Генералу ничего не оставалось, как вернуться на свое рабочее место. Где стены помогали. И переждать опасность в хорошо укрепленном командирском блиндаже. Отправив на передний край, на разборку и выяснение ситуации рядовой состав. На который все и свалить, если гражданин Иванов представляет не себя, а чьи-то играющие против генерала силы. А если себя, то допросить и шлепнуть. Потому что больше его терпеть невозможно!
   Спустя три минуты после ухода генерала к урне подошел капитан Борец и, случайно уронив в нее авторучку, поднял. Вместе с ключами.
   Еще через двенадцать минут из здания вокзала вышел гражданин Иванов. И пошел к автобусной остановке. Следом за ним двинулись четыре держащиеся поодиночке фигуры.
   — Пугало садится в рейсовый автобус в сопровождении «чужих», — доложили Первому. — Что делать с «чужими»? Сообщите, брать ли «чужих»?
   — Отставить брать! «Чужим» не препятствовать. Организовать сопровождение автобуса. Наблюдателей ближнего круга убрать! — распорядился Первый.
   В стороны от автобуса разошлись несколько неприметных мужчин.
   — Но они же возьмут его! — удивился майор Проскурин.
   — Пусть берут, — сказал генерал Трофимов.
   — И убьют...
   — Очень хорошо, что убьют. Если они его убьют, мы получим дополнительный аргумент в борьбе против фигуранта. И получим возможность подчинить его своей воле. Потому что против убийства прокурор возражать не сможет. Против чистой воды уголовщины никакие связи не помогут. Нам желательно прямое преступление. Нам нужно это преступление.
   А Иванов... Иванов свое дело сделал. Иванова можно выводить из игры. Лучше чужими руками...

Глава семьдесят первая

   Иванов Иван Иванович уже четвертый час катался на городском транспорте. По определенному ему маршруту «куда глаза глядят». Вначале его глаза глядели в сторону центра. Потом на север. Потом на юг.
   Иван Иванович садился в автобус, выходил из автобуса, перебирался в троллейбус, из него в трамвай и снова в троллейбус. И во все эти троллейбусы, автобусы и трамваи садились его старающиеся оставаться невидимыми спутники. Если трамвай был двойной — они садились во второй вагон, когда Иванов ехал в первом. Или в первый. Если он облюбовывал второй. В автобусах-гармошках они устраивались в дальнем от Иванова конце салона. Но во всех случаях, где бы ни находились, они очень внимательно отсматривали окружающих пассажиров, чтобы не пропустить дважды мелькнувшее лицо. Потому что дважды мелькнувшее лицо могло свидетельствовать о слежке. Но такие лица не мелькали. Только разные лица. Разные мужские, женские и детские лица уже четыре часа подряд.
   Слежки не было. А транспорту оставалось ходить еще только час. И значит, пора было на что-то решаться...
   Может быть, даже сейчас решаться. Потому что Трамвай был практически пуст. Если не считать семерых пассажиров: Ивана Ивановича, четверых, во главе с командиром, бойцов и еще какой-то случайной парочки на переднем сиденье. Почему бы и не сейчас. Если все равно...
   Капитан Борец кивнул одному из бойцов на засидевшуюся в трамвае парочку. Тот встал и пошел вперед. Он подошел, навис над мешающими операции пассажирами и хамоватым голосом спросил:
   — А у вас билеты есть?
   — Тебе чего надо? — спросил, отвлекшись от созерцания любимого профиля, парень.
   — Билеты надо.
   — Да пошел ты...
   К первому «контролеру» подошел еще один.
   — Ты чего грубишь при исполнении? — спросил он. — Давай билет или плати штраф.
   Парень оценил фигуры «контролеров» и вытащил из кармана штраф.
   — И за телку тоже, — потребовали «контролеры». Парень вытащил еще несколько купюр. Ну что за идиот попался! Вместо того чтобы тикать из трамвая, он деньгами сорит.
   — Мало, — сказали «контролеры», — платите по ночному тарифу.
   — А это сколько?
   — Это втрое.
   Парень потянулся к карману.
   — Впятеро, — поправил один «контролер» другого.
   — Да вы что, мужики! Озверели, что ли?
   — Тогда покиньте транспорт. Во избежание... Безбилетник поднялся и увлек за собой девушку. Посторонние лица покинули салон.
   Капитан Борец подошел к сиденью, где безучастно сидел гражданин Иванов.
   — У вас свободно? — спросил он. Иванов кивнул.
   Капитан плюхнулся на сиденье. На сиденье сзади сели два его бойца. И спереди один. «Объект» оказался в коробочке.
   — Время не скажешь? — спросил капитан.
   — Что?
   — Время, говорю, скажи!
   Иванов машинально потянул вверх по руке рукав пиджака. И в то же мгновение в кисти ему вцепились две руки. Еще две в плечи, жестко вжимая тело в сиденье. И еще две в горло.
   Чей-то оттопыренный большой палец сноровисто нащупал его сонную артерию и вдавился в кожу, пережимая ток крови, направленный в мозг.
   В глазах у Ивана Ивановича потемнело, и он потерял сознание.
   — Не давай ему приходить в себя. Дави его, — распорядился капитан. — До машины продержим, там пристукнем, чтобы не трепыхался, привезем, приведем в порядок и учиним допрос. Как тому «языку». По законам военного времени. Так что скажет... Все скажет. Даже то, что не знает, скажет. Никуда не денется...
   Бойцы подхватили бесчувственное тело на руки и, приговаривая: «И где же ты так набрался, пьянь?» — поволокли к выходу из трамвая...
   — Первый, говорит Седьмой. Пугало упаковано. Как слышите меня?
   — Слышу вас.
   — Что нам делать?
   — Ничего не делать. Сопровождать... Через сорок пять минут «наружка» доложила, что «запакованное Пугало» доставлено на какую-то дачу по адресу...
   Майор Проскурин запросил принадлежность дачи. И узнал, что дача принадлежит генералу Петру Семеновичу.
   — Пугало на даче Петра Семеновича, — доложил майор генералу Трофимову.
   — Уверен?
   — Уверен!
   — Ну, значит, все. Теперь точно все! Теперь никуда Петру Семеновичу не деться. Теперь надо лишь дождаться, когда они...
   Судьба Иванова Ивана Ивановича была предрешена...

Глава семьдесят вторая

   Жена Петра Семеновича ехала на дачу. Потому что дома был муж. Который обещал уехать в командировку, но почему-то не уехал. Почему-то в самый последний момент вернулся.
   Пришлось срочно переориентироваться. Пришлось ехать на дачу. Где, конечно, гораздо хуже, но тоже ничего. Потому что качество вечера зависит не от окружающего интерьера, а от состава участников. В этот вечер состав участников обещал быть неплохим. Она, жена Петра Семеновича, и он, друг семьи в отсутствие главы семьи.
   Машина жены Петра Семеновича свернула к даче и замерла возле ворот.
   — Там какая-то машина, — доложил один из бойцов капитану Борцу.
   — Какая машина?
   — Откуда я знаю какая. Я только знаю, что машина стоит у ворот.
   Капитан подбежал к окну и выглянул из-за шторки.
   — Черт! Кажется, это его жена!
   Растерянные бойцы замерли вдоль стен. Они знали, как нейтрализовать вооруженные до зубов караулы противника и как остановить надвигающиеся на огневые позиции танки, но совершенно не знали, что делать с женами генералов.
   — Всем рассредоточиться, — подал капитан полевую команду. — Ну, в смысле спрятаться.
   — Где?
   — Кто где может! И сидеть как мертвые!
   — А этот? — показал один из бойцов на пребывающего без сознания Иванова.
   Женщина уже открыла и распахнула ворота.
   — Черт возьми! Этого... Этого давай... В шкаф давай!
   — Здесь нет шкафов.
   — Должны быть. В спальне должен быть! Бросьте его туда. Вряд ли она надолго. Заберет что-нибудь и уедет.
   — А если не уедет?
   — Уедет. В крайнем случае ее мужу позвоним... Жена Петра Семеновича въехала в ворота, остановилась, вышла из машины и подошла к двери. Бойцы врассыпную бросились кто куда. И замерли.
   Женщина открыла дверь, сбросила в коридоре туфли и босиком прошла сразу... в спальню. Оставив входную дверь незапертой. Потому что друг должен был прибыть сразу же следом за ней. А у нее был не тот возраст, чтобы разоблачаться под взглядами мужчин. Она предпочитала освобождаться от одежды заранее и встречать любовников сразу в постели. Считая, что под одеялом возраст вторичен. А вот опыт — напротив... Опыт у нее был. И, как она считала, ее опыт с лихвой компенсировал ее пострадавшие от времени внешние данные. Под одеялом она могла дать сто очков вперед любой малолетней и не искушенной в подобного рода делах вертихвостке.
   Жена Петра Семеновича включила рефлектор, расправила одеяло, разделась и занырнула в холодное нутро постели. Чтобы согреть ее своим телом для другого тела.
   Друг должен был прибыть с минуты на минуту.
   — Еще одна машина! — напряженно, одними губами сказал боец.
   — Вижу! — ответил командир.
   Во двор зарулила иномарка. Из которой вышел импозантный молодой человек и прямым ходом направился к двери. Похоже, он знал, что дверь не закрыта, что его ждут.
   Он сбросил в коридоре туфли и тоже прошел сразу в спальню.
   — Это ты? — томно спросила, дотягиваясь под одеялом, женщина.
   — Ну а кто еще? — усмехнулся молодой человек.
   — Ну, тогда иди сюда. Скорее иди! Я жутко соскучилась, — страстно прошептала женщина. Молодой человек самодовольно усмехнулся.
   — Сейчас. Только разденусь.
   Молодой человек был очень бережливым молодым человеком и старался содержать в порядке свою одежду.
   — Сейчас, — повторил он. И прошел к шкафу. И открыл шкаф.
   В шкафу, скрючившись в три погибели, сидел незнакомый мужик.
   Молодой человек обернулся к женщине, которая из-под одеяла жадно тянула навстречу ему руки.
   — Кто это? — спросил он.
   — Кто? — не поняла женщина.
   — Что это за мужик? — спросил парень, добавляя в голос стали.
   — Какой мужик? — искренне удивилась женщина.
   — Вот этот мужик! Который в шкафу!
   — Ты что, с ума сошел? — тихо спросила женщина.
   — Похоже, сошел. Раз с такой, как ты...
   Молодой человек засунул в шкаф руки, ухватил незнакомца за грудки и встряхнул что было сил.
   Иван Иванович открыл глаза. И увидел перед собой склоненное, со свирепо выкаченными глазами и перекошенным ртом лицо.
   — Ты кто? — жестко спросило лицо.
   — Я? — переспросил Иван Иванович. — Я Иванов.
   Иван Иванович с трудом понимал, что с ним происходит. И совершенно не понимал, где он и чего от него добивается этот человек. Последнее, что он помнил, — это салон трамвайного вагона, чьи-то жестко вцепившиеся в него руки и темноту, застилающую глаза.
   — Кто?!
   — Иванов. Иван Иванович.
   Молодой человек застонал как от зубной боли.
   — Ты как здесь оказался?
   — На остановке сел, — сказал Иван Иванович. И вдруг все понял. Понял, что, наверное, это контролер. Который только что сел и очень сильно переживает по поводу того, что пассажир не оплатил свой проезд.
   — У меня проездной, — громко сказал он и, доброжелательно улыбнувшись, потянул из кармана картонный прямоугольник.
   Молодой человек посмотрел на изображающего психа мужика в шкафу, на испуганно приподнявшуюся на кровати любовницу и дико расхохотался. Он всегда думал, что рассказы про мужиков, прячущихся в шкафах, — это анекдоты. А оказывается, это правда. Правда, случившаяся с ним. Вот он, вот его любовница, вот шкаф и любовник, который в нем сидит!
   Любовник, назвавший себя самой распространенной в анекдотах фамилией Иванов...
   На том круг и замкнулся. Вернее, не один круг. Много кругов. Кругов ада, через которые между тем первым и этим последним шкафами прошел Иванов Иван Иванович.
   Два шкафа разделяли несколько недель, горы трупов, многомиллионные счета в иностранных банках, погони, перестрелки, взаимные конфликты высоких начальников, мафиозные разборки, интриги спецслужб и много еще чего другого.
   Иван Иванович снова сидел в шкафу. Только на этот раз он попал туда не случайно и выбраться из него живым шансов у него почти не было. Потому что в соседних комнатах, за шторами и в нишах стен, стояли готовые на все бойцы генерала Петра Семеновича. А от ближнего леса, по кустам, стягивая, словно петли-удавки, два кольца оцепления, подбирались к даче подразделения генерала Трофимова. Потому что гениально задуманная и умело проведенная генералом Трофимовым операция приближалась к своему закономерному итогу. И должна была в самое ближайшее время закончиться безоговорочной капитуляцией врага. Должна была закончиться победой. В немалой степени благодаря блестяще, хотя и не по своей воле, сыгравшей заглавную роль «пустышке», или, как говорят разведчики, «живцу».
   Благодаря сидящему в шкафу Ивану Ивановичу Иванову.
   Дело было сделано!..
   Молодой человек перестал хохотать, оборвав смех на полузвуке. Тряхнул своего соперника еще раз и с некоторым даже сочувствием спросил:
   — Мужик, ты хоть знаешь, где ты находишься?
   — Конечно, знаю.
   — Где?
   — В трамвае. Еду...