Страница:
Наполеон некоторое время помолчал и нахмурил лоб, размышляя о чем-то. Затем он взял письмо и начал рвать его на мелкие кусочки.
— Я запомнил письмо от слова до слова, поэтому будет лучше, если я сам уничтожу оригинал. Вы должны меня простить, дорогой Бертран, если я как-то задел ваше чувство преданности. Я в вас верю, как в никого иного. Позже я вам расскажу, что еще было написано в письме. Но, — он понизил голос до шепота, — мне кажется, что среди моих людей имеется парочка шпионов. Любой намек на то, что мы получаем письма, полностью разрушит все наши будущие планы. Я уверен, что вы со мной согласны.
— Безусловно, сир.
Пленник положил себе в карман обрывки письма и кусочки пробки.
— Прикажите принести два бокала, и мы попробуем это вино. Мы должны будем с вами посидеть за этой бутылочкой, как парочка скудоумных англичан, которые, как нам известно, могут пить портвейн в любое время суток. Прикажите у меня в спальне разжечь огонь. — Он похлопал себя по карману с отрывками письма. — Когда я приду к себе, то все сожгу.
Бертран вернулся. Наполеон неспешно расхаживал по комнате. Он настолько погрузился в мысли, что не сразу заметил Бертрана. Наконец он остановился и снова сел, жестом показав маршалу, чтобы тот сел рядом.
— Я должен вам еще кое-что рассказать. Аббат мне написал, что занимался вопросом А и В. Пока мы будем разговаривать, мы с вами выпьем. Налейте мне и себе по бокальчику. Фу, я не в восторге от вкуса доброго аббата. Но нам все равно придется пить это вино, потому что в будущем мы его будем получать в больших количествах. Теперь я вам должен объяснить проблемы А и В. Бертран, вам известно, что пока я занимал императорский трон, мне приходилось прибегать к услугам двойников?
— Сир, об этом кое-кто болтал.
— Всего их было четверо. Я их использовал для того, чтобы они совершали прогулки в императорской карете, когда мне не хотелось, чтобы кто-либо знал о том, что я на самом деле делаю. Один из четверых даже иногда принимал парады. Этот двойник был умным малым и очень мне предан. Мы были похожи друг на друга, как близнецы-братья. Он был французом, и я всегда при виде его вспоминал о Железной Маске [47]. Его звали Роберо. Когда его в первый раз привели ко мне в кабинет, я сразу решил, что его можно прекрасно использовать.
У нас часто были визитеры — дипломаты из других стран и высокопоставленные гости, мы их не хотели обижать отказом, если они изъявляли желание повидать меня за работой. Их отводили в помещение, откуда под особым углом можно было видеть подобие моего кабинета. Они видели, как Роберо корпел над письмами и документами, сидя за столом, который был копией моего стола. Он о чем-то думал, иногда расхаживал по комнате, сложив за спиной руки. Он был хорошим актером, и люди уходили в полной уверенности, что видели меня.
— Двое из двойников умерли, — продолжал Наполеон. — И еще один исчез, но нам здорово повезло, потому что четвертый — это наш Роберо. Аббат с ним связался и уговорил его занять мое место на острове, если мы сможем провернуть переезд.
Бертран не смог скрыть удивления.
— Вы хотите сказать, сир, что этот человек останется здесь, возможно, на всю жизнь, чтобы помочь вам убежать с острова?
— Я вам уже говорил, что он мне очень предан. Но его судьба не будет такой суровой, как вы себе ее представляете. Если я смогу выбраться с этого острова, об этом вскоре станет известно всему миру. Я уверен, что главы союзных правительств, в чьих руках окажется судьба Роберо, не посмеют его наказать слишком сурово, чтобы не покрыть себя позором в глазах всего мира. Вот так обстоят дела, — продолжил Наполеон. — Теперь еще одна проблема. Вы, наверно, помните Анри Ратафи из Парижа?
— Это тот человек, что готовил оперных исполнителей и драматических актеров?
— Это был великий учитель. Моя пухленькая мадемуазель Жорж тоже обучалась у него. Его таланты были обширны: он также изготавливал бороды и парики.
Аббат с ним связан, и сейчас он тайно готовит все, чтобы никто меня не мог узнать. У Роберо шикарные густые темные волосы, он отпустит их подлиннее. Кроме того, он сейчас отращивает бороду.
— Так что я должен разрешить самую сложную проблему, — сказал Наполеон, — как нам отсюда выбраться.
Бертран вздохнул и покачал головой.
— Боюсь, что вы себе не представляете того, насколько строго вас охраняют.
— Конечно, нет. Сам вид караульных мне противен, не хватает еще думать обо всех их хитростях! Вам известно, что я отказался обсуждать все меры моей охраны? Но сейчас мне, видимо, лучше знать эти подробности.
— Первое, сир, военные корабли патрулируют остров. Даже самому маленькому судну не позволено приближаться сюда. Как говорит адмирал Кокберн, если даже пьяная женщина в тазике окажется в открытом море, ей все равно не позволят подойти к острову. Членов экипажа военных кораблей не выпускают в увольнительную на остров. Купцы из Англии, которые привозят на остров грузы, могут приближаться к острову, но им также не позволено сходить на берег. Грузы забирают с кораблей при помощи лодок. Ни при каких обстоятельствах никому не позволено плыть на торговых суднах, исключение сделано для тех, кто возвращается в Лондон по приказанию губернатора.
— Мне очень грустно все это слышать, — заявил Наполеон с кривой усмешкой. — Выходит, я мешаю нормальному течению жизни на этом острове.
— На острове размещена охрана во всех местах, где могли бы высадиться даже небольшие лодки. Они следят за устьем ручьев, которые пробиваются сквозь скалы, вокруг поставлены сети, чтобы ловить бутылки, которые могут быть опущены в воду с острова.
— Но не думают же они, что я забьюсь в бутылку, наподобие джина?
— Они ищут письма, сир. День и ночь находятся караульные на причалах Джеймстауна. Вам что-либо известно о сигнальной системе, разработанной на острове?
— Я знаю, что семафор в сигнальной башне постоянно фиксирует мои передвижения.
— Это всего лишь часть схемы. Сигналы из основного пункта повторяются в шести других пунктах, и все дублируется. С каждой точки острова можно видеть эти сигналы.
— Такой сигнал будет поднят, если я исчезну?
— Синий флаг и прозвучат три орудийных залпа. Сир, если это случится, все войска на острове, а их примерно полторы тысячи, сразу будут подняты по тревоге, чтобы проверить каждый фут поверхности. Они станут искать вас до тех пор, пока не обнаружат.
Наполеон долго молчал, осмысливая все, что ему стало известно.
— Бертран, вы считаете, что в данной ситуации невозможно что-либо предпринять?
— Возможно, среди всех схем, которые мы с вами обсуждали, найдется только одна, в которой можно отыскать практическое зерно.
Наполеон фыркнул.
— Все варианты — просто чушь! Господи, вы предлагали засунуть меня в вонючую бочку, в которых сюда поступает рыба, а потом закатить эту бочку на рыбацкое суденышко. Неужели вы не понимаете, что охрана порта осматривает бочки до того, как их берут на судно? Еще одна идиотская идея состоит в том, чтобы мне переодеться в хромого старика и хромать, подпираясь костылем, всю дорогу до причала.
— Эту идею выдвинул Гурго, он настаивает, что это идеальный выход из положения.
— Была еще идея насчет подводной лодки, — задумчиво подсказал Бертран, — и я продолжаю ее обдумывать.
— Дорогой Бертран, подводная лодка пока что в чертежах своего изобретателя. Когда-нибудь подводные суда будут бороздить моря и океаны под водой, но прежде пройдут бесконечные эксперименты, пока они не станут хотя бы частично безопасными. Если даже удастся построить одну из таких судов сейчас, вы себе представляете, как все будет происходить? Мне придется спускаться до поверхности воды по ужасно крутой скале самой темной ночью. Смогу ли я нормально добраться до низа? Если даже это мне удастся, я должен буду спуститься под воду в экспериментальном судне? Оно должно будет идти сотни миль под водой, пока мы не удалимся от острова. Нормальный человек станет так рисковать?
— Нет, сир. Боюсь, что это была не самая подходящая идея.
Они помолчали. Наполеон глубоко задумался.
— Мы должны найти какой-либо выход, — заявил он наконец. — Если мы этого не сделаем, они станут меня держать тут до смерти. Бертран, для каждого сражения, которое я проводил, были характерны свои проблемы, но я обязательно находил им разрешение. Неужели сейчас, когда передо мной стоит величайшее испытание, я спасую?
Он поднял лицо вверх, и Бертран мгновенно узнал особое выражение лица, которое было знакомо всем командирам и солдатам Франции — это было лицо, готовое к битве. Наполеон тихо промолвил:
— Господи, обязательно должен быть выход. Я не могу всю жизнь оставаться под охраной из-за того, что ничего не в состоянии придумать. Всегда существует какой-то способ удрать, и я его должен найти.
Бертран собирался возвратиться домой после того, как он передал вино Наполеону. Но ему пришлось там задержаться и заняться планированием «домашних дел». В течение шести часов из спальни Наполеона, куда удалился император, он слышал звуки шагов. Темп и скорость шагов не менялись. Только один раз наступила пауза. Интересно, он в это время просматривал какой-то документ? Время от времени маршал грустно качал головой и повторял себе снова и снова:
— Это невозможно. Он не сможет найти выход из этой ловушки.
Великий человек опоздал в гостиную перед ужином. Его одежда, казалось, была в беспорядке, он не причесался. В гостиной собралась вся его свита — мужчины в мундирах и при орденах, женщины в лучших нарядах. Мадам Бертран выглядела весьма достойно в черном шелке. Она держалась подальше от мадам Монтолон в ярко-красном наряде, подчеркивавшем ее изящество и живость характера. Дамы терпеть не могли друг друга и разговаривали только в случае крайней необходимости.
За ужином Наполеон не принимал участия в разговорах. Он низко опустил голову и почти ничего не ел. Выпил бокал присланного вина и одобрительно — явно на публику — покачал головой. Перемены блюд подавали с обычной скоростью, Ла Касе очень переживал, потому что он любил поесть и ему приходилось все быстро глотать. Гурго хмурился — он был обижен тем, что днем его заставили караулить за стеклянной дверью библиотеки. Ему очень понравилась закуска из моллюсков под острым соусом. Когда это блюдо быстро убрали со стола, его настроение еще больше испортилось.
Наполеон не произнес ни слова до конца трапезы, но когда все было закончено, он громко сказал: «Прекрасно!» — давая понять, что он счастлив, что все наконец закончено.
Наполеон принял участие только в одном обсуждении, когда речь зашла о любовном романе. Как могут начаться романтические отношения между людьми? Мужчинам не очень нравился выбор темы, и в дискуссии участвовали две дамы. Мадам Бертран считала, что тут бывают затронуты духовные ценности, родство душ и общих интересов. Мадам Монтолон держалась другого мнения. Она считала, что романтические отношения начинаются с сияния глаз, игривой нотки в голосе и даже мелькания стройной ножки.
— Вы обе забыли настоящую причину, — заявил Наполеон, которому надоело слушать их рассуждения. — Близость…
— Близость, сир? — засверкала темными глазками мадам Монтолон.
— Конечно. Большинство мужчин женятся, особенно не утруждая себя поиском, и думают, что нашли в ней все, о чем вы говорили, дражайшая Альбина. Если бы я оставался в Марселе, я обязательно женился бы на моей милейшей малышке Дезире Клери и какое-то время был бы с ней счастлив, а потом нашел бы кого-то еще. Я уехал бы по службе в другое место, а она увлеклась бы этим простаком, за которого она впоследствии вышла замуж. Ей повезло! Теперь она станет королевой Швеции, когда Бернадот займет трон, вместо того, чтобы жить со мной в этомкоровнике!
Мадам Монтолон призадумалась.
— Сир, я уверена, что вы правы.
Мадам Бертран ничего не произнесла, хотя она исподлобья взглянула на Наполеона, а потом на милейшую Альбину, как бы желая сказать: «Мы уже видели, к чему приводит близость».
Наполеон встал из-за стола, коснувшись рукой плеча, резко и крепко сжав плечо Бертрана.
— Я все обдумал! — шепнул он ему. — Пока я тут сидел, до меня дошли последние детали. Да, Бертран, я все обдумал! — у него засверкали глаза. — Я отправляюсь в кабинет и больше сюда не вернусь. Приходите ко мне через полчаса.
Остальные члены компании перешли в гостиную, но Наполеон заметил, что мадам Монтолон осталась и всем видом показывала, что хочет с ним поговорить.
— Мадам, вы что-то хотите сказать?
— Да, сир. Вы со мной не разговаривали уже шесть дней. Я что-нибудь сделала, что вас обидело?
— Конечно, нет. Я просто очень занят работой.
— Но разве вы меня не видели сегодня днем?
— Сегодня днем? Нет. Я никого не видел.
— Но, сир, я осмелилась войти в кабинет. Дверь была открыта, и я видела, как вы расхаживали взад и вперед по кабинету.
У нее был маленький ротик, его часто сравнивали с розовым бутоном. Губки мадам Монтолон начали дрожать.
— Сир, я уверена, что вы на меня взглянули несколько раз. Но вы не сделали никакого знака и я… я поняла, что вы не желаете говорить со мной и потом… я ушла.
— Простите. Действительно, я видел какую-то фигуру в кабинете, но не понял, что это были вы.
Мадам Монтолон с трудом удерживалась от рыданий.
— Сир, мне очень грустно, и я несчастлива. Неужели я каким-то образом вас обидела? Вы так скоро забыли о том, чем мы были друг для друга.
Было ясно, что Наполеон вовсе не желал продолжать разговор.
— Нет никакой необходимости требовать объяснений. Да, разве они так уж необходимы? Вы меня не обидели, и я ничего не забыл. Все. Вам достаточно?
— Сир, разве вам непонятно, почему я так несчастлива? Если на вас не обращают внимания — это удар по вашей гордости. Интересно, что вы подумали, кто это был? Один из слуг? Привидение? Я уверена, что если бы это была эта болтливая девчонка, вы бы ее сразу узнали.
— О, если бы это была Бетси-и, все было бы по-иному. Она просто вошла бы в кабинет.
— Я уверена, что она именно так бы и сделала, и еще я знаю, что вы были бы не против.
— Она всего лишь ребенок.
— Только если принять во внимание ее годы. — Она наклонилась вперед и коснулась рукой его рукава. — Разве вам не понятно? Если бы там было это дитя, вы бы перестали шагать взад и вперед. Вы начали бы с ней беседовать. Я понимаю, что нарушаю правила и задерживаю вас, но прошу вас, давайте обсудим создавшуюся ситуацию. Если я вам надоела, пожалуйста, пожалуйста, скажите мне об этом. В таком случае я попрошу мужа, чтобы он добился перевода во Францию, и вам не нужно будет терпеть мое присутствие.
Наполеон взглянул ей в лицо. Оно было хорошеньким, несмотря на мучившие ее сомнения. Внезапно он улыбнулся.
— Мы не станем говорить об этом сегодня. Я должен работать до рассвета. Позже мы все обсудим. Возможно, завтра. Моя дорогая Альбина, вы все преувеличиваете и не должны думать о возвращении во Францию. Мне нужны вы и ваш муж здесь. Вы мне верите?
Он снова улыбнулся и, обняв женщину, начал подталкивать ее к двери в гостиную.
— Идите и улыбайтесь. Никто не должен подозревать, что между нами только что была сцена. Все готовы вцепиться зубами в любой кусок сплетни.
Дама наклонила голову, чтобы коснуться щекой его руки.
— О, сир! Вы верите в то, что говорили сегодня за обедом… о близости? Когда вы это сказали, я поняла… что у меня существует надежда.
Наполеон опустил руку и легонько ущипнул Альбину.
— Мы рассуждали о соблазнах. Не беспокойтесь… У вас их предостаточно.
Глава четвертая
1
— Я запомнил письмо от слова до слова, поэтому будет лучше, если я сам уничтожу оригинал. Вы должны меня простить, дорогой Бертран, если я как-то задел ваше чувство преданности. Я в вас верю, как в никого иного. Позже я вам расскажу, что еще было написано в письме. Но, — он понизил голос до шепота, — мне кажется, что среди моих людей имеется парочка шпионов. Любой намек на то, что мы получаем письма, полностью разрушит все наши будущие планы. Я уверен, что вы со мной согласны.
— Безусловно, сир.
Пленник положил себе в карман обрывки письма и кусочки пробки.
— Прикажите принести два бокала, и мы попробуем это вино. Мы должны будем с вами посидеть за этой бутылочкой, как парочка скудоумных англичан, которые, как нам известно, могут пить портвейн в любое время суток. Прикажите у меня в спальне разжечь огонь. — Он похлопал себя по карману с отрывками письма. — Когда я приду к себе, то все сожгу.
Бертран вернулся. Наполеон неспешно расхаживал по комнате. Он настолько погрузился в мысли, что не сразу заметил Бертрана. Наконец он остановился и снова сел, жестом показав маршалу, чтобы тот сел рядом.
— Я должен вам еще кое-что рассказать. Аббат мне написал, что занимался вопросом А и В. Пока мы будем разговаривать, мы с вами выпьем. Налейте мне и себе по бокальчику. Фу, я не в восторге от вкуса доброго аббата. Но нам все равно придется пить это вино, потому что в будущем мы его будем получать в больших количествах. Теперь я вам должен объяснить проблемы А и В. Бертран, вам известно, что пока я занимал императорский трон, мне приходилось прибегать к услугам двойников?
— Сир, об этом кое-кто болтал.
— Всего их было четверо. Я их использовал для того, чтобы они совершали прогулки в императорской карете, когда мне не хотелось, чтобы кто-либо знал о том, что я на самом деле делаю. Один из четверых даже иногда принимал парады. Этот двойник был умным малым и очень мне предан. Мы были похожи друг на друга, как близнецы-братья. Он был французом, и я всегда при виде его вспоминал о Железной Маске [47]. Его звали Роберо. Когда его в первый раз привели ко мне в кабинет, я сразу решил, что его можно прекрасно использовать.
У нас часто были визитеры — дипломаты из других стран и высокопоставленные гости, мы их не хотели обижать отказом, если они изъявляли желание повидать меня за работой. Их отводили в помещение, откуда под особым углом можно было видеть подобие моего кабинета. Они видели, как Роберо корпел над письмами и документами, сидя за столом, который был копией моего стола. Он о чем-то думал, иногда расхаживал по комнате, сложив за спиной руки. Он был хорошим актером, и люди уходили в полной уверенности, что видели меня.
— Двое из двойников умерли, — продолжал Наполеон. — И еще один исчез, но нам здорово повезло, потому что четвертый — это наш Роберо. Аббат с ним связался и уговорил его занять мое место на острове, если мы сможем провернуть переезд.
Бертран не смог скрыть удивления.
— Вы хотите сказать, сир, что этот человек останется здесь, возможно, на всю жизнь, чтобы помочь вам убежать с острова?
— Я вам уже говорил, что он мне очень предан. Но его судьба не будет такой суровой, как вы себе ее представляете. Если я смогу выбраться с этого острова, об этом вскоре станет известно всему миру. Я уверен, что главы союзных правительств, в чьих руках окажется судьба Роберо, не посмеют его наказать слишком сурово, чтобы не покрыть себя позором в глазах всего мира. Вот так обстоят дела, — продолжил Наполеон. — Теперь еще одна проблема. Вы, наверно, помните Анри Ратафи из Парижа?
— Это тот человек, что готовил оперных исполнителей и драматических актеров?
— Это был великий учитель. Моя пухленькая мадемуазель Жорж тоже обучалась у него. Его таланты были обширны: он также изготавливал бороды и парики.
Аббат с ним связан, и сейчас он тайно готовит все, чтобы никто меня не мог узнать. У Роберо шикарные густые темные волосы, он отпустит их подлиннее. Кроме того, он сейчас отращивает бороду.
— Так что я должен разрешить самую сложную проблему, — сказал Наполеон, — как нам отсюда выбраться.
Бертран вздохнул и покачал головой.
— Боюсь, что вы себе не представляете того, насколько строго вас охраняют.
— Конечно, нет. Сам вид караульных мне противен, не хватает еще думать обо всех их хитростях! Вам известно, что я отказался обсуждать все меры моей охраны? Но сейчас мне, видимо, лучше знать эти подробности.
— Первое, сир, военные корабли патрулируют остров. Даже самому маленькому судну не позволено приближаться сюда. Как говорит адмирал Кокберн, если даже пьяная женщина в тазике окажется в открытом море, ей все равно не позволят подойти к острову. Членов экипажа военных кораблей не выпускают в увольнительную на остров. Купцы из Англии, которые привозят на остров грузы, могут приближаться к острову, но им также не позволено сходить на берег. Грузы забирают с кораблей при помощи лодок. Ни при каких обстоятельствах никому не позволено плыть на торговых суднах, исключение сделано для тех, кто возвращается в Лондон по приказанию губернатора.
— Мне очень грустно все это слышать, — заявил Наполеон с кривой усмешкой. — Выходит, я мешаю нормальному течению жизни на этом острове.
— На острове размещена охрана во всех местах, где могли бы высадиться даже небольшие лодки. Они следят за устьем ручьев, которые пробиваются сквозь скалы, вокруг поставлены сети, чтобы ловить бутылки, которые могут быть опущены в воду с острова.
— Но не думают же они, что я забьюсь в бутылку, наподобие джина?
— Они ищут письма, сир. День и ночь находятся караульные на причалах Джеймстауна. Вам что-либо известно о сигнальной системе, разработанной на острове?
— Я знаю, что семафор в сигнальной башне постоянно фиксирует мои передвижения.
— Это всего лишь часть схемы. Сигналы из основного пункта повторяются в шести других пунктах, и все дублируется. С каждой точки острова можно видеть эти сигналы.
— Такой сигнал будет поднят, если я исчезну?
— Синий флаг и прозвучат три орудийных залпа. Сир, если это случится, все войска на острове, а их примерно полторы тысячи, сразу будут подняты по тревоге, чтобы проверить каждый фут поверхности. Они станут искать вас до тех пор, пока не обнаружат.
Наполеон долго молчал, осмысливая все, что ему стало известно.
— Бертран, вы считаете, что в данной ситуации невозможно что-либо предпринять?
— Возможно, среди всех схем, которые мы с вами обсуждали, найдется только одна, в которой можно отыскать практическое зерно.
Наполеон фыркнул.
— Все варианты — просто чушь! Господи, вы предлагали засунуть меня в вонючую бочку, в которых сюда поступает рыба, а потом закатить эту бочку на рыбацкое суденышко. Неужели вы не понимаете, что охрана порта осматривает бочки до того, как их берут на судно? Еще одна идиотская идея состоит в том, чтобы мне переодеться в хромого старика и хромать, подпираясь костылем, всю дорогу до причала.
— Эту идею выдвинул Гурго, он настаивает, что это идеальный выход из положения.
— Была еще идея насчет подводной лодки, — задумчиво подсказал Бертран, — и я продолжаю ее обдумывать.
— Дорогой Бертран, подводная лодка пока что в чертежах своего изобретателя. Когда-нибудь подводные суда будут бороздить моря и океаны под водой, но прежде пройдут бесконечные эксперименты, пока они не станут хотя бы частично безопасными. Если даже удастся построить одну из таких судов сейчас, вы себе представляете, как все будет происходить? Мне придется спускаться до поверхности воды по ужасно крутой скале самой темной ночью. Смогу ли я нормально добраться до низа? Если даже это мне удастся, я должен буду спуститься под воду в экспериментальном судне? Оно должно будет идти сотни миль под водой, пока мы не удалимся от острова. Нормальный человек станет так рисковать?
— Нет, сир. Боюсь, что это была не самая подходящая идея.
Они помолчали. Наполеон глубоко задумался.
— Мы должны найти какой-либо выход, — заявил он наконец. — Если мы этого не сделаем, они станут меня держать тут до смерти. Бертран, для каждого сражения, которое я проводил, были характерны свои проблемы, но я обязательно находил им разрешение. Неужели сейчас, когда передо мной стоит величайшее испытание, я спасую?
Он поднял лицо вверх, и Бертран мгновенно узнал особое выражение лица, которое было знакомо всем командирам и солдатам Франции — это было лицо, готовое к битве. Наполеон тихо промолвил:
— Господи, обязательно должен быть выход. Я не могу всю жизнь оставаться под охраной из-за того, что ничего не в состоянии придумать. Всегда существует какой-то способ удрать, и я его должен найти.
Бертран собирался возвратиться домой после того, как он передал вино Наполеону. Но ему пришлось там задержаться и заняться планированием «домашних дел». В течение шести часов из спальни Наполеона, куда удалился император, он слышал звуки шагов. Темп и скорость шагов не менялись. Только один раз наступила пауза. Интересно, он в это время просматривал какой-то документ? Время от времени маршал грустно качал головой и повторял себе снова и снова:
— Это невозможно. Он не сможет найти выход из этой ловушки.
Великий человек опоздал в гостиную перед ужином. Его одежда, казалось, была в беспорядке, он не причесался. В гостиной собралась вся его свита — мужчины в мундирах и при орденах, женщины в лучших нарядах. Мадам Бертран выглядела весьма достойно в черном шелке. Она держалась подальше от мадам Монтолон в ярко-красном наряде, подчеркивавшем ее изящество и живость характера. Дамы терпеть не могли друг друга и разговаривали только в случае крайней необходимости.
За ужином Наполеон не принимал участия в разговорах. Он низко опустил голову и почти ничего не ел. Выпил бокал присланного вина и одобрительно — явно на публику — покачал головой. Перемены блюд подавали с обычной скоростью, Ла Касе очень переживал, потому что он любил поесть и ему приходилось все быстро глотать. Гурго хмурился — он был обижен тем, что днем его заставили караулить за стеклянной дверью библиотеки. Ему очень понравилась закуска из моллюсков под острым соусом. Когда это блюдо быстро убрали со стола, его настроение еще больше испортилось.
Наполеон не произнес ни слова до конца трапезы, но когда все было закончено, он громко сказал: «Прекрасно!» — давая понять, что он счастлив, что все наконец закончено.
Наполеон принял участие только в одном обсуждении, когда речь зашла о любовном романе. Как могут начаться романтические отношения между людьми? Мужчинам не очень нравился выбор темы, и в дискуссии участвовали две дамы. Мадам Бертран считала, что тут бывают затронуты духовные ценности, родство душ и общих интересов. Мадам Монтолон держалась другого мнения. Она считала, что романтические отношения начинаются с сияния глаз, игривой нотки в голосе и даже мелькания стройной ножки.
— Вы обе забыли настоящую причину, — заявил Наполеон, которому надоело слушать их рассуждения. — Близость…
— Близость, сир? — засверкала темными глазками мадам Монтолон.
— Конечно. Большинство мужчин женятся, особенно не утруждая себя поиском, и думают, что нашли в ней все, о чем вы говорили, дражайшая Альбина. Если бы я оставался в Марселе, я обязательно женился бы на моей милейшей малышке Дезире Клери и какое-то время был бы с ней счастлив, а потом нашел бы кого-то еще. Я уехал бы по службе в другое место, а она увлеклась бы этим простаком, за которого она впоследствии вышла замуж. Ей повезло! Теперь она станет королевой Швеции, когда Бернадот займет трон, вместо того, чтобы жить со мной в этомкоровнике!
Мадам Монтолон призадумалась.
— Сир, я уверена, что вы правы.
Мадам Бертран ничего не произнесла, хотя она исподлобья взглянула на Наполеона, а потом на милейшую Альбину, как бы желая сказать: «Мы уже видели, к чему приводит близость».
Наполеон встал из-за стола, коснувшись рукой плеча, резко и крепко сжав плечо Бертрана.
— Я все обдумал! — шепнул он ему. — Пока я тут сидел, до меня дошли последние детали. Да, Бертран, я все обдумал! — у него засверкали глаза. — Я отправляюсь в кабинет и больше сюда не вернусь. Приходите ко мне через полчаса.
Остальные члены компании перешли в гостиную, но Наполеон заметил, что мадам Монтолон осталась и всем видом показывала, что хочет с ним поговорить.
— Мадам, вы что-то хотите сказать?
— Да, сир. Вы со мной не разговаривали уже шесть дней. Я что-нибудь сделала, что вас обидело?
— Конечно, нет. Я просто очень занят работой.
— Но разве вы меня не видели сегодня днем?
— Сегодня днем? Нет. Я никого не видел.
— Но, сир, я осмелилась войти в кабинет. Дверь была открыта, и я видела, как вы расхаживали взад и вперед по кабинету.
У нее был маленький ротик, его часто сравнивали с розовым бутоном. Губки мадам Монтолон начали дрожать.
— Сир, я уверена, что вы на меня взглянули несколько раз. Но вы не сделали никакого знака и я… я поняла, что вы не желаете говорить со мной и потом… я ушла.
— Простите. Действительно, я видел какую-то фигуру в кабинете, но не понял, что это были вы.
Мадам Монтолон с трудом удерживалась от рыданий.
— Сир, мне очень грустно, и я несчастлива. Неужели я каким-то образом вас обидела? Вы так скоро забыли о том, чем мы были друг для друга.
Было ясно, что Наполеон вовсе не желал продолжать разговор.
— Нет никакой необходимости требовать объяснений. Да, разве они так уж необходимы? Вы меня не обидели, и я ничего не забыл. Все. Вам достаточно?
— Сир, разве вам непонятно, почему я так несчастлива? Если на вас не обращают внимания — это удар по вашей гордости. Интересно, что вы подумали, кто это был? Один из слуг? Привидение? Я уверена, что если бы это была эта болтливая девчонка, вы бы ее сразу узнали.
— О, если бы это была Бетси-и, все было бы по-иному. Она просто вошла бы в кабинет.
— Я уверена, что она именно так бы и сделала, и еще я знаю, что вы были бы не против.
— Она всего лишь ребенок.
— Только если принять во внимание ее годы. — Она наклонилась вперед и коснулась рукой его рукава. — Разве вам не понятно? Если бы там было это дитя, вы бы перестали шагать взад и вперед. Вы начали бы с ней беседовать. Я понимаю, что нарушаю правила и задерживаю вас, но прошу вас, давайте обсудим создавшуюся ситуацию. Если я вам надоела, пожалуйста, пожалуйста, скажите мне об этом. В таком случае я попрошу мужа, чтобы он добился перевода во Францию, и вам не нужно будет терпеть мое присутствие.
Наполеон взглянул ей в лицо. Оно было хорошеньким, несмотря на мучившие ее сомнения. Внезапно он улыбнулся.
— Мы не станем говорить об этом сегодня. Я должен работать до рассвета. Позже мы все обсудим. Возможно, завтра. Моя дорогая Альбина, вы все преувеличиваете и не должны думать о возвращении во Францию. Мне нужны вы и ваш муж здесь. Вы мне верите?
Он снова улыбнулся и, обняв женщину, начал подталкивать ее к двери в гостиную.
— Идите и улыбайтесь. Никто не должен подозревать, что между нами только что была сцена. Все готовы вцепиться зубами в любой кусок сплетни.
Дама наклонила голову, чтобы коснуться щекой его руки.
— О, сир! Вы верите в то, что говорили сегодня за обедом… о близости? Когда вы это сказали, я поняла… что у меня существует надежда.
Наполеон опустил руку и легонько ущипнул Альбину.
— Мы рассуждали о соблазнах. Не беспокойтесь… У вас их предостаточно.
Глава четвертая
1
Наполеон был готов к работе к тому времени, когда у него в кабинете появился Бертран. Он приказал зажечь две свечи и приготовить полдюжины. На столе лежала стопка бумаги и перо. Он также выбрал бисквиты из большой коробки и положил их рядом.
— Садитесь, маршал. Я вам сказал, что продумал свой план. Нам придется работать всю ночь. Я ничего не могу доверить моим помощникам и родственникам. Жозеф станет все затягивать и принимать только неправильные решения, и поэтому ему ничего лучше не доверять. У аббата трезвый ум, но на все, что он предложит, наложит вето мой братец. Поэтому придется все решать самому и заранее. Следует подробно рассмотреть все детали. До того, как начать, мне нужно подробно рассказать вам о моем плане. Вы будете знать все, что я намереваюсь сделать.
Бертран поклонился.
— Почту за честь, сир.
— Первое. Вам известно, что в руках разных банкиров Европы хранятся для меня крупные суммы денег. Я пошлю доверенность, чтобы в руках аббата Форса скопились большие суммы. Очень большие. — Они будут потрачены на то, чтобы организовать новую крупную судоходную компанию в Америке, которая будет действовать между Нью-Йорком и Востоком. Я предлагаю название: Нью-Йорк-Бомбей. Вы меня поддерживаете?
— Хорошее название, сир.
— Наш остров лежит посредине между этими двумя большими портами. Если наладить активную связь между Нью-Йорком и Востоком, остров Святой Елены станет «перекрестком» всей линии. Но это дело будущего.
— Эта компания, — продолжил Наполеон, — будет иметь американский контроль и весь персонал… будет состоять из американцев. Ни один европеец не будет в открытую связан с ней и, конечно, никаких связей с Францией. Начнут строить судно в Нью-Йорке, где на Ист Ривер есть доки. Это будет самое современное судно, оно станет моделью будущего. Самые высокие мачты, и на них будет расположено наибольшее количество парусов. Другими словами, — будет красивое и быстроходное судно. Да, дорогой Бертран, скорость такая, чтобы проходить в рекордное время маршрут Нью-Йорк-Бомбей. Несомненно, строительство подобного судна привлечет к себе всеобщее внимание. Первое судно будет называться «Летучий Янки». Как вам это нравится?
— Да, сир. Это запоминающееся имя. Но, сир, должен вам заметить, что первому американскому судну не позволят тут причалить.
— Я об этом тоже подумал и собирался объяснить, что судно должно быть во всех отношениях уникальным — мачты слишком высокими, а паруса — слишком тяжелыми. В первый же рейс судно серьезно пострадает неподалеку от Святой Елены. Кое-кто на его борту будет в курсе наших планов; сломается главная мачта и потащит за собой множество снастей. Судно с обломками снастей сможет дотянуть до внешнего акватория острова, и адмиралу острова будет доложено — я не знаю, кто это будет, но к тому времени Кокберн уже возвратится в Англию. Так вот, адмиралу доложат, что судно не может следовать дальше в подобном состоянии. В мачту необходимо будет вставить металлические стержни и починить или поменять паруса.
Вы, конечно, понимаете, что и тут возникнет проблема. Англичане не посмеют отказать в помощи. Ближайший порт находится в тысяче миль отсюда и, если не оказать помощь, судно может потонуть. Я уверен, что будет принято решение, чтобы судно находилось как можно дальше от берега, пока не будет произведен необходимый ремонт. Никто из команды не сможет сойти на берег, кроме тех, кто будет руководить ремонтом. Но и за ними будут вести постоянное наблюдение. После обыска на судне на него не позволят никому подниматься.
На берег сойдут капитан, и главный плотник, с ними будет и третий спутник, некто, кто отвечает за всю конструкцию судна. Это будет человек с густой гривой черных волос и темной бородой. Никто и не заметит, что он сильно похож на меня. Он будет действовать под вымышленным именем, а на самом деле это будет Франсуа Евгений Роберо.
Бертран начал понимать план, и на лице у него проступила радость.
— Да, сир, вы правы!
Наполеон быстро продолжил.
— Далее. Ремонт «Летучего Янки» будет закончен, и судно снова отправится в путь рано утром следующего дня. Но эти три офицера проведут прощальный вечер на берегу, занимаясь там делами.
— Рано утром кто-то из моей свиты, например Монтолон, начнет сильно волноваться и крикнет караульным, что Наполеон исчез и даже не спал в своей постели. Вся свита тоже будет сильно волноваться, и все поймут, что случилось нечто из ряда вон выходящее.
Наполеон сделал паузу.
— Бертран, как вы считаете, что будет потом?
— Начнется суета и настоящий беспорядок, — заявил маршал. — Караульные передадут сигнал о вашем исчезновении и поднимут синий флаг в сопровождении трех выстрелов. Через секунду на всех сигнальных станциях острова начнут развеваться синие флаги.
— Правильно, — согласился Наполеон. — А потом что?
— Сир, ваша свита состоит примерно из пятидесяти человек, все они начнут суетиться. Кроме того, прибудут люди, живущие по соседству — из Леже, от Робинсонов и из Апельсиновой Рощи. Если все, что нам известно о сэре Хадсоне Лоуве, правда, то он примчится галопом, выкрикивая приказания направо и налево. С ним прибудет полдюжины адъютантов. Поднимут в ружье около тысячи солдат, и они будут готовы начать поиски.
— Вы прекрасно представили себе эту сцену, — сказал Наполеон. — Дорогой Бертран, вам не откажешь в реализме. Теперь скажите мне, обратит ли кто-либо внимание на то, что в бурлящей толпе окажутся американские офицеры? Ну, например, двое из них?
— Конечно, их присутствие отметят, но начальство будет слишком занято тем, чтобы организовать поисковые партии и ничего не станет предпринимать в отношении американцев. Когда вас найдут, они снова установят караульных по периметру дома.
— В какой-то момент один из искавших увидит зеленый мундир, — продолжил Наполеон. — В нем окажется человек, лежащий на выступе скалы, находящийся под дорогой, идущей через Долину Герани. Вам должно быть известно это место. Его со стороны дороги прикрывают деревья.
Бертран кивнул головой.
— Все можно будет объяснить тем, что поздно вечером вы отправились на прогулку и упали вниз. Мне известно там одно место, которое не очень легко разглядеть сверху.
— Вы понимаете, Бертран, — довольно улыбнулся Наполеон, — что все их предосторожности будут нам на руку. Все будут слишком заняты выполнением инструкций, разработанных именно на этот случай, и не смогут заметить кое-какие действительно важные вещи. Тело со скалы придется поднимать с помощью веревок, и человек будет продолжать находиться в бессознательном состоянии. Его отнесут в Лонгвуд, и там он постепенно придет в себя.
Наверно, вам не стоит объяснять, что придет в сознание в Лонгвуде уже не Наполеон? Это будет Роберо с подстриженными волосами, побритой бородой и одетый в мой мундир. Конечно, ему предстоит пережить неприятные минуты, потому что его придется спустить на это место ночью.
Наступила тишина, во время которой Наполеон опустил голову на руки и о чем-то глубоко задумался. Потом он взглянул на Бертрана и улыбнулся.
— Существует и еще одна часть плана. Как мне удастся выдать себя за Роберо и пройти на корабль?
— Я уже подумал об этом, сир.
— В этот вечер по дому следует осторожно распространить слух, что моей жизни что-то угрожает. Слуги начнут обсуждать этот слух и очень обеспокоятся, когда я не появлюсь на следующее утро. Я не буду ложиться и, когда все уснут, надену парик, бороду и переоденусь в одежды Роберо. Перед рассветом я пролезу через дыру в потолке в библиотеке и спрячусь на чердаке. После рассвета придете вы и разбудите Монтолона. Вы ему скажете, что не можете спать из-за этой истории насчет угроз и вместе с ним постучите в дверь моей спальни. Ответа вы не дождетесь, войдете в комнату и обнаружите, что она пуста и что постель не смята. Вы вызовете Маршана, он проверит мою одежду и обнаружит, что пропал мундир. Вы разбудите всех слуг, а Монтолон отправится к охране и сообщит им, что я пропал. Вы, Бертран, станете ходить по дому и по саду с расстроенным видом. Если в доме задержится кто-то из слуг, вы потребуете, чтобы они помогли в поисках. Наконец вы придете и дадите мне знать, что на утесе было обнаружено тело, и все отправились туда, чтобы оказаться поближе к месту поисков. Я спущусь вниз с чердака и выскользну в сад. Оттуда я выйду наружу и смешаюсь с гудящей толпой. Пока будут переносить в дом тело, я присоединюсь к двум офицерам американского судна.
К тому времени все синие флаги будут спущены, и это означает, что Наполеона нашли. Он ранен, но жив, и трое американцев поспешат в Джеймстаун, чтобы успеть к отправлению судна. Их вещи уже осмотрели на причале, а потом обыщут каждого из них. Они отправятся на «Летучий Янки» и поплывут на самом быстром корабле от острова Святой Елены.
Я надеюсь, что Жозеф закончил строить свой огромный дом, — заключил Наполеон, — к нашему приезду в Америку. Мы должны там обосноваться до того, как кто-либо начнет серьезно сомневаться в личности пленника в Лонгвуде.
— Сир, — заметил Бертран. — Я предвижу только одну сложность в осуществлении этого замечательного плана. Между вами и двойником не должно быть разницы в весе.
— Тут нам придется положиться на хитрого аббата. В письме, которое я уничтожил, он мне написал точный вес и размер Роберо и сказал, что тот до приезда сюда абсолютно не изменится.
Бертран оглядел фигуру монарха.
— Сир, вам придется похудеть. Наполеон хмуро кивнул головой.
— Я все понимаю. Мне придется похудеть на двадцать фунтов. Мне не хватает Бертье, — сказал Наполеон, покачав головой. — Я бы мог ему долго диктовать, а потом отправился спать. Когда проснулся, все приказы написаны, все копии изготовлены и во все концы отправлены курьеры с бумагами. Ни одного неправильного слова, и все знаки препинания на месте. Это был поразительный человек! Конечно, — заключил он после паузы, — в других отношениях он не был семи пядей во лбу.
— Садитесь, маршал. Я вам сказал, что продумал свой план. Нам придется работать всю ночь. Я ничего не могу доверить моим помощникам и родственникам. Жозеф станет все затягивать и принимать только неправильные решения, и поэтому ему ничего лучше не доверять. У аббата трезвый ум, но на все, что он предложит, наложит вето мой братец. Поэтому придется все решать самому и заранее. Следует подробно рассмотреть все детали. До того, как начать, мне нужно подробно рассказать вам о моем плане. Вы будете знать все, что я намереваюсь сделать.
Бертран поклонился.
— Почту за честь, сир.
— Первое. Вам известно, что в руках разных банкиров Европы хранятся для меня крупные суммы денег. Я пошлю доверенность, чтобы в руках аббата Форса скопились большие суммы. Очень большие. — Они будут потрачены на то, чтобы организовать новую крупную судоходную компанию в Америке, которая будет действовать между Нью-Йорком и Востоком. Я предлагаю название: Нью-Йорк-Бомбей. Вы меня поддерживаете?
— Хорошее название, сир.
— Наш остров лежит посредине между этими двумя большими портами. Если наладить активную связь между Нью-Йорком и Востоком, остров Святой Елены станет «перекрестком» всей линии. Но это дело будущего.
— Эта компания, — продолжил Наполеон, — будет иметь американский контроль и весь персонал… будет состоять из американцев. Ни один европеец не будет в открытую связан с ней и, конечно, никаких связей с Францией. Начнут строить судно в Нью-Йорке, где на Ист Ривер есть доки. Это будет самое современное судно, оно станет моделью будущего. Самые высокие мачты, и на них будет расположено наибольшее количество парусов. Другими словами, — будет красивое и быстроходное судно. Да, дорогой Бертран, скорость такая, чтобы проходить в рекордное время маршрут Нью-Йорк-Бомбей. Несомненно, строительство подобного судна привлечет к себе всеобщее внимание. Первое судно будет называться «Летучий Янки». Как вам это нравится?
— Да, сир. Это запоминающееся имя. Но, сир, должен вам заметить, что первому американскому судну не позволят тут причалить.
— Я об этом тоже подумал и собирался объяснить, что судно должно быть во всех отношениях уникальным — мачты слишком высокими, а паруса — слишком тяжелыми. В первый же рейс судно серьезно пострадает неподалеку от Святой Елены. Кое-кто на его борту будет в курсе наших планов; сломается главная мачта и потащит за собой множество снастей. Судно с обломками снастей сможет дотянуть до внешнего акватория острова, и адмиралу острова будет доложено — я не знаю, кто это будет, но к тому времени Кокберн уже возвратится в Англию. Так вот, адмиралу доложат, что судно не может следовать дальше в подобном состоянии. В мачту необходимо будет вставить металлические стержни и починить или поменять паруса.
Вы, конечно, понимаете, что и тут возникнет проблема. Англичане не посмеют отказать в помощи. Ближайший порт находится в тысяче миль отсюда и, если не оказать помощь, судно может потонуть. Я уверен, что будет принято решение, чтобы судно находилось как можно дальше от берега, пока не будет произведен необходимый ремонт. Никто из команды не сможет сойти на берег, кроме тех, кто будет руководить ремонтом. Но и за ними будут вести постоянное наблюдение. После обыска на судне на него не позволят никому подниматься.
На берег сойдут капитан, и главный плотник, с ними будет и третий спутник, некто, кто отвечает за всю конструкцию судна. Это будет человек с густой гривой черных волос и темной бородой. Никто и не заметит, что он сильно похож на меня. Он будет действовать под вымышленным именем, а на самом деле это будет Франсуа Евгений Роберо.
Бертран начал понимать план, и на лице у него проступила радость.
— Да, сир, вы правы!
Наполеон быстро продолжил.
— Далее. Ремонт «Летучего Янки» будет закончен, и судно снова отправится в путь рано утром следующего дня. Но эти три офицера проведут прощальный вечер на берегу, занимаясь там делами.
— Рано утром кто-то из моей свиты, например Монтолон, начнет сильно волноваться и крикнет караульным, что Наполеон исчез и даже не спал в своей постели. Вся свита тоже будет сильно волноваться, и все поймут, что случилось нечто из ряда вон выходящее.
Наполеон сделал паузу.
— Бертран, как вы считаете, что будет потом?
— Начнется суета и настоящий беспорядок, — заявил маршал. — Караульные передадут сигнал о вашем исчезновении и поднимут синий флаг в сопровождении трех выстрелов. Через секунду на всех сигнальных станциях острова начнут развеваться синие флаги.
— Правильно, — согласился Наполеон. — А потом что?
— Сир, ваша свита состоит примерно из пятидесяти человек, все они начнут суетиться. Кроме того, прибудут люди, живущие по соседству — из Леже, от Робинсонов и из Апельсиновой Рощи. Если все, что нам известно о сэре Хадсоне Лоуве, правда, то он примчится галопом, выкрикивая приказания направо и налево. С ним прибудет полдюжины адъютантов. Поднимут в ружье около тысячи солдат, и они будут готовы начать поиски.
— Вы прекрасно представили себе эту сцену, — сказал Наполеон. — Дорогой Бертран, вам не откажешь в реализме. Теперь скажите мне, обратит ли кто-либо внимание на то, что в бурлящей толпе окажутся американские офицеры? Ну, например, двое из них?
— Конечно, их присутствие отметят, но начальство будет слишком занято тем, чтобы организовать поисковые партии и ничего не станет предпринимать в отношении американцев. Когда вас найдут, они снова установят караульных по периметру дома.
— В какой-то момент один из искавших увидит зеленый мундир, — продолжил Наполеон. — В нем окажется человек, лежащий на выступе скалы, находящийся под дорогой, идущей через Долину Герани. Вам должно быть известно это место. Его со стороны дороги прикрывают деревья.
Бертран кивнул головой.
— Все можно будет объяснить тем, что поздно вечером вы отправились на прогулку и упали вниз. Мне известно там одно место, которое не очень легко разглядеть сверху.
— Вы понимаете, Бертран, — довольно улыбнулся Наполеон, — что все их предосторожности будут нам на руку. Все будут слишком заняты выполнением инструкций, разработанных именно на этот случай, и не смогут заметить кое-какие действительно важные вещи. Тело со скалы придется поднимать с помощью веревок, и человек будет продолжать находиться в бессознательном состоянии. Его отнесут в Лонгвуд, и там он постепенно придет в себя.
Наверно, вам не стоит объяснять, что придет в сознание в Лонгвуде уже не Наполеон? Это будет Роберо с подстриженными волосами, побритой бородой и одетый в мой мундир. Конечно, ему предстоит пережить неприятные минуты, потому что его придется спустить на это место ночью.
Наступила тишина, во время которой Наполеон опустил голову на руки и о чем-то глубоко задумался. Потом он взглянул на Бертрана и улыбнулся.
— Существует и еще одна часть плана. Как мне удастся выдать себя за Роберо и пройти на корабль?
— Я уже подумал об этом, сир.
— В этот вечер по дому следует осторожно распространить слух, что моей жизни что-то угрожает. Слуги начнут обсуждать этот слух и очень обеспокоятся, когда я не появлюсь на следующее утро. Я не буду ложиться и, когда все уснут, надену парик, бороду и переоденусь в одежды Роберо. Перед рассветом я пролезу через дыру в потолке в библиотеке и спрячусь на чердаке. После рассвета придете вы и разбудите Монтолона. Вы ему скажете, что не можете спать из-за этой истории насчет угроз и вместе с ним постучите в дверь моей спальни. Ответа вы не дождетесь, войдете в комнату и обнаружите, что она пуста и что постель не смята. Вы вызовете Маршана, он проверит мою одежду и обнаружит, что пропал мундир. Вы разбудите всех слуг, а Монтолон отправится к охране и сообщит им, что я пропал. Вы, Бертран, станете ходить по дому и по саду с расстроенным видом. Если в доме задержится кто-то из слуг, вы потребуете, чтобы они помогли в поисках. Наконец вы придете и дадите мне знать, что на утесе было обнаружено тело, и все отправились туда, чтобы оказаться поближе к месту поисков. Я спущусь вниз с чердака и выскользну в сад. Оттуда я выйду наружу и смешаюсь с гудящей толпой. Пока будут переносить в дом тело, я присоединюсь к двум офицерам американского судна.
К тому времени все синие флаги будут спущены, и это означает, что Наполеона нашли. Он ранен, но жив, и трое американцев поспешат в Джеймстаун, чтобы успеть к отправлению судна. Их вещи уже осмотрели на причале, а потом обыщут каждого из них. Они отправятся на «Летучий Янки» и поплывут на самом быстром корабле от острова Святой Елены.
Я надеюсь, что Жозеф закончил строить свой огромный дом, — заключил Наполеон, — к нашему приезду в Америку. Мы должны там обосноваться до того, как кто-либо начнет серьезно сомневаться в личности пленника в Лонгвуде.
— Сир, — заметил Бертран. — Я предвижу только одну сложность в осуществлении этого замечательного плана. Между вами и двойником не должно быть разницы в весе.
— Тут нам придется положиться на хитрого аббата. В письме, которое я уничтожил, он мне написал точный вес и размер Роберо и сказал, что тот до приезда сюда абсолютно не изменится.
Бертран оглядел фигуру монарха.
— Сир, вам придется похудеть. Наполеон хмуро кивнул головой.
— Я все понимаю. Мне придется похудеть на двадцать фунтов. Мне не хватает Бертье, — сказал Наполеон, покачав головой. — Я бы мог ему долго диктовать, а потом отправился спать. Когда проснулся, все приказы написаны, все копии изготовлены и во все концы отправлены курьеры с бумагами. Ни одного неправильного слова, и все знаки препинания на месте. Это был поразительный человек! Конечно, — заключил он после паузы, — в других отношениях он не был семи пядей во лбу.