Страница:
– Товарищ генерал, не понимаю... – сказал Никита.
– Отзови своих людей. Вы не должны вступать в бой с американскими солдатами, это понятно?
Порыв ледяного ветра, ворвавшийся в окно, проник Никите за ворот. Однако холодную дрожь он ощутил не от этого.
– Товарищ генерал, не просите меня сдаться в плен...
– В этом нет никакой необходимости, – остановил сына Орлов. – Но ты должен беспрекословно выполнять мои приказы. Это понятно?
Никита колебался.
– Так точно, – наконец ответил он.
– Я поддерживаю постоянную связь с американским командованием, – продолжал Орлов. – Держи линию открытой, и я сообщу тебе дальнейшие...
Остальное Никита не расслышал. Послышался глухой стук предмета, упавшего на деревянный пол вагона. Обернувшись, Никита увидел, как к нему медленно катится граната; через мгновение последовала ослепительно яркая вспышка и многократно повторившийся оглушительный грохот. Все находящиеся в вагоне закричали, но Никита различил еще один хлопок, за которым последовало шипение вырывающегося газа.
Выхватив пистолет и бросившись к двери в головной части вагона, Никита не смог удержаться от мысли, насколько тонко все было продумано: сначала шоковая граната заставляет всех зажмуриться, затем слезоточивый газ обеспечивает то, что глаза и дальше останутся закрытыми, однако при этом не будет травм зрительных органов, неизбежных при использовании слезоточивого газа в таком замкнутом пространстве.
"И никаких долгосрочных последствий, которые можно было бы представить в Организацию Объединенных Наций", – в ярости подумал Никита.
Он предположил, что американцы пытаются выкурить его солдат из вагонов, чтобы можно было спокойно расправиться с ними и захватить груз. Несомненно, нападавшие рассыпались в окрестных зарослях, и преследовать их в темноте бессмысленно. Но его американские коммандос не возьмут, и груз они не получат. Нащупывая левой рукой дорогу в темноте, Никита мысленно проклинал своего отца, решившего, что американцам можно верить... что именно они, а не генерал Косыгин, болеют всем сердцем за Россию.
Приблизившись к двери, Никита закричал:
– Старший сержант Верский, прикройте нас!
– Слушаюсь, товарищ лейтенант! – крикнул в ответ Верский.
Выйдя из вагона и выбравшись из клубящегося облака слезоточивого газа, Никита открыл глаза. Он увидел людей Верского, распластавшихся в снегу, готовых открыть огонь по врагу. У него за спиной прапорщик Федоров и еще один солдат помогали перепуганным пассажирам покинуть поезд.
Отбежав от состава, Никита окликнул солдата на крыше, наблюдавшего за противоположной стороной.
– Рядовой Чижов, ты ничего не видишь?
– Никак нет, товарищ лейтенант.
– Но как такое может быть? – закричал Никита. – Гранаты ведь залетели с той стороны!
– Товарищ лейтенант, к составу никто не приближался!
"Но это же невозможно", – подумал Никита. Гранаты были заброшены рукой, а не выпущены из гранатомета. Кто-то должен был приблизиться к составу вплотную. И тут до него дошло, что в этом случае на снегу должны остаться следы.
Оставляя за собой облачка пара, вырывающегося с дыханием, Никита побежал по глубокому сугробу к паровозу, чтобы заглянуть за него.
Глава 62
Глава 63
Глава 64
Глава 65
– Отзови своих людей. Вы не должны вступать в бой с американскими солдатами, это понятно?
Порыв ледяного ветра, ворвавшийся в окно, проник Никите за ворот. Однако холодную дрожь он ощутил не от этого.
– Товарищ генерал, не просите меня сдаться в плен...
– В этом нет никакой необходимости, – остановил сына Орлов. – Но ты должен беспрекословно выполнять мои приказы. Это понятно?
Никита колебался.
– Так точно, – наконец ответил он.
– Я поддерживаю постоянную связь с американским командованием, – продолжал Орлов. – Держи линию открытой, и я сообщу тебе дальнейшие...
Остальное Никита не расслышал. Послышался глухой стук предмета, упавшего на деревянный пол вагона. Обернувшись, Никита увидел, как к нему медленно катится граната; через мгновение последовала ослепительно яркая вспышка и многократно повторившийся оглушительный грохот. Все находящиеся в вагоне закричали, но Никита различил еще один хлопок, за которым последовало шипение вырывающегося газа.
Выхватив пистолет и бросившись к двери в головной части вагона, Никита не смог удержаться от мысли, насколько тонко все было продумано: сначала шоковая граната заставляет всех зажмуриться, затем слезоточивый газ обеспечивает то, что глаза и дальше останутся закрытыми, однако при этом не будет травм зрительных органов, неизбежных при использовании слезоточивого газа в таком замкнутом пространстве.
"И никаких долгосрочных последствий, которые можно было бы представить в Организацию Объединенных Наций", – в ярости подумал Никита.
Он предположил, что американцы пытаются выкурить его солдат из вагонов, чтобы можно было спокойно расправиться с ними и захватить груз. Несомненно, нападавшие рассыпались в окрестных зарослях, и преследовать их в темноте бессмысленно. Но его американские коммандос не возьмут, и груз они не получат. Нащупывая левой рукой дорогу в темноте, Никита мысленно проклинал своего отца, решившего, что американцам можно верить... что именно они, а не генерал Косыгин, болеют всем сердцем за Россию.
Приблизившись к двери, Никита закричал:
– Старший сержант Верский, прикройте нас!
– Слушаюсь, товарищ лейтенант! – крикнул в ответ Верский.
Выйдя из вагона и выбравшись из клубящегося облака слезоточивого газа, Никита открыл глаза. Он увидел людей Верского, распластавшихся в снегу, готовых открыть огонь по врагу. У него за спиной прапорщик Федоров и еще один солдат помогали перепуганным пассажирам покинуть поезд.
Отбежав от состава, Никита окликнул солдата на крыше, наблюдавшего за противоположной стороной.
– Рядовой Чижов, ты ничего не видишь?
– Никак нет, товарищ лейтенант.
– Но как такое может быть? – закричал Никита. – Гранаты ведь залетели с той стороны!
– Товарищ лейтенант, к составу никто не приближался!
"Но это же невозможно", – подумал Никита. Гранаты были заброшены рукой, а не выпущены из гранатомета. Кто-то должен был приблизиться к составу вплотную. И тут до него дошло, что в этом случае на снегу должны остаться следы.
Оставляя за собой облачка пара, вырывающегося с дыханием, Никита побежал по глубокому сугробу к паровозу, чтобы заглянуть за него.
Глава 62
Вторник, 22.56, неподалеку от Хабаровска
Присев на корточки за валуном размером с антикварный "Форд-Т" его отца, сержант Чик Грей не видел, как Скуайрс и Ньюмайер забрасывали гранаты в окна вагонов. Но когда гордость школьной легкоатлетической команды Велли-Стримс увидел, как угольно-черный снег словно озарился магниевой вспышкой, для него это послужило сигналом стартового пистолета. Грей уже успел украдкой взглянуть на паровоз, и сейчас он, перекатившись через валун, побежал сквозь снег к составу, низко пригибаясь. Он увидел, как Скуайрс и Ньюмайер забираются через окна в вагоны. Сержант вслушался, ожидая услышать характерный звук выстрелов из "беретты", но ничего не услышал. Затем из заднего окна второго вагона повалил дым, и Грей мельком успел увидеть Ньюмайера, который возился со сцепкой, пытаясь отцепить последний, пассажирский вагон. Наконец красный вагон, освободившись, медленно пополз назад. У него на крыше беспомощно суетился российский солдат.
Грей испытал прилив гордости за операцию, мастерски разработанную Скуайрсом: если удастся избежать человеческих жертв, она войдет в учебники сил специального назначения.
"Не оставайся на линии прицеливания!" – мелькнула у него мысль, и он метнулся сначала влево, затем вправо. Только сейчас до Грея дошло, что торжествовать победу еще рано, и он сурово, как это принято у "бомбардиров", отчитал себя.
Когда до состава оставалось еще несколько ярдов, сержант увидел тень, мелькнувшую с противоположной стороны паровоза. Кто-то собирался обежать вокруг состава, и Грей, не желая терять времени, подпрыгнул и уцепился за скобу сбоку кабины. Подтянувшись, он закинул ноги в окно, отпустил скобу и спрыгнул внутрь, приседая на корточки.
Машинист изумленно обернулся. Крепко стиснув левую руку в кулак, Грей выбросил его машинисту в подбородок. Затем последовал удар ногой в колено, и несчастный со стоном повалился на пол.
Сержант не хотел его оглушать – ему нужно было лишь пробудить у машиниста желание сотрудничать на тот случай, если сам Грей не сможет догадаться, как запустить машину. Впрочем, управиться с контроллером заслонки и тормозом оказалось проще простого. Подняв ногой педаль тормоза вверх, в выключенное положение, Грей левой рукой потянул контроллер на себя. Паровоз дернулся вперед.
– Прыгай! – рявкнул на машиниста сержант.
Молодой русский солдат с розовым безусым лицом попытался было подняться на ноги, но не смог и рухнул на колени.
"Бомбардир" указал ему на окно.
– Dah-dosvedahnya! – приказал он, употребив единственное знакомое русское слово. – Прощай!
Русский колебался. Внезапно резким движением он попытался выхватить из кобуры на левом бедре Грея "беретту". Сержант с силой ткнул ему в висок согнутым локтем. Солдат отлетел в угол кабины, словно боксер, пропустивший апперкот.
– Ах ты, собака! – выругался Грей.
Толкнув контроллер еще дальше от себя, он взвалил русского на плечи, словно мешок с мукой, поднес к окну и вышвырнул спиной вперед в проплывающий мимо сугроб. Задержавшись на мгновение, сержант оглянулся и увидел, что русские солдаты бегут за тронувшимся составом, пытаясь на него забраться. Однако их остановил огонь из двух головных вагонов, а скоро экспресс "Бомбардир" уже несся в ночную темноту с заслонкой, открытой на три четверти.
"И этих людей пытается ублажить мой отец!" – внутренне вскипел Никита.
Паровоз набирал скорость. Из окон вытекали последние струйки слезоточивого газа.
Пригибаясь, Никита переложил автомат с укороченным стволом в левую руку и, поднявшись на две ступеньки, оказался на трапе, проходящем вдоль котла. Ухватившись за шаткий поручень, младший лейтенант направил короткоствольный автомат на кабину и медленно двинулся вперед.
Когда Никита оказался под трубой, всего в восьми шагах от кабины, оттуда выглянул ничего не подозревающий американец.
Присев на корточки за валуном размером с антикварный "Форд-Т" его отца, сержант Чик Грей не видел, как Скуайрс и Ньюмайер забрасывали гранаты в окна вагонов. Но когда гордость школьной легкоатлетической команды Велли-Стримс увидел, как угольно-черный снег словно озарился магниевой вспышкой, для него это послужило сигналом стартового пистолета. Грей уже успел украдкой взглянуть на паровоз, и сейчас он, перекатившись через валун, побежал сквозь снег к составу, низко пригибаясь. Он увидел, как Скуайрс и Ньюмайер забираются через окна в вагоны. Сержант вслушался, ожидая услышать характерный звук выстрелов из "беретты", но ничего не услышал. Затем из заднего окна второго вагона повалил дым, и Грей мельком успел увидеть Ньюмайера, который возился со сцепкой, пытаясь отцепить последний, пассажирский вагон. Наконец красный вагон, освободившись, медленно пополз назад. У него на крыше беспомощно суетился российский солдат.
Грей испытал прилив гордости за операцию, мастерски разработанную Скуайрсом: если удастся избежать человеческих жертв, она войдет в учебники сил специального назначения.
"Не оставайся на линии прицеливания!" – мелькнула у него мысль, и он метнулся сначала влево, затем вправо. Только сейчас до Грея дошло, что торжествовать победу еще рано, и он сурово, как это принято у "бомбардиров", отчитал себя.
Когда до состава оставалось еще несколько ярдов, сержант увидел тень, мелькнувшую с противоположной стороны паровоза. Кто-то собирался обежать вокруг состава, и Грей, не желая терять времени, подпрыгнул и уцепился за скобу сбоку кабины. Подтянувшись, он закинул ноги в окно, отпустил скобу и спрыгнул внутрь, приседая на корточки.
Машинист изумленно обернулся. Крепко стиснув левую руку в кулак, Грей выбросил его машинисту в подбородок. Затем последовал удар ногой в колено, и несчастный со стоном повалился на пол.
Сержант не хотел его оглушать – ему нужно было лишь пробудить у машиниста желание сотрудничать на тот случай, если сам Грей не сможет догадаться, как запустить машину. Впрочем, управиться с контроллером заслонки и тормозом оказалось проще простого. Подняв ногой педаль тормоза вверх, в выключенное положение, Грей левой рукой потянул контроллер на себя. Паровоз дернулся вперед.
– Прыгай! – рявкнул на машиниста сержант.
Молодой русский солдат с розовым безусым лицом попытался было подняться на ноги, но не смог и рухнул на колени.
"Бомбардир" указал ему на окно.
– Dah-dosvedahnya! – приказал он, употребив единственное знакомое русское слово. – Прощай!
Русский колебался. Внезапно резким движением он попытался выхватить из кобуры на левом бедре Грея "беретту". Сержант с силой ткнул ему в висок согнутым локтем. Солдат отлетел в угол кабины, словно боксер, пропустивший апперкот.
– Ах ты, собака! – выругался Грей.
Толкнув контроллер еще дальше от себя, он взвалил русского на плечи, словно мешок с мукой, поднес к окну и вышвырнул спиной вперед в проплывающий мимо сугроб. Задержавшись на мгновение, сержант оглянулся и увидел, что русские солдаты бегут за тронувшимся составом, пытаясь на него забраться. Однако их остановил огонь из двух головных вагонов, а скоро экспресс "Бомбардир" уже несся в ночную темноту с заслонкой, открытой на три четверти.
* * *
Когда состав тронулся, Никита как раз обходил предохранительную решетку паровоза. Отскочив с путей, он ухватился за скобу трапа и, вскарабкавшись, оказался на боковой платформе. Присев на корточки, Никита прижался к стенке котла, держа на изготовку автомат "АКСУ". С нарастающей злостью он увидел, как из окна кабины вылетел рядовой Максимович, а американцы, захватившие вагоны, открыли огонь по его людям, законным хозяевам состава, заставив их искать укрытие за камнями и деревьями."И этих людей пытается ублажить мой отец!" – внутренне вскипел Никита.
Паровоз набирал скорость. Из окон вытекали последние струйки слезоточивого газа.
Пригибаясь, Никита переложил автомат с укороченным стволом в левую руку и, поднявшись на две ступеньки, оказался на трапе, проходящем вдоль котла. Ухватившись за шаткий поручень, младший лейтенант направил короткоствольный автомат на кабину и медленно двинулся вперед.
Когда Никита оказался под трубой, всего в восьми шагах от кабины, оттуда выглянул ничего не подозревающий американец.
Глава 63
Вторник, 16.02, Москва
Министр внутренних дел Догин пребывал в приподнятом настроении. Даже в очень приподнятом. Впервые за целый день оставшись в одиночестве у себя в кабинете, он наслаждался приближающимся триумфом. Войска генерала Косыгина без происшествий продвигались по территории Украины. Поступали сообщения о том, что население, русские и украинцы, встречает их с красными советскими флагами.
Польские войска выдвинулись к границе с Украиной. НАТО и Соединенные Штаты перебросили части из Англии в Германию, на границу с Польшей. Военные самолеты НАТО, демонстрируя силу, летали в небе над Варшавой. Но ни один иностранный солдат не ступил на польскую землю. И не должен был ступить. Российские агенты были готовы поджечь пороховые бочки по всему земному шару. Соединенным Штатам остается только бессильно наблюдать, как Россия отвоевывает свою историческую сферу влияния, поскольку в противном случае американским солдатам придется гасить пожар народных возмущений повсюду – от Латинской Америки до Ближнего Востока. Как раз сейчас специальный представитель Догина в Вашингтоне, Савицкий, обсуждал с представителями Государственного департамента за закрытыми дверями цели и задачи России. Новый российский посол в США, назначенный Жаниным, уже встретился с госсекретарем Линкольном. Но встречей с Савицким Соединенные Штаты неофициально признали, что в России есть и второе жизнеспособное правительство, с которым необходимо считаться. А ячейке "Грозная" для этого даже не пришлось взрывать бомбы.
Новые политические союзники Догина согласились подождать с оплатой, а президент Жанин постоянно натыкается на завалы, преградившие все каналы информации и управления. Он не смог оперативно принять действенные ответные меры, и Догин гордился тем, насколько эффективнее оказались его шаги, чем неудавшийся путч, направленный против Михаила Горбачева. Вовсе не обязательно изолировать лидера с помощью пушек и солдат. Достаточно лишить его способности видеть и слышать, и он станет совершенно беспомощным.
Догин удовлетворенно хмыкнул. Что остается делать этому идиоту Жанину – обратиться по телевидению к своим избирателям и заявить, что он понятия не имеет о том, что происходит в его собственном правительстве? Пожалуйста, подскажите хоть кто-нибудь!
Министр опасался только того, что непредвиденная задержка с доставкой денег выведет из себя Шовича, однако пока что эта тревога не материализовалась. Несомненно, бандит уже покинул пределы России по одному из фальшивых паспортов, чтобы постоянно находиться в движении, как это делал во время Второй мировой войны генерал Паттон, сбивая тем самым с толку врагов и недругов. Впрочем, Догину не было никакого дела до того, куда подевался Шович. Он ничего не будет иметь против, если этот червяк забьется в какую-нибудь щель.
Пока что единственным источником неприятностей остается Сергей Орлов. Догин со своими союзниками пытается вылечить свою больную Родину, а для этого приходится кое в чем преступать закон. Министр ожидал, что такой человек старой закалки, как генерал Орлов, будет недоволен подобным откровенным подходом, но он никак не мог представить, что бывший космонавт в открытую бросит ему вызов, пойдя наперекор полковнику Росскому. "Тем самым, – подумал Догин, – Орлов, по сути дела, поставил крест на своей карьере. Покинув боевые порядки русских войск, он присоединился к британскому 27-му уланскому полку, несущемуся на полном скаку в Долину смерти"[22].
Догин был зол на генерала. Однако Орлов сделал свое дело, помог убедить неуступчивых политиков осуществить финансирование Операционного центра, поскольку всем было известно, что он человек честный и принципиальный. И ему позволили бы и дальше оставаться на своем посту, если бы он согласился присоединиться к команде Догина.
Окинув взглядом старые карты на стенах кабинета, министр ощутил пьянящий восторг при мысли о том, что он добавит к ним еще одну – карту возрожденного Советского Союза.
Взглянув на часы, он решил, что ураган над Дальним Востоком уже должен закончиться, и состав с деньгами сейчас подъезжает к Хабаровску. Сняв трубку, Догин попросил помощника соединить его с генералом Орловым. Как только прибытие состава подтвердится, надо будет выслать самолет, который встретит деньги в Биробиджане, административном центре Еврейской автономной области, расположенном на берегу реки Вира. На заводе зерноуборочных комбайнов "Дальсельмаш" есть взлетно-посадочная полоса, которая сможет принять военный самолет средних размеров.
В голосе человека, ответившего министру, не было ни тени страха. Это был тот самый уверенный в себе генерал, с которым Догин имел дело раньше. Больше того, теперь Орлов говорил агрессивно.
– Ваш план провалился, – сразу же перешел в нападение генерал.
Министр изобразил недоумение.
– Какой план? С составом что-нибудь случилось?
– Можно сказать и так, – ответил Орлов. – Пока мы с вами говорим, его штурмует отряд американских коммандос.
Догин выпрямился в кресле.
– Но ведь... за состав отвечали вы лично! Вы и ваш сын!
– Не сомневаюсь, Никита сейчас делает все возможное, чтобы отбить нападение американцев, – сказал Орлов. – А те находятся в очень невыгодном положении. Они получили приказ не стрелять в наших людей.
– Это же какое-то безумие! – взорвался Догин. – Где полковник Росский?
– Гоняется за шпионами, – ответил Орлов. – А те упорно от него ускользают. Они поймали человека, который за ними следил, и через его рацию связали меня с Оперативным центром в Вашингтоне. Вот откуда мне известно о плане американцев. Мы постарались сообща придумать какой-нибудь выход.
– Я не желаю больше слышать о ваших неудачах, – отрезал Догин. – Немедленно разыщите Росского, и, как только он появится, вы сдадите ему командование центром.
– Вы забываете, – напомнил Орлов, – что сместить меня с должности может только президент.
– Вы уйдете сами, генерал Орлов, иначе я просто вышвырну вас из центра!
– А как туда попадут Росский и его чернорубашечники? – насмешливо спросил Орлов. – В настоящий момент доступ в центр полностью закрыт для всех без исключения.
– Росский со своим спецназом отобьет центр у вас! – предупредил Догин.
– Возможно, – согласился Орлов. – Но он в любом случае не успеет спасти ваш состав... и ваше дело.
– Генерал! – перешел на крик Догин. – Задумайтесь над тем, что вы делаете. Подумайте о своем сыне, о жене...
– Я их люблю, – остановил его Орлов, – но в настоящий момент я в первую очередь думаю о России. И хочется надеяться, не я один. До свидания, Николай Александрович.
Орлов закончил разговор, а Догин еще чуть ли не целую минуту сидел, сжимая трубку. Неужели он проделал такой долгий путь только ради того, чтобы его остановил Орлов?
С раскрасневшимся от ярости лицом Догин дрожащей рукой положил трубку на аппарат и попросил своего помощника вызвать на связь главнокомандующего ВВС маршала Дайку. Американцы проникли в Россию по воздуху и, несомненно, собираются уходить тем же самым путем, быстрым и эффективным. Он не допустит этого, и если с его грузом что-нибудь случится, Соединенным Штатам придется вернуть ему пропавшие деньги, в противном случае американские солдаты будут возвращаться домой, при содействии Шовича, разрезанными на куски.
Министр внутренних дел Догин пребывал в приподнятом настроении. Даже в очень приподнятом. Впервые за целый день оставшись в одиночестве у себя в кабинете, он наслаждался приближающимся триумфом. Войска генерала Косыгина без происшествий продвигались по территории Украины. Поступали сообщения о том, что население, русские и украинцы, встречает их с красными советскими флагами.
Польские войска выдвинулись к границе с Украиной. НАТО и Соединенные Штаты перебросили части из Англии в Германию, на границу с Польшей. Военные самолеты НАТО, демонстрируя силу, летали в небе над Варшавой. Но ни один иностранный солдат не ступил на польскую землю. И не должен был ступить. Российские агенты были готовы поджечь пороховые бочки по всему земному шару. Соединенным Штатам остается только бессильно наблюдать, как Россия отвоевывает свою историческую сферу влияния, поскольку в противном случае американским солдатам придется гасить пожар народных возмущений повсюду – от Латинской Америки до Ближнего Востока. Как раз сейчас специальный представитель Догина в Вашингтоне, Савицкий, обсуждал с представителями Государственного департамента за закрытыми дверями цели и задачи России. Новый российский посол в США, назначенный Жаниным, уже встретился с госсекретарем Линкольном. Но встречей с Савицким Соединенные Штаты неофициально признали, что в России есть и второе жизнеспособное правительство, с которым необходимо считаться. А ячейке "Грозная" для этого даже не пришлось взрывать бомбы.
Новые политические союзники Догина согласились подождать с оплатой, а президент Жанин постоянно натыкается на завалы, преградившие все каналы информации и управления. Он не смог оперативно принять действенные ответные меры, и Догин гордился тем, насколько эффективнее оказались его шаги, чем неудавшийся путч, направленный против Михаила Горбачева. Вовсе не обязательно изолировать лидера с помощью пушек и солдат. Достаточно лишить его способности видеть и слышать, и он станет совершенно беспомощным.
Догин удовлетворенно хмыкнул. Что остается делать этому идиоту Жанину – обратиться по телевидению к своим избирателям и заявить, что он понятия не имеет о том, что происходит в его собственном правительстве? Пожалуйста, подскажите хоть кто-нибудь!
Министр опасался только того, что непредвиденная задержка с доставкой денег выведет из себя Шовича, однако пока что эта тревога не материализовалась. Несомненно, бандит уже покинул пределы России по одному из фальшивых паспортов, чтобы постоянно находиться в движении, как это делал во время Второй мировой войны генерал Паттон, сбивая тем самым с толку врагов и недругов. Впрочем, Догину не было никакого дела до того, куда подевался Шович. Он ничего не будет иметь против, если этот червяк забьется в какую-нибудь щель.
Пока что единственным источником неприятностей остается Сергей Орлов. Догин со своими союзниками пытается вылечить свою больную Родину, а для этого приходится кое в чем преступать закон. Министр ожидал, что такой человек старой закалки, как генерал Орлов, будет недоволен подобным откровенным подходом, но он никак не мог представить, что бывший космонавт в открытую бросит ему вызов, пойдя наперекор полковнику Росскому. "Тем самым, – подумал Догин, – Орлов, по сути дела, поставил крест на своей карьере. Покинув боевые порядки русских войск, он присоединился к британскому 27-му уланскому полку, несущемуся на полном скаку в Долину смерти"[22].
Догин был зол на генерала. Однако Орлов сделал свое дело, помог убедить неуступчивых политиков осуществить финансирование Операционного центра, поскольку всем было известно, что он человек честный и принципиальный. И ему позволили бы и дальше оставаться на своем посту, если бы он согласился присоединиться к команде Догина.
Окинув взглядом старые карты на стенах кабинета, министр ощутил пьянящий восторг при мысли о том, что он добавит к ним еще одну – карту возрожденного Советского Союза.
Взглянув на часы, он решил, что ураган над Дальним Востоком уже должен закончиться, и состав с деньгами сейчас подъезжает к Хабаровску. Сняв трубку, Догин попросил помощника соединить его с генералом Орловым. Как только прибытие состава подтвердится, надо будет выслать самолет, который встретит деньги в Биробиджане, административном центре Еврейской автономной области, расположенном на берегу реки Вира. На заводе зерноуборочных комбайнов "Дальсельмаш" есть взлетно-посадочная полоса, которая сможет принять военный самолет средних размеров.
В голосе человека, ответившего министру, не было ни тени страха. Это был тот самый уверенный в себе генерал, с которым Догин имел дело раньше. Больше того, теперь Орлов говорил агрессивно.
– Ваш план провалился, – сразу же перешел в нападение генерал.
Министр изобразил недоумение.
– Какой план? С составом что-нибудь случилось?
– Можно сказать и так, – ответил Орлов. – Пока мы с вами говорим, его штурмует отряд американских коммандос.
Догин выпрямился в кресле.
– Но ведь... за состав отвечали вы лично! Вы и ваш сын!
– Не сомневаюсь, Никита сейчас делает все возможное, чтобы отбить нападение американцев, – сказал Орлов. – А те находятся в очень невыгодном положении. Они получили приказ не стрелять в наших людей.
– Это же какое-то безумие! – взорвался Догин. – Где полковник Росский?
– Гоняется за шпионами, – ответил Орлов. – А те упорно от него ускользают. Они поймали человека, который за ними следил, и через его рацию связали меня с Оперативным центром в Вашингтоне. Вот откуда мне известно о плане американцев. Мы постарались сообща придумать какой-нибудь выход.
– Я не желаю больше слышать о ваших неудачах, – отрезал Догин. – Немедленно разыщите Росского, и, как только он появится, вы сдадите ему командование центром.
– Вы забываете, – напомнил Орлов, – что сместить меня с должности может только президент.
– Вы уйдете сами, генерал Орлов, иначе я просто вышвырну вас из центра!
– А как туда попадут Росский и его чернорубашечники? – насмешливо спросил Орлов. – В настоящий момент доступ в центр полностью закрыт для всех без исключения.
– Росский со своим спецназом отобьет центр у вас! – предупредил Догин.
– Возможно, – согласился Орлов. – Но он в любом случае не успеет спасти ваш состав... и ваше дело.
– Генерал! – перешел на крик Догин. – Задумайтесь над тем, что вы делаете. Подумайте о своем сыне, о жене...
– Я их люблю, – остановил его Орлов, – но в настоящий момент я в первую очередь думаю о России. И хочется надеяться, не я один. До свидания, Николай Александрович.
Орлов закончил разговор, а Догин еще чуть ли не целую минуту сидел, сжимая трубку. Неужели он проделал такой долгий путь только ради того, чтобы его остановил Орлов?
С раскрасневшимся от ярости лицом Догин дрожащей рукой положил трубку на аппарат и попросил своего помощника вызвать на связь главнокомандующего ВВС маршала Дайку. Американцы проникли в Россию по воздуху и, несомненно, собираются уходить тем же самым путем, быстрым и эффективным. Он не допустит этого, и если с его грузом что-нибудь случится, Соединенным Штатам придется вернуть ему пропавшие деньги, в противном случае американские солдаты будут возвращаться домой, при содействии Шовича, разрезанными на куски.
Глава 64
Вторник, 23.10, неподалеку от Хабаровска
Скуайрс проводил взглядом последние тоненькие струйки слезоточивого газа, поднявшиеся к потолку и ускользнувшие в окно и дверь. Его глаза и рот были защищены противогазом, с которым он уже успел сродниться, уши напряженно ловили малейшие признаки опасности. Подполковник подбежал к развалившемуся штабелю ящиков в конце вагона и ножом приподнял на одном из них крышку.
Внутри лежали деньги. Много денег, плата за страдания, которой было назначено причинять новые страдания.
"Вместо этого, – подумал Скуайрс, сверившись с часами, – через тридцать две минуты все это превратится в конфетти. Еще двадцать минут он со своим крохотным отрядом будет вести состав вперед, туда, где русские уже не смогут его настичь. Дальше они пойдут пешком к мосту, а у них за спиной, подобно библейским Содому и Гоморре, взлетят к небу два вагона грязных денег..." Скуайрс ощутил прилив того сознания правоты, которое, наверное, испытывали все американцы от Томаса Джефферсона до Розы Паркс[23], – удовлетворение и гордость сказать «Нет!» чему-то низменному, порочному.
Скуайрс направился к двери в хвостовой части вагона. Он уже собирался перейти в следующий вагон, чтобы проведать Ньюмайера, но вдруг резко обернулся, услышав звуки выстрелов.
Это из паровоза? Но как такое может быть? Теперь, когда состав мчится вперед, Грей ни в кого стрелять не будет.
Окликнув Ньюмайера, Скуайрс пробежал вперед вагона и, шагнув в облака черного дыма, которые прижимал к земле сильный встречный ветер, начал осторожно, на ощупь пробираться по тендеру.
У Никиты было время только на короткую очередь, но он понял, что зацепил американца. Он увидел, как дернулось его плечо, как на белом камуфляже расплылось темное пятно крови.
Никита быстро прошел к кабине. Казалось, паровоз полностью отрезан от остального поезда, скрытого в облаках черного дыма и в искрящихся частицах поднятого снега. Добравшись до кабины, он шагнул к окну и направил внутрь свой автомат.
Никита заглянул внутрь.
Кабина, освещенная тусклым оранжевым заревом, пробивающимся из топки, была пустой. Его взгляд метнулся из угла в угол.
Он посмотрел вверх и успел увидеть на крыше кабины черное лицо и дуло нацеленной на него "беретты". Никита быстро нырнул в окно, получив все-таки пулю в правое бедро. Американец продолжал стрелять.
Поморщившись, Никита ощупал левой рукой ногу. Штанина быстро промокла от крови. Боль была такой, словно ногу зажали в тиски, но гораздо больше Никиту беспокоило то, что он не предугадал действий американца, который выбрался из кабины через окно и затаился на крыше.
Вопрос стоял так: что делать дальше?
Перекатившись на живот, Никита с трудом встал и, опираясь только на здоровую ногу, заковылял к контроллеру. Сейчас главное – остановить состав и дать возможность спецназовцам его догнать.
Продвигаясь по кабине, Никита переводил взгляд с одного окна на другое, держа автомат поднятым, обвив указательным пальцем спусковой крючок. Американец обязательно постарается вернуться, и сделать это он сможет только через одно из окон.
Но вдруг снова послышался до боли знакомый хлопок, и кабина взорвалась обжигающим белым светом.
– Нет! – завопил Никита, зажмуриваясь и пятясь к задней стенке кабины. Оглушительный грохот взрыва шоковой гранаты был многократно усилен замкнутым помещением и металлическими стенками кабины. Никита зажал уши руками, пытаясь хоть как-то их защитить. Он проклинал собственную беспомощность. Стрелять вслепую нельзя, так как в тесной кабине его наверняка зацепит рикошет.
Однако надо что-то делать. С трудом доковыляв до передней части кабины, Никита попытался бедром левой ноги задвинуть контроллер обратно. Однако не в силах устоять на правой ноге, он повалился на четвереньки, непроизвольно хватаясь левой рукой за рычаг. Крича от боли в ушах, раздираемых невыносимым грохотом, Никита потянул рычаг до отказа на себя, но почувствовал, что чья-то нога, обутая в тяжелый ботинок, тотчас же вернула его в прежнее положение. Он тщетно попробовал ухватить своего невидимого противника, но наткнулся лишь на пустоту. Тогда Никита резко повел вправо и влево стволом автомата в надежде обнаружить живую плоть.
– Давай сразимся один на один! – крикнул он. – Трус!
Вдруг вспышка погасла, грохот взрывов прекратился, и единственным звуком остался громкий гул в ушах и стук собственного сердца.
Всмотревшись в темноту, лейтенант увидел в углу скрюченную фигуру. Кровь на морозе замерзла, но он все же разглядел рану, увидел, что его пули проделали несколько дыр в одежде, но лишь одной удалось пробить край бронежилета.
Никита поднял автомат, целясь американцу в лоб, чуть выше очков.
– Не надо, – произнес по-английски голос слева от него.
Обернувшись, российский офицер увидел нацеленную в него из окна "беретту".
Будь он проклят, если позволит незваному пришельцу диктовать свои условия. Никита быстро вскинул автомат, собираясь пристрелить второго американца независимо от того, успеет тот выстрелить сам или нет. Однако в этот момент внезапно ожил раненый, лежавший в углу. Обвив ногами Никиту за пояс, он повалил его на спину и удерживал так до тех пор, пока второй, забравшись в кабину, его не разоружил. Никита попробовал было сцепиться с ним в схватке, но боль в ноге не позволяла ему даже просто стоять, не говоря уже о том, чтобы драться. Новоприбывший поставил Никите колено на грудь, прижимая его к полу, а каблуком другой ноги пихнул контроллер вверх, снова увеличивая скорость паровоза. Не убирая колена, он достал что-то вроде страховочного троса и привязал Никиту за щиколотку здоровой ноги к рукоятке двери чуть ниже окна. Российский офицер никак не мог дотянуться до рукоятки и освободиться, и второй раз за ночь ему стало стыдно.
"Эта парочка спокойно забралась на крышу и устроила ловушку, – с горечью подумал Никита. – А я шагнул в нее, словно безмозглый новичок!"
– Приносим свои извинения, лейтенант, – сказал по-английски второй американец, поднимая с лица очки.
К кабине приблизился третий. Окликнув тех, кто находился внутри, и получив ответ, он забрался через окно.
Новоприбывший при свете распахнутой топки принялся обрабатывать товарищу рану, а другой, судя по всему, старший группы, склонился над Никитой, осматривая его ногу. Воспользовавшись этим, Никита левой рукой стиснул рычаг, стараясь его поднять. Американский командир перехватил его запястье. Никита попытался было лягнуть его свободной ногой, но боль оказалась слишком сильной.
– За напрасные страдания медалей не дают, – сказал командир Никите.
Молодой лейтенант лежал, учащенно дыша. Командир отсоединил от ремня пустой мешочек из-под веревки, ножом отрезал завязки и туго перетянул ими окровавленную ногу Никиты чуть выше раны. Достав второй кусок страховочного троса, он связал Никите руки и прикрепил их к железному крюку на полу кабины.
– Через несколько минут мы покинем состав, – сказал он. – Вас мы возьмем с собой и проследим за тем, чтобы вам была оказана медицинская помощь.
Никита понятия не имел, о чем говорит американец, да ему это было все равно. Эти люди враги, и он любым способом должен помешать им осуществить задуманное.
Руки у него были связаны за спиной. Ногтем большого пальца Никита подцепил искусственный камень на перстне, какие носили все офицеры его полка. Перстень был сделан так, что камень легко вывалился из оправы. При этом из-под него вылезло острое лезвие длиной полдюйма. И этим лезвием Никита принялся незаметно перепиливать кожаный ремень.
Скуайрс проводил взглядом последние тоненькие струйки слезоточивого газа, поднявшиеся к потолку и ускользнувшие в окно и дверь. Его глаза и рот были защищены противогазом, с которым он уже успел сродниться, уши напряженно ловили малейшие признаки опасности. Подполковник подбежал к развалившемуся штабелю ящиков в конце вагона и ножом приподнял на одном из них крышку.
Внутри лежали деньги. Много денег, плата за страдания, которой было назначено причинять новые страдания.
"Вместо этого, – подумал Скуайрс, сверившись с часами, – через тридцать две минуты все это превратится в конфетти. Еще двадцать минут он со своим крохотным отрядом будет вести состав вперед, туда, где русские уже не смогут его настичь. Дальше они пойдут пешком к мосту, а у них за спиной, подобно библейским Содому и Гоморре, взлетят к небу два вагона грязных денег..." Скуайрс ощутил прилив того сознания правоты, которое, наверное, испытывали все американцы от Томаса Джефферсона до Розы Паркс[23], – удовлетворение и гордость сказать «Нет!» чему-то низменному, порочному.
Скуайрс направился к двери в хвостовой части вагона. Он уже собирался перейти в следующий вагон, чтобы проведать Ньюмайера, но вдруг резко обернулся, услышав звуки выстрелов.
Это из паровоза? Но как такое может быть? Теперь, когда состав мчится вперед, Грей ни в кого стрелять не будет.
Окликнув Ньюмайера, Скуайрс пробежал вперед вагона и, шагнув в облака черного дыма, которые прижимал к земле сильный встречный ветер, начал осторожно, на ощупь пробираться по тендеру.
У Никиты было время только на короткую очередь, но он понял, что зацепил американца. Он увидел, как дернулось его плечо, как на белом камуфляже расплылось темное пятно крови.
Никита быстро прошел к кабине. Казалось, паровоз полностью отрезан от остального поезда, скрытого в облаках черного дыма и в искрящихся частицах поднятого снега. Добравшись до кабины, он шагнул к окну и направил внутрь свой автомат.
Никита заглянул внутрь.
Кабина, освещенная тусклым оранжевым заревом, пробивающимся из топки, была пустой. Его взгляд метнулся из угла в угол.
Он посмотрел вверх и успел увидеть на крыше кабины черное лицо и дуло нацеленной на него "беретты". Никита быстро нырнул в окно, получив все-таки пулю в правое бедро. Американец продолжал стрелять.
Поморщившись, Никита ощупал левой рукой ногу. Штанина быстро промокла от крови. Боль была такой, словно ногу зажали в тиски, но гораздо больше Никиту беспокоило то, что он не предугадал действий американца, который выбрался из кабины через окно и затаился на крыше.
Вопрос стоял так: что делать дальше?
Перекатившись на живот, Никита с трудом встал и, опираясь только на здоровую ногу, заковылял к контроллеру. Сейчас главное – остановить состав и дать возможность спецназовцам его догнать.
Продвигаясь по кабине, Никита переводил взгляд с одного окна на другое, держа автомат поднятым, обвив указательным пальцем спусковой крючок. Американец обязательно постарается вернуться, и сделать это он сможет только через одно из окон.
Но вдруг снова послышался до боли знакомый хлопок, и кабина взорвалась обжигающим белым светом.
– Нет! – завопил Никита, зажмуриваясь и пятясь к задней стенке кабины. Оглушительный грохот взрыва шоковой гранаты был многократно усилен замкнутым помещением и металлическими стенками кабины. Никита зажал уши руками, пытаясь хоть как-то их защитить. Он проклинал собственную беспомощность. Стрелять вслепую нельзя, так как в тесной кабине его наверняка зацепит рикошет.
Однако надо что-то делать. С трудом доковыляв до передней части кабины, Никита попытался бедром левой ноги задвинуть контроллер обратно. Однако не в силах устоять на правой ноге, он повалился на четвереньки, непроизвольно хватаясь левой рукой за рычаг. Крича от боли в ушах, раздираемых невыносимым грохотом, Никита потянул рычаг до отказа на себя, но почувствовал, что чья-то нога, обутая в тяжелый ботинок, тотчас же вернула его в прежнее положение. Он тщетно попробовал ухватить своего невидимого противника, но наткнулся лишь на пустоту. Тогда Никита резко повел вправо и влево стволом автомата в надежде обнаружить живую плоть.
– Давай сразимся один на один! – крикнул он. – Трус!
Вдруг вспышка погасла, грохот взрывов прекратился, и единственным звуком остался громкий гул в ушах и стук собственного сердца.
Всмотревшись в темноту, лейтенант увидел в углу скрюченную фигуру. Кровь на морозе замерзла, но он все же разглядел рану, увидел, что его пули проделали несколько дыр в одежде, но лишь одной удалось пробить край бронежилета.
Никита поднял автомат, целясь американцу в лоб, чуть выше очков.
– Не надо, – произнес по-английски голос слева от него.
Обернувшись, российский офицер увидел нацеленную в него из окна "беретту".
Будь он проклят, если позволит незваному пришельцу диктовать свои условия. Никита быстро вскинул автомат, собираясь пристрелить второго американца независимо от того, успеет тот выстрелить сам или нет. Однако в этот момент внезапно ожил раненый, лежавший в углу. Обвив ногами Никиту за пояс, он повалил его на спину и удерживал так до тех пор, пока второй, забравшись в кабину, его не разоружил. Никита попробовал было сцепиться с ним в схватке, но боль в ноге не позволяла ему даже просто стоять, не говоря уже о том, чтобы драться. Новоприбывший поставил Никите колено на грудь, прижимая его к полу, а каблуком другой ноги пихнул контроллер вверх, снова увеличивая скорость паровоза. Не убирая колена, он достал что-то вроде страховочного троса и привязал Никиту за щиколотку здоровой ноги к рукоятке двери чуть ниже окна. Российский офицер никак не мог дотянуться до рукоятки и освободиться, и второй раз за ночь ему стало стыдно.
"Эта парочка спокойно забралась на крышу и устроила ловушку, – с горечью подумал Никита. – А я шагнул в нее, словно безмозглый новичок!"
– Приносим свои извинения, лейтенант, – сказал по-английски второй американец, поднимая с лица очки.
К кабине приблизился третий. Окликнув тех, кто находился внутри, и получив ответ, он забрался через окно.
Новоприбывший при свете распахнутой топки принялся обрабатывать товарищу рану, а другой, судя по всему, старший группы, склонился над Никитой, осматривая его ногу. Воспользовавшись этим, Никита левой рукой стиснул рычаг, стараясь его поднять. Американский командир перехватил его запястье. Никита попытался было лягнуть его свободной ногой, но боль оказалась слишком сильной.
– За напрасные страдания медалей не дают, – сказал командир Никите.
Молодой лейтенант лежал, учащенно дыша. Командир отсоединил от ремня пустой мешочек из-под веревки, ножом отрезал завязки и туго перетянул ими окровавленную ногу Никиты чуть выше раны. Достав второй кусок страховочного троса, он связал Никите руки и прикрепил их к железному крюку на полу кабины.
– Через несколько минут мы покинем состав, – сказал он. – Вас мы возьмем с собой и проследим за тем, чтобы вам была оказана медицинская помощь.
Никита понятия не имел, о чем говорит американец, да ему это было все равно. Эти люди враги, и он любым способом должен помешать им осуществить задуманное.
Руки у него были связаны за спиной. Ногтем большого пальца Никита подцепил искусственный камень на перстне, какие носили все офицеры его полка. Перстень был сделан так, что камень легко вывалился из оправы. При этом из-под него вылезло острое лезвие длиной полдюйма. И этим лезвием Никита принялся незаметно перепиливать кожаный ремень.
Глава 65
Вторник, 16.27, Санкт-Петербург
Пробравшись сквозь толпу митингующих, Пегги и Джордж вошли в Эрмитаж и первым делом направились в туалеты, где переоделись в захваченную с собой одежду: джинсы западного образца, рубашки на пуговицах и американские кроссовки, излюбленную обувь русской молодежи. Убрав морскую форму в рюкзаки, они взялись за руки и по величественной парадной лестнице поднялись на первый этаж Малого Эрмитажа, где находится собрание произведений западноевропейского искусства.
Одна из жемчужин коллекции, полотно "Мадонна Конестабиле" кисти Рафаэля, написанное в 1502 году, получило название по городу в центральной Италии, который на протяжении нескольких столетий был ему домом[24]. Круглый холст, имеющий размеры семь на семь дюймов и заключенный в изящную позолоченную раму, изображает мадонну в голубом платье, сидящую с младенцем Иисусом на руках, на фоне зеленых холмов.
Пегги и Джордж подошли к месту встречи незадолго до назначенного срока. Пегги, делая вид, что изучает висящие на стенах картины, незаметно поглядывала на творение Рафаэля. Джордж, который не видел русского агента даже на фотографии, держал ее за руку, переводя взгляд с картины на картину. Ему было стыдно за то, что ощущение теплых пальцев Пегги в своей ладони доставляло ему такое удовольствие, так как это была не рука его жены. При мысли о том, какой смертельно опасной может быть эта рука, он словно почувствовал электрический импульс.
Ровно в 16.29 рука Пегги напряглась, хотя в ее походке внешне ничего не изменилось. Джордж перевел взгляд на "Мадонну" Рафаэля. Вдоль противоположной стены к полотну медленно приближался мужчина шести футов двух дюймов роста. Он был в свободных белых брюках, коричневых ботинках и голубой ветровке, под которой проступало разрастающееся брюшко. По мере того как русский подходил к картине, Пегги все сильнее сжимала Джорджу руку. Но в самый последний момент русский пересек зал и подошел к Рафаэлю справа, а не слева.
Пробравшись сквозь толпу митингующих, Пегги и Джордж вошли в Эрмитаж и первым делом направились в туалеты, где переоделись в захваченную с собой одежду: джинсы западного образца, рубашки на пуговицах и американские кроссовки, излюбленную обувь русской молодежи. Убрав морскую форму в рюкзаки, они взялись за руки и по величественной парадной лестнице поднялись на первый этаж Малого Эрмитажа, где находится собрание произведений западноевропейского искусства.
Одна из жемчужин коллекции, полотно "Мадонна Конестабиле" кисти Рафаэля, написанное в 1502 году, получило название по городу в центральной Италии, который на протяжении нескольких столетий был ему домом[24]. Круглый холст, имеющий размеры семь на семь дюймов и заключенный в изящную позолоченную раму, изображает мадонну в голубом платье, сидящую с младенцем Иисусом на руках, на фоне зеленых холмов.
Пегги и Джордж подошли к месту встречи незадолго до назначенного срока. Пегги, делая вид, что изучает висящие на стенах картины, незаметно поглядывала на творение Рафаэля. Джордж, который не видел русского агента даже на фотографии, держал ее за руку, переводя взгляд с картины на картину. Ему было стыдно за то, что ощущение теплых пальцев Пегги в своей ладони доставляло ему такое удовольствие, так как это была не рука его жены. При мысли о том, какой смертельно опасной может быть эта рука, он словно почувствовал электрический импульс.
Ровно в 16.29 рука Пегги напряглась, хотя в ее походке внешне ничего не изменилось. Джордж перевел взгляд на "Мадонну" Рафаэля. Вдоль противоположной стены к полотну медленно приближался мужчина шести футов двух дюймов роста. Он был в свободных белых брюках, коричневых ботинках и голубой ветровке, под которой проступало разрастающееся брюшко. По мере того как русский подходил к картине, Пегги все сильнее сжимала Джорджу руку. Но в самый последний момент русский пересек зал и подошел к Рафаэлю справа, а не слева.