Страница:
– Арман твердил, что любит меня. Я ему верила. Я и в самом деле была ему нужна – ради наследника. А потом, получив сына, он собирался использовать меня в одном из своих сатанинских ритуалов. Ведь Арман разглядел во мне ведьму раньше, чем я сама об этом узнала. Он просто меня использовал… Только вот я не желала становиться сорок девятой жертвой чернокнижника. Я убила чудовище, пока он еще был уязвим.
– Ты убила мужа. Но этим дело не кончилось, – а милой улыбкой подсказал Джеймс.
– Да, я убила Армана, – кивнула Стелла, и в голоса ее зазвучало отчаяние. – Но чудовище жаждало возвращения. Зло могло возродиться в любом из потомком графа, в любом из сыновей нашего рода.
– И жребий пал на меня, – задумчиво произнес Энтони.
– Да, мальчик мой, – поспешил вставить Джеймс – Однако ты напрасно полагаешь, будто до тебя в семь рождались лишь дочери. Никакой сверхъестественной мистики тут не было и в помине. Правильно я говорю, Стелла?
– Сыновья рождались редко, – глухо сказала Стелла. – За все эти поколения ты лишь четырнадцатый.
– Но никто из мальчиков не доживал до таких лет, как ты, Энтони, – продолжил за нее Джеймс – Все умирали во младенчестве, так сказать, едва попав на грешную землю. Верно, Стелла?
– Они должны были погибнуть, – кивнула она, и глаза ее заблестели. – Должны. Я не могла позволить чудовищу возродиться. Это мое проклятие. Я должна убивать собственных детей. Но сама умереть не могу.
Тут самообладание ее покинуло, и слезы градом покатились по перекошенному лицу. Бог ты мой, вот так история!…
Энтони сжал побелевшие губы, смотрел в одну точку. Будто окаменел.
– Ты не должен был появиться на свет, – всхлипнула Стелла. – Я сделала для этого все возможное. Я следила за моими дочерьми, за дочерями моих дочерей – и дальше, и так все шестьсот лет. Я подстраивала несчастные случаи, крала младенцев, насылала чары на беременных.
Я совершила все преступления, какие только возможны в мире, лишь бы не дать Злу возродиться, не оставить чудовищу шанса! В конце концов в живых осталась лишь Анжелика, твоя прабабка, Энтони.
– И ты не придумала ничего лучше, – произнес Джеймс, – как с ней подружиться.
– Это получилось случайно. Да, мы познакомились. Я больше не могла этого вынести – постоянно скрываться, выслеживать, убивать. Я сходила с ума. – Анжелика была очаровательной девушкой, – продолжила Стелла, промокнув глаза платочком, любезно одолженным Джеймсом. – Да-да, Тони, твоя прабабка тоже когда-то была молода и красива. Она обожала карты Таро, астрологию и прочую чепуху. В ней чувствовалась способность к предвидению.
– Я знаю, – кивнул Энтони.
– Я открыла Анжелике тайну нашего рода, – призналась Стелла, – и потребовала дать клятву никогда не выходить замуж. Потом я уехала из этого города и не возвращалась больше сорока лет. Если не стареешь, невозможно долго жить на одном месте. Мне постоянно приходилось переезжать. Когда же я вернулась и снова разыскала Анжелику, она жила одна и заверила меня, что сдержала свое обещание. После я даже проверила по документам – она действительно ни с кем не заключала брака и второго человека с ее фамилией на свет не появилось. – Теперь ты понимаешь, – заключила Стелла, обернувшись к Энтони, – каким для меня потрясением оказался твой рассказ о доставшемся тебе наследстве, твое появление в моем доме с этими браслетами на руках. Я надеялась, что со смертью Анжелики кончится срок моего проклятия. Но все только началось…
– Анжелика была прирожденной гадалкой, – улыбнулся Тони. – Еще в детстве она предсказала себе несчастный брак. Потому-то так легко согласилась никогда не выходить замуж. Вырастить дочь это обещание ей нисколько не помешало. И ко времени твоего возвращения Ирма успела сменить фамилию, доставшуюся от отца, ведь ей выходить замуж никто не запрещал.
– А после уж и наша мама дважды сбегала под венец, – тоном любящего дядюшки подхватил Джеймс, – заметь, тоже каждый раз меняя фамилию. Следы были запутаны отменно, что и говорить. Одного в толк не возьму – как же вас все-таки угораздило встретиться?
Ни он, ни она глаз друг с друга не сводили. Прямо двое любовников – не поймешь, то ли сейчас целоваться бросятся, то ли придушат один другого.
– Но мы встретились, – сказал он.
– Встретились, – кивнула она.
– И ты решила меня убить.
– Я должна была это сделать.
– Поэтому ты сожгла собственную квартиру? Но зачем же тогда включила пожарную сигнализацию?
– Я думала, ты не выживешь.
– Но я выжил. И четыре года считал себя убийцей. Четыре долгих года и семь месяцев. Где ты была все это время?
– Пыталась проникнуть в замок. Искала способ избавиться от Книги.
– Ах, какая самонадеянность! – воскликнул Джеймс-Только зря старалась.
– Но когда поняла, что у тебя ничего не выйдет, ты снова вернулась ко мне, – продолжил Тони. – Ты наняла демонов, подстраивала ловушки. Но вместо меня погибли Линда и Сандра. Они-то чем тебе помешали?
– В их смерти вини не меня, – твердо ответила Стелла.
– Кого же? – прищурился Энтони.
Она не ответила. Взгляд ее остановился на Джеймсе.
Мир вокруг замер. По мановению руки застыли на ветвях листья, слова повисли в тишине, все остановилось. Время будто выключилось.
– Зачем ты это сделал? – спросил Энтони.
Только он и Джеймс остались «живыми» среди статуй.
Никто не шевелился. Даже мотылек, беззаботно порхавший над цветами, застыл в воздухе – словно осенний лист, приколотый булавкой к пустоте.
– Хочу сказать тебе кое-что, – заявил Джеймс, – без лишних свидетелей.
– Что сказать? Признаться, что это ты убил моих близких?
– Какие громкие слова! «Убил»! Все люди смертны, мой мальчик, рано или поздно умрут все, кого ты любишь. Я лишь использовал смерть этих двоих – тебе же на пользу. И здесь нет ничего плохого, потому что с каждой такой потерей ты приобретаешь гораздо большее. Ты становишься свободнее, сильнее, жестче. У тебя не останется уязвимых мест, которыми могли бы воспользоваться твои враги.
– Ты всегда говорил, что моя сила в боли…
– Именно, мальчик мой! Она утверждает, что ты копия Армана? – Он подошел к застывшей Стелле и всей пятерней задорно взъерошил ей волосы, будто собаку погладил. – Глупая ведьма. Прожила на свете столько лет, а разума не набралась. Ты не Арман. Ты даже не похож на него. Он слишком многого боялся. И не видел дальше своего носа. Дом, жена – вот предел его мечтаний. Я хотел подарить ему мир, поднести на блюдечке – а он испугался протянуть руку и взять. В нем не было твоей смелости. Вскоре я понял, – продолжал Джеймс, увлеченный собственной откровенностью, – Арман подходит лишь для первой части моего плана. Он мог собрать в себе огромную энергию, однако управлять ею был не способен. Потребовался наследник, который, получив такое могущество, был бы в состоянии им воспользоваться. И здесь своевольная женитьба графа сыграла мне на руку. Хотя, если б его выбор пал на другую ведьму, мне не пришлось бы ждать тебя так долго. – Кстати, думаешь, одна лишь Стелла горела желанием тебя убить? Как бы не так! Поверь, мой мальчик, мне стоило немалых трудов сохранить тебе жизнь, оградить тебя от всевозможных альтруистов, стремящихся избавить мир от потенциальной угрозы. Но клянусь Небесами! – воскликнул Джеймс, похлопав его по плечу. – Ты стоил потраченных сил и времени. Так получилось, что ты стал обладателем особого дара, о котором и мечтать не смел твой предок. Дар этот только твой – от рождения до самой смерти, и никто не может его отнять. Ты чувствуешь то, что чувствуют другие, – и в этом твоя власть над ними. Ты не обманешься, зная, когда тебе лгут. Ты знаешь, что чувствует твой враг, когда ты убиваешь его. Каждый раз, пересилив боль смерти, ты становишься выше ее. Ты становишься сильнее. Ты познаешь всю глубину боли, пройдешь всю степень мук и страдания – и ты все преодолеешь, ты станешь неуязвим. Очень скоро ничто в мире не сможет тебя остановить. Позже ты поймешь, что и в боли есть своя особая прелесть. Ты узнаешь, как страдание – чужое страдание – может принести ни с чем не сравнимое удовольствие! Каждое новое испытание делает тебя сильней – так сталь клинка закаляется в жарком огне горна. Ты должен благодарить Стеллу, – добавил он. – Она была прекрасной учительницей. Как это ни жестоко, но от детской доверчивости она тебя излечила. Да и затея с седобородым Альвисом оказалась весьма кстати. Ты проявил себя очень неплохо для первого серьезного дела. А заодно избавил меня от надоевшего знакомства. Да, ведьма отлично сыграла свою роль, – заключил Джеймс, потирая руки. – Пожалуй, от нее уже можно избавиться. Конечно, чуть попозже – пусть она увидит наш триумф, она это заслужила. Очень скоро мы покажем миру, на что мы способны. Твоя сила и мой опыт отлично дополнят друг друга. Мы заставим содрогнуться землю, Небеса и ад застонут. Мир увидит, что боги могут умирать не только в легендах. Мы будем править вдвоем – как Отец и Сын. Согласен, мой мальчик?
– Разве я могу сказать «нет»?
– Ну конечно, – рассмеялся Джеймс – Кто же не хочет стать властелином мира!
Смеясь, он щелкнул пальцами, и мир вокруг вновь ожил.
– Кого же? – спросил Энтони.
Вместо ответа Стелла взглянула на Джеймса… Точнее, на то место, где секунду назад стоял Джеймс. Она вздрогнула и вскинула на Энтони испуганные глаза.
– Мальчик мой, ты ничего не хочешь ей сказать? – поинтересовался Джеймс, очутившийся вдруг ровно у меня за спиной. О, светлоокий Фрейр. Так и заикание подхватить недолго!…
– Что он имеет в виду? – насторожилась Стелла.
Похоже, им обоим хорошие манеры прививали одни и те же учителя – как будто не знают, что говорить о присутствующих в третьем лице невежливо!
– Ты говорила, что не можешь умереть, – начал Энтони. – Ты считаешь это своим проклятьем…
– Что же это, по-твоему, – перебила Стелла, – благословение Божье – видеть, как все вокруг умирают, и веками скитаться по миру?!
– Бессмертной тебя сделал твой муж,-прервал ее Тони. – Он сделал это, чтобы никто и ничто не могло причинить тебе вред.
Стелла замолкла, лишь растерянно хлопала глазами Известие это явно ее потрясло. Такого сюрприза от покойного графа она не ожидала.
– Итак, дети мои, – бодро воскликнул Джеймс – Солнце садится. Когда луна поднимется над горизонтом, буду ждать вас всех у дверей часовни. А пока еще есть время хорошенько отдохнуть. Сегодня нас ожидает удивительная ночь!
Когда все покинули оранжерею, я подошла к Энтони. Он остался, в задумчивости смотрел на брошенные на полу цветы.
– Какие планы? – спросила я. Но он покачал головой:
– Извини. Мне нужно побыть одному.
– Конечно, я понимаю. Но если понадоблюсь – душу излить или, там, помочь придушить кого-нибудь, – я буду у себя в комнате. Окей?
Но он не пришел.
Я ждала час, другой. Сидела в распахнутом окне, наплевав на жуткий сквозняк, рискуя вывалиться и подхватить насморк. Я дыру протерла джинсами в подоконнике, а в горизонте глазами. Я ждала его – и восход луны.
Луна появилась раньше.
ГЛАВА 61
ГЛАВА 62
– Ты убила мужа. Но этим дело не кончилось, – а милой улыбкой подсказал Джеймс.
– Да, я убила Армана, – кивнула Стелла, и в голоса ее зазвучало отчаяние. – Но чудовище жаждало возвращения. Зло могло возродиться в любом из потомком графа, в любом из сыновей нашего рода.
– И жребий пал на меня, – задумчиво произнес Энтони.
– Да, мальчик мой, – поспешил вставить Джеймс – Однако ты напрасно полагаешь, будто до тебя в семь рождались лишь дочери. Никакой сверхъестественной мистики тут не было и в помине. Правильно я говорю, Стелла?
– Сыновья рождались редко, – глухо сказала Стелла. – За все эти поколения ты лишь четырнадцатый.
– Но никто из мальчиков не доживал до таких лет, как ты, Энтони, – продолжил за нее Джеймс – Все умирали во младенчестве, так сказать, едва попав на грешную землю. Верно, Стелла?
– Они должны были погибнуть, – кивнула она, и глаза ее заблестели. – Должны. Я не могла позволить чудовищу возродиться. Это мое проклятие. Я должна убивать собственных детей. Но сама умереть не могу.
Тут самообладание ее покинуло, и слезы градом покатились по перекошенному лицу. Бог ты мой, вот так история!…
Энтони сжал побелевшие губы, смотрел в одну точку. Будто окаменел.
– Ты не должен был появиться на свет, – всхлипнула Стелла. – Я сделала для этого все возможное. Я следила за моими дочерьми, за дочерями моих дочерей – и дальше, и так все шестьсот лет. Я подстраивала несчастные случаи, крала младенцев, насылала чары на беременных.
Я совершила все преступления, какие только возможны в мире, лишь бы не дать Злу возродиться, не оставить чудовищу шанса! В конце концов в живых осталась лишь Анжелика, твоя прабабка, Энтони.
– И ты не придумала ничего лучше, – произнес Джеймс, – как с ней подружиться.
– Это получилось случайно. Да, мы познакомились. Я больше не могла этого вынести – постоянно скрываться, выслеживать, убивать. Я сходила с ума. – Анжелика была очаровательной девушкой, – продолжила Стелла, промокнув глаза платочком, любезно одолженным Джеймсом. – Да-да, Тони, твоя прабабка тоже когда-то была молода и красива. Она обожала карты Таро, астрологию и прочую чепуху. В ней чувствовалась способность к предвидению.
– Я знаю, – кивнул Энтони.
– Я открыла Анжелике тайну нашего рода, – призналась Стелла, – и потребовала дать клятву никогда не выходить замуж. Потом я уехала из этого города и не возвращалась больше сорока лет. Если не стареешь, невозможно долго жить на одном месте. Мне постоянно приходилось переезжать. Когда же я вернулась и снова разыскала Анжелику, она жила одна и заверила меня, что сдержала свое обещание. После я даже проверила по документам – она действительно ни с кем не заключала брака и второго человека с ее фамилией на свет не появилось. – Теперь ты понимаешь, – заключила Стелла, обернувшись к Энтони, – каким для меня потрясением оказался твой рассказ о доставшемся тебе наследстве, твое появление в моем доме с этими браслетами на руках. Я надеялась, что со смертью Анжелики кончится срок моего проклятия. Но все только началось…
– Анжелика была прирожденной гадалкой, – улыбнулся Тони. – Еще в детстве она предсказала себе несчастный брак. Потому-то так легко согласилась никогда не выходить замуж. Вырастить дочь это обещание ей нисколько не помешало. И ко времени твоего возвращения Ирма успела сменить фамилию, доставшуюся от отца, ведь ей выходить замуж никто не запрещал.
– А после уж и наша мама дважды сбегала под венец, – тоном любящего дядюшки подхватил Джеймс, – заметь, тоже каждый раз меняя фамилию. Следы были запутаны отменно, что и говорить. Одного в толк не возьму – как же вас все-таки угораздило встретиться?
Ни он, ни она глаз друг с друга не сводили. Прямо двое любовников – не поймешь, то ли сейчас целоваться бросятся, то ли придушат один другого.
– Но мы встретились, – сказал он.
– Встретились, – кивнула она.
– И ты решила меня убить.
– Я должна была это сделать.
– Поэтому ты сожгла собственную квартиру? Но зачем же тогда включила пожарную сигнализацию?
– Я думала, ты не выживешь.
– Но я выжил. И четыре года считал себя убийцей. Четыре долгих года и семь месяцев. Где ты была все это время?
– Пыталась проникнуть в замок. Искала способ избавиться от Книги.
– Ах, какая самонадеянность! – воскликнул Джеймс-Только зря старалась.
– Но когда поняла, что у тебя ничего не выйдет, ты снова вернулась ко мне, – продолжил Тони. – Ты наняла демонов, подстраивала ловушки. Но вместо меня погибли Линда и Сандра. Они-то чем тебе помешали?
– В их смерти вини не меня, – твердо ответила Стелла.
– Кого же? – прищурился Энтони.
Она не ответила. Взгляд ее остановился на Джеймсе.
* * *
Мир вокруг замер. По мановению руки застыли на ветвях листья, слова повисли в тишине, все остановилось. Время будто выключилось.
– Зачем ты это сделал? – спросил Энтони.
Только он и Джеймс остались «живыми» среди статуй.
Никто не шевелился. Даже мотылек, беззаботно порхавший над цветами, застыл в воздухе – словно осенний лист, приколотый булавкой к пустоте.
– Хочу сказать тебе кое-что, – заявил Джеймс, – без лишних свидетелей.
– Что сказать? Признаться, что это ты убил моих близких?
– Какие громкие слова! «Убил»! Все люди смертны, мой мальчик, рано или поздно умрут все, кого ты любишь. Я лишь использовал смерть этих двоих – тебе же на пользу. И здесь нет ничего плохого, потому что с каждой такой потерей ты приобретаешь гораздо большее. Ты становишься свободнее, сильнее, жестче. У тебя не останется уязвимых мест, которыми могли бы воспользоваться твои враги.
– Ты всегда говорил, что моя сила в боли…
– Именно, мальчик мой! Она утверждает, что ты копия Армана? – Он подошел к застывшей Стелле и всей пятерней задорно взъерошил ей волосы, будто собаку погладил. – Глупая ведьма. Прожила на свете столько лет, а разума не набралась. Ты не Арман. Ты даже не похож на него. Он слишком многого боялся. И не видел дальше своего носа. Дом, жена – вот предел его мечтаний. Я хотел подарить ему мир, поднести на блюдечке – а он испугался протянуть руку и взять. В нем не было твоей смелости. Вскоре я понял, – продолжал Джеймс, увлеченный собственной откровенностью, – Арман подходит лишь для первой части моего плана. Он мог собрать в себе огромную энергию, однако управлять ею был не способен. Потребовался наследник, который, получив такое могущество, был бы в состоянии им воспользоваться. И здесь своевольная женитьба графа сыграла мне на руку. Хотя, если б его выбор пал на другую ведьму, мне не пришлось бы ждать тебя так долго. – Кстати, думаешь, одна лишь Стелла горела желанием тебя убить? Как бы не так! Поверь, мой мальчик, мне стоило немалых трудов сохранить тебе жизнь, оградить тебя от всевозможных альтруистов, стремящихся избавить мир от потенциальной угрозы. Но клянусь Небесами! – воскликнул Джеймс, похлопав его по плечу. – Ты стоил потраченных сил и времени. Так получилось, что ты стал обладателем особого дара, о котором и мечтать не смел твой предок. Дар этот только твой – от рождения до самой смерти, и никто не может его отнять. Ты чувствуешь то, что чувствуют другие, – и в этом твоя власть над ними. Ты не обманешься, зная, когда тебе лгут. Ты знаешь, что чувствует твой враг, когда ты убиваешь его. Каждый раз, пересилив боль смерти, ты становишься выше ее. Ты становишься сильнее. Ты познаешь всю глубину боли, пройдешь всю степень мук и страдания – и ты все преодолеешь, ты станешь неуязвим. Очень скоро ничто в мире не сможет тебя остановить. Позже ты поймешь, что и в боли есть своя особая прелесть. Ты узнаешь, как страдание – чужое страдание – может принести ни с чем не сравнимое удовольствие! Каждое новое испытание делает тебя сильней – так сталь клинка закаляется в жарком огне горна. Ты должен благодарить Стеллу, – добавил он. – Она была прекрасной учительницей. Как это ни жестоко, но от детской доверчивости она тебя излечила. Да и затея с седобородым Альвисом оказалась весьма кстати. Ты проявил себя очень неплохо для первого серьезного дела. А заодно избавил меня от надоевшего знакомства. Да, ведьма отлично сыграла свою роль, – заключил Джеймс, потирая руки. – Пожалуй, от нее уже можно избавиться. Конечно, чуть попозже – пусть она увидит наш триумф, она это заслужила. Очень скоро мы покажем миру, на что мы способны. Твоя сила и мой опыт отлично дополнят друг друга. Мы заставим содрогнуться землю, Небеса и ад застонут. Мир увидит, что боги могут умирать не только в легендах. Мы будем править вдвоем – как Отец и Сын. Согласен, мой мальчик?
– Разве я могу сказать «нет»?
– Ну конечно, – рассмеялся Джеймс – Кто же не хочет стать властелином мира!
Смеясь, он щелкнул пальцами, и мир вокруг вновь ожил.
* * *
– Кого же? – спросил Энтони.
Вместо ответа Стелла взглянула на Джеймса… Точнее, на то место, где секунду назад стоял Джеймс. Она вздрогнула и вскинула на Энтони испуганные глаза.
– Мальчик мой, ты ничего не хочешь ей сказать? – поинтересовался Джеймс, очутившийся вдруг ровно у меня за спиной. О, светлоокий Фрейр. Так и заикание подхватить недолго!…
– Что он имеет в виду? – насторожилась Стелла.
Похоже, им обоим хорошие манеры прививали одни и те же учителя – как будто не знают, что говорить о присутствующих в третьем лице невежливо!
– Ты говорила, что не можешь умереть, – начал Энтони. – Ты считаешь это своим проклятьем…
– Что же это, по-твоему, – перебила Стелла, – благословение Божье – видеть, как все вокруг умирают, и веками скитаться по миру?!
– Бессмертной тебя сделал твой муж,-прервал ее Тони. – Он сделал это, чтобы никто и ничто не могло причинить тебе вред.
Стелла замолкла, лишь растерянно хлопала глазами Известие это явно ее потрясло. Такого сюрприза от покойного графа она не ожидала.
– Итак, дети мои, – бодро воскликнул Джеймс – Солнце садится. Когда луна поднимется над горизонтом, буду ждать вас всех у дверей часовни. А пока еще есть время хорошенько отдохнуть. Сегодня нас ожидает удивительная ночь!
Когда все покинули оранжерею, я подошла к Энтони. Он остался, в задумчивости смотрел на брошенные на полу цветы.
– Какие планы? – спросила я. Но он покачал головой:
– Извини. Мне нужно побыть одному.
– Конечно, я понимаю. Но если понадоблюсь – душу излить или, там, помочь придушить кого-нибудь, – я буду у себя в комнате. Окей?
Но он не пришел.
Я ждала час, другой. Сидела в распахнутом окне, наплевав на жуткий сквозняк, рискуя вывалиться и подхватить насморк. Я дыру протерла джинсами в подоконнике, а в горизонте глазами. Я ждала его – и восход луны.
Луна появилась раньше.
ГЛАВА 61
Последнее полнолуние
Когда над горизонтом показалось ночное светило, я слезла с подоконника и отправилась к часовне.
Джеймс и Стелла уже были там. Поджидали остальных и от нечего делать вяло перебрасывались вербальными шпильками. (Я имею в виду – переругивались, но без азарта.) Оба облачились в смешные балахоны с капюшонами а-ля «грегорианские монахи». На Стелле был синий атласный, с бисерными пуговичками, до пяток, а на Джеймсе – строгий черный бархатный, с модными бордовыми вставками-треугольничками на плечах.
– Мадемуазель! – воскликнул Джеймс, завидев меня. – А вы почему не надели форму?
– Какую еще форму? – удивилась я.
– Как какую? Разве горничные вам ее не принесли?
– А, такой черненький халатик, как ваш, да? Принесли. Я-то подумала, что это новое покрывало для кровати. Они его еще так расстелили красиво…
В сгущающихся сумерках к нам присоединился Вик. На бегу застегивая молнию на сутане, поинтересовался:
– Я не опоздал? А чего вы тут в темноте делаете? – и взмахом широкого рукава зажег пару факелов, воткнутых в косяк по обеим сторонам ворот часовни.
– Нет, в таком виде положительно нельзя участвовать в ритуале, – покачала головой Стелла, разглядывая меня.
И в этом Джеймс с ней согласился.
– Для успешного проведения обряда, – сказал он, – в одежде участвующих не должны присутствовать узлы, застежки, ремни и пояса, а также кольца, браслеты и цепочки.
– Пуговицы можно, – вставила Стелла.
– У вас же, мадемуазель… – Он снова оглядел меня с ног до головы.
А у меня что? У меня полный порядок! На топике бретельки завязаны бантиками, клепчатый ремешок в брючках на блестящей пряжке, да по паре стразовых застежек на каждой босоножке. Только и всего.
– В крайнем случае можно расстегнуть… – с сомнением предложила Стелла.
– Еще чего! – возмутилась я. – Если расстегну пояс, то упадут штаны. А если расстегну босоножки, тогда упаду я!
Конец спору положило появление Энтони. Одет он был не лучше меня – единственно, что вместо бретелек на вороте футболке был шнурок, а вместо босоножек – кроссовки, тоже, между прочим, завязанные бантиками. Но, взглянув на хмурое лицо воспитанника, Джеймс только вздохнул и пригласил всех войти.
Кажется, я уже упоминала о том, что в эти выходные часовня поменяла свое местоположение и придвинулась ближе к замку, встав почти вплотную. А теперь я могла воочию убедиться, что и внутри она претерпела изменения.
Мне и раньше казалось, что внутреннее пространство не соответствует скромным размерам строения. Но теперь зал сделался вовсе огромным.
Сегодня вместо свечей вдоль стен были расставлены какие-то жаровни на высоких треногах, наполненные ароматными смолами. Длинные язычки пламени вздымались вверх, разливая в воздухе незнакомые, пьянящие запахи. Жуткая пирамида из костей, черепов и оружия была разобрана и аккуратно сложена в два ряда, обозначив дорожку от открывшегося колодца до ступеней, ведущих к трону. Таинственный престол по-прежнему посверкивал монолитом черного камня. Ох, сдается мне, не для светлого духа он здесь поставлен…
– Вик Ронан! Что ты там возишься? – прикрикнул Джеймс на замешкавшегося в дверях помощника. Тот поспешно обернулся, подозрительно быстро спрятав руки за спиной:
– Ничего. Вы идите, идите. Я тут пока дверь закрою.
Однако Джеймс убедительному тону не поверил.
– Что ты там прячешь? Ну-ка покажи руки! – велел он.
Вик послушно продемонстрировал пустые ладони – сначала правую, потом левую. Джеймс покачал головой.
– Надеюсь, ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы быть благоразумным, – строго предупредил он.
Воспользовавшись минутной заминкой, ко мне подошел Энтони.
– Венера, – тихо сказал он, – ты должна обещать мне одну вещь.
– Нет проблем, – кивнула я, даже не подозревая, что он имеет в виду.
– Обещай мне, – сказал он, – если я перестану быть самим собой, если я превращусь в чудовище, ты убьешь меня. Пожалуйста. Мне больше некого об этом просить.
Я не знала, что ответить. Справлюсь ли я? Смогу ли? Хватит ли у меня сил убить не чудовище – его, Энтони?… Он незаметно сунул мне в руку завернутый в платок стилет. Сквозь тонкую ткань ощущались холод узкого лезвия, крестовина рукояти.
С глухим стуком затворились двери. Огонь в светильниках встрепенулся и разгорелся еще ярче.
Энтони ободряюще мне улыбнулся, отошел, оставив меня в совершенном смятении!
Едва воцарившись, тишина, столь необходимая для должной атмосферы таинственности и тожественности момента, была немедленно нарушена донесшимся снаружи жалобным воем.
– Это собаки, – сообщил Вик. – Беспокоятся за хозяина.
– Да впусти их, – махнул рукой Джеймс, – а то не перестанут.
Двери снова скрипнули, и в открывшуюся щелку, радостно виляя хвостами, юркнули Цезарь с Цербером. Как дисциплинированные псы, они тут же уселись у порога и всем своим видом заявили, что мешать никому не будут.
Поднявшись на ступени и встав возле трона, Джеймс, с Книгой под мышкой, громко похлопал в ладони, призывая всеобщее внимание.
– Дамы и господа! – начал он. – Сегодня полнолуние…
– Знаем! – Бесцеремонность Вика порой не имела границ.
Но Джеймс нынче был на удивление терпелив.
– Сегодня сорок девятое полнолуние, – продолжал он, – с того дня, как Антуан Дис вступил в права наследования и принял графский титул. Наступившей ночью должно завершиться таинство, имевшее начало более шести столетий назад. Сегодня силы сорока восьми избранных душ, собранных Арманом Дисом, сольются воедино в теле Энтони. Не было и не будет в мире существа могущественней! Однако для того, чтобы свершилось это знаменательное событие, необходимо с полной ответственностью провести ритуал Воскрешения и Соединения. Для чего все мы, собственно, здесь и собрались.
Джеймс сошел со ступеней, подошел к нам и, раскрыв Книгу, продолжил инструкцию уже менее официальным тоном.
– Для обряда воскрешения, – сказал он, – требуется кровь девственницы. Ею следует окропить черный алтарь, он же престол, – кивнул Джеймс на каменный трон.
Кажется, роль девственницы предназначалась мне.
– Постойте, – возразила Стелла, – но это очень опасно! Девочка слишком юна и неопытна. Она не справится. Почуяв кровь, фантом немедленно кинется к ней!
– Какой еще фантом? – спросила я с нехорошим предчувствием.
– Фантом-Который-Живет-В-Колодце! – уважительным шепотом пояснил Вик, показав пальцем вниз, в пол.
В растерянности я обернулась к Энтони.
Но он не смотрел на меня. Он стоял у самого края колодца, внимательно вглядываясь в непроницаемую тьму. Брр!… У меня бы давно голова закружилась.
– Мадемуазель будет вне опасности, – уверенно сказал Джеймс – Я позабочусь об этом.
– И все же позвольте мне занять ее место! – настаивала Стелла. Как-то неожиданно в ней проснулся альтруизм.
– Ты с ума сошла? – Джеймс начинал злиться. – Как ты себе это представляешь? Девственность – единственное условие невинности жертвы! Девственница может быть старой девой, может иметь за плечами опыт убийства, неоднократно преступить любые законы и все известные заповеди. Она может быть вовсе мужского пола, в конце концов! Но многолетний опыт семейной жизни и двое детей в этот список не входят!
– Я могу прочитать заклинание… – не сдавалась Стелла.
Все, кроме меня, стояли спиной к колодцу. И никто не увидел, как Энтони, сделав один лишь шаг, упал в зияющую черноту.
– Стой!!! – завопила я и, растолкав всех, бросилась к разверстанной пасти провала. Жалобно поскуливая, подбежали псы.
Тьма могильным холодом обдала лицо. Но, встав на колени, рискуя свалиться, я перегнулась через край, пытаясь уловить хоть малейший намек…
– Веревку мне! – решительно потребовала я. – Быстро!
– Я полезу туда, – сказал Вик.
– Даже не думай! – отрезал Джеймс – Он тебя почувствует и сожрет вас обоих. Спуститься сможет только она.
Откуда-то появилась длинная прочная веревка. Одним концом опоясали меня, другой закрепили на колонне.
Устроившись в петле вроде качелей и отталкиваясь от стенок ногами, я стала спускаться. На удивление, страха не было. Чего бояться, если веревку крепко держат трое опытных колдунов, а Джеймс для удобства даже засучил рукава у сутаны.
Колодец оказался не таким узким, как мне представлялось. К низу он расширялся, будто перевернутая воронка или, скорее, реторта алхимика. Отвесные стенки неровные, сплошь в выступах, впадинах, изъедены какими-то норами. Встречались вмурованные в камень черепа – одному я угодила пальцем в пустую глазницу.
Вниз я старалась не смотреть.
Глаза привыкли в темноте. И я различила в стене нишу, вернее дорожку, спиралью уходившую вниз, будто резьба на гайке. Раскачавшись на веревке, я смогла ухватиться за каменистую неровность и, повиснув на руках, нащупала пальцами ног выступ, на который вполне можно было встать. Босоножки я благоразумно оставила наверху – побоялась, что, сорвавшись с ноги, обувка попадет фантому прямо по лбу. Голыми пятками ступать было щекотно и колко, но я мужественно терпела.
Пройдя (или, вернее, проползя) так шагов двадцать, я наткнулась на что-то относительно мягкое. Радостный визг невольно сорвался с моих губ.
– Тс-с! – Энтони просто прикрыл мне рот ладонью. По-кошачьи бесшумно, он черной тенью скользил по проходу, прижимаясь спиной к стене.
– Тебе просили передать, – зашептала я тихо-тихо, следуя за ним, – чтобы ты не занимался ерундой. У Джеймса все под контролем…
Он остановился.
– Возвращаемся? – с надеждой спросила я.
– Погоди, – отмахнулся он.
Стена под рукой внезапно закончилась, открыв узкий лаз.
– Подожди здесь.
– Ну уж нет! – заявила я.
Тогда Энтони обрезал болтавшуюся у меня на поясе веревку и конец зацепил за выступающую из стены чью-то берцовую кость.
– Идем… – Он взял меня за руку. – Только тихо.
В узкий проход я едва протиснулась. Но дальше было не легче.
Не то щель, не то нора поначалу уходила перпендикулярно от колодца, потом резко шла вниз и кончалась коротким горизонтальным отрезком. Обрывался лаз мерцающим окошком (не больше слухового на чердаке какой-нибудь избушки).
– Вдвоем застрянем, – сказал Энтони и полез первым. Я ждала целую вечность. Уж точно больше минуты.
– Он там, – вернувшись, прошептал Тони. – Уже просыпается. Не думал, что он такой огромный. Четыре года вползал в меня по частям – и еще столько осталось!…
У меня мурашки по спине побежали. Стало страшно. Но интересно. Я поползла поглядеть. Высунувшись из «окошка», я замерла. Лаз кончался в стене под самым сводом пещеры. Размеры ее превосходили возможности моего воображения. Сравнить пещеру можно было, пожалуй, лишь с крытым стадионом для международной олимпиады, поставленным набок, как пасхальное яйцо, и сплошь увешанным сталактитами и сталагмитами из минаретов Тадж-Махала. В «куполе» виднелось казавшееся теперь крошечным отверстие колодца. Ужасно, просто невыносимо пахло горелыми спичками.
На дне пещеры, среди скал и булыжников, шевелился и вздыхал густой светящийся туман. Его мерцание, волнами переливающееся от сизого до огненно-бурого цвета, тусклыми всполохами освещало серые своды.
Особой разумности в данной бултыхающейся субстанции я не усмотрела. Однако, вспомнив, как в прошлом месяце в меня намертво вцепились его щупальца, необдуманных выводов делать не стала и поспешила ретироваться восвояси.
– Видела?
– Угу, – ответила я. – В тебя столько не влезет. Пошли-ка отсюда.
Обратный путь мы проделали молча.
Вернувшись к веревке, Тони лишних узлов путать не стал. Одной рукой крепко обнял меня за талию, ногой встал в петлю и дернул дважды – как было условлено. И мы тут же взлетели ввысь. Кажется, наверху нас уже заждались.
Джеймс и Стелла уже были там. Поджидали остальных и от нечего делать вяло перебрасывались вербальными шпильками. (Я имею в виду – переругивались, но без азарта.) Оба облачились в смешные балахоны с капюшонами а-ля «грегорианские монахи». На Стелле был синий атласный, с бисерными пуговичками, до пяток, а на Джеймсе – строгий черный бархатный, с модными бордовыми вставками-треугольничками на плечах.
– Мадемуазель! – воскликнул Джеймс, завидев меня. – А вы почему не надели форму?
– Какую еще форму? – удивилась я.
– Как какую? Разве горничные вам ее не принесли?
– А, такой черненький халатик, как ваш, да? Принесли. Я-то подумала, что это новое покрывало для кровати. Они его еще так расстелили красиво…
В сгущающихся сумерках к нам присоединился Вик. На бегу застегивая молнию на сутане, поинтересовался:
– Я не опоздал? А чего вы тут в темноте делаете? – и взмахом широкого рукава зажег пару факелов, воткнутых в косяк по обеим сторонам ворот часовни.
– Нет, в таком виде положительно нельзя участвовать в ритуале, – покачала головой Стелла, разглядывая меня.
И в этом Джеймс с ней согласился.
– Для успешного проведения обряда, – сказал он, – в одежде участвующих не должны присутствовать узлы, застежки, ремни и пояса, а также кольца, браслеты и цепочки.
– Пуговицы можно, – вставила Стелла.
– У вас же, мадемуазель… – Он снова оглядел меня с ног до головы.
А у меня что? У меня полный порядок! На топике бретельки завязаны бантиками, клепчатый ремешок в брючках на блестящей пряжке, да по паре стразовых застежек на каждой босоножке. Только и всего.
– В крайнем случае можно расстегнуть… – с сомнением предложила Стелла.
– Еще чего! – возмутилась я. – Если расстегну пояс, то упадут штаны. А если расстегну босоножки, тогда упаду я!
Конец спору положило появление Энтони. Одет он был не лучше меня – единственно, что вместо бретелек на вороте футболке был шнурок, а вместо босоножек – кроссовки, тоже, между прочим, завязанные бантиками. Но, взглянув на хмурое лицо воспитанника, Джеймс только вздохнул и пригласил всех войти.
Кажется, я уже упоминала о том, что в эти выходные часовня поменяла свое местоположение и придвинулась ближе к замку, встав почти вплотную. А теперь я могла воочию убедиться, что и внутри она претерпела изменения.
Мне и раньше казалось, что внутреннее пространство не соответствует скромным размерам строения. Но теперь зал сделался вовсе огромным.
Сегодня вместо свечей вдоль стен были расставлены какие-то жаровни на высоких треногах, наполненные ароматными смолами. Длинные язычки пламени вздымались вверх, разливая в воздухе незнакомые, пьянящие запахи. Жуткая пирамида из костей, черепов и оружия была разобрана и аккуратно сложена в два ряда, обозначив дорожку от открывшегося колодца до ступеней, ведущих к трону. Таинственный престол по-прежнему посверкивал монолитом черного камня. Ох, сдается мне, не для светлого духа он здесь поставлен…
– Вик Ронан! Что ты там возишься? – прикрикнул Джеймс на замешкавшегося в дверях помощника. Тот поспешно обернулся, подозрительно быстро спрятав руки за спиной:
– Ничего. Вы идите, идите. Я тут пока дверь закрою.
Однако Джеймс убедительному тону не поверил.
– Что ты там прячешь? Ну-ка покажи руки! – велел он.
Вик послушно продемонстрировал пустые ладони – сначала правую, потом левую. Джеймс покачал головой.
– Надеюсь, ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы быть благоразумным, – строго предупредил он.
Воспользовавшись минутной заминкой, ко мне подошел Энтони.
– Венера, – тихо сказал он, – ты должна обещать мне одну вещь.
– Нет проблем, – кивнула я, даже не подозревая, что он имеет в виду.
– Обещай мне, – сказал он, – если я перестану быть самим собой, если я превращусь в чудовище, ты убьешь меня. Пожалуйста. Мне больше некого об этом просить.
Я не знала, что ответить. Справлюсь ли я? Смогу ли? Хватит ли у меня сил убить не чудовище – его, Энтони?… Он незаметно сунул мне в руку завернутый в платок стилет. Сквозь тонкую ткань ощущались холод узкого лезвия, крестовина рукояти.
С глухим стуком затворились двери. Огонь в светильниках встрепенулся и разгорелся еще ярче.
Энтони ободряюще мне улыбнулся, отошел, оставив меня в совершенном смятении!
Едва воцарившись, тишина, столь необходимая для должной атмосферы таинственности и тожественности момента, была немедленно нарушена донесшимся снаружи жалобным воем.
– Это собаки, – сообщил Вик. – Беспокоятся за хозяина.
– Да впусти их, – махнул рукой Джеймс, – а то не перестанут.
Двери снова скрипнули, и в открывшуюся щелку, радостно виляя хвостами, юркнули Цезарь с Цербером. Как дисциплинированные псы, они тут же уселись у порога и всем своим видом заявили, что мешать никому не будут.
Поднявшись на ступени и встав возле трона, Джеймс, с Книгой под мышкой, громко похлопал в ладони, призывая всеобщее внимание.
– Дамы и господа! – начал он. – Сегодня полнолуние…
– Знаем! – Бесцеремонность Вика порой не имела границ.
Но Джеймс нынче был на удивление терпелив.
– Сегодня сорок девятое полнолуние, – продолжал он, – с того дня, как Антуан Дис вступил в права наследования и принял графский титул. Наступившей ночью должно завершиться таинство, имевшее начало более шести столетий назад. Сегодня силы сорока восьми избранных душ, собранных Арманом Дисом, сольются воедино в теле Энтони. Не было и не будет в мире существа могущественней! Однако для того, чтобы свершилось это знаменательное событие, необходимо с полной ответственностью провести ритуал Воскрешения и Соединения. Для чего все мы, собственно, здесь и собрались.
Джеймс сошел со ступеней, подошел к нам и, раскрыв Книгу, продолжил инструкцию уже менее официальным тоном.
– Для обряда воскрешения, – сказал он, – требуется кровь девственницы. Ею следует окропить черный алтарь, он же престол, – кивнул Джеймс на каменный трон.
Кажется, роль девственницы предназначалась мне.
– Постойте, – возразила Стелла, – но это очень опасно! Девочка слишком юна и неопытна. Она не справится. Почуяв кровь, фантом немедленно кинется к ней!
– Какой еще фантом? – спросила я с нехорошим предчувствием.
– Фантом-Который-Живет-В-Колодце! – уважительным шепотом пояснил Вик, показав пальцем вниз, в пол.
В растерянности я обернулась к Энтони.
Но он не смотрел на меня. Он стоял у самого края колодца, внимательно вглядываясь в непроницаемую тьму. Брр!… У меня бы давно голова закружилась.
– Мадемуазель будет вне опасности, – уверенно сказал Джеймс – Я позабочусь об этом.
– И все же позвольте мне занять ее место! – настаивала Стелла. Как-то неожиданно в ней проснулся альтруизм.
– Ты с ума сошла? – Джеймс начинал злиться. – Как ты себе это представляешь? Девственность – единственное условие невинности жертвы! Девственница может быть старой девой, может иметь за плечами опыт убийства, неоднократно преступить любые законы и все известные заповеди. Она может быть вовсе мужского пола, в конце концов! Но многолетний опыт семейной жизни и двое детей в этот список не входят!
– Я могу прочитать заклинание… – не сдавалась Стелла.
Все, кроме меня, стояли спиной к колодцу. И никто не увидел, как Энтони, сделав один лишь шаг, упал в зияющую черноту.
– Стой!!! – завопила я и, растолкав всех, бросилась к разверстанной пасти провала. Жалобно поскуливая, подбежали псы.
Тьма могильным холодом обдала лицо. Но, встав на колени, рискуя свалиться, я перегнулась через край, пытаясь уловить хоть малейший намек…
– Веревку мне! – решительно потребовала я. – Быстро!
– Я полезу туда, – сказал Вик.
– Даже не думай! – отрезал Джеймс – Он тебя почувствует и сожрет вас обоих. Спуститься сможет только она.
Откуда-то появилась длинная прочная веревка. Одним концом опоясали меня, другой закрепили на колонне.
Устроившись в петле вроде качелей и отталкиваясь от стенок ногами, я стала спускаться. На удивление, страха не было. Чего бояться, если веревку крепко держат трое опытных колдунов, а Джеймс для удобства даже засучил рукава у сутаны.
Колодец оказался не таким узким, как мне представлялось. К низу он расширялся, будто перевернутая воронка или, скорее, реторта алхимика. Отвесные стенки неровные, сплошь в выступах, впадинах, изъедены какими-то норами. Встречались вмурованные в камень черепа – одному я угодила пальцем в пустую глазницу.
Вниз я старалась не смотреть.
Глаза привыкли в темноте. И я различила в стене нишу, вернее дорожку, спиралью уходившую вниз, будто резьба на гайке. Раскачавшись на веревке, я смогла ухватиться за каменистую неровность и, повиснув на руках, нащупала пальцами ног выступ, на который вполне можно было встать. Босоножки я благоразумно оставила наверху – побоялась, что, сорвавшись с ноги, обувка попадет фантому прямо по лбу. Голыми пятками ступать было щекотно и колко, но я мужественно терпела.
Пройдя (или, вернее, проползя) так шагов двадцать, я наткнулась на что-то относительно мягкое. Радостный визг невольно сорвался с моих губ.
– Тс-с! – Энтони просто прикрыл мне рот ладонью. По-кошачьи бесшумно, он черной тенью скользил по проходу, прижимаясь спиной к стене.
– Тебе просили передать, – зашептала я тихо-тихо, следуя за ним, – чтобы ты не занимался ерундой. У Джеймса все под контролем…
Он остановился.
– Возвращаемся? – с надеждой спросила я.
– Погоди, – отмахнулся он.
Стена под рукой внезапно закончилась, открыв узкий лаз.
– Подожди здесь.
– Ну уж нет! – заявила я.
Тогда Энтони обрезал болтавшуюся у меня на поясе веревку и конец зацепил за выступающую из стены чью-то берцовую кость.
– Идем… – Он взял меня за руку. – Только тихо.
В узкий проход я едва протиснулась. Но дальше было не легче.
Не то щель, не то нора поначалу уходила перпендикулярно от колодца, потом резко шла вниз и кончалась коротким горизонтальным отрезком. Обрывался лаз мерцающим окошком (не больше слухового на чердаке какой-нибудь избушки).
– Вдвоем застрянем, – сказал Энтони и полез первым. Я ждала целую вечность. Уж точно больше минуты.
– Он там, – вернувшись, прошептал Тони. – Уже просыпается. Не думал, что он такой огромный. Четыре года вползал в меня по частям – и еще столько осталось!…
У меня мурашки по спине побежали. Стало страшно. Но интересно. Я поползла поглядеть. Высунувшись из «окошка», я замерла. Лаз кончался в стене под самым сводом пещеры. Размеры ее превосходили возможности моего воображения. Сравнить пещеру можно было, пожалуй, лишь с крытым стадионом для международной олимпиады, поставленным набок, как пасхальное яйцо, и сплошь увешанным сталактитами и сталагмитами из минаретов Тадж-Махала. В «куполе» виднелось казавшееся теперь крошечным отверстие колодца. Ужасно, просто невыносимо пахло горелыми спичками.
На дне пещеры, среди скал и булыжников, шевелился и вздыхал густой светящийся туман. Его мерцание, волнами переливающееся от сизого до огненно-бурого цвета, тусклыми всполохами освещало серые своды.
Особой разумности в данной бултыхающейся субстанции я не усмотрела. Однако, вспомнив, как в прошлом месяце в меня намертво вцепились его щупальца, необдуманных выводов делать не стала и поспешила ретироваться восвояси.
– Видела?
– Угу, – ответила я. – В тебя столько не влезет. Пошли-ка отсюда.
Обратный путь мы проделали молча.
Вернувшись к веревке, Тони лишних узлов путать не стал. Одной рукой крепко обнял меня за талию, ногой встал в петлю и дернул дважды – как было условлено. И мы тут же взлетели ввысь. Кажется, наверху нас уже заждались.
ГЛАВА 62
Пробуждение фантома
– Ну как? Слазили на разведку? – хмуро встретил нас Джеймс – Теперь, может, делом займемся?
Времени оставалось мало. Луна стояла в зените – ее круглый лик через отверстие в куполе крыши заглядывал ровно в жерло колодца. Над чернеющим провалом заструился легкий прозрачный дымок.
Меня как почетную жертву поставили в сторонке, обведя защитным кругом из густо насыпанной соли (четыре килограммовые пачки извели), куда воткнули десяток зажженных свечек и посверкивающих кристаллов. Попросили вытянуть вперед руку.
Джеймс раскрыл Книгу и взял уже хорошо мне знакомый ритуальный кинжал.
Вик подставил золотую, в самоцветах, чашу.
Энтони отошел подальше, встал возле черного трона.
Стеллу я не видела. Чтобы не упасть в обморок при виде кровавого зрелища, я зажмурилась и отвернула голову.
Джеймс громко и отчетливо прочел какое-то заклинание из Книги (полная тарабарщина, я ни слова не разобрала), и я ощутила легкий порез на ребре ладони. Кровь густыми теплыми каплями зашлепала в чашку…
– Боже мой! Только не это!… – раздался испуганный голос Стеллы.
Я распахнула глаза.
Черный престол окропила кровь. Но не моя. Моя едва накапала в узорчатую чашу.
Пролилась кровь Энтони. Сочась из раны, появившейся на его руке точно там, где лезвие кинжала коснулось меня, сбегая по пальцам, алые капли бисерным дождем падали на гладкий камень. Я видела это отчетливо, будто в замедленном кино: набухнуть на кончике пальца – сорваться в короткий полет – брызнув, удариться о твердый край – медленно скатиться вниз. Но то был лишь миг. Дальше время понеслось с ошеломляющей быстротой.
Над колодцем стремительно закручивающимися клубами стал подниматься серебристый туман. Дымящиеся щупальца расползались вокруг отверстия.
Будто взрывной волной Энтони отбросило к стене. В мгновение ока браслеты на его запястьях превратились в двух исполинских кобр. Обвив руки кольцами толстых чешуйчатых тел, змеи живыми кандалами приковали его меж двух колонн, сплелись хвостами. Псы с яростным лаем бросились на них. Но силы оказались явно неравны. Одна из змей, разинув красную пасть с кривыми зубами-саблями, сделав внезапный выпад, напала на дога, насквозь прокусила загривок. Вторая не успела увернуться от клыков Цербера, взвилась вверх, подкинув в воздух не разжавшего хватку пса, и отшвырнула его в сторону. Падая, верный пес ударился о ступени престола и уже не поднялся.
Времени оставалось мало. Луна стояла в зените – ее круглый лик через отверстие в куполе крыши заглядывал ровно в жерло колодца. Над чернеющим провалом заструился легкий прозрачный дымок.
Меня как почетную жертву поставили в сторонке, обведя защитным кругом из густо насыпанной соли (четыре килограммовые пачки извели), куда воткнули десяток зажженных свечек и посверкивающих кристаллов. Попросили вытянуть вперед руку.
Джеймс раскрыл Книгу и взял уже хорошо мне знакомый ритуальный кинжал.
Вик подставил золотую, в самоцветах, чашу.
Энтони отошел подальше, встал возле черного трона.
Стеллу я не видела. Чтобы не упасть в обморок при виде кровавого зрелища, я зажмурилась и отвернула голову.
Джеймс громко и отчетливо прочел какое-то заклинание из Книги (полная тарабарщина, я ни слова не разобрала), и я ощутила легкий порез на ребре ладони. Кровь густыми теплыми каплями зашлепала в чашку…
– Боже мой! Только не это!… – раздался испуганный голос Стеллы.
Я распахнула глаза.
Черный престол окропила кровь. Но не моя. Моя едва накапала в узорчатую чашу.
Пролилась кровь Энтони. Сочась из раны, появившейся на его руке точно там, где лезвие кинжала коснулось меня, сбегая по пальцам, алые капли бисерным дождем падали на гладкий камень. Я видела это отчетливо, будто в замедленном кино: набухнуть на кончике пальца – сорваться в короткий полет – брызнув, удариться о твердый край – медленно скатиться вниз. Но то был лишь миг. Дальше время понеслось с ошеломляющей быстротой.
Над колодцем стремительно закручивающимися клубами стал подниматься серебристый туман. Дымящиеся щупальца расползались вокруг отверстия.
Будто взрывной волной Энтони отбросило к стене. В мгновение ока браслеты на его запястьях превратились в двух исполинских кобр. Обвив руки кольцами толстых чешуйчатых тел, змеи живыми кандалами приковали его меж двух колонн, сплелись хвостами. Псы с яростным лаем бросились на них. Но силы оказались явно неравны. Одна из змей, разинув красную пасть с кривыми зубами-саблями, сделав внезапный выпад, напала на дога, насквозь прокусила загривок. Вторая не успела увернуться от клыков Цербера, взвилась вверх, подкинув в воздух не разжавшего хватку пса, и отшвырнула его в сторону. Падая, верный пес ударился о ступени престола и уже не поднялся.