Страница:
его с надлежащим блеском.
Юмашев позвонил своим московским друзьям, и прилетевшую четверку
встретил на выходе с летного поля человек стандартной "комитетской"
внешности, лицо которого показалось Тимохину смутно знакомым. Очевидно,
когда-то они ходили по одним коридорам. Человек отвез прибывших в безликую
трехкомнатную квартиру на Таганке, которая явно предназначалась для
конспиративных встреч с агентурой, оставил ключи и доверенность на черную
"Волгу" с форсированным мотором, после чего немедленно исчез.
Следуя разработанному плану, Тимохин набрал телефонный номер, но, когда
другой конец линии отозвался, говорить не стал. Просто он хотел убедиться,
что Куракин на месте. Все четверо вышли во двор и погрузились в "Волгу".
Тимохин был единственным, кто хорошо знал Москву, поэтому он сел за руль.
Через пятьдесят минут они подъехали к громаде "Консорциума" и остановились в
отдалении, наблюдая за входом. Когда не знаешь, где будут развиваться
события, надо следить за человеком, который обязательно окажется в их
эпицентре.
"БМВ" оставили во дворе дома номер четыре и по одному двинулись по
нужному адресу. Восьмой номер носила квадратная одноподъездная восьмиэтажка,
обложенная желтой отделочной плиткой. Макс со Спецом нырнули в подъезд, а
Веретнев остался на противоположном тротуаре, внимательно рассматривая
редких прохожих. Внутренняя дверь запиралась кодированным замком, но Спец
поковырялся шилом в щитке управления, и замок открылся. Они осмотрелись.
Чистая лестница вела наверх, слева ждали пассажиров два лифта, за лифтовыми
шахтами находилась дверь в подвал. Она оказалась открытой, Макс на всякий
случай заглянул, но там было темно.
-- Ладно, давай наверх! -- распорядился Спец.
Двенадцатая квартира располагалась на четвертом этаже, на звонок никто
не отозвался. Из-под деревянной рейки выглядывал край стального листа, но
Спеца это не смутило.
-- Лучше зайти, -- вслух рассуждал он. -- Тогда срабатывает фактор
внезапности, а если раньше придут жена или дети, у нас будут заложники.
Довод против: может, у них сигнализация...
Услышав про заложников, Макс напрягся.
-- Наверняка есть сигнализация. Лучше не рисковать.
-- Пойдем с Лешкой посоветуемся, -- сказал Спец, и они запрыгали по
лестнице вниз.
Как раз в это время к Веретневу подошли двое незнакомцев.
-- Кого ждем, дядя? -- фамильярно спросил крутоплечий крепыш в
кургузой, едва прикрывающей зад курточке. Второй грамотно стал сзади. У него
тоже была мощная фигура и узкая сплюснутая голова, на которой еле помещалось
вытянутое лицо.
-- Вам какое дело? -- дерзко ответил подполковник. Руки он держал в
карманах и сразу навел "фроммер" крепышу в живот.
Простой обыватель не отвечает так борзым молодцам. Почувствовав породу,
те изменили тон.
-- Охранно-сыскная служба, -- на свет появилось красное удостоверение.
-- Сейчас должен приехать наш клиент, поэтому мы проверяем безопасность
места.
-- Сколько красных корочек развелось, -- пробурчал Веретнев и левой
рукой извлек еще не просроченное удостоверение ФСБ. Перед выходом на пенсию
многие менты и комитетчики заявляют об утере служебных удостоверений.
Строгий выговор пугает пенсионера гораздо меньше, чем лишение "ксивы" --
привычной индульгенции от действительных и мнимых грехов, следствием
которого является ощущение полной беззащитности, свойственной основной массе
российских граждан, твердо знающих, что живут в обществе, разделенном на две
категории: прессующих и прессуемых.
Заглянув в удостоверение, крепыш увял и хотел было отчалить, но
подполковник удержал его за рукав.
-- Минуточку! Сейчас разберемся, из какой такой вы службы! И почему
превышаете полномочия?
Из подъезда вышли Спец и Карданов. С индифферентным видом они
направились в сторону оставленной машины.
-- Молодые люди, попрошу подойти ко мне, -- властно позвал Веретнев. Те
быстро перебежали узкую улицу. -- Попрошу быть понятыми при проверке этих
граждан, -- сказал бывший разведчик.
-- Да бросьте, -- трепыхнулся крепыш. -- Сейчас мы позвоним по
мобильному, и вам прикажут нас отпустить!
-- Прикажут -- отпустим, -- пообещал Веретнев, чем несколько подбодрил
задержанных.
Контролируя каждое движение охранников-детективов, их завели в подъезд
и спустили в подвал. Там оказалось некое подобие красного уголка из былых
социалистических времен: небольшой зальчик с пятью рядами стульев и столом
президиума. Две стосвечовые лампочки ярко освещали помещение, сильно пахло
пылью, хотя стол и стулья выглядели довольно чистыми.
-- К стене! -- приказал Спец. -- Руками упереться, ноги расставить!
Такая активность "понятого" насторожила задержанных.
-- Так вы заодно! Кто вы такие? -- вскинулся узколицый, не выполняя
команды.
Крепыш вдруг впился узнающим взглядом в лицо Макса.
-- Тебя что, щипцами тащили? К стене, я сказал!
Крепыш прыгнул молча, но Макс основанием кулака ударил его за ухо, и
тот со всего маху грохнулся на бетонный пол. Из-под лица резво побежала
струйка крови.
-- И-йя! -- выкрикнул узкоголовый, выбрасывая ногу вперед. Спец легко
уклонился, как будто они жили в разных временных ритмах. Для подполковника
Савченко время шло вдвое быстрее, чем в обычном мире. Протянув руку, он
спокойно взял противника за шею, сдавил, и тот упал на колени, тряся
головой, как бык на бойне после удара молотом между рогов.
Обоих обыскали, отобрав два пистолета "ПМ" с разрешениями,
удостоверения охранников "Консорциума", один сотовый телефон и старую
фотографию Карданова размером шесть на четыре со следами резинового клея на
обороте.
Не говоря ни слова. Спец достал из кармана кусочек лески и стал
завязывать ее двумя петельками. Макс вспомнил, что когда-то он это уже
видел.
Мертвой хваткой зажав кисть узкоголового. Спец надел одну петельку на
большой палец, а в смежную вставил обычную шариковую ручку и принялся быстро
крутить ее. Леска стянула палец, он побелел, раздался стон, но Савченко не
отвлекался от работы. Каждому, а узкоголовому в первую очередь, стало ясно,
что сейчас леска прорежет кожу и пойдет врезаться вглубь, пока не ампутирует
палец. Только Спец и Макс знали, что кость таким образом не перерезать.
-- Бачурин нас послал, -- кривясь от боли, выговорил узкоголовый.
Спец не прекращал своего занятия.
-- Сам Куракин приказал, ой, хватит, больно!
Спец как будто не слышал.
-- Нас двое, машина во дворе, задание: встретить доктора и обеспечить
его безопасность... Ой-ой-ой!
Движения Спеца замедлились.
-- Проверять подозрительных, задержать того хмыря с фотографии, сразу
сообщить на базу... Сказали, что он один, обманули, суки! Ой, ну хватит!
-- Как вы выходите на связь? -- спросил Спец.
-- Через каждый час...
Электронная трель вызова громко отдалась в замкнутом пространстве. Спец
раскрутил ручку назад, узкоголовый перевел дух. Макс протянул ему телефон.
Спец вынул шило. Он ничего не говорил, не предупреждал, не пугал, а оттого
его уверенные действия выглядели еще страшнее.
-- Да, я, -- прижав трубку к уху, ответил узкоголовый. -- Он поссать
пошел. Все нормально. Я понял. Так что, нам всю ночь тут торчать? А-а-а...
Ладно. Все.
Спец ничего не спрашивал, но шило задавало во- прос. И отвечать на него
следовало правдиво.
-- Доктора повезли домой. Скоро будет здесь.
-- Сколько с ним человек? -- поинтересовался Макс.
-- Один. Может, двое.
Больше вопросов не последовало, и узкоголовый посмотрел на лежащего
неподвижно напарника.
-- Вы его убили...
-- А ты думал, только вам дозволено убивать? -- нехорошим тоном спросил
Спец. -- Нет, если влез в эти игры, будь готов отправиться на тот свет,
когда подойдет момент. Для тебя он уже подошел...
Он не шутил. Узкоголовый помертвел лицом.
Макс протестующе покачал головой.
-- Давай без крови.
-- Это против правил. Чему я тебя учил? Есть только одна гарантия...
-- Сейчас не тот случай, -- поддержал Макса Веретнев. -- Спеленай их,
как ты умеешь, и все.
Спец помолчал, размышляя.
-- Ладно. Но если поднимут шум... Мы-то будем рядом, услышим!
В кармане у Савченко оказался целый моток лески. Он хитрым способом
связал вначале узкоголового, а потом начавшего приходить в себя крепыша, у
которого нос был расплющен в лепешку. Руки "охранников" оказались сзади,
привязанными к ногам. Если дергаться, затягиваются петли на больших пальцах.
-- Это китайцы придумали, -- пояснил Спец. -- Будете трепыхаться --
останетесь без пальцев. Это не шутка и не угроза. Кровь перестанет
поступать, гангрена, и все! А полежите тихо, я через часок позвоню вашим и
скажу, где искать. Какой номер?
-- Единица в памяти, -- ответил узкоголовый.
Кивнув, Спец заклеил обоим рты лейкопластырем. Уходя, они заперли
подвал.
Во дворе стоял стандартный черный джип. Теперь за руль сел Спец, Макс
рядом, Веретнев залез на заднее сиденье.
-- Уж больно вы лихие! -- пробормотал он. -- Я так не могу. Меня
другому учили.
-- Ничего, Леша, научиться никогда не поздно! -- хмыкнул Спец. -- Я из
тебя такого террориста сделаю!
Он выехал на улицу и, не выключая двигатель, остановился напротив
подъезда. Настывший салон быстро прогревался.
Томительно тянулись минуты. Внезапно зазвонил телефон, Веретнев
вздрогнул.
-- Что будем делать? -- ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Макс.
-- Дай сюда! И сидеть тихо!
Взяв трубку, Спец нажал клавишу ответа, но говорить ничего не стал, а
провел микрофоном по рулевому колесу и отключился. Макс понял, что он
имитирует неисправность аппарата. Звонок повторился. Спец не реагировал.
Телефон звонил долго, будто тупая ржавая пила водила по натянутым нервам.
В конце переулка показался точно такой же джип. Дважды мигнули фары.
Спец мигнул в ответ. Второй джип подкатил к подъезду. Тонированные стекла
обеих машин не позволяли определить, сколько человек находится в каждой из
них. Дверца открылась, на тротуар вылез грузный мужчина в дубленке и меховой
шапке -- пирожке". Издав короткий сигнал, привезший его автомобиль тронулся
с места. Спец тоже дважды нажал на клаксон, прощаясь с "коллегами".
Мужчина не торопясь направился к двери.
-- Он? -- спокойно спросил Спец.
-- Черт его знает... -- напряженно отозвался Макс.
-- Вроде был не такой жирный, -- пробурчал Веретнев.
-- Больше некому! -- сделал вывод Макс. -- Леша, приведи его!
Веретнев выскочил на улицу.
-- Одну минуточку, доктор! -- окликнул он, подбегая и берясь за рукав
дубленки. Теперь он узнал Брониславского, и это узнавание оказалось
обоюдным.
-- Вы... Он снова прислал вас...
-- Прошу в машину, доктор, там обо всем поговорим!
Через час у дома номер восемь по Гороховскому переулку собралось не
меньше десятка машин "Консорциума". Из подвала извлекли двоих охранников.
Крепыш говорить не мог, у него было сотрясение мозга, узкоголового
опрашивали несколько раз, последним проводил допрос-беседу лично Куракин.
Охранник рассказал почти всю правду, умолчав лишь о своей откровенности с
нападавшими.
-- Значит, трое! -- Куракин зло ударил кулаком в ладонь. -- Откуда же
он взял себе подмогу?
-- Очень серьезная подмога, -- освобожденный показал изуродованный
палец. -- Профессионалы!
-- Да-а-а... -- Куракин задумался. Дело осложнялось. Раз у Макса
нашлись друзья, значит, есть и жилье, и транспорт, и документы... Схему
розыска надо менять.
Из квартиры профессора спустился Бачурин.
-- Жена пришла десять минут назад, дома все в порядке, но пропал его
чемоданчик с препаратами и оборудованием. Раньше он его брал, когда работал
по вызовам, а последние годы вообще не трогал...
-- Все понятно! -- Куракин нервно переминался с ноги на ногу. Помощник
никогда не видел шефа в таком возбуждении.
-- Надо пройтись по связям Макса! Возьми личное дело и выжми из него
все, что можно! Проверьте девчонку, ее окружение! Но скорей всего это те, из
Школы... Слышал же, что говорит Вьюн, -- профессионалы!
-- Где сейчас столько людей взять?
-- Где хочешь бери! Поднимай всех, отзывай с отдыха!
-- А те, что дежурят у его дома?
-- Снимай! Он туда сейчас все равно не сунется!
К скоплению автомобилей подъехала стоявшая в отдалении "Волга".
-- Кто это там? -- недоуменно поморщился Куракин.
Тимохин и Ходаков вышли из машины.
-- Юмашевские... Как они здесь оказались? Ладно, неважно! Они тоже ищут
Макса, вот тебе и дополнительные силы!
-- Понял, -- кивнул Бачурин.
Вся процедура деблокирования заняла немногим более часа. Перед ее
началом Веретнев отозвал профессора в сторону и упер в толстый живот
кургузый ствол "фроммера".
-- В жизни бывают всякие накладки, ошибки, неблагоприятные совпадения,
-- внушительно проговорил он. -- Но сейчас ничего подобного произойти не
должно. Иначе... -- Зачесанные через голову волосинки сбились, открывая
желтую кожу. Доктор тяжело дышал и поджимал живот, чтобы не касаться
ужасного предмета.
-- Иначе я спущу тебя по кусочкам в унитаз! -- рявкнул Спец. Он не
шутил. Дело происходило в квартире Алексея Ивановича, и избавиться от трупа
другим способом было бы затруднительно.
Желтая лысина покрылась крупными каплями пота. До сих пор Брониславский
напрямую не соприкасался с неприятными вещами. Он имел отношение к "острым"
операциям, но оно всегда носило опосредованный характер. Кабинет, тишина,
привычная профессиональная работа: зомбирование, блокирование памяти,
наложение искусственного уровня... Несколько раз пришлось вводить пациента в
состояние откровенности для предстоящего допроса, но он сразу же ушел и не
видел, что было дальше. А когда лично не воспринимаешь боль, смерть и кровь,
то можно не задумываться, что все это вообще существует, а тем более в
непосредственной связи с тобой. Действительно, какое отношение имеет
распростертое на асфальте под балконом тело с давними сеансами
психологического обследования? Ровно никакого!
Но сейчас перед ним стояли как раз те люди, которые занимались именно
неприятными вещами, и в живот упирался инструмент, не предназначенный ни для
каких благородных целей -- только для того, чтобы переводить живые существа
в мертвое состояние. И он -- Сергей Федорович, профессор Брониславский,
доктор медицинских наук, ведущий психиатр Москвы, председатель и член
десятков ученых и специализированных советов, -- в любой момент мог
превратиться в холодный и бесчувственный труп. Доктор испытал прилив дурноты
и с трудом удержался на ногах.
-- Что вы, что вы, за кого вы меня принимаете? Разве я бандит с большой
дороги? -- залепетал он. -- Я сделаю все так, как надо!
И, опасливо оглядываясь, прошел в комнату, где в полумраке, перед
ритмично пощелкивающим метрономом лежал в кресле Карданов.
-- Я расслаблен, я совершенно расслаблен и спокоен, -- донесся до
подполковников вкрадчивый шепот.
-- Следи за этим гадом, а я схожу горючего возьму, -- сказал Веретнев,
надевая пальто и прихватывая объемистую сумку.
Вскоре он вернулся с добрым десятком бутылок, привычно, на скорую руку
соорудил стол. Они со Спецом налили по полстакана, не чокаясь и без тостов
выпили.
-- Получается, Макс вроде как второй раз сейчас рождается, -- задумчиво
произнес Алексей Иванович. -- У него ведь все отняли -- детство, собственную
жизнь, даже имя. А теперь вспомнит все, ну и что?
Он снова разлил водку, толстыми ломтями напластал копченой колбасы.
-- Да и что, собственно, он вспомнит? Имя ведь у него так и не
появится. У него вообще нет имени!
Пораженный внезапной догадкой, бывший разведчик выставил перед собой
руку с заметно подрагивающими пальцами.
-- Есть оперативный псевдоним -- Карданов Макс Витальевич, -- Веретнев
загнул мизинец. -- Есть псевдоним прикрытия -- Лапин Сергей Иванович, -- он
загнул безымянный палец. -- Есть множество рабочих псевдонимов, я их и не
знаю, надо в личном деле смотреть, -- Алексей Иванович быстро позагибал
оставшиеся три пальца на этой ладони и, словно по инерции, три на следующей.
-- Тут ничего необычного, псевдо у всех есть. Я, например, прозывался
Слоном. Но мое родное имя всегда в метрике и в паспорте было вписано!
Веретнев приподнял стакан и, прищурясь, глянул поверх, будто
прицеливаясь в Спеца.
-- А как его зовут на самом деле? Он в Англии родился, опять же под
псевдонимом! Псевдонимы государство дает, оно же и легенды разрабатывает. Но
главное, как тебя мать с отцом нарекли, какую фамилию они тебе передали! И
вот здесь закавыка выходит. Потому что Птицы ему настоящего имени не дали! И
фамилию свою не передали -- кто ее знает, их настоящую фамилию? Это
государственный секрет, хранится за семью замками и семью печатями! Вот и
получается, что он человек без имени! Так и будет жить под псевдонимом, если
дети пойдут -- и им псевдоним передаст. Только нехорошо это. Не
по-христиански.
-- А мы много по-христиански поступали? -- приподнял свой стакан и
прищурился Спец. -- Или те, кто нас посылал? Или те, кто ими командовал? Или
те, на самом верху?
Веретнев подумал.
-- Мало. Но это неправильно. Давай выпьем, чтобы отпустились нам наши
грехи. Мы приказы исполняли, с нас спрос меньше.
Глухо звякнули стаканы.
-- Готово. -- Из комнаты, щурясь на свет, вышел Брониславский. Выглядел
он довольно спокойно, из чего профессионалы сделали вывод, что работа
выполнена как положено.
-- Все наложения сняты. Кроме подуровня детства, я объяснял, почему это
невозможно: там запасной уровень не создавался, просто стерты воспоминания,
ничего не осталось... А во всем остальном он переведен на основной
личностный уровень. Сейчас он проспит пару часов, а потом полностью придет в
себя. Не исключена фаза возбуждения -- выплеск воспоминаний, столько лет
скованных блокадой... Надо приготовить какой-нибудь расслабляющий
препарат...
-- Водка годится? -- в лоб спросил Веретнев.
-- Ну, в общем, да...
-- А ты сколько выпьешь? -- Подполковник набулькал полный стакан.
-- Да я не собирался... Ну за компанию граммов сто пятьдесят.
-- Придется пить от души! Не вязать же нам тебя, как тех бандитов!
-- А чего, можно и связать! -- вмешался Спец. -- Подумаешь, пальцы
отвалятся -- меньше пакостить будет!
-- Да нет, я лучше выпью...
Когда Карданов проснулся, было около двух часов ночи. В квартире воняло
перегаром, на диване раскинулся хозяин, а Спец спал на матраце, положенном
под дверью ванной. Из-за двери доносился тяжелый храп Брониславского. Макс
ощущал себя поновому: будто спала пелена, окутывавшая сознание многие годы.
В голове интенсивно роились мысли, появлялись и пропадали какие-то образы,
требовалось немедленно куда-то бежать и что-то делать. Быстро одевшись, он
хотел написать записку, но не знал, что писать. Нервозная взвинченность
искала выхода, и он выскочил на пустынную ночную улицу.
Долго шел неизвестно куда и, лишь увидев огонек такси, понял, что ему
надо делать. Через пятьдесят минут он вошел в свою квартиру. Раздевшись,
прошел на кухню, погладил стену, принюхался. Нет. Походил по комнатам,
поводил руками по обоям. Тоже нет. Зашел в ванную, потрогал кафельную стену,
принес стамеску и стал расковыривать шов. Просунув лезвие в щель, поддел
плитку, она отскочила с сухим щелчком. Оторвал соседнюю, потом еще одну и
еще... Пошатал кирпичи, они поддавались, и он стал вынимать их один за
другим. Открылась черная дыра, из которой тянуло холодом. Он зажег спичку.
Его дом буквой "г" был пристроен к соседнему. Между стенами остался
полуметровый промежуток, закрытый со всех сторон. Когда много лет назад он
догадался об этом, то решил оборудовать тайник. На крайний случай, которые
при конспиративной службе возникают не так уж редко. Подрагивающее желтое
пламя развеяло мрак. На металлических уголках в отгороженном от внешнего
мира междомовом пространстве лежал черный атташе-кейс. Макс осторожно втащил
его в ванную, стер тряпкой толстый слой пыли. К ручке проволокой был
прикручен маленький, потускневший от времени ключ с чересчур сложной для
обычного "дипломата" бородкой.
Это был не обычный "дипломат". Титановый чемоданчик спецкурьера.
Тяжелый, секретный и очень ценный. Его следовало доставить по назначению
любой ценой. Сохранить от всех опасностей. Защитить от нападений. Не
допустить попадания в чужие руки. Надежно спрятать в случае непредвиденных
ситуаций.
Нервозное возбуждение прошло. Он сделал то, чего требовал измученный
неоднократными вмешательствами мозг. Крепко прижав кейс к туловищу, Макс
прошел в спальню, засунул чемоданчик под кровать, лег и мгновенно уснул. В
кухне и гостиной остался гореть свет.
Два освещенных окна на темном фасаде были видны издалека. С проспекта
Вернадского они казались огнями маяка, притягивающими усталых путников. От
"Юго-Западной" по трассе, разбрасывая по сторонам грязный снег, несся джип,
отставая на сотню метров, как привязанная, держалась за ним черная "Волга".
-- Как думаешь, они не разыгрывают комедию специально для нас? --
спросил сидящий за рулем Тимохин. Ходаков протяжно, до хруста в челюстях
зевнул.
-- Непохоже. Зачем им нужна такая колготня? Отшили бы нас -- и дело с
концом.
-- Вообще-то верно.
-- Никто нас не отошьет, -- подал голос сзади Степан. -- Если что, мы
их всех сделаем! И этих двух быков, и их хозяина, да и остальных в случае
чего... Только скажите...
Сидящий в джипе Бачурин как будто ощутил всплеск угрожающей энергии.
"Где они взяли таких зверей? -- ни с того ни с сего подумал он про
привезенных тиходонцами бойцов. -- С ними могут возникнуть проблемы... Не
хочется класть людей... Придется считаться с ними, если не дойдет до
крайности. Ну а там -- как выйдет..."
Дьявольски хотелось спать. Приехать в "Консорциум", доложиться шефу --
и на койку в гостевой комнате часа на два-три... А справа сейчас будет дом
Карданова... Бачурин повернул голову и наткнулся на горящие окна. Он не
поверил своим глазам. "Наверное, в другой квартире, отсюда точно не
определишь, -- подумал он. -- С чего бы Макс полез к себе? Такого просто не
может быть! И глаза закрываются..."
-- Ну-ка сворачивай, -- скомандовал он водителю. Две туши на заднем
сиденье недовольно зашевелились. Они и так рыскали по Москве всю ночь,
кому-то звонили, поднимали из постели недовольных людей, задавали
однообразные вопросы, на которые получали невразумительные ответы. Пора и
отдохнуть, куда еще сворачивать!
Джип сделал правый поворот, за ним последовала "Волга" с тиходонцами,
добросовестно работавшими в связке с московскими коллегами.
Москва, 5 июня 1991 года, 15 часов, Центральный Комитет КПСС.
Макс никогда не думал, что будет ожидать аудиенции у Генерального
секретаря ЦК. В огромной, обшитой дубовыми панелями комнате совершенно не
было посетителей, только заведующий приемной за огромным дубовым, опутанным
кабелями и шнурами многочисленных телефонных аппаратов столом, ухоженные,
средних лет, строго официального вида женщины -- машинистка и стенографистка
-- за столиками поменьше, два личных телохранителя в штатском, не спускающие
с Карданова внимательных глаз.
Убранство и обстановка незначительно отличались от помещений, в которых
ему приходилось бывать ранее, но стерильная атмосфера отличалась коренным
образом. Здесь намертво вытравлен человеческий дух -- все, кто находился в
приемной, являлись штатными единицами, нацеленными на наилучшее выполнение
своих функций. Невозможно было представить, чтобы стенографистки пили чай
или болтали по телефону, а завприемной улыбался. Вряд ли они ходили и в
туалет, во всяком случае, в рабочее время.
За двойными дверями главного кабинета страны стоящий навытяжку Леонид
Васильевич Евсеев делал доклад Генеральному. Сейчас он не показался бы Максу
генералиссимусом -- обычный чиновник, скованный и робеющий перед
начальством. Так же держался инструктор Паклин перед завсектором Пачулиным,
а Пачулин, в свою очередь, -- перед завотделом Евсеевым. Теперь Евсеев
преданно ел глазами Генерального и не садился, несмотря на полученное
разрешение.
-- В конце концов, это подрывает авторитет всего международного
коммунистического альянса, компрометирует лидеров африканского
освободительного движения и дело борьбы с империализмом. Очень уязвима и
наша позиция дружбы и поддержки Борсханы. Президента нельзя даже показать
мировой общественности, под его именем всегда фигурирует брат, получивший
надлежащее образование и выглядящий достаточно цивилизованно.
-- Да, мне показывали фотографии, -- Генеральный задумчиво пожевал
губами. -- Но все ли воспитательные возможности мы использовали? Все-таки
воздействие через советников -- очень мощный инструмент...
По цековской субординации, высказавшись, младший по рангу не мог
повторяться. Поэтому Евсеев молчал. Но при упоминании советников лицо его
приняло такое выражение, что Генеральный осекся.
-- Ах, да... Но неужели это правда? Может... Может, ЦРУ подбрасывает
нам ложную информацию? Это нельзя сбрасывать со счетов! Очернить наших
друзей пытаются любыми способами! В том числе и выдумывая ужасные небылицы!
Нам отсюда, издалека, трудно все правильно рассмотреть, разобраться и
сориентироваться...
Этот вопрос выносился на уровень Генерального многократно, первый раз
сразу же, как стало известно о судьбе первого советника. Но решение не
принималось, потому что суть его запутывалась многословными туманными
рассуждениями о добре, гуманности, провокациях и взвешенности. Сейчас дело
Юмашев позвонил своим московским друзьям, и прилетевшую четверку
встретил на выходе с летного поля человек стандартной "комитетской"
внешности, лицо которого показалось Тимохину смутно знакомым. Очевидно,
когда-то они ходили по одним коридорам. Человек отвез прибывших в безликую
трехкомнатную квартиру на Таганке, которая явно предназначалась для
конспиративных встреч с агентурой, оставил ключи и доверенность на черную
"Волгу" с форсированным мотором, после чего немедленно исчез.
Следуя разработанному плану, Тимохин набрал телефонный номер, но, когда
другой конец линии отозвался, говорить не стал. Просто он хотел убедиться,
что Куракин на месте. Все четверо вышли во двор и погрузились в "Волгу".
Тимохин был единственным, кто хорошо знал Москву, поэтому он сел за руль.
Через пятьдесят минут они подъехали к громаде "Консорциума" и остановились в
отдалении, наблюдая за входом. Когда не знаешь, где будут развиваться
события, надо следить за человеком, который обязательно окажется в их
эпицентре.
"БМВ" оставили во дворе дома номер четыре и по одному двинулись по
нужному адресу. Восьмой номер носила квадратная одноподъездная восьмиэтажка,
обложенная желтой отделочной плиткой. Макс со Спецом нырнули в подъезд, а
Веретнев остался на противоположном тротуаре, внимательно рассматривая
редких прохожих. Внутренняя дверь запиралась кодированным замком, но Спец
поковырялся шилом в щитке управления, и замок открылся. Они осмотрелись.
Чистая лестница вела наверх, слева ждали пассажиров два лифта, за лифтовыми
шахтами находилась дверь в подвал. Она оказалась открытой, Макс на всякий
случай заглянул, но там было темно.
-- Ладно, давай наверх! -- распорядился Спец.
Двенадцатая квартира располагалась на четвертом этаже, на звонок никто
не отозвался. Из-под деревянной рейки выглядывал край стального листа, но
Спеца это не смутило.
-- Лучше зайти, -- вслух рассуждал он. -- Тогда срабатывает фактор
внезапности, а если раньше придут жена или дети, у нас будут заложники.
Довод против: может, у них сигнализация...
Услышав про заложников, Макс напрягся.
-- Наверняка есть сигнализация. Лучше не рисковать.
-- Пойдем с Лешкой посоветуемся, -- сказал Спец, и они запрыгали по
лестнице вниз.
Как раз в это время к Веретневу подошли двое незнакомцев.
-- Кого ждем, дядя? -- фамильярно спросил крутоплечий крепыш в
кургузой, едва прикрывающей зад курточке. Второй грамотно стал сзади. У него
тоже была мощная фигура и узкая сплюснутая голова, на которой еле помещалось
вытянутое лицо.
-- Вам какое дело? -- дерзко ответил подполковник. Руки он держал в
карманах и сразу навел "фроммер" крепышу в живот.
Простой обыватель не отвечает так борзым молодцам. Почувствовав породу,
те изменили тон.
-- Охранно-сыскная служба, -- на свет появилось красное удостоверение.
-- Сейчас должен приехать наш клиент, поэтому мы проверяем безопасность
места.
-- Сколько красных корочек развелось, -- пробурчал Веретнев и левой
рукой извлек еще не просроченное удостоверение ФСБ. Перед выходом на пенсию
многие менты и комитетчики заявляют об утере служебных удостоверений.
Строгий выговор пугает пенсионера гораздо меньше, чем лишение "ксивы" --
привычной индульгенции от действительных и мнимых грехов, следствием
которого является ощущение полной беззащитности, свойственной основной массе
российских граждан, твердо знающих, что живут в обществе, разделенном на две
категории: прессующих и прессуемых.
Заглянув в удостоверение, крепыш увял и хотел было отчалить, но
подполковник удержал его за рукав.
-- Минуточку! Сейчас разберемся, из какой такой вы службы! И почему
превышаете полномочия?
Из подъезда вышли Спец и Карданов. С индифферентным видом они
направились в сторону оставленной машины.
-- Молодые люди, попрошу подойти ко мне, -- властно позвал Веретнев. Те
быстро перебежали узкую улицу. -- Попрошу быть понятыми при проверке этих
граждан, -- сказал бывший разведчик.
-- Да бросьте, -- трепыхнулся крепыш. -- Сейчас мы позвоним по
мобильному, и вам прикажут нас отпустить!
-- Прикажут -- отпустим, -- пообещал Веретнев, чем несколько подбодрил
задержанных.
Контролируя каждое движение охранников-детективов, их завели в подъезд
и спустили в подвал. Там оказалось некое подобие красного уголка из былых
социалистических времен: небольшой зальчик с пятью рядами стульев и столом
президиума. Две стосвечовые лампочки ярко освещали помещение, сильно пахло
пылью, хотя стол и стулья выглядели довольно чистыми.
-- К стене! -- приказал Спец. -- Руками упереться, ноги расставить!
Такая активность "понятого" насторожила задержанных.
-- Так вы заодно! Кто вы такие? -- вскинулся узколицый, не выполняя
команды.
Крепыш вдруг впился узнающим взглядом в лицо Макса.
-- Тебя что, щипцами тащили? К стене, я сказал!
Крепыш прыгнул молча, но Макс основанием кулака ударил его за ухо, и
тот со всего маху грохнулся на бетонный пол. Из-под лица резво побежала
струйка крови.
-- И-йя! -- выкрикнул узкоголовый, выбрасывая ногу вперед. Спец легко
уклонился, как будто они жили в разных временных ритмах. Для подполковника
Савченко время шло вдвое быстрее, чем в обычном мире. Протянув руку, он
спокойно взял противника за шею, сдавил, и тот упал на колени, тряся
головой, как бык на бойне после удара молотом между рогов.
Обоих обыскали, отобрав два пистолета "ПМ" с разрешениями,
удостоверения охранников "Консорциума", один сотовый телефон и старую
фотографию Карданова размером шесть на четыре со следами резинового клея на
обороте.
Не говоря ни слова. Спец достал из кармана кусочек лески и стал
завязывать ее двумя петельками. Макс вспомнил, что когда-то он это уже
видел.
Мертвой хваткой зажав кисть узкоголового. Спец надел одну петельку на
большой палец, а в смежную вставил обычную шариковую ручку и принялся быстро
крутить ее. Леска стянула палец, он побелел, раздался стон, но Савченко не
отвлекался от работы. Каждому, а узкоголовому в первую очередь, стало ясно,
что сейчас леска прорежет кожу и пойдет врезаться вглубь, пока не ампутирует
палец. Только Спец и Макс знали, что кость таким образом не перерезать.
-- Бачурин нас послал, -- кривясь от боли, выговорил узкоголовый.
Спец не прекращал своего занятия.
-- Сам Куракин приказал, ой, хватит, больно!
Спец как будто не слышал.
-- Нас двое, машина во дворе, задание: встретить доктора и обеспечить
его безопасность... Ой-ой-ой!
Движения Спеца замедлились.
-- Проверять подозрительных, задержать того хмыря с фотографии, сразу
сообщить на базу... Сказали, что он один, обманули, суки! Ой, ну хватит!
-- Как вы выходите на связь? -- спросил Спец.
-- Через каждый час...
Электронная трель вызова громко отдалась в замкнутом пространстве. Спец
раскрутил ручку назад, узкоголовый перевел дух. Макс протянул ему телефон.
Спец вынул шило. Он ничего не говорил, не предупреждал, не пугал, а оттого
его уверенные действия выглядели еще страшнее.
-- Да, я, -- прижав трубку к уху, ответил узкоголовый. -- Он поссать
пошел. Все нормально. Я понял. Так что, нам всю ночь тут торчать? А-а-а...
Ладно. Все.
Спец ничего не спрашивал, но шило задавало во- прос. И отвечать на него
следовало правдиво.
-- Доктора повезли домой. Скоро будет здесь.
-- Сколько с ним человек? -- поинтересовался Макс.
-- Один. Может, двое.
Больше вопросов не последовало, и узкоголовый посмотрел на лежащего
неподвижно напарника.
-- Вы его убили...
-- А ты думал, только вам дозволено убивать? -- нехорошим тоном спросил
Спец. -- Нет, если влез в эти игры, будь готов отправиться на тот свет,
когда подойдет момент. Для тебя он уже подошел...
Он не шутил. Узкоголовый помертвел лицом.
Макс протестующе покачал головой.
-- Давай без крови.
-- Это против правил. Чему я тебя учил? Есть только одна гарантия...
-- Сейчас не тот случай, -- поддержал Макса Веретнев. -- Спеленай их,
как ты умеешь, и все.
Спец помолчал, размышляя.
-- Ладно. Но если поднимут шум... Мы-то будем рядом, услышим!
В кармане у Савченко оказался целый моток лески. Он хитрым способом
связал вначале узкоголового, а потом начавшего приходить в себя крепыша, у
которого нос был расплющен в лепешку. Руки "охранников" оказались сзади,
привязанными к ногам. Если дергаться, затягиваются петли на больших пальцах.
-- Это китайцы придумали, -- пояснил Спец. -- Будете трепыхаться --
останетесь без пальцев. Это не шутка и не угроза. Кровь перестанет
поступать, гангрена, и все! А полежите тихо, я через часок позвоню вашим и
скажу, где искать. Какой номер?
-- Единица в памяти, -- ответил узкоголовый.
Кивнув, Спец заклеил обоим рты лейкопластырем. Уходя, они заперли
подвал.
Во дворе стоял стандартный черный джип. Теперь за руль сел Спец, Макс
рядом, Веретнев залез на заднее сиденье.
-- Уж больно вы лихие! -- пробормотал он. -- Я так не могу. Меня
другому учили.
-- Ничего, Леша, научиться никогда не поздно! -- хмыкнул Спец. -- Я из
тебя такого террориста сделаю!
Он выехал на улицу и, не выключая двигатель, остановился напротив
подъезда. Настывший салон быстро прогревался.
Томительно тянулись минуты. Внезапно зазвонил телефон, Веретнев
вздрогнул.
-- Что будем делать? -- ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Макс.
-- Дай сюда! И сидеть тихо!
Взяв трубку, Спец нажал клавишу ответа, но говорить ничего не стал, а
провел микрофоном по рулевому колесу и отключился. Макс понял, что он
имитирует неисправность аппарата. Звонок повторился. Спец не реагировал.
Телефон звонил долго, будто тупая ржавая пила водила по натянутым нервам.
В конце переулка показался точно такой же джип. Дважды мигнули фары.
Спец мигнул в ответ. Второй джип подкатил к подъезду. Тонированные стекла
обеих машин не позволяли определить, сколько человек находится в каждой из
них. Дверца открылась, на тротуар вылез грузный мужчина в дубленке и меховой
шапке -- пирожке". Издав короткий сигнал, привезший его автомобиль тронулся
с места. Спец тоже дважды нажал на клаксон, прощаясь с "коллегами".
Мужчина не торопясь направился к двери.
-- Он? -- спокойно спросил Спец.
-- Черт его знает... -- напряженно отозвался Макс.
-- Вроде был не такой жирный, -- пробурчал Веретнев.
-- Больше некому! -- сделал вывод Макс. -- Леша, приведи его!
Веретнев выскочил на улицу.
-- Одну минуточку, доктор! -- окликнул он, подбегая и берясь за рукав
дубленки. Теперь он узнал Брониславского, и это узнавание оказалось
обоюдным.
-- Вы... Он снова прислал вас...
-- Прошу в машину, доктор, там обо всем поговорим!
Через час у дома номер восемь по Гороховскому переулку собралось не
меньше десятка машин "Консорциума". Из подвала извлекли двоих охранников.
Крепыш говорить не мог, у него было сотрясение мозга, узкоголового
опрашивали несколько раз, последним проводил допрос-беседу лично Куракин.
Охранник рассказал почти всю правду, умолчав лишь о своей откровенности с
нападавшими.
-- Значит, трое! -- Куракин зло ударил кулаком в ладонь. -- Откуда же
он взял себе подмогу?
-- Очень серьезная подмога, -- освобожденный показал изуродованный
палец. -- Профессионалы!
-- Да-а-а... -- Куракин задумался. Дело осложнялось. Раз у Макса
нашлись друзья, значит, есть и жилье, и транспорт, и документы... Схему
розыска надо менять.
Из квартиры профессора спустился Бачурин.
-- Жена пришла десять минут назад, дома все в порядке, но пропал его
чемоданчик с препаратами и оборудованием. Раньше он его брал, когда работал
по вызовам, а последние годы вообще не трогал...
-- Все понятно! -- Куракин нервно переминался с ноги на ногу. Помощник
никогда не видел шефа в таком возбуждении.
-- Надо пройтись по связям Макса! Возьми личное дело и выжми из него
все, что можно! Проверьте девчонку, ее окружение! Но скорей всего это те, из
Школы... Слышал же, что говорит Вьюн, -- профессионалы!
-- Где сейчас столько людей взять?
-- Где хочешь бери! Поднимай всех, отзывай с отдыха!
-- А те, что дежурят у его дома?
-- Снимай! Он туда сейчас все равно не сунется!
К скоплению автомобилей подъехала стоявшая в отдалении "Волга".
-- Кто это там? -- недоуменно поморщился Куракин.
Тимохин и Ходаков вышли из машины.
-- Юмашевские... Как они здесь оказались? Ладно, неважно! Они тоже ищут
Макса, вот тебе и дополнительные силы!
-- Понял, -- кивнул Бачурин.
Вся процедура деблокирования заняла немногим более часа. Перед ее
началом Веретнев отозвал профессора в сторону и упер в толстый живот
кургузый ствол "фроммера".
-- В жизни бывают всякие накладки, ошибки, неблагоприятные совпадения,
-- внушительно проговорил он. -- Но сейчас ничего подобного произойти не
должно. Иначе... -- Зачесанные через голову волосинки сбились, открывая
желтую кожу. Доктор тяжело дышал и поджимал живот, чтобы не касаться
ужасного предмета.
-- Иначе я спущу тебя по кусочкам в унитаз! -- рявкнул Спец. Он не
шутил. Дело происходило в квартире Алексея Ивановича, и избавиться от трупа
другим способом было бы затруднительно.
Желтая лысина покрылась крупными каплями пота. До сих пор Брониславский
напрямую не соприкасался с неприятными вещами. Он имел отношение к "острым"
операциям, но оно всегда носило опосредованный характер. Кабинет, тишина,
привычная профессиональная работа: зомбирование, блокирование памяти,
наложение искусственного уровня... Несколько раз пришлось вводить пациента в
состояние откровенности для предстоящего допроса, но он сразу же ушел и не
видел, что было дальше. А когда лично не воспринимаешь боль, смерть и кровь,
то можно не задумываться, что все это вообще существует, а тем более в
непосредственной связи с тобой. Действительно, какое отношение имеет
распростертое на асфальте под балконом тело с давними сеансами
психологического обследования? Ровно никакого!
Но сейчас перед ним стояли как раз те люди, которые занимались именно
неприятными вещами, и в живот упирался инструмент, не предназначенный ни для
каких благородных целей -- только для того, чтобы переводить живые существа
в мертвое состояние. И он -- Сергей Федорович, профессор Брониславский,
доктор медицинских наук, ведущий психиатр Москвы, председатель и член
десятков ученых и специализированных советов, -- в любой момент мог
превратиться в холодный и бесчувственный труп. Доктор испытал прилив дурноты
и с трудом удержался на ногах.
-- Что вы, что вы, за кого вы меня принимаете? Разве я бандит с большой
дороги? -- залепетал он. -- Я сделаю все так, как надо!
И, опасливо оглядываясь, прошел в комнату, где в полумраке, перед
ритмично пощелкивающим метрономом лежал в кресле Карданов.
-- Я расслаблен, я совершенно расслаблен и спокоен, -- донесся до
подполковников вкрадчивый шепот.
-- Следи за этим гадом, а я схожу горючего возьму, -- сказал Веретнев,
надевая пальто и прихватывая объемистую сумку.
Вскоре он вернулся с добрым десятком бутылок, привычно, на скорую руку
соорудил стол. Они со Спецом налили по полстакана, не чокаясь и без тостов
выпили.
-- Получается, Макс вроде как второй раз сейчас рождается, -- задумчиво
произнес Алексей Иванович. -- У него ведь все отняли -- детство, собственную
жизнь, даже имя. А теперь вспомнит все, ну и что?
Он снова разлил водку, толстыми ломтями напластал копченой колбасы.
-- Да и что, собственно, он вспомнит? Имя ведь у него так и не
появится. У него вообще нет имени!
Пораженный внезапной догадкой, бывший разведчик выставил перед собой
руку с заметно подрагивающими пальцами.
-- Есть оперативный псевдоним -- Карданов Макс Витальевич, -- Веретнев
загнул мизинец. -- Есть псевдоним прикрытия -- Лапин Сергей Иванович, -- он
загнул безымянный палец. -- Есть множество рабочих псевдонимов, я их и не
знаю, надо в личном деле смотреть, -- Алексей Иванович быстро позагибал
оставшиеся три пальца на этой ладони и, словно по инерции, три на следующей.
-- Тут ничего необычного, псевдо у всех есть. Я, например, прозывался
Слоном. Но мое родное имя всегда в метрике и в паспорте было вписано!
Веретнев приподнял стакан и, прищурясь, глянул поверх, будто
прицеливаясь в Спеца.
-- А как его зовут на самом деле? Он в Англии родился, опять же под
псевдонимом! Псевдонимы государство дает, оно же и легенды разрабатывает. Но
главное, как тебя мать с отцом нарекли, какую фамилию они тебе передали! И
вот здесь закавыка выходит. Потому что Птицы ему настоящего имени не дали! И
фамилию свою не передали -- кто ее знает, их настоящую фамилию? Это
государственный секрет, хранится за семью замками и семью печатями! Вот и
получается, что он человек без имени! Так и будет жить под псевдонимом, если
дети пойдут -- и им псевдоним передаст. Только нехорошо это. Не
по-христиански.
-- А мы много по-христиански поступали? -- приподнял свой стакан и
прищурился Спец. -- Или те, кто нас посылал? Или те, кто ими командовал? Или
те, на самом верху?
Веретнев подумал.
-- Мало. Но это неправильно. Давай выпьем, чтобы отпустились нам наши
грехи. Мы приказы исполняли, с нас спрос меньше.
Глухо звякнули стаканы.
-- Готово. -- Из комнаты, щурясь на свет, вышел Брониславский. Выглядел
он довольно спокойно, из чего профессионалы сделали вывод, что работа
выполнена как положено.
-- Все наложения сняты. Кроме подуровня детства, я объяснял, почему это
невозможно: там запасной уровень не создавался, просто стерты воспоминания,
ничего не осталось... А во всем остальном он переведен на основной
личностный уровень. Сейчас он проспит пару часов, а потом полностью придет в
себя. Не исключена фаза возбуждения -- выплеск воспоминаний, столько лет
скованных блокадой... Надо приготовить какой-нибудь расслабляющий
препарат...
-- Водка годится? -- в лоб спросил Веретнев.
-- Ну, в общем, да...
-- А ты сколько выпьешь? -- Подполковник набулькал полный стакан.
-- Да я не собирался... Ну за компанию граммов сто пятьдесят.
-- Придется пить от души! Не вязать же нам тебя, как тех бандитов!
-- А чего, можно и связать! -- вмешался Спец. -- Подумаешь, пальцы
отвалятся -- меньше пакостить будет!
-- Да нет, я лучше выпью...
Когда Карданов проснулся, было около двух часов ночи. В квартире воняло
перегаром, на диване раскинулся хозяин, а Спец спал на матраце, положенном
под дверью ванной. Из-за двери доносился тяжелый храп Брониславского. Макс
ощущал себя поновому: будто спала пелена, окутывавшая сознание многие годы.
В голове интенсивно роились мысли, появлялись и пропадали какие-то образы,
требовалось немедленно куда-то бежать и что-то делать. Быстро одевшись, он
хотел написать записку, но не знал, что писать. Нервозная взвинченность
искала выхода, и он выскочил на пустынную ночную улицу.
Долго шел неизвестно куда и, лишь увидев огонек такси, понял, что ему
надо делать. Через пятьдесят минут он вошел в свою квартиру. Раздевшись,
прошел на кухню, погладил стену, принюхался. Нет. Походил по комнатам,
поводил руками по обоям. Тоже нет. Зашел в ванную, потрогал кафельную стену,
принес стамеску и стал расковыривать шов. Просунув лезвие в щель, поддел
плитку, она отскочила с сухим щелчком. Оторвал соседнюю, потом еще одну и
еще... Пошатал кирпичи, они поддавались, и он стал вынимать их один за
другим. Открылась черная дыра, из которой тянуло холодом. Он зажег спичку.
Его дом буквой "г" был пристроен к соседнему. Между стенами остался
полуметровый промежуток, закрытый со всех сторон. Когда много лет назад он
догадался об этом, то решил оборудовать тайник. На крайний случай, которые
при конспиративной службе возникают не так уж редко. Подрагивающее желтое
пламя развеяло мрак. На металлических уголках в отгороженном от внешнего
мира междомовом пространстве лежал черный атташе-кейс. Макс осторожно втащил
его в ванную, стер тряпкой толстый слой пыли. К ручке проволокой был
прикручен маленький, потускневший от времени ключ с чересчур сложной для
обычного "дипломата" бородкой.
Это был не обычный "дипломат". Титановый чемоданчик спецкурьера.
Тяжелый, секретный и очень ценный. Его следовало доставить по назначению
любой ценой. Сохранить от всех опасностей. Защитить от нападений. Не
допустить попадания в чужие руки. Надежно спрятать в случае непредвиденных
ситуаций.
Нервозное возбуждение прошло. Он сделал то, чего требовал измученный
неоднократными вмешательствами мозг. Крепко прижав кейс к туловищу, Макс
прошел в спальню, засунул чемоданчик под кровать, лег и мгновенно уснул. В
кухне и гостиной остался гореть свет.
Два освещенных окна на темном фасаде были видны издалека. С проспекта
Вернадского они казались огнями маяка, притягивающими усталых путников. От
"Юго-Западной" по трассе, разбрасывая по сторонам грязный снег, несся джип,
отставая на сотню метров, как привязанная, держалась за ним черная "Волга".
-- Как думаешь, они не разыгрывают комедию специально для нас? --
спросил сидящий за рулем Тимохин. Ходаков протяжно, до хруста в челюстях
зевнул.
-- Непохоже. Зачем им нужна такая колготня? Отшили бы нас -- и дело с
концом.
-- Вообще-то верно.
-- Никто нас не отошьет, -- подал голос сзади Степан. -- Если что, мы
их всех сделаем! И этих двух быков, и их хозяина, да и остальных в случае
чего... Только скажите...
Сидящий в джипе Бачурин как будто ощутил всплеск угрожающей энергии.
"Где они взяли таких зверей? -- ни с того ни с сего подумал он про
привезенных тиходонцами бойцов. -- С ними могут возникнуть проблемы... Не
хочется класть людей... Придется считаться с ними, если не дойдет до
крайности. Ну а там -- как выйдет..."
Дьявольски хотелось спать. Приехать в "Консорциум", доложиться шефу --
и на койку в гостевой комнате часа на два-три... А справа сейчас будет дом
Карданова... Бачурин повернул голову и наткнулся на горящие окна. Он не
поверил своим глазам. "Наверное, в другой квартире, отсюда точно не
определишь, -- подумал он. -- С чего бы Макс полез к себе? Такого просто не
может быть! И глаза закрываются..."
-- Ну-ка сворачивай, -- скомандовал он водителю. Две туши на заднем
сиденье недовольно зашевелились. Они и так рыскали по Москве всю ночь,
кому-то звонили, поднимали из постели недовольных людей, задавали
однообразные вопросы, на которые получали невразумительные ответы. Пора и
отдохнуть, куда еще сворачивать!
Джип сделал правый поворот, за ним последовала "Волга" с тиходонцами,
добросовестно работавшими в связке с московскими коллегами.
Москва, 5 июня 1991 года, 15 часов, Центральный Комитет КПСС.
Макс никогда не думал, что будет ожидать аудиенции у Генерального
секретаря ЦК. В огромной, обшитой дубовыми панелями комнате совершенно не
было посетителей, только заведующий приемной за огромным дубовым, опутанным
кабелями и шнурами многочисленных телефонных аппаратов столом, ухоженные,
средних лет, строго официального вида женщины -- машинистка и стенографистка
-- за столиками поменьше, два личных телохранителя в штатском, не спускающие
с Карданова внимательных глаз.
Убранство и обстановка незначительно отличались от помещений, в которых
ему приходилось бывать ранее, но стерильная атмосфера отличалась коренным
образом. Здесь намертво вытравлен человеческий дух -- все, кто находился в
приемной, являлись штатными единицами, нацеленными на наилучшее выполнение
своих функций. Невозможно было представить, чтобы стенографистки пили чай
или болтали по телефону, а завприемной улыбался. Вряд ли они ходили и в
туалет, во всяком случае, в рабочее время.
За двойными дверями главного кабинета страны стоящий навытяжку Леонид
Васильевич Евсеев делал доклад Генеральному. Сейчас он не показался бы Максу
генералиссимусом -- обычный чиновник, скованный и робеющий перед
начальством. Так же держался инструктор Паклин перед завсектором Пачулиным,
а Пачулин, в свою очередь, -- перед завотделом Евсеевым. Теперь Евсеев
преданно ел глазами Генерального и не садился, несмотря на полученное
разрешение.
-- В конце концов, это подрывает авторитет всего международного
коммунистического альянса, компрометирует лидеров африканского
освободительного движения и дело борьбы с империализмом. Очень уязвима и
наша позиция дружбы и поддержки Борсханы. Президента нельзя даже показать
мировой общественности, под его именем всегда фигурирует брат, получивший
надлежащее образование и выглядящий достаточно цивилизованно.
-- Да, мне показывали фотографии, -- Генеральный задумчиво пожевал
губами. -- Но все ли воспитательные возможности мы использовали? Все-таки
воздействие через советников -- очень мощный инструмент...
По цековской субординации, высказавшись, младший по рангу не мог
повторяться. Поэтому Евсеев молчал. Но при упоминании советников лицо его
приняло такое выражение, что Генеральный осекся.
-- Ах, да... Но неужели это правда? Может... Может, ЦРУ подбрасывает
нам ложную информацию? Это нельзя сбрасывать со счетов! Очернить наших
друзей пытаются любыми способами! В том числе и выдумывая ужасные небылицы!
Нам отсюда, издалека, трудно все правильно рассмотреть, разобраться и
сориентироваться...
Этот вопрос выносился на уровень Генерального многократно, первый раз
сразу же, как стало известно о судьбе первого советника. Но решение не
принималось, потому что суть его запутывалась многословными туманными
рассуждениями о добре, гуманности, провокациях и взвешенности. Сейчас дело