– Значит, вы не знаете, случалось ли ей ошибаться?
   Голос Эбби звучал так же спокойно, как до этого голос самой Кэсси, ее зеленые глаза хранили непроницаемость, но в ее напряженной позе, в побелевших костяшках пальцев, сжимавших кофейную чашку, было что-то, говорившее о сильном волнении. Кэсси решила быть очень осторожной.
   – Ни один экстрасенс не бывает прав в ста случаях из ста. То, что нам удается увидеть, – это всегда субъективные, иногда символические образы, которые мы интерпретируем, исходя из своих знаний и опыта. Если хотите, мы переводчики, пытающиеся расшифровать язык, который сами понимаем только отчасти.
   Эбби криво усмехнулась.
   – Стало быть, ответ отрицательный.
   – Отрицательный. Мне неизвестно, всегда ли тетя Алекс была права, но я в этом сильно сомневаюсь.
   – Она говорила… она мне сказала, что есть разница между предвидением и пророчеством. Это верно?
   – Вообще-то это не моя епархия, но моя мать всегда говорила, что между ними есть разница. Предвидение – это нечто трудноуловимое, мгновенная вспышка, зрительный образ некоего события, на которое люди могут повлиять, делая тот или иной выбор, поэтому исход события нельзя увидеть с абсолютной ясностью. Пророчество, по ее словам, – вещь куда более конкретная. Это настоящее прорицание будущего, которое невозможно изменить, если только не вмешается кто-то, обладающий определенным знанием.
   – Определенным знанием? Кэсси кивнула:
   – Предположим… у экстрасенса было пророческое видение: газетный заголовок, гласящий о том, что сто человек погибли при пожаре в гостинице. Экстрасенс знает, что ему не поверят, если он попытается их всех предупредить, поэтому он поступает единственным возможным способом: идет в эту гостиницу и включает сигнал пожарной тревоги еще до того, как обнаружится настоящий пожар. Отель все равно сгорит, но люди успеют спастись. Пророческий заголовок так и не будет напечатан. Но породившее его событие произойдет.
   Эбби слушала так внимательно, что незаметно для себя подалась всем телом вперед, наклонившись через стол.
   – Значит, пророчество можно изменить, но только отчасти?
   Кэсси утвердительно кивнула:
   – Так мне говорили. Проблема для экстрасенса заключается в том, что он сам не знает, к чему приведет его вмешательство: к изменению пророчества или к тому, что оно все-таки сбудется в своем первоначальном виде, как и было предсказано.
   – Он сам этого не знает? – В тоне Эбби сквозило разочарование.
   – Ни в чем нельзя быть уверенным в таком деле. Истолкование того, что видишь, само по себе является сложнейшей задачей, а уж попытка определить, не ускорит ли твое предсказание или вмешательство наступление того самого исхода, который ты хочешь предотвратить… Я просто не вижу, что тут еще можно сделать, если не строить догадки. И если ставки достаточно высоки, за ошибочную догадку придется платить слишком дорогую цену.
   – Да. – Эбби опустила взгляд на стол. – Да, я понимаю.
   После минутного колебания Кэсси заговорила:
   – Могу я спросить, что именно сказала вам тетя Алекс? Что это было: предсказание вашей судьбы? Или пророчество?
   Эбби сделала глубокий вздох и вскинула взгляд на Кэсси. Ее губы дрожали.
   – Это было пророчество. Она сказала… она сказала мне, что я умру от руки маньяка.

Глава 8

   Высадив Кэсси у гаража, Бен провел краткую встречу у себя в конторе с адвокатом на общественных началах по поводу предстоящего слушания в суде, затем ответил на несколько телефонных звонков от горожан, взбудораженных новостями об убийствах.
   Его, конечно, спрашивали, что он намерен по этому поводу предпринять.
   Работа прокурора требовала такта и терпения, и ему пришлось проявить и то и другое. Но, повесив трубку после третьего звонка, он с тревогой вынужден был признать, что общее настроение в городе уже начинает переходить от страха к ожесточению.
   Слишком много горячих голов и слишком много оружия на руках.
   Прекрасно зная, что вскоре позвонит осаждаемый вопросами горожан Эрик Стивене и попросит его дать официальные рекомендации относительно мер безопасности горожан, и особенно женщин, Бен начал составлять список на листе своего любимого блокнота. Разумеется, первым делом редактор позвонит шерифу, и тот выскажет те же разумные практические предложения, но, не обладая терпением, посоветует Эрику «обратиться к прокурору», а сам вернется к своему расследованию.
   Мэтт обычно знал верные ответы на все вопросы, но редко доверял себе. Иногда это беспокоило Бена.
   Интерком зажужжал, и раздался голос Дженис:
   – Вас спрашивает миссис Райан.
   – Спасибо, Дженис. – Он взял трубку. – Привет, Мэри. Как дела?
   Он называл мать по имени – по ее настоянию – с детских лет и давно привык к этому.
   – Бен, эти ужасные убийства… – Взволнованный, «с придыханиями» голосок маленькой девочки, который поначалу казался его отцу таким очаровательным, а с течением лет начал бесить его до чертиков, сейчас был полон тревоги и страха. – И Джилл! Бедная, бедная девочка!
   – Я знаю, Мэри. Не беспокойся, мы его поймаем.
   – Это правда, что Айви Джеймсон была убита в своей собственной кухне?
   – К сожалению, да…
   – А Джилл у себя в магазине! Бен, что за чудовище творит подобные злодейства?
   Ответ так и просился у него с языка: «Если бы мы знали, нам легче было бы поймать чудовище», но Бен решил действовать дипломатично.
   – Тебе не стоит беспокоиться, Мэри. У тебя надежная система сигнализации и собаки. Не отпускай их от себя, когда выходишь в сад.
   – Но я живу так далеко от города! – простонала она.
   Бен начал уверять ее, что с ней ничего не случится, но вовремя вспомнил о Джилл. Он мог бы предостеречь ее, но упустил возможность. Сможет ли он простить себе, если нечто подобное повторится вновь?
   – Давай сделаем так. Я закончу свои дела самое позднее к пяти. Потом приеду к тебе, проверю все замки и сигнализацию: хочу убедиться, что она действует без сбоев. Хорошо?
   Теперь в ее голосе послышалось радостное нетерпение:
   – И останешься на ужин? Я приготовлю цыпленка, как тебе нравится.
   Он мысленно распрощался с планами позвонить Кэсси и заехать к ней вечером, прихватив что-нибудь вкусное из китайского ресторана.
   – Конечно, – ответил Бен, подавив тяжелый вздох. – Отличная мысль, Мэри. Я подъеду где-нибудь около шести.
   – Привези бутылочку вина, – весело защебетала она. – Скоро увидимся.
   – До встречи.
   Бен повесил трубку и устало потер затылок. Ему хотелось, чтобы мать нашла себе какого-нибудь добродушного вдовца и снова вышла замуж. При этом он не ощущал никакой вины перед памятью покойного отца.
   Ей нужен был мужчина в доме, и за неимением такового она, естественно, обращалась к сыну. По любому поводу.
   Эта роль Бена уже начинала тяготить.
   Будучи единственным сыном молодой, эмоционально незрелой матери и значительно старше ее по возрасту, замкнутого и деспотичного отца, Бен слишком часто оказывался в незавидной роли боксерской груши. Положение осложнялось еще и тем, что его собственный характер представлял собой сложную смесь генетических черт, унаследованных с обеих сторон. Не менее впечатлительный и импульсивный, чем мать, он получил в дар от отца замкнутость, внутреннюю настороженность и умение скрывать свои чувства под маской холодности и внешнего обаяния.
   Такое сочетание качеств сделало его хорошим юристом, но он совсем не был уверен в том, что оно помогло ему стать хорошим человеком. И лишь в одном сомневаться не приходилось: оно сделало его паршивым любовником.
   Джилл заслуживала лучшего. Все, чего ей хотелось от него, это эмоционального участия, душевного контакта, выходящего за рамки обычной плотской близости. Они встречались уже несколько месяцев, прежде чем она решилась прямо спросить Бена, что значат для него их отношения.
   В ответ он замкнулся, с головой ушел в работу, стал уделять ей все меньше и меньше внимания. Он дал понять, что не собирается впускать ее в свою жизнь.
   Прекрасно сознавая, что поступает нехорошо, Бен тем не менее был не в силах поступить как-то иначе. Ее любовь была ему дорога, но… он не хотел чувствовать себя обязанным. Нет, не жениться на ней, речь шла не о том. Он не хотел открывать ей свою душу. Она ждала от него именно этого, но он не мог, просто не мог ей это дать.
   Бен даже не знал, почему так получается. Но он точно знал, что Джилл не единственная женщина в его жизни, пытавшаяся добиться большей близости и получившая отпор. Просто она оказалась последней.
   В течение нескольких недель он все больше отдалялся от нее, а затем сказал, что их отношения зашли в тупик и лучше их прервать. Джилл не слишком удивилась и не устроила сцены, но Бен видел, что она страдает.
   Она заслуживала лучшего.
   Теперь Бену казалось, что он дважды ее предал. Не смог ее полюбить, а перед смертью не предупредил об опасности, когда его слово могло бы иметь решающее значение.
   – Сэр?
   Он вздрогнул и поднял голову: в открытых дверях стояла секретарша.
   – Да, Дженис?
   – Шериф позвонил, пока вы разговаривали с миссис Райан. Он просит вас зайти к нему в контору. Постарайтесь успеть до шести. Он говорит, что нашел кое-что любопытное. Это касается вещественных доказательств по делу об убийствах.
* * *
   – Расскажите об этом шерифу Данбару, – живо откликнулась Кэсси.
   «Жить с предсказанием насильственной смерти от руки психопата вообще нелегко, подумала она, а уж когда в городе объявился серийный убийца… Эбби должна принять срочные меры, чтобы себя обезопасить». Хотя они только что познакомились, сердце Кэсси сжала тревога за судьбу сидящей напротив нее женщины. За последнее время ей пришлось стать свидетельницей слишком многих сцен насилия. Улыбка Эбби тем временем совсем угасла.
   – А почему вы думаете, что я до сих пор этого не сделала?
   – Почему?
   – Он бы мне не поверил. Вам известно, что он атеист?
   Кэсси молча покачала головой.
   – Да, представьте себе. Он ходит в церковь, потому что это политически целесообразно, но считает религию просто суеверием. Ну, словом, чем-то вроде телепатии, – добавила она с невеселой усмешкой.
   – Раз бога нет, значит, и колдовства быть не может, – отозвалась Кэсси.
   – Что-то в этом духе. Кэсси вздохнула:
   – Большинству людей трудно поверить, что существует шестое чуйство, такое же, как зрение или слух. Они не понимают, что если лишены сами этого чувства, то оно может быть у других. У меня черные волосы, серые глаза и склонность к телепатии. Для меня в этом нет ничего особенного – обычная наследственность. Все эти признаки существовали в моей семье на протяжении многих поколений. Если бы только они могли понять, что никакого колдовства тут нет…
   – Мэтт, наверное, никогда не поймет, – вздохнула Эбби. – Все это ему слишком чуждо. Он вообще не стал бы вас слушать, если бы не Бен. Даже когда они были детьми, Бен всегда первым пробовал что-то новое, а Мэтт лишь следовал его примеру. – Она понизила голос. – Когда вы узнали, что мы встречаемся, это его сильно потрясло, хоть он и не хочет признаваться.
   Но он все равно не верит в телепатические способности. Даже слушать ничего не желает.
   – На этот раз он должен прислушаться: ведь речь идет об угрозе для вас!
   – Он просто решит, что мисс Мелтон хотела меня напугать… ради каких-то своих неизвестных целей. Он не был знаком с вашей тетей и ни за что не поверит, что она сама была страшно расстроена, когда сообщала мне свое предсказание. Она говорила со мной буквально через силу!
   – Вот тут есть момент, которого я не понимаю, – нахмурилась Кэсси.
   – Вы хотите сказать… зачем она вообще заговорила о том, что я обречена?
   – Вот именно. Как правило, пророчества предрекают некую трагедию, но ни один уважающий себя экстрасенс не станет навязывать человеку подобное предупреждение, если нет никакой возможности изменить уготованную ему судьбу.
   Теперь уже Эбби нахмурилась:
   – Я ее, конечно, почти не знала, но у меня сложилось впечатление, что ей ужасно не хотелось со мной об этом заговаривать. Она еле выдавливала из себя слова. И она все время повторяла, что будущее не статично, что человек способен повлиять на свою судьбу.
   – Значит, она думала, что вы в силах изменить то, что она увидела.
   – А может, она просто хотела смягчить удар? – предположила Эбби.
   Кэсси отрицательно покачала головой:
   – В таком случае зачем вообще было начинать разговор? Тетя Алекс не была злой: не могу поверить, что она просто так описала вам безысходную картину будущего. Это было бы неслыханной жестокостью. Наверное, она думала, что, зная заранее об ожидающей вас судьбе, вы сумеете каким-то образом избежать беды, потому и сказала вам.
   – Каким-то образом? И каким же именно?
   – Хотела бы я знать. Иногда избежать какого-то события бывает совсем нетрудно: достаточно свернуть на ближайшем светофоре направо, а не налево. – Кэсси вздохнула. – Мне очень жаль… Хотела бы я сообщить вам нечто более существенное, но даже если бы я обладала даром моей тетушки, мне все равно пришлось бы как-то истолковать увиденное. Любая ситуация может разрешиться самым неожиданным образом.
   – Ровно то же самое сказала мне ваша тетя.
   – Не знаю, что бы я стала делать на вашем месте, – призналась Кэсси, – но мне кажется, что для начала вы должны рассказать шерифу. Он мне говорил, что несколько его знакомых стали жертвами лже-экстрасенсов, но я уверена, что он не пройдет мимо предупреждения, касающегося вас, особенно из уст женщины, которая ничего на этом не выгадала.
   – Скорее всего он разозлится, узнав, что я приняла предупреждение всерьез. Для него тем или иным образом все сводится к жульничеству. Знаете, – со вздохом добавила Эбби, – он убежден, что вы водите их за нос.
   – Я знаю.
   – Он хороший человек. Только ужасно упрямый. Кэсси ободряюще улыбнулась:
   – Его недоверие меня не слишком задевает. Во всяком случае, до сих пор, пока оно не обошлось нам слишком дорого.
   – А такое может случиться?
   – Если мне удастся разузнать что-то важное, а он отмахнется от моих слов, потому что мне не доверяет… можете быть уверены, это очень дорого обойдется. – Она покачала головой. – Но в данный момент я больше тревожусь за вас. Читая мысли нашего славного шерифа, я невольно узнала о вашей личной жизни гораздо больше, чем вам бы хотелось, но тут уж ничего не поделаешь. Итак, мне известно, что вы были замужем и разошлись, я знаю, что ваш муж способен на насилие. Добавьте сюда маньяка, уже успевшего убить трех женщин, и примите добрый совет: вам пора взять отпуск и погреться на пляже где-нибудь подальше отсюда.
   Безрадостная улыбка тронула губы Эбби.
   – А что, если, уехав подальше отсюда, я только сделаю лишний шаг навстречу своей судьбе?
   – Это не исключено. Но я бы сказала, что где-нибудь на пляже судьба будет к вам более милосердна.
   – Возможно. Но я не могу уехать.
   – Ну тогда хотя бы расскажите обо всем шерифу. Если вы не можете заставить его поверить, что моя тетя умела предсказывать будущее, по крайней мере убедите его, что ее предсказание вас напугало. Может, он примет меры, чтобы обезопасить вашу жизнь.
   – Да нет, он просто будет тревожиться обо мне, хотя у него других забот хватает. Я сама приму меры. Постараюсь быть осторожной. И это все, что я могу сделать.
   Ее самообладание восхитило Кэсси. Ей самой приходилось жить, сознавая, что в любой момент какой-нибудь сумасшедший может сделать ее своей мишенью, что ее шансы стать жертвой выше, чем у большинства, поэтому она, как никто другой, понимала, как разрушительно давит на человека постоянная угроза.
   Более того, она знала, каково жить с пророческим предсказанием собственной обреченности. Она чуть было не сказала об этом Эбби, чуть было не призналась ей, что заглянула в свою судьбу, и этот единственный в своем роде опыт предрек ей насильственную смерть. Но в конце концов Кэсси решила оставить эти мысли при себе.
   Она преодолела три тысячи миль, как выяснилось, лишь для того, чтобы вновь оказаться замешанной в расследовании кровавого преступления. Для нее побег не стал спасением. И она никак не поможет Эбби, если расскажет ей об этом.
   Вместо этого она спросила:
   – У вас есть собака?
   – Нет.
   – Может, вам имеет смысл обзавестись собакой. Хотя бы на время.
   – А у вас есть собака?
   Кэсси вздохнула:
   – Нет. Но Бен сказал, что я должна завести собаку, и он был прав. Слушайте, а почему бы нам вместе не съездить в питомник?
* * *
   – Появилась зацепка, – изрек Мэтт.
   – А в чем дело? – спросил Бен, усаживаясь на стул напротив стола шерифа.
   – Не исключено, что нам удастся кое-что нащупать. Серебряный доллар, найденный в руке у Бекки, оказался очень даже редким экземпляром. В технические детали я не вдавался, но речь идет о каком-то просчете в химическом составе сплава. Эту партию так и не пустили в обращение: они успели отчеканить всего несколько тысяч монет прежде, чем заметили ошибку.
   – Несколько тысяч?
   – Это, конечно, немало, Бен, я знаю, но все они попали в руки коллекционеров, они считаются очень ценными.
   – Значит, их владельцев можно определить?
   – Это вполне возможно. Один из моих людей уже работает над этим.
   – А как насчет остальных монет?
   Мэтт отрицательно покачал головой:
   – Мы их все еще проверяем, но, мне кажется, это обычная чеканка. Правда, я не специалист. В общем, если он использует монеты, не побывавшие в обращении, это означает, что они из чьей-то коллекции.
   – А у нас в городе есть нумизматы?
   – Да, и кое-кто из них нам уже известен. Не такое уж это редкое увлечение. Мы потихоньку составляем список.
   – А дальше? – спросил Бен.
   – Начнем понемногу задавать вопросы. Нам нельзя высовываться. Не хочу, чтобы весь город знал, что монеты фигурируют в деле об убийстве, поэтому мы придумали историю об украденной коллекции. Долго она не продержится, но на первое время все-таки даст нам фору.
   – Ты на нее не очень-то рассчитывай, – хмуро предупредил Бен. – Насколько мне известно, по городу уже ходят слухи, будто жертвы что-то сжимали в руках.
   – Вот дерьмо!
   – Мы же с самого начала знали, что это лишь вопрос времени.
   – Да, но я все-таки рассчитывал на несколько дней, а не часов! Черт побери, откуда взялась утечка? Я пригрозил своим людям штрафом, если узнаю, что кто-то из них болтает о расследовании за стенами конторы.
   – Закон сообщающихся сосудов, – сухо прокомментировал Бен. – Если у кого-то есть секрет, он обязательно просочится, и весь город его узнает. С гарантией.
   Мэтт подозрительно уставился на него.
   – А может, эта твоя леди-экстрасенс кому-нибудь разболтала?
   – Я так не думаю. Слушай, Мэтт, когда ты перестанешь шить ей дело? Она только пыталась помочь, вот и все.
   – Ты имеешь в виду всю эту трепотню насчет того, что убийца правша и когда-то пытался вскрыть себе вены?
   – Ты ей не поверил?
   – Нет.
   – Только не говори, что ты не внес правшу со шрамом на запястье в список особых примет.
   – Да внести-то я внес, только не думаю, что это нам поможет. То, что он правша, мне уже подтвердил Док Манро: об этом говорит характер ранений. А что касается предполагаемого шрама… в этом городе больше половины мужского населения работает на лесопилках и мебельных фабриках – шрамы на руках у нас не редкость. Думаю, она это просекла. Большинство людей лучше владеют правой рукой, чем левой, так что это было нетрудно, а шрам она добавила для пущей убедительности.
   – Что она должна сделать, чтобы ты ей поверил?
   – Гораздо больше того, что сделала до сих пор. Бен поднялся и покачал головой.
   – До чего же ты упрям! Когда-нибудь ты об этом горько пожалеешь, Мэтт!
   – Может быть, но только не сегодня. Я тебе позвоню, если мы обнаружим что-нибудь еще.
   – Непременно. Я сегодня ужинаю с Мэри, но больше чем на пару часов не задержусь.
   – Она нервничает?
   – Конечно. Я обещал проверить ее охранную сигнализацию. Мэтт кивнул:
   – Передай ей, что начиная с сегодняшнего вечера я ввожу усиленное патрулирование и ваш участок тоже включен.
   – Обязательно передам. Спасибо.
   – Не за что, – отмахнулся Мэтт.
   Кивнув на прощание, Бен покинул контору шерифа. Он был не из тех, кто откладывает неприятные обязанности на потом, и немедля направился к загородному дому, где прошло его детство. Его отец упорно величал этот большой, выстроенный в псевдоанглийском стиле особняк, окруженный сотней акров пастбищной земли, «имением», но Бен никогда не следовал этому примеру.
   Он также никогда не называл его отчим домом.
   Он нажал кнопку переговорного устройства, и веселый голос матери пригласил его войти. Дверь не была заперта, но так как в прихожей его встретили два громадных мастифа, он решил, что дом нельзя считать неохраняемым.
   – Привет, парни.
   Бен погладил массивные головы псов, радостно вилявших хвостами. Его мать назвала их Бутч и Сандэнс[7], любой из них отдал бы за нее жизнь, но в остальном они были мирными и дружелюбными псами, обожавшими гостей.
   Они проводили Бена до самой кухни, где его поджидала мать.
   – У заводчика как раз появился новый помет, – сообщила Мэри Райан, как только ее сын появился в кухне. – Тебе надо взять щенка, Бен. Ты любишь собак, и они тебя любят.
   – Мастиф не поместится в моей квартире, – возразил Бен, терпеливо вступая в вечный спор.
   – Ты мог бы выбрать щенка другой породы.
   – Мне не нужна собака. У меня столько работы, что на домашних животных времени нет.
   Мэри перестала резать салат и бросила на сына укоризненный взгляд. Голосок девочки-подростка звучал нелепо, ей больше подошел бы низкий грудной голос с хрипотцой. Высокая, стройная, она передала сыну по наследству свои блестящие темно-каштановые волосы и глаза цвета лесного ореха. Ей еще не исполнилось и шестидесяти, а выглядела она на двадцать лет моложе.
   – Тебе нужна компания, Бен. Ты слишком много времени проводишь в одиночестве.
   – Заглянула бы ты в мой ежедневник, – бросил он в ответ.
   Она, конечно, имела в виду его холостяцкую жизнь, хотя в разговоре с сыном неизменно подходила к насущному вопросу окольными путями. Прекрасно зная, что она не слезет со своего любимого конька, если ее не отвлечь, Бен выставил на буфетную стойку принесенную с собой бутылку вина, сбросил пиджак и повесил его на спинку стула, а сам сказал:
   – Я пойду проверю окна и двери, хорошо?
   – Ужин будет готов через двадцать минут.
   Ему хотелось надеяться, что вопрос о его семейной жизни исчерпан, но не тут-то было: полчаса спустя, когда они сели за стол, мать возобновила прежний разговор.
   – Ну тогда возьми котенка. Может, даже пару. Кошек можно оставлять одних хоть на целый день, они вполне обойдутся. Зато у тебя будет хоть кто-то, когда вернешься вечером домой.
   Бен отпил вина и терпеливо сказал:
   – Уверяю тебя, Мэри, мне не нужна компания. Просто в последнее время я очень занят, и у меня нет времени на свидания.
   Она слегка поморщилась, услыхав, как прямолинейно он подменяет кошек женщинами, но последовала его примеру и сама задала прямой вопрос:
   – Как насчет племянницы Александры Мелтон?
   Он был поражен.
   – Откуда ты, черт побери, вообще о ней прослышала?
   – Мне сказала Луиза. Ты же знаешь, мы с ней всегда вместе готовим цветы для алтаря по воскресеньям. Она говорит, что дважды видела тебя в обществе племянницы Александры Мелтон.
   – Я почти не знал мисс Мелтон.
   – А ее племянницу?
   – Я с ней едва знаком.
   – Но все-таки какая она?
   Бен решил сдаться. Несмотря на все свои капризы и детский голосок, Мэри, когда ей что-то было нужно, умела быть упорной, как вошедшая в поговорку капля, которая точит камень.
   – Она очень похожа на мисс Мелтон. Черные волосы, серые глаза. Правда, она чуть ниже ростом и кажется более хрупкой.
   – Александра была немножко не от мира сего. А ее племянница? Кстати, как ее зовут?
   – Ее зовут Кэсси Нейл. – Бен с удивлением посмотрел на мать. – Я не знал, что ты была знакома с мисс Мелтон.
   – Мы с ней несколько раз разговаривали за прошедшие годы, – пожала плечами Мэри. – А чему тут удивляться? Прожив в таком маленьком городе чуть ли не сорок лет, поневоле перезнакомишься со всеми.
   Он кивком подтвердил ее правоту, но тут же задал следующий вопрос:
   – Что значит «не от мира сего»?
   – Ну… то и значит. Она была ясновидящая. Однажды посоветовала мне вернуться домой как можно скорее, потому что Гретхен – это мама Бутча и Сандэнса, ты ее помнишь, – собралась ощениться и с ней что-то не так. Между прочим, Александра оказалась права, возникли проблемы. Я потеряла бедную собачку, и мне пришлось вручную выкармливать мальчиков.
   Бен оглянулся на «мальчиков». Один из них в эту минуту застучал хвостом по выложенному плиткой полу, а второй широко зевнул, показав чудовищную пасть. Вновь повернувшись к матери, Бен сказал:
   – До меня доходили рассказы о ее даре, но я им не верил. Правда, Кэсси тоже уверяет, что ее тетя умела предсказывать будущее.
   – Ну, значит, так оно и есть. А Кэсси умеет?