они… поглаживают гарроту. Она ему нравится.
   – Смотрите на его руки. Смотрите внимательно. Что вы можете о них сказать?
   – Молодые. Сильные. Гладкие… если не считать шрамов на запястьях. На обеих руках. Он грызет ногти, но они чистые. Больше ничего.
   – Вы знаете, о чем он думает?
   – Я боюсь прислушаться.
   – Вы должны! – раздался новый голос.
   – Не вмешивайся, Мэтт! Кэсси, не слушайте его! – до нее донесся снова голос Бена. – Не забывайте о своей безопасности.
   – Думаю, я смогу от него спрятаться. Но…
   – Но что?
   Ее голос зазвучал жалобно:
   – Ничего. Я послушаю.
   – Будьте осторожны.
   Кэсси съежилась в комочек и замерла, напряженно прислушиваясь. Поначалу беспорядочный шум его мыслей напоминал треск разрядов из радиоприемника, болезненным эхом отдававшихся у нее в мозгу, но постепенно щелчки и хлопки начали стихать: ей удалось пробиться сквозь шумовой фон.