Вариан не спешил подниматься, не спешил менять выражение лица, чтобы оно не выдавало его чувства.
   — Если мне придется встретиться с вашим отцом, то я хотел бы привести себя в порядок.
   — Платье, в котором вы были вчера, делает вас надменным и самодовольным. По правде говоря, вы произведете лучшее впечатление в коже и батисте.
   — Полагаюсь на ваше суждение, мадам.
   — Неужели? Тогда соберитесь с духом, сэр, потому что настоящий суд ждет вас в доме.
 
   Вариану пока еще не довелось познакомиться ни с Люцифером, ни с Джеффри Питтом, хотя он много слышал о них.
   Симарун был, наверное, самым высоким и широкоплечим человеком, какого герцогу доводилось видеть в жизни: настоящая гора черных мышц. Глаза у него были как две черные дыры, выжженные в голове. Когда гигант растянул губы в ухмылке, заостренные зубы сверкнули, подобно кинжалам.
   Питт выглядел менее грозно. Он был не такого высокого роста и не такой мощный, как другие мужчины в гостиной.
   Но, как предупредила Джульетта, его сила — в уме. Ему, как и Симону Данте, лет сорок пять, но морщин меньше, а седины в волнистых волосах, выгоревших на солнце, совсем нет.
   Глаза цвета нефрита, светло-зеленые и очень внимательные.
   Человек, попытавшийся обмануть его, был бы большим глупцом. Улыбался он подкупающе дружелюбно. О тонкой интуиции свидетельствовала понимающая улыбка, с которой он переводил взгляд с Вариана на Джульетту и обратно, когда она представила мужчин друг другу.
   — Выпьете с нами стаканчик бренди? — спросил Симон Данте. — Или хотите попробовать наш местный ром?
   — Бренди, пожалуйста. Боюсь, мой желудок еще не привык к местному напитку.
   Данте тоже изучал своего гостя: взлохмаченные волосы, влажная одежда, свежая царапина на виске. Он наполнил бокал и протянул его герцогу.
   — Похоже, тебе пришлось нелегко, парень. Какие еще мучения придумала для тебя моя дочь?
   К счастью, Джульетта еще не отпила из своего бокала, иначе рисковала подавиться.
   — Мисс Данте предложила мне осмотреть ваш остров, и это было захватывающее дух зрелище. И она была так добра, что пригласила меня на ваше собрание, — ответил Вариан, глотая наживку. — Должен сказать, я испытываю сейчас священный трепет, капитан. Жаль только, что вам не подчиняются мошки, напавшие на нас на обратном пути.
   — Злобные маленькие кровопийцы, правда? — поддержал герцога Гейбриел. — Мне пришлось шпагой прокладывать нам путь.
   — Вы поднимались на гору? — Симон удивленно посмотрел на младшего сына, как будто не ожидал от него такого подвига.
   — Настроение было подходящее, — пожал тот плечами. — Я и сам себе удивляюсь. Но кто-то же должен присматривать за этими двумя. Джолли могла столкнуть его с обрыва, прежде чем мы услышим пожелания короля.
   Симон Данте выразительно посмотрел на царапину на щеке сына, которая уже начала темнеть. Потом повернулся к Вариану:
   — Ваше здоровье, сэр.
   — И ваше, капитан.
   Они пили, глядя друг на друга поверх бокалов.
   — Итак, вы прибыли, чтобы передать нашей братии «Акт о помиловании», который прощает нам все грехи и нарушения закона, если мы будем соблюдать договор с Испанией. Я правильно понял суть послания?
   — Есть несколько дополнительных поощрений, но в целом — да. Это позволит сократить три страницы королевского послания с многочисленными «почему и зачем» до одного предложения.
   — Этот акт король подписал собственноручно? Или за него эту грязную работу сделал один из его министров?
   — Подписал сам король. Я собственными глазами видел, как он подписывал. При подписании присутствовал также посол Испании, который потом отправил копию документа в Мадрид.
   — Этот декрет у вас с собой?
   — К несчастью, нет. Он пропал вместе с «Аргусом».
   Джонас, стоявший в другом конце комнаты, презрительно фыркнул:
   — Очень кстати!
   Вариан повернулся и взглянул ему прямо в янтарные глаза:
   — Да, правда. Я ведь мог бы сказать, что у меня были с собой бумаги, удостоверяющие, будто я — китайский император. Но раз они утонули, как я могу это доказать?
   — В таком случае, — продолжал Джонас, — у нас есть только ваше слово, что вы именно тот, за кого себя выдаете?
   — У меня нет ни малейшей причины лгать вам, сэр, — спокойно сказал Вариан Сент-Клер. — Моего слова обычно достаточно для большинства моих знакомых.
   — Оглядитесь вокруг. Разве мы похожи на ваших знакомых?
   — Господи помилуй! — вздохнула Джульетта. Она сидела, перебросив ногу через ручку кресла. Теперь она встала и отправилась к буфету, чтобы налить себе еще вина. — Почему уж сразу не взять кувшин с кипящим маслом и не заставить его достать камешек со дна кувшина? Если у него мясо облезет с кости, значит, он лжет. Если рука останется целой, значит, говорит правду.
   Единственный, кто отреагировал на ее саркастическое замечание, был Люцифер. Он широко ухмыльнулся и кивнул, как бы одобряя подобную затею.
   Симон осторожно вращал бокал в руке.
   — Я склонен поверить нашему гостю — на этот раз, во всяком случае, — если только у вас нет веских причин ему не верить.
   Джонас фыркнул:
   — Я ему не верю. Для меня это достаточная причина.
   В комнату вошла Изабелла:
   — Если бы у него были карие глаза, а не синие, то и это было бы причиной для тебя, дорогой Джонас, когда ты накачаешься рому.
   Она подошла к огромному письменному столу вишневого дерева в углу комнаты и швырнула на него пачку бумаг. У лежавшей сверху бумаги уголки загнулись, на некоторых листах остались куски воска от сломанных печатей.
   Изабелла присоединилась к дочери и, налив себе полный бокал вина, осушила его. Потом она обратилась к своему семейству.
   — Я читала бумаги почти весь день, — объявила Изабелла Данте. — Кроме деклараций на груз и команду, там еще были вахтенные журналы, которые я сейчас тоже принесу, и еще очень толстая пачка личных писем, доверенных капитану, чтобы он доставил их домой в Испанию. Испанцы очень экспансивны, если не сказать больше, их хлебом не корми, дай поныть: клопы, болота, условия в порту, шум из гарнизонных бараков, как они жаждут вернуться домой, как им не хватает теплых равнин Севильи, ветерка с Пиренеев, снега, оливковых деревьев… страницы и страницы политых слезами посланий, полных клятвами в верности любовникам и любовницам, женам и семьям. У меня зубы сводило всякий раз, как я читала это обращение — любовь моя! — Изабелла помолчала и протянула свой бокал Джульетте, чтобы она снова наполнила его. — Потом там есть еще и официальные отчеты коменданта, губернатора, проклятого лакея, которому поручено следить за тем, чтобы в офицерской кают-компании на столах было достаточно салфеток. А повар! Христос заплачет на кресте! Бедняга сам не свой из-за того, что запас весси такой маленький. На трех страницах он изливается по этому поводу.
   Целых три чертовых страницы про весси, нацарапанных как курица лапой. Ради всего святого, что такое весси'! Это имя девушки или так называется что-то съедобное?
   Поскольку никто не мог ответить на вопрос, то Вариан отважился поднять палец, чтобы привлечь к себе внимание.
   — Я полагаю, это свиной пузырь, который используется для приготовления паровых и тушеных блюд.
   — А можно в нем выпарить дырявую голову и мутные глаза? Если так, то я закажу себе целый ящик. Как бы то ни было, мне пришлось дюжину раз проткнуть это письмо, чтобы успокоиться. Вы тут увидите клочки, прямо рядом со вторым письмом все того же бедняги, в котором он оплакивает тот факт, что, хотя более двадцати судов в Барранкилье готовились к отплытию в Гавану, чтобы присоединиться к славной армаде и отправиться домой еще при его жизни, он не определен на борт ни одного из них.
   — Бог да благословит поваров, стремящихся к великим свершениям, — вслух подумал Гейбриел.
   — К счастью для нас, этот человек не всегда был поваром, — сказала Изабелла. — Очевидно, его семья хотела, чтобы он стал священником. Но он предпочел службу у алтаря жадности, и полагаю, что его сослали в Новую Испанию в наказание. Поверьте мне, я знаю все его несчастья и жалобы, знаю даже, как у него обстояли дела с кишками… А вы, наверное, герцог Харроу? — приветливо сказала Изабелла Данге, подходя к герцогу.
   — Графиня! — Вариан приветствовал ее почтительным поклоном. — Я к вашим услугам.
   — Графиня? Остерегайтесь, сэр, обращаться ко мне подобным образом. Вы можете называть меня Беллой, а я буду звать вас…
   — Вариан, — представился герцог, удивленный такой фамильярностью так же, как и собственным порывом поцеловать ей руку, которую она и не подумала подать ему. — Имею честь и удовольствие.
   Изабелла, прищурившись, разглядывала его лицо.
   — Вижу, моя дочь опять упражнялась в шитье. Тебе это уже лучше удалось, дорогая, — добавила она, улыбнувшись Джульетте. — И очень хорошо, а то было бы жалко испортить такого красивого парня.
   Вариан коснулся шрама на щеке. Лишь вчера, когда Биком брил его, он бросил взгляд на этот шрам, а так он намеренно избегал разглядывать рану, тянущуюся у самых волос. Слово «красивый» показалось ему не совсем подходящим для того, что он увидел в зеркале — на лице узелки нитей и царапины.
   — Что касается судового журнала, — продолжала Изабелла, обращаясь к своему мужу, — то он читается как путевые заметки. Капитан вел судно из Гаваны в Новый Леон в Мексике, потом на юг в Веракрус, где принял на борт груз серебряных монет. Оттуда он продолжил путь вниз по проливу к Номбре-де-Диос, где согласился взять пряности с галеонов из Манилы — те, что не смогли забрать купеческие суда. Он также взял на борт капитана Рекальде и сто солдат из гарнизона. Через неделю после того, как они покинули Номбре-де-Диос, с капитаном «Санто-Доминго» произошел несчастный случай — он в шторм упал с полубака и повредил спину. С этого момента Рекальде занял его место. Они заходили в Портобело, Барранкилью, Картахену и на остров Маргариты. И повсюду набирали новый груз и солдат, которых должны были доставить в Гавану. На последней стоянке, после того как они направились на север к Эспаньоле, капитан, к своему облегчению, обнаружил в порту множество кораблей — восемнадцать, чтобы быть точной. Часть солдат переправили на эти суда, чтобы освободить палубы его корабля, где собралось до семисот человек.
   — Семьсот? — переспросила Джульетта.
   — Не считая матросов. Так что тебе повезло больше, чем ты думаешь, моя дорогая. Встреться ты с «Санто-Доминго» неделей раньше, и вас было бы шесть к одному, а не три к одному.
   Джеффри Питт нахмурился:
   — Восемнадцать кораблей в Эспаньоле? Обычно их там шесть-семь.
   — И не забудь отчет голландца, который видел в Маракаибо больше кораблей, чем обычно, — добавил Гейбриел. — Может, мы спросим нашего гостя об этом? У него есть интересное сообщение о трех встречающихся флотилиях. Сто галеонов с сокровищами соберутся в Гаване, чтобы отправиться в Испанию.
   — Сто галеонов? Такой флотилии не было уже… — попытался вспомнить Джеффри Питт.
   — Более двадцати лет, — подсказал ему Вариан.
   — Думаю, даже около тридцати, — спокойно поправила его Изабелла. — А сейчас всем кораблям и большинству военных судов приказано вернуться домой, и не потому, что три флотилии случайно встретились в Гаване. Это сделано для того, чтобы следующей весной в море могла выйти самая большая армада, какую видел мир, и напасть на Англию. Вы читаете по-испански, Вариан?
   — Почему… да, да, читаю.
   — Хорошо. Тогда вам это будет особенно интересно.
   Изабелла вернулась к кипе бумаг, которую оставила на столе, и взяла лист, лежавший сверху. Это была страница из тяжелого пергамента с остатками восковой печати и замысловатой подписью губернатора Новой Испании.
   — Кажется, король созвал всех своих высокопоставленных офицеров и приказал большинству воинских соединений и военных кораблей вернуться домой в Кастилию. Он также похваляется, утверждая, что им удалось усыпить бдительность английского короля, поверившего в их обещания сохранять длительный мир. И теперь, когда флот вернется из Вест-Индии в Испанию, у них наконец будет достаточно людей и судов, а также материальных средств, чтобы спустить на воду новую армаду в следующем году. Помимо этого, они смогут отомстить за честь своих благородных предков, а также искоренить еретиков в Англии раз и навсегда, восстановив мощь и славу единого истинного Бога. — Изабелла вручила документ Вариану. — Как я понимаю, вас послали, чтобы вы убедили моего мужа и других каперов не выходить в море. Вы уверены, что именно это вам хочется сделать?

Глава 15

   Вариана пригласили сопровождать Пирата Волка и Джеффри Питта в «штурманскую рубку». Оказалось, что это одна из самых больших комнат на первом этаже, названная так из-за необыкновенно больших карт континентов с подробными береговыми линиями, нарисованных прямо на двух стенах высотой шестнадцать футов. Испанские территории в Новом Свете — Испанский Мэн — занимали целый квадрант. На карте были изображены также мельчайшие детали береговой линии от мыса Флорида вдоль берега залива к Новому Леону, вниз к Юкатану, Панаме и через северный берег Тьерра-Фирме от Картахены к Парии, а также Большие Антильские острова, Багамы и острова в Карибском море.
   Каждый крупный город, порт, коралловый риф и островок были четко обозначены, морские пути и проливы прорисованы так же хорошо, как и тонкая синяя линия широты, обозначающая тропик Рака.
   Карты Англии, западного побережья Европы и Средиземноморья висели на второй стене, а третья была занята полками с книгами, стеллажами с географическими и морскими картами, астрологическими таблицами. В четвертой стене находились двери, ведущие на террасу. Но между высокими дверями возвышался огромный стол, как для банкетов, на котором стояла объемная модель карты Испанского Мэна. На ней были нанесены острова со всеми узнаваемыми ориентирами, проливами, рифами, береговыми линиями и реками. Форты были обозначены маленькими каменными кубиками, крошечные флаги обозначали страну, контролирующую остров или порт. В основном это были испанские флаги, но на удивление большое количество французских и голландских флагов показывало, что эти страны также захватили территории в этом районе, особенно острова в восточной части Карибского моря.
   Вся комната была заставлена письменными и чертежными столами, креслами и маленькими столиками для чтения.
   Вариан посмотрел наверх и глазам своим не поверил: весь потолок занимала карта звездного неба, такого, каким его видишь, стоя на крыше и подняв взор к небесам.
   — Дело рук моей жены, — сказал Симон Данте Вариану.
   Тот, раскрыв рот от изумления, рассматривал карты и не произнес ни слова. — Каждый раз, когда ждала ребенка, Изабелла становилась беспокойной и злой, как пиранья. Вот мне и приходилось подыскивать ей какое-нибудь занятие. Я высаживал ее на какой-нибудь необитаемый остров, и она занималась картами.
   — Признаюсь, у меня слов нет. Мне никогда не доводилось видеть такой прекрасной работы. Даже росписи в церкви или в соборе не сравнятся с ней. Королевские адмиралы душу бы отдали за комнату вроде этой.
   Данте улыбнулся, принимая комплимент, и налил три стакана рома. Вечерняя трапеза сопровождалась изысканными винами: к супу подали рейнское, к блюдам из креветок и лобстера — бодрящую мадеру, а сухое бархатистое бургундское — к баранине и говядине. К десерту из фруктов и сыра предложили французский коньяк, после чего на террасе все наслаждались ромом из сахарного тростника и голландскими сигарами. Вариан ожидал, что голова у него закружится, но она оставалась на удивление ясной. Без сомнения, в том, что герцог остался трезвым, важную роль сыграла и злость: он не только прочитал документ, который таким широким жестом предоставила ему Изабелла Данте, но успел изучить еще дюжину других бумаг, каждая из которых по отдельности не добавила бы ничего, кроме сплетен и слухов. А в целом все они говорили о предательстве и хитрости, обмане и измене. Он был в таком шоке, в таком замешательстве, что почти не участвовал в разговорах за столом. Вариан заметил, как Питт и Симон Данте о чем-то тихо переговаривались, внимательно разглядывая его. Поэтому он с таким любопытством — и настороженностью — принял приглашение присоединиться к ним в «штурманской рубке».
   — Догадываюсь, что вы были на военной службе.
   — Я отслужил в армии девять лет.
   — Должно быть, вы купили свой военный чин очень рано.
   — Мне было шестнадцать. У меня были два старших брата, которых больше интересовали бизнес и семейные дела. Армия предоставляла мне удобный случай сбежать от всего этого.
   — А ваши братья?
   — Старший, Ричард, умер почти пять лет назад Лоуренса убили на дуэли.
   — Благодаря этому вам и достался титул герцога? Но вы все-таки остались на службе у короля.
   Вариан пожал плечами:
   — У Якова Первого много противников. При дворе не прекращается борьба различных группировок. Вот я и решил, что должен сохранять лояльность к королю в такой трудной для него ситуации.
   — Лояльность — прекрасное качество в мужчине, независимо от причин, — сказал Питт. — Вы, должно быть, преуспели по службе, потому что в таком молодом возрасте дослужились до чина капитана королевской гвардии.
   — Скорее, я преуспел в глупости. Однажды мне сообщили о готовящемся заговоре против короля. Собирались взорвать здание парламента, когда Яков Первый будет открывать заседание парламента. Я обыскал все подвалы, нашел преступника и вырвал горящий запал из бочонка с порохом за мгновение до взрыва.
   Данте засмеялся:
   — Ничего удивительного, что у короля теперь такое отвращение к парламенту. Однако я сомневаюсь, чтобы вам дали этот чин только из-за того, что вы вырвали запал из бочонка с порохом. У старой Глорианы острый глаз на молодых гладиаторов. Если поставить перед ней десять крепких борцов, она безошибочно выберет одного, у которого в глазах достаточно огня, чтобы выиграть бой. Кроме того, всякий, кому удастся произвести впечатление на моего сына своим умением фехтовать, — кстати, вы должны показать мне прием, о котором постоянно твердит Гейбриел, — носит капитанскую форму не за красивые глаза. И ему не доверят отправиться за несколько тысяч лье, чтобы убедить несколько дюжин пиратов сложить оружие, если он не пользуется доверием и уважением своих пэров. Доверием, должен я добавить, которое совершенно оправданно, потому что вы хорошо провели совещание. Мне кажется, вы были бы прекрасным соперником в шахматной игре. Но хватит болтать!
   Расскажите мне о короле. Каков климат в стране теперь, когда на троне шотландский монарх?
   — Уверен, люди предпочтут его испанскому монарху, — уверенно сказал Сент-Клер.
   Симон Данте улыбнулся:
   — А вы, сэр? Что предпочитаете вы?
   — Я предпочел бы не оказаться в положении, когда мне Нужно будет делать выбор.
   Пират Волк прищурил свои пронзительные серебристые глаза.
   — И я тоже. Итак, предоставим Англию ее судьбе, так?
   Вы можете вернуться в Лондон и похвастаться, что встретились с Пиратом Волком и бесстрашно и усердно уговаривали его соблюдать мир. Я тем временем, будучи предупрежден о превосходящих силах противника и о грозных последствиях за невыполнение королевского эдикта, буду держать свои корабли в порту и позволю флотилии с самыми большими за последнее десятилетие запасами сокровищ на борту покинуть Гавану и не стану нападать на нее.
   Вариан почувствовал боль в груди. Трудно смотреть в глаза Симону Данте: это все равно что заглянуть в другой мир — мир, где бушуют соленые волны, бесконечные просторы, от ветра раздуваются паруса и от ярости стынет кровь в жилах. Герцог мог только догадываться, какую силу духа, хитрость и ум должен иметь человек, чтобы прожить более тридцати лет в центре самого опасного в мире моря и выжить, но с уверенностью мог сказать, что ни трусом, ни осторожным Симон Данте не был.
   — А если бы можно было сделать другой выбор, — спокойно спросил он, — что бы вы предприняли?
   Глаза Данте засверкали.
   — Я вижу две возможности: ничего не делать или попробовать кое-что изменить. Ничего не делать — самое простое.
   «Кое-что», напротив, может потребовать больше, чем некоторые из нас готовы дать.
   — Если вы хотели напугать меня, — сказал Вариан, — то вам это удалось.
   — Хорошо. Только глупец прыгнет со скалы в море, не зная, что там на дне.
   Питт пересек комнату и смотрел на карту Англии.
   — Логично и разумно послать вас домой как можно скорее, ваша светлость, вооружив вас таким количеством доказательств двуличия испанцев, какое нам только удастся собрать. И тогда вам придется убеждать адмиралтейство, что Испания не собирается соблюдать мир, скорее наоборот — у Филиппа есть серьезное намерение создать новую армаду и открыто объявить войну Англии. — Джеффри Питт помолчал и оглянулся. — Простите, если я повторяюсь, но мне помогает, когда думаю вслух. — Он снова повернулся к карте. — Быстроходное судно при хорошей погоде и сильном северо-восточном ветре пересечет Атлантику в лучшем случае за пять недель. Когда оно прибудет в Лондон, все письма и документы будут изучать и обсуждать двадцать мудрых советников в париках, которые потом будут спорить и вести дебаты, насколько мудро верить горстке флибустьеров, которые, как скажут они, возможно, подделали эти документы, чтобы оправдать свое неподчинение. Все будет зависеть от того, насколько убедительны вы окажетесь, ваша светлость.
   Какой-нибудь особенно сообразительный адмирал может — я говорю: может — отправить корабль к побережью Испании, чтобы проверить наши сведения, но это крайне сомнительно… Не подумайте, ваша светлость, что я сомневаюсь в вашей честности. Я уверен, вы будете спорить с адмиралами и достаточно горячо отстаивать свои убеждения. Тем не менее палаты королевского совета полны стариков, и наш король лучше разбирается в новой версии Библии, нежели в делах армии и флота. Он будет колебаться и придираться и, если у него не будет других доказательств, кроме нескольких писем недовольного судьбой повара из Номбре-де-Диоса, погладит вас по головке, поблагодарит за наблюдательность, а потом отправит вас в ваше поместье стрелять фазанов.
   А тем временем флотилия отплывет из Гаваны. Она беспрепятственно прибудет в Кадис, и к армаде прибавится около сорока военных кораблей, таких как «Санто-Доминго», и еще несколько дюжин отремонтированных галеонов. У испанцев будет вся зима, чтобы готовиться к нападению и посылать в Лондон цветистые послания с уверениями в дружбе и добрых намерениях. А весной они спустят на воду корабли, на которых будут служить сыновья и племянники благородных офицеров и доблестных солдат, погибших во время разгрома Непобедимой армады. Они жаждут мести, и их обрадует известие о том, что у Англии не будет отважных защитников — каперов, готовых прийти ей на помощь и на этот раз, потому что нам всем приказали соблюдать мир.
   — Вы нарисовали довольно мрачную картину, — заметил Вариан.
   — Вы со мной не согласны? По вашему мнению, я в чем-то ошибаюсь?
   На самом деле герцог был согласен с Питтом и не видел ошибки в его рассуждениях. Когда испанский посол начинал обсуждать с королем возможность открытия Вест-Индии для легальной торговли с Англией, Яков чувствовал себя польщенным и раздувался от гордости, ощущая себя необычайно важной персоной. А поскольку он был шотландцем, то убедить его в том, что испанцы хотят обвести его вокруг пальца, не представлялось возможным.
   — Есть другой вариант, — спокойно сказал Данте, отвлекая Вариана от размышлений о поведении членов палаты королевского совета и самого короля, когда им сообщат об истинных намерениях испанцев. — Но он потребует от вас непоколебимой веры в достоверность нашей информации, и может закончиться обвинением в государственной измене, подстрекательстве к мятежу и пиратстве. От вас потребуется изрядное мужество.
   Вариан посмотрел в твердые серебристо-голубые глаза.
   В комнате стало так тихо, что он мог слышать шипение свечи, горящей на письменном столе, и звон корабельного колокола где-то в заливе.
   — Вы определенно знаете, как заинтересовать настоящего мужчину, капитан.
   Данте принял комплимент с довольной ухмылкой.
   — А я еще даже не выстрелил из тяжелых орудий!
   Он пересек помещение и указал на карту Вест-Индии, особенно на точки чуть южнее цепи Багамских островов и в опасной близости от Эспаньолы.
   — Мы вот здесь, на Голубином острове. К югу и востоку находится множество островов и заливов, которые служат родными портами для… — он запнулся в поисках подходящего определения, — джентльменов удачи — товарищей по несчастью. Как вы можете себе представить, известие об отплытии весной и осенью кораблей с ценностями всегда вызывало определенный интерес с их стороны. Так что в Нью-Провиденсе мы встретимся с десятью — пятнадцатью капитанами. По плану на сей раз особенно большое количество судов должно покинуть Гавану в течение четырех — шести недель. Если мы будем действовать достаточно быстро, то успеем послать собственную небольшую флотилию быстроходных фрегатов на соседние острова и в порты и, предложив подходящее вознаграждение, сможем заинтересовать тридцать, возможно, даже сорок капитанов, которые захотят выслушать вас в Нью-Провиденсе.
   — И что я должен им сказать?