— А если не пойдете, то я вас здесь собственными руками... чтобы вы живым в руки милиции не попали, — грозно сказал майор.
   Иванов испуганно посмотрел на майора. И посмотрел в открытое окно.
   Нет, майор все-таки был страшнее.
   — Ну хорошо, я попробую.
   И, с трудом забравшись на подоконник, свесил ноги наружу. После чего завис, намертво вцепившись пальцами в подоконник. Лицо его мертвенно побелело.
   — Вы что? Что случилось? — тревожно спросил майор.
   — Ни-и-чего, — замотал головой Иванов. — Я хочу назад.
   И стал вылезать обратно.
   — Вниз! Быстро вниз! — страшным шепотом закричал майор, упираясь в голову Иванова ладонью.
   Но тот лез, как трактор, напирая на выставленную ладонь лбом.
   “Ни черта у него силища! — поразился майор. — А все слабака изображает”.
   Иванов пыхтел, краснел и лез.
   — Назад, гад! — гаркнул майор Проскурин и ударил Иванова кулаком по лбу.
   Тот, словно от контузии, ошарашенно выпучил глаза и пополз по веревке вниз.
   Майор Проскурин отскочил от окна и бросился вон из палаты. Он безнадежно отставал от графика и сильно рисковал, так как мог столкнуться с кем-нибудь в коридоре или на лестнице.
   А все он — Иванов!..
   Иванов висел между четвертым и третьим этажами, намертво вцепившись в простынки. Он боялся спускаться. Но еще больше боялся подниматься.
   Он висел в безнадежной тоске сорвавшегося в пропасть альпиниста. И готов был висеть до утра, до приезда пожарной команды.
   Он висел, тихо поскуливая и зажмурив глаза...
   Но его руки были слабее обуявшего его чувства страха. Его пальцы устали, и простынка стала проскальзывать между ними. Иванов медленно, но, все более ускоряясь, пополз вниз.
   На уровне третьего этажа он проскользнул мимо палаты рожениц. Возле которого маялась бессонницей одна из будущих мамаш.
   — Ой! — тихо сказала роженица, увидев качающегося на простынях Иванова, и схватилась за низ живота. Зрелище действительно было не для беременных дам — фигура голого человека, обмотанная обрывками проводов и капельниц, с залитым кровью лицом, с огромными оттопыренными ушами, болтающаяся туда-сюда на фоне полной луны на уровне третьего этажа.
   Мама моя!..
   Иванов тоже увидел женщину и попытался крикнуть ей, чтобы она позвала кого-нибудь на помощь. Но его слабого крика слышно не было, а было видно, как он страшно скалится, то ли матерясь, то ли грозя слабой женщине.
   Роженица сказала еще раз:
   — Ой!..
   И стала рожать.
   Иванов проскользил ниже. Когда он достиг уровня второго этажа, импровизированная веревка вверху оборвалась, и он рухнул вниз.
   “Все”, — подумал Иванов, летя в пропасть...
   Но летел он недолго. Внизу, как и говорил майор Проскурин, стояла машина “Скорой помощи”. Иванов со всего маха рухнул на крышу, проминая ее своим весом. С крыши он скатился вниз, на землю.
   На третьем этаже истошно, будя больницу, орала роженица. В палатах зажигался свет.
   Иванов, прихрамывая и держась за побитые бока, влез в кабину. Когда он падал, он почти все, что ему рассказывал майор Проскурин, позабыл.
   Кажется, здесь должен быть какой-то ключ...
   Ага, вот он...
   Повернуть ключ было по силам даже дрессированной обезьяне.
   Мотор заработал.
   Иванов облегченно вздохнул.
   Теперь педаль.
   Педаль он искал довольно долго, шаря по полу левой рукой.
   Ага! И педаль есть.
   Он ткнул в педаль голой ногой и нащупал рычаг переключения скоростей.
   Куда, он говорил, надо жать?.. Вправо вперед? Или влево назад? Или?..
   А черт его знает.
   Иванов подергал рычаг во все стороны и нажал на педаль газа.
   Мотор страшно взревел, перекрывая даже крики роженицы.
   Теперь нужно медленно отпустить левую педаль...
   Машина поехала не вперед. Машина резко прыгнула назад, впечатавшись правой стороной в стену.
   Значит, не так.
   Иванов снова дернул рычаг и отпустил сцепление.
   Мотор заглох...
   С верхних этажей высовывались больные. Кто-то кричал:
   — Держите его, держите!..
   Иванов снова повернул ключ, выжал сцепление и переключил скорость...
   Машина со страшной скоростью рванула вперед.
   Испуганный до полусмерти, Иванов вцепился в баранку. Машина неслась в узком пространстве двора на другую такую же машину.
   Удар!
   Иванов ткнулся лицом в руль, отчего по лицу вновь густо потекла кровь.
   С третьей попытки он отпрыгнул от помятой машины “Скорой помощи”, чтобы таранить еще две.
   Да где же эти чертовы ворота?!.
   В ворота Иванов не попал. Иванов проехал мимо ворот, снеся кусок металлической ограды и вырвавшись наконец на оперативный простор, где было очень много очень новых машин.
   До условленного места было недалеко, так что по-настоящему разгуляться Иванову не удалось, он успел лишь собрать пяток “Жигулей”, три иномарки, два газетных киоска, скамейки на остановке трамваев и “КамАЗ”. После чего был вынужден остановиться.
   — Сюда его! — приказал наблюдавший за маневрами Иванова генерал Трофимов.
   К машине “Скорой помощи” подскочили, вытянули Иванова через обращенную к кустам, чтобы их не заметили, дверцу и, подхватив под руки, понесли к припаркованному в укромном месте микроавтобусу.
   Операция была завершена.
   На поле боя остались два трупа на пятом этаже больницы, десятки покореженных машин, смятые скамейки и киоски и хоть и преждевременно, но все равно счастливо разрешившаяся от бремени роженица.
   Это был новый, не менее головокружительный, чем парижский, о котором пока еще никто не знал, но о котором завтра напишут все газеты, побег Русского Монстра...

Глава шестьдесят третья

   Прибывшие на место происшествия милиционеры только диву давались — как можно, имея полдюжины дырок в теле, отбиться от нападения наемных киллеров и спуститься на разорванных и связанных друг с другом простынях с пятого этажа на землю!..
   — А он вообще-то мог такое сделать? — интересовались следователи у лечащих врачей. — По состоянию здоровья?
   — Ну, в принципе, почему бы и нет... — допускали невозможное те, потому что за полчаса до приезда милиции им позвонил генерал Трофимов, напомнив об условиях договора и возможных санкциях.
   — Но вы же раньше говорили, что он при смерти был! Что он не жилец! — поражались следователи.
   — Ну не то чтобы при смерти... — туманно отвечали врачи. — Такое иногда бывает. Мобилизация внутренних резервов организма, впрыск адреналина в кровь, который производит сильный обезболивающий эффект и вызывает состояние аффекта, которое приводит в действие механизмы...
   — Так он мог или не мог?! — ставили вопрос ребром милиционеры.
   — Мог. Хотя для этого нужно было обладать невероятной живучестью, силой воли и внешней мотивацией.
   Мотивация была — нападение киллеров. Тут кто хочешь зашевелится. А что касается силы воли — так она здесь просто на каждом шагу.
   И все же отдельные милицейские скептики высказывали предположения, что скрывшемуся с места преступления раненому помогли.
   А как же тогда пороховая гарь, которая была обнаружена на кровати и свидетельствовала о том, что стрелял человек, который на ней лежал?
   И показания медсестер, что в один голос утверждали, что видели у него под подушкой точно такой же пистолет, что был обнаружен на месте происшествия?
   Кроме того, нашлись свидетели, видевшие его спускающимся по импровизированной веревке с пятого этажа, например, одна по этому поводу родившая двойню женщина.
   И еще кровь... Много крови — в палате, на связанных простынях, на крыше машины “Скорой помощи” и внутри, в кабине.
   Нет, все-таки это он.
   И в тоже время...
   Хотя...
   Все объяснили результаты дактилоскопических экспертиз. Той, что была проведена раньше, когда милиционеры сняли отпечатки пальцев с лежащего в реанимации неизвестного, обнаруженного в поселке, где были убиты трое потерпевших. И другой, чуть более поздней, которая должна была установить принадлежность отпечатков пальцев, снятых с найденного в палате пистолета...
   И там и там отпечатки совпали и были идентифицированы как принадлежащие...
   Мать твою!.. Так это же Иванов! Опять Иванов! Тот самый Иванов!..
   Ну тогда все понятно! И с двумя трупами, и с веревкой, сброшенной с пятого этажа...
   Потому что этот мог. Этот и не такое мог! Раз раньше мог!..
   Конечно, в данном случае он был не в лучшей форме — попал в напавших на него киллеров не с первого раза, а практически исстреляв всю обойму, кучу машин помял, наверное, периодически теряя за рулем сознание... Но это все понятно и простительно — другие с такими ранами давно на том свете отдыхают, а этот!.. Шутка ли — полдюжины плохо совместимых с жизнью пуль в теле, а он хоть бы что!..
   Но это же не кто-нибудь, это же Иванов!.. Тот самый Иванов!
   Наш, Русский Монстр...

Глава шестьдесят четвертая

   Продолжим...
   Охранник на первом этаже загородного дома Юрия Антоновича — семьдесят пять.
   Плюс охранник на втором этаже того же дома — семьдесят шесть.
   Плюс Юрий Антонович в своей спальне — семьдесят семь.
   И чуть позже еще два киллера в реанимационном отделении больницы на пятом этаже — семьдесят восемь и семьдесят девять.
   Итого, без одного трупа восемьдесят!..
   Правда, в дополнение к обычному появился еще и обратный счет. Минус два мальчика-близнеца, родившиеся у увидевшей Иванова мамаши на третьем этаже той же больницы...
   Ай да Иванов!..

Глава шестьдесят пятая

   Камень был брошен. И разошлись по воде круги.
   Да еще какие круги!..

Глава шестьдесят шестая

   Первым из города исчез гражданин Корольков по кличке Папа.
   Папа уехал в неизвестном направлении, никому ничего не сказав и никого ни о чем не предупредив. Уехал, как в воду канул...
   Кто-то утверждал, что он отправился в ЮАР. Кто-то, что еще дальше — в Магадан, где проще спрятаться, используя старые связи. Кто-то рискнул предположить, что он никуда не поехал, а попросил замуровать себя в стену на даче, взяв еды и питья на полгода автономного существования.
   Кто прав — сказать трудно. Известно только одно — Папа подался в бега!
   Отчего его “шестерки” сразу загрустили. Если Иванова испугался Король, то что же тогда остается делать им?!. И куда податься?
   Африка была далеко, и там никто не ботал на единственном, хорошо знакомом уркам языке — на фене. Прятаться в близкой Европе было безнадежно — там Иванов как не фиг делать достанет и башку набок свернет.
   “Шестерки” пропавшего Папы пригорюнились.
   — Может, в тайгу свалить? — предложил кто-то. В тайгу было интересно. Но в тайге не было телок, ширялова и лохов, которых можно было обирать и заставлять на себя ишачить. Там были только медведи, которые на понт не брались. То есть для себя все придется делать самим. Тайга отпала.
   — Может...
   Нет, тоже не подходит.
   — Тогда...
   И здесь найдет. Иванов везде найдет.
   — А что, если!..
   Последнее предложение было неожиданным и было перспективным.
   — От него только в тюряге прятаться, — ляпнул кто-то.
   А ведь точно! На зону он не сунется — зону охраняют вертухаи с “калашами”. Там ему быстро рога пообломают.
   Больше Папины “шестерки” ни о чем не говорили, а по-быстрому разошлись по домам. После чего в городе был отмечен странный и ничем не объяснимый рост правонарушений.
   Двое блатного вида парней ясным днем при стечении народа стянули у старушки кошелек, где было тридцать рублей мелочью, и, вместо того чтобы скрыться с места преступления, ходили за ней по пятам, ожидая, когда она наконец заметит пропажу.
   Еще один совершил попытку изнасилования, причем прямо в здании суда, напав на протиравшую лестницу уборщицу, потому что боялся то же самое сделать на улице.
   Еще двое подъехали к посту дорожной автоинспекции на велосипедах и долго перед самыми глазами гаишников разъезжали под знаки и поперек разметки и движения, превышая разрешенную на посту скорость и всячески создавая помехи движению.
   Когда у них попытались отобрать велосипеды, чтобы скрутить ниппеля, они назвали инспекторов “волками позорными” и выбили три стекла в КПП. После чего были задержаны и доставлены в отделение, где вели себя не менее вызывающе, обзывая милиционеров разными обидными словами.
   Когда им объяснили, что они своим поведением уже намотали себе год, они страшно расстроились и тут же оскорбили действием подвернувшегося под руку старшину. За что получили дополнительный год, чему были страшно обрадованы.
   Районные следователи отметили в этот день наплыв клиентов, которые каялись в совершенных ранее и до сего дня не раскрытых преступлениях.
   — ...А еще лопаря и клифт с веревки во дворе, — вспоминал раскаявшийся преступник.
   — Ну, это можешь забыть за сроком давности.
   — Тогда еще телевизор из садового домика.
   — Три месяца. Но с учетом добровольного признания...
   — А ты, начальник, не пиши про признания, ты пиши, что сам раскрыл и очниками к стенке припер.
   — Тогда три будет.
   И все равно три месяца было мало.
   — Ладно, банкуй, магазин в деревне Хомутовка тоже я взял.
   — Плюс год. Опять немного.
   — А сколько дают за оскорбление следака при исполнении?
   — Словами?
   — Ну давай словами.
   — До полугода.
   — Козел ты безрогий...
   Полтора тоже не срок. Да еще, того и гляди, под амнистию угодишь...
   — А если действием?
   — С легкими или тяжкими телесными?
   — А... давай с тяжкими!..
   К вечеру все Папины “шестерки” кто как, но пристроились в КПЗ, следственные изоляторы и “обезьянники” в отделениях милиции. И, может быть, в первый день за многие месяцы вздохнули свободно.
   Ну теперь все — теперь хрен ему с маслом, этому Иванову! Здесь он их не достанет!..
   Что, съел, гад, да?!

Глава шестьдесят седьмая

   СМИ дружно обсасывали подробности побега из больницы Русского Монстра — и то, как он, будучи без сознания, услышал приближающихся бандитов и устроил с ними перестрелку, прямо как в вестерне, и убил обоих, возможно так в сознание и не придя...
   А уж спуск с пятого этажа на простынях, имея на теле чуть не дюжину смертельных ран, — это просто фантастика!
   Телевизионщики по многочисленным просьбам зрителей повторили передачу про приключения Русского Монстра в Париже, еще раз удачно отбив рекламу шампуней и зубных паст. И через день выпустили в эфир еще одно, ранее анонсированное ток-шоу, где предоставили возможность присутствующим в студии людям, встречавшимся с героем передачи, высказать свое мнение относительно нового явления в отечественном криминале, именуемого — Иванов.
   Первыми высказались милиционеры, которые рассказали о несомненных успехах правоохранительных органов в борьбе с организованной государством преступностью за текущий период. И довольно вяло стали обвинять Иванова в противоправных грехах. Но заметно оживились, когда начали излагать отдельные эпизоды совершенных им преступлений.
   — ...с семидесяти пяти метров единственным выстрелом из пистолета!.. В яблочко!.. Это просто поразительно...
   — Он один — их больше десятка и голыми руками!.. В моей практике такого не было!..
   — Мы пытались повторить его результаты, но никто не смог попасть... А Монстр попал! И тех четырнадцать голыми руками!
   — Ухты!..
   — Ишь ты!..
   — Во дает!.. — радостно вскрикивала зрительская аудитория. — А ты, дура, хотела сериал!..
   На этот раз навязываемый ТВ пиар не сработал. Не знавшая шампуней шевелюра и кариесные зубы людей от Монстра не отвратили.
   Подумаешь, кариес и перхоть!.. А у кого их нет?! Зрители подходили к зеркалам и убеждались, что и перхоть, и кариес имеют место быть. И что они гораздо больше похожи на Иванова, чем на гладких и жемчужнозубых героев телерекламы.
   Что поделать — на Руси всегда любили грязных, нечесаных и немытых. И любили силу. А силища в созданном талантами телевизионщиков Иванове была просто немереная.
   — Но вы забываете, что он Монстр! — напоминал ведущий.
   — Какой же он монстр, если он ни одной бабы и ни одного ребенка не обидел? — возражали участники, знавшие Иванова лично. — Он же только богатеньких и уголовников мочит! Он же на самом деле делает работу, которую должны делать они, — показывали гости пальцами на милиционеров.
   — Но мы испытываем трудности с личным составом и финансированием, — оправдывались милиционеры.
   — А он никаких трудностей не испытывает! — парировали гости.
   — Да я, может быть, благодаря ему родила двух замечательных мальчиков-близнецов! — кричала сияющая в свете прожекторов женщина-роженица, демонстрируя два прихваченных в студию кулька. — Да если бы не он!..
   — Какой он Монстр — он этот... Как его?.. Зорро!
   — Робин Гуд!
   Рекламная пауза.
   — Вообще-то нашему народу всегда была свойственна романтизация преступного элемента, — попытался объяснить происходящее приглашенный социолог. — В русском человеке очень силен дух бунтарства и неподчинения, навязываемый извне законом. Я сам иногда на заседаниях кафедры так бы и...
   Ведущий выбросил в эфир козырную карту, пригласив к разговору следователя Старкова.
   — Я говорил, я предупреждал, — зловеще напомнил о своих мрачных прогнозах Старков. — Говорил, что он еще себя проявит. Что кого-нибудь обязательно убьет. И вот, пожалуйста! Скажу больше, это не последнее его убийство, будут еще!
   Но на этот раз аудитория не прореагировала. Сегодня люди были настроены за Иванова. Это раньше он мочил всех подряд, а сегодня напали на него, а он лишь защищался и убегал. Причем делал это очень классно...
   — Не исключено, что именно теперь он выслеживает вас!.. — попробовал усилить угрозу Старков.
   — Че ты пугаешь? — перебил его кто-то. — Пусть боятся, кому есть за что бояться. А мне по фигу, у меня из недвижимости только “Москвич” и жена ночью! С меня навара никакого! Пусть приходит! Не боюсь!
   Имевший большой телевизионный опыт Старков понял, что, чтобы не потерять расположение телеаудитории, надо перестраиваться.
   — Вообще-то да, вообще-то Иванов обыкновенных людей не трогает, я на это, еще когда первое его дело распутывал, обратил внимание. Так что вполне может быть, что мы имеем дело с преступником, который следует какому-то своему кодексу чести.
   Вот это совсем другое дело!
   — Но все равно, все равно помяните мое слово, на этом Иванов не остановится! И правильно сделает!..
   Передача получилась не совсем такой, какой ожидалась, но передача получилась... Проведенный социологами экспресс-опрос показал, что рейтинг передачи о Русском Монстре за период ее эфира вырос на сорок семь процентов, опередив многие популярные ток-шоу, викторины и даже сериалы, а сам Иванов по популярности мог соперничать с самыми известными телезвездами. Иванов нравился зрителю, несмотря на острые уши, кариесные зубы и секущиеся волосы.
   Нравился — и все тут!
   Рекламщики даже стали подумывать, не поменять ли им концепцию рекламы. Возможно, что зритель устал от слащавых физиономий актеров и следует пойти от противного. От Иванова. Уж коль его образ так импонирует потенциальным покупателям, то почему бы это не использовать?..
   Здесь было над чем подумать...
   Было о чем подумать творческой группе.
   И руководству...
   Вот что значит эффект “ящика”! Первая кнопка в самое “смотрибельное” время может из кого угодно сделать все, что хочешь. Хоть даже Президента страны...
   Так что стоит ли удивляться тому, что Иванова полюбила публика. Он, может быть, не симпатяга, но не хуже некоторых.
   Ну и что, что убийца? Герои телесериалов каждый божий вечер кого-нибудь убивают — стреляют, режут, душат, жгут — и что, разве зритель их от этого меньше любит? Больше любит!
   Так что все нормально. И вполне закономерно. В стране, где каждый день в кино и с телеэкранов, в окопах полей брани межнациональных конфликтов, в криминальных разборках потоками льется человеческая кровь, героем не может быть герой-любовник, может только... только Иванов.
   И почему бы не Иванов?..

Глава шестьдесят восьмая

   Совещание проходило в узком кругу, в непринужденной, дружеской атмосфере. Настолько непринужденной, что никого ни к чему даже особенно принуждать не надо было. Все и так на все соглашались. Добровольно.
   Совещание вел Большой Начальник. Присутствовали его враги-компаньоны. И в качестве приглашенного гостя присутствовал еще один человек — присутствовал Иванов. Иванов сидел на инвалидном кресле, перебинтованный от щиколоток до макушки. Но лицо его было открыто. Для всеобщего обозрения...
   — А что я должен делать? — поинтересовался Иванов перед совещанием.
   — Ничего, — ответил Большой Начальник. — Ровным счетом ничего! Просто сидеть и смотреть. На всех по очереди.
   Иванов сидел и просто смотрел.
   — Предлагаю создать совместный фонд, куда отчислять до пятнадцати процентов прибыли со всех проводимых сделок, дивидендов, пожертвований, пенсий и прочих доходов для последующего их совместного целевого использования, — предлагал Большой Начальник.
   Все морщились и качали головами.
   Иванов внимательно оглядывал присутствующих.
   Все соглашались, что предложение довольно разумно и перспективно.
   — Предлагаю назначить ответственным распорядителем фонда меня, — предлагал Большой Начальник наиболее подходящую, на его взгляд, кандидатуру.
   Начинался тихий ропот.
   Большой Начальник смотрел на Иванова.
   Иванов оглядывал зал.
   Ропот стихал. Все решали, что предложенная кандидатура подходит как нельзя лучше. И задирали вверх руки.
   Какие приятные люди, думал про себя Иванов. Только почему-то глаза отводят, когда он на них смотрит.
   Они действительно отводили глаза, потому что редко кто способен смотреть в лицо смерти...
   Повестка дня была быстро исчерпана, и совещание пришло к завершению. Что было не типично для подобного рода сборищ — у нас любят заседать долго и со вкусом. А здесь управились буквально за несколько минут...
   Это, наверное, потому, что присутствующие очень хорошо понимали друг друга. И понимали, что будет, если они будут понимать друг друга чуть хуже.
   Такое будет!..
   Большой Начальник был доволен. Как любят говорить герои американских боевиков — он свернул им шеи. Он заставил их встать на колени!
   Теперь не дернутся! Теперь они будут плясать под его дудку заказанные им танцы!
   На чем, можно считать, его проблемы закончились.
   Остались так — мелкие проблемки...

Глава шестьдесят девятая

   — С этой проблемой пора наконец кончать! — заявил Большой Начальник. И улыбнулся. Улыбнулся, потому что у него все складывалось как нельзя лучше. Потому что нынче он был победителем!
   — С какой проблемой? — попросил уточнить записывающий поручения шефа в ежедневник Петр Петрович.
   — С затянувшейся, — ответил Большой Начальник. — С генералом Трофимовым и майором Проскуриным. Мне кажется, они давно переходили все отпущенные им сроки.
   Петр Петрович все понял. За что ему деньги и платят — за то, чтобы он все быстро и как надо понимал.
   Он лишь спросил:
   — Кто должен решить этот вопрос? Может быть, Иванов?
   — Иванов? — задумался на мгновение Большой Начальник. — Нет, Иванов вряд ли. Все-таки они вместе работали, возможно, дружили, и он может не согласиться. Пусть этим займется кто-нибудь другой.
   — Хорошо, я все сделаю, — буднично заверил шефа Петр Петрович, словно речь шла о согласовании какой-нибудь бюрократической бумаги. — Я все сделаю, как надо...
   Приговор прозвучал, был понят и был принят к исполнению. В отличие от судебного этот приговор был окончательный и апелляциям и обжалованиям не подлежал.
   Генерал Трофимов был обречен.
   И майор Проскурин тоже.
   Мавр сделал свое дело, мавру следовало уйти...
   А потом уйти другому мавру — уйти Петру Петровичу, который тоже знает о партийных миллиардах. Слишком много знает...
   С Петром Петровичем он попросит разобраться Иванова. Сразу после того, как Петр Петрович разберется с приятелями Иванова...
   Это было непростое или, как любят выражаться чиновники, “непопулярное решение”. Пользующееся популярностью среди отечественных бандитов и политиков...
   И это было не последнее в этой истории “непопулярное решение”...

Глава семидесятая

   В огромном кабинете за огромным, как аэродром, столом сидел человек. Это был его кабинет и его стол, потому что это был не просто человек, это был — Очень Большой Начальник.
   Очень Большой Начальник отсматривал свежие сводки службы своей личной безопасности по интересующим его фигурантам. По приближенным к нему фигурантам. И потому наиболее опасным фигурантам.
   Фигуранты вели себя по-разному, но все одинаково безобразно. Они шушукались за его спиной, встречались, заключали сепаратные сделки.
   Это было нормально — челядь всегда интригует против барина, но эта челядь была особенная, эта челядь была политической элитой страны. Которая хоть и была элитой, все равно была челядью со всеми свойственными ей дурными привычками.
   Стоило их пару дней оставить без присмотра, и они тут же распускались — тащили все, что плохо лежит, дерзили, работали спустя рукава, ссорились друг с другом.
   Ну что с ними поделать?!.