Ильин Андрей. Картонный воин

   — Я тоже с удовольствием, — признался генерал. — Но только нужно просчитать все возможные последствия. И просчитать прямо сейчас...

Глава пятьдесят седьмая

   Уже почти полчаса Иванов маялся на остановке в ожидании — нет, не машины, своего конца. Доносившиеся из темноты леса неясные звуки — хруст веток под чьими-то ногами, вздохи и вскрики — заставляли его ежиться и глубже втягивать голову в плечи. Он был уверен, что до утра не доживет, что его сожрут дикие звери или зарежут пришедшие из леса лихие люди...
   Когда вдали показались огни приближающейся машины, он обрадовался ей как родной, бросившись наперерез фарам. Но еще больше обрадовался, когда машина остановилась и из нее вышел майор Проскурин.
   Он настолько обрадовался, что даже не вспомнил, что за ним должна была прийти другая машина. И не насторожился, почему пришла не та, а эта.
   — Я так ждал, так ждал!.. — радостно кричал он, хватая майора и генерала за руки.
   — Мы так и поняли! И приехали! — изображая ответную радость, кричали майор с генералом. — Идите сюда...
   И потянули его за руки к машине.
   — Быстрее, нам нельзя здесь долго оставаться. Это было совершенно естественно, что они вели его к машине за руки, потому что вокруг была темнота, а включенные фары слепили глаза.
   — Сюда, сюда...
   Майор потянул Иванова на заднее сиденье.
   — Нет, лучше сюда, — сказал генерал, утягивая Иванова направо, на переднее сиденье. Он почему-то решил посадить Иванова вперед.
   Иванов обошел распахнутую дверцу, но майор его руки не отпустил, наверное не услышав генерала.
   — Ну что же вы? — удивился генерал Трофимов, дернув застрявшего Иванова за Правую руку.
   Иванов потерял равновесие и, утаскиваемый в салон за обе руки, уперся лицом в крышу кабины.
   Чего это они?..
   И тут же его запястья обхватила холодная сталь браслетов и раздались два практически одновременных щелчка.
   — Уф-ф... — облегченно сказал генерал.
   — Я думал, будет хуже, — вздохнул майор Проскурин.
   Иванов стоял, пристегнутый наручниками к сиденьям, растянутый, словно на дыбе. Сопротивляться он не мог, сопротивляться было бесполезно.
   — Чего это вы, чего? — захныкал Иванов.
   — Кончай придуриваться, — довольно грубо, как давно не говорил, сказал майор Проскурин. И потянул из кармана пистолет.
   — Вы что хотите? — напряженно спросил Иванов, хотя и так все было ясно. Предельно ясно.
   Майор передернул затвор, досылая патрон в ствол, и поднял пистолет на уровень головы Иванова.
   — Выше, — сказал генерал. — Вот сюда, — ткнул в голову пальцем. — Они его вот сюда.
   Раны на теле Иванова должны были располагаться точно там же, где были на трупе, так как киллеры могли запомнить, куда стреляли. А киллеры не должны были обнаружить подмены. Киллеры должны были считать эту жертву своей.
   Майор передвинул дуло пистолета чуть выше.
   — Да, так, — кивнул генерал. Майор повернулся к Иванову, взглянув ему в глаза.
   — Ну все, — сказал он. И нехорошо улыбнулся. Только теперь Иванов сообразил, что с ним хотят сделать. И отчаянно заверещал и задергался, пытаясь высвободиться. Но генерал сзади уперся ему в поясницу коленом, жестко прижимая к машине. Крикнул:
   — Не тяни!
   Майор сунул указательный палец в скобу и нажал на спусковой крючок.
   Грохнул выстрел!..
   Но Иванов его не услышал. Что-то тяжелое, как обух топора, ударило его по голове, отбрасывая ее в сторону, и больше он уже ничего не почувствовал...

Глава пятьдесят восьмая

   — Повторите! — дрогнувшим голосом попросил гражданин Корольков по кличке Папа.
   — Он умер, — еще раз сказал голос в трубке. Очень буднично сказал. Иванов умер!..
   — Когда это случилось?
   — Час назад.
   — Это точно? Вы уверены? — на всякий случай переспросил не верящий в собственное счастье Папа.
   — Абсолютно. Я присутствовал при его уходе. Его больше нет. Примите мои соболезнования... Папа бросил трубку.
   Подробности его не интересовали — его интересовало главное. А главным было то, что Иванов мертв!
   Мертв!!
   Его главного и единственного врага не стало!
   Груз, который давил на него все последнее время, был наконец сброшен...
   Папа облегченно вздохнул и вызвал “шестерок”, несмотря на то что была поздняя ночь.
   — Назавтра отмените все встречи. И... И принесите водки. Много водки!..
   “Шестерки” все поняли. Все поняли без слов. Папа пил за упокой души мочилы!
   “Шестерки” купили водки Папе и купили водки себе. Потому что они были рады не меньше Папы. Они были рады больше Папы — его мочила только пугал, а их “жмурил”!
   — Все, кранты мочиле! — делились радостной вестью друг с другом “шестерки”. — “Зажмурили” падлу...
   Скоро водка кончилась, и пришлось бежать за новой. Но и та тоже быстро закончилась. Потому что такой повод, уж такой повод!..
   Папа в отличие от “шестерок” пил меньше, и пил в одиночку. Он свое счастье ни с кем делить не желал.
   Он пил, вспоминая события не такого уж далекого прошлого. Но теперь уже точно — прошлого! Вспоминал поселок Федоровку, улицу Северную, Швейцарию...
   Классным мочилой был этот Иванов... Такой мочила!.. Всем мочилам — мочила! В Федоровке четырнадцать пацанов вглухую заделал! Голыми руками!.. Если бы Папа своими глазами не видел, никогда бы не поверил. Но он видел!.. Такое видел!..
   Папа налил еще один стакан. И залпом выпил.
   За упокой души мочилы, который теперь в землю залег червей кормить.
   А он. Папа, остался. И теперь может подумать...
   Теперь, когда его не стало, можно было подумать о делах, в том числе об оставшемся бесхозном золоте партии.
   Но не теперь подумать, завтра... Все — завтра...

Глава пятьдесят девятая

   Киллеры тоже пили, пили положенные им боевые сто грамм, пили стоя, в соответствии со старой армейской традицией отмечая удачное завершение боевой операции.
   Дело сделано, все живы и целы — чего еще надо.
   — Ну, вздрогнули!..
   Спирт из граненых стаканов перетек в луженые глотки. Все крякнули и сели.
   Это не важно, что пили не за взятый караван и не за выход из окружения. Здесь тоже война. Здесь тоже стреляют. Ты стреляешь и в тебя стреляют...
   Здесь они потеряли не меньше, чем там. Гришку потеряли, которого расстреляла охрана убитой им випперсоны. Сергея — его шлепнул при аресте милицейский снайпер, когда он отказался сдаваться. В отличие от него Пашка сдался, но его зарезали в следственном изоляторе урки.
   — Ну что, еще по одной...
   Они встречались редко, вернее, почти не встречались, так как давно работали соло. Профессия киллера не терпит толкотни — чем больше посвященных в планы операции, тем выше вероятность утечки информации. Раньше они верили друг другу безоговорочно, теперь — не могли. Теперь они верили только себе.
   Последний заказ был исключением из правил. Последний заказ потребовал коллективной работы — так захотел заказчик. Впервые за многие месяцы они собрались вместе и почувствовали себя не киллерами, почувствовали — подразделением. Как раньше...
   Это была глупая иллюзия. Но желанная иллюзия.
   — Ну что?..
   — Давай наливай.
   Спирт лился легко, как лилась на боевых кровь. Они вспоминали о войне, где убивали больше и убивали бесплатно. Но те трупы они вспоминали с гордостью, а эти... Эти предпочитали не вспоминать. Хотя за эти они получали деньги.
   — Ну что?..
   — Наливай!..

Глава шестидесятая

   Утром случилось похмелье. Потому что когда всю ночь столько водки, то можно представить!..
   — Гля, — с трудом раскрыл глаза один из непротрезвевших братанов. — Чего это?
   — Где?
   — Да вона, в ящике!
   По “ящику” шли новости. Наиболее почитаемый урками криминальный блок, где частенько можно было увидеть знакомых по делам и зоне. Но сегодня в новостях знакомых не показывали — показывали какого-то с перебинтованной головой мужика.
   — Ну ты чего? Ну дали в кость лоху...
   — Не, ты гля... Братва присмотрелась.
   Лицо лоха, несмотря на то что было наполовину забинтовано, было знакомо. Ну очень знакомо...
   — ...пострадавшего нашли недалеко от места, где было совершено тройное убийство, — сообщила миловидная ведущая. — По всей вероятности, это еще одна попытавшаяся скрыться от преступников жертва...
   Далее зрителям были предъявлены прочие участники трагедии. Среди которых был показан умиротворенный труп Юрия Антоновича и его неиспользованный уругвайский паспорт.
   — Так это же этот... Ну, который!.. Так, значит, тот... Значит, тот мочила, что ли?
   Хмель враз вылетел из голов Папиных “шестерок”.
   Забинтованный лох незакрытой половиной лица был сильно похож на Иванова.
   А как же водка?..
   “Шестерки” бросились к Папе. Но Папа был в курсе дела, Папа смотрел ту же самую передачу, где в этот момент говорили медики:
   — В настоящее время больной находится без сознания. В целом его состояние можно оценить как крайне тяжелое, так как он получил несколько огнестрельных ранений в область головы и груди. Причем пули прошли буквально в нескольких сантиметрах от жизненно важных органов....
   — Но надежда есть? — спросила ведущая.
   — Надежда умирает после пациентов. Умирает последней, — грустно пошутил врач.
   На экране снова появился забинтованный, обмотанный проводами и обвешанный капельницами Иванов.
   — Я их зубами, падл, порву! — злобно прошипел Папа.
   И швырнул полупустую бутылку из-под водки в телевизор. Экран разлетелся на мелкие осколки. Как и надежды Папы на безмятежное будущее.
   Иванов был жив.
   Все еще жив.
   Пока жив...

Глава шестьдесят первая

   Телевизор смотрел не только Папа, телевизор смотрели многие. В том числе покушавшиеся на жизнь Иванова киллеры.
   — Как же так, я же в него в упор, я же с метра стрелял! — ахнул киллер, стрелявший в Иванова из автомата. — Я же в него полрожка засадил!
   — Значит, не туда засадил! Значит, промахнулся!
   — Как же я мог промахнуться с метра! Он же как решето должен быть!
   Вообще-то с метра промахнуться затруднительно. Особенно из автомата...
   Киллеры внимательно посмотрели на своего приятеля. И переглянулись друг с другом.
   — Да вы что, мужики?! Вы что думаете, что я специально мимо стрелял? Да зачем мне это нужно?.. Вроде незачем.
   — Может, у него бронежилет был?
   — Даже если был! Бронежилет с такого расстояния пулю не удержит.
   — Может, их два было? Может, он их друг под друга надел?
   Идея о двух бронежилетах звучала малоубедительно. Но, с другой стороны, он ведь как-то остался жив. Поэтому...
   — Погодите, какой жилет, я же ему в голову стрелял! Контрольным! — вдруг вспомнил главный исполнитель.
   Киллеры посмотрели на экран.
   — Куда стрелял?
   — Вот сюда.
   В том месте, куда стрелял их приятель, сквозь бинты проступала кровь.
   — У него что, и на башке броник был?
   — Может, у него череп такой, ненормальный. Такой сверхпрочный.
   — Как танк?
   — Ну да, как танк...
   Чего только не придумаешь, когда не знаешь, что подумать.
   — Вообще-то такое бывает, — сказал кто-то. — Очень редко, но бывает. Например, у Кутузова было. Ему пуля в висок попала и чуть не полбашки снесла, а он жив остался. И потом Наполеона сделал.
   Все облегченно вздохнули. Может, действительно он, как Кутузов?.. Наверное, как Кутузов. Потому что в противном случае придется предположить, что у него череп имеет стомиллиметровый броневой пояс.
   — Нехорошо получилось, — выразил кто-то общую мысль.
   Чего уж хорошего! Работа киллеров не терпит брака. Это тебе не токарь на заводе, который, запоров деталь, может ее тут же переточить. Допущенный киллером брак влечет куда более серьезные последствия. Недострелянная жертва после неудачного покушения может залечь на дно или, того хуже, выяснить, от кого поступил заказ, и, обидевшись, в свою очередь, заказать заказчиков.
   Именно поэтому наемные убийцы в своем послужном списке обычно имеют один провал. После которого не имеют работы. И, значит, не имеют денег. К которым уже привыкли...
   Единственная возможность избежать рекламаций и избежать нежелательного в кругах потенциальных заказчиков резонанса — это доделать недоделанное дело. Самим доделать. Бесплатно доделать. И как можно скорее доделать. Тогда промах спишут.
   Короче, сам нагадил — сам подтирай... Что справедливо. И не подлежит обсуждению.
   — Так в какой больнице, сказали, он лежит?..

Глава шестьдесят вторая

   Иванов открыл глаза. Перед ним стоял человек в белом. И поодаль еще один человек и тоже в белом. И еще у Иванова сильно болела голова.
   Он подумал о том, почему у него болит голова, и вспомнил, как стоял растянутый наручниками возле машины и как в него стреляли. В голову стреляли. В упор. Из пистолета...
   Значит, эти люди в белом — ангелы. И значит, тот свет не выдумка, а действительно существует. Как приятно убедиться, что смерть — это не конец, а лишь начало чего-то нового и интересного.
   Иванов радостно улыбнулся.
   — Ему еще и весело, — обрадованно сказал ближний ангел знакомым голосом. Голосом майора Проскурина.
   Значит, майора Проскурина тоже, понял Иванов. И даже обрадовался столь неожиданной встрече. Со знакомыми начинать новую жизнь как-то легче.
   — Как вы, Иван Иванович?
   Этот голос был тоже знаком. Этот голос принадлежал генералу Трофимову. И его тоже? У них там что на земле — мор прошел?
   Белые фигуры приблизились и склонились над Ивановым.
   Нет, рожи у них были не ангельские, были самые что ни на есть земные. И воняли табаком.
   — Я что, жив? — расстроенно спросил Иванов.
   — А вы думали, мы ангелы? — хохотнул генерал.
   — Думал, — честно ответил Иванов. И спросил:
   — Почему вы хотели меня убить?
   — Если бы хотели — убили, — не очень учтиво ответил генерал Трофимов. — Никто вас не убивал. И не собирался. Кого убили — так это двойника, сыгравшего вашу роль. А теперь вы сыграете его.
   — А как же это? — показал Иванов глазами на бинты.
   — Это все ерунда — маскарад. А под ним царапины. Не могли же мы вас притащить в больницу целым и невредимым. Кто бы нам поверил без крови, что вы почти мертвый. Вот нам пришлось вас чуть-чуть продырявить. Но совсем чуть-чуть... Врачи, конечно, потом во всем разобрались, но с врачами мы договорились, а средний медперсонал считает, что вы почти уже покойник...
   С врачами столковаться было легко — осматривавшим Иванова врачам генерал Трофимов сунул в нос удостоверение ФСБ и пообещал им десять лет лагерей за неправильно поставленный диагноз. После чего вручил ошарашенным врачам по шесть тысяч баксов наличными, заставив написать расписки. Получив которые сообщил, что посадит их на пять лет за взяточничество, если они кому-нибудь когда-нибудь ляпнут, что он показывал им удостоверение ФСБ. И это в лучшем случае, потому что в худшем их обвинят в хищении у пациентов органов с целью их перепродажи за границу и даже найдут пару почек в домашних холодильниках.
   — Так он что — ваш? — кивнули на Иванова врачи.
   — Нет, в данный момент — ваш.
   Иванова перевели в одноместную палату и лишних врачей к нему не допускали. Допускали только посвященных.
   — Но зачем меня сюда? — спросил Иванов. Как будто, гад, сам не понимал, зачем.
   — Они посчитают, что вас недострелили, и обязательно захотят дострелить, — популярно объяснил генерал Трофимов.
   — Меня? — испугался, задергавшись под бинтами, Иванов.
   — Ну-ну, успокойтесь. Мы не дадим им этого сделать. Кроме того, у вас будет оружие.
   Генерал вытащил из кармана и сунул Иванову под подушку пистолет.
   Как будто это могло его спасти!
   — А можно, за меня полежит кто-нибудь другой? — завел обычную свою волынку Иванов.
   — Иван Иванович!..
   Делать нечего, пришлось лежать самому.
   Вторым “пациентом” в палату лег майор Проскурин. У которого даже своей койки не было и которому пришлось спать на брошенном на пол матрасе под кроватью Иванова. Что было неудобно, так как Иванов постоянно ворочался во сне, скрежеща пружинами. Но майор по этому поводу не роптал, потому что позиция у него была очень хорошая, а мучиться предстояло недолго. Вряд ли больше суток.
   И точно — недолго...
   Уже на следующую ночь в больницу вошли два крепких на вид “доктора”. Вошли через служебную, которую отжали монтировкой, дверь. В подвале они расстегнули небольшие спортивные сумки, вытащили и надели на себя белые халаты и шапочки и повесили на шеи новенькие фонендоскопы. И все равно медработников они напоминали мало. Слишком они были большими, и слишком у них были “немедицинские” физиономии.
   Пройдя насквозь подвал, “доктора” поднялись на пятый этаж в реанимационное отделение. Поднялись не на лифте — поднялись пешком.
   На последней лестничной площадке они задержались — пошарили в сумках и вытащили из них пистолеты” Два пистолета “ТТ” с заранее накрученными на стволы глушителями. Эти “врачи”, в отличие от прочих, предпочитали пользоваться “на операциях” отечественным инструментом.
   — Пошли?
   — Пошли...
   Они открыли дверь отделения и двинулись по длинному коридору. Шли они практически бесшумно, но на повороте были замечены дежурной сестрой.
   — Вы куда? — спросила та, увидев незнакомых врачей.
   “Врачи” дружелюбно улыбнулись и направились прямо к ней.
   — Нам нужна шестнадцатая палата.
   — Зачем?..
   “Врачи” приблизились вплотную. Один из них, прыгнув как кошка, схватил медсестру за голову, перекрыв жесткой, как железо, ладонью рот. Медсестра испуганно таращила глаза и даже не дергалась.
   Второй “врач” вытащил из кармана шприц-тюбик и ткнул его медсестре, прямо через халат, в руку. Та мгновенно расслабилась и сползла вниз по стулу.
   Ее подхватили, приподняли, положили руки на стол и уронили на руки голову. Пусть все думают, что она спит. Телефонный шнур на всякий случай вырвали из стены и из аппарата.
   Нужную палату нашли быстро, так как план больницы изучили заранее.
   — Здесь.
   — Ты первый, я за тобой.
   “Врачи” особо не маскировались, так как знали, что их “пациент” находится при смерти. Лучше многих других знали, потому что лучше многих других были осведомлены о характере ранений.
   Тихо потянули дверь на себя...
   Майор Проскурин услышал скрип дверных петель. Петли скрипели еле слышно, потому что он засыпал в них песка не так уж много. Ровно столько, чтобы они начали “звучать”.
   Майор быстро поднял с пола пистолет, выкатился из-под кровати и встал на колени, вытянув поверх одеяла правую руку.
   Иванов ничего не услышал и ничего не заметил — Иванов крепко спал, подложив под щеку ладонь и шевеля во сне губами...
   В щель полураскрытой двери полился неяркий свет коридорных светильников. В палате было темно...
   В палате было темно, чтобы входящие не могли сразу разобраться в обстановке. И чтобы не смогли увидеть то, что им не следовало видеть. Не смогли увидеть залегшего за кроватью и за телом Иванова майора Проскурина.
   В дверной щели мелькнула одна, в белом халате, тень.
   “А ну как это просто случайный врач?” — подумал майор Проскурин.
   Но это не был случайный врач, потому что в руках у него был не шприц и градусник, а был пистолет с неестественно длинным стволом.
   Глушитель...
   За первой фигурой, кажется, маячила еще одна...
   Майор поймал на мушку киллера, но стрелять не стал, давая ему возможность шагнуть внутрь, чтобы открыть своего напарника. Если стрелять только в одного, то второй, под прикрытием его тела, сможет учинить ответную стрельбу.
   Первый киллер сделал шаг вперед. И поднял руку.
   Вот так-то лучше...
   Майор Проскурин плавно потянул спусковой крючок на себя.
   Раздался выстрел.
   Пах!..
   Первый киллер сильно дернул головой и стал заваливаться назад. Пуля попала ему в правый глаз...
   Оружие майора было тоже с глушителем, и звук выстрела был почти не слышен. Но обеспечить полную бесшумность выстрела невозможно. Лязгнул затвор. Из пистолета выскочила пустая, отброшенная отражателем гильза и, ударившись о стену и громко звякнув, свалилась на спящего Иванова.
   — А?.. Что! — испуганно вскричал тот, вскакивая.
   Отчего дернул руку майора резко вверх.
   Второй киллер, придерживая мертвого уже напарника, вскинул руку и неприцельно, в направлении вспышки, выстрелил раз и два...
   Возле головы майора взвизгнула пуля. А он стрелять не мог, потому что его руку толкал вверх Иванов.
   — Лежать, дурак! — гаркнул майор, что было сил ударив Иванова рукоятью пистолета, одновременно нажав на спусковой крючок.
   Иванов ойкнул, упал и затих.
   Три пули ушли в сторону двери, сбив киллера с прицела. Но он быстро пришел в себя и, завалив ствол пистолета чуть ниже и левее, хотел открыть огонь на поражение. Но не успел.
   Майор увидел тень в двери и, мгновенно довернув пистолет, выстрелил. Короткая, на три патрона очередь попала в грудь киллера, отбросив его назад в коридор.
   Но он тоже успел нажать на спусковой крючок, и пуля ушла поверх головы майора в окно.
   Все!..
   Еще секунд двадцать майор держал под прицелом дверь, но все было тихо.
   — Вставайте! — быстро толкнул майор Проскурин Иванова в бок.
   — Не встану! — хлюпая носом из-под одеяла, ответил Иванов. — Чего вы деретесь?
   — Вы что, с ума сошли?! Я вас спас! Они же за вами пришли!..
   Иванов высунул нос из-под одеяла.
   — А они точно ушли? — испуганно спросил он.
   — Точно. И нам тоже пора убираться.
   Из-под одеяла высунулась ивановская голова целиком. По его лицу текла, капая на больничную койку, кровь.
   “Неудачно я попал”, — подумал майор.
   — Ну-ка подержите... Протянул Иванову пистолет. Тот взял пистолет в руку.
   Майор рванул с подушки наволочку и промокнул ею голову Иванова.
   — Ничего, до свадьбы доживет.
   — До чьей свадьбы? Я женат, — всхлипнул Иванов.
   — Ну, значит, до смерти... До смерти заживет.
   Майор бросил пропитавшуюся кровью наволочку и взял обратно пистолет. За спусковую скобу взял. Двумя пальцами. В перчатках.
   И бросил пистолет под кровать, не забыв вытащить из-под подушки точно такой же ивановский.
   — Через десять-пятнадцать минут здесь будет милиция, — сообщил майор, — с которой вам, как я понимаю, встречаться не резон.
   Иванов растерянно кивнул, наблюдая, как майор для чего-то рвет на полосы казенные простынку, пододеяльник и одеяло.
   — Через главный вход вам уйти не удастся — там охрана. Служебные двери заперты, да и идти до них долго. Лучше всего спуститься на улицу по веревке.
   Майор скрутил и связал две оторванные от простынки полосы.
   — Вот по этой...
   — По этой?! — показал Иванов на скрученную в жгут простынку. — По этой не буду! Ни за что!
   — А чем она вас не устраивает? — удивился майор. — Здесь всего-то пятый этаж. Вы из парижской тюрьмы по веревке спускались?
   — Да, — обреченно кивнул Иванов. — Но это не я... То есть я... Но я не хотел, это случайно...
   — Ничего, раз там случайно смогли, значит, здесь тоже случайно сможете, — подбодрил майор Иванова.
   Привязал конец импровизированного каната к батарее и выбросил его в окно.
   — Там внизу, прямо под вами стоит машина “Скорой помощи” с ключом зажигания в замке. Выйдете из больницы через задние ворота, повернете направо и...
   — Но я не умею водить машину, — сказал Иванов.
   — Как не умеете? — поразился майор Проскурин. Ему в голову не могло прийти, что мужик может не уметь водить машину! Вертолет — еще туда-сюда, но чтобы машину!..
   — А как же вы?..
   — Я на городском транспорте ездил, — ответил Иванов на незаданный вопрос.
   Весь хорошо продуманный и уже наполовину воплощенный в жизнь план рухнул.
   Что же с ним теперь делать?..
   Майор с Ивановым сбежать не мог, его с ним вместе даже видеть не должны были. У него был свой, отличный от ивановского, маршрут эвакуации.
   Как же поступить?..
   — Ладно, я вас сейчас быстро научу управлять машиной, — принял единственно возможное в такой ситуации решение майор. — Из больницы как-нибудь выедете, а там мы вас встретим. Значит, слушайте внимательно. Это кабина, — очертил руками воображаемую кабину майор Проскурин. — Садитесь на сиденье, поворачиваете в замке ключ зажигания, мотор начинает работать. Находите педаль сцепления...
   — Где находить? — спросил, куда-то наклоняясь и что-то разыскивая, Иванов.
   — Внизу слева, — ответил майор, чувствуя себя полным идиотом. — Да не рукой находите, ногой. Левой. Жмете на нее.
   Майор нажал на воображаемую педаль.
   — Находите рычаг переключения скоростей. Да не ногой!.. На этот раз рукой. Правой. И дергаете его вперед и влево до упора.
   Майор переключил несуществующий рычаг на первую скорость.
   — Жмете педаль газа — это та, что крайняя справа, и отпускаете сцепление. Вот так... — показал майор руками, как надо работать педалями.
   — Если надо остановиться — давите на среднюю педаль. Если заглохнете — начинайте все сначала. Повторите.
   Иванов повторил.
   — Ну все, больше времени нет.
   Майор подтолкнул Иванова к окну.
   — С богом.
   Иванов выглянул на улицу и отшатнулся назад.
   — Я не полезу. Я боюсь!
   “Может, он точно дурак? — подумал майор Проскурин. — Потому что так убедительно играть невозможно. Но, с другой стороны, я видел его в деле, например, в той же Франции...”