– Я привез ее с пожитками с войны во Франции, – добавил он.
   – Вы были во Франции? – быстро спросил Генри.
   – В Пуатье.
   – Пуатье! – Генри расхохотался. – Как давно?
   – Год тому назад, – ответил сэр Рук, тщательно обдумывая каждое слово.
   – Тогда, значит, вы не знакомы с моим братом Джефри.
   – Франция – большая страна, – ответил сэр Рук. – Я не имел чести познакомиться там и с половиной доблестных воинов, слуг интересов нашего высокочтимого короля.
   – И где же ты был с тех пор, Зеленый Рыцарь?
   – Везде понемногу. Теперь я ехал так, что Лиерпуль был по мою левую руку, но я туда не решился завернуть, так как опасался болезни. Монастырь поблизости оттуда был покинут. У вас есть вести из тех мест?
   Генри усмехнулся.
   – Да ну, покинут? – он посмотрел на свою свиту. – А не вернулся еще Дауни из Лиерпуля?
   В ответ они стали качать головами. Генри произнес проклятье и отошел от коня.
   – Вы точно не заходили в город, сэр? – требовательно переспросил он.
   – Так же точно, как то, что я рыцарь и христианин. Чума не страшна мне, но я опасался за свою даму. Хотя уж, как она настаивала, чтобы я все-таки вошел в ворота, чтобы ей покрасоваться своим богатым одеянием перед деревенскими простушками. – Он снова пожал плечами. – У многих женщин слаб рассудок. Нет, мы далеко обошли Лиерпуль.
   Генри эта безыскусная сказочка показалась убедительной.
   – И хорошо сделали, сэр. Благодарю вас за предупреждение. – Вместо кривой усмешки на его лице снова показалась довольно добродушная улыбка. – Что же, довольно охоты. Повернем домой. Зеленый Рыцарь, прошу вас оказать мне честь и присоединиться к моим гостям.
   Охотники принялись свежевать тушу, и Меланта почувствовала, как ее рыцарь осторожно отвел руку, взялся за край ее мантии и, потянув его, полностью накрыл Гринголета. Меланта прижалась к его спине, создавая впечатление, что он ласкает ее, и тихо по-французски произнесла: «Опасность?»
   Он не ответил, а лишь протянул руку и потрепал ее по щеке.
   – Храни терпение, дева, – сказал он громко по-английски. – Скоро помоешься и ляжешь в постельку.
   Меланта снесла и это, но согнула палец и, просунув его сквозь один из завитков его черных кудрей, предупреждающе потянула за волосы.
   Он не обратил на это никакого вниманя, а только, наклонив голову, освободился от ее пальца. Затем направил своего Ястреба вслед за двинувшимся отрядом, который вытянулся на лесной дороге. Сэр Рук повернул голову и потянулся к ней. Она с готовностью наклонилась, и он прикоснулся к уголку ее рта, прикрывая этот полупоцелуй рукавицей, словно желая получше придержать ее голову. Его щетина уколола ей кожу.
   – Сэр Джефри Торбекский в лагере Ланкастера, – тихо, почти неслышно, прошептал он по – французски.
   Меланта крепче прижалась к нему, опустив свой подбородок на его плечо. Она поцеловала его в щеку и тоже прошептала:
   – Его брат?
   Он поймал ее руку и поднес к своим губам.
   – У Джефри нет братьев, – пробормотал он в ее ладонь.
   – Фу, сэр! – она выдернула руку.
   – Веди-ка себя скромнее, подобающим твоему положению образом, девка. – Его возмущенный голос далеко прокатился по лесу. – Мы теперь не одни в лесу, чтобы ты мне показывала свои капризы, словно какая-то знатная дама.
   Мужчины свистом и криками одобрили это заявление.
   – Если ты еще хоть один только раз назовешь меня девкой, сэр, – произнесла она с чувством и как можно более громко, – я прикажу выпороть тебя кнутом и снять с тебя кожу.
   Он посмотрел на нее, приподняв одну бровь.
   – Да сохранит меня Господь, девка.
   Все покатились со смеху. Караван вышел на хорошую дорогу и прибавил ходу.
   Замок Торбек окружали новые земляные оборонительные сооружения – валы, проездные ворота в надвратной башне были сделаны из свежего теса, который скрепляло темно-серое железо, еще сверкающее вмятинами от недавних ударов молота.
   По сигналу Генри при их въезде в ворота запели фанфары, несмотря на то, что, кажется, никакой дамы, готовой приветствовать возвращение ее мужа с охоты, не было. Гончие, с которых сняли ошейники, бросились в свои конуры, устроенные рядом со стеной. Недалеко от ворот один из гостей затеял игру с собакой. Он давал ей понюхать женский шарф, а затем прятал его у себя в одежде, вынуждая собаку отыскивать его. «Плохое занятие», – подумала Меланта, ведь охотничья собака должна уметь находить только запах дичи.
   Сэр Рук, кажется, особенно заинтересовался этими собачьими конурами. Впрочем, он с не меньшим вниманием стал рассматривать стены укреплений. Они тоже находились в ремонте. Через некоторое время он отвернулся.
   Среди шума и суматохи, возникшими в связи с прибытием, их нашел слуга, направленный к ним по приказу Генри. Приблизившись, он упал на колени, косясь на Ястреба. Сэр Рук отколол свою накидку, позволив ей упасть в руки Меланты, и заявил:
   – Надо зашить, девка.
   Меланта подобрала ее и быстро накинула на Гринголета, которого она прижимала к своей груди, прикрывая своей мантией. Тот сильнее сжал когти на ее перчатке, его бубенцы тихо звякнули, но сам он не подал никаких других знаков протеста.
   Сэр Рук сполз с коня, поднял руки к Меланте, успев опередить слугу, и произнес:
   – Слезай, девка.
   Меланта по-прежнему прижимала к себе сокола, окутанного ее собственной мантией и накидкой Рука. Он подхватил ее и поставил на землю.
   – Чтобы ты знал, я каждый раз считаю, – сказала она улыбнувшись.
   Он потрепал ей щеку своей металлической рукавицей.
   – Что ты считаешь, девка? – спросил он.
   – Шесть, – произнесла она нежно и повернулась, чтобы вслед за всеми идти в зал.
   Он положил ей на плечо свою руку.
   – Не уходи от меня далеко, девка.
   – О, ты так боишься, что я отобьюсь от тебя? – она остановилась. – Семь.
   В его глазах засветилась скрытая усмешка, которую она теперь так хорошо научилась распознавать.
   – Да уж, будь все время рядом. Ты тут самая распрекрасная девица, и я буду тебя ревновать.
   – А, – сказала она почти доверительным тоном. – Прикажу сломать тебе две ноги, две руки, – это четыре. Еще выколоть оба глаза. Итого шесть. Семь – отрезать нос. А вот что делать на восемь? Надо будет постараться и придумать.
   Он упал на одно колено и, склонив голову, произнес:
   – Я негодяй и пятнаю вашу честь своим недостойным поведением. – Он говорил с преувеличенным чувством самообличения и страдания. – Умоляю вашу светлость простить меня. Вы ведь, действительно, высоки от рождения и совсем не девка.
   Одна молодая женщина из компании захлопала в ладоши.
   – Как замечательно! Теперь-то, наконец, мы услыхали благородные слова и увидим благородное обращение! Ваша дама, сэр, заслуживает более изысканных слов.
   Последовало всеобщее одобрение со стороны присутствующих женщин, и Генри жалобным тоном произнес:
   – Так я и знал. Теперь они все загордятся, эти женщины, и того и гляди заставят нас сидеть у своего изголовья и сочинять им баллады и другую поэзию.
   Рук подскочил и слегка подтолкнул Меланту.
   – Нет, только не поэзию, – произнес он. Генри расхохотался и пожал плечами.
   – Прошу, моя госпожа, войти в мой зал и надеюсь, что он не покажется слишком простым и убогим для вас.
   Рук знал, что они не смогут долго скрывать сокола Меланты, поэтому заранее заготовил объяснение. Но касаться этой темы раньше времени не собирался. Они не задержатся в этом доме. Руку здесь очень многое не нравилось. Генри явно готовился к обороне – укреплял ворота, надврат – ную башню, стены, пробивал в них бойницы. Конечно, все это можно было объяснить необходимостью принимать меры предосторожности от блуждающих в этой местности Вирейла бандитов. Но у сэра Джефри Торбекского, насколько знал Рук никогда не было братьев.
   Слуги были вышколены и хорошо выглядели. Единственный случай недовольства своим хозяином он наблюдал у того охотника из-за оленя, убитого в неподходящий сезон. Что же, это тоже кое-что говорило о нем – погнаться за оленем в неподходящее для такой охоты время, предпочтя эту легкую добычу вепрю, чей сезон как раз наступил.
   Гости показались ему шайкой молодых разряженных грубиянов, скучающих сынков местных небольших землевладельцев. И все же он стал внимательно присматриваться к ним, пытаясь найти двух-трех человек, которых можно было бы нанять за хорошую плату для эскорта.
   В зале Генри отдал распоряжение, чтобы Рука как почетного гостя проводили бы в отдельную комнату. Принцесса шла впереди него вслед за слугою между устанавливаемых для трапезы столов. Она совершенно не походила на девицу, и прикидывайся она простолюдинкой – у нее все равно ничего бы не получилось. Поэтому она решила даже не пытаться делать этого. И тем не менее, Рук совсем не боялся, что ее раскроют. Слишком фантастичным все выглядело на самом деле. Что бы подумали все эти люди, заяви он, что это наследница графа Боулэндского, верхом на коне разъезжающая за спиной какого-то странствующего рыцаря по этой глуши и без серьезного сопровождения. Трудно даже сказать, что они подумали бы о нем, назови он ее настоящее имя и положение.
   Рук был довольно удивлен, что ему с любовницей выделена отдельная комната на солнечной стороне. Зимнее солнце проникало сюда сквозь зарешеченные окна, освещая кровать, табуретки и стул. Здесь был даже стул! Слуга подошел к нему и встал на колени.
   Рук прошествовал мимо Меланты и уселся на стуле. Принцесса осталась стоять, прижимая к себе свой сверток. Рук выставил ноги, позволил слуге снять с себя стальные башмаки и жестом указал тому на дверь.
   – Остальное снимет моя женщина. Слуга поклонился и вышел.
   – Мы останемся здесь всего лишь на одну ночь, моя госпожа, – произнес он. – Если птицу заметят, я обнаружил и поймал ее в лесу, собираюсь вернуть сокола его хозяину, которого узнал по надписи на путцах. Скрываю сокола, чтобы не рисковать из-за его огромной ценности.
   Она повесила его накидку на стул таким образом, чтобы та образовала что-то похожее на убежище, скрывая внутри себя сокола.
   – Охотник видел его, – сказала она.
   – Да, – ответил Рук, который сейчас неуклюже пытался снять доспехи. – Но он, кажется, сердит на хозяина из-за оленя. Но даже если и скажет, то что из этого?
   – Мне все это не нравится. Надо поскорее убираться отсюда.
   Он поднял голову и посмотрел на нее. Она стояла посередине комнаты и с тревогой осматривала стены и окно.
   – Моя госпожа, – он выпрямился и подошел к ней, – вы беспокоитесь?
   – Нет, – она взглянула было ему в глаза, затем быстро отвела их. – Да, по правде говоря, мне здесь не по себе.
   Последовало неловкое молчание. Он снял рукавицу и бросил на пол.
   – Может будет лучше, если вы пойдете спать в комнату к дамам?
   – Нет, – быстро ответила она и усмехнулась. – Какие уж там дамы! К тому же ты окрестил меня «девкой».
   Под ее напускной веселостью проступала напряженность. Тогда он сделал то, что никогда бы не позволил себе в других обстоятельствах – он прикоснулся ладонью к ее щеке и пальцем осторожно провел по ее нежной коже.
   – Моя госпожа, ради вашей безопасности.
   – И все-таки я считаю все случаи, когда с твоего языка срываются эти «девки», – произнесла она, с усилием изображая иронию.
   – К вашим услугам, моя прекрасная госпожа.
   – А, хорошо. – Она поперхнулась. – Я боюсь. Неужели нам так надо быть среди людей и их черных замыслов и интриг? В лесу было лучше. Я предпочла бы сегодня заснуть на голой земле, чем на этой мягкой постели.
   – Что за мысли? – он взял ее голову в обе руки. – Очень может быть, что этот наш хозяин не честен и не чист, но какая ему будет польза от того, если он убьет нас?
   Еле заметная дрожь пробежала по ее телу. Несколько мгновений широко раскрытыми глазами она смотрела ему прямо в глаза, затем из ее груди вырвался тяжелый вздох.
   – Совсем никакой пользы. Я потеряла голову.
   – Ночью я лягу перед входом в комнату. Вы будете в безопасности. – Его охватило страшное и непобедимое желание обнять ее. Он вдруг почувствовал, что она испытывает то же самое. Меланта стояла не шелохнувшись, но ее тело тянулось к нему какой-то невидимой силой. Она как бы ждала его.
   Какое-то мгновение он колебался, словно стоял на краю лезвия своего остро заточенного меча. Затем посмотрел на свои ладони, прикасавшиеся к коже ее лица. Ему показалось, что все это сон, бессовестный и самонадеянный до наглости. Он опустил руки.
   – Вы не поможете мне, госпожа? – он попробовал улыбнуться. – Не будет ли это чрезмерной смелостью с моей стороны попросить помочь мне снять доспехи? Девка… пряжки.

Глава 13

   Если для Меланты одежда из полотна (с украшениями или без них) была достаточно естественной и обычной, то для Рука она являлась своеобразной роскошью. Ему очень редко удавалось побыть без лат – так за последние две недели он не снимал их ни днем, ни ночью. Сейчас же выпала редкая возможность немного расслабиться и отдохнуть от постоянно режущего подмышкой шва куртки, которую он носил под доспехами и кожа которой, завернувшись в одном месте по шву, сильно натерла ему тело. Ему не приходилось теперь ощущать постоянное давление впивающихся в ногу ремней на икрах и задней части бедер, постоянной давящей тяжести брони на каждый дюйм своего тела. Он чувствовал такую легкость, словно был сам сделан из пуха.
   В голове он тоже ощущал не меньшую легкость, однако по другой причине – всю вторую половину дня он провел у Генри за столом. Рук отправился туда один, а принцесса Меланта осталась в их комнате. Глядя на очередную порцию вина, налитого в его кубок, он думал о ней, и его охватывало теплое чувство.
   Обстановка в зале была явно холостяцкой – полно охотничьих собак, оружия, нет никого, кто бы навел порядок или удерживал гостей от недостойных забав. После обильной, но достаточно простой еды, никто и не подумал выйти из-за стола, чтобы отправиться на богослужение или во двор для тренировки. Вместо этого они просидели в зале весь остаток дня, рассуждая об охоте и сражениях, споря о достоинствах и недостатках бордосской и германской стали и временами затевая борьбу либо между собой, либо с переполненными энтузиазмом дамами.
   Рук не стал участвовать в обсуждении лучших сортов стали, хотя к нему все время обращались, желая узнать его мнение по этому вопросу. Он старался больше слушать, чем говорить сам. У присутствующих была неутомимая буйная энергия юности. Они много говорили об оружии и сражениях, но при этом чувствовалось, что они знакомы с дисциплиной не более, чем необученные дворняжки. Им не приходило в голову, что именно потому, что они так долго сидят за столом, пьют вино и говорят о ратных делах, они, следовательно, сами-то и не знакомы с высоким военным искусством. Со временем он, возможно, и мог бы сделать кое-что достойное из этого сброда, сейчас же рассчитывать на что-нибудь путное явно не следовало. Они слишком упивались собой и своей значимостью, чтобы им можно было доверять.
   Да, будут сделаны во-время бойницы в стенах или нет, но Джефри Торбекский быстро покончит с этой детской ватагой, когда вернется из Гасконии. Впрочем, какие бы чувства Рук не испытывал, но сейчас, находясь в одиночестве и имея на руках принцессу Меланту, он ни в коем случае не собирался ворошить это осиное гнездо.
   Он сидел за столом, по возможности отмалчивался, хотя, конечно, не до такой степени, чтобы показаться нелюбезным. Поэтому он смеялся вместе со всеми, пил достаточно много и покинул компанию довольно поздно.
   Уже начали сгущаться сумерки, когда он наконец-то вернулся. Меланта, буквально обезумев от ожидания, была в ярости. Она поднялась и медленно направилась к Руку, которого пропускал в этот момент слуга, освещая ему проход целой охапкой свечей. Словно нежная возлюбленная, Меланта красивым движением обхватила его за плечи, встала на цыпочки и прошептала по – французки в самое ухо:
   – Здесь есть потайные «глазки». Он стал смотреть на нее. В сгущающихся сумерках его лицо стало очень привлекательным, от него сильно пахло вином. Воспринял ли он ее предупреждение и услышал ли он ее вообще, было неясно. Он лишь глубоко вздохнул и тоже обнял ее. Вскоре его руки опустились на ее бедра.
   – Я уже стар, – сказал он печально. Меланта жестом приказала слуге удалиться.
   Она намеревалась теперь как-нибудь указать сэру Руку на резную маску в стене, в которой были устроены потайные «глазки», но колебалась.
   – Стар, – снова пробормотал он. – Три десятка лет.
   Она отстранилась от него.
   – Не старше меня, – ответила она по-французски. – Так что пощади мои чувства и не говори более об этом. Проходи и садись.
   За ней наблюдали целый день. Она боялась говорить ему открыто даже по-французски. А поскольку она раньше никогда не видела его в состоянии изрядного подпития, то сейчас не знала, насколько от него можно было ожидать разумности и сдержанности. Может быть, лучше постараться сделать так, чтобы он как можно меньше говорил? Уложить его поскорее спать?
   Она взяла его за руку. Их пальцы переплелись. Вместо того чтобы сесть на кровать, он уставился на нее с таким выражением, словно это была могила его любимой верной борзой, которую он давным-давно потерял. Он потряс своей головой, освободил руку и потянулся за мечом, лежавшим поверх его доспехов.
   – Дверь, – сказал он по-английски. – Ради вашей безопасности, моя госпожа.
   – Да, да, безопасности! – ответила она шутливым тоном, делая вид, что воспринимает его слова как балагурство. – А что мне даст большую безопасность, чем твои крепкие объятия? Любовь моя, давай же, поспеши лечь в постель.
   – В постель? – его взгляд прояснился, и он остановился на полпути к кровати.
   Она кивнула, продолжая улыбаться в направлении масок на стене. Он лишь продолжал смотреть на нее с преувеличенным вниманием выпившего человека.
   – Моя любовь, моя услада… – она снова обхватила его шею своими руками и так навалилась на него, что он инстинктивно сделал шаг назад. – Сладкий мой, не будем же терять времени на болтовню. Я вся пылаю и не могу себя сдержать. Я жажду – ну поцелуй же скорее. – Она с горячностью снова приникла к нему, с силой прижимаясь и опять выводя его из равновесия. Затем она обрушила на него целый шквал ласк, целуя шею и подбородок, и все время оттесняя его к стене. Он вынужден был отступать, чтобы не упасть, и вскоре оказался прижатым спиной к стене под масками со смотровыми глазками.
   Прежде чем она успела указать ему на них, теперь уже не опасаясь, что ее будет видно оттуда, он вдруг крепко сжал ее в своих объятиях. Она покачнулась. Его руки опустились к ней на поясницу и, удерживая от падения, потянули, крепко прижимая к его телу. Из его груди вырвался хриплый стон, и он припал губами к ее шее. Она ощутила в нем желание и похоть.
   Это явно была уже не игра. В его поведении больше не ощущалось навязываемого самому себе монашеского самоограничения. Его пальцы страстно впились в ее тело, в ее ягодицы, лаская и сжимая их. Еще ни один мужчина не осмеливался это делать с ней. Он с силой вдавил колено между ее ногами, заставляя ее развести их в стороны, словно она была гулящей девкой, потаскухой, которая почему-то вдруг заупрямилась в последний момент.
   Меланта почувствовала, как его руки дотронулись до места, которое у нее никто вообще не трогал, и резко выдохнула. Он откинул голову, прислонившись затылком к стене, но по-прежнему крепко держал ее, не отпуская. Его бедра и нижняя часть тела страстно рванулись к ее телу, бесстыдно скользя и с силой прижимаясь к ней. Поцелуи она изведала и хорошо освоила в придворных играх флирта и интрижек, но еще никогда ей не доводилось ощущать жесткость и тяжесть мужского члена в таком жутком порыве. Опыт интимного общения со своим, намного старше ее, мужем был совсем другим, скорее, доставлявшим ей неудобство и тщательно скрывавшимся ее равнодушием. К тому же, это было уже так давно. Поэтому теперь все, что происходило с ней, было для нее совершенно новым и необычным. По ней вдруг пробежала восхитительно приятная волна. Это грубое прикосновение вдруг наполнило ее восторгом, низменные телесные пороки показались милыми и желанными. Она позволила чувству захватить себя и превратилась в самую обыкновенную девицу-простолюдинку, в его девку-любовницу, такую же легкомысленную и непритязательную, как все эти деревенские девы, любовь которых забывается мужчинами, как только те встают с кровати.
   Он был безнадежно пьян. Она понимала это, но не стала сопротивляться или возражать, когда ощутила его жадные ищущие губы. Он страстно припал к ее губам, проникая внутрь ее своим языком, смело и уверенно, и обдавая винным дыханием. Она пустила его язык и встречным движением бедер прижалась к нему, признавая и приветствуя его желание.
   Его руки двинулись по ее телу, скользя вверх и вниз, от бедер к груди.
   – Я видел, – промолвил он, отрываясь от ее губ, – ваше белое тело. – В его голосе звучало восхищение. – Под вашей одеждой.
   Она засмеялась, откинула голову назад.
   – И как, я хороша собой?
   – Восхитительна, – прошептал он, продевая пальцы сквозь ее волосы. – Клянусь Богом, восхитительна.
   Сверху послышалось женское хихиканье, тихое, но явно различимое. Его руки рванулись прочь от Меланты. Он дернулся, выпрямился и стал с возмущенным удивлением осматривать комнату.
   Меланта сжала руку в кулак и засунула этот свой кулачок ему под подбородок, заставляя поднять голову. Из потайных глазков в их затемненную комнату падал неясный свет, образуя слабые, но заметные тени на масках.
   Она не знала, поймет ли он в этом состоянии, что все это означает. Но в тот самый момент, когда она уже собиралась прошептать объяснения, странное сияние вдруг исчезло – это наблюдатель снова приник к глазкам и заслонил собою свет. Сэр Рук напрягся, повернулся боком к стене и, опершись плечом о нее, стал пристально вглядываться.
   – Чтоб они горели вечным огнем, – выдохнул он наконец.
   Она быстро накрыла ладонью его рот и, приблизившись к самому уху, еле слышно произнесла:
   – Здесь мы им не видны, но они могут слышать нас.
   Он немедленно стал осматривать комнату поверх ее головы. Оказывается, вино не утопило его способности быстро и здраво рассуждать, когда дело шло о безопасности. Он быстро сообразил, что в стенах должны быть и другие глазки, предназначенные для того, чтобы избежать образования «мертвой зоны». Меланта уже давно обнаружила вторую смотровую щель и сумела закрыть ее, как бы случайно слишком далеко потянув кроватный полог. Теперь это место оттуда также не просматривалось.
   Его ресницы задрожали. На него снова опускался винный угар. Он посмотрел на нее, затем с усилием заморгал, словно пытаясь отогнать от себя тяжелую сонливость, которая случается у людей на марше, Она скромно откинула черную прядь волос, упавшую ему на лицо. Хоть и наглая из нее вышла девка, но все же…
   – Я приготовлю постельку, мой распрекрасный господин, и уложу тебя спать. Пошли.
   Если бы он не был так пьян, то нашел бы способ достойно разобраться с этими шпионскими щелями. По крайней мере, он уже было намеревался прикрыть их, когда она отвлекла его и задула все свечи. Теперь оставался только свет огня камина, который образовал малиновую дугу над складками ее платья. Платье имело низкий вырез, почти обнажая ее плечи и большую часть спины. Она повернулась, ее волосы водопадом устремились вниз, ему стала видна верхняя линия ее груди. Он почувствовал, что снова погружается в сладкую истому желания, и тут вдруг вспомнил, что с ее стороны это всего лишь игра, чтобы обмануть шпионов за стеной.
   Обмануть их было бы легче, если бы в комнате было совсем темно, но горел огонь. Он мог бы загасить его и занять место у двери, сторожа проход, но ему никак не удавалось сосредоточиться на той последовательности действий, которые нужно было предпринять. Она сама, как малиновый огонь, слепила и отвлекала его. Его тело казалось невесомым. Он позволил ей стащить с себя одежду через голову. Он успел испытать стыд за те многочисленные шрамы и небольшие боевые увечья, которые покрывали его тело и делали, по его мнению, недостойным ее красоты и изящества. А тут еще и его похотливость. Но легкость в голове заставила его снова переключить свое внимание на нее.
   Она набросила ему на плечи нагретую у огня накидку, и он обернулся ею. Меланта встала рядом с ним на колени и стала раздевать его. Ее руки двинулись по икрам, бедрам. Она сейчас совсем походила на заботливую жену. Он чувствовал полную беспомощность перед нею и перед тем, что она станет делать в следующий момент. Как много он все же выпил. Совсем не способен теперь ничего сообразить.
   – Я очень редко употребляю так много вина, – пробормотал он.
   – Увы, но это, надеюсь, не нанесло тебе ущерба на сегодняшнюю ночь. – Она дотронулась до него под накидкой, смело и ласково. Он инстинктивно втянул в себя воздух и схватил ее за запястье.
   – Все в порядке! – засмеялась она и стала гладить его своей мягкой ладонью, несмотря на его сопротивление.
   – Моя госпожа… – сумел наконец вымолвить он.
   Она встала на колени на сплетенный из тростника коврик и другой рукой обхватила его за шею.
   – Ты целый день называл меня своей девкой, так что теперь не обессудь, что я ею стала.
   Затем она приблизилась к нему почти вплотную и прошептала:
   – Эти шпионы должны видеть любовные игры, а то они заподозрят что-нибудь.
   Они должны видеть это? Ему показалось странным, зачем обязательно сегодня им надо было все увидеть. Здесь была какая-то ошибка, но он не смог додумать это, так как ее рука все гладила его там, и он терял последние остатки разума. Движения ее руки были не очень нежными и совсем неумелыми, так что она даже причиняла ему боль. Но ведь это была ее рука. Ее тело почти соприкасалось с ним. Наверное, поэтому ему было так тяжело дышать, каждый вздох требовал огромного усилия.