Ильин Андрей. Киллер из шкафа

   Дело, обозначенное в официальных документах как «Дело на Агрономической», продолжало обрастать мертвецами, как снежный ком снегом. И когда этот процесс взаимного уничтожения закончится и закончится ли вообще, сказать было невозможно. Никому не возможно...

Глава шестнадцатая

   Иван Иванович вернулся домой. В смысле к своему старинному приятелю, у которого нашел приют после всех случившихся с ним происшествий. Вернулся после почти трехсуточного отсутствия. Потому что ездил к очень дальним родственникам, у которых намеревался обосноваться, чтобы переждать в тьмутараканьей глуши не самый лучший период своей жизни. Но не обосновался. По той причине, что родственники, как только его увидели, испуганным шепотом поведали, что несколько дней назад к ним приходили из милиции и просили, если вдруг их троюродный племянник Иванов вдруг объявится у них или как-то еще проявит себя, немедленно сообщить участковому. Отчего принять они его не могут. Или могут, но только через участкового.
   — Ты уж извини нас. Но с властями мы ссориться не можем. Ты приехал и уехал. А нам здесь жить.
   — Да ладно. Я все понимаю.
   — Ну а раз понимаешь, то тогда лучше совсем на порог не заходи. А то кто-нибудь увидит. И участковому капнет. Сам знаешь, какие люди сволочи бывают.
   — Куда же мне на ночь глядя уходить? В лес, что ли?
   — Зачем в лес? У нас на станции зал ожидания есть...
   В общем, съездил...
   По дороге «домой» Иван Иванович купил несколько бутылок водки, которые вносил в качестве квартплаты из расчета пол-литра в неделю за каждый квадратный метр используемой жилой площади. С тоской подумал, что опять придется пить и полночи разговаривать за жизнь, и открыл дверь переданным ему запасным ключом.
   Но ни пить, ни разговаривать ему не пришлось. Потому что было не с кем. Его приятеля не было. В живых не было.
   — Эй! Дома кто есть? — крикнул с порога Иван Иванович.
   Ему никто не ответил.
   Он прошел в комнату и сбросил на спинку стула пиджак. Потом прошел на кухню и увидел...
   На кухне на коленях стоял привязанный двумя обрывками бельевой веревки к батарее хозяин дома. Вокруг него по полу растеклась большая лужа крови. И одежда была в крови. И стены были в крови. И мебель была в крови. Словно здесь резали и разделывали свинью.
   Впрочем, и резали, и разделывали... Только не свинью.
   Иван Иванович сел на ближайший табурет. Потому что ноги его не держали.
   Как же так-то? Вторая квартира, и опять...
   Хозяин дома смотрел на своего гостя мертвыми глазами. И улыбался оскаленным в предсмертной агонии ртом. Ему было весело, потому что для него в отличие от Ивана Ивановича все худшее было уже позади.
   Пальцы у мертвеца были переломаны. Из-под вывернутых ногтей торчали обломки швейных игл и сапожных гвоздей. Зубы чуть не до десен были спилены крупным, валявшимся на полу напильником.
   Его приятеля перед смертью пытали. Самым жестоким образом пытали...
   Иван Иванович поднял напильник, посмотрел на забитую эмалью и сгустками крови шипообразную насечку, представил, как больно было, когда железо скребло по оголенным зубным нервам, и разразился проклятиями. От злости. И от жалости. Не к покойному. Который уже отмучился. К себе.
   Да что же это такое творится!
   Ругался он недолго. Потом вдруг задал себе вопрос, который должен был задать еще раньше, когда только увидел привязанный к батарее труп. Он задал себе вопрос — зачем его приятеля пытали?
   Зачем?
   Выходило, что незачем. Припрятанных ценностей у него не было. Государственных и военных секретов он не знал. И тем не менее его пытали и убили. Причем не раньше. И не позже. Именно теперь. После того как у него поселился... Получается...
   Получается, что его расспрашивали о квартиранте. О нем, об Иване Ивановиче Иванове...
   И значит...
   Елки-палки! Выходит, из-за тех... дискет, что ли? Неужели дискет? Которые он показал Петровичу?
   Выходит...
   Выходит, что они имеют действительно реальную ценность. Если из-за них до основания спиливают зубы, ломают пальцы и потом убивают. Выходит, что указанные там счета обеспечены валютой?!
   И скорее всего они об этих дискетах узнали. И о пачке долларов. И о пистолете. Впрочем, доллары и пистолет им вряд ли интересны. А вот дискеты...
   Иван Иванович пощупал карман, где была одна из дискет. Та, которую отсматривал компьютерщик. И которая так и осталась в кармане пиджака. И пощупал другой карман, где находилась часть долларов. Малая часть. Потому что большую часть долларов вместе с остальными дискетами и найденным в сейфе пистолетом он спрятал в надежном месте. Тут, неподалеку. В подвале этого же дома. В куче мусора — разломанных кирпичей, битой черепицы, изувеченных стульев и прочего бытового хлама, которым не способен заинтересоваться даже бомж.
   Думал, на время, пока он здесь живет... А теперь, выходит, здесь ему уже не жить... И значит, те дискеты и те доллары нужно забирать.
   Только как их забирать, если вполне вероятно, что те, кто убил его приятеля, ждут сейчас возле подъезда? И схватят его, как только он выйдет. И тоже привяжут к батарее. И начнут пилить напильником зубы...
   Нет, нужно бежать! Нужно бежать как можно быстрее. Чтобы вначале спасти свою жизнь. А уж потом все остальное прочее.
   Вначале бежать!
   Но только как бежать, если они стоят?..
   Надо вооружиться! И если они нападут — драться! Конечно, можно погибнуть. Но лучше так, чем от напильника...
   Надо вооружиться!
   Где же пистолет? Тот, второй пистолет. Который он подобрал в квартире. И который теперь ему очень бы мог пригодиться...
   Иван Иванович бросился в комнаты и стал лихорадочно выдвигать ящики из столов и стенки. Но вдруг вспомнил, что, перед тем как уехать, перепрятал пистолет на балкон. Подальше от покойного приятеля.
   Он выбежал на балкон и из-под груды хлама вытащил пистолет. Тяжесть оружия немного успокоила его.
   Теперь ничего. Теперь он прорвется. С боем прорвется. По крайней мере выламывать себе пальцы он не позволит. Ни за что не позволит!
   Иван Иванович несколько секунд крутил пистолет в руках, пока не сообразил, как его взвести. Взвел и выскочил в коридор. А из него на лестничную площадку.
   И тут же услышал, что по лестнице на его площадку кто-то поднимается. Негромко погромыхивая чем-то железным. Вполне может быть, что оружием...
   Он выставил пистолет вперед и, прижавшись к стене, замер. Он готов был стрелять. Он готов был убить кого угодно.
   На лестнице показалась знакомая ему в лицо соседка с алюминиевым бидоном в руках. Она увидела направленный ей в глаза пистолет и остановилась.
   — Здрасьте, — сказал Иван Иванович.
   — 3-здрасьте, — ответила соседка.
   — Вы за молоком ходили?
   — Да. За молоком.
   — Ну, тогда я пошел...
   И, перепрыгивая через две ступеньки, Иван Иванович побежал вниз.
   У входной двери стояли два молодых парня. Они курили. И о чем-то посмеивались.
   Зачем они стояли у входной двери? И зачем двое?
   Парни услышали бегущего человека и обернулись. И увидели направленное на них пистолетное дуло.
   — Если вы шелохнетесь, я выстрелю, — зловеще предупредил Иван Иванович.
   — Ты чего, мужик? — удивленно спросил один из них. — Мы Машку ждем из тридцать второй квартиры. А тут ты с пистолетом. Ты чего? Ты батя, что ли, ее?
   — Не двигаться! Или я буду стрелять, — еще раз повторил Иван Иванович, протискиваясь к двери.
   — Да ты не нервничай так. Стоим мы. Стоим, — ответили парни и заискивающе улыбнулись. — Ты только пушку убери.
   — Вначале расстегните и спустите штаны! — приказал Иван Иванович, вспомнив фильм, где главный герой таким образом обездвиживал противников.
   — Да ты что, дядя?! Сейчас Машка придет. А мы без штанов тут стоим...
   — Хулиган! — диким голосом заорала сверху пришедшая в себя от испуга соседка. — Я милицию сейчас вызову! Бандит!!
   Иван Иванович испуганно дернулся на раскатившийся по подъезду эхом голос. Очень неудачно дернулся. Потому что пистолет в его руке оглушительно выстрелил. Пуля ударила в стену чуть выше голов парней, осыпав их волосы кусками штукатурки. После чего те, испуганно выпучив глаза и уже не препираясь, стали расстегивать брючные ремни. Через мгновение они стояли в спущенных на колени штанах.
   — Трусы можно оставить? А то Машка...
   — Убили-и-и! — что есть мочи заорала сверху соседка.
   Испуганный до полусмерти выстрелом и криком, Иван Иванович выскочил на улицу и сразу метнулся в ближайший проходной двор, который выводил в соседний переулок. А там с ходу запрыгнул в подошедший к остановке троллейбус.
   Он убегал очень быстро, не оглядываясь назад и по сторонам. Потому что больше всего на свете желал очутиться как можно дальше от того места, где только что чуть не ухлопал встретившихся ему на пути живых людей. Вполне может быть, что совершенно посторонних людей. Наверняка даже посторонних людей...
   Он убегал очень быстро и поэтому не увидел, как спустя несколько секунд после него из подъезда выскочили, застегивая на ходу штаны и цепко оглядываясь по сторонам, те два парня. Которые так и не дождались свою Машку из 32-й квартиры...

Глава семнадцатая

   — Ты знаешь, что твоих покойников сегодня пытались украсть? — спросили сослуживцы следователя Старкова.
   — Иди ты?!
   — Ну точно. Приехали, вскрыли морг, вскрыли морозилку...
   — И что?
   — Ничего. Похоже, что-то не поделили. Потому что перестреляли друг друга. Так что у тебя теперь на пяток тел больше. С чем тебя и поздравляем. А ты что, еще ничего не знаешь?
   — Нет. А свидетели? Свидетели что говорят?
   — Свидетели выжрали литр спирта. Taк что говорить не способны. Как те покойники.
   — Ну, у меня всегда так. Не понос, так золотуха...
   — Следователя Старкова не видели?
   — Да вот он.
   — А я вас по всем этажам разыскиваю. С ног сбился.
   — Зачем?
   — Вас начальство вызывает.
   — Зачем?
   — Не зачем, а куда. На ковер вызывает. Следователь Старков развернулся и побрел в высокие кабинеты. Получать свою профилактическую порцию политико-воспитательной работы.
   — Ты что же это, понимаешь? — укоризненно покачало головой начальство. — Городишь труп на тpyп. Трупом погоняешь... Ты что, решил извести все мужское население страны?
   — Это не я горожу. Это они городят.
   — А ты потворствуешь. Своим бездействием потворствуешь. Своей нерасторопностью. Своей... Старков только повинно кивал.
   —  — Ну ладно, хватит о лирике. Ты почему не докладываешь результат по первому и второму происшествию?
   — Потому что нечего докладывать.
   — Почему нечего?
   — Потому что нечего! Дело находится в работе, и пока я ничего конкретного сказать не могу.
   — Ну ты хотя бы участников установил?
   — Нет. Кроме одного.
   — Какого одного?
   — Гражданина Иванова Ивана Ивановича.
   — А кто стрелял?
   — Все стреляли.
   — Ну и?..
   — И все погибли, кто стрелял. Кроме, предположительно, одного.
   — Кого?
   — Иванова Ивана Ивановича.
   — Кого он убил? Этот Иван Иванович?
   — Согласно одной из версий, он троих убил.
   — Скольких?!
   — Троих. По крайней мере если судить по извлеченным из тел пулям и по отпечаткам пальцев на оружии.
   — Кто он такой? Этот Иван Иванович?
   — В том-то и дело, что никто. Мелкий служащий. Который даже в армии не служил.
   — И уложил троих?
   — Это только гипотеза.
   — Слушай, а может, это действительно он?
   — Ничего определенного по этому поводу сказать не могу.
   — А ты смоги! Мне все телефоны оборвали, — показало пальцем вверх начальство. — Что это, говорят, за следователь, которого преступники не боятся?
   — Почему не боятся?
   — Потому что вместо того, чтобы после первого случая на дно залечь, они второй эпизод учинили! А теперь вот бойню в морге. Где своих покойников девать некуда! Значит, не боятся! Значит, плюют на нас с тобой и через нас на всю правоохранительную систему в целом. Понял, куда загибают? Так что ты кончай отдыхать! И давай результат. Результат давай! Хоть даже этого Иванова, который троих уложил. Где он, этот Иванов?
   — Не знаю.
   — А ты узнай. Наизнанку вывернись — а узнай! Потому что он, я так понимаю, единственный установленный свидетель. Если свидетель... Свидетель?
   — Пока свидетель.
   — И троих человек ухлопал?
   — Предположительно...
   — Я, конечно, в твои дела лезть не могу. Тебе, как сыщику, виднее. Но я бы на твоем месте на этого Иванова особое внимание обратил. Проработал, так сказать, по всем статьям... Все-таки три трупа. Не пустяк... Так что иди и работай. И выдай мне сюда результат. Который бы я мог наверх доложить. Хоть какой-нибудь результат. Лишь бы они мне перестали плешь проедать. Понял меня?!. Сдохни — а выдай! А если ты мне его не выдашь, то я тебе выдам. Такого выдам, что мало не покажется... Свободен.
   Следователь Старков развернулся на каблуках и вышел в приемную. И пошел к себе в кабинет. Размышлять о суетности жизни и тяжелой доле рядового, хоть и с майорскими погонами, сыщика.
   — Тебе тут звонили, — сказал сосед по кабинету.
   — Кто?
   — Не знаю. Я телефон записал. И кого спрашивать.
   Старков взял бумажку с телефоном.
   Звонили из районного управления внутренних дел. Старинный, еще по юрфаку, однокашник. У которого с карьерой сложилось чуть хуже, чем у него. Вернее сказать, никак не сложилось. По причине бесталанности, излишеств в личной жизни и злоупотреблений служебным положением, выразившихся в употреблении внутрь вешдоков, изъятых из подпольного ликероводочного цеха.
   Впрочем, это с какой стороны посмотреть. Может быть, наоборот, сложилось. По крайней мере в подобные высокие кабинеты его не вызывают. И на колени на ковре не ставят... Известное дело, какая служба на местах. Бытовая поножовщина, пьяные драки, воровство кошельков из карманов зазевавшихся граждан. Прелесть что за дела. В сравнении с теми, которые приходится расследовать ему, — отдых.
   Старков пододвинул к себе телефон и набрал написанный номер.
   — Здоров, Гена.
   — Пока здоров.
   — Слушай, Гена, дело о разборках на Агрономической ты расследуешь?
   — Ну я.
   — Пальчики Иванова Ивана Ивановича в картотеку ты помещал?
   — Я.
   — А кто он такой? Этот Иванов?
   — Пока сказать затруднительно. Может, свидетель. А может... А в чем, собственно?..
   — А дело в том, что пальчики твоего подопечного еще с одними пальчиками совпали. По делу, которое веду я.
   — Как так?
   — Обыкновенно. Криминалисты отпечатки сняли и на всякий случай с архивом сверили. Так ты знаешь, один в один.
   — Ты какое дело расследуешь?
   — Убийство с отягчающими. С пытками, с нанесением тяжелых телесных... Короче, мясорубка.
   — Я выезжаю...
   В кабинете однокашника следователь Старков внимательно осмотрел увеличенные в несколько раз рисунки отпечатков пальцев. И прочитал заключение экспертов.
   Сомнений быть не могло. И там и там пальчики были одни и те же. Пальчики Иванова Ивана Ивановича. На мебели, на стенах и на ручках дверей квартиры, где было совершено расследуемое горотделом массовое убийство. На командировочном удостоверении. На стаканах, чашках и книгах, изъятых для проведения сравнительной экспертизы у Иванова дома. И на ручках выдвижных ящиков, дверях и стенах еще одного места преступления.
   — И еще на напильнике. Которым он покойнику зубы стачивал.
   — Кто стачивал?
   — Твой подопечный.
   — Да ты что?!
   — Я тебе точно говорю! И еще гвозди под ногти заколачивал. И пальцы ломал. А потом горло перерезал.
   — Зачем?
   — Зачем перерезал?
   — Нет, зачем заколачивал?
   — Это ты его спроси. Когда поймаешь. Может, он узнать чего хотел. А может, озверел спьяну. Там бутылок пустых было штук полтораста. Сам знаешь, как это бывает. Вначале нажрались на пару, а потом чего-нибудь не поделили. Соседи говорят, что они последнее время часто на пару бухали. Ну вот и допились. До гвоздей...
   — А ты ничего не путаешь?
   — Обижаешь. Он там всю мебель и все стены излапал. И на напильнике опять же. Которым...
   — А может, он до того?
   — И в кровь вляпался, и по всей квартире ее на пальцах и ногах растащил тоже до того? До того, как она появилась? Нет, там дело ясное. Вначале пытал, потом убил. Я уже и соответствующую бумагу прокурору подготовил. Кроме того, он еще по дороге чуть тройку свидетелей не пристрелил. Соседку и еще каких-то двух парней.
   — Свидетели его опознали?
   — Соседка опознала. А парней ищем. Они с перепугу куда-то сбежали. В общем, крутым оказался твой клиент. Я слышал, он и у тебя чуть не полдюжины человек завалил?
   — Ну, это как сказать...
   — Можешь не говорить. Я ведь понимаю. В таком деле лишнее слово... Но я тебе точно говорю — он это, больше некому. Его почерк, что у тебя, глазом не моргнув. Что у меня. Профессионал.
   — С чего ты взял, что профессионал?
   — Так мочат только профессионалы. Кроме того он при выходе со свидетелей штаны снял.
   — Какие штаны?
   — Обыкновенные. Верхние. Пушку в глаза упер и говорит: «Снимайте штаны». Ну, чтобы обездвижить их на некоторое время. И для острастки поверх голов пальнул. Ну буквально в нескольких сантиметрах. Чтобы они шустрей шевелились.
   — А ты откуда знаешь?
   — Их соседка внизу в трусах видела. И опять же след от пули на стене. Ну что, непонятно, что простой уголовник до такого хитрого приема не додумается? И траекторию выстрела так не просчитает. Чтобы над самой башкой. Нет, я тебе точно говорю, что он профессионал. Или в органах работал, или в спецназе в армии служил. Ну или просто большой опыт по мокрой части. Я уже запросил в архивах висячки с похожим сюжетом. Уверен, если хорошо покопать, еще не один нераскрытый мертвяк всплывет. Который на его совести. Так что мы хоть и не летаем так высоко, как некоторые, но тоже кое-что умеем...
   «Может, и вправду? — подумал Старков. — Отпечатки пальцев есть. Свидетельские показания есть. Даже пуля в стене есть. Все то же, что раньше было, есть. Полный джентльменский набор. Что еще надо?»
   Тем более предварительное, проведенное отделением следствие предлагало ту же версию. Что не свидетель он. А как минимум соучастник преступления. Который на месте преступления, что многочисленными пальчиками доказано, был. Который стрелял. И который в отличие от всех прочих не погиб. А ушел...
   А то, что его психологический портрет мало похож на традиционный уголовный... И то, что интуиция следователя подсказывает, что не все здесь так просто и однозначно, так это к делу не пришьешь.
   Зато как было бы удобно! Если бы он, к примеру, действительно был не свидетель. А был подозреваемый. Тогда можно было бы сразу рапортовать об успехе расследования. О быстром успехе. И искать уже не черт знает кого, а искать установленного следствием злоумышленника. Ну или, по крайней мере, одного из злоумышленников.
   Начальство бы с ковра подняло, по плечу похлопало и даже дополнительные силы и средства выделило. Ну, чтобы развить наметившийся успех расследования.
   Очень соблазнительно. Ну просто очень... Пусть даже это не вполне соответствует внутреннему убеждению. Пусть даже совсем не соответствует. Зато какую кучу времени можно выиграть и какую массу нервов сберечь! Которые, если не будет такого устраивающего всех громоотвода, уйдут на раздраженно-бесконечные беседы с понукающим следствие начальством и надзирающими прокурорами.
   А так, под усыпляющий шумок благополучных рапортов, можно, сконцентрировавшись на второстепенных, кажущихся начальству бесперспективными направлениях, искать настоящих преступников. Если, конечно, это не он. И даже если не найти, то остановиться на том, который уже есть. Как наиболее для всех удобном претенденте. Тем более что по делу однокашника он все равно проходит подозреваемым. А этот дожмет. Этот и при меньшей доказательной базе людей на нары усаживал. И этого усадит. Так что ему хоть так, хоть так срок тянуть.
   Так, может, действительно... Не корысти ради, но дела. Для создания, так сказать, наиболее благоприятных психологических предпосылок, способствующих успешному завершению следствия...
   А там, глядишь, переход в прокуратуру подоспеет. Или направление в академию. В общем, или султан помрет, или ишак сдохнет...
   Наверное, имеет смысл поставить на Иванова. И провести более тщательное расследование, исходя из предположения, что он не такая овечка, как представляют его окружающие. Для чего сравнить почерк двух, в которых он был замечен, преступлений. В той квартире. И в этой квартире. И отсмотреть доказательную базу. Еще раз сравнить пальчики, допросить свидетелей, сверить отстреленные пули и гильзы...
   — Кому ты сдал вещдоки? — спросил Старков своего бывшего однокашника.
   — К вам сдал. В криминалистическую лабораторию. Там они пока и лежат. В шкафчике. А что?
   — Ничего. Хочу сравнить их с проходящими по моему делу. Может, действительно...
   — Только ты, когда за это раскрытие внеочередную звезду на погоны получишь, меня не забудь. Ведь это я тебе про пальчики сказал.
   — Не забуду...
   Через день на стол следователя Старкова лег акт сравнительной экспертизы.
   Пуля и гильза, найденные в подъезде дома, где были до исподнего раздеты случайные свидетели и где в собственной кухне был зверски пытаем и убит гражданин Семенов, принадлежали пистолету, из которого в той, первой, квартире были убиты двое потерпевших. Еще двое! К тем прежним трем. Не считая зарезанного на собственной кухне Семенова...
   Итого шесть! Шесть трупов меньше чем за две недели!
   Шесть трупов, в непосредственной близости от которых и на оружии, из которого их убили, были обнаружены одни и те же пальчики. Пальчики Иванова Ивана Ивановича.
   Шесть трупов для просто случайного свидетеля было много.
   Слишком много...
   Ну и значит, Иванов Иван Иванович свидетелем быть не мог.
   И даже если мог, то все равно не мог. Потому что такую версию начальство, на котором висит столь громкое нераскрытое преступление, никогда не примет. Чтобы шесть трупов, пальчики, пули — и только свидетель...
   Значит, не свидетель...
   А если не свидетель, то кто же тогда?
   Кто?

Глава восемнадцатая

   Начальник Второго спецотдела Первого главного управления ФСБ генерал Трофимов отсматривал сводки происшествий. По стране в целом. По регионам. По отдельным городам.
   В стране в целом, в регионах и в отдельных городах воровали, грабили, мошенничали, присваивали государственную собственность и убивали. В последнее время убивали больше, чем мошенничали. Причем убивали в том числе с помощью винтовок с оптическим прицелом, мин направленного действия гранатометов и ядов. Что означало, что период первичного накопления капитала в стране заканчивался. И начиналось его перераспределение.
   Больше всего убивали в областных центрах, где был сконцентрирован наибольший капитал. Где было больше банков, акционерных обществ и все еще не приватизированного государственного имущества. Там убийства стали привычным атрибутом современной жизни. Вроде троллейбусов.
   Меньше убивали в провинции.
   Совсем мало в деревнях. По причине того, что перераспределять там было нечего. Правда, когда дело дойдет до купли-продажи земли, кривая преступности полезет вверх и в сельской местности. Там, где начинается дележка, там случается и драка. Эту закономерность еще Стивенсон в своих романах подметил.
   В городах этот процесс начался раньше и оттого был заметней. Ну вот к примеру.
   Застрелили банкира. И заодно его охранника. И его подружку... Рутина. Политика влияния на распределение кредитов.
   Прихлопнули директора ликероводочного завода. И заодно, чтобы в другой раз не возвращаться, его заместителя. Это тоже понятно. Начальство ликерки не захотело поделиться продукцией. Или, что верней, не того, кого следовало, включили в число пайщиков. На что им и указали. Из автоматов «АКМ».
   Помощник депутата выпал из окна. Не по своей охоте выпал...
   Взлетел на воздух «шестисотый» «мере» с пассажирами...
   Пока ничего интересного. Дела, далекие от компетенции службы безопасности.
   Стащили десять килограммов урана на одном из закрытых заводов, пристукнув при этом сторожа. А куда охрана смотрела? Или охрана и тащила? Это происшествие надо взять на заметку.
   Опять убили...
   И снова убили...
   А здесь убили оптом в одном и том же месте с разрывом в несколько дней. Это уже гораздо занятней. Обычно снаряд в одну и ту же воронку два раза не попадает. А здесь попал. И в обоих случаях положил чуть не по десятку человек! Это что, какое-то особенное жертвенное место, что именно там вооруженные преступники предпочитают отдавать Богу душу?
   По этому делу имеет смысл запросить подробности. Потому что такое количество жертв. И с такой повторяемостью...
   Так, что еще?
   Пожар на нефтебазе...
   Разборка преступных элементов...
   Подозрительное дорожно-транспортное происшествие...
   Ну вот и все.
   Отчеркнутую цветными карандашами сводку генерал Трофимов передал дежурному: