– Почему бы тебе тогда не ослушаться мнения этого Комитета насчет предоставления мне информации, ведь тебе не о чем беспокоиться?
«Потому что я считаю, что они совершенно правы».
С этим трудно было спорить - я и не пытался. Примерно через минуту он написал следующее:
«У меня здесь есть работа, и мне пора идти, но каждые один-два часа я буду возвращаться. Если я действительно буду тебе нужен - постучи по стенке капсулы, но только не очень сильно, пожалуйста. Даже если никого не будет видно поблизости, что маловероятно, то тебя все равно услышат издалека, и кто-нибудь пошлет за мной. Обдумай это тщательно: мне бы хотелось, чтобы ты остался, но, конечно, только в том случае, если ты этого сам пожелаешь».
Берт положил блокнот рядом с капсулой и уплыл. Некоторые из собравшихся тоже отбыли, но по другим туннелям. Немногие присутствующие, по-видимому, появились недавно; это были те, кто еще вдоволь не насмотрелся на капсулу. Они, однако, не делали ничего такого, что бы меня интересовало или отвлекало, и я смог погрузиться в серьезные размышления. Подумать следовало о многом, а я иногда туго соображаю.
Никаких разговоров об окончательном решении, конечно, быть не могло. Разумеется, я вернусь, чтобы доложить о своей миссии.
Если я останусь здесь, то, как и сказал Берт, я просто передам эстафету другому следователю, но посылать сюда кого-то еще будет напрасной тратой энергии, независимо от того, какой трюк выдумает Совет, чтобы доставить его сюда. Также я не разделял уверенности Берта в том, что Совет не решится потратить несколько тонн взрывчатки, чтобы разнести поселение, если они его обнаружат и если у них будут основания полагать, что именно здесь погибли трое агентов Совета. Проблема заключалась не в том, возвращаться мне или нет, а в том, когда мне возвращаться; и это «когда» зависело от того, что и как скоро мне удастся сделать.
Чего мне действительно хотелось, так это войти в контакт с Мари. Также было бы ценно выяснить что-либо о Джои. Мне не хотелось думать, что Берт мог солгать о нем. Вполне возможно, Мари не хотела ему верить только потому, что не могла смириться с мыслью о гибели Джои в результате несчастного случая. С другой стороны, она никоим образом не была тупицей. Допустима вероятность, что у нее нашлись и другие причины не доверять Берту.
Джои, как и Мари, отправился на поиски в субмарине, рассчитанной на одного человека. Он мог обнаружить вещи, которые, с точки зрения здешних жителей, не должны были быть известны наверху. В конце концов, они стремились к тому, чтобы я и Мари - если мы решим вернуться - доставили информацию или, лучше сказать, пропаганду, предназначенную для блокирования любых действий Совета по дальнейшему исследованию этого места.
Но подождите минуту! Это было бы верно только в том случае, если Берт прав относительно попыток Совета скрыть правду о происходящем здесь.
Если же он ошибается - а моя заведомо предвзятая мысль о том, как Совет станет реагировать на мое сообщение, хоть немного похожа на правду,- то вопрос о подавлении просто не возникнет, и Совет снарядит крестовый поход к этим местам в течение суток после возвращения кто-либо из нас. Вряд ли это понравится Комитету, о котором говорил Берт. Может быть, в том, что он говорил, действительно есть сермяжная правда.
Но все равно могли существовать такие вещи, которые эти люди не хотели раскрывать независимо от того, обманывали они Берта по поводу Совета или нет. Можно было предположить, что Джои все же спускался сюда и был убит, хотя последнее не выдерживало никакой критики. Даже если Берт прав и Джои здесь не появлялся - я бы сказал, особенноесли он прав,- то оставалась Мари, о которой следовало позаботиться. Избрав политику тупого упрямства, она никогда не уйдет отсюда по собственной воле, а наши хозяева не смогут просто выкинуть ее, как меня, оставив всплывать. Она сидит в подводной лодке. Конечно, после того как здесь появился я, они могут испортить лодку, оставив ее без балласта, и отправить нас всплывать вместе - может быть, следует этого подождать. Может быть…
Если вас запутал мой стиль изложения, то вы можете себе вообразить, как я себя чувствовал. И сможете представить еще лучше, если вспомните, что с тех пор как эти события произошли на самом деле, моя память произвела еще некоторую фильтрацию. Впечатлений у меня было через край. Я внезапно осознал, что я почти не спал уже целую вечность. Капсула - не самое удобное место для сна, но бывают времена, когда на мелочи можно не обращать внимания. Я заснул.
Глава 10
Глава 11
Глава 12
«Потому что я считаю, что они совершенно правы».
С этим трудно было спорить - я и не пытался. Примерно через минуту он написал следующее:
«У меня здесь есть работа, и мне пора идти, но каждые один-два часа я буду возвращаться. Если я действительно буду тебе нужен - постучи по стенке капсулы, но только не очень сильно, пожалуйста. Даже если никого не будет видно поблизости, что маловероятно, то тебя все равно услышат издалека, и кто-нибудь пошлет за мной. Обдумай это тщательно: мне бы хотелось, чтобы ты остался, но, конечно, только в том случае, если ты этого сам пожелаешь».
Берт положил блокнот рядом с капсулой и уплыл. Некоторые из собравшихся тоже отбыли, но по другим туннелям. Немногие присутствующие, по-видимому, появились недавно; это были те, кто еще вдоволь не насмотрелся на капсулу. Они, однако, не делали ничего такого, что бы меня интересовало или отвлекало, и я смог погрузиться в серьезные размышления. Подумать следовало о многом, а я иногда туго соображаю.
Никаких разговоров об окончательном решении, конечно, быть не могло. Разумеется, я вернусь, чтобы доложить о своей миссии.
Если я останусь здесь, то, как и сказал Берт, я просто передам эстафету другому следователю, но посылать сюда кого-то еще будет напрасной тратой энергии, независимо от того, какой трюк выдумает Совет, чтобы доставить его сюда. Также я не разделял уверенности Берта в том, что Совет не решится потратить несколько тонн взрывчатки, чтобы разнести поселение, если они его обнаружат и если у них будут основания полагать, что именно здесь погибли трое агентов Совета. Проблема заключалась не в том, возвращаться мне или нет, а в том, когда мне возвращаться; и это «когда» зависело от того, что и как скоро мне удастся сделать.
Чего мне действительно хотелось, так это войти в контакт с Мари. Также было бы ценно выяснить что-либо о Джои. Мне не хотелось думать, что Берт мог солгать о нем. Вполне возможно, Мари не хотела ему верить только потому, что не могла смириться с мыслью о гибели Джои в результате несчастного случая. С другой стороны, она никоим образом не была тупицей. Допустима вероятность, что у нее нашлись и другие причины не доверять Берту.
Джои, как и Мари, отправился на поиски в субмарине, рассчитанной на одного человека. Он мог обнаружить вещи, которые, с точки зрения здешних жителей, не должны были быть известны наверху. В конце концов, они стремились к тому, чтобы я и Мари - если мы решим вернуться - доставили информацию или, лучше сказать, пропаганду, предназначенную для блокирования любых действий Совета по дальнейшему исследованию этого места.
Но подождите минуту! Это было бы верно только в том случае, если Берт прав относительно попыток Совета скрыть правду о происходящем здесь.
Если же он ошибается - а моя заведомо предвзятая мысль о том, как Совет станет реагировать на мое сообщение, хоть немного похожа на правду,- то вопрос о подавлении просто не возникнет, и Совет снарядит крестовый поход к этим местам в течение суток после возвращения кто-либо из нас. Вряд ли это понравится Комитету, о котором говорил Берт. Может быть, в том, что он говорил, действительно есть сермяжная правда.
Но все равно могли существовать такие вещи, которые эти люди не хотели раскрывать независимо от того, обманывали они Берта по поводу Совета или нет. Можно было предположить, что Джои все же спускался сюда и был убит, хотя последнее не выдерживало никакой критики. Даже если Берт прав и Джои здесь не появлялся - я бы сказал, особенноесли он прав,- то оставалась Мари, о которой следовало позаботиться. Избрав политику тупого упрямства, она никогда не уйдет отсюда по собственной воле, а наши хозяева не смогут просто выкинуть ее, как меня, оставив всплывать. Она сидит в подводной лодке. Конечно, после того как здесь появился я, они могут испортить лодку, оставив ее без балласта, и отправить нас всплывать вместе - может быть, следует этого подождать. Может быть…
Если вас запутал мой стиль изложения, то вы можете себе вообразить, как я себя чувствовал. И сможете представить еще лучше, если вспомните, что с тех пор как эти события произошли на самом деле, моя память произвела еще некоторую фильтрацию. Впечатлений у меня было через край. Я внезапно осознал, что я почти не спал уже целую вечность. Капсула - не самое удобное место для сна, но бывают времена, когда на мелочи можно не обращать внимания. Я заснул.
Глава 10
Согласно хронометру, я проспал добрых восемь часов. Проснулся я с убеждением, что не смогу ничего планировать до тех пор, пока не выясню, каким образом эти люди ухитряются так жить; что сделают со мной, если я соглашусь остаться, и, самое главное, о чем я должен позаботиться сам, если после того, как надо мной произведут соответствующую операцию, я все же решу уйти отсюда.
Берт ясно дал мне понять, что ничего не собирается рассказывать, но в то же время признал, что рассказал несколько больше, чем нужно, так что я мог попробовать разобраться самостоятельно.
Считается, что память у меня хорошая. Что в его словах могло содержать скрытый смысл?
Самым поразительным из его замечаний было отрицание того, что он дышит водой. Также в его фразе было какое-то замечание - какое же? - что «в этом утверждении содержатся две ошибки». Что бы это могло значить?
Выражаясь грамматически, самым очевидным выводом из первой фразы было то, что нас окружает не вода. Возможно ли это? И если это так, то существуют ли другие свидетельства?
Ответ положительный - на оба вопроса.
Многие жидкости не в состоянии хорошо перемешиваться с водой - в основном неполярные. Если упомянуть только знакомые нам, то это четыреххлористый углерод и все масла. Однако если мы имеем дело с такой жидкостью, она должна иметь ту же плотность, что и вода, или еще большую. Поэтому основные масла не годятся. И четыреххлористый углерод тоже, потому что он сильно ядовит. Плотность должна быть высокой, потому что между помещениями и океаном не было никакой двери или шлюза, а масло всплыло бы на поверхность Тихого океана и было бы давно замечено.
Исходя из этого, граница между водой и моей гипотетической жидкостью должна, вероятно, проходить у входа. Память подтвердила мое предположение.
Когда капсула достигла отверстия шахты по пути сюда, субмарины прицепили к ней дополнительный балласт - очевидно, это нужно было сделать, если новая жидкость плотнее воды, а капсула была нагружена только-только для того, чтобы в воде она немного тонула. Пловцы тоже добавили себе балласта - те «пояса с инструментами»! Конечно! Если бы это были инструменты, зачем же их надевать, возвращаясь с морского дна? Или же если наружное пространство использовалось только для прогулок, а инструменты могли понадобиться внутри, то почему бы их не хранить на рабочем месте? Будь в капсуле достаточно места, я бы лягнул себя за то, что не заметил этого раньше,- или, скорее, за то, что вовремя не уделил своим сомнениям должного внимания.
Ладно, сначала рабочая гипотеза. Мы находимся в нетоксичной жидкости, гораздо более плотной, чем вода. Мне кажется, я понимаю, почему это так, но не будем спешить.
А вот и моя вторая ошибка! Люди, как сказал Берт, дышат не водой - потому что они находятся не в воде и потому что они не дышат.Мне все еще было трудно поверить в это, но логические умозаключения шли своим чередом.
Основная идея была достаточно ясна. Если люди не дышат, то им не нужен газ в легких, если в легких нет газа, то перепады давления не будут их беспокоить. Что же, следует кое-что дополнить. Им придется заполнить жидкостью также область среднего уха и синусы. Если эта жидкость обладает примерно такой же сжимаемостью, как и вода (вопрос, почему бы не использовать воду, я отложил для дальнейших размышлений), тогда пребывание на различных глубинах практически не будет влиять на объем какой бы то ни было части тела.
Хотя некоторые детали здесь требуют уточнения. Если очевидно, что жить без дыхания достаточно удобно, то как они этого достигают?
Итак, зачем человек вообще дышит? Чтобы снабжать кровь кислородом. Чем можно заменить кислород? Категорически нечем. Элемент номер восемь - единственный окисляющий агент, который может быть задействован в метаболизме человека, причем слово «задействован» в этой связи подходит прекрасно.
Но должен ли кислород поступать в газообразном виде? Может быть, и нет. Если я ничего не забыл из школьного курса, для гемоглобина требуется молекулярный кислород, а не ионы оксидов, перекись или озон; но до того момента, когда кислород подводится к гемоглобину, может быть, подойдут и другие соединения. В форме какого-либо вида пищи или питья. Можно ли принимать что-либо через желудок, что бы выделяло молекулы кислорода? Конечно. Есть перекись водорода. Высвобождаемый кислород сначала получается не в виде двухатомных молекул, но быстро в них переходит. Я не мог себе представить, что кто-нибудь, если только он не сумасшедший, станет глотать таблетки перекиси водорода, по нескольким причинам. Но сама идея пока еще достойна рассмотрения.
Может ли кислород из желудка перейти в кровяной поток? Не напрямую, но он может идти тем же путем, что и остальные питательные вещества, в тонкую кишку и так далее. Насколько я помнил, поглощающая поверхность там гораздо меньше, чем в легких, но при таком давлении и на такой глубине это не будет серьезным препятствием.
Вторая рабочая гипотеза, следовательно, заключается в том, что эти люди едят или пьют что-то такое, что постепенно отдает кислород. Если в условиях высокого давления газ всегда остается в растворенном виде, то тело все равно будет индифферентно по отношению к перепадам давления. И мой пассажир, путешествовавший на корпусе капсулы несколько часов назад, мог оказаться в серьезной беде, если бы прошел со мной весь путь до поверхности.
А как насчет выведения двуокиси углерода? Никаких проблем. Наружу через легкие, как обычно, непосредственно в раствор, в окружающую жидкость. Может быть, именно по этой причине жидкость не была водой; они могли использовать что-то такое, что лучше впитывало двуокись углерода, хотя при сверхвысоком давлении подошла бы и вода. Конечно, когда все физиологические жидкости тела находятся под огромным давлением, проблема может заключаться не в простой растворимости, а в сложном ионном равновесии; вероятно, был необходим контроль за «ph». Как бы то ни было, действие несомненно шло внутритела, и хотя сама идея как бы снижала различия между «внутри» и «снаружи».
Вышеизложенное наводило на мысль, что, если я предпочту остаться здесь, меня предположительно начнут подвергать действию высокого давления. С какого-то времени в процессе изменений мне начнут давать еду или питье, являющееся источником кислорода. Так оно и будет, насколько я понимал, если не считать моих синусов и среднего уха.
Возможно ли вернуться обратно к дыханию воздухом? Давление придется снова снизить. Источник кислорода в желудке - да, это будет проблемой. Если вещество все еще будет отдавать кислород, а давление станет приближаться к одной атмосфере… гм… Произвести очень точный расчет времени и завершить превращение в тот момент, когда источник кислорода в желудке выдохнется? Механическое вспомоществование, такое, как искусственное легкое, используемое в промежутке после того, как выдохнется внутренний источник, до мгновения, когда возобновится естественное дыхание? Как бы то ни было, мне трудно будет справиться в одиночку, если возникнет необходимость.
Во всяком случае, я теперь мог хотя бы приблизительно планировать, одновременно имея в виду, что моя гипотеза может быть совершенно несостоятельной. Мне она, однако, нравилась, и я чувствовал, что нужно будет только уточнить некоторые детали по мере поступления новой информации. Приятное ощущение, пока оно не разрушено.
В данных обстоятельствах, следовательно, лучше всего было бы сказать Берту, что я остаюсь, и как можно быстрее выбраться из капсулы, чтобы иметь возможность сделать что-нибудь полезное.
Я уже давным-давно выработал свои собственные моральные стандарты - принял свою личную присягу по отношению к Человечеству, - так что если перед тем, как принять меня, они потребуют от меня что-то вроде клятвы, проблем с совестью у меня не возникнет. Впрочем, может, и не потребуют: все эти вещи в значительной мере потеряли свой смысл по сравнению с теми временами, когда люди считали, что главная опасность для них заключается в противоречиях между политическими системами, а не в нехватке энергии. Различные ложи и сходные с ними частные группировки и поныне пользуются формальными присягами, но даже эти присяги уже не несут той смысловой нагрузки, которая вкладывалась в них раньше.
Я внезапно удивился тому, что мои мысли вдруг побрели в этом направлении. Возможно, мой план и был слегка обманным, но причина была уважительной, и моя совесть была достаточно чиста - так что я вернулся к непосредственным проблемам.
Детали, разумеется, придется оставить на потом. Мне нужно было изучить местную географию, особенно дорогу к подводной лодке Мари. Также следует выяснить, какая степень свободы мне будет доступна. Берт, похоже, приходил и уходил по собственному желанию, но все же он пробыл здесь целый год. Очевидно, мне придется каким-либо образом зарабатывать на жизнь, если выяснение нужных мне деталей и разработка плана доставки нас с Мари на поверхность займут много времени. Выяснение того, какая из посильных мне работ может быть нужна здесь, внизу, можно отложить на будущее.
Сейчас, следовательно, нужно было подождать Берта или послать за ним, чтобы сообщить ему свое решение. Подождать, может быть, будет лучше. Нет смысла притворяться чрезмерно жаждущим. Он сказал, что будет приходить часто, и наверняка уже был здесь, пока я спал. Так что вскоре он может решить, что я уже проснулся.
Я сидел и ждал, как обезьяна в зоопарке - или, скорее, как рыба в аквариуме.
Берт ясно дал мне понять, что ничего не собирается рассказывать, но в то же время признал, что рассказал несколько больше, чем нужно, так что я мог попробовать разобраться самостоятельно.
Считается, что память у меня хорошая. Что в его словах могло содержать скрытый смысл?
Самым поразительным из его замечаний было отрицание того, что он дышит водой. Также в его фразе было какое-то замечание - какое же? - что «в этом утверждении содержатся две ошибки». Что бы это могло значить?
Выражаясь грамматически, самым очевидным выводом из первой фразы было то, что нас окружает не вода. Возможно ли это? И если это так, то существуют ли другие свидетельства?
Ответ положительный - на оба вопроса.
Многие жидкости не в состоянии хорошо перемешиваться с водой - в основном неполярные. Если упомянуть только знакомые нам, то это четыреххлористый углерод и все масла. Однако если мы имеем дело с такой жидкостью, она должна иметь ту же плотность, что и вода, или еще большую. Поэтому основные масла не годятся. И четыреххлористый углерод тоже, потому что он сильно ядовит. Плотность должна быть высокой, потому что между помещениями и океаном не было никакой двери или шлюза, а масло всплыло бы на поверхность Тихого океана и было бы давно замечено.
Исходя из этого, граница между водой и моей гипотетической жидкостью должна, вероятно, проходить у входа. Память подтвердила мое предположение.
Когда капсула достигла отверстия шахты по пути сюда, субмарины прицепили к ней дополнительный балласт - очевидно, это нужно было сделать, если новая жидкость плотнее воды, а капсула была нагружена только-только для того, чтобы в воде она немного тонула. Пловцы тоже добавили себе балласта - те «пояса с инструментами»! Конечно! Если бы это были инструменты, зачем же их надевать, возвращаясь с морского дна? Или же если наружное пространство использовалось только для прогулок, а инструменты могли понадобиться внутри, то почему бы их не хранить на рабочем месте? Будь в капсуле достаточно места, я бы лягнул себя за то, что не заметил этого раньше,- или, скорее, за то, что вовремя не уделил своим сомнениям должного внимания.
Ладно, сначала рабочая гипотеза. Мы находимся в нетоксичной жидкости, гораздо более плотной, чем вода. Мне кажется, я понимаю, почему это так, но не будем спешить.
А вот и моя вторая ошибка! Люди, как сказал Берт, дышат не водой - потому что они находятся не в воде и потому что они не дышат.Мне все еще было трудно поверить в это, но логические умозаключения шли своим чередом.
Основная идея была достаточно ясна. Если люди не дышат, то им не нужен газ в легких, если в легких нет газа, то перепады давления не будут их беспокоить. Что же, следует кое-что дополнить. Им придется заполнить жидкостью также область среднего уха и синусы. Если эта жидкость обладает примерно такой же сжимаемостью, как и вода (вопрос, почему бы не использовать воду, я отложил для дальнейших размышлений), тогда пребывание на различных глубинах практически не будет влиять на объем какой бы то ни было части тела.
Хотя некоторые детали здесь требуют уточнения. Если очевидно, что жить без дыхания достаточно удобно, то как они этого достигают?
Итак, зачем человек вообще дышит? Чтобы снабжать кровь кислородом. Чем можно заменить кислород? Категорически нечем. Элемент номер восемь - единственный окисляющий агент, который может быть задействован в метаболизме человека, причем слово «задействован» в этой связи подходит прекрасно.
Но должен ли кислород поступать в газообразном виде? Может быть, и нет. Если я ничего не забыл из школьного курса, для гемоглобина требуется молекулярный кислород, а не ионы оксидов, перекись или озон; но до того момента, когда кислород подводится к гемоглобину, может быть, подойдут и другие соединения. В форме какого-либо вида пищи или питья. Можно ли принимать что-либо через желудок, что бы выделяло молекулы кислорода? Конечно. Есть перекись водорода. Высвобождаемый кислород сначала получается не в виде двухатомных молекул, но быстро в них переходит. Я не мог себе представить, что кто-нибудь, если только он не сумасшедший, станет глотать таблетки перекиси водорода, по нескольким причинам. Но сама идея пока еще достойна рассмотрения.
Может ли кислород из желудка перейти в кровяной поток? Не напрямую, но он может идти тем же путем, что и остальные питательные вещества, в тонкую кишку и так далее. Насколько я помнил, поглощающая поверхность там гораздо меньше, чем в легких, но при таком давлении и на такой глубине это не будет серьезным препятствием.
Вторая рабочая гипотеза, следовательно, заключается в том, что эти люди едят или пьют что-то такое, что постепенно отдает кислород. Если в условиях высокого давления газ всегда остается в растворенном виде, то тело все равно будет индифферентно по отношению к перепадам давления. И мой пассажир, путешествовавший на корпусе капсулы несколько часов назад, мог оказаться в серьезной беде, если бы прошел со мной весь путь до поверхности.
А как насчет выведения двуокиси углерода? Никаких проблем. Наружу через легкие, как обычно, непосредственно в раствор, в окружающую жидкость. Может быть, именно по этой причине жидкость не была водой; они могли использовать что-то такое, что лучше впитывало двуокись углерода, хотя при сверхвысоком давлении подошла бы и вода. Конечно, когда все физиологические жидкости тела находятся под огромным давлением, проблема может заключаться не в простой растворимости, а в сложном ионном равновесии; вероятно, был необходим контроль за «ph». Как бы то ни было, действие несомненно шло внутритела, и хотя сама идея как бы снижала различия между «внутри» и «снаружи».
Вышеизложенное наводило на мысль, что, если я предпочту остаться здесь, меня предположительно начнут подвергать действию высокого давления. С какого-то времени в процессе изменений мне начнут давать еду или питье, являющееся источником кислорода. Так оно и будет, насколько я понимал, если не считать моих синусов и среднего уха.
Возможно ли вернуться обратно к дыханию воздухом? Давление придется снова снизить. Источник кислорода в желудке - да, это будет проблемой. Если вещество все еще будет отдавать кислород, а давление станет приближаться к одной атмосфере… гм… Произвести очень точный расчет времени и завершить превращение в тот момент, когда источник кислорода в желудке выдохнется? Механическое вспомоществование, такое, как искусственное легкое, используемое в промежутке после того, как выдохнется внутренний источник, до мгновения, когда возобновится естественное дыхание? Как бы то ни было, мне трудно будет справиться в одиночку, если возникнет необходимость.
Во всяком случае, я теперь мог хотя бы приблизительно планировать, одновременно имея в виду, что моя гипотеза может быть совершенно несостоятельной. Мне она, однако, нравилась, и я чувствовал, что нужно будет только уточнить некоторые детали по мере поступления новой информации. Приятное ощущение, пока оно не разрушено.
В данных обстоятельствах, следовательно, лучше всего было бы сказать Берту, что я остаюсь, и как можно быстрее выбраться из капсулы, чтобы иметь возможность сделать что-нибудь полезное.
Я уже давным-давно выработал свои собственные моральные стандарты - принял свою личную присягу по отношению к Человечеству, - так что если перед тем, как принять меня, они потребуют от меня что-то вроде клятвы, проблем с совестью у меня не возникнет. Впрочем, может, и не потребуют: все эти вещи в значительной мере потеряли свой смысл по сравнению с теми временами, когда люди считали, что главная опасность для них заключается в противоречиях между политическими системами, а не в нехватке энергии. Различные ложи и сходные с ними частные группировки и поныне пользуются формальными присягами, но даже эти присяги уже не несут той смысловой нагрузки, которая вкладывалась в них раньше.
Я внезапно удивился тому, что мои мысли вдруг побрели в этом направлении. Возможно, мой план и был слегка обманным, но причина была уважительной, и моя совесть была достаточно чиста - так что я вернулся к непосредственным проблемам.
Детали, разумеется, придется оставить на потом. Мне нужно было изучить местную географию, особенно дорогу к подводной лодке Мари. Также следует выяснить, какая степень свободы мне будет доступна. Берт, похоже, приходил и уходил по собственному желанию, но все же он пробыл здесь целый год. Очевидно, мне придется каким-либо образом зарабатывать на жизнь, если выяснение нужных мне деталей и разработка плана доставки нас с Мари на поверхность займут много времени. Выяснение того, какая из посильных мне работ может быть нужна здесь, внизу, можно отложить на будущее.
Сейчас, следовательно, нужно было подождать Берта или послать за ним, чтобы сообщить ему свое решение. Подождать, может быть, будет лучше. Нет смысла притворяться чрезмерно жаждущим. Он сказал, что будет приходить часто, и наверняка уже был здесь, пока я спал. Так что вскоре он может решить, что я уже проснулся.
Я сидел и ждал, как обезьяна в зоопарке - или, скорее, как рыба в аквариуме.
Глава 11
Берт появился примерно через полчаса. Он заглянул в один из иллюминаторов, увидел, что я бодрствую, и взял блокнот для письма.
«Размышлял ли ты о чем-нибудь полезном?» - начал он. Я кивнул утвердительно.
«Отлично. Пришел ли к какому-нибудь решению?»
– Думаю, что так,- ответил я вслух.- Я…- я заколебался. Отчасти это была игра на публику, отчасти настоящая неуверенность. Я мог так ошибаться! Затем я выпрямился.- Я остаюсь.
Он, казалось, слегка удивился и снова стал писать. Не успел он закончить, как я предложил:
– По крайней мере, я останусь в том случае, если ты определенно ответишь мне на один вопрос.
Он стер написанное в блокноте и выжидающе уставился на меня.
– Ты действительно веришь - я не спрашиваю, знаешь ли ты, но просто веришь, - что этих людей можно оправдать в том, что они не включаются в энергетическую сеть и систему рационирования?
С обиженным выражением на лице Берт вывел: «Я говорил тебе, что ты сам должен сделать выбор. Я не собираюсь брать на себя ответственность».
– Я и намереваюсь сам сделать выбор,- возразил я,- но не при полном отсутствии правдивых сведений. Ты говоришь, что у тебя слишком мало времени, чтобы рассказать мне все, что я хотел бы знать, но я готов с этим поспорить. Меня интересует твое заключение - даже не информация, которую ты не должен мне предоставлять, но просто вывод - как сумма информации, которую я могу получить. Разве ты принимал решение, также ничего не зная, как и я сейчас?
Он отрицательно покачал головой.
– Тогда уж извини, если мой вопрос затрагивает твои моральные принципы, но я все же требую ответа.
С полминуты Берт задумчиво, хмурился, глядя на меня с некоторым сомнением. Я повторил вопрос, чтобы быть уверенным, что он его понял.
«Я действительно «верю», что их идея верна»,- наконец написал он. Я кивнул.
– Ладно, я остаюсь. Сколько времени потребуется, чтобы вытащить меня из этой ореховой скорлупы?
«Не знаю,- он писал медленно, прерываясь для того, чтобы подумать.- Это не то, что ты назвал бы стандартной операцией. Мы больше привыкли к тому, что гости прибывают к нам в субмаринах, имеющих шлюзы или хотя бы какой-то люк. Я сообщу Комитету, и мы постараемся найти инженеров, у которых будет свободное время. Я уверен, что это можно сделать».
– Ты имеешь в виду, что это может занять много времени? А вдруг это продлится столько, что у меня не хватит воздуха?
«Тогда, я полагаю, что мы просто выбросим тебя за дверь. Если ты действительно захочешь, ты всегда сможешь вернуться сюда в субмарине, как Мари. Я пойду, начну действовать».
– Но почему ты не упомянул об этом раньше? Я думал… «О некоторых вещах и упоминать не стоит. Где в мире ты бы нашел оборудование для извлечения человека из глубоководной спасательной капсулы, когда она еще находится в условиях высокого давления? Подумай над этим».
Он положил свой блокнот и исчез до того, как я успел придумать достойный ответ.
По сути дела, когда он вернулся часом позже, у меня все еще не было ответа. Нет его и сейчас.
На этот раз Берт принес новости, рассеявшие мои опасения. Комитет, вернее, те из его членов, кого ему удалось разыскать, - а мне уже начинало казаться, что состав этого органа управления был достаточно текучим, и обычный способ действовать официально состоял в том,- чтобы завербовать в союзники некий кворум, - одобрили обращение по поводу предоставления мне гражданства без всяких возражений. Несколько инженеров группы заинтересовались проблемой, которую я собой представлял, и сразу же принялись за работу. Сейчас они как раз этим занимались и вскоре должны были что-то соорудить.
Это обнадеживало. Я и сам вроде инженера, хотя занимаюсь изобретательством только в связи с моей основной работой, а любая свежая идея, которая у меня возникает, натыкается обычно на глухую стену непонимания. В данном случае загвоздка была в самой процедурой. Я не мог себе представить, каким образом в жидкой среде, при давлении больше тонны на квадратный дюйм, можно производить такие, казалось бы, несложные и обыденные операции, как сварка, высокоскоростное сверление или что-либо подобное. Большинство инструментов, к примеру, снабжены высокоскоростными моторами; трудно себе представить, как они будут работать, если их движущиеся части будут погружены даже в умеренно вязкую жидкость; а при таком давлении как вы удержите жидкость от проникновения внутрь?
Конечно, если люди живут здесь в течение восьмидесяти лет, как упоминал Берт, то они должны изучить условия окружающей среды так же, как люди научились работать в космосе, хотя бы и методом тыкая. И все же мне хотелось понять, как они будут решать мой вопрос.
Детально я этого не узнал, но у них это не заняло много времени. Прошло около восемнадцати часов - весьма тоскливых - после того, как Берт сообщил мне вышеизложенные новости. Наконец он появился с командой помощников, и они принялись перемещать капсулу. Путешествие оказалось интересным. Мы выбрались наружу и на расстоянии полмили вошли через другой вход. Он был больше по размеру, и внутри вместо одного расходилось несколько больших коридоров, соединявшихся в главном помещении.
Некоторое время меня тянули по одному из них, и наконец мы оказались у двух первых настоящих шлюзов, которые я здесь увидел.
Первый был обычным, так что я едва на него взглянул; второй, круглый, по размеру едва мог пропустить мою капсулу. Он располагался в той же стене, что и меньший шлюз, ярдах в двадцати от него. Когда мы приблизились, двое пловцов открыли его, и капсулу завели внутрь. Стена, в которой была навешена дверь, оказалась в несколько футов толщиной, сама же дверь была не намного тоньше; я решил, что в отсеке за ней как раз и станут понижать давление.
Само помещение было достаточно большим. С одной стороны громоздились приборы, из которых я узнал только операционный стол с широкими привязными ремнями для пациента, и набор манипуляторов с дистанционным управлением, более тонких, чем те, которые я привык видеть на рабочих субмаринах. Большая часть комнаты, в которой расположили капсулу, была почти пустой, и она выглядела так, будто бы сама операционная первоначально была гораздо меньше. Имелись признаки того, что стена, не менее толстая, чем та, сквозь дверь в которой я прибыл, была разобрана; раньше она располагалась между местом, где я стоял, и операционным столом с приборами. Интересно было бы посмотреть на инструменты, при помощи которых была проделана эта работа.
Как оказалось, мое предположение было верным - меньшее помещение раньше служило операционной для превращения людей в «подводных жителей», и второй шлюз мог присоединяться к люку прибывшей в гости субмарины; открывался он, расходясь на две равные части.
Пока остальные пловцы покидали отсек, Берт писал мне инструкции.
«Когда мы уйдем и дверь задраят, здесь будет создано давление, равное одной атмосфере. Когда это произойдет, загорится зеленый свет, но ты и так это поймешь - тогда ты будешь в состоянии открыть свою капсулу. Когда сможешь выбраться, иди к столу и ложись. Закрепи ремни вокруг ног и тела. Будут ли твои руки свободными или нет - не важно. Когда ты прочно прикрепишь себя к столу, нажми сигнальную кнопку, которую ты можешь видеть отсюда. - Он указал мне на кнопку. - Как видишь, она в пределах досягаемости твоей руки. Контейнер с усыпляющим составом тебе доставит манипулятор. Выпей и расслабься. Пока ты в сознании, больше ничего сделать нельзя». - Почему?
«Тебя придется подключить к машине «легкие-сердце» во время переделки. Не тревожься. Это уже делалось много раз. Как только ты выйдешь из капсулы и ляжешь на стол, единственная проблема, которую ты для нас представляешь, будет решена. Хорошо?»
– Ладно, все ясно.
Он положил свой блокнот и выплыл через шлюз, который затем медленно закрылся. Я не заметил на шлюзе никаких замков, но он открывался в коридор, и замки не были нужны. Как только давление начнет понижаться, открыть его, учитывая его площадь, сможет только стихийное бедствие вроде землетрясения.
Я почувствовал, как заработали насосы; все вокруг задрожало, и вибрация легко проникла в капсулу. Некоторое время я пытался оценить работу, которую нужно было совершить, чтобы откачать содержимое помещения такого объема, действуя против давления на глубине одной мили; затем я стал думать о том, как поведет себя таинственная жидкость, заменявшая воду, когда давление снизится. Если у нее высокое давление паров, то после откачивания придется очищать от них отсек - хотя нет, не обязательно. Если подумать, вещество должно быть физиологически безвредным, так что, вероятно, на его пары можно не обращать внимания. Конечно, если, оно огнеопасно, с ним могут возникнуть проблемы, когда помещение начнут заполнять газовой смесью для дыхания, содержащей кислород. Что же, они разбираются в таких делах - их опыт насчитывает десятилетия. Мне об этом можно не беспокоиться.
Несмотря на наличие у местных техников огромных запасов свободной энергии, им потребовалось чуть ли не полчаса, чтобы откачать жидкость. Уровень ее медленно понижался, а поверхность, как казалось, оставалась ровной. Не наблюдалось ни кипения, ни еще чего-либо необычного. Это вполне могла быть и вода. Хозяева не стали возиться и откачивать ее до конца - на весьма неровном полу еще оставались лужи, когда зажегся огонек.
Я не потратил ни одной лишней секунды, покидая капсулу; я просидел там достаточно долго и только и мечтал выбраться. На мгновение я испытал боль в ушах, когда половинки капсулы распались; давление было подогнано не совсем точно, но разница оказалась не слишком болезненной. Как только я вылез, мои движения застопорились. Руки и ноги у меня свело судорогой, и некоторое время я был даже не в состоянии подойти к столу. Несколько минут я разрабатывал конечности и только затем смог предпринять следующий шаг.
Стол оказался достаточно удобным. Сейчас я бы счел удобным все, на чем смог бы растянуться,- даже каменный пол. Я закрепил широкие сетчатые ремни на талии и груди, затем, разумеется, обнаружил, что не могу дотянуться до ног. Мне пришлось развязаться, позаботиться о ногах, затем я снова укрепил ремни на туловище и, наконец, нажал сигнальную кнопку.
Как и было обещано, одна из механических рук тут же потянулась ко мне с наконечником от гибкой трубки, заполненной жидкостью, чтобы я мог пить лежа. Я последовал инструкциям - и это все, что мне удалось запомнить о самом процессе.
«Размышлял ли ты о чем-нибудь полезном?» - начал он. Я кивнул утвердительно.
«Отлично. Пришел ли к какому-нибудь решению?»
– Думаю, что так,- ответил я вслух.- Я…- я заколебался. Отчасти это была игра на публику, отчасти настоящая неуверенность. Я мог так ошибаться! Затем я выпрямился.- Я остаюсь.
Он, казалось, слегка удивился и снова стал писать. Не успел он закончить, как я предложил:
– По крайней мере, я останусь в том случае, если ты определенно ответишь мне на один вопрос.
Он стер написанное в блокноте и выжидающе уставился на меня.
– Ты действительно веришь - я не спрашиваю, знаешь ли ты, но просто веришь, - что этих людей можно оправдать в том, что они не включаются в энергетическую сеть и систему рационирования?
С обиженным выражением на лице Берт вывел: «Я говорил тебе, что ты сам должен сделать выбор. Я не собираюсь брать на себя ответственность».
– Я и намереваюсь сам сделать выбор,- возразил я,- но не при полном отсутствии правдивых сведений. Ты говоришь, что у тебя слишком мало времени, чтобы рассказать мне все, что я хотел бы знать, но я готов с этим поспорить. Меня интересует твое заключение - даже не информация, которую ты не должен мне предоставлять, но просто вывод - как сумма информации, которую я могу получить. Разве ты принимал решение, также ничего не зная, как и я сейчас?
Он отрицательно покачал головой.
– Тогда уж извини, если мой вопрос затрагивает твои моральные принципы, но я все же требую ответа.
С полминуты Берт задумчиво, хмурился, глядя на меня с некоторым сомнением. Я повторил вопрос, чтобы быть уверенным, что он его понял.
«Я действительно «верю», что их идея верна»,- наконец написал он. Я кивнул.
– Ладно, я остаюсь. Сколько времени потребуется, чтобы вытащить меня из этой ореховой скорлупы?
«Не знаю,- он писал медленно, прерываясь для того, чтобы подумать.- Это не то, что ты назвал бы стандартной операцией. Мы больше привыкли к тому, что гости прибывают к нам в субмаринах, имеющих шлюзы или хотя бы какой-то люк. Я сообщу Комитету, и мы постараемся найти инженеров, у которых будет свободное время. Я уверен, что это можно сделать».
– Ты имеешь в виду, что это может занять много времени? А вдруг это продлится столько, что у меня не хватит воздуха?
«Тогда, я полагаю, что мы просто выбросим тебя за дверь. Если ты действительно захочешь, ты всегда сможешь вернуться сюда в субмарине, как Мари. Я пойду, начну действовать».
– Но почему ты не упомянул об этом раньше? Я думал… «О некоторых вещах и упоминать не стоит. Где в мире ты бы нашел оборудование для извлечения человека из глубоководной спасательной капсулы, когда она еще находится в условиях высокого давления? Подумай над этим».
Он положил свой блокнот и исчез до того, как я успел придумать достойный ответ.
По сути дела, когда он вернулся часом позже, у меня все еще не было ответа. Нет его и сейчас.
На этот раз Берт принес новости, рассеявшие мои опасения. Комитет, вернее, те из его членов, кого ему удалось разыскать, - а мне уже начинало казаться, что состав этого органа управления был достаточно текучим, и обычный способ действовать официально состоял в том,- чтобы завербовать в союзники некий кворум, - одобрили обращение по поводу предоставления мне гражданства без всяких возражений. Несколько инженеров группы заинтересовались проблемой, которую я собой представлял, и сразу же принялись за работу. Сейчас они как раз этим занимались и вскоре должны были что-то соорудить.
Это обнадеживало. Я и сам вроде инженера, хотя занимаюсь изобретательством только в связи с моей основной работой, а любая свежая идея, которая у меня возникает, натыкается обычно на глухую стену непонимания. В данном случае загвоздка была в самой процедурой. Я не мог себе представить, каким образом в жидкой среде, при давлении больше тонны на квадратный дюйм, можно производить такие, казалось бы, несложные и обыденные операции, как сварка, высокоскоростное сверление или что-либо подобное. Большинство инструментов, к примеру, снабжены высокоскоростными моторами; трудно себе представить, как они будут работать, если их движущиеся части будут погружены даже в умеренно вязкую жидкость; а при таком давлении как вы удержите жидкость от проникновения внутрь?
Конечно, если люди живут здесь в течение восьмидесяти лет, как упоминал Берт, то они должны изучить условия окружающей среды так же, как люди научились работать в космосе, хотя бы и методом тыкая. И все же мне хотелось понять, как они будут решать мой вопрос.
Детально я этого не узнал, но у них это не заняло много времени. Прошло около восемнадцати часов - весьма тоскливых - после того, как Берт сообщил мне вышеизложенные новости. Наконец он появился с командой помощников, и они принялись перемещать капсулу. Путешествие оказалось интересным. Мы выбрались наружу и на расстоянии полмили вошли через другой вход. Он был больше по размеру, и внутри вместо одного расходилось несколько больших коридоров, соединявшихся в главном помещении.
Некоторое время меня тянули по одному из них, и наконец мы оказались у двух первых настоящих шлюзов, которые я здесь увидел.
Первый был обычным, так что я едва на него взглянул; второй, круглый, по размеру едва мог пропустить мою капсулу. Он располагался в той же стене, что и меньший шлюз, ярдах в двадцати от него. Когда мы приблизились, двое пловцов открыли его, и капсулу завели внутрь. Стена, в которой была навешена дверь, оказалась в несколько футов толщиной, сама же дверь была не намного тоньше; я решил, что в отсеке за ней как раз и станут понижать давление.
Само помещение было достаточно большим. С одной стороны громоздились приборы, из которых я узнал только операционный стол с широкими привязными ремнями для пациента, и набор манипуляторов с дистанционным управлением, более тонких, чем те, которые я привык видеть на рабочих субмаринах. Большая часть комнаты, в которой расположили капсулу, была почти пустой, и она выглядела так, будто бы сама операционная первоначально была гораздо меньше. Имелись признаки того, что стена, не менее толстая, чем та, сквозь дверь в которой я прибыл, была разобрана; раньше она располагалась между местом, где я стоял, и операционным столом с приборами. Интересно было бы посмотреть на инструменты, при помощи которых была проделана эта работа.
Как оказалось, мое предположение было верным - меньшее помещение раньше служило операционной для превращения людей в «подводных жителей», и второй шлюз мог присоединяться к люку прибывшей в гости субмарины; открывался он, расходясь на две равные части.
Пока остальные пловцы покидали отсек, Берт писал мне инструкции.
«Когда мы уйдем и дверь задраят, здесь будет создано давление, равное одной атмосфере. Когда это произойдет, загорится зеленый свет, но ты и так это поймешь - тогда ты будешь в состоянии открыть свою капсулу. Когда сможешь выбраться, иди к столу и ложись. Закрепи ремни вокруг ног и тела. Будут ли твои руки свободными или нет - не важно. Когда ты прочно прикрепишь себя к столу, нажми сигнальную кнопку, которую ты можешь видеть отсюда. - Он указал мне на кнопку. - Как видишь, она в пределах досягаемости твоей руки. Контейнер с усыпляющим составом тебе доставит манипулятор. Выпей и расслабься. Пока ты в сознании, больше ничего сделать нельзя». - Почему?
«Тебя придется подключить к машине «легкие-сердце» во время переделки. Не тревожься. Это уже делалось много раз. Как только ты выйдешь из капсулы и ляжешь на стол, единственная проблема, которую ты для нас представляешь, будет решена. Хорошо?»
– Ладно, все ясно.
Он положил свой блокнот и выплыл через шлюз, который затем медленно закрылся. Я не заметил на шлюзе никаких замков, но он открывался в коридор, и замки не были нужны. Как только давление начнет понижаться, открыть его, учитывая его площадь, сможет только стихийное бедствие вроде землетрясения.
Я почувствовал, как заработали насосы; все вокруг задрожало, и вибрация легко проникла в капсулу. Некоторое время я пытался оценить работу, которую нужно было совершить, чтобы откачать содержимое помещения такого объема, действуя против давления на глубине одной мили; затем я стал думать о том, как поведет себя таинственная жидкость, заменявшая воду, когда давление снизится. Если у нее высокое давление паров, то после откачивания придется очищать от них отсек - хотя нет, не обязательно. Если подумать, вещество должно быть физиологически безвредным, так что, вероятно, на его пары можно не обращать внимания. Конечно, если, оно огнеопасно, с ним могут возникнуть проблемы, когда помещение начнут заполнять газовой смесью для дыхания, содержащей кислород. Что же, они разбираются в таких делах - их опыт насчитывает десятилетия. Мне об этом можно не беспокоиться.
Несмотря на наличие у местных техников огромных запасов свободной энергии, им потребовалось чуть ли не полчаса, чтобы откачать жидкость. Уровень ее медленно понижался, а поверхность, как казалось, оставалась ровной. Не наблюдалось ни кипения, ни еще чего-либо необычного. Это вполне могла быть и вода. Хозяева не стали возиться и откачивать ее до конца - на весьма неровном полу еще оставались лужи, когда зажегся огонек.
Я не потратил ни одной лишней секунды, покидая капсулу; я просидел там достаточно долго и только и мечтал выбраться. На мгновение я испытал боль в ушах, когда половинки капсулы распались; давление было подогнано не совсем точно, но разница оказалась не слишком болезненной. Как только я вылез, мои движения застопорились. Руки и ноги у меня свело судорогой, и некоторое время я был даже не в состоянии подойти к столу. Несколько минут я разрабатывал конечности и только затем смог предпринять следующий шаг.
Стол оказался достаточно удобным. Сейчас я бы счел удобным все, на чем смог бы растянуться,- даже каменный пол. Я закрепил широкие сетчатые ремни на талии и груди, затем, разумеется, обнаружил, что не могу дотянуться до ног. Мне пришлось развязаться, позаботиться о ногах, затем я снова укрепил ремни на туловище и, наконец, нажал сигнальную кнопку.
Как и было обещано, одна из механических рук тут же потянулась ко мне с наконечником от гибкой трубки, заполненной жидкостью, чтобы я мог пить лежа. Я последовал инструкциям - и это все, что мне удалось запомнить о самом процессе.
Глава 12
Я проснулся с относительно ясной головой. Я лежал на койке в маленькой комнате, где кроме моей было еще только две кровати и больше практически ничего. В комнате никого не было.
Кто-то снял с меня одежду, но она была сложена рядом с изголовьем кровати на каком-то гибриде корзины для белья и стойки для писем. На другом таком же сооружении висели шорты, которые носили многие мужчины из тех, кого я видел вокруг моей капсулы. После недолгого размышления я надел шорты - моя одежда не предназначалась для плавания. Поднявшись с койки, я встал на полу, хотя голова у меня полнилась каким-то странным ощущением.
Мне подумалось, что в данных обстоятельствах я и не должен ощущать никакого веса, помогающего мне стоять; предположительно, я был погружен в жидкость плотнее воды и, следовательно, плотнее моего тела. У меня возникла одна мысль. Покопавшись в карманах своей старой одежды, я нашел перочинный ножик и отпустил его в свободном падении.
Кто-то снял с меня одежду, но она была сложена рядом с изголовьем кровати на каком-то гибриде корзины для белья и стойки для писем. На другом таком же сооружении висели шорты, которые носили многие мужчины из тех, кого я видел вокруг моей капсулы. После недолгого размышления я надел шорты - моя одежда не предназначалась для плавания. Поднявшись с койки, я встал на полу, хотя голова у меня полнилась каким-то странным ощущением.
Мне подумалось, что в данных обстоятельствах я и не должен ощущать никакого веса, помогающего мне стоять; предположительно, я был погружен в жидкость плотнее воды и, следовательно, плотнее моего тела. У меня возникла одна мысль. Покопавшись в карманах своей старой одежды, я нашел перочинный ножик и отпустил его в свободном падении.