Пирс снова улыбнулся, вспомнив о том, как — по иронии ли судьбы, по провидению ли Господа — Дафна оказалась в лавке ювелира Томпсона и смогла получить за свою брошь деньги, на которые можно накормить всех детей Нортгемптоншира, и она без колебаний отдала эти деньги. Господи, да подозревал ли он, что есть такая женщина во всей Англии и что она станет его женой? Ну а то, что случилось после, в супружеской постели? И Пирс снова с трудом удержался от смеха: супружеской постелью оказался диван в гостиной. Впервые в жизни Пирс просто потерял голову. Скосив глаза, он посмотрел на жену, не осмелившись даже погладить ее волосы. Счастье буквально затопило все существо Пирса, и он боялся пошевельнуться, чтобы не спугнуть его.
Дафна пошевелилась и нахмурилась, — вероятно, из-за жесткого покрывала, которым прикрыл ее Пирс. Она постаралась улечься поудобнее, но это было не так-то просто на диване в гостиной. Мышцы отозвались легкой болью и усталостью. Память проснулась и оглушила ее, как взрыв. От сладостного забвения не осталось и следа. Приподняв голову, она осматривала комнату, пока наконец не нашла то, что искала: Пирс стоял у окна и задумчиво попыхивал сигарой.
— Пирс?
Он обернулся с улыбкой:
— Доброе утро, миссис Торнтон! Как раз собирался разбудить вас.
— Ты давно встал? — спросила Дафна, подыскивая глазами что-нибудь, чтобы набросить на себя.
— Да нет, не очень. — Пирс подошел и накинул на нее свою рубашку. — Так тебе будет удобнее.
— Спасибо. — Дафна встала, застегивая пуговицы. — Как ты, нормально?
Он улыбнулся:
— Мне кажется, это я должен задать этот вопрос тебе. Щеки Дафны слегка порозовели, она опустила глаза:
— Я чувствую себя хорошо, даже слишком.
— Очень рад. — Он нежно поцеловал ее. — Должен заметить, наша брачная ночь была такой же необычной, как и венчание. Извини меня. По крайней мере уж до кровати-то я мог бы тебя донести.
— А мне эта импровизированная кровать запомнится на всю жизнь. Мне было так хорошо с тобой, Пирс!
— Черт подери, я снова хочу тебя, с того самого момента, как проснулся.
— Так в чем же дело?
— У нас еще будет немало таких ночей, Дафна, я обещаю, но сейчас ты должна отдохнуть. На сегодня у нас много дел. Мы поедем к Трэгмору и заберем твои вещи.
— Мы?
— Да, мы.
— Но отец?!
— С отцом буду говорить я. — Пирс нежно привлек ее к себе, — Ничего не бойся, я же обещал, что никому не дам тебя в обиду.
— Я боюсь не за себя.
— Но ведь твоя мать в безопасности, в Макхэме.
— И не за нее.
— А за кого же?
— За тебя, Пирс. — Дафна с беспокойством подняла на него глаза. — Он ненавидит тебя. Пирс усмехнулся:
— Еще бы! — Но почему?
— Потому что я владею всеми долговыми расписками, которые он давал на протяжении многих лет разным людям. Их общая стоимость намного превосходит стоимость вашего поместья, Дафна. Я могу в один день разорить его, если предъявлю их разом, так что у твоего отца есть все основания не любить меня и в то же время опасаться. Будь спокойна, он не переступит границ, это было бы равносильно самоубийству.
— Пирс…
— Да?
— А за что ты ненавидишь его?
— Разве того, что он избивал тебя, недостаточно?
— Не хитри, Пирс, ведь ты сам признался, что ненавидишь его давно.
— Я расскажу тебе потом, сейчас нет настроения.
— Нет, Пирс. — Она положила руки ему на грудь и пристально посмотрела в глаза. — Ты просил меня верить тебе во всем, и я верю. Ты попросил меня стать твоей женой, и я ею стала. Я буду верна тебе до самой смерти и буду делить с тобой радости и горе. Пирс, — она погладила его по груди, — расскажи мне. Я знаю, что у моего отца холодное и жестокое сердце. Расскажи мне, что он сделал тебе?
— Что?! Да так, ничего, сущий пустячок. — Глаза Пирса потемнели от гнева. — Этот подлец чуть не замучил до смерти меня и десятки других детей. Господи, да я чудом выжил, несмотря на голод и ежедневные побои.
— Как?!
— Я уже говорил тебе, что вырос в работном доме. Его директор Баррингс был отпетым мерзавцем, получившим это место только благодаря протекции одного знатного человека. Схема проста: Баррингс держится за место и имеет свои мелкие выгоды, а деньги, которые даются работному дому, оказываются в кармане этого знатного человека. В результате он богатеет, директор наслаждается полной безнаказанностью, а дети погибают от голода. За малейшие провинности их жестоко избивают. Впрочем, наказывали не только за провинности, достаточно было просто попасться на глаза этому человеку, который почему-то считал, что самое лучшее место для сироты — это могила. Видеть их страдания для него было истинным наслаждением. И этим знатным человеком был…
— Мой отец, — прервал» побледневшая Дафна, — Да.
— Мистер Чамберс рассказывал мне, что такое может быть.
— А рассказывал ли он тебе, что значит быть избитым до полусмерти, голодать, пока не станешь похожим на призрак, быть запуганным до того, что превращаешься в глухонемого; каково это — смотреть, как на твоих глазах умирает мать без всякой помощи, а потом ее хоронят без молитв, как собаку; каждый день терпеть издевательства человека, который живет за счет того, что грабит тебя?!
— Но в таком случае отец должен знать, за что ты его ненавидишь.
— Нет.
— Но ведь он должен помнить ребенка, которого истязал почти ежедневно.
— Он не знал даже моего имени. О, сейчас он знает, что некий Пирс Торнтон вырос в работном доме. Его шпионы узнали об этом, когда он пытался с помощью шантажа защититься от меня. Но ему даже в голову не приходит связать свой грязный бизнес с одним из ублюдков, которых он нещадно избивал чуть не каждый день. Да он никогда и не отличал одного ребенка от другого. На его взгляд, мы все одинаково бесполезны, и основное наше предназначение — подохнуть от голода или истязаний.
— Теперь я все понимаю. — Дафна опустила глаза.
— Все ли? — спросил Пирс колко. Вместо ответа Дафна отошла от него, встала на то место в комнате, куда пробивались яркие лучики солнца сквозь щель в занавеске, повернулась к — нему спиной и скинула рубашку. — Да, Пирс, я понимаю, — повторила она, Пирсу показалось, что кто-то железной рукой вцепился ему в горло, когда он увидел, что белоснежная шелковая кожаДафны сплошь покрыта старыми и новыми рубцами, которые раньше были скрыты одеждой — Рубцов были десятки, а может быть, даже сотни. Никогда в жизни Пирс не хотел так убить человека, как в эту минуту. Он сжал кулаки с такой силой, что из ладоней выступила кровь. Лицо его побелело как мел. Из горла непроизвольно вырвался мучительный стон. Он несколько раз глубоко вдохнул, чтобы прийти в себя. Напряжение было так огромно, что, справившись с собой. Пирс почувствовал невероятное опустошение и усталость, которые, в свою очередь, сменились запоздалым раскаянием и стыдом.
— Господи, Дафна, прости меня, прости ради всего святого!
— Не надо извиняться. — Она быстро накинула рубашку, подошла и приложила палец к его губам. — Ты спас меня от этого кошмара. Я просто хотела, чтобы ты знал — я понимаю все. — Этот зверь, истязавший тебя, не смог ничего сделать с твоей красотой. — Он поцеловал ее пальцы. — Я люблю тебя еще больше. Всегда помни об этом. Слезы навернулись на глаза Дафны:
— Пирс, ты такой… такой прекрасный человек! Тебе столько пришлось выстрадать; голод, издевательства, смерть матери. Я… — Она опустила голову. — Я тоже ненавижу его, Пирс, — добавила она тихо. Слезы текли по ее щекам.
— Не плачь из-за меня, не надо.
— Я плачу о маленьком мальчике, которым ты был, когда отец измывался над тобой.
— Этого мальчика уже давно нет.
Дафна внимательно посмотрела ему в глаза:
— Ты уверен в этом? — Да.
— Зато есть человек, который не верит в молитвы. Пирс невольно вздрогнул, вспомнив, при каких обстоятельствах он говорил об этом Дафне. Один раз это было в саду у графа Гентри и второй раз, когда разбойник Тин Кэп грабил ее дом.
— Конечно, мне не удалось испытать всего того, что выпало на твою долю, — продолжала Дафна, застегивая рубашку, — но с того момента, как я помню себя, я знала: в любой момент отец может избить меня. Но это еще не самое худшее. Самое ужасное — это сидеть в своей комнате, сжавшись от страха, и слышать, как плачет твоя мать, истязаемая отцом. Господи, это было невыносимо!
— Все это в прошлом.
Дафна задумчиво покачала головой:
— Ты лучше, чем кто-либо, знаешь, что есть вещи, которые никогда не проходят. Они хранятся в нашей памяти, но время от времени оживают и настигают нас снова и снова. Еще когда я была совсем ребенком, отец решил, что я слишком похожа на мать — слишком добрая, слишком сострадательная. Когда мне исполнилось восемь лет, ой пришел к выводу, что одних избиений уже недостаточно, и повел меня в работный дом. Господи, как я не хотела туда идти, как я сопротивлялась! Не потому, что у меня появится отвращение к людям, как ожидал отец, — как раз наоборот, я понимала, что уже никогда не смогу забыть тех лиц, этой безнадежной обреченности, и я оказалась права. С той минуты, как я вошла туда, прежний душевный покой уже не вернулся ко мне. Я помню все так живо, как будто это было только вчера. Две женщины, стоящие на коленях и скребущие Пол, и одна из них буквально задыхается от кашля; невыносимое зловоние, дети в саду, похожие на привидения, и особенно маленькая девочка с печальными глазами, прижимающая к себе сломанную куклу, и эту полустертую надпись над домом — прямую противоположность всему, что я видела. «Непреходящая надежда»? — Дафна тяжело вздохнула. — Скорее, вечная безнадежность-Пирс вздрогнул:
— Непреходящая надежда?
— Да, так назывался этот работный дом: Дом непреходящей надежды.
Судорога прошла по лицу Пирса:
— О Господи!
— Ты был там?
— Я там вырос.
Дафиа в ужасе прикрыла рукой рот:
— Ты вырос в этом жутком месте, о котором я говорила?
— То, о чем ты рассказывала, было далеко не самое худшее. Была там еще так называемая мертвая комната. Меня в ней часто запирали в наказание, я проводил целые дни в абсолютной темноте среди разлагающихся трупов. Это было излюбленное издевательство маркиза. А через стенку от мертвой комнаты была другая, битком набитая женщинами, умирающими от сифилиса. Туда же помещали и женщин с любым заболеванием кожи, которые случались довольно часто в этом Грязном доме. Вентиляции не было и в помине, воздух был буквально пропитан ужасным смрадом и стонами умирающих.
Дафна прижала ладонь к его губам, заставив замолчать.
— На все Божья воля, Пирс. У всех вещей, даже самых ужасных, есть свое предназначение, и, может быть, все это ты должен был вынести для того, чтобы стать таким, каким ты стал:
Пирс. нежно погладил Дафну по волосам:
— Прости меня, я не должен был рассказывать тебе обо всем этом ужасе.
— Нет, нет, Пирс, как раз наоборот, я рада, что ты поведал мне всю правду. Расскажи мне о своей матери.
— Моя мать… — Пирс тяжело вздохнул. — Она была очень красивой, или это только мне так казалось? Впрочем, это не важно. Уже через несколько лет жизни в работном доме от ее красоты не осталось и следа, так же как и от ее здоровья, и я потерял ее.
— Она родила тебя в работном доме?
— Да. До этого она была служанкой в одной из лондонских таверн. Именно там ее и встретил Макхэм. Вероятно, они полюбили друг друга, но, увы, ненадолго. — Пирс грустно усмехнулся. — У герцога уже была жена. Как вовремя он забыл сб этом, когда добивался моей матери, и как он постарался забыть ее, когда моя мать сообщила ему, что у нее будет ребенок. . . — И он ничем не помог ей?
— Нет, согласно письму, которое покойный Макхэм оставил поверенному, он очень мучился из-за этого и в конце концов вернулся в таверну, чтобы найти ее, но было уже слишком поздно: хозяин выгнал ее сразу, как только догадался, что она ждет ребенка.
— И на этом т.вой отец успокоился? — Вероятно, нет. Согласно письму, он извел немало денег на детективов, которые наконец обнаружили мою мать в Лестерском работном доме с ребенком на руках. В письме он .уверяет, что искренне собирался пожертвовать всем и забрать нас к себе, — Пирс мрачно улыбнулся, — но в это время герцогиня наконец-то забеременела. Грустное совпадение! Не стоит и говорить о том, что для герцога Макхэма законный наследник оказался дороже бастарда, и поэтому он остался в Макхэме, а мы остались в этом аду. Мать старалась протянуть как можно дольше, но она никогда не была особенно сильной. Она скончалась, когда мне было семь лет.
— Тебе, наверное, было очень одиноко?
— Она была единственным человеком, любившим меня. Я никогда не знал своего отца, да и ненавидел его за все, что он сделал. Когда мать умерла, особенно в первое время, мне все время казалось, что я тоже вот-вот умру.
Дафна погладила кончиками пальцев Пирса по могучей груди и улыбнулась:
— Твой отец дорого заплатил за свой эгоизм. Он был лишен счастья знать тебя.
— Он не считал это большой потерей.
— Ты не можешь этого знать, — возразила она.
— Если он был огорчен, то почему не презрел все условности и не признал меня? Нет, Дафна, Макхэму было наплевать на меня.
— Но судьба жестоко наказала его. Я знаю, ты не был его единственной потерей. Его сын трагически погиб на скачках, умерла от горя его жена, после чего сам герцог стал затворником.
— Отец рассказал тебе от этом?
— Да, мне кажется, он был хорошо знаком с Макхэмом.
— Даже слишком хорошо. — Пирс сжал кулаки. — Трэгмор частенько навещал директора, чтобы опустошать его фонды. Я следил за ними. — Дафна вопросительно взглянула на него, не понимая, чем вызвано это отступление, но Пирс продолжал: — Я наблюдал за ним и его компаньоном.
— Компаньон?
— Трэгмор навещал Баррингса не один. С ним был… — Пирс резко выдохнул, — герцог Макхэм.
— Неужели герцог был вовлечен в эту грязную сделку? — И да, и нет.
— Что это значит? Он брал деньги у Баррингса или нет?
— Когда я следил за ними, нет. Может быть, он забирал свою долю, когда они были с Трэгмором одни, не знаю. По правде говоря, он не проявлял ни малейшего интереса к деньгам. Он выглядел скорее беспокойным, чем жадным. Скажу честно, для меня его приходы всегда оставались загадкой. После встречи с директором он выходил якобы погулять, ничего не делал, ничего не говорил, только смотрел. Лишь недавно я понял, какова была истинная цель его визитов.
— Чтобы увидеть тебя?
— Да, наверное. Таким странным образом он проявлял заботу о незаконнорожденном сыне. Он получил известие о смерти моей матери и, вероятно, чувствовал себя виноватым; не настолько, правда, чтобы признать меня и скомпрометировать тем самым своего законного наследника, но достаточно для того, чтобы время от времени наносить визиты в работный дом и убедиться, что я еще жив.
— Он был слабым человеком, Пирс. Но несомненно также и то, что по-своему он заботился о тебе.
— Заботился? Если бы это было так, он не оставил бы мать, узнав, что у нее будет ребенок. Нет, Дафна, его это ничуть не волновало.
Дафна поняла, что этот разговор надо отложить. Может быть, позже, когда боль немного утихнет, она поможет вернуть мир в сердце любимого, но сейчас было не время, и она сменила тему разговора:
— Ты сказал, что мой отец даже не знал твоего имени. Это значит, что ему не удастся установить, какая была связь между тобой и визитами герцога.
— До недавнего времени да, но сейчас, когда стала известна воля Макхэма, он наверняка сопоставил известные ему факты и догадался обо всем.
— Я не могу себе даже представить, какой предлог использовал герцог для того, чтобы посещать работный дом.
— Я думаю, он делал вид, что его интересуют деньги. Деньги для твоего отца — самый веский аргумент,
— Может быть, ты расскажешь мне о том, что ты задумал? — спросила Дафна мягко, неуверенная в том, что Пирс согласится. — Зачем ты принял ненавистный тебе титул и каким образом он поможет в осуществлении твоих планов?
— Хорошо. — Пирс решил открыть жене как можно больше. — Я принял этот проклятый титул, потому что он обеспечивает мне две возможности, которых я был лишен, — огромное богатство и огромную власть. Ты права, лично мне наплевать и на то, и на другое, но речь идет не обо мне. — Пирс крепко сжал ее плечи. — Дафна, каждую неделю в течение этих двух лет я имею право на десять тысяч фунтов. А если я выполню условия, указанные в завещании, я становлюсь обладателем двадцати миллионов. Ты только представь себе, что можно сделать на эти деньги!
Она внимательно посмотрела на него:
— Да, я представляю, ты хочешь помочь бедным, не так ли?
— Я далеко не бедный человек, ты знаешь, но все, чем я обладаю, это всего лишь жалкие крохи по сравнению с состоянием Макхэма. Как много можно было бы сделать на эти деньги! Да на них можно устроить настоящую реформацию в этом деле, улучшить санитарное состояние, еду, да мало ли еще чего. Имея такие деньги и такое влияние…
— Ну а мой отец? Как это все скажется на нем? Пирс без колебаний заявил:
— Я уже говорил тебе, что обладаю всеми его долговыми расписками. Он живет в постоянном страхе, что я, когда-нибудь объявлю о них. Раньше, пока я был обычным человеком низкого происхождения, у него еще была надежда, что, используя влиятельных людей, он мог бы как-то замять скандал, избежать полного банкротства, но сейчас от него ускользнула даже эта надежда. В одну ночь я стал знатным человеком. Я могу спокойно отправиться в палату лордов и апеллировать к верховному суду. Это приведет к его полному краху.
Дафна восприняла его слова спокойно. :: — Я знаю, Пирс, что человек вроде тебя вряд ли удовлетворится простым банкротством.
— Да, ты права. — Пирс усмехнулся. — Трэгмор часто называл меня помойной крысой, так вот, я хочу, чтобы он оказался на этой помойке, которую он так презирает, среди тех, кого он так долго ненавидел и мучил.
— Я поняла твою мысль. Ты хочешь сделать так, чтобы отец больше никогда не смог издеваться над такими, как ты, я, моя мать.
— Да, Дафна, и я сделал бы это без малейшего сожаления.
— Я согласна.
Пирс удивился.
— Ты согласна?
— Да, полностью. Отца надо остановить. Надо прекратить его издевательства. Чем я могу помочь тебе?
Пирс испытал огромное облегчение оттого, что наконец высказался.
— Все-таки, Дафна, ты замечательная женщина. Такая нежная и такая сильная.
— Итак, что мы должны делать? — повторила Дафна настойчиво,
— Для начала, ваша светлость, вам надо одеться. По пути я объясню вам свой план. — Он отступил на шаг и церемонно поклонился.
Глава 15
Дафна пошевелилась и нахмурилась, — вероятно, из-за жесткого покрывала, которым прикрыл ее Пирс. Она постаралась улечься поудобнее, но это было не так-то просто на диване в гостиной. Мышцы отозвались легкой болью и усталостью. Память проснулась и оглушила ее, как взрыв. От сладостного забвения не осталось и следа. Приподняв голову, она осматривала комнату, пока наконец не нашла то, что искала: Пирс стоял у окна и задумчиво попыхивал сигарой.
— Пирс?
Он обернулся с улыбкой:
— Доброе утро, миссис Торнтон! Как раз собирался разбудить вас.
— Ты давно встал? — спросила Дафна, подыскивая глазами что-нибудь, чтобы набросить на себя.
— Да нет, не очень. — Пирс подошел и накинул на нее свою рубашку. — Так тебе будет удобнее.
— Спасибо. — Дафна встала, застегивая пуговицы. — Как ты, нормально?
Он улыбнулся:
— Мне кажется, это я должен задать этот вопрос тебе. Щеки Дафны слегка порозовели, она опустила глаза:
— Я чувствую себя хорошо, даже слишком.
— Очень рад. — Он нежно поцеловал ее. — Должен заметить, наша брачная ночь была такой же необычной, как и венчание. Извини меня. По крайней мере уж до кровати-то я мог бы тебя донести.
— А мне эта импровизированная кровать запомнится на всю жизнь. Мне было так хорошо с тобой, Пирс!
— Черт подери, я снова хочу тебя, с того самого момента, как проснулся.
— Так в чем же дело?
— У нас еще будет немало таких ночей, Дафна, я обещаю, но сейчас ты должна отдохнуть. На сегодня у нас много дел. Мы поедем к Трэгмору и заберем твои вещи.
— Мы?
— Да, мы.
— Но отец?!
— С отцом буду говорить я. — Пирс нежно привлек ее к себе, — Ничего не бойся, я же обещал, что никому не дам тебя в обиду.
— Я боюсь не за себя.
— Но ведь твоя мать в безопасности, в Макхэме.
— И не за нее.
— А за кого же?
— За тебя, Пирс. — Дафна с беспокойством подняла на него глаза. — Он ненавидит тебя. Пирс усмехнулся:
— Еще бы! — Но почему?
— Потому что я владею всеми долговыми расписками, которые он давал на протяжении многих лет разным людям. Их общая стоимость намного превосходит стоимость вашего поместья, Дафна. Я могу в один день разорить его, если предъявлю их разом, так что у твоего отца есть все основания не любить меня и в то же время опасаться. Будь спокойна, он не переступит границ, это было бы равносильно самоубийству.
— Пирс…
— Да?
— А за что ты ненавидишь его?
— Разве того, что он избивал тебя, недостаточно?
— Не хитри, Пирс, ведь ты сам признался, что ненавидишь его давно.
— Я расскажу тебе потом, сейчас нет настроения.
— Нет, Пирс. — Она положила руки ему на грудь и пристально посмотрела в глаза. — Ты просил меня верить тебе во всем, и я верю. Ты попросил меня стать твоей женой, и я ею стала. Я буду верна тебе до самой смерти и буду делить с тобой радости и горе. Пирс, — она погладила его по груди, — расскажи мне. Я знаю, что у моего отца холодное и жестокое сердце. Расскажи мне, что он сделал тебе?
— Что?! Да так, ничего, сущий пустячок. — Глаза Пирса потемнели от гнева. — Этот подлец чуть не замучил до смерти меня и десятки других детей. Господи, да я чудом выжил, несмотря на голод и ежедневные побои.
— Как?!
— Я уже говорил тебе, что вырос в работном доме. Его директор Баррингс был отпетым мерзавцем, получившим это место только благодаря протекции одного знатного человека. Схема проста: Баррингс держится за место и имеет свои мелкие выгоды, а деньги, которые даются работному дому, оказываются в кармане этого знатного человека. В результате он богатеет, директор наслаждается полной безнаказанностью, а дети погибают от голода. За малейшие провинности их жестоко избивают. Впрочем, наказывали не только за провинности, достаточно было просто попасться на глаза этому человеку, который почему-то считал, что самое лучшее место для сироты — это могила. Видеть их страдания для него было истинным наслаждением. И этим знатным человеком был…
— Мой отец, — прервал» побледневшая Дафна, — Да.
— Мистер Чамберс рассказывал мне, что такое может быть.
— А рассказывал ли он тебе, что значит быть избитым до полусмерти, голодать, пока не станешь похожим на призрак, быть запуганным до того, что превращаешься в глухонемого; каково это — смотреть, как на твоих глазах умирает мать без всякой помощи, а потом ее хоронят без молитв, как собаку; каждый день терпеть издевательства человека, который живет за счет того, что грабит тебя?!
— Но в таком случае отец должен знать, за что ты его ненавидишь.
— Нет.
— Но ведь он должен помнить ребенка, которого истязал почти ежедневно.
— Он не знал даже моего имени. О, сейчас он знает, что некий Пирс Торнтон вырос в работном доме. Его шпионы узнали об этом, когда он пытался с помощью шантажа защититься от меня. Но ему даже в голову не приходит связать свой грязный бизнес с одним из ублюдков, которых он нещадно избивал чуть не каждый день. Да он никогда и не отличал одного ребенка от другого. На его взгляд, мы все одинаково бесполезны, и основное наше предназначение — подохнуть от голода или истязаний.
— Теперь я все понимаю. — Дафна опустила глаза.
— Все ли? — спросил Пирс колко. Вместо ответа Дафна отошла от него, встала на то место в комнате, куда пробивались яркие лучики солнца сквозь щель в занавеске, повернулась к — нему спиной и скинула рубашку. — Да, Пирс, я понимаю, — повторила она, Пирсу показалось, что кто-то железной рукой вцепился ему в горло, когда он увидел, что белоснежная шелковая кожаДафны сплошь покрыта старыми и новыми рубцами, которые раньше были скрыты одеждой — Рубцов были десятки, а может быть, даже сотни. Никогда в жизни Пирс не хотел так убить человека, как в эту минуту. Он сжал кулаки с такой силой, что из ладоней выступила кровь. Лицо его побелело как мел. Из горла непроизвольно вырвался мучительный стон. Он несколько раз глубоко вдохнул, чтобы прийти в себя. Напряжение было так огромно, что, справившись с собой. Пирс почувствовал невероятное опустошение и усталость, которые, в свою очередь, сменились запоздалым раскаянием и стыдом.
— Господи, Дафна, прости меня, прости ради всего святого!
— Не надо извиняться. — Она быстро накинула рубашку, подошла и приложила палец к его губам. — Ты спас меня от этого кошмара. Я просто хотела, чтобы ты знал — я понимаю все. — Этот зверь, истязавший тебя, не смог ничего сделать с твоей красотой. — Он поцеловал ее пальцы. — Я люблю тебя еще больше. Всегда помни об этом. Слезы навернулись на глаза Дафны:
— Пирс, ты такой… такой прекрасный человек! Тебе столько пришлось выстрадать; голод, издевательства, смерть матери. Я… — Она опустила голову. — Я тоже ненавижу его, Пирс, — добавила она тихо. Слезы текли по ее щекам.
— Не плачь из-за меня, не надо.
— Я плачу о маленьком мальчике, которым ты был, когда отец измывался над тобой.
— Этого мальчика уже давно нет.
Дафна внимательно посмотрела ему в глаза:
— Ты уверен в этом? — Да.
— Зато есть человек, который не верит в молитвы. Пирс невольно вздрогнул, вспомнив, при каких обстоятельствах он говорил об этом Дафне. Один раз это было в саду у графа Гентри и второй раз, когда разбойник Тин Кэп грабил ее дом.
— Конечно, мне не удалось испытать всего того, что выпало на твою долю, — продолжала Дафна, застегивая рубашку, — но с того момента, как я помню себя, я знала: в любой момент отец может избить меня. Но это еще не самое худшее. Самое ужасное — это сидеть в своей комнате, сжавшись от страха, и слышать, как плачет твоя мать, истязаемая отцом. Господи, это было невыносимо!
— Все это в прошлом.
Дафна задумчиво покачала головой:
— Ты лучше, чем кто-либо, знаешь, что есть вещи, которые никогда не проходят. Они хранятся в нашей памяти, но время от времени оживают и настигают нас снова и снова. Еще когда я была совсем ребенком, отец решил, что я слишком похожа на мать — слишком добрая, слишком сострадательная. Когда мне исполнилось восемь лет, ой пришел к выводу, что одних избиений уже недостаточно, и повел меня в работный дом. Господи, как я не хотела туда идти, как я сопротивлялась! Не потому, что у меня появится отвращение к людям, как ожидал отец, — как раз наоборот, я понимала, что уже никогда не смогу забыть тех лиц, этой безнадежной обреченности, и я оказалась права. С той минуты, как я вошла туда, прежний душевный покой уже не вернулся ко мне. Я помню все так живо, как будто это было только вчера. Две женщины, стоящие на коленях и скребущие Пол, и одна из них буквально задыхается от кашля; невыносимое зловоние, дети в саду, похожие на привидения, и особенно маленькая девочка с печальными глазами, прижимающая к себе сломанную куклу, и эту полустертую надпись над домом — прямую противоположность всему, что я видела. «Непреходящая надежда»? — Дафна тяжело вздохнула. — Скорее, вечная безнадежность-Пирс вздрогнул:
— Непреходящая надежда?
— Да, так назывался этот работный дом: Дом непреходящей надежды.
Судорога прошла по лицу Пирса:
— О Господи!
— Ты был там?
— Я там вырос.
Дафиа в ужасе прикрыла рукой рот:
— Ты вырос в этом жутком месте, о котором я говорила?
— То, о чем ты рассказывала, было далеко не самое худшее. Была там еще так называемая мертвая комната. Меня в ней часто запирали в наказание, я проводил целые дни в абсолютной темноте среди разлагающихся трупов. Это было излюбленное издевательство маркиза. А через стенку от мертвой комнаты была другая, битком набитая женщинами, умирающими от сифилиса. Туда же помещали и женщин с любым заболеванием кожи, которые случались довольно часто в этом Грязном доме. Вентиляции не было и в помине, воздух был буквально пропитан ужасным смрадом и стонами умирающих.
Дафна прижала ладонь к его губам, заставив замолчать.
— На все Божья воля, Пирс. У всех вещей, даже самых ужасных, есть свое предназначение, и, может быть, все это ты должен был вынести для того, чтобы стать таким, каким ты стал:
Пирс. нежно погладил Дафну по волосам:
— Прости меня, я не должен был рассказывать тебе обо всем этом ужасе.
— Нет, нет, Пирс, как раз наоборот, я рада, что ты поведал мне всю правду. Расскажи мне о своей матери.
— Моя мать… — Пирс тяжело вздохнул. — Она была очень красивой, или это только мне так казалось? Впрочем, это не важно. Уже через несколько лет жизни в работном доме от ее красоты не осталось и следа, так же как и от ее здоровья, и я потерял ее.
— Она родила тебя в работном доме?
— Да. До этого она была служанкой в одной из лондонских таверн. Именно там ее и встретил Макхэм. Вероятно, они полюбили друг друга, но, увы, ненадолго. — Пирс грустно усмехнулся. — У герцога уже была жена. Как вовремя он забыл сб этом, когда добивался моей матери, и как он постарался забыть ее, когда моя мать сообщила ему, что у нее будет ребенок. . . — И он ничем не помог ей?
— Нет, согласно письму, которое покойный Макхэм оставил поверенному, он очень мучился из-за этого и в конце концов вернулся в таверну, чтобы найти ее, но было уже слишком поздно: хозяин выгнал ее сразу, как только догадался, что она ждет ребенка.
— И на этом т.вой отец успокоился? — Вероятно, нет. Согласно письму, он извел немало денег на детективов, которые наконец обнаружили мою мать в Лестерском работном доме с ребенком на руках. В письме он .уверяет, что искренне собирался пожертвовать всем и забрать нас к себе, — Пирс мрачно улыбнулся, — но в это время герцогиня наконец-то забеременела. Грустное совпадение! Не стоит и говорить о том, что для герцога Макхэма законный наследник оказался дороже бастарда, и поэтому он остался в Макхэме, а мы остались в этом аду. Мать старалась протянуть как можно дольше, но она никогда не была особенно сильной. Она скончалась, когда мне было семь лет.
— Тебе, наверное, было очень одиноко?
— Она была единственным человеком, любившим меня. Я никогда не знал своего отца, да и ненавидел его за все, что он сделал. Когда мать умерла, особенно в первое время, мне все время казалось, что я тоже вот-вот умру.
Дафна погладила кончиками пальцев Пирса по могучей груди и улыбнулась:
— Твой отец дорого заплатил за свой эгоизм. Он был лишен счастья знать тебя.
— Он не считал это большой потерей.
— Ты не можешь этого знать, — возразила она.
— Если он был огорчен, то почему не презрел все условности и не признал меня? Нет, Дафна, Макхэму было наплевать на меня.
— Но судьба жестоко наказала его. Я знаю, ты не был его единственной потерей. Его сын трагически погиб на скачках, умерла от горя его жена, после чего сам герцог стал затворником.
— Отец рассказал тебе от этом?
— Да, мне кажется, он был хорошо знаком с Макхэмом.
— Даже слишком хорошо. — Пирс сжал кулаки. — Трэгмор частенько навещал директора, чтобы опустошать его фонды. Я следил за ними. — Дафна вопросительно взглянула на него, не понимая, чем вызвано это отступление, но Пирс продолжал: — Я наблюдал за ним и его компаньоном.
— Компаньон?
— Трэгмор навещал Баррингса не один. С ним был… — Пирс резко выдохнул, — герцог Макхэм.
— Неужели герцог был вовлечен в эту грязную сделку? — И да, и нет.
— Что это значит? Он брал деньги у Баррингса или нет?
— Когда я следил за ними, нет. Может быть, он забирал свою долю, когда они были с Трэгмором одни, не знаю. По правде говоря, он не проявлял ни малейшего интереса к деньгам. Он выглядел скорее беспокойным, чем жадным. Скажу честно, для меня его приходы всегда оставались загадкой. После встречи с директором он выходил якобы погулять, ничего не делал, ничего не говорил, только смотрел. Лишь недавно я понял, какова была истинная цель его визитов.
— Чтобы увидеть тебя?
— Да, наверное. Таким странным образом он проявлял заботу о незаконнорожденном сыне. Он получил известие о смерти моей матери и, вероятно, чувствовал себя виноватым; не настолько, правда, чтобы признать меня и скомпрометировать тем самым своего законного наследника, но достаточно для того, чтобы время от времени наносить визиты в работный дом и убедиться, что я еще жив.
— Он был слабым человеком, Пирс. Но несомненно также и то, что по-своему он заботился о тебе.
— Заботился? Если бы это было так, он не оставил бы мать, узнав, что у нее будет ребенок. Нет, Дафна, его это ничуть не волновало.
Дафна поняла, что этот разговор надо отложить. Может быть, позже, когда боль немного утихнет, она поможет вернуть мир в сердце любимого, но сейчас было не время, и она сменила тему разговора:
— Ты сказал, что мой отец даже не знал твоего имени. Это значит, что ему не удастся установить, какая была связь между тобой и визитами герцога.
— До недавнего времени да, но сейчас, когда стала известна воля Макхэма, он наверняка сопоставил известные ему факты и догадался обо всем.
— Я не могу себе даже представить, какой предлог использовал герцог для того, чтобы посещать работный дом.
— Я думаю, он делал вид, что его интересуют деньги. Деньги для твоего отца — самый веский аргумент,
— Может быть, ты расскажешь мне о том, что ты задумал? — спросила Дафна мягко, неуверенная в том, что Пирс согласится. — Зачем ты принял ненавистный тебе титул и каким образом он поможет в осуществлении твоих планов?
— Хорошо. — Пирс решил открыть жене как можно больше. — Я принял этот проклятый титул, потому что он обеспечивает мне две возможности, которых я был лишен, — огромное богатство и огромную власть. Ты права, лично мне наплевать и на то, и на другое, но речь идет не обо мне. — Пирс крепко сжал ее плечи. — Дафна, каждую неделю в течение этих двух лет я имею право на десять тысяч фунтов. А если я выполню условия, указанные в завещании, я становлюсь обладателем двадцати миллионов. Ты только представь себе, что можно сделать на эти деньги!
Она внимательно посмотрела на него:
— Да, я представляю, ты хочешь помочь бедным, не так ли?
— Я далеко не бедный человек, ты знаешь, но все, чем я обладаю, это всего лишь жалкие крохи по сравнению с состоянием Макхэма. Как много можно было бы сделать на эти деньги! Да на них можно устроить настоящую реформацию в этом деле, улучшить санитарное состояние, еду, да мало ли еще чего. Имея такие деньги и такое влияние…
— Ну а мой отец? Как это все скажется на нем? Пирс без колебаний заявил:
— Я уже говорил тебе, что обладаю всеми его долговыми расписками. Он живет в постоянном страхе, что я, когда-нибудь объявлю о них. Раньше, пока я был обычным человеком низкого происхождения, у него еще была надежда, что, используя влиятельных людей, он мог бы как-то замять скандал, избежать полного банкротства, но сейчас от него ускользнула даже эта надежда. В одну ночь я стал знатным человеком. Я могу спокойно отправиться в палату лордов и апеллировать к верховному суду. Это приведет к его полному краху.
Дафна восприняла его слова спокойно. :: — Я знаю, Пирс, что человек вроде тебя вряд ли удовлетворится простым банкротством.
— Да, ты права. — Пирс усмехнулся. — Трэгмор часто называл меня помойной крысой, так вот, я хочу, чтобы он оказался на этой помойке, которую он так презирает, среди тех, кого он так долго ненавидел и мучил.
— Я поняла твою мысль. Ты хочешь сделать так, чтобы отец больше никогда не смог издеваться над такими, как ты, я, моя мать.
— Да, Дафна, и я сделал бы это без малейшего сожаления.
— Я согласна.
Пирс удивился.
— Ты согласна?
— Да, полностью. Отца надо остановить. Надо прекратить его издевательства. Чем я могу помочь тебе?
Пирс испытал огромное облегчение оттого, что наконец высказался.
— Все-таки, Дафна, ты замечательная женщина. Такая нежная и такая сильная.
— Итак, что мы должны делать? — повторила Дафна настойчиво,
— Для начала, ваша светлость, вам надо одеться. По пути я объясню вам свой план. — Он отступил на шаг и церемонно поклонился.
Глава 15
Когда коляска въехала в парк, через, который пролегала дорога в поместье, Дафна замолчала и стала внимательно всматриваться в окружающие деревья.
— Пирс, я хотела бы попросить тебя, — начала она неуверенно, — когда мы будем возвращаться от отца…
— Мы обязательно остановимся и заберем твоего друга Рассета в Макхэм, — улыбнувшись, продолжил за нее Пирс. — Я уверен, что он с радостью поселится в Макхэме, да и лес там раз в пять побольше, чем этот парк.
— Спасибо. — Лицо Дафны озарилось теплой улыбкой. Подъезжая к дому, Пирс озабоченно предложил:
— Мы можем устроить так, что с отцом буду разговаривать только я, а ты тихонечко поднимешься в свою комнату и соберешь вещи.
— Нет, пойдем вместе, — улыбнулась Дафна — — Можешь рассматривать, мой поступок как первый шаг в моем освобождении.
Она решительно выпрыгнула из коляски и постучала в дверь.
Дворецкий побледнел, когда увидел их на пороге дома.
— Леди Дафна, — замялся он, — маркиз Трэгмор распорядился больше не пускать вас.
— Я здесь для того, чтобы забрать свои вещи, но вначале герцог и я хотели бы поговорить с отцом, — Но… видите ли, маркиз приказал, чтобы больше никогда… — Мелкие капли пота выступили на лбу дворецкого. Он буквально разрывался между элементарным здравым смыслом и тем, что повелел ему маркиз. Он вытер платком пот. — Леди Дафна, я не могу.
— Ну, ну, дружище, нельзя же так! — за спиной дворецкого появился Трэгмор и, похлопав его по плечу, отодвинул в сторону. — Неужели ты не видишь, что это вернулись моя блудная дочь и ее скоропалительный супруг? — Трэгмор попытался улыбнуться, но лишь зловеще оскалился. Темные круги под глазами говорили о том, что прошлой ночью ему было не до сна.
— Нам надо поговорить с вами, Трэгмор, сейчас же и наедине, — сказал Пирс.
— Всегда к вашим услугам, ваша светлость. Проходите, пожалуйста, в мой кабинет. — Трэгмор шутовски раскланялся. — Вы не хуже меня знаете, как туда пройти, — добавил он, жестом отпустив слугу.
Не обращая внимания на ужимки маркиза, Пирс невозмутимо взял Дафну под руку и провел ее в кабинет. Закрыв за собой дверь, Трэгмор окинул Дафну ненавидящим взглядом.
— Твое платье выглядит не лучшим образом, доченька. Ах да, я и забыл, что наш герцог не получил должного воспитания, да и вообще слишком нетерпелив. Наверняка он вступил в свои супружеские права прямо в шалаше.
Пирс спокойно встал перед Трэгмором, прикрыв собой Дафну и ясно дав понять, что намерен защитить ее от оскорблений отца.
— Давайте-ка, маркиз, установим некоторые правила, Во-первых, обращаясь к моей жене. потрудитесь выражать все знаки почтения, долженствующие герцогине. Если вы еще раз посмеете повысить на нее голос или как-то попытаетесь оскорбить ее, я немедленно покончу с вами способом, о котором мы уже говорили. И второе: если вы еще когда-нибудь посмеете поднять на нее руку, вы будете убиты там, где стоите. Вам все понятно? Трэгмор побагровел:
— А тебе все мало? Моего состояния тебе мало? Состояния Макхэма тебе мало? И ты решил соблазнить мою дочь, чтобы добавить ее к своей игре в кошки-мышки?
— Пирс не соблазнял меня, отец. — Дафна решительно выступила из-за спины супруга и встала перед отцом. — Он просил моей руки, еще когда ты был в Лондоне, и я приняла его предложение. И я считаю себя счастливой женщиной, которая вышла замуж за любимого человека.
— Может быть, ты и счастлива, но глупа и наивна. Ты хотя бы понимаешь, что этот твой любимый муж шантажирует меня?
— Да, — Дафна гордо подняла подбородок, — понимаю, одобряю и предложила ему помочь, чем смогу. Хватит издеваться над бедными беззащитными людьми, отец. Если ты не успокоишься, мы положим этому конец.
Трэгмор оторопел от услышанного и погрузился в долгое молчание.
— Хорошо, Торнтон, вы выиграли. Эта дурочка, — он кивнул на дочь, — целиком в вашей власти. Но скажите мне, за каким чертом вы украли мою жену?
— Выбирайте выражения, Трэгмор, в последний раз предупреждаю вас!
— Вы не ответили на мой вопрос. Хорошо, Дафна — твоя жена, но Элизабет-то — моя!
— Торнтон не похищал маму, он просто оказал ей гостеприимство. Разве она не имеет на это права?
— Права?! — зарычал Трэгмор. — С того дня, как ОНА вышла за меня замуж, все ее права принадлежат мне! Я немедленно отправлюсь, чтобы забрать ее из вашего разбойничьего гнезда.
Он сделал шаг в сторону, чтобы обойти Пирса, но Пирс шагнул в ту же сторону и снова оказался у него на пути.
Трэгмор угрюмо уставился на него и прорычал:
— Ваши угрозы не помогут, Торнтон! На этот раз закон на моей стороне. Если вы помешаете мне войти в Макхэм, то я обращусь в полицию.
— Если вы обратитесь в полицию, Трэгмор, то общаться с ней вам придется гораздо дольше, чем вы думаете Дело о банкротстве завертится с такой скоростью, что у вас голова закружится.
— Вы сделаете это в любом случае?
— Может быть, и нет.
Трэгмор впился глазами в лицо Пирса:
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду одно интересное предложение для вас
— Ну?
— Я предлагаю отправить Холлингсби на хранение бумагу, которую подпишем мы оба. Я со своей стороны обе щаю, что не буду требовать выплаты по распискам…
— А я?
— А вы обязуетесь больше не делать попыток увидеть поговорить или каким-то иным образом досаждать леди Дафне и маркизе.
— Как долго? — До тех пор, пока леди сами не пожелают этого.
— Тор… э-э… Макхэм, я, может быть, и принял бы ваше предложение, но оно нереально. С Дафной все понятно — она ваша жена и поэтому живет у вас, но, черт возьми, неужели вы объявите всему миру, что женились еще и на Элизабет? Господь с вами, Макхэм, вы требуете просто невозможного!
— Почему же?
— Как вы собираетесь объяснить исчезновение моей жены?
— А кому я должен это объяснить?
— Как кому? Ведь мы часто выезжаем в свет. Вы что, хотите, чтобы меня начали подозревать в каннибализме?
— Эту-то проблему как раз легче решить, — вмешалась Дафна. — Скажешь друзьям, что мама пока побудет со мной, чтобы помочь присмотреть за слугами, ну и вообще подготовить меня к роли жены и герцогини. Этого вполне достаточно, чтобы не возбуждать сплетен.
Трэгмор колебался.
— Конечно, решение за вами, — сказал Пирс и повернулся к жене: — Дорогая, помочь тебе собрать вещи?
— Нет, я сама. — Дафна поняла намек Пирса и выскользнула за дверь. Ей было противно смотреть, как торгуется отец, видеть, что для сохранения состояния он готов пожертвовать чем угодно, даже женой.
— Пирс, я хотела бы попросить тебя, — начала она неуверенно, — когда мы будем возвращаться от отца…
— Мы обязательно остановимся и заберем твоего друга Рассета в Макхэм, — улыбнувшись, продолжил за нее Пирс. — Я уверен, что он с радостью поселится в Макхэме, да и лес там раз в пять побольше, чем этот парк.
— Спасибо. — Лицо Дафны озарилось теплой улыбкой. Подъезжая к дому, Пирс озабоченно предложил:
— Мы можем устроить так, что с отцом буду разговаривать только я, а ты тихонечко поднимешься в свою комнату и соберешь вещи.
— Нет, пойдем вместе, — улыбнулась Дафна — — Можешь рассматривать, мой поступок как первый шаг в моем освобождении.
Она решительно выпрыгнула из коляски и постучала в дверь.
Дворецкий побледнел, когда увидел их на пороге дома.
— Леди Дафна, — замялся он, — маркиз Трэгмор распорядился больше не пускать вас.
— Я здесь для того, чтобы забрать свои вещи, но вначале герцог и я хотели бы поговорить с отцом, — Но… видите ли, маркиз приказал, чтобы больше никогда… — Мелкие капли пота выступили на лбу дворецкого. Он буквально разрывался между элементарным здравым смыслом и тем, что повелел ему маркиз. Он вытер платком пот. — Леди Дафна, я не могу.
— Ну, ну, дружище, нельзя же так! — за спиной дворецкого появился Трэгмор и, похлопав его по плечу, отодвинул в сторону. — Неужели ты не видишь, что это вернулись моя блудная дочь и ее скоропалительный супруг? — Трэгмор попытался улыбнуться, но лишь зловеще оскалился. Темные круги под глазами говорили о том, что прошлой ночью ему было не до сна.
— Нам надо поговорить с вами, Трэгмор, сейчас же и наедине, — сказал Пирс.
— Всегда к вашим услугам, ваша светлость. Проходите, пожалуйста, в мой кабинет. — Трэгмор шутовски раскланялся. — Вы не хуже меня знаете, как туда пройти, — добавил он, жестом отпустив слугу.
Не обращая внимания на ужимки маркиза, Пирс невозмутимо взял Дафну под руку и провел ее в кабинет. Закрыв за собой дверь, Трэгмор окинул Дафну ненавидящим взглядом.
— Твое платье выглядит не лучшим образом, доченька. Ах да, я и забыл, что наш герцог не получил должного воспитания, да и вообще слишком нетерпелив. Наверняка он вступил в свои супружеские права прямо в шалаше.
Пирс спокойно встал перед Трэгмором, прикрыв собой Дафну и ясно дав понять, что намерен защитить ее от оскорблений отца.
— Давайте-ка, маркиз, установим некоторые правила, Во-первых, обращаясь к моей жене. потрудитесь выражать все знаки почтения, долженствующие герцогине. Если вы еще раз посмеете повысить на нее голос или как-то попытаетесь оскорбить ее, я немедленно покончу с вами способом, о котором мы уже говорили. И второе: если вы еще когда-нибудь посмеете поднять на нее руку, вы будете убиты там, где стоите. Вам все понятно? Трэгмор побагровел:
— А тебе все мало? Моего состояния тебе мало? Состояния Макхэма тебе мало? И ты решил соблазнить мою дочь, чтобы добавить ее к своей игре в кошки-мышки?
— Пирс не соблазнял меня, отец. — Дафна решительно выступила из-за спины супруга и встала перед отцом. — Он просил моей руки, еще когда ты был в Лондоне, и я приняла его предложение. И я считаю себя счастливой женщиной, которая вышла замуж за любимого человека.
— Может быть, ты и счастлива, но глупа и наивна. Ты хотя бы понимаешь, что этот твой любимый муж шантажирует меня?
— Да, — Дафна гордо подняла подбородок, — понимаю, одобряю и предложила ему помочь, чем смогу. Хватит издеваться над бедными беззащитными людьми, отец. Если ты не успокоишься, мы положим этому конец.
Трэгмор оторопел от услышанного и погрузился в долгое молчание.
— Хорошо, Торнтон, вы выиграли. Эта дурочка, — он кивнул на дочь, — целиком в вашей власти. Но скажите мне, за каким чертом вы украли мою жену?
— Выбирайте выражения, Трэгмор, в последний раз предупреждаю вас!
— Вы не ответили на мой вопрос. Хорошо, Дафна — твоя жена, но Элизабет-то — моя!
— Торнтон не похищал маму, он просто оказал ей гостеприимство. Разве она не имеет на это права?
— Права?! — зарычал Трэгмор. — С того дня, как ОНА вышла за меня замуж, все ее права принадлежат мне! Я немедленно отправлюсь, чтобы забрать ее из вашего разбойничьего гнезда.
Он сделал шаг в сторону, чтобы обойти Пирса, но Пирс шагнул в ту же сторону и снова оказался у него на пути.
Трэгмор угрюмо уставился на него и прорычал:
— Ваши угрозы не помогут, Торнтон! На этот раз закон на моей стороне. Если вы помешаете мне войти в Макхэм, то я обращусь в полицию.
— Если вы обратитесь в полицию, Трэгмор, то общаться с ней вам придется гораздо дольше, чем вы думаете Дело о банкротстве завертится с такой скоростью, что у вас голова закружится.
— Вы сделаете это в любом случае?
— Может быть, и нет.
Трэгмор впился глазами в лицо Пирса:
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду одно интересное предложение для вас
— Ну?
— Я предлагаю отправить Холлингсби на хранение бумагу, которую подпишем мы оба. Я со своей стороны обе щаю, что не буду требовать выплаты по распискам…
— А я?
— А вы обязуетесь больше не делать попыток увидеть поговорить или каким-то иным образом досаждать леди Дафне и маркизе.
— Как долго? — До тех пор, пока леди сами не пожелают этого.
— Тор… э-э… Макхэм, я, может быть, и принял бы ваше предложение, но оно нереально. С Дафной все понятно — она ваша жена и поэтому живет у вас, но, черт возьми, неужели вы объявите всему миру, что женились еще и на Элизабет? Господь с вами, Макхэм, вы требуете просто невозможного!
— Почему же?
— Как вы собираетесь объяснить исчезновение моей жены?
— А кому я должен это объяснить?
— Как кому? Ведь мы часто выезжаем в свет. Вы что, хотите, чтобы меня начали подозревать в каннибализме?
— Эту-то проблему как раз легче решить, — вмешалась Дафна. — Скажешь друзьям, что мама пока побудет со мной, чтобы помочь присмотреть за слугами, ну и вообще подготовить меня к роли жены и герцогини. Этого вполне достаточно, чтобы не возбуждать сплетен.
Трэгмор колебался.
— Конечно, решение за вами, — сказал Пирс и повернулся к жене: — Дорогая, помочь тебе собрать вещи?
— Нет, я сама. — Дафна поняла намек Пирса и выскользнула за дверь. Ей было противно смотреть, как торгуется отец, видеть, что для сохранения состояния он готов пожертвовать чем угодно, даже женой.