На этот раз появилась не девица, а мужчина, который вполне мог принадлежать к той же самой группе. Насколько мне удалось разглядеть, на нем было надето точно такое же снаряжение для плавания. Когда я впервые его заметил, он плыл прямо ко мне над крышей, приближаясь с той стороны, в которой, по моим соображениям, располагался вход. Несомненно, он меня видел, вернее, видел мою капсулу. Жаль, что я не заметил его раньше - было бы интересно и даже полезно знать, нашел ли меня случайно проплывавший мимо пловец или здешние обитатели намеренно прочесывали район, в котором мог быть найден обломок кораблекрушения. Однако к незнанию тоже можно отнестись философски. Я смотрел, как он проплыл надо мной.
   Он должен был без всяких хлопот распознать капсулу. Несмотря на то, что снаружи к ней приделано множество нестандартного оборудования, это обычная глубоководная спасательная капсула вроде тех, что вы найдете на любой субмарине, - сфера из силиконовых волокон и высокопрочного полимера, способная противостоять давлению морской воды на глубинах до двух миль. Она достаточно легкая для того, чтобы плавать, но та оснащенная всевозможным снаряжением модификация, в которой я сейчас находился, была снабжена еще и балластом. Не считая «ног» и оборудования для управления ими, у меня были фонари, транспондеры, различные датчики и несколько свинцовых плит, размещенных так, чтобы центр плавучести как можно точнее совпадал с геометрическим центром сферы. Всю разницу в плавучести давал свинец - без него, даже учитывая все остальное оборудование, я стал бы всплывать.
   Пловец перестал грести руками, проплыл у меня над головой, затем, замерев, опустился рядом с капсулой. Теперь я видел его лицо сквозь шлем - по сути дела, сам шлем был едва заметен, и пловец выглядел так, как если бы он был с непокрытой головой. Никогда раньше, за все пять лет работы на Совет, я не встречал этого мужчину, но постарался хорошо запомнить его черную шевелюру, разрез глаз и тяжеловатую форму квадратного лица. Если я еще когда-либо встречу его, то узнаю сразу. Меня он, предположительно, видеть не мог - мои смотровые иллюминаторы были маленькими, а свет внутри - выключен. К тому же он не выказывал никаких признаков удивления, которых можно было бы ожидать от него, если бы он знал или хотя бы догадывался, что внутри находится живой человек.
   Он приблизился, чтобы потрогать оборудование моей капсулы - приблизился настолько, что я уже не мог видеть, чем он занят. Я говорил себе, что он не может причинить мне никакого вреда, особенно если учесть, на какие рабочие нагрузки была рассчитана моя капсула, но все же мне было бы гораздо спокойнее, если бы его руки были постоянно у меня на виду. Несомненно, он проверял на прочность разные вещи - на меня даже накатывала дрожь запертого в клетке цыпленка, когда он дергал за что-то особенно сильно.
   Он снова отдалился и дважды обплыл вокруг капсулы, не отводя от нее глаз. Затем он опустился на ткань тента и прижал к ней голову, будто бы собирался пробить ее лбом.
   Я не осмеливался перемещаться слишком быстро и не мог выглянуть в нижний иллюминатор, чтобы посмотреть, растягивается ли ткань под его шлемом достаточно для того, чтобы он мог смотреть сквозь нее,- все-таки его шлем намного меньше моей капсулы. Очень осторожно, чтобы не сотрясать капсулу слишком сильно, я опустился вниз, но к тому времени, когда я добрался до одного из нижних иллюминаторов, он уже успел встать - по крайней мере, я видел только его тень на ткани. Тень меня не обманула. Он удалялся в том же направлении, откуда приплыл.
   На этот раз мне не пришлось долго расслабляться. Он вернулся с напарником чуть меньше чем через восемь минут. Его напарник тащил цилиндр - тот самый, который уже использовался для перемещения обломка, или похожий на него. Первый пловец тоже что-то нес, но я не мог понять, что это такое. Оно было похоже на беспорядочно смотанную веревку.
   Однако когда он завис над капсулой и встряхнул своей охапкой, оказалось, что это грузовая сеть, и он тут же начал оборачивать ею капсулу. Очевидно, при первом осмотре он решил, что для веревки на его находке недостаточно зацепок. Не могу винить его за это, но в тот момент мне очень захотелось, чтобы он не приходил к такому умозаключению. Я не знал, насколько прочная у него сеть, но если в ней не было производственных дефектов, она, судя по всему, могла удержать внутри себя и мои свинцовые балластные пластины. Если сеть будет обернута вокруг капсулы с балластом, то в дальнейшем не будет никакого смысла его сбрасывать. Настала пора исчезать, и я уже потянулся было к кнопке сброса балласта.
   Затем у меня возникла другая мысль. Предположим, они еще не догадались, что внутри кто-то есть, - тогда, сбросив пластины, я выдам свое присутствие. Это означало выпустить кошку из мешка, и, что бы я потом ни делал, я уже ничем их не удивлю. Поэтому мне следует попытаться предпринять что-либо еще, лишь бы они не оборачивали меня сетью, пока я снова не окажусь над скальным грунтом и не смогу благополучно сбросить транспондер. В этом случае терять мне, похоже, было нечего, поэтому я одновременно выпустил все «ноги».
   Ни по одному из пловцов «ногами» не попало, но это их очень напутало. Пловец с сетью в тот момент касался капсулы, и они могли решить, что он случайно нажал устройство, освобождающее пружины. Тем не менее, вернувшись к своему занятию, ни один из них не выказал никакой спешки, а они непременно заспешили бы, если бы догадались, что внутри находится человек. Они просто продолжили работу - стали прикреплять к капсуле подъемное устройство, как будто бы это был обычный обломок кораблекрушения. Теперь, с выпущенными «ногами», капсула была чрезвычайно удобна, чтобы привязать к ней веревки, а обернуть ее сетью в новой конфигурации было бы очень трудно или просто невозможно. Так что все обернулось к лучшему.
   Технология транспортировки осталась той же, что и раньше. Полагаю, что цилиндр был снабжен химическим газогенератором, если принять во внимание давление, которое приходилось преодолевать баллону при расширении. Но это была просто мимолетная мысль. Гораздо интереснее было наблюдать, как пловцы начали толкать меня к краю тента еще до того, как моя капсула полностью освободилась от ткани. Похоже, мои дела шли в гору - всего два человека, скальный грунт приближался - нет, не спеши, может быть, они сразу подведут тебя к входу, который ты так стремишься найти. Дождись исхода ситуации, приятель. Убрав руку с панели управления, я скрестил пальцы на удачу.
   Как и в случае с обломком носа «Пагноуз», капсулу отвели от крыши и потащили дальше параллельно ее краю. Пловцы двигались медленно - даже если бы груз ничего не весил, надо было преодолевать сопротивление воды, так что мы путешествовали больше пятнадцати минут. Я искал глазами вход, полагая, что он будет выглядеть как прорезь в ткани, но на деле все оказалось по-другому.
   Через четверть часа мои носильщики снова повернули в сторону от освещенной области и направились вверх по склону, который, как я и предполагал, все еще находился справа от нас. Сотни через две ярдов в этом новом направлении мы оказались на краю впадины, примерно такой же, как та, в которой я сам чуть было, не застрял несколько часов назад, но больше по размеру. Центр котловины был освещен даже ярче, чем крыша тента, а вход располагался в самой середине освещенного пространства.
   Я не очень-то хорошо его рассмотрел, поскольку приходилось действовать слишком быстро. Мельком я заметил шахту с гладкими стенками, футов сорока в диаметре; по краям ее спускалось вниз около двух десятков лестниц. Свет исходил в основном из какой-то точки внутри шахты, располагавшейся вне моего поля зрения. Между мной и провалом шахты плавало более дюжины людей, и именно эта сцена заставила меня действовать. Если бы меня окружила целая школа плавания, то мои шансы незаметно сбросить транспондер устремились бы к нулю. И, не тратя более времени на размышления, я сбросил балласт и один из транспондеров одновременно. Тут же я понял, что, возможно, совершил ошибку, так как любая из свинцовых болванок способна раздавить этот небольшой прибор в крошку, и, когда я почувствовал, что капсула рванулась вверх, сбросил еще одну машинку. Я надеялся, что падение балласта отвлечет эту компанию,- и, как я обнаружил позднее, оказался более чем прав.
   Я слышал, как свинец ударил о скалу. Очевидно, то же самое услышали и пловцы вокруг шахты. Чтобы обнаружить источник шума, им потребовалось несколько секунд. Человек судит о направлении на источник звука, исходя из временной разницы между моментами прихода звуковой волны в два его уха. Но, поскольку в воде скорость звука выше, рядом находилась проводящая звук скала, а сами они были в шлемах, им непросто было определить, откуда донесся шум. И когда они все же направились в мою сторону, то это произошло потому, что один из носильщиков стал подавать им сигналы фонарем.
   Два моих первоначальных компаньона цеплялись за мои «ноги» - вернее, за «ноги» капсулы, я хотел сказать. Им, конечно, не по силам было меня удержать. Пара почти невесомых человеческих тел не заменит несколько тонн свинца. Но все же они цеплялись за меня и вели за собой других.
   Это меня поначалу не беспокоило, поскольку даже всех присутствующих не хватило бы, чтобы меня удержать, а если бы народу было столько, что они могли бы утащить меня на дно, им всем не за что было бы уцепиться. Единственное, что меня тревожило, так это соображение, что где-нибудь поблизости у них могли быть рабочие субмарины с внешними манипуляторами. Но даже от них я мог бы спастись, если они отложат свое появление еще на несколько минут. Как только я исчезну из виду, им придется охотиться на меня с сонаром, а я уже почти уверился в том, что посылать сонарные волны у местных жителей категорически не принято. Эти чертовы волны распространяются очень далеко, и их легко распознать. Я до сих пор не имел понятия, что на уме у этих людей, но они явно находились на нелегальном положении, следовательно, секретность, была одним из их безусловных приоритетов.
   Пловцы, которые держались за меня, вскоре должны были отцепиться. Не существует ни одной подводной дыхательной системы, которая позволила бы человеку подняться со скоростью три фута в секунду на несколько сотен футов без того, чтобы у него не начались проблемы с декомпрессией. Меня не интересовало, какой газовой смесью дышат эти оригиналы; существуют законы физики, и человеческие тела обязаны им подчиняться.
   Находящиеся в отдалении пловцы поворачивали назад, и в этот момент мне пришла в голову мысль: я вижу их на фоне блекнущего освещения шахты. Также я видел, хотя и не слишком четко, сигналы, посылаемые в их сторону одним из моих попутчиков. Похоже, у него еще оставалась надежда задержать меня; может быть, поблизости действительнонаходилась субмарина, и он стремился продержаться рядом со мной подольше. Однако если она не появится немедленно, то он проиграет эту игру, потеряв заодно и жизнь.
   Довольно близко я увидел второго пловца, кувыркающегося между капсулой и светом; мой второй пассажир, должно быть, не удержался. Когда же отвалит первый? Его фонарь еще светил, но сейчас от этого вряд ли мог быть какой-нибудь толк. Я едва различал шахту, а снизу его фонарь наверняка не был виден. Очевидно, он это понял, потому что через несколько секунд огонек погас. Я думал, что он последует за своим напарником, потому что здесь ему делать было больше нечего, но он, похоже, мыслил по-другому. По всей видимости, у него были другие идеи, и за одну из них, с его точки зрения, стоило побороться. Мне же она совсем не нравилась.
   Двухслойный материал, из которого изготавливают глубоководные капсулы, металлом не является и сильно отличается от любого металла своей эластичностью, но, как и любой из них, производит звук при ударе. Я не знаю, чем мой наездник начал стучать по корпусу капсулы, но шум при этом он производил немалый. Поскольку я находился внутри, могу это засвидетельствовать. Ритмичный - один удар в секунду - стук отдавался в капсуле, бил меня по ушам и путал мои планы. Этому типу не нужен был фонарь - любая подводная лодка могла выйти на нас, находясь за многие мили отсюда, если она располагала минимумом следящего оборудования.
   Никаких соображений насчет того, как остановить его, у меня не было.

Глава 5

   Конечно, я мог попытаться действовать «ногами». Так я и сделал. К этому времени стало уже так темно - свет от шахты и тента превратился в едва заметное свечение,- что мой противник мог даже и не знать, что я вообще что-то делаю. Если бы он держался за одну из «ног», то я мог бы создать ему неудобства, втянув ее, а затем поставить ему синяк, выбросив ее снова, но, похоже, ничего подобного у меня не получилось. Я несколько раз проделал эту операцию с каждой «ногой», но ритм стука ничуть не изменился.
   Я попробовал перемещать свой вес, чтобы заставить капсулу качаться. Это сработало, но моего пассажира не потревожило. Да и почему это должно его потревожить? Пловца мало беспокоит, в каком положении он находится в воде, а моего пассажира, пребывающего в полной тьме, это должно было волновать еще меньше. Единственным, кто здесь волновался, был я сам.
   Но почему же этот парень жив, находится в сознании и к тому же так активен? Мы уже поднялись более чем на тысячу футов, и его костюм из-за разницы в давлении уже должен был раздуться, словно воздушный шар, как бы плотно он ни прилегал внизу. Если этот тип стравливал газ через клапан, чтобы держать постоянным объем вдоха-выдоха, то у него возникнут проблемы, когда он станет спускаться обратно. Да и вообще, независимо от конструкции его костюма и состава дыхательной смеси, к этому времени он уже должен был стать совершенно беспомощным от эмболии.
   Однако простой и грустный факт, совершенно не зависящий от того, что по моим представлениям должнобыло случиться, состоял в том, что мой противник все еще находился в полном здравии, а я не имел никакой возможности от него избавиться.
   Гении из Совета, разрабатывавшие мою миссию, ничего подобного предусмотреть не могли. Я ничуть не сомневался, что вскоре должна была подойти какая-то субмарина, чтобы забрать меня,- я не мог найти никакого иного разумного объяснения тому обстоятельству, что этот тип так настойчиво вцепился в меня. Конечно, всегда можно рассмотреть и неразумные предположения - например, что он решил пожертвовать собственной жизнью ради того, чтобы убедиться, что я все-таки не добрался до поверхности, но и в этом случае что-то все-таки должно здесь появиться. Может быть, торпеда или… что-то. В идее самопожертвования я лично сомневался. Множество людей готовы жертвовать собой ради идеи, которую они считают достаточно значительной, но я никогда не встречал нарушителя закона, который бы действовал подобным образом. В особенности мне не случалось встречать готового идти на жертвы растратчика энергии. Ключевое слово в работе с этими людьми - эгоизм; в каждом выискивай Большого Босса.
   Ну ладно, наплевать на психологию. Что же теперь делать? Мой дружок снаружи, может быть, стал уже живым трупом, но все еще ведет свою широковещательную передачу. И почему я не выбрал для спуска рабочую субмарину? Снимаем этот вопрос - пустая трата драгоценного времени на ненужные размышления. Как же мне заставить его слезть или, по крайней мере, прекратить стучать?
   Задача плохо сформулирована. Я не могу заставить его делать что-то. Он снаружи, я внутри, и с такой разницей в давлении мы никогда не заключим друг друга в объятия. В таком случае, как мне убедить его слезть или хотя бы перестать шуметь? Пока я не начну с ним общаться, я не смогу его ни в чем убедить. Это очевидно.
   Я включил свет, как внутри, так и снаружи. К счастью, это привлекло внимание моего гостя; стук на мгновение прекратился. Затем он возобновился, но стал не таким равномерным, и я мельком заметил, как он перебирается в положение, более удобное для того, чтобы заглянуть в иллюминатор. Я отстранился от иллюминатора, чтобы он мог хорошо меня видеть, и некоторое время мы смотрели друг на друга. Стук снова прекратился.
   Это был тот человек, который нашел капсулу. Я не специалист по чтению мыслей, но по выражению его лица я понял, что до него только сейчас дошло, что в капсуле кто-то есть, и это открытие его и удивило, и встревожило. Он снова застучал по капсуле, но в более регулярной манере. Через несколько секунд я заметил, что он стучит каким-то кодом, которого, впрочем, я не понимал.
   Жестами я попытался дать ему понять, что его стук бьет мне по ушам, но он только пожал плечами. Если его и волновала проблема моего комфорта, то в его списке приоритетов она находилась далеко не на первом месте. Он закончил свое кодированное послание и снова стал стучать с регулярными интервалами. Он не казался рассерженным - не хмурился, не грозил мне кулаками и не предпринимал иных агрессивных действий; но также он и не относился ко мне как ко вновь обретенному другу. Я ясно, без всяких искажений, видел сквозь шлем его лицо, но не замечал на нем никаких признаков реальной заинтересованности. Некоторое время я пытался заставить его отвечать на мою жестикуляцию, но он не обращал на нее внимания. Я хотел было написать ему записку, которую он мог бы прочитать сквозь стекло иллюминатора, но не знал, какими языками он владеет. Мне удалось найти несколько клочков бумаги в карманах, однако оказалось, что писать нечем, поэтому моя идея провалилась. В конце концов я плюнул и выключил весь свет. Незачем было помогать ему наводить на себя субмарину.
   Никаких практических планов мне было больше не изобрести, поэтому я задался вопросом о том, каким образом этот человек все еще жив. Только за то время, пока свет был включен, мы поднялись на несколько сотен футов, но из его костюма не вышло ни единого пузырька. Я уже начал сомневаться в том, действительно ли у него снаряжение равного с окружающей средой давления. Трудно было предположить, что нечто настолько тонкое и в особенности гибкое может быть глубоководным скафандром, выдерживающим огромное давление. С другой стороны, свойства ткани тента свидетельствовали о том, что кто-то значительно продвинулся в научных исследованиях в сфере молекулярной архитектуры. Я не специалист и не берусь утверждать, что такое снаряжение невозможно создать, но желал бы иметь хотя бы отдаленное представление о том, как оно делается.
   Сейчас, конечно, мне немного неловко из-за этого. Но ведь человек в течение почти целых пяти минут находился прямо передо мной в полный рост, на расстоянии всего в несколько футов, и был прекрасно освещен, а я упустил самое главное, причем не в том, что я видел, а в том, чего я не видел. По крайней мере, в этой своей ошибке я не одинок.
   Стук продолжался. Он был не таким громким, чтобы вызывать болезненные ощущения, но раздражал. Что-то вроде китайской пытки водой. Тому типу снаружи это было, наверно, без разницы, но я находил некоторое утешение в мысли, что ему для создания этого шума все-таки приходится трудиться. Кроме того, меня радовало еще и то, что он стучал уже довольно долго, а помощь так до сих пор, не пришла.
   Две тысячи футов - это менее половины расстояния до поверхности, но для моего пассажира такая перемена давления должна была быть невообразимой. Я же находил мало утешения в том, что оставил позади такую толщу воды; даже вдвое больше и то было бы недостаточно. Наверху меня не ждала ни полицейская эскадра, ни даже одинокое судно. Капсула была снабжена только автоматическими передатчиками, посылающими сигнал о помощи, но они даже не начнут функционировать, пока я не окажусь на поверхности - что было довольно сомнительно. Может быть, в нескольких милях и находилось судно Совета - поскольку в план не входило, что я буду добираться до острова Пасхи вплавь на двух половинках своей капсулы после возвращения на поверхность,- но это судно не могло оказать мне непосредственную помощь. Может быть, шторм еще не кончился, и они не разглядят меня даже на расстоянии в пятьсот ярдов. Но если и разглядят, вряд ли смогут помочь, если только у них нет на борту специального спасательного оборудования, что казалось мне достаточно сомнительным. Даже небольшой шторм в океане - и то серьезная помеха, и никто не станет рисковать, вылавливая из волн скачущую на них глубоководную капсулу.
   Хотя в этом был и свой плюс. Если я все же доберусь до поверхности, то подводной лодке будет не так-то просто меня захватить. Мой передатчик будет уже работать, и если - просто если -судно Совета окажется поблизости, то мои преследователи цредпочтут держаться в отдалении. С другой стороны, также вероятно и то, что, независимо от наличия свидетелей, они постараются взять меня любой ценой из-за того, чего я успел насмотреться у них внизу. Но все же ради собственного спокойствия я предпочел придерживаться первой версии. Поскольку я цивилизованный человек, то только намного позже мне пришла в голову мысль, что если им не удастся меня захватить, они могут просто пробить в капсуле дыру и позволить мне утонуть.
   Может быть, я и выкручусь. Шли минуты. Каждая из них, казалось, тянулась целый год, но они все же шли. И каждая сотни на две футов приближала меня к штормовым волнам, если они все еще были штормовыми. Я не побеспокоился о том, чтобы ознакомиться с прогнозом погоды перед погружением, а внизу я пробыл немало часов. Я не обладаю иммунитетом к морской болезни, но сейчас я надеялся на то, что волнение на море будет немалым. Пускай даже меня изрядно укачает, это, возможно, заставит моего приятеля снаружи отцепиться от того, к чему он так плотно прильнул. Следовало сохранять надежду на такой исход дела.
   И все же сначала мне нужно было добраться до этих волн, а до них оставалось еще полмили. Стук продолжался. Если бы я находился сейчас где-нибудь в другом месте Земли, к этому времени я бы предпочел китайские пытки каплями. Я старался отключиться от опостылевшего звука и сосредоточить внимание на других вещах - на датчике давления, например: не колеблется ли слегка его стрелка, реагируя на волнение далеко наверху… или на вопросе еды. Если наверху волнение, от еды мне лучше воздержаться.
   Я лихорадочно метался от одного иллюминатора к другому, тщетно пытаясь заметить приближающуюся подводную лодку; однако первым ее заметил именно мой пассажир.

Глава 6

   Я понял, что произошло, когда равномерный стук внезапно вновь сменился сложным кодовым посланием, но прошло еще полминуты, пока я заметил приближающийся свет. У меня был не слишком широкий угол обзора из одного иллюминатора.
   Поначалу я видел только свет - одиночная искорка на космически-черном фоне,- но относительно того, что она собой представляет, не могло быть никаких сомнений. Она двигалась немного ниже и в сторону от нас. По мере того как она становилась все ярче, ее курс менялся. Очевидно, она приближалась по спирали, сохраняя постоянный угол между направлением на звук и курсом, чтобы рулевой мог иметь представление о расстоянии до источника звука.
   Даже когда она приблизилась, я едва смог ее различить, потому что ее главный прожектор был направлен прямо на капсулу, а рассеянного света было слишком мало, чтобы видеть что-либо рядом с этим ярким сиянием. Такое освещение, очевидно, не понравилось и моему пассажиру, потому что он простучал очередное кодовое послание, и субмарина, остановившись в тридцати ярдах, выключила большой прожектор. Вместо него вспыхнуло с дюжину малых фонарей, которые осветили все вокруг, но ни один не был направлен в нашу сторону, так что я смог рассмотреть новоприбывшего гостя достаточно хорошо.
   Эта подводная лодка отличалась от всех субмарин, которые я видел раньше, однако имела со многими из них общие черты, так что я мог кое в чем разобраться. Небольшая субмарина, на одного-двух человек, не скоростная, но вооруженная большим количеством внешних манипуляторов - тут были и суставчатые захваты, крюки, кошки, зонды, и что-то похожее на струйное землеройное устройство. Одна из моих надежд умерла быстро - существовала вероятность, что у маленькой субмарины не хватит отрицательной плавучести для того, чтобы утащить мою капсулу обратно на дно, но у этой субмарины были здоровенные поплавковые камеры; следовательно, она снабжена и соответствующим балластом. Ко всему прочему добавилась еще одна проблема. Если она меня зацепит, то, вне всяких сомнений, сможет утащить меня на дно, и мне трудно было себе представить, как я смогу увернуться от этого захвата. Единственное, чем я мог обороняться, так это мои «ноги».
   Я не знал, насколько они окажутся эффективными, но держал пальцы на панели управления, полный решимости не упустить ни единого шанса. Даже сейчас, когда наступило время боевых действий, я уже не так нервничал, как в ту минуту, когда субмарина только появилась в поле моего зрения.
   Первый выпад оператора субмарины состоял в том, что он решил подняться над моей капсулой и опуститься на нее сверху. Очевидно, у него была немалая склонность к показухе, потому что трудно вообразить себе менее действенный способ потопить круглый объект. Пусть повозится, решил я, но мой пассажир, казалось, не огорчился. Должен признать, однако, что оператор субмарины знал свое дело. Пловец взмахом руки указал ему его место, расположив капсулу под центром плавучести субмарины, и мы пришли в соприкосновение. Мой датчик давления уверенно показал, что всплытие сменилось движением вниз.