— В наличии нет. Но если очень надо...
   — Очень!
   — Вам какое звание? Самое дешевое — лейтенант. За каждую последующую звезду тысяча.
   — Чего тысяча?
   — Баксов тысяча.
   — Тогда мне... подполковника. Можно?
   — Были бы деньги.
   — Деньги есть.
   — Удостоверения только с задатком.
   — Я согласен.
   — Тогда сходите в моментальную фотографию, там за углом, и принесите мне две фотографии три на четыре без головного убора.
   — А форма?
   — форму «наденет» на вас компьютер при макетировании удостоверения.
   — Паспорт... Паспорт вы тоже можете?
   — Нет. Паспорт не могу. Бланки кончились.
   — Я могу заплатить. Столько, сколько вы скажете.
   — Нет. Паспорт не могу.
   — Жаль.
   — Но могу подсказать...
   — Что подсказать?
   — Могу подсказать, где его можно достать. За сто баксов.
   Иван Иванович вытащил деньги.
   — Профсоюзная, шесть. Скажете, от Михеева с Переселенки.
   — Михеев — это вы?
   — Нет, не я. Я вообще к тому адресу никакого отношения не имею. Мы в некотором роде конкуренты. Так что прошу там обо мне ничего не говорить.
   — Конечно, конечно...
   — Ну, тогда подведем баланс: диплом о высшем техническом образовании, синий, заполненный, с вкладышем, без проводки, с печатями и росписями — одна штука. Удостоверение подполковника службы безопасности, заполненное, с фотографией, печатью и росписями. Больше ничего?
   — Нет, нет.
   — Итого... Такие деньги найдутся?
   — Конечно.
   — Тогда до завтра. Надеюсь на вашу порядочность. Надеюсь, что вы меня не подведете. Все-таки бланки строгой отчетности...
   Иван Иванович повернулся и было уже пошел. Но не выдержал, вернулся и задал сильно взволновавший его вопрос.
   — А вы не боитесь, вот так вот...
   — Что вот так вот?
   — Дипломы продавать? А вдруг бы я был из милиции?
   — Но ведь вы не из милиции?
   — Нет. Но вдруг?
   — Ну и что?
   — Как что? Это же подделка документов. Это уголовная статья!
   — Может быть. Но только не для меня.
   — Как так не для вас?
   — Так не для меня. Я Уголовному кодексу не подотчетен.
   — У меня на этот случай один документик имеется.
   — Какой? Удостоверение КГБ?
   — Нет. Справка из психбольницы. Что я психически ненормальный и за свои слова не отвечаю. И все, что здесь вам предлагал, — это бред сумасшедшего. Со мной с этой справкой ни один милиционер связываться не станет. Я его по морде кирпичом могу съездить. И мне за это, кроме двухнедельного курса оздоровительного лечения, ничего не будет. Рекомендую. Очень хорошая справка. Универсальная. На все случаи жизни. Правда, стоит дорого. Дороже любых дипломов МГУ. Потому что гораздо полезнее, чем диплом МГУ. Может, вам заказать?
   — Но как же так? Ведь они потом ее проверят, справку? И поймут, что она поддельная. И тогда...
   — Не узнают. По моей ничего не узнают.
   — Но почему?
   — Потому что она с проводкой...
   Через полтора часа Иван Иванович прибыл по указанному адресу. И недоуменно остановился. По Профсоюзной, шесть, находилось фотографическое ателье, в витринах которого были выставлены десятки три на четыре, четыре на пять, шесть на шесть, с уголками и без уголков портреты и коллективные фотографии школьных классов, детсадовских групп и курсантских взводов.
   Иван Иванович на всякий случай зашел внутрь. И подошел к стойке.
   — Вам фотографию?
   — В некотором роде.
   — Вам какую?
   — Мне?.. Я от Михеева.
   — От какого Михеева?
   — От какого? Ах да... с Переселенки. От Михеева с Переселенки.
   — Тогда пройдите к фотографам. Иван Иванович прошел к фотографам.
   — Вам что?
   — Я от Михеева с Переселенки.
   — И что? Что нужно?
   — Паспорт нужен.
   — Какой?
   — В каком смысле?
   — Общегражданский? Заграничный? Общегражданский — шесть штук. Заграничный — восемь.
   — А оба можно?
   — Можно. Четырнадцать штук.
   — Хорошо, я согласен.
   — Фамилия?
   — Иванов.
   — Нет, я имею в виду, какую в паспорт вписывать?
   — Ну не знаю... А какие обычно вписывают?
   — Обычно похожие по созвучию. Чтобы не ошибаться при обращении. Например, в вашем случае Иваницкий. Или Ивановский. Или Иванушкин. Или Иванченко.
   — Лучше Ивановский.
   — Имя-отчество оставляем прежние?
   — А можно?
   Фотограф не ответил. Только плечами пожал.
   — Семейное положение? Холост, женат, разведен, наличие либо отсутствие детей?
   — Лучше холост.
   — Значит — холост. Прописка? Где предпочитаете быть прописаны? Москва, Петербург, города-миллионеры?
   — А вы что посоветуете?
   — Я посоветую город, где вы бывали и который хорошо знаете. Чтобы иметь возможность ответить на вопрос о расположении улиц и приметных зданий.
   — Тогда Москва.
   — Пишу «Москва». Военнообязанный?
   — Лучше нет.
   — Дополнительные пожелания по национальности, месту рождения, месту выдачи паспорта есть? Или на наше усмотрение?
   — На ваше.
   — Тогда садитесь, пожалуйста, вот на этот стул. Выпрямитесь. Голову поверните чуть левее. Еще. Еще. Вот так. И замрите, пожалуйста... Спасибо.
   Иван Иванович сидел и ждал продолжения.
   — Спасибо, — повторил фотограф.
   — А как же...
   — Заказ вам оформит приемщица. Иван Иванович вышел в вестибюль.
   — Все в порядке? — спросила приемщица.
   — Да. А когда можно будет...
   — Заказ будет готов вечером. Часам к шести. Вот ваша квитанция.
   — Извините, а вы тоже справки имеете? Все? — не удержался, спросил Иван Иванович.
   — Какие справки?
   — Ну, что вы не отвечаете за свои действия. На случай милиции.
   — Какой милиции?
   — Которая может прийти. И поинтересоваться...
   — Ну что вы, к нам никто не придет. Мы с милицией дружим, — улыбнулась приемщица. И показала на стену.
   На стене, на специальном стенде были выставлены портреты милиционеров. Коллективные портреты личного состава районного отделения милиции. И отдельно, в парадной форме, руководства.
   — Милиционеры фотографироваться любят. Очень. Так что у нас все в порядке...
   Иван Иванович вышел из ателье. Уже совершенно убежденный, что в этой стране в ныне существующее время паспорта и прочие удостоверения являются обыкновенным товаром и продаются, как колбаса, хоть даже на вес. Были бы деньги...
   — Ну что? — спросил приемщицу вышедший на свет Божий фотограф. — Похож? Мне показалось что похож.
   Приемщица вытащила из ящика стола фотографию. Из личного дела Иванова Ивана Ивановича. Ту, что использовала в своих ориентировках милиция.
   — Похож. Просто одно лицо. И глаза, и рот, и уши...
   — Думаешь, он?
   — Наверное. Скорее всего он. Ну даже если не он, все равно надо звонить. А то нам с тобой... Фотограф взялся за телефон.
   — Але. Гриша? Это я. Ты просил перезвонить! По той фотографии. Которую оставил, чтобы, если что, узнать. Так вот передай, что клиент приходил. Похожий на него клиент. Очень похожий. Ну говорю же тебе... Да. Сфотографировал. Да. Можно будет сравнить. Велели, чтобы приходил вечером. К шести. Да, буду ждать твоего звонка...
   — Сева? Это я. Мне звонили с Профсоюзной. Там, кажется, нарисовался разыскиваемый человечек. Да. Заказал два паспорта. Простой и заграничный. Фотограф говорит, что очень похож. Что просто одно лицо. Передай Папе, что это я первый сказал. И еще передай, что, как только нарисуется кто-нибудь еще, я сразу... Что для Папы я любого нужного ему человечка из-под земли добуду... Передашь? А я тебе по гроб жизни...
   — Папа, ты был прав. Ты был прав, как всегда. Он пришел за документами.
   — Кто пришел?
   — Разыскиваемый нами тип. Тот, который с Агрономической. Он пришел и заказал две ксивы. Одну нашу, Другую — которая чтобы линять за кордон. Он платит не торгуясь. У него есть бабки. Папа.
   — Значит, сам пришел...
   — Что с ним делать, Папа?
   — Ничего не делать. Приставить пару смышленых глаз. Пусть посмотрят за ним. Узнают, куда ходит, с кем встречается. Пусть только посмотрят, я сказал! И ничего больше! За больше я с тебя шкуру сдеру!
   — Я понял, Папа. Пусть только посмотрят.
   — Все, иди. И передай, что если они его на этот раз упустят...
   Распоряжение Папы пошло в низы.
   — Сева? Это я. Я хочу тебе объяснить за клиента. А ты должен объяснить за клиента своим «шестеркам». Его надо придержать часов до восьми. Обязательно до восьми. Потому что раньше я не успею. А в восемь отпустить на все четыре стороны. Так Папа сказал...
   В шесть часов вечера, когда Иванов Иван Иванович пришел за заказом, его сильно разочаровали.
   — Извините, но ваш заказ не готов.
   — Почему не готов?
   — Маленькая техническая неприятность. Лаборант перепутал проявитель с фиксажем. Нужно делать новые фотографии. За наш счет, конечно.
   — И когда...
   — Всего лишь через два часа. Через два часа все будет готово. А вы пока можете подождать вон в той комнате. Там вам кофе приготовлен и журналы, чтобы не скучали.
   В соседней комнате на столе лежали несколько раскрытых коробок конфет, нарезанная ломтиками ветчина, три сорта колбасы и стоял кофейник. На другом столике была разложена гора литературы на любой вкус — от газеты «Правда» до «Плейбоя». Чуть поодаль стоял телевизор с подключенным к а нему видеомагнитофоном и горой видеокассет. Тоже на любой вкус. Было сделано все. Лишь бы клиент не уходил. Лишь бы клиент задержался на пару часиков. До восьми ноль-ноль.
   — Вы уж нас извините, — подобострастно улыбалась приемщица. — Вы уж не откажитесь под ждать. А то нас начальство... по тридцать третьей.
   — Неужели так строго?
   — Очень строго. Не приведи Господь! В восемь часов фотограф вынес заказ. Два совершенно неотличимых от настоящих паспорта. Даже специально, чтобы не вызывать подозрений своей типографской новизной, слегка потрепанных паспорта.
   — Вот, пожалуйста. Отечественный. Заграничный. Все как просили — фамилия, год рождения, прописка, дополнительные сведения. И не забудьте расписаться здесь и здесь.
   Иван Иванович пролистал страницы, посмотрел на свой глядящий навстречу ему фотопортрет, поставил росписи.
   — Замечаний нет?
   — Нет. Конечно, нет.
   — Тогда, если вы удовлетворены нашей работой, произведем расчет.
   Иван Иванович Иванов, по вновь полученным паспортам Ивановский, вытащил из кармана доллары.
   —  — Если я валютой, ничего?
   — Ничего. Нам главное, чтобы клиенту удобно было...
   Из ателье Иван Иванович вышел новым человеком. В прямом и переносном смысле новым. В прямом потому что получил новую фамилию и новую прописку. В переносном — потому что мог уже не бояться встречных милиционеров. И мог по первому их требованию предъявлять паспорт. И еще один паспорт, если первого будет недостаточно. И удостоверение подполковника федеральной службы безопасности, если первого и второго паспорта будет мало.
   Теперь Иван Иванович шел с высоко поднятой головой, не вздрагивая и не оглядываясь на каждый подозрительный окрик. И вообще не оглядываясь...
   И потому не увидел три отделившиеся от подворотни при его выходе из ателье фигуры. Впрочем, даже если бы он и оглядывался, он все равно ничего подозрительного не заметил бы. Потому что фигуры были достаточно опытны в такого рода делах. А главное, имели очень серьезный стимул оставаться незамеченными, видя все. Этим стимулом было не поощрение. Этим стимулом было наказание. Одно-единственное, которое признавал и которое широко использовал на практике Папа. Наказание смертью...

Глава тридцать вторая

   Результаты работ докладывал один из замов по оперативной работе. Скучно докладывал. Как работал, так и докладывал. Конкретно этот зам ни на что другое, кроме докладов, был не способен, потому что всю жизнь был сугубо кабинетным работником, который в засады не ходил, допросы не проводил, в погонях не участвовал, а лишь осуществлял общее руководство. Это когда хорошо рассказываешь о том, что еще лучше сделали другие.
   — Из окружения гражданина Иванова нами было выделено в общей сложности восемьдесят девять лиц, с которыми он имел близкие контакты в последние десять лет. Из них была сделана выборка двадцати семи адресов местонахождения лиц, у которых гражданин Иванов мог предположительно остановиться или к которым мог обратиться за помощью. При выборке наибольший упор мы сделали на ближних и дальних родственниках, друзьях последних лет и любовницах. Прочие возможные контакты в лице знакомых второго круга — друзей детства, школьных и студенческих приятелей, бывших сослуживцев и вышедших замуж любовниц и пр. — мы не прорабатывали из-за ограниченности во времени и финансовых возможностях.
   Силами привлеченных к работе паспортисток жилищно-эксплутационных контор и участковых милиционеров мы проверили наличие по указанным адресам интересующих нас лиц. В силу чего пять адресов были признаны бесперспективными, так как обозначенные в документах жильцы по ним не проживали.
   По всем прочим ближним адресам были откомандированы работники низового аппарата. Для проведения опроса адресатов, проживающих в отдаленных регионах, были задействованы силы региональных и областных управлений.
   В общей сложности на сегодняшний день осуществлена проверка двадцати адресов. Проверка двух адресов не представляется возможной из-за отсутствия по неизвестной причине в квартирах жильцов.
   Проведенная проверка установила отсутствие каких-либо контактов адресатов с гражданином Ивановым в последние несколько недель. Двенадцать адресатов согласились на то, чтобы сообщить о визите либо звонке гражданина Иванова в органы госбезопасности, в чем дали соответствующую подписку. Пять согласились сообщать о возможных контактах, но давать письменное согласие отказались. Три отказались сотрудничать с органами госбезопасности по данному, равно как любому другому вопросу...
   — В общем, если говорить по-простому, вы ни черта не нашли! — не то спросил, не то подвел черту генерал Трофимов. — Не нашли вы Иванова. Прошляпили вы Иванова.
   — Так точно. На сегодняшний день поиск гражданина Иванова результата не дал.
   — Что еще?
   — В ходе проверки нами был зафиксирован повышенный интерес ряда лиц к адресам проживания родственников и знакомых гражданина Иванова Ивана Ивановича.
   — Кого интерес?
   — Ряда лиц...
   — Вы можете наконец перестать выражаться на казенном языке? Вы можете говорить по-человечески?
   — Так точно. Могу.
   — Кто конкретно интересовался адресами родственников?
   — В первую очередь органы МВД в лице участковых инспекторов и откомандированных оперработников...
   — Ну, это понятно. Где мы, там следом милиция. Принципы поиска одни. Разница только в скорости... Кто еще?
   — Еще неизвестные лица.
   — Неизвестных лиц не бывает. Бывают неустановленные лица. Вами не установленные.
   — Так точно...
   — По скольким конкретно адресам его разыскивали? Если кроме нас и милиции.
   — По одиннадцати.
   — Кем представлялись?
   — Старыми друзьями, бывшими сослуживцами. Говорили, что хотят вернуть долг или передать письмо.
   — Документов, конечно, никаких не предъявляли?
   — Никак нет.
   — И просили сообщить? Если что...
   — Так точно. Просили.
   — Значит; выходит, не одни только мы... И не одна только милиция. Значит, выходит, кому-то этот самый гражданин Иванов еще понадобился. Очень понадобился, раз они разъезжают по всей стране, чтобы с его родственниками и друзьями побеседовать. Понять бы только кому... Кому?!
   — Не могу знать!
   — И я не могу. А знать бы надо! Потому что не знать нельзя. Опасно не знать! В нашем деле как в вестерне — кто первый противника увидел, тот и победил. Потому что раньше успел «кольт» выхватить.
   А как того противника увидеть, если он пред наши очи предстать не спешит? Как его из берлоги вытащить? Знаешь?
   — Не могу знать.
   — А как уток на ружье выманивают, знаешь?
   — Я, товарищ генерал, не охотник.
   — Манком выманивают. Свисток такой особый. Который, если в него дунуть, крякает, как утка. Кряк да кряк. Настоящие утки его слышат и за своего принимают. И выплывают под дробь-пятерку. Понял, к чему я это?
   — Никак нет.
   — Это я к тому, что Иванов для нас тот же манок. Который всех привлекает, на которого все выплывают и возле которого все хороводы водят. Вот только манка этого у нас, к сожалению, все еще нет. Иванов — центр всей этой комбинации. Сознательно ли, случайно ли — не суть важно. Нашедший его найдет все прочее. Раскроет всю комбинацию. Ненашедший — останется слепым и, значит, останется ведомым. Отсюда поиск гражданина Иванова остается главной на сегодняшний день задачей...
   В кабинете раздался зуммер коммутатора.
   — Да. Я слушаю.
   — Товарищ генерал. Вам звонит Петр Васильевич Шабанов.
   — Какой Шабанов?
   — Петр Васильевич. Он сказал, что он ваш друг, что служил вместе с вами.
   — Ах, Шабанов? Что ему надо?
   — Он не сказал. Он просил соединить лично.
   — Передайте ему, что я занят, пусть перезвонит... Хотя, с другой стороны, разговоры со старыми ушедшими в отставку сослуживцами — это тоже работа. Потому что старые сослуживцы хоть и старые но по сути прежние. В смысле по хватке, по отношению своему к делу, а главное, к информации. Школа, она и есть школа. А университеты, которые они совместно прошли, были всем университетам университеты...
   Нет, старых сослуживцев игнорировать нельзя. Старые сослуживцы — это лучшие информаторы. Правда, хитрые информаторы, которые за услугу непременно потребуют услугу, а за предоставленные сведения требующиеся им сведения. Но это нормально. Это, как модно выражаться теперь, — бартер. Взаимовыгодный обмен. Так что здесь тот случай, когда перекладывать сегодняшнее дело на завтра себе дороже. Просто так, от нечего делать, старые сослуживцы звонить не станут. И перезванивать, возможно, тоже не станут...
   — ...Слышь, дежурный, погоди с перезвоном. Давай-ка лучше соедини.
   — Здравствуй, Степан Степанович.
   — Здравствуй, Петр Васильевич. Рад слышать. Как твоя жизнь пенсионная?
   — Работаем потихоньку. А как у вас?
   — Служим помаленьку. Ты, Петр Васильевич, по делу? Или так? Если так, то лучше перезвони на домашний.
   — Нет, я по делу. Нужно мне справки навести об одном человечке, который ко мне телохранителей нанимать пришел.
   — А я здесь чем помочь могу?
   — Человечек тот в милицейском розыске значится. А у меня, как ты знаешь, фирма законопослушная. Солидная фирма. Половина бывших наших служит. Мне лишние неприятности ни к чему. Вот я и хочу по старой памяти справиться, зачем его милиция разыскивает. Что он такого сотворил, что во всесоюзный розыск загремел? За что ему почет такой?
   — А тебе не все равно? Если разыскивают.
   — Э нет, не скажи. Если он пару человек топором зарубил — это одно. А если злостный неплательщик алиментов — это совсем другое. От алиментщика я отказываться не буду. Неуплата алиментов — это дело хоть и противозаконное, но не преступление.
   Мухлевал, конечно, бывший сослуживец насчет своей законопослушности и борьбы за чистоту нравов в фирме. Ему что алиментщик, что тот убийца с топором — все едино. Он бы ни от того, ни от другого не отказался. Лишь бы только они платили исправно. По разной, естественно, ставке. Алиментщик платил бы меньше, чем находящийся в розыске новоиспеченный Раскольников. Раз в десять меньше.
   Не из-за того звонил сослуживец, чтобы ненароком убийцу с алиментщиком не перепутать. Звонил разузнать, не проходит ли он по линии безопасности, с которой, в отличие от милиции, ссориться не хотел. Потому что одно дело противоправная бытовуха и совсем другое — защита государственных интересов. Здесь в случае чего на незнание и природную слепоту не сошлешься. Здесь вмиг лицензии лишат.
   Так что озабоченность бывшего коллеги вполне понятна.
   Непонятно только, отчего он по такому пустяковому вопросу вдруг на столь «высокий» телефон звонить стал. Как видно, там что-то еще, кроме всероссийского розыска. Что-то его в том клиенте задело.
   Но тогда тем более надо сослужить ему службу.
   Чтобы еще более обязанным сделать. Чтобы поглубже на крючок взаимных услуг и обязанностей посадить.
   Отчего не помочь по-приятельски, если эта помощь не входит в противоречие с прямыми служебными обязанностями, а дивиденды обещает немаленькие. Охранные фирмы, они в самой гуще криминальных событий варятся. Со всеми дружбу водят, за всеми следят, всех охраняют. И тех, кто с деньгами, и тех, кто эти деньги у них изъять мечтает. А у того сослуживца агентство действительно не из последних. Так что знает он очень много чего интересного, о чем другие не догадываются. Так что помочь ему самый прямой резон.
   — Ладно, диктуй фамилию своего клиента. Только помедленней. Я записываю.
   — Иванов...
   — Иван...
   — Иванович...
   — Родился...
   Мать честная! Верно говорят — на ловца и зверь бежит. Если, конечно, тот ловец ушами не хлопает...
   — Ладно. Записал. Иванов Иван Иванович.
   — Не проходил такой? Не помнишь?
   — Такой? Нет. Первый раз слышу. Но справки наведу. Ты на всякий случай минут через тридцать перезвони.
   — Зачем через полчаса? Это дело не срочное. Я могу погодить. Могу и завтра.
   — Лучше через полчаса. Завтра мне не до того будет.
   — Через пол так через пол. Нашим лучше... Генерал положил трубку. И взглянул на стоящего навытяжку зама. Который умел очень хорошо докладывать.
   — Вот что, я передумал. Я отменяю приказ насчет розыска гражданина Иванова.
   — Как отменяете?
   — Так отменяю. Не надо искать гражданина Иванова.
   — Почему не надо?
   — Потому не надо. Потому что я его уже нашел!
   — Нашли?! Когда нашли?
   — Пока вы тут передо мной клювом щелкали, нашел. Так что расслабьтесь и идите.
   — Куда идти?
   — За майором Проскуриным идти. Быстро идти. Очень быстро идти. Чтобы через пять минут... Приказ ясен?
   — Но...
   — Приказ ясен?
   — Так точно!
   — Ну вот и идите...
   Через пять минут явился майор Проскурин. Через двадцать пять минут перезвонил бывший сослуживец, который теперь руководил охранной фирмой, куда пришел находящийся в розыске гражданин Иванов.
   — Здравствуй, Степан Степанович, еще раз.
   — Это верно. Это хоть сто раз. Здоровье, око лишним не бывает.
   — Ну что там у тебя по Иванову?
   — По Иванову? Все нормально по Иванову. Наш он.
   — Как ваш?
   — Вот так — наш. Проходит тут по одному дельцу.
   — Кем проходит?
   — Пока свидетелем.
   — А потом?
   — Потом видно будет.
   — Дело-то серьезное? Или так, мелочь?
   — Ты меня, Петр Васильевич, прямо на должностное преступление толкаешь. По статье «Разглашение предназначенной для служебного пользования информации».
   — Степан Степанович, ты же меня знаешь.
   — Да я-то знаю. А вот новое начальство не очень. Новое начальство, если что, меня не поймет. Спросит — по какой такой причине лишнего натрепал? А если натрепал, что взамен получил? Уж коли натрепал... Закон сохранения информации знаешь?
   — Энергии знаю.
   — Ну так вот информации звучит примерно так же. Сколько информации из источника вышло, столько же для сохранения равновесия должно войти. Иначе может дно показаться. Понял?
   — Понял. Не дурак.
   — И что предложить можешь?
   — Могу предложить свою помощь в поддержании требуемого уровня информации... Если мне вначале оттуда чуток отольют.
   — Отлив дорого стоит.
   — Прилив тоже не бесплатен.
   — Ну то, что ты можешь предложить, это еще бабушка надвое сказала. А у меня информация горячая. Только что с плиты. Аж пузырится вся.
   — Это я понимаю. И готов платить. По предложенной продавцом стоимости.
   — И подписью готов платить?
   — Шутишь, Степан Степанович. Кто же нынче подписи свои в таких учреждениях оставляет. Сегодня ты есть, а завтра тебя нет. А документик вот он, пришпиленный к делу, в шкапчике лежит. Как мина замедленного действия под седалищем. Брось, Степаныч. Зачем тебе я? Что у тебя, своих сексотов нет?
   — Есть. Как не быть. Только они все, вместе взятые, половинки тебя не стоят. Я бы их всех за тебя не задумываясь. И все причитающееся им материальное вознаграждение.
   — Нет, Степан Степанович. Это не цена. Это грабеж среди бела дня. Сбавь цену.
   — Дешевле не смогу. Если дешевле, то тогда и с моей стороны, извини, только половинка «товара» будет.
   — Половинка так половинка. Мне выбирать не приходится.
   — Ну тогда, значит, считай, я с тобой уже в расчете. Предоплатой в расчете. Я тебе за ту цену, что ты мне предложил, все, что мог, про Иванова сказал. Про то, что он по нашему ведомству проходит, сказал. Дело за тобой.
   — За мной не заржавеет. Что знаю — скажу. Если спросишь.
   — Я спрошу. Это ты не беспокойся.
   — Да уж не беспокоюсь...
   — И еще об одной, в счет долга, услуге попрошу.
   — Без подписей?
   — Без.
   — Ну, тогда чем смогу...
   — Ты со своим клиентом Ивановым что делать дальше собираешься?
   — Ничего не собираюсь. Раз он по вашему ведомству проходит, то совсем ничего. Расторжение договора и полный от нашего юридического лица их физическому лицу «от ворот поворот». Мне с государством ссориться не резон. Мне еще работать.
   — Как так «от ворот поворот»? Кто же в нынешнее капитализированное время выгодного клиента за просто так упускает? Какой же это бизнес, если деньги мимо кассы? Ты погоди спешить...
   — А как же мне его оставить, если вы потом сами же на меня всех собак навешаете?
   — Так уж и всех?