Кинсейл Лаура. Госпожа моего сердца

   – Ты очень задержался. Я совсем замерзла.
   Ей не хотелось показывать ему, что она дрожала от испуга. Она не поблагодарила его. Она чувствовала себя слишком обязанной ему. Ей не хотелось отходить от него, он был такой сильный, надежный, как мощные стены этого центрального укрепления замка – надежный оплот среди бушующих страстей.
   – Моя госпожа, – сказал он. – Его светлость, герцог, посылает вам приветствие и сообщение и еще желает знать, удалась ли соколиная охота.
   Меланта взглянула на него:
   – Да, достаточно. Две утки. Я отошлю их на кухню. А что за послание?
   – Моя госпожа. – Он взглянул на нее с выражением, которое напоминало холодный взгляд ее сокола. – Я должен сопровождать вас отсюда дальше. Мы отправляемся на рассвете с приливом.
   – А, – сказала она улыбнувшись, потому что от нее ожидали удивления и потрясения. – Нас изгоняют? Грубо, но что еще можно ожидать от англичан, не знающих, что такое утонченность? Это отличная новость. Ты должен заняться моими приготовлениями к отъезду в Англию и завершить их за два часа до рассвета.
   Его лицо было серьезным. Он молча поклонился.
   – Значит герцог отказал тебе? – спросила она спокойно. Меланта протянула руки. – Зеленый Рыцарь, поклянись мне, как своей сеньоре, и я стану любить тебя.
   У него появилось такое выражение, словно она оскорбила его.
   – Моя госпожа. Я уже давно принес такую клятву. Я буду служить вам всегда и во веки веков. – Он упрямо продолжал смотреть ей прямо в глаза. – Что же касается любви, то мне не нужно больше того, чем вы уже меня одарили.
   Меланта вскинула голову и оглянулась. Аллегрето стоял, глядя на них с усмешкой.
   Она лучезарно улыбнулась своему кавалеру и опустила руки.
   – Аллегрето, подойди ко мне, мой милый… – Она снова вздрогнула и покрепче завернулась в свою накидку. – Я хочу, чтобы ты сегодня как следует разогрел мои простыни.
 
   Корабли преодолели прилив и сейчас плыли вниз по течению. Весла были подняты и не двигались. Берега Гаронны все дальше уходили от них. Взошло солнце.
   Рук всю ночь не присел, занимаясь сборами Меланты к отъезду. Он организовал и снарядил небольшую флотилию, а когда Меланта появилась на берегу, воспользовался данной ему властью герцога и приказал добавить к их числу еще одно судно, которое должно было принять на борт, покрытый кожей, четырехколесный передвижной домик – карету Меланты, и пять лошадей, которые передвигали ее.
   Рук был уверен, что ему придется несколько часов ожидать, пока они все соберутся, но слуги Меланты проявили себя такими расторопными и собранными, что даже превзошли в этом так называемый военный отряд. Никакой суеты, никаких отлучек за забытой вещью или для того, чтобы проститься с любимым. Создавалось впечатление, что женщины Меланты страшно боятся ее.
   Герцог вышел проститься и проводить их, как и обещал. Последовал показной ритуал прощания, с поцелуями и пожеланиями «доброго пути». Бывший сеньор Рука сейчас уделил ему больше внимания и любви, чем за все время его службы. Отъезд Меланты видело мало народа – всего лишь несколько нищих и торговцев, но можно было быть уверенным, что к полудню все детали отъезда Меланты будут известны всему городу: что Зеленый Рыцарь покинул Аквитанию, что он теперь на службе у Меланты и что он цел и невредим. Этим достигались сразу две цели: Ланкастер освобождался от потенциального возмутителя спокойствия (вольного или невольного), а его чести не было нанесено никакого урона.
   Теперь Зеленый Рыцарь терял свое значение и в глазах Ланкастера, и в глазах всех остальных.
   Рук глубоко вздохнул. Итак, что же произошло? Он любил даму, которая, на самом деле, существовала только в его мечтах. Теперь, когда он лишился иллюзий в отношении Меланты, ему даже казалось, будто та, его Меланта, умерла.
   Сейчас он сидел наверху рубки в кормовой части. Внизу под ним была Меланта. Он не знал, подвержена ли она морской болезни. Эта мысль о ее возможном недомогании казалась ему дикой.
   Пьер тихо похрапывал, свернувшись на самом конце кормы. Он свесился и сумел дотянуться до флейты, которая была спрятана у Пьера в одежде.
   В рассветной мгле прозвучали нежные щемящие звуки песни крестоносцев о любви, оставшейся в родном краю, о девушке, печалящейся и горюющей в одиночестве. Эта мелодия как нельзя больше соответствовала его настроению, серому туману вокруг, тусклому свету в потоках воды. И ее путешествию. Ниоткуда и в никуда.
   На палубу из кабины вышел Аллегрето – ее «ручная болонка». К изрядному удивлению Рука, он сел на палубе у его ног и повернул лицо навстречу ветру.
   – Эта песня про любовь, ведь правда? – спросил юноша.
   Рук ничего не ответил, сконцентрировавшись на мелодии. Аллегрето тихо сидел некоторое время, а затем вздохнул. Он посмотрел на Рука и спросил:
   – Ты любил когда-нибудь, англичанин?
   Он говорил с таким утомленным видом, что можно было предположить, что он разменял вторую сотню лет. Рук снова ничего не ответил.
   Аллегрето улыбнулся – очень приятная улыбка, несмотря на подбитый глаз, – и отбросил со лба волосы.
   – Конечно. У тебя такой же возраст, как и у моей госпожи. А она сведуща в вопросах любви более, чем сама Венера. – Знаешь ли ты, что она обладает даром сохранять свое лицо и тело всегда неизменными? Может быть, ей сейчас уже тысяча лет. И доведись тебе взглянуть на ее старение, она откроется тебе черепом с пустыми глазницами вместо глаз.
   Рук скептически приподнял брови, продолжая играть свою мелодию. Аллегрето засмеялся:
   – А ты слишком умен, чтобы поверить мне. – Он неожиданно приподнялся. – Ты ведь не отнимешь ее у меня?
   Рук в первый раз слегка сбился с мелодии. Аллегрето зажмурился:
   – У тебя есть то, чего, увы, лишен я, – тихо произнес он. – На самом деле я ведь не так молод, как кажусь.
   До Рука не сразу дошло значение этих слов. Когда он все понял, он опустил флейту.
   – Когда мне исполнилось пятнадцать, она захотела, чтобы я стал таким. – Он натянул накидку и произнес сдавленным голосом. – Но я все-таки люблю ее. – Затем яростно воскликнул: – Я могу все еще любить ее.
   Рук ничего не придумал, кроме как кивнуть, отдавая дань такой жуткой преданности. Аллегрето долго смотрел на него, а затем уронил голову, обхватив лицо руками. Руку стало стыдно. Все его жертвы и лишения, на которые он обрек себя ради нее, были достойными и явились результатом его собственного волеизъявления. Он сам был цел и невредим. Рук облизал губы и стал снова играть, чтобы в мелодии скрыть свое смятение. Почти сразу же раздался громкий стук изнутри. Аллегрето поднял голову.
   – О, да, – он нежно улыбнулся Руку. – Мне было велено сказать тебе, чтобы ты сыграл что-нибудь повеселее.

Глава 5

   Король Англии был старым потрепанным пьянчужкой, совсем не напоминавшим того высокого красавца-воина, который оставался в памяти Меланты. Его доблесть и турниры оставались самыми яркими воспоминаниями ее детских лет – сияние и блеск, сталь и благородство. Красное золото цветов ее отца, искры от удара стали о сталь, пальцы матери, напряженно сжимающие ее руку.
   Король Эдуард пил вино из большого кубка, когда вошла Меланта. Он быстро отдал его слугам и сделал какой-то знак. Волосы короля растрепались и свободно спадали на плечи, которые когда-то так легко носили на себе броню. Длинные усы переходили в бороду. Нос и щеки приобрели типичный красновато-синюшный оттенок. Король постарался принять подобающую ему величественную позу.
   Дня пребывания в Лондоне вполне хватило Меланте, чтобы понять, кто по-настоящему держит власть в руках. Никто не мог даже просто попасть на аудиенцию к королю без согласия ненавистной и опасной леди Алисы. Меланта не была исключением из этого правила. Алиса Пер-рерс проплыла в комнату сразу же вслед за Мелантой.
   – Я привела вам кое-кого, кто, несомненно, понравится вам, мой дорогой, – сказала леди Алиса и забрала кубок из рук слуги. Она наклонилась и поцеловала королю лоб. Он слабо улыбнулся из-за ее обширного бюста. – Это леди Меланта, дочь лорда Ричарда из Боулэнда, упокой Господи душу его. Она доставила вам подарки и письма из Бордо. От герцога.
   – Джона? – Взгляд короля прояснился. Он протянул трясущуюся руку.
   Меланта сделала глубокий реверанс, затем благодарно взглянув на леди Алису, двинулась вперед, чтобы вручить упомянутые вещи.
   Власть любовницы короля окрепла до такой степени, что ее боялись все высшие придворные. Но Меланта сама достаточно хорошо владела искусством придворных интриг. Она обрушила поток подарков и комплиментов на эту перезрелую и пышногрудую даму, довольно ясно намекнув, что цели у них весьма сходные. Леди Алисе совсем ведь ни к чему, чтобы Меланта вышла замуж за Джона Ланкастера, который, объединив свои земли с ее, смог бы тягаться с самим королем.
   Затем она уверила леди Алису, что выходить замуж за этого человека совсем не входило в ее планы, и что ее желания были просты и непритязательны – получить свои родовые земли, принадлежавшие ее отцу, платить сборы и подати, чтобы увеличивать казну короля и его могущество, давая ему возможность поощрять своих особо преданных его королевскому величеству подданных. Уже сейчас Меланта желала сделать королю щедрые подарки, если ей будет дарована возможность увидеть короля.
   Конечно, если ей будет отказано, Меланта в горести, страданиях и с позором будет вынуждена вернуться в Аквитанию, где Его сиятельство герцог оказывал ей ТАКОЕ большое внимание…
   Леди Алиса слегка улыбнулась, глядя на Меланту, затем, поговорив еще, покинула покои короля, оставив Меланту одну с королем, не считая слуги. Меланте показалось, что как только та вышла, король сразу же забыл о ней. Он протянул руку, желая поскорее получить письмо от сына.
   Меланта знала это послание чуть ли не наизусть, раздобыв еще до отъезда из Бордо дубликат печати герцога. Она смотрела и видела, как омрачилось лицо короля, читающего сейчас о болезни старшего сына, как обрадовался он, прочитав о скором приезде того в Англию для излечения. Вот он поджал губы, читая об опустевшей казне Аквитании и неспокойном характере гасконской знати.
   Ни о турнире, ни о Зеленом Рыцаре и своей поврежденной руке, ни о неудаче с Мелантой в письме, конечно, не говорилось. Ланкастер просто просил своего отца оказать ей милость и расположение, как дочери своего любимого и верного вассала, прося, как можно быстрее утвердить ее в правах на собственность ее покойного отца. На настоящий момент Меланта была весьма благодарна герцогу.
   – Ричард Боулэндский, упокой Господи душу его, – воскликнул Эдуард, и на лице его появилась приятная улыбка. – Дитя, так значит, Джон прислал вас к нам! Расскажите о нем, и ничего не утаивайте. Как он поживает? – Он поднял руку с письмом. – Ведь здесь он ничего не пишет о себе.
   – Мой высокочтимый и любимый повелитель, ваш сын был в добром и хорошем расположении духа, когда я покидала его, сохрани его Господи, – ответила она.
   Он радостно кивнул, затем задумался о чем-то и стал смотреть в угол. Через некоторое время он дернул головой и доверительно, по-детски, прошептал:
   – Принц – наша гордость, но Джек – наша любовь.
   Меланта тихо проговорила:
   – Герцог так похож на свою незабвенную и дорогую мать, упокой Господи душу ее. – Меланта не имела ни малейшего понятия, было ли это так на самом деле или нет. Она почти совсем не помнила королеву Филлину. Из смутных воспоминаний выплывала пухлая и улыбающаяся дама. Но она смело продолжала: – У него прямо ее глаза, мой король. И сильная мужская фигура. Ваше величество может гордиться своим сыном и любить его всей душой.
   Губы Эдуарда задрожали.
   – Верно, верно. – Он глубоко вздохнул. – Вы хороший и милый ребенок. Что мы можем исполнить для вас?
   Меланта поклонилась, поставив перед ним том в пышном переплете.
   – Если позволит ваше величество преподнести ему этот скромный подарок. Это сочинение, повествующее о соколиной охоте, написанное одним умелым охотником с севера.
   Король Эдуард сделал нетерпеливое движение рукой, и слуга быстро передал ему книгу. Он стал перелистывать книгу, восхищенно кивая головой.
   – Замечательное угощение. Великолепно. Мы так довольны.
   Меланта перевела разговор на тему охотничьих птиц, и уже через четверть часа они были большими друзьями. Его любовь к соколиной охоте была общеизвестна.
   – А это, сир, – сказала она, когда ей показалось, что момент настал, – я хотела бы передать в ваши собственные руки.
   Она протянула запечатанный пергамент. Король Эдуард взял бумагу.
   – Что это, моя дорогая?
   – Это мое право на наследование поместий моего мужа, мой возлюбленный повелитель. Я передаю его вам. Я ведь всего лишь слабая женщина, и у меня нет сил, чтобы защитить себя. Мои права законны и несомненны – мой покойный муж был принцем Монтеверде, и кроме меня у него не осталось никаких других наследников. К тому же, мое право основывается и на правах моей матери-итальянки. Все это я уступаю вам, мой могущественный и горячо любимый повелитель, чтобы вы распорядились этим по вашему высочайшему желанию.
   Меланта почувствовала, как камер-паж сделал невольное движение, затем приблизился к королю и, поклонившись, произнес:
   – Позвольте прочитать этот документ для вас, сир. – Его жадная рука почти уже приблизилась к документу, но король снова подхватил его.
   – Монтеверде? – туман в его старых глазах развеялся, и взгляд стал ясным и твердым. – Мы должны Монтеверде определенную сумму.
   – Мой господин, я не была осведомлена об этом, – солгала Меланта, делая глубокий реверанс. Эдуард был должен огромную сумму денег банку Монтеверде. – Так значит, у меня есть надежда, что мой скромный подарок будет представлять для короля хоть какую-то ценность.
   Человек Алисы сделал еще одну попытку, теперь уже более откровенную, чтобы отвлечь внимание короля от документа. Но тот не выпускал бумаги из своих рук.
   – Значит, вы не заявили о своих правах? – Он нахмурился. – Послушайте, я припоминаю, что у вас был брат, друг Лайонела… – его голос старчески задрожал, и он умолк.
   Меланта поняла, что он вспомнил. Он сосватал своего сына, Лайонела, за виконтессу из Милана, в обмен на долги его королевства. Свадебный пир выдался самым пышным и роскошным за много лет. Богатые дары оружия и скакунов, гончих, в украшенных драгоценными камнями ошейниках, пир с тридцатью сменами блюд, великолепная посуда и яства – все это не принесло счастья Лайонелу. Он умер, спустя шесть месяцев после приезда в Италию, от неизвестной болезни.
   И вместе с ним ушел из жизни ее собственный брат, ее Ричард, ближайший друг Лайонела. Ричарду было всего лишь пять лет, когда она покинула Англию. Ему был двадцать один, когда он приехал в Италию, чтобы найти здесь свою смерть. Ходили слухи, что он был убит по ошибке, попробовав вина, предназначавшегося Лайонелу. Другие слухи утверждали, что он погиб случайно, пытаясь отравить своего собственного принца. Но говорили и другое: будто Меланта сама отравила его, опасаясь за свое наследство, при этом случайно погиб и принц. Говорили что угодно. С бешено бьющимся сердцем она ждала, что скажет король.
   – Да упокой Господи души обоих, – произнес наконец Эдуард, как-то вдруг ссутулившись. Его нижняя губа задрожала, и он стал шарить рукой в поисках кубка с вином.
   – Аминь, – она перекрестилась и перевела дыхание. – Мой король, я слабая женщина и не в моих силах требовать наследства, по праву причитающегося мне. Все, чего страстно желает мое сердце, – это вернуться в Боулэнд и мирно и тихо жить там, оставаясь навеки вдовой. Но человек большой силы и более смелым умом, чем мой, сир, – такой, как, скажем, герцог Ланкастерский, достойный ваш сын, обладающий такой неукротимой силой духа, мог бы, с пользой для королевства и себя, завладеть этим имуществом.
   – Истинно так. – Король вытер глаза. – Истинно так.
   – Ваше королевское величество, должно быть, желает воздать герцогу должное за его верное служение брату в Аквитании, – тихо проговорила Меланта.
   Король прослезился, услышав такие слова о незыблемой верности и лояльности своего сына. Что же, Бог тому свидетель, Ланкастер был во-истилу верен своему дому, и если и наносил урон их казне, то только для того, чтобы удержать Аквитанию для их же блага. На мгновение Меланте показалось, что она зашла слишком далеко, и что воспоминания о сыновьях приведут Эдуарда к приступу старческого слабоумия. Но в этот момент камер-паж сделал новую попытку захватить документ. Король пришел в себя, поднялся, отбросив надоедливую руку своего служителя с истинно королевским презрением, проявляя свою прежнюю решительность, а затем принялся внимательно изучать документ.
   «Они ничего не получат, Лигурио, – улыбнулась про себя Меланта, сжимая зубы, – ни Алиса Перрерс, ни Риата, ни Навона. Дай-то только Бог, чтобы у короля хватило душевных сил противостоять хитростям Алисы и жадности волков из Италии, и передать все права дому Ланкастерскому. Справедливое вознаграждение за то унижение, которое он испытал из-за нее. Может быть, он даже будет ей благодарен».
   Король поднял на нее свои покрасневшие глаза.
   – Что мы можем сделать для вас, чтобы показать вам нашу благодарность и любовь, дитя мое.
   – Сир, – тихо ответила она, склонив голову. – Моим единственным желанием является то, чтобы я могла жить тихо и уединенно в Боулэнде.
   – Вам разве не хочется обрести себе нового супруга?
   – О нет, сир. С вашего позволения, я предпочла бы покой уединения. Быть может, со временем, я обращу свои взоры на церковь и удалюсь в монастырь, чтобы посвятить все оставшиеся дни молениям.
   Король кивнул.
   – Пусть все исполнится так. Мы дарим вам наше слово, дитя мое, что не станем упрекать вас и настаивать на вашем замужеству. Еще мы повелеваем, чтобы вы сохранили за собой все имущество вашего отца, как графиня Боулэндская, а также все наши милости, награды и почет, которые были дарованы ему в свое время. – Он махнул в сторону камер-пажа слабой рукой. – Проследите, чтобы наше повеление было скреплено нашей печатью.
   Поклонившись до самого пола, Меланта покинула королевские покои, оставив короля одного отражать атаки жадной Алисы. Сейчас нужно было немедленно покинуть Лондон, пока Аллегрето или человек Риаты не узнали, что здесь произошло. До сих пор она все время следовала правилу, которому научил ее Лигурио – иметь ясную цель, но выбирать пути к ней, повинуясь складывающимся обстоятельствам на данный момент.
   Ей показалось, что свобода уже рядом. В той холмистой местности, которая навсегда осталась у нее в воспоминаниях детских лет, она будет свободна и независима. Из всех отцовских поместий, удобных и красивых замков и жилищ, она выбрала для себя холодный замок Боулэнда, как это в свое время сделал ее отец. И уж если ей удавалось самой управлять те шесть лет болезни Лигурио всеми делами Монтеверде, то и здесь, без сомнения, у нее должно все получиться.
   Ей было далеко не ясно, как она сможет все закончить, но она действовала, сообразуясь с тем, как складывались дела на данный момент, и, переступая маленькими шажками, медленно шла к цели. Аллегрето сейчас, кажется, несколько потерял свою обычную бдительность (она удостоверилась в этом заблаговременно, прежде чем отправиться на аудиенцию к королю). Но сколько еще, охвативший его страх, будет сковывать его и отвлекать от внимания к ее поступкам – было не ясно. Надо пользоваться моментом, полагаясь на свое чутье и быстрый ум, чтобы понять, таится ли здесь опасность или возможность сделать новый шаг к свободе. Своим отказом от наследования имущества Монтеверде она нарушила все свои договоры и все клятвы, заключенные и данные самым разным людям. Теперь она могла существовать, только если будет успевать с решениями, как шарик ртути, скользящий по поверхности прочь от хватающих его пальцев. А затем, в конце, она как-нибудь избавится от следящих за ней шпионов – сторожевых собак.
 
   Лондон был объят страхом о надвигающейся чуме. По приказу Меланты Рук попробовал выведать, откуда исходят такие упорные слухи о страшной болезни, для чего он некоторое время пропадал на грязных улицах города. Когда Рук снова появился у нее в Вестминстерском дворце, он был немедленно «атакован» Аллегрето, который до глубины души боялся этого заболевания.
   – Чего следует ждать? – требовал юноша, следуя за Руком. Он так много говорил Руку об этой болезни, не отходя от него ни на шаг, что тому стало казаться, не принимает ли он его, Рука, за своеобразный талисман против этой напасти.
   – Ничего не следует ждать, – ответил Рук.
   – Ничего? – нервно переспросил Аллегрето. Рук протянул руку к двери, а в это время дворецкий докладывал Меланте о его прибытии.
   – Кому мне надо докладывать, твоей госпоже или тебе, щенок?
   – Конечно, мне, – голос принцессы был твердым и ясным. Она отложила в сторону книгу с поэзией.
   – Моя сеньора, – начал Рук, склонившись в поклоне. Аллегрето вертелся рядом, как капризный ребенок.
   – Да, Зеленый Рыцарь, – произнесла в ответ Меланта.
   Сейчас она была облачена в гораздо более строгое бело-синее платье. Из украшений только несколько бриллиантов сверкало у нее на шее и еще несколько – на ремне. Меняется, сообразуясь с обстоятельствами. Он почувствовал, что не может противиться ее новому, целомудренному облику добродетели, а ведь он хорошо знал о том, как развращена и испорчена она на самом деле.
   – С какими новостями вы вернулись? – спросила она.
   – Я не нашел никаких свидетельств эпидемии здесь, ваше величество.
   Она кивнула.
   – Отлично. Как всегда, это просто слухи, видишь, Аллегрето? Боюсь, вам придется оставить меня ненадолго, мне надо отдохнуть. Я все еще утомлена нашим переходом по морю.
   Рук было повернулся, чтобы идти, но у него на руке повис Аллегрето.
   – Нет, скажи всю правду! – стал требовать Аллегрето. – Скажи, что ты узнал.
   Рук нахмурился.
   – Я сказал правду, в городе нет чумы.
   – Ты скрываешь что-то! – Аллегрето бросился на кровать. – Госпожа, он должен сказать нам все, что знает.
   – Ты вправду укрыл что-то от меня? – спросила она.
   Рук старался не поднимать глаз. Вдали от нее он еще мог заставить себя испытывать к ней презрение, но ее присутствие, ее вид преследовали его, заставляя забыть все его доводы против нее.
   – Здесь нет чумы, – повторил он. – Это просто сплетни.
   Принцесса вскинула голову.
   – Но ты полагаешь, что она придет сюда?
   – Откуда мне знать об этом? Просто утверждают, что планеты выстроились в плохом порядке.
   Эта новость повергла Аллегрето в отчаяние, он побледнел.
   – Боже, моя госпожа!
   – Не стоит слушать все это. Планеты предсказывают чуму не меньше раза каждый месяц. Астрологи наживаются на наших страхах.
   – Нет! – Аллегрето повернулся к принцессе Меланте. – Гадания моей госпожи говорили о том же.
   – Ты должен быть осмотрительнее, моя любовь, – ответила она. – Осторожнее. Чрезвычайно осторожным. Я снова следила за звездами, они показали тебе очень плохую судьбу.
   – В Бордо звезды предсказывали, что болезнь вернулась на юг! – чуть не завопил Аллегрето.
   – Но не в Милан, – успокоила она. – Мне говорили, что она поразила датчан.
   – Может быть, это только слова, – сказал Рук.
   – Купцы занесут ее с севера! На кораблях смерти! – Аллегрето соскочил с кровати. – Госпожа, бежим!
   – Бежим куда? – спокойно спросила она.
   – Прочь! – У него в голосе появились истерические нотки. – Отсюда, из этого города!
   – А что, если она последует за нами? – Она улыбнулась ему. – Но, между прочим, тебя должна успокоить мысль, что ты сможешь попасть на небо еще совсем молодым и невинным.
   Из горла юноши вырвался приглушенный крик, и он рухнул перед ней на колени. Он зарылся лицом в ее юбку. Рук начал чувствовать жалость к этому юноше. Как бездушно она издевалась над ним, играла его смертельной боязнью. Могло показаться, что делала она это неумышленно, но Рук уловил жестокость, мелькнувшую в ее взгляде, увидел, как зло сузились ее глаза, когда она переводила взгляд на Аллегрето. Он был готов поклясться тогда, что она ненавидит его. Но вот линия рта ее стала мягче, и она растрепала волосы юноши.
   Тот поднял голову.
   – Ваше величество, мы едем домой?
   – Нет, но я пошлю тебя в надежное место. Твой отец укроет тебя в своем загородном доме.
   Аллегрето уставился на нее.
   – Нет, госпожа…
   Слегка касаясь, она провела пальцами по его лицу.
   – Уезжай домой. Я не перенесу вида твоей нежной кожи, покрытой черной опухолью, – пробормотала она. – Я не смогу перенести твои стоны.
   Теперь он дышал очень часто, все время облизывая пересохшие губы.
   – Мы поедем домой вместе, госпожа. Мой отец найдет убежище для нас обоих.
   – Я была на приеме у короля. Ты же не хочешь, чтобы я потеряла все земли, которые он мне даровал?
   – Но чума… Она усмехнулась.
   – Но разве ты не знаешь, что она поражает сначала самых молодых и красивых, мой дорогой? Таких, как ты.
   Он затряс головой.
   – Я не могу оставить вас, ваше величество.
   – Но звезды плохо сложились для тебя. Ты хочешь безропотно следовать своему року?
   Он всхлипнул.