Страница:
— Ну зачем, зачем вы засунули револьвер в брюки? — чуть не плача спросил генерал.
— Мне так удобней. Он мне здесь, — показал Иванов под левую руку, — мешал.
— А зачем так глубоко засунули?
— Я не глубоко, просто он провалился, когда я шел.
Наконец, сняв штаны, Иванов освободил револьвер и, вытянув правую руку, приготовился стрелять. Левой он придерживал падающие штаны.
— Поздно, — сказал генерал. — Машина уже ушла. Давайте попробуем сначала...
Только с третьего раза Иванов успел к фонарю вовремя. В момент, когда из “гаража” показалась машина.
Иванов поднял револьвер и нажал на спусковой крючок.
— Вы курок взвести забыли, — заметил генерал.
Ну конечно!
Иванов стал давить на курок большим пальцем, помогая себе левой рукой.
Присутствующие наблюдали за ним, открыв рты. Это была не стрельба, это была какая-то пародия на стрельбу. Какой-то Чарли Чаплин.
— Нет, так вы никуда не попадете, — покачал головой генерал. — Это оружие сорок пятого калибра. Очень мощное оружие. Если вы не хотите его потерять в момент выстрела, вам Нужно держать его по-другому.
— А как? — спросил Иванов.
— Вот так!
Генерал взял револьвер двумя руками, плотно обхватил пальцами рукоять, пальцы левой руки положил на спусковую скобу, встал чуть боком, выдвинув вперед правую и отставив левую ногу. Для большей устойчивости привалился плечом к фонарному столбу.
Красная точка лазера четко зафиксировалась на стекле передней дверцы и не сдвигалась ни на миллиметр, несмотря на то, что машина ехала.
— Понятно?
— Ага, — кивнул Иванов.
И повторил действия генерала. Взял револьвер двумя руками, раздвинул ноги, прижался плечом к фонарю. Он сделал все правильно, вот только никак не мог отыскать красную точку.
Куда она делась, проклятая?
— Держите револьвер жестче, чего он у вас из стороны в сторону пляшет?
Иванов вцепился в револьвер сильнее. Но точка не находилась. Точка металась по задней стенке и по потолку тира.
“Может, прицел сломался?” — подумал Иванов. Развернул револьвер к глазам и заглянул в дуло.
Все испуганно замерли...
“Это ж надо, как он играет! — поразился генерал. — Неужели надеется, что если убедит всех, что не умеет держать в руках оружие, его заменят кем-нибудь другим?
Тогда зря надеется, никем его заменять не будут. Судя по всему, Петру Петровичу нужен не вообще стрелок, а именно этот стрелок. Именно Иванов. Так что самоотводов быть не может...”
Остаток дня, весь следующий день и следующий тоже Иванов бегал по одному и тому же маршруту: кафе — фонарный столб — путь отхода. Он так часто поднимал и наводил револьвер, что научился это делать даже с некоторым изяществом. Но совмещать красную точку с машиной он так и не научился...
“Ничего, ничего, — успокаивал себя генерал Трофимов. — Там он выпендриваться перестанет. Там, если изображать идиота дольше двух секунд, запросто можно заполучить пулю в живот. Там он будет работать как надо. Никуда не денется!..”
Как будто Иванов что-то изображал! Как будто не пытался попасть в цель. Еще как пытался — аж взопрел весь!
Просто пистолет был какой-то не такой, какой-то очень большой и неуклюжий. И красная точка чересчур верткая — не уследить. И машина выезжала слишком быстро. И...
В общем, неважно у этого танцора обстояло дело с танцами. Мешало ему что-то. То ли слишком большой револьвер, то ли чересчур узкие башмаки... Не выходили у него коленца. А бал, между прочим, был уже назначен. Был назначен на пятницу. И если он в пятницу промахнется...
Глава двадцать шестая
Глава двадцать седьмая
Глава двадцать восьмая
— Мне так удобней. Он мне здесь, — показал Иванов под левую руку, — мешал.
— А зачем так глубоко засунули?
— Я не глубоко, просто он провалился, когда я шел.
Наконец, сняв штаны, Иванов освободил револьвер и, вытянув правую руку, приготовился стрелять. Левой он придерживал падающие штаны.
— Поздно, — сказал генерал. — Машина уже ушла. Давайте попробуем сначала...
Только с третьего раза Иванов успел к фонарю вовремя. В момент, когда из “гаража” показалась машина.
Иванов поднял револьвер и нажал на спусковой крючок.
— Вы курок взвести забыли, — заметил генерал.
Ну конечно!
Иванов стал давить на курок большим пальцем, помогая себе левой рукой.
Присутствующие наблюдали за ним, открыв рты. Это была не стрельба, это была какая-то пародия на стрельбу. Какой-то Чарли Чаплин.
— Нет, так вы никуда не попадете, — покачал головой генерал. — Это оружие сорок пятого калибра. Очень мощное оружие. Если вы не хотите его потерять в момент выстрела, вам Нужно держать его по-другому.
— А как? — спросил Иванов.
— Вот так!
Генерал взял револьвер двумя руками, плотно обхватил пальцами рукоять, пальцы левой руки положил на спусковую скобу, встал чуть боком, выдвинув вперед правую и отставив левую ногу. Для большей устойчивости привалился плечом к фонарному столбу.
Красная точка лазера четко зафиксировалась на стекле передней дверцы и не сдвигалась ни на миллиметр, несмотря на то, что машина ехала.
— Понятно?
— Ага, — кивнул Иванов.
И повторил действия генерала. Взял револьвер двумя руками, раздвинул ноги, прижался плечом к фонарю. Он сделал все правильно, вот только никак не мог отыскать красную точку.
Куда она делась, проклятая?
— Держите револьвер жестче, чего он у вас из стороны в сторону пляшет?
Иванов вцепился в револьвер сильнее. Но точка не находилась. Точка металась по задней стенке и по потолку тира.
“Может, прицел сломался?” — подумал Иванов. Развернул револьвер к глазам и заглянул в дуло.
Все испуганно замерли...
“Это ж надо, как он играет! — поразился генерал. — Неужели надеется, что если убедит всех, что не умеет держать в руках оружие, его заменят кем-нибудь другим?
Тогда зря надеется, никем его заменять не будут. Судя по всему, Петру Петровичу нужен не вообще стрелок, а именно этот стрелок. Именно Иванов. Так что самоотводов быть не может...”
Остаток дня, весь следующий день и следующий тоже Иванов бегал по одному и тому же маршруту: кафе — фонарный столб — путь отхода. Он так часто поднимал и наводил револьвер, что научился это делать даже с некоторым изяществом. Но совмещать красную точку с машиной он так и не научился...
“Ничего, ничего, — успокаивал себя генерал Трофимов. — Там он выпендриваться перестанет. Там, если изображать идиота дольше двух секунд, запросто можно заполучить пулю в живот. Там он будет работать как надо. Никуда не денется!..”
Как будто Иванов что-то изображал! Как будто не пытался попасть в цель. Еще как пытался — аж взопрел весь!
Просто пистолет был какой-то не такой, какой-то очень большой и неуклюжий. И красная точка чересчур верткая — не уследить. И машина выезжала слишком быстро. И...
В общем, неважно у этого танцора обстояло дело с танцами. Мешало ему что-то. То ли слишком большой револьвер, то ли чересчур узкие башмаки... Не выходили у него коленца. А бал, между прочим, был уже назначен. Был назначен на пятницу. И если он в пятницу промахнется...
Глава двадцать шестая
— Завтра в семнадцать часов пять минут, — сказал Большой Начальник Петру Петровичу.
Что должно произойти в семнадцать ноль пять, Петру Петровичу объяснять не нужно было, он ничего никогда не забывал и понимал своего шефа с полуслова. Вернее, с полувзгляда.
— Завтра, в семнадцать ноль пять, — сообщил время начала операции Петр Петрович главному действующему лицу. Иванову.
Иванов молча кивнул.
Хорошо держится, отметил про себя Петр Петрович. Никаких вопросов, никаких уточнений, никаких просьб, — значит, уверен в себе. Приятно иметь дело с настоящим профессионалом...
— Завтра в пять часов, — передал Иванов генералу Трофимову услышанную им информацию.
— В пять утра или вечера? — переспросил генерал.
— Кажется, вечера. Кажется, в пять минут шестого.
Ну Иванов!.. Генерал Трофимов вызвал майора Проскурина.
— Завтра в семнадцать ноль пять, — сообщил он.
— Интересно, откуда они знают, что объект будет выезжать именно в семнадцать ноль пять? — задумчиво спросил майор.
Действительно интересно.
— Он что, по расписанию живет, как железная дорога?
— А может, все проще, может, им стало известна, что у него на это время встреча назначена?
— Точно!
Генерал с майором просчитали все правильно — объекту на самом деле была назначена встреча. Была назначена на семнадцать двадцать. Была назначена лицом, которому он не мог отказать, — потому что назначена Большим Начальником.
Если хочешь быть уверен, что в нужное время нужный человек будет там, где тебе надо, то лучше это дело не пускать на самотек, лучше назначить ему это время и место самому.
Именно так предпочитал действовать Большой Начальник. Предпочитал управлять обстоятельствами.
— Нам необходимо встретиться. Завтра двадцать минут шестого. У меня, — сказал он по телефону, не представляясь и никак не обозначая себя.
Но ему не нужно было представляться, чтобы его узнали.
— Да, я понял... Я буду... — промямлил объект. Хозяин позвонил сам, лично, что повергло его в шок.
— Пожалуйста, не опаздывайте...
Просчитать время выезда, зная расстояние, скорость и характер объекта, было нетрудно. Объект должен был выехать из своего гаража в семнадцать ноль пять — ноль десять.
Но до этого времени ему предстояло еще пережить бессонную ночь, гадая, зачем он мог понадобиться Хозяину, в чем провинился и что тому стало известно из того, что раньше не было известно.
Объекту было чего опасаться, потому что был бы человек, а грешки найдутся.
Может, всплыла информация по горно-металлургическому комбинату?
По таможенному терминалу?
По “черной кассе”?
Или...
Эта утечка была бы самой опасной, потому что касалась не одних только денег... По той, принесшей исключительные барыши сделке ему пришлось войти в контакт с “конкурирующей фирмой” и взамен за предоставленные услуги сдать кое-какую информацию. Но кто нынче не крутит дела и не сдает по мелочам? Все крутят и все сдают!
А если дело еще хуже, если он докопался до...
Или до...
Грехов было много. Грехов было столько, что если вспоминать все и придумывать для них оправдания, то одной ночи будет мало.
К назначенному времени объект дозрел окончательно. К назначенному времени объект был готов к самому худшему. Но не был готов к тому, что его ожидало...
— Пора, — сказал генерал Трофимов. Майор Проскурин кивнул и вытащил мобильный телефон.
— Я хочу вызвать слесаря, у меня течет кран с холодной водой, — сказал он условленную фразу.
— Вы не туда попали — это не жэк! — грубо ответили ему.
Операции был дан ход.
В пяти кварталах от кафе, в припаркованном во дворе автомобиле сидел Иванов.
— Вам нужно идти, — сказал ему водитель.
— Уже? — вздрогнул Иванов.
Водитель кивнул.
Иванов вздохнул и стал выбираться из машины. Но ему это почему-то не удавалось. Неведомая сила отбрасывала его назад на сиденье всякий раз, когда он пытался встать. Ему очень не хотелось покидать безопасный салон машины.
— Вы ремень безопасности не расстегнули, — напряженным голосом сказал водитель, осматриваясь в зеркало заднего вида.
— Ах да, точно, — сконфуженно сказал Иванов. Вылез из машины и пошел по улице по хорошо знакомому, потому что стократно виденному на экране компьютера, маршруту. Иванов шел долго, так как ноги его не слушались. Ноги не хотели идти вперед, ноги хотели бежать обратно...
— Ну где он? — спросил генерал Трофимов, глядя на наручные часы. — Пора бы уже...
Генерал с майором сидели в овощном фургоне на застеленных картоном деревянных ящиках, перед раскрытыми экранами ноутбуков. Установленные на крыше фургона видеокамеры позволяли им отслеживать улицу в четырех направлениях. Внешне машина была непрезентабельной — потрепанная, с треснувшим лобовым стеклом, разбитыми фарами и мятым металлическим кузовом “Газель”, которая стояла здесь третий день и потому примелькалась и не Привлекала ничьего внимания. Но даже если представить невозможное, представить, что она кого-нибудь заинтересовала настолько, что он не поленился сунуться в кузов, то и там ничего интересного бы тот не в меру любопытный гражданин не обнаружил, кроме пустых ящиков и остатков сгнившей капусты в углах.
На что и был расчет. На неприметность был расчет. На то, что охрана объекта будет вставать в стойку на импортные джипы и навороченные микроавтобусы и пропустит типичную для городского пейзажа овощевозку. И, судя по всему, охрана “газельку” прохлопала.
Поздней ночью в фургон забрались два в засаленных робах, кирзовых сапогах и телогрейках то ли грузчика, то ли бомжа. С собой они втащили внутрь большие, явно с помойки сумки.
— Подсвети, — сказал один бомж.
Вспыхнул фонарик.
Второй бомж закрыл задвижку на дверце. При всей внешней хлипкости дверца была очень прочной с тоже на вид обычным, но повышенной секретности замком.
Бомжи раскрыли сумки, вытащили из них, положили на ящики ноутбуки.
— Давай питание.
Подняв в одном из углов пол, вытянули кабеля, запитанные на автомобильный аккумулятор, сунули в гнезда разъемы. Зарядки аккумулятора должно было хватить на двое суток непрерывной работы. Но в сумках, на всякий случай, были еще запасные внешние батареи.
— Теперь камеры...
В нишах под крышей нашли шнуры видеокамер, подтянули, воткнули их в компорты.
Пошла картинка — улица сзади, улица спереди и стены домов по обе стороны машины. Обзор был практически круговой.
— Дай увеличение.
Камера наехала на ворота гаража.
— Что там со звуком?
Бомж, бывший майором Проскуриным, включил микрофон. Зазвучал вмонтированный в ноутбук динамик.
— Прибавь.
Майор потащил “мышкой” вверх виртуальный рычажок, регулирующий силу звука.
Стали слышны какие-то неясные, приглушенные, которые было невозможно идентифицировать, шумы.
— Надо дождаться машины или прохожего. Машина проехала довольно скоро — синий “жигуленок” промчался мимо “Газели”, и через несколько мгновений динамик ноутбука воспроизвел гул мотора и шуршание шин по асфальту.
— Все в порядке.
Остаток ночи и часть дня до обеда спали, по очереди укладываясь на расстеленные на полу картонки от коробок. Точно как бомжи.
После шестнадцати часов начали нервничать, часто поглядывая на часы.
— Куда он запропастился?
— Может, случилось что?.. Все сроки выходили.
— Да вот же он, — показал майор Проскурин на экран ноутбука.
Иванов понуро брел по тротуару, часто и резко поворачивался назад, распугивая прохожих, и надолго застывал, прикрывая глаза от солнца приставленной к глазам ладонью.
— Что это с ним? — удивился генерал. — Падучая, что ли?
— А черт его знает.
Иванов снова прошел несколько шагов, снова остановился и вдруг, встав на колено, стал перешнуровывать ботинки, почему-то глядя не вниз, а выворачивая голову за спину.
— Так это он... Это он так проверяется, — догадался майор.
— Идиот!..
Иванов действительно пытался выявить ведущуюся за ним слежку. Он читал в детективах, что, когда идешь на задание, надо проверять, нет ли за тобой “хвоста”. Вот он и проверял как умел...
— Он же так всю улицу соберет, кретин! — возмущался майор, наблюдая за ужимками суперкиллера. — Он же операцию провалит!
— Чего он, похоже, и добивается, — зло заметил генерал.
Майор Проскурин вопросительно посмотрел на командира.
— Ты что, не понимаешь, что он специально комедию ломает, чтобы от дела сачкануть? Ему будет на руку, если здесь соберется толпа зевак. Он скажет, что не мог рисковать, свернет дело и выставит виновниками нас.
— Нас? — удивился майор.
— Да, потому что за обеспечение акции отвечаем мы. В том числе за чистые подходы. В результате он окажется не у дел и останется в стороне.
— Почему он не хочет стрелять? — поставил вопрос ребром майор.
— Не знаю. Может, не сторговался с заказчиками, может, еще почему. Но уверен, что не хочет.
— Они же его зачистят.
— Значит, он этого не боится. Значит, он сильнее нас. Или умнее нас. Или, что более вероятно, на что-то надеется.
— На что?
— На то, что его работу за него сделаем мы. Вернее, не надеется, а вынуждает ее сделать. Знает, что сорвать акцию мы не решимся, потому что сидим на крючке, и смело идет на обострение. Могу держать пари, что, когда дойдет до дела, он, вместо того чтобы стрелять, будет тянуть резину.
— Чтобы спровоцировать на стрельбу нас?
— Совершенно верно. Я все это еще в тире сообразил, когда он с трех метров в машину мазал. Подумал — зачем ему мазать, если все прекрасно знают, как он умеет стрелять. И нашел один ответ — он вынуждает нас подумать о запасном варианте.
— Который мы и придумали.
— Естественно. Нам ничего не оставалось, как подстраховаться на случай его мазни. Только на самом деле он задумывал запасной вариант не как запасной, а как основной. Он готовил в киллеры нас.
— Зачем ему все это надо?
— Заказчику требуется, чтобы объект зачистил именно он. А он не хочет, чтобы он. Он хочет, чтобы кто угодно, но только не он. Если я его правильно понял, то он надеется с нашей помощью прихлопнуть двух зайцев — зачистить объект, чтобы выполнить заказ, но при этом зачистить не своими, а чужими руками — нашими руками.
— Паны дерутся, а у холопов чубы трещат? — вспомнил подходящую пословицу майор Проскурин.
— Да, он решил все поставить с ног на голову.
Раньше мы, подтасовывая факты, прикрывались от закона им, а теперь он хочет, чтобы измазались мы, а он остался чистеньким.
— Ловко! — вынес заключение майор Проскурин. — Если дело сорвется, то судить будут нас. Если пройдет гладко, то он будет иметь на нас убойный компромат.
— Но ничего, мы тоже не пальцем деланы, — усмехнулся генерал.
И раскрыл вторую сумку.
В сумке должно было быть оружие. Должны были быть пистолеты-пулеметы, которые следовало использовать в случае, если Иванов промахнется. По крайней мере, так предусматривалось планом. Но в сумке лежали не пистолеты-пулеметы, в сумке лежали завернутые в полиэтиленовые мешки револьверы. Точно такие, какой был у Иванова.
— Все понял? — спросил генерал.
— Кажется, начинаю понимать... — тихо сказал майор. — Он перевернул ситуацию в свою пользу, а мы перевернем в свою. Перевернем еще раз!
— Точно! — согласился генерал. И заговорщически подмигнул...
Генерал придумал, как обдурить Иванова, до того придумав, как Иванов собирается обдурить его. Нужно отдать ему должное — он нашел выход из практически безвыходной ситуации, но только из ситуации, которой не было, которую он создал сам. Как глупый щенок, он ловил хвост врага, который на самом деле был его собственным хвостом...
Что должно произойти в семнадцать ноль пять, Петру Петровичу объяснять не нужно было, он ничего никогда не забывал и понимал своего шефа с полуслова. Вернее, с полувзгляда.
— Завтра, в семнадцать ноль пять, — сообщил время начала операции Петр Петрович главному действующему лицу. Иванову.
Иванов молча кивнул.
Хорошо держится, отметил про себя Петр Петрович. Никаких вопросов, никаких уточнений, никаких просьб, — значит, уверен в себе. Приятно иметь дело с настоящим профессионалом...
— Завтра в пять часов, — передал Иванов генералу Трофимову услышанную им информацию.
— В пять утра или вечера? — переспросил генерал.
— Кажется, вечера. Кажется, в пять минут шестого.
Ну Иванов!.. Генерал Трофимов вызвал майора Проскурина.
— Завтра в семнадцать ноль пять, — сообщил он.
— Интересно, откуда они знают, что объект будет выезжать именно в семнадцать ноль пять? — задумчиво спросил майор.
Действительно интересно.
— Он что, по расписанию живет, как железная дорога?
— А может, все проще, может, им стало известна, что у него на это время встреча назначена?
— Точно!
Генерал с майором просчитали все правильно — объекту на самом деле была назначена встреча. Была назначена на семнадцать двадцать. Была назначена лицом, которому он не мог отказать, — потому что назначена Большим Начальником.
Если хочешь быть уверен, что в нужное время нужный человек будет там, где тебе надо, то лучше это дело не пускать на самотек, лучше назначить ему это время и место самому.
Именно так предпочитал действовать Большой Начальник. Предпочитал управлять обстоятельствами.
— Нам необходимо встретиться. Завтра двадцать минут шестого. У меня, — сказал он по телефону, не представляясь и никак не обозначая себя.
Но ему не нужно было представляться, чтобы его узнали.
— Да, я понял... Я буду... — промямлил объект. Хозяин позвонил сам, лично, что повергло его в шок.
— Пожалуйста, не опаздывайте...
Просчитать время выезда, зная расстояние, скорость и характер объекта, было нетрудно. Объект должен был выехать из своего гаража в семнадцать ноль пять — ноль десять.
Но до этого времени ему предстояло еще пережить бессонную ночь, гадая, зачем он мог понадобиться Хозяину, в чем провинился и что тому стало известно из того, что раньше не было известно.
Объекту было чего опасаться, потому что был бы человек, а грешки найдутся.
Может, всплыла информация по горно-металлургическому комбинату?
По таможенному терминалу?
По “черной кассе”?
Или...
Эта утечка была бы самой опасной, потому что касалась не одних только денег... По той, принесшей исключительные барыши сделке ему пришлось войти в контакт с “конкурирующей фирмой” и взамен за предоставленные услуги сдать кое-какую информацию. Но кто нынче не крутит дела и не сдает по мелочам? Все крутят и все сдают!
А если дело еще хуже, если он докопался до...
Или до...
Грехов было много. Грехов было столько, что если вспоминать все и придумывать для них оправдания, то одной ночи будет мало.
К назначенному времени объект дозрел окончательно. К назначенному времени объект был готов к самому худшему. Но не был готов к тому, что его ожидало...
— Пора, — сказал генерал Трофимов. Майор Проскурин кивнул и вытащил мобильный телефон.
— Я хочу вызвать слесаря, у меня течет кран с холодной водой, — сказал он условленную фразу.
— Вы не туда попали — это не жэк! — грубо ответили ему.
Операции был дан ход.
В пяти кварталах от кафе, в припаркованном во дворе автомобиле сидел Иванов.
— Вам нужно идти, — сказал ему водитель.
— Уже? — вздрогнул Иванов.
Водитель кивнул.
Иванов вздохнул и стал выбираться из машины. Но ему это почему-то не удавалось. Неведомая сила отбрасывала его назад на сиденье всякий раз, когда он пытался встать. Ему очень не хотелось покидать безопасный салон машины.
— Вы ремень безопасности не расстегнули, — напряженным голосом сказал водитель, осматриваясь в зеркало заднего вида.
— Ах да, точно, — сконфуженно сказал Иванов. Вылез из машины и пошел по улице по хорошо знакомому, потому что стократно виденному на экране компьютера, маршруту. Иванов шел долго, так как ноги его не слушались. Ноги не хотели идти вперед, ноги хотели бежать обратно...
— Ну где он? — спросил генерал Трофимов, глядя на наручные часы. — Пора бы уже...
Генерал с майором сидели в овощном фургоне на застеленных картоном деревянных ящиках, перед раскрытыми экранами ноутбуков. Установленные на крыше фургона видеокамеры позволяли им отслеживать улицу в четырех направлениях. Внешне машина была непрезентабельной — потрепанная, с треснувшим лобовым стеклом, разбитыми фарами и мятым металлическим кузовом “Газель”, которая стояла здесь третий день и потому примелькалась и не Привлекала ничьего внимания. Но даже если представить невозможное, представить, что она кого-нибудь заинтересовала настолько, что он не поленился сунуться в кузов, то и там ничего интересного бы тот не в меру любопытный гражданин не обнаружил, кроме пустых ящиков и остатков сгнившей капусты в углах.
На что и был расчет. На неприметность был расчет. На то, что охрана объекта будет вставать в стойку на импортные джипы и навороченные микроавтобусы и пропустит типичную для городского пейзажа овощевозку. И, судя по всему, охрана “газельку” прохлопала.
Поздней ночью в фургон забрались два в засаленных робах, кирзовых сапогах и телогрейках то ли грузчика, то ли бомжа. С собой они втащили внутрь большие, явно с помойки сумки.
— Подсвети, — сказал один бомж.
Вспыхнул фонарик.
Второй бомж закрыл задвижку на дверце. При всей внешней хлипкости дверца была очень прочной с тоже на вид обычным, но повышенной секретности замком.
Бомжи раскрыли сумки, вытащили из них, положили на ящики ноутбуки.
— Давай питание.
Подняв в одном из углов пол, вытянули кабеля, запитанные на автомобильный аккумулятор, сунули в гнезда разъемы. Зарядки аккумулятора должно было хватить на двое суток непрерывной работы. Но в сумках, на всякий случай, были еще запасные внешние батареи.
— Теперь камеры...
В нишах под крышей нашли шнуры видеокамер, подтянули, воткнули их в компорты.
Пошла картинка — улица сзади, улица спереди и стены домов по обе стороны машины. Обзор был практически круговой.
— Дай увеличение.
Камера наехала на ворота гаража.
— Что там со звуком?
Бомж, бывший майором Проскуриным, включил микрофон. Зазвучал вмонтированный в ноутбук динамик.
— Прибавь.
Майор потащил “мышкой” вверх виртуальный рычажок, регулирующий силу звука.
Стали слышны какие-то неясные, приглушенные, которые было невозможно идентифицировать, шумы.
— Надо дождаться машины или прохожего. Машина проехала довольно скоро — синий “жигуленок” промчался мимо “Газели”, и через несколько мгновений динамик ноутбука воспроизвел гул мотора и шуршание шин по асфальту.
— Все в порядке.
Остаток ночи и часть дня до обеда спали, по очереди укладываясь на расстеленные на полу картонки от коробок. Точно как бомжи.
После шестнадцати часов начали нервничать, часто поглядывая на часы.
— Куда он запропастился?
— Может, случилось что?.. Все сроки выходили.
— Да вот же он, — показал майор Проскурин на экран ноутбука.
Иванов понуро брел по тротуару, часто и резко поворачивался назад, распугивая прохожих, и надолго застывал, прикрывая глаза от солнца приставленной к глазам ладонью.
— Что это с ним? — удивился генерал. — Падучая, что ли?
— А черт его знает.
Иванов снова прошел несколько шагов, снова остановился и вдруг, встав на колено, стал перешнуровывать ботинки, почему-то глядя не вниз, а выворачивая голову за спину.
— Так это он... Это он так проверяется, — догадался майор.
— Идиот!..
Иванов действительно пытался выявить ведущуюся за ним слежку. Он читал в детективах, что, когда идешь на задание, надо проверять, нет ли за тобой “хвоста”. Вот он и проверял как умел...
— Он же так всю улицу соберет, кретин! — возмущался майор, наблюдая за ужимками суперкиллера. — Он же операцию провалит!
— Чего он, похоже, и добивается, — зло заметил генерал.
Майор Проскурин вопросительно посмотрел на командира.
— Ты что, не понимаешь, что он специально комедию ломает, чтобы от дела сачкануть? Ему будет на руку, если здесь соберется толпа зевак. Он скажет, что не мог рисковать, свернет дело и выставит виновниками нас.
— Нас? — удивился майор.
— Да, потому что за обеспечение акции отвечаем мы. В том числе за чистые подходы. В результате он окажется не у дел и останется в стороне.
— Почему он не хочет стрелять? — поставил вопрос ребром майор.
— Не знаю. Может, не сторговался с заказчиками, может, еще почему. Но уверен, что не хочет.
— Они же его зачистят.
— Значит, он этого не боится. Значит, он сильнее нас. Или умнее нас. Или, что более вероятно, на что-то надеется.
— На что?
— На то, что его работу за него сделаем мы. Вернее, не надеется, а вынуждает ее сделать. Знает, что сорвать акцию мы не решимся, потому что сидим на крючке, и смело идет на обострение. Могу держать пари, что, когда дойдет до дела, он, вместо того чтобы стрелять, будет тянуть резину.
— Чтобы спровоцировать на стрельбу нас?
— Совершенно верно. Я все это еще в тире сообразил, когда он с трех метров в машину мазал. Подумал — зачем ему мазать, если все прекрасно знают, как он умеет стрелять. И нашел один ответ — он вынуждает нас подумать о запасном варианте.
— Который мы и придумали.
— Естественно. Нам ничего не оставалось, как подстраховаться на случай его мазни. Только на самом деле он задумывал запасной вариант не как запасной, а как основной. Он готовил в киллеры нас.
— Зачем ему все это надо?
— Заказчику требуется, чтобы объект зачистил именно он. А он не хочет, чтобы он. Он хочет, чтобы кто угодно, но только не он. Если я его правильно понял, то он надеется с нашей помощью прихлопнуть двух зайцев — зачистить объект, чтобы выполнить заказ, но при этом зачистить не своими, а чужими руками — нашими руками.
— Паны дерутся, а у холопов чубы трещат? — вспомнил подходящую пословицу майор Проскурин.
— Да, он решил все поставить с ног на голову.
Раньше мы, подтасовывая факты, прикрывались от закона им, а теперь он хочет, чтобы измазались мы, а он остался чистеньким.
— Ловко! — вынес заключение майор Проскурин. — Если дело сорвется, то судить будут нас. Если пройдет гладко, то он будет иметь на нас убойный компромат.
— Но ничего, мы тоже не пальцем деланы, — усмехнулся генерал.
И раскрыл вторую сумку.
В сумке должно было быть оружие. Должны были быть пистолеты-пулеметы, которые следовало использовать в случае, если Иванов промахнется. По крайней мере, так предусматривалось планом. Но в сумке лежали не пистолеты-пулеметы, в сумке лежали завернутые в полиэтиленовые мешки револьверы. Точно такие, какой был у Иванова.
— Все понял? — спросил генерал.
— Кажется, начинаю понимать... — тихо сказал майор. — Он перевернул ситуацию в свою пользу, а мы перевернем в свою. Перевернем еще раз!
— Точно! — согласился генерал. И заговорщически подмигнул...
Генерал придумал, как обдурить Иванова, до того придумав, как Иванов собирается обдурить его. Нужно отдать ему должное — он нашел выход из практически безвыходной ситуации, но только из ситуации, которой не было, которую он создал сам. Как глупый щенок, он ловил хвост врага, который на самом деле был его собственным хвостом...
Глава двадцать седьмая
Уже вторую неделю бывший следователь по особо важным делам Старков не давал интервью и не снимался на телевидении, потому что маялся с французами. С целой группой телевизионных журналистов, прибывших из Парижа для съемок документального фильма, целиком посвященного “Русскому монстру”. Фильм заказал один из общенациональных каналов, который хотел рассказать своим зрителям о похождениях преступника, взявшего в Париже заложников и сбежавшего из тюрьмы, откуда до него никто сбежать не мог.
Французы были в России неделю, но никак не могли приступить к работе, потому что пили. Водку.
Вначале в ресторанах.
Потом в банях.
Потом просто в гостях.
— А когда мы начнем работать? — то и дело интересовались французы.
— Работа не волк... — отвечали пословицей русские милиционеры. И разливали водку.
— Нет, нет, мы больше не будем. Мы больше не можем, — отнекивались французы.
— Будете, — уверяли их милиционеры. — За Париж — будете!
И поднимали стаканы.
— За столицу мира — за Париж! Чтоб он тыщу лет стоял!
За Париж не пить было нельзя. В особенности французским подданным. И французы вздыхали и пили...
На следующий день у них ужасно болела голова, но им предлагали испытанное народное средство. И... И все начиналось сначала. Русские подполковники, полковники и даже генералы рассказывали коллегам, как они обожают Францию и терпеть не могут Россию, предлагали вечную дружбу, лезли целоваться и обниматься и обещали разбиться в лепешку, чтобы сделать для новых друзей что-нибудь хорошее.
Но на рабочем месте те же клявшиеся в любви до гроба подполковники и полковники прятали от своих вчерашних собутыльников глаза, сетовали на заевшую их вконец бюрократию, зачитывали параграфы служебных инструкций и кивали на вышестоящее начальство. Вышестоящее начальство, тоже вчера лобызавшееся с французами и предлагавшее им свою помощь, а если понадобится, то и жизнь, ссылалось на свое начальство и на засилье в стране бюрократии.
Но новым вечером все те же подполковники и полковники тащили французов в гости, пили с ними на брудершафт и обещали как не фиг делать решить все их проблемы.
Понять столь разительную между днем и вечером разницу французы не могли.
— Вы поймите, у нас так дела не делаются, — сколько раз объяснял им Старков.
— А как делаются?
— Вот так делаются, — многозначительно потирал Старков палец о палец.
— Но это служебное преступление! — возражали французы. — Они потеряют все — работу, положение в обществе, пенсии, самоуважение.
— У вас, может, и потеряют, а у нас только приобретут. Вы поймите, платят милиции мало, меньше, чем им нужно...
— Мало? — поражались французы, вспоминая гекалитры употребленной за последнюю неделю водки, которые суммарно стоили, наверное, как новая машина.
— Так ведь у них и расходы! — возражал Старков, щелкая себя указательным пальцем по шее.
— О да! — закатывали глаза французы.
И доставали франки...
— Да вы что! — возмущались полковники и генералы. — Русские милиционеры денег не берут! Тут уже терялся Старков.
— Вот если бы вы приняли летом нас в гости...
— Какой разговор!.. — радостно улыбались французы.
— С женами, детьми, тещей, зятем и семьей брата. Ну... может быть...
— За счет принимающей стороны. Ну а если бы вы подарили нам какую-нибудь ненужную вам бытовую технику, ну там видеомагнитофоны, стиральные машины, автомобиль, хорошо бы микроавтобус не старше позапрошлого года...
Улыбки на устах французов застывали болезненной гримасой.
— А может, они лучше деньгами возьмут? — тихо просили они Старкова.
— Вы же слышали, — разводил руками Старков. — Русские милиционеры денег не берут. Французы вздыхали и соглашались.
— Ну вот и замечательно...
После чего милицейские сейфы распахивались, как пещера Али-Бабы после произнесения сказочного пароля.
— Это дело на Агрономической, — открывали милиционеры первую страницу первого тома. — Снимайте, снимайте, не бойтесь.
Французы включали видеокамеры, проходя по фотографиям потерпевших. Материал был хороший, но черно-белый.
— А видеозаписей у вас случайно нет? — робко спрашивали французские журналисты.
— Как не быть, конечно, есть. Вы что думаете, мы тут лаптем щи хлебаем? У нас все как у вас!
Из сейфа извлекались заветные кассеты. Но в руки не отдавались.
— А вот говорят, у вас во Франции компьютеры дешевые? — интересовались милиционеры, тасуя кассеты.
— Ну не такие уж дешевые, не так, как, например, на Тайване, — разочаровывали их французы.
Милиционеры вздыхали и засовывали кассеты обратно в сейф.
— Но у нас совершенно случайно есть несколько абсолютно ненужных нам ноутбуков, — заверяли их быстро усвоившие, как нужно разговаривать с русскими милиционерами, французы.
Кассеты вынимались обратно.
И просматривались.
— Этих тоже он? — спрашивали французы.
— Тоже...
— А этих?
— И этих.
— И вон тех тоже...
Французы были поражены масштабами деяний Иванова. Любая наугад взятая кассета была полна простреленных голов и свернутых шей.
— Это еще что, — усмехались милиционеры. — Это так — цветочки. Вы еще не видели поселка Федоровка.
В поселке Федоровка были ягодки. В поселке Федоровка милицейский оператор отдельные трупы не снимал — он снимал панораму поля битвы. Камера шла по помещению, переползая с жертвы на жертву, практически без паузы. Трупы лежали внавал, друг на друге, поперек друг друга, параллельно друг другу, по двое, по трое и горками, как при массовом расстреле.
— Это он их всех? — не веря своим глазам, спросили французы.
— Ага, он! — подтвердили милиционеры.
— Ой! — сказали французы.
И поняли, что Париж отделался легко.
— Может, вам еще чего-нибудь подкинуть? — предложили расщедрившиеся милиционеры. — Из расчленении или особо тяжких извращений?
— Нет, нет, не надо! — запротестовали французы. — Нам довольно, с нас хватит...
Исходного материала было более чем достаточно. Для десяти фильмов ужасов достаточно. Осталось разбавить кошмар тихой беседой. Героя долго искать не пришлось.
— Вас действительно называют русский Шерлок Холмс? — спросили французы Старкова.
— Ну не то чтобы Шерлок Холмс... — скромно потупил глаза Старков.
— Расскажите, пожалуйста, что вы знаете об Иванове?
Старков хорошенько прокашлялся.
— Было хмурое осеннее утро, — уже привычно, хорошо поставленным голосом начал он свой рассказ. — Казалось, природа плачет. Смутные предчувствия терзали меня. И тут вдруг прозвучал резкий, как выстрел, звонок телефона! Когда я услышал его, я понял, что сегодня произойдет нечто ужасное!..
— Каким образом поняли? — поинтересовались французы.
— Не сбивайте меня, пожалуйста, — попросил Старков. — Я знаю, как надо рассказывать об Иванове. Я уже много раз рассказывал, и все были довольны.
Французы замолчали.
— Так вот, мое сердце сжало, вот так сжало, — показал Старков, с силой сжав кулак, — смутное предчувствие беды...
Выдержал долгую паузу.
— Которое меня не обмануло!.. На месте преступления я застал картину, от вида которой кровь стыла в жилах. Кругом были трупы. Там, — показывал Старков куда-то в угол. — Здесь. Кругом. Увидев это, я сказал себе: нет, это не просто рядовой убийца, это преступник нового типа — хладнокровный, хорошо обученный профессионал, для которого смерть — работа. И я поклялся над телами павших найти его, найти во что бы то ни стало!..
Французы слушали, раскрыв рты. И так и не смогли закрыть их на протяжении всего рассказа. Старков честно отрабатывал свой хлеб.
— Я шел за ним по следу, наступая на пятки, — вещал он. — Три раза он уходил у меня буквально из рук, словно зверь чуя засаду. И продолжал убивать...
Как-то незаметно и совершенно естественно из рассказа выпало Министерство внутренних дел, но зато усилилась линия противоборства главных героев — хорошего и умного следователя и плохого, но не глупого преступника.
— Тогда я так, а он так, — объяснял Старков. — Тогда я с этой стороны, а он в другую. Я — туда, а его там уже нет!..
Образ Иванова приобретал черты голливудского супермена. Этакого Бэтмана без крыльев и совести. Что совершенно устраивало французских журналистов, стремящихся уйти от скучной “бытовухи”.
— Что вы еще можете сообщить об Иванове? — допытывали они Старкова.
— Что это преступник нового типа...
— Вы это уже говорили.
— Что злой гений современного преступного мира. Это уже интересней.
— Может быть, самый опасный преступник современности.
Совсем хорошо.
— А чтобы вы могли сказать относительно его будущего?
Старков пожал плечами.
— Нет, это не ответ. Нам бы хотелось услышать ваши прогнозы.
— Рано или поздно его поймают, — не очень уверенно заявил Старков.
— Нет, так не пойдет. Это слишком банально. Давайте лучше скажем так, скажем, что это еще не конец, что Иванов на свободе и, значит, от него можно ожидать новых преступлений. Понимаете, нам необходимо продолжение интриги. Как в сериале, где всегда подразумевается дальнейшее развитие сюжета и что заставляет зрителя оставаться в напряжении. Давайте не будем ставить точку, давайте поставим многоточие.
— Ну хорошо, я попробую...
— Начали!
— Это еще не конец, — мрачно заявил Старков. — Будут еще жертвы.
— Пожалуйста, чуть более агрессивно, — попросили французы усилить окончание беседы.
— Будет много жертв! — страшным голосом предупредил зрителей Старков. — Иванов на свободе. Ему нужна кровь, он не может жить без крови и обязательно заявит о себе новыми трупами. Не сегодня — так завтра!..
И Старков опять оказался прав.
Как всегда!..
Французы были в России неделю, но никак не могли приступить к работе, потому что пили. Водку.
Вначале в ресторанах.
Потом в банях.
Потом просто в гостях.
— А когда мы начнем работать? — то и дело интересовались французы.
— Работа не волк... — отвечали пословицей русские милиционеры. И разливали водку.
— Нет, нет, мы больше не будем. Мы больше не можем, — отнекивались французы.
— Будете, — уверяли их милиционеры. — За Париж — будете!
И поднимали стаканы.
— За столицу мира — за Париж! Чтоб он тыщу лет стоял!
За Париж не пить было нельзя. В особенности французским подданным. И французы вздыхали и пили...
На следующий день у них ужасно болела голова, но им предлагали испытанное народное средство. И... И все начиналось сначала. Русские подполковники, полковники и даже генералы рассказывали коллегам, как они обожают Францию и терпеть не могут Россию, предлагали вечную дружбу, лезли целоваться и обниматься и обещали разбиться в лепешку, чтобы сделать для новых друзей что-нибудь хорошее.
Но на рабочем месте те же клявшиеся в любви до гроба подполковники и полковники прятали от своих вчерашних собутыльников глаза, сетовали на заевшую их вконец бюрократию, зачитывали параграфы служебных инструкций и кивали на вышестоящее начальство. Вышестоящее начальство, тоже вчера лобызавшееся с французами и предлагавшее им свою помощь, а если понадобится, то и жизнь, ссылалось на свое начальство и на засилье в стране бюрократии.
Но новым вечером все те же подполковники и полковники тащили французов в гости, пили с ними на брудершафт и обещали как не фиг делать решить все их проблемы.
Понять столь разительную между днем и вечером разницу французы не могли.
— Вы поймите, у нас так дела не делаются, — сколько раз объяснял им Старков.
— А как делаются?
— Вот так делаются, — многозначительно потирал Старков палец о палец.
— Но это служебное преступление! — возражали французы. — Они потеряют все — работу, положение в обществе, пенсии, самоуважение.
— У вас, может, и потеряют, а у нас только приобретут. Вы поймите, платят милиции мало, меньше, чем им нужно...
— Мало? — поражались французы, вспоминая гекалитры употребленной за последнюю неделю водки, которые суммарно стоили, наверное, как новая машина.
— Так ведь у них и расходы! — возражал Старков, щелкая себя указательным пальцем по шее.
— О да! — закатывали глаза французы.
И доставали франки...
— Да вы что! — возмущались полковники и генералы. — Русские милиционеры денег не берут! Тут уже терялся Старков.
— Вот если бы вы приняли летом нас в гости...
— Какой разговор!.. — радостно улыбались французы.
— С женами, детьми, тещей, зятем и семьей брата. Ну... может быть...
— За счет принимающей стороны. Ну а если бы вы подарили нам какую-нибудь ненужную вам бытовую технику, ну там видеомагнитофоны, стиральные машины, автомобиль, хорошо бы микроавтобус не старше позапрошлого года...
Улыбки на устах французов застывали болезненной гримасой.
— А может, они лучше деньгами возьмут? — тихо просили они Старкова.
— Вы же слышали, — разводил руками Старков. — Русские милиционеры денег не берут. Французы вздыхали и соглашались.
— Ну вот и замечательно...
После чего милицейские сейфы распахивались, как пещера Али-Бабы после произнесения сказочного пароля.
— Это дело на Агрономической, — открывали милиционеры первую страницу первого тома. — Снимайте, снимайте, не бойтесь.
Французы включали видеокамеры, проходя по фотографиям потерпевших. Материал был хороший, но черно-белый.
— А видеозаписей у вас случайно нет? — робко спрашивали французские журналисты.
— Как не быть, конечно, есть. Вы что думаете, мы тут лаптем щи хлебаем? У нас все как у вас!
Из сейфа извлекались заветные кассеты. Но в руки не отдавались.
— А вот говорят, у вас во Франции компьютеры дешевые? — интересовались милиционеры, тасуя кассеты.
— Ну не такие уж дешевые, не так, как, например, на Тайване, — разочаровывали их французы.
Милиционеры вздыхали и засовывали кассеты обратно в сейф.
— Но у нас совершенно случайно есть несколько абсолютно ненужных нам ноутбуков, — заверяли их быстро усвоившие, как нужно разговаривать с русскими милиционерами, французы.
Кассеты вынимались обратно.
И просматривались.
— Этих тоже он? — спрашивали французы.
— Тоже...
— А этих?
— И этих.
— И вон тех тоже...
Французы были поражены масштабами деяний Иванова. Любая наугад взятая кассета была полна простреленных голов и свернутых шей.
— Это еще что, — усмехались милиционеры. — Это так — цветочки. Вы еще не видели поселка Федоровка.
В поселке Федоровка были ягодки. В поселке Федоровка милицейский оператор отдельные трупы не снимал — он снимал панораму поля битвы. Камера шла по помещению, переползая с жертвы на жертву, практически без паузы. Трупы лежали внавал, друг на друге, поперек друг друга, параллельно друг другу, по двое, по трое и горками, как при массовом расстреле.
— Это он их всех? — не веря своим глазам, спросили французы.
— Ага, он! — подтвердили милиционеры.
— Ой! — сказали французы.
И поняли, что Париж отделался легко.
— Может, вам еще чего-нибудь подкинуть? — предложили расщедрившиеся милиционеры. — Из расчленении или особо тяжких извращений?
— Нет, нет, не надо! — запротестовали французы. — Нам довольно, с нас хватит...
Исходного материала было более чем достаточно. Для десяти фильмов ужасов достаточно. Осталось разбавить кошмар тихой беседой. Героя долго искать не пришлось.
— Вас действительно называют русский Шерлок Холмс? — спросили французы Старкова.
— Ну не то чтобы Шерлок Холмс... — скромно потупил глаза Старков.
— Расскажите, пожалуйста, что вы знаете об Иванове?
Старков хорошенько прокашлялся.
— Было хмурое осеннее утро, — уже привычно, хорошо поставленным голосом начал он свой рассказ. — Казалось, природа плачет. Смутные предчувствия терзали меня. И тут вдруг прозвучал резкий, как выстрел, звонок телефона! Когда я услышал его, я понял, что сегодня произойдет нечто ужасное!..
— Каким образом поняли? — поинтересовались французы.
— Не сбивайте меня, пожалуйста, — попросил Старков. — Я знаю, как надо рассказывать об Иванове. Я уже много раз рассказывал, и все были довольны.
Французы замолчали.
— Так вот, мое сердце сжало, вот так сжало, — показал Старков, с силой сжав кулак, — смутное предчувствие беды...
Выдержал долгую паузу.
— Которое меня не обмануло!.. На месте преступления я застал картину, от вида которой кровь стыла в жилах. Кругом были трупы. Там, — показывал Старков куда-то в угол. — Здесь. Кругом. Увидев это, я сказал себе: нет, это не просто рядовой убийца, это преступник нового типа — хладнокровный, хорошо обученный профессионал, для которого смерть — работа. И я поклялся над телами павших найти его, найти во что бы то ни стало!..
Французы слушали, раскрыв рты. И так и не смогли закрыть их на протяжении всего рассказа. Старков честно отрабатывал свой хлеб.
— Я шел за ним по следу, наступая на пятки, — вещал он. — Три раза он уходил у меня буквально из рук, словно зверь чуя засаду. И продолжал убивать...
Как-то незаметно и совершенно естественно из рассказа выпало Министерство внутренних дел, но зато усилилась линия противоборства главных героев — хорошего и умного следователя и плохого, но не глупого преступника.
— Тогда я так, а он так, — объяснял Старков. — Тогда я с этой стороны, а он в другую. Я — туда, а его там уже нет!..
Образ Иванова приобретал черты голливудского супермена. Этакого Бэтмана без крыльев и совести. Что совершенно устраивало французских журналистов, стремящихся уйти от скучной “бытовухи”.
— Что вы еще можете сообщить об Иванове? — допытывали они Старкова.
— Что это преступник нового типа...
— Вы это уже говорили.
— Что злой гений современного преступного мира. Это уже интересней.
— Может быть, самый опасный преступник современности.
Совсем хорошо.
— А чтобы вы могли сказать относительно его будущего?
Старков пожал плечами.
— Нет, это не ответ. Нам бы хотелось услышать ваши прогнозы.
— Рано или поздно его поймают, — не очень уверенно заявил Старков.
— Нет, так не пойдет. Это слишком банально. Давайте лучше скажем так, скажем, что это еще не конец, что Иванов на свободе и, значит, от него можно ожидать новых преступлений. Понимаете, нам необходимо продолжение интриги. Как в сериале, где всегда подразумевается дальнейшее развитие сюжета и что заставляет зрителя оставаться в напряжении. Давайте не будем ставить точку, давайте поставим многоточие.
— Ну хорошо, я попробую...
— Начали!
— Это еще не конец, — мрачно заявил Старков. — Будут еще жертвы.
— Пожалуйста, чуть более агрессивно, — попросили французы усилить окончание беседы.
— Будет много жертв! — страшным голосом предупредил зрителей Старков. — Иванов на свободе. Ему нужна кровь, он не может жить без крови и обязательно заявит о себе новыми трупами. Не сегодня — так завтра!..
И Старков опять оказался прав.
Как всегда!..
Глава двадцать восьмая
Отступать было поздно. И некуда. Иванов вздохнул и, как в ледяную воду, вошел в кафе.