Страница:
26
На рассвете разбудили голоса, доносившиеся с причала. Встав на цыпочки, я выглянул из высокого решетчатого окна, и увидел, что несколько десятков наших матросов приступили к погрузке судов.
Утро было чудесное. Ни один художник не осмелился бы нанести на холст эти огненно-красные лучи могучего светила, поднимающегося на востоке. Такого великолепного восхода в Англии не увидишь. Да, дома я буду вероятно скучать по многим вещам, которым здесь не придавал значения.
Джон был в соседней комнате. Я слышал, как он громко проклинает застежки своего камзола. Я заглянул в дверь и увидел, что он вдевает руки в рукава камзола цвета густого золотистого меда. Это, разумеется вовсе не означало, что он провел ночь здесь. Просто Джон терпеть не мог носить один и тот же наряд два дня подряд и если имел возможность, всегда менял его.
— Доброе утро, — приветствовал он меня. — Не будешь ли ты любезен помочь мне с этими идиотскими застежками?
Мои приключения еще дома начались с того, что я помог Джону одеться там в аптекарской лавке, и потому было бы вполне логично, чтобы и закончились они так же. Я приступил к делу, а Джон тем временем ножницами подравнивал себе бородку. Делал он это не торопясь, очень тщательно, рассматривая себя со всех сторон.
— Думаю, сегодня нам не миновать неприятностей, — сказал он, — не нравится мне то, что творится вокруг. — Когда я въезжал в город, было еще темно, но на площадях было уже полно народу. Они выкрикивали проклятия в мой адрес и несколько раз я думал, что они стащат меня с лошади.
— Возможно, у них какой-нибудь религиозный праздник?
— Полагаю, дело здесь не в этом. Я подозреваю, что это бей распорядился устроить эту демонстрацию. Судя по всему, он хочет убедить нас в том, что ему трудно удерживать народ в узде. Это средство давления на нас, чтобы заставить принять его условия. Если это так, то, думаю, все не так уж страшно, при условии, конечно, что эти фанатики в самом деле не взбунтуются.
Шум снаружи усиливался с каждой минутой. Я подошел к окну и выглянул вниз.
— На улицах собралось немало людей в зеленых тюрбанах, — сообщил я.
— Скоро их будет еще больше. Что ж, посмотрим, как будут дальше развиваться события. У меня сегодня днем еще одна встреча с беем.
Джон долго и придирчиво выбирал себе шляпу, из полудюжины, привезенных им на берег. Потом повернулся ко мне. Выражение его лица было серьезным.
— Вот что я хочу сказать тебе напоследок, молодой человек. Тебе придется потрудиться, чтобы убедить в нашей правоте людей, к которым я тебя посылаю. Мир сегодня уже не тот, что был вчера. Острова наши — крохотные, и если мы хотим быть великим народом, нам следует бороться за свободу морей. Заставь их это понять, Роджер! От этого зависит все! Английский флаг должен быть гостем во всех портах мира.
Он начал мерить комнату нетерпеливыми шагами.
— Ни один испанский король с завидущими глазами и загребущими руками не имеет права с соизволения римского папы претендовать на мировое господство! Как смеют эти береговые крысы запрещать отважным северным морякам бороздить воды морей и океанов! Ведь именно викинги открыли Америку. Это случилось за много столетий до того, как этот итальянец Колумб случайно достиг ее берегов. А о том, что земля — шар знал еще Роджер Бэкон [50]. Что, это был не Бэкон? Ну, значит какой-то другой англичанин.
Он вытащил карту и разложил ее на полу. Опустившись на колени, от тыкал пальцем в еще неисследованные земли.
— Мы должны иметь колонии здесь. И здесь. И здесь. Вдоль всего побережья Америки. Рэли был прав. У нас должны быть также пункты торговли и фактории в Африке и Индии. Мы должны вывозить специи с Востока, слоновую кость из Африки, золото из обеих Америк. Почему всеми богатствами мира должны распоряжаться испанцы? Поставить им заслон можем только мы, англичане. Голландцы чересчур заняты своими религиозными проблемами, у остальных же стран нет достаточно сильных флотов. Это можем сделать только мы. И понять это должны все англичане.
Усилившийся шум заставил нас обоих подойти к окну. Работа по погрузке судов прекратилась, так как на набережную высыпала огромная бешено орущая толпа.
— Дело начинает принимать скверный оборот, — сказал Джон. Внезапно он повернулся ко мне с выражением глубокой тревоги на лице.
— Боже мой, Кристина! Роджер, я должен вызволить ее из дворца! Если эти беспорядки продолжатся, ей будет опасно в городе. — Он задумался на мгновение, размышляя как лучше поступить. — Я возьму с собой дюжину людей, мы поскачем по Тэнийской дороге, а затем поедем в объезд озера. Сделай одолжение, попроси Хэлси взять на себя командование, пока меня здесь не будет. Нам придется снять с кораблей еще людей и оцепить пристань. Им следует отдать приказ стрелять лишь в случае крайней необходимости. Кровопролития следует избегать всеми способами.
В этот момент как раз вошел Хэлси. Он потягивался со сна и жаловался на шум с улицы. Сон мигом слетел с него, когда Джон объяснил, что происходит.
— Я приму здесь все необходимые меры, — сразу же заявил он. — А вы, Уорд, езжайте немедленно. С вашей дамой ничего не должно случится.
Джон тут же исчез. Хэлси самым решительным образом взялся за наведение порядка и вскоре толпа фанатиков была оттеснена с мостовой в близлежащие кривые переулки. Мы все еще могли слышать пронзительные крики: «Арфи» и «Хаджи Баба!», но попыток прорвать заградительный кордон из наших людей больше не было, и из этого я заключил, что худшее уже позади» Я вернулся в свою комнату и продолжил изучение списка, оставленного мне Джоном. Там были имена людей, с которыми я должен был встретиться по возвращении в Англию. Их было по меньшей мере около полусотни, и я решил, что легче всего мне будет запомнить их, зарифмовав по методу Темперанса Хэнди. Так действительно было намного легче и вскоре я уже нараспев повторял про себя:
«Марк Бестон, Хью Вестон, а также милорд Харлей, сквайр Робсон, сквайр Добсон, сэр Ниниан Варлей».
Убедившись, что могу свободно воспроизвести весь список, не заглядывая в записи, я уничтожил список как и советовал мне Джон. На все это у меня ушло часа два. Из окна я видел, что погрузка продолжается полным ходом. По моим подсчетам наши люди должны были закончить ее вовремя, иначе говоря, мы сможем поднять якорь еще до наступления темноты. Я начал паковать свои немногочисленные пожитки.
Поначалу я не очень тревожился по поводу ситуации в городе, но время шло, а Джон все не возвращался. Я начинал уже всерьез беспокоиться. Даже если допустить, что его встреча с беем продлилась дольше, чем предполагалось, все равно что-то явно случилось и задержало его. Я стал мысленно перебирать возможные варианты, и меня все сильнее охватывала тревога.
Неужели Джон прибыл слишком поздно? Может быть фанатики подстроили им в городе ловушку и пленили их? А может быть бей держит его в своем дворце как заложника, чтобы заставить нас принять его требования?
Приближалось время нашего отплытия, а Джона и его людей все не было. Я направился к капитану Лонгкаслу, который командовал группой судов, направлявшихся в Марсель и нашел его в большом нетерпении.
— Мы отплывем в назначенный час, даже в том случае, если Уорд к этому времени не вернется, — заявил он.
— Я не могу уезжать, до того, как он возвратится, — ответил я. — Что-то произошло, иначе бы он не задержался.
— Дело ваше, но я к наступлению ночи должен быть в заливе.
Теперь я был уже убежден, что случилось серьезное несчастье и нервно мерил шагами мощенную булыжником дорогу перед причалом, у которого стоял корабль Лонгкасла. Капитан прищурившись посмотрел на солнце.
— Даю вам еще пятнадцать минут, Близ.
Но еще до истечения четверти часа появился Джон со своими людьми. Я увидел, как он спешился со своего гнедого коня и, опустив голову, медленно направился к нам.
— Я прибыл слишком поздно, — тихо сказал он.
— Слишком поздно! Неужели Кристина… — я даже мысленно не осмелился закончить фразу.
— Я должен был отправиться им на выручку сразу же, как только утром узнал, как обстоят дела в городе, — горестно продолжал Джон. — Я должен был понимать, какая опасность им грозит. Как я мог быть так слеп!
— Но Кристина! Что с ней?
— Они увели ее с собой. — Джону было трудно говорить. — Остальных женщин они тоже забрали. А мужчин… я понял, что с ними произошло, как только мы подошли к дворцу. Ворота были проломлены. Стража перебита. С них заживо содрали кожу и прибили ее с наружной стороны ворот!
— Если бы Клим остался… — начал я.
— В этом случае он разделил бы судьбу остальных. Пусть хоть это послужит тебе утешением, Роджер. Хочешь дослушать историю до конца, но приятного я ничего не смогу сообщить.
— Что вы предприняли? — задал вопрос Лонгкасл.
— Предпринял? — вскричал Джон. — Моя встреча с беем длилась два часа. Я прижал его к стенке и потребовал немедленно вернуть Кристину, в противном случае, пригрозил я ему, шесть тысяч лучших бойцов, когда-либо бороздивших эти моря, жестоко отомстят за своих погибших товарищей. Не на шутку перепугавшись, он спешно отправил своих людей на поиски. Женщины будут найдены и возвращены. Он обещал повесить зачинщиков.
— Мы поддержим вас, Уорд, — заявил подошедший Хэлси, который слышал историю, рассказанную Джоном.
— Я в этом не сомневаюсь. Это касается не меня одного. Безопасность каждого из нас зависит от того, что мы сейчас предпримем. Я убежден в одном: все эти уличные беспорядки начались по приказанию самого бея. Он пытался оказать на нас давление, сделать нас несговорчивее, но не сумел удержать этих фанатиков в узде. Пусть теперь платит за содеянное.
— Я готов к отплытию, но если мы нужны вам, Уорд, мы останемся здесь и тоже поможем вам.
Джон покачал головой.
— Нас здесь и без того достаточно, чтобы привести негодяев в чувство. Вам важно отправляться тотчас же. То что вы увозите добычу, должно убедить бея в серьезности наших намерений. Мне нужно сказать тебе пару слов, Роджер.
Мы отошли в сторону.
— Ты можешь ехать и не волноваться. Кристина будет найдена иначе я сравню город с землей, как это сделали римляне.
— Вчера вечером она настояла на том, чтобы я взял ее кольцо, — прошептал я. — Думаешь она предчувствовала нечто подобное?
Он только махнул рукой.
— Не верю я во все эти волшебства. И тебе не советую.
Он погрузился в мрачное раздумье.
— Похоже, увидимся мы с тобой нескоро. Больше того, я не поставил бы и шиллинга против кошелька набитого золотом, что когда-нибудь вообще смогу вернуться домой. Разумеется, наш коронованный боров может окачуриться от пьянства, но надежда на это небольшая.
— Я точно выполню все, что ты мне поручил.
— Ничего не предпринимай до тех пор, пока не встретишься с Мунди Хиллом. Я не хочу, чтобы ты попал в беду. — Он коснулся моего плеча. — И еще одно, Роджер: будешь вспоминать меня, вспоминай тот день, когда мы с тобой вместе лезли на абордаж «Санта Катерины» и постарайся позабыть жестокого капитана, приказавшего посадить Клима в «Корзину». Что же касается Кэти, то действуй смело и ты победишь. От всей души желаю тебе счастья, Роджер. Ну а я поставлю свои паруса по ветру, а куда он меня понесет, знает лишь Всевышний на небе.
— Время отправляться в путь, — окликнул меня Лонгкасл.
Утро было чудесное. Ни один художник не осмелился бы нанести на холст эти огненно-красные лучи могучего светила, поднимающегося на востоке. Такого великолепного восхода в Англии не увидишь. Да, дома я буду вероятно скучать по многим вещам, которым здесь не придавал значения.
Джон был в соседней комнате. Я слышал, как он громко проклинает застежки своего камзола. Я заглянул в дверь и увидел, что он вдевает руки в рукава камзола цвета густого золотистого меда. Это, разумеется вовсе не означало, что он провел ночь здесь. Просто Джон терпеть не мог носить один и тот же наряд два дня подряд и если имел возможность, всегда менял его.
— Доброе утро, — приветствовал он меня. — Не будешь ли ты любезен помочь мне с этими идиотскими застежками?
Мои приключения еще дома начались с того, что я помог Джону одеться там в аптекарской лавке, и потому было бы вполне логично, чтобы и закончились они так же. Я приступил к делу, а Джон тем временем ножницами подравнивал себе бородку. Делал он это не торопясь, очень тщательно, рассматривая себя со всех сторон.
— Думаю, сегодня нам не миновать неприятностей, — сказал он, — не нравится мне то, что творится вокруг. — Когда я въезжал в город, было еще темно, но на площадях было уже полно народу. Они выкрикивали проклятия в мой адрес и несколько раз я думал, что они стащат меня с лошади.
— Возможно, у них какой-нибудь религиозный праздник?
— Полагаю, дело здесь не в этом. Я подозреваю, что это бей распорядился устроить эту демонстрацию. Судя по всему, он хочет убедить нас в том, что ему трудно удерживать народ в узде. Это средство давления на нас, чтобы заставить принять его условия. Если это так, то, думаю, все не так уж страшно, при условии, конечно, что эти фанатики в самом деле не взбунтуются.
Шум снаружи усиливался с каждой минутой. Я подошел к окну и выглянул вниз.
— На улицах собралось немало людей в зеленых тюрбанах, — сообщил я.
— Скоро их будет еще больше. Что ж, посмотрим, как будут дальше развиваться события. У меня сегодня днем еще одна встреча с беем.
Джон долго и придирчиво выбирал себе шляпу, из полудюжины, привезенных им на берег. Потом повернулся ко мне. Выражение его лица было серьезным.
— Вот что я хочу сказать тебе напоследок, молодой человек. Тебе придется потрудиться, чтобы убедить в нашей правоте людей, к которым я тебя посылаю. Мир сегодня уже не тот, что был вчера. Острова наши — крохотные, и если мы хотим быть великим народом, нам следует бороться за свободу морей. Заставь их это понять, Роджер! От этого зависит все! Английский флаг должен быть гостем во всех портах мира.
Он начал мерить комнату нетерпеливыми шагами.
— Ни один испанский король с завидущими глазами и загребущими руками не имеет права с соизволения римского папы претендовать на мировое господство! Как смеют эти береговые крысы запрещать отважным северным морякам бороздить воды морей и океанов! Ведь именно викинги открыли Америку. Это случилось за много столетий до того, как этот итальянец Колумб случайно достиг ее берегов. А о том, что земля — шар знал еще Роджер Бэкон [50]. Что, это был не Бэкон? Ну, значит какой-то другой англичанин.
Он вытащил карту и разложил ее на полу. Опустившись на колени, от тыкал пальцем в еще неисследованные земли.
— Мы должны иметь колонии здесь. И здесь. И здесь. Вдоль всего побережья Америки. Рэли был прав. У нас должны быть также пункты торговли и фактории в Африке и Индии. Мы должны вывозить специи с Востока, слоновую кость из Африки, золото из обеих Америк. Почему всеми богатствами мира должны распоряжаться испанцы? Поставить им заслон можем только мы, англичане. Голландцы чересчур заняты своими религиозными проблемами, у остальных же стран нет достаточно сильных флотов. Это можем сделать только мы. И понять это должны все англичане.
Усилившийся шум заставил нас обоих подойти к окну. Работа по погрузке судов прекратилась, так как на набережную высыпала огромная бешено орущая толпа.
— Дело начинает принимать скверный оборот, — сказал Джон. Внезапно он повернулся ко мне с выражением глубокой тревоги на лице.
— Боже мой, Кристина! Роджер, я должен вызволить ее из дворца! Если эти беспорядки продолжатся, ей будет опасно в городе. — Он задумался на мгновение, размышляя как лучше поступить. — Я возьму с собой дюжину людей, мы поскачем по Тэнийской дороге, а затем поедем в объезд озера. Сделай одолжение, попроси Хэлси взять на себя командование, пока меня здесь не будет. Нам придется снять с кораблей еще людей и оцепить пристань. Им следует отдать приказ стрелять лишь в случае крайней необходимости. Кровопролития следует избегать всеми способами.
В этот момент как раз вошел Хэлси. Он потягивался со сна и жаловался на шум с улицы. Сон мигом слетел с него, когда Джон объяснил, что происходит.
— Я приму здесь все необходимые меры, — сразу же заявил он. — А вы, Уорд, езжайте немедленно. С вашей дамой ничего не должно случится.
Джон тут же исчез. Хэлси самым решительным образом взялся за наведение порядка и вскоре толпа фанатиков была оттеснена с мостовой в близлежащие кривые переулки. Мы все еще могли слышать пронзительные крики: «Арфи» и «Хаджи Баба!», но попыток прорвать заградительный кордон из наших людей больше не было, и из этого я заключил, что худшее уже позади» Я вернулся в свою комнату и продолжил изучение списка, оставленного мне Джоном. Там были имена людей, с которыми я должен был встретиться по возвращении в Англию. Их было по меньшей мере около полусотни, и я решил, что легче всего мне будет запомнить их, зарифмовав по методу Темперанса Хэнди. Так действительно было намного легче и вскоре я уже нараспев повторял про себя:
«Марк Бестон, Хью Вестон, а также милорд Харлей, сквайр Робсон, сквайр Добсон, сэр Ниниан Варлей».
Убедившись, что могу свободно воспроизвести весь список, не заглядывая в записи, я уничтожил список как и советовал мне Джон. На все это у меня ушло часа два. Из окна я видел, что погрузка продолжается полным ходом. По моим подсчетам наши люди должны были закончить ее вовремя, иначе говоря, мы сможем поднять якорь еще до наступления темноты. Я начал паковать свои немногочисленные пожитки.
Поначалу я не очень тревожился по поводу ситуации в городе, но время шло, а Джон все не возвращался. Я начинал уже всерьез беспокоиться. Даже если допустить, что его встреча с беем продлилась дольше, чем предполагалось, все равно что-то явно случилось и задержало его. Я стал мысленно перебирать возможные варианты, и меня все сильнее охватывала тревога.
Неужели Джон прибыл слишком поздно? Может быть фанатики подстроили им в городе ловушку и пленили их? А может быть бей держит его в своем дворце как заложника, чтобы заставить нас принять его требования?
Приближалось время нашего отплытия, а Джона и его людей все не было. Я направился к капитану Лонгкаслу, который командовал группой судов, направлявшихся в Марсель и нашел его в большом нетерпении.
— Мы отплывем в назначенный час, даже в том случае, если Уорд к этому времени не вернется, — заявил он.
— Я не могу уезжать, до того, как он возвратится, — ответил я. — Что-то произошло, иначе бы он не задержался.
— Дело ваше, но я к наступлению ночи должен быть в заливе.
Теперь я был уже убежден, что случилось серьезное несчастье и нервно мерил шагами мощенную булыжником дорогу перед причалом, у которого стоял корабль Лонгкасла. Капитан прищурившись посмотрел на солнце.
— Даю вам еще пятнадцать минут, Близ.
Но еще до истечения четверти часа появился Джон со своими людьми. Я увидел, как он спешился со своего гнедого коня и, опустив голову, медленно направился к нам.
— Я прибыл слишком поздно, — тихо сказал он.
— Слишком поздно! Неужели Кристина… — я даже мысленно не осмелился закончить фразу.
— Я должен был отправиться им на выручку сразу же, как только утром узнал, как обстоят дела в городе, — горестно продолжал Джон. — Я должен был понимать, какая опасность им грозит. Как я мог быть так слеп!
— Но Кристина! Что с ней?
— Они увели ее с собой. — Джону было трудно говорить. — Остальных женщин они тоже забрали. А мужчин… я понял, что с ними произошло, как только мы подошли к дворцу. Ворота были проломлены. Стража перебита. С них заживо содрали кожу и прибили ее с наружной стороны ворот!
— Если бы Клим остался… — начал я.
— В этом случае он разделил бы судьбу остальных. Пусть хоть это послужит тебе утешением, Роджер. Хочешь дослушать историю до конца, но приятного я ничего не смогу сообщить.
— Что вы предприняли? — задал вопрос Лонгкасл.
— Предпринял? — вскричал Джон. — Моя встреча с беем длилась два часа. Я прижал его к стенке и потребовал немедленно вернуть Кристину, в противном случае, пригрозил я ему, шесть тысяч лучших бойцов, когда-либо бороздивших эти моря, жестоко отомстят за своих погибших товарищей. Не на шутку перепугавшись, он спешно отправил своих людей на поиски. Женщины будут найдены и возвращены. Он обещал повесить зачинщиков.
— Мы поддержим вас, Уорд, — заявил подошедший Хэлси, который слышал историю, рассказанную Джоном.
— Я в этом не сомневаюсь. Это касается не меня одного. Безопасность каждого из нас зависит от того, что мы сейчас предпримем. Я убежден в одном: все эти уличные беспорядки начались по приказанию самого бея. Он пытался оказать на нас давление, сделать нас несговорчивее, но не сумел удержать этих фанатиков в узде. Пусть теперь платит за содеянное.
— Я готов к отплытию, но если мы нужны вам, Уорд, мы останемся здесь и тоже поможем вам.
Джон покачал головой.
— Нас здесь и без того достаточно, чтобы привести негодяев в чувство. Вам важно отправляться тотчас же. То что вы увозите добычу, должно убедить бея в серьезности наших намерений. Мне нужно сказать тебе пару слов, Роджер.
Мы отошли в сторону.
— Ты можешь ехать и не волноваться. Кристина будет найдена иначе я сравню город с землей, как это сделали римляне.
— Вчера вечером она настояла на том, чтобы я взял ее кольцо, — прошептал я. — Думаешь она предчувствовала нечто подобное?
Он только махнул рукой.
— Не верю я во все эти волшебства. И тебе не советую.
Он погрузился в мрачное раздумье.
— Похоже, увидимся мы с тобой нескоро. Больше того, я не поставил бы и шиллинга против кошелька набитого золотом, что когда-нибудь вообще смогу вернуться домой. Разумеется, наш коронованный боров может окачуриться от пьянства, но надежда на это небольшая.
— Я точно выполню все, что ты мне поручил.
— Ничего не предпринимай до тех пор, пока не встретишься с Мунди Хиллом. Я не хочу, чтобы ты попал в беду. — Он коснулся моего плеча. — И еще одно, Роджер: будешь вспоминать меня, вспоминай тот день, когда мы с тобой вместе лезли на абордаж «Санта Катерины» и постарайся позабыть жестокого капитана, приказавшего посадить Клима в «Корзину». Что же касается Кэти, то действуй смело и ты победишь. От всей души желаю тебе счастья, Роджер. Ну а я поставлю свои паруса по ветру, а куда он меня понесет, знает лишь Всевышний на небе.
— Время отправляться в путь, — окликнул меня Лонгкасл.
КНИГА ТРЕТЬЯ
27
В нашу небольшую эскадру, направляющуюся в Марсель, входил и корабль сэра Невила Мачери. К моему удивлению он высадился там на берег. Его сопровождала девица Аврора и двое моряков, тащивших щегольские сундуки своего капитана. Судно сэра Невила должно было позднее предпринять попытку прорваться через Гибралтарский пролив, но он решил добраться до Кале по суше. По его словам, ему нужно было уладить кое-какие дела в Париже. По-видимому он не знал, что я направлялся в Англию, и эта новость его заинтересовала.
— Судя по всему вы едете туда с каким-то поручением?
— Я направляюсь домой по причинам личного свойства, но позднее надеюсь вернуться на борт «Королевы Бесс».
— По причинам личного свойства?
— Моя мать при смерти.
— Удобное оправдание, мастер Близ. Но мне все-таки кажется что вы выполняете какое-то поручение этого мерзавца Уорда.
Я понимал, что он вовсе не пытается вызвать меня на ссору. Просто он обладал редким высокомерием и считал, что ему позволительно говорить все, что только приходит в голову. Теперь, когда я как следует разглядел его, я понял, что он гораздо моложе, чем казался мне прежде и, несмотря на свой хищный нос, довольно красив.
— Я не собираюсь давать вам отчет в своих действиях, — ответил я.
— Я могу заставить вас сказать мне правду. — Его пальцы нетерпеливо забарабанили по черепаховой крышке изящного футляра, висящего у него на поясе. Однако судя по глухому звуку, никакого оружия там не было, и он просто блефовал. Скорее всего, будучи записным щеголем, он хранил в этом футляре пудру для лица. Я слышал, что он постоянно возит с собой золотую зубочистку и пару инкрустированных слоновой костью щеток для волос. По слухам его гардероб по количеству и богатству нарядов уступал лишь гардеробу Джона Уорда. Однако сэр Невил питал пристрастие к темным цветам, тогда как Джон предпочитал одеяния всех цветов радуги.
— Хотя, думаю, вы мне все равно солжете, — ленивым голосом добавил он.
— Ни вам ни кому другому я не позволю ставить под сомнение мое слово. — гневно ответил я.
Мачери рассмеялся.
— Ах, так! Значит мы изображаем из себя джентльмена! — Его рука небрежно опустилась на рукоять шпаги. — Я могу приколоть вас с первого же выпада, мой молодой петушок, но не хочу, чтобы меня обвинили в убийстве, поэтому на этот раз я спущу вам вашу наглость. — Он считался одним из лучших фехтовальщиков Англии, и потому мог позволить себе подобную снисходительность. — А вообще-то я думаю, что вы сказали мне правду. Так вот, если вы когда-нибудь вернетесь назад на «Королеву Бесс», я хочу, чтобы вы кое-что передали вашему мерзавцу — приятелю и прочим негодяям…
— Количество которых уменьшилось на одного.
— Попридержите свой язык. Я так же мало настроен обмениваться с вами колкостями, как и ударами шпаги, но есть пределы и моему терпению. Итак передайте Уорду следующее. — Его компания головорезов и мерзавцев нанесла мне страшное оскорбление, и я не успокоюсь до тех пор, пока не отплачу им. За все. Это главная причина, побудившая меня возвратиться в Англию. Надеюсь, настанет день, когда я увижу их всех в петле, как они того и заслуживают.
— Почему же вы сами не сообщили об этом капитану Уорду перед своим отъездом?
— Обращать внимание на Уорда ниже моего достоинства, — высокомерно ответил он, — человеку моего положения это просто неприлично.
— А может быть причиной тому был просто недостаток мужества. Помнится, вы не проявили особой отваги и во время появления испанского флота.
Он снова рассмеялся, но на этот раз в его смехе прозвучали другие нотки.
— Полагаю весьма возможным, мастер Близ, что именно вы первый из всей компании будете болтаться в петле.
Когда на следующее утро он вышел с постоялого двора, где провел ночь вместе со своими спутниками, на нем вместо обычного щегольского наряда был дорожный камзол из замши и трико из того же материала. Во дворе их ждали пять лошадей, среди них одна под дамским седлом и одна вьючная. Вслед за сэром Невилом во двор вышла Аврора. На ней было нарядное голубое платье с длинным шлейфом. Ее не без усилий подсадили в седло. Маленькая кавалькада молча тронулась в путь. Правда Аврора тайком махнула мне на прощанье рукой. Она довольно неловко подпрыгивала в седле и сразу же стала отставать от остальных всадников.
Мне потребовалось четыре дня, чтобы уладить все дела с нашим марсельским агентом, человеком чрезмерно разговорчивым, который совершенно не умел ценить время.
Я нервничал по поводу задержки, но по крайней мере получил возможность приобрести приличную одежду. Когда на пятый день я наконец смог отправиться в путь, в мои сидельные сумки был аккуратно упакован великолепный костюм. На мне был красивый коричневый плащ, голову украшала высокая бобровая шапка с плюмажем и золотой застежкой. Одна только шляпа обошлась мне в целых пять соверенов.
Лошадь мою звали Саладин [51], хотя это имя ей совершенно не подходило — серая лошадь отличалась спокойным и послушным нравом. Эти особенности характера, а также неторопливая и нетряская рысь была как нельзя более кстати для такого неопытного наездника как я. Первые два дня я предоставил ей самой определять скорость нашего передвижения вперед. В результате, за это время я вполне приспособился к ней и уже отваживался пришпоривать ее. Теперь она шла довольно быстрой рысью, и я был весьма удивлен тем, что добрался до Парижа так и не нагнав сэра Невила и его спутников.
Мысли мои так были заняты обрушившимися на меня в последнее время несчастьями, что я почти не замечал красот окружающей природы. Думал я почти исключительно о Кристине и матери. Я отдавал себе отчет в том, что передо мной расстилалась удивительно красивая страна. Воздух Прованса был пронизан негой и покоем. По сравнению с пеклом африканского побережья этот уголок Франции казался настоящим раем. Однако подобные мысли посещали меня лишь на мгновения. Всем сердцем я стремился домой. Как можно скорее. Не теряя ни минуты. Тем не менее я не мог не заметить, что люди здесь живут зажиточно и счастливо и дружно хвалят своего великого короля. Генрих IV в их глазах был божеством. Им нравилось в нем все: его гасконская бравада, его простые вкусы. Их восхищали даже его любовные победы. Как сильно все здесь отличалось от ситуации в Англии!
Мне очень полюбилась французская кухня. Поначалу я с некоторым сомнением смотрел на омлеты, спрыснутые бренди и рыбу, приготовленную в различных соусах, но отведав эти блюда, убедился в их поистине изысканном вкусе. Великолепны были и французские белые вина. Король Генрих как-то сказал, что главная его цель — добиться, чтобы по воскресным дням в горшке у каждого крестьянина варилась бы курица. Со своей стороны могу смело свидетельствовать; при желании французский крестьянин в воскресенье мог полакомиться не одной курицей, а двумя.
Тем не менее Париж разочаровал меня. Джон был прав — этому городу недоставало мужественности, он был каким-то женственным, изнеженным, не то что Лондон. Люди здесь были одеты франтовато и вычурно. Манеры их отличались жеманностью, речь чрезмерной экспрессивностью. Пробыл я здесь недолго. После великолепного обеда, я немного прогулялся по городу и за десять пистолей (это составляло три шиллинга) купил слегка потрепанный том Истории Байярда со множеством гравюр на дереве. Это приобретение немного компенсировало то разочарование, которое я испытал при знакомстве с великим городом.
В Кале я прибыл в середине дня. Несмотря на все свои заботы и требования, я ощущал прилив сил. Ведь я был уже так близко от цели своего путешествия. Стоял один из тех великолепных дней конца лета, когда лучи солнца пригревают еще как следует, но в воздухе порой уже чувствуется легкое дыхание осени. За проливом на горизонте маячила земля. Это была Англия. Я пересек канал и очутился в старом городе. На англичанина Кале навевал не очень приятные воспоминания. Ведь это был последний клочок континентальной суши, который мы потеряли. Но сейчас, предвкушая близкое свидание с родиной, я об этом уже не думал.
Я остановился на старом постоялом дворе. Казалось, он стоял здесь еще в те времена, когда король Эдуард впервые водрузил английское знамя над Кале. Пока хозяин жарил каплуна мне на ужин, я вышел на воздух, намереваясь немного прогуляться по городу, но за ворота я так и не попал. Во дворе я увидел покрытую пылью карету. Около нее стоял конюх и лениво плескал на нее воду. Мне пришло в голову, что путники, путешествовавшие с такой скоростью наверняка собирались пересечь Ла-Манш. Я опустил пистоль в ладонь конюха.
— Англичане, — буркнул он в ответ на мой вопрос. — Мужчина и дама. Господин очень важный, а дама… ах, месье, вы бы только посмотрели на эту красотку!
Судя по этому описанию я понял, что наконец-то нагнал сэра Невила. Я повернул в дом. Какое-то инстинктивное чувство подсказывало мне не оставлять бумаги в моем саквояже без присмотра. Хозяин постоялого двора подтвердил мои опасения. Джентльмен, сообщил он мне, очень спешил. Он только переоделся и принял ванну перед тем, как проследовать на судно, идущее в Дувр. Вообразите месье, принять ванну для того, чтобы сесть на корабль и отправиться в морское путешествие! Две служанки уморились таскать горячую воду для его ванны. Неужели английским джентльменам для того, чтобы помыться нужно наливать ванну до краев?
Убежденный, что это был Мачери, я приказал сервировать мне ужин наверху и стал подниматься по лестнице.
Навстречу мне спускалось прелестное видение. Шелестящее платье нежно-голубого цвета, ножки в сафьяновых розовых башмачках изящно переступавшие со ступеньки на ступеньку. Это была молодая немка. Шейка ее была украшена кружевной рюшью. Она улыбалась мне приветливо, как старому другу. Очевидно, она уже немного овладела языком, на котором с нею общались ее двое последних любовников, ибо на ломаном английском сделала какое-то замечание по поводу превосходной погоды.
— Вы направляетесь в Англию? — спросил я, и тут же пожалел, что задал этот вопрос. На ее лице немедленно появилось страдальческое выражение и на меня обрушился целый поток фраз на ее родном немецком. Я попытался было встать и уйти, но ее глаза молили меня остаться. Время от времени она вставляла слово на английском и часто переходила на французский (объяснялась она на нем довольно скверно). Из всего этого словесного потока я понял, что она очень нуждается в помощи. Сам не знаю, как это получилось, но вскоре мы уже сидели в амбразуре окна. Я не давал никаких распоряжений, но вскоре хозяин заведения почтительно кланяясь появился рядом, держа в руках бутылку превосходного очень дорогого вина и принялся ее откупоривать.
Моя собеседница говорила не умолкая, кокетливо играя своими голубыми глазками. Единственным моим желанием было как можно скорее встать и уйти, но в то же время я не мог не посочувствовать ей. Несколько слов, которые я сумел разобрать среди этого потока слов подтвердили то, что я, собственно, и ожидал. Мачери собирался распрощаться с ней здесь, снабдив небольшой суммой денег, которую сама она считала жалкой подачкой. Она находилась далеко от родных мест и не знала, как ей поступить. Незнакомые страны и люди пугают ее (к этому заявлению я отнесся весьма скептически), кроме того, она почти не говорит по-французски! Может быть я замолвлю за нее словечко перед сэром Невилом? Я сообщил ей о том, что у меня с сэром Невилом очень неважные отношения. Она положила свою полную белую ручку мне на сгиб локтя и умоляющим голосом попросила хоть что-нибудь сделать для нее. Быть может я смогу помочь ей добраться до Англии? Ее глаза явно сулили мне вознаграждение в случае моего согласия, но я постарался отговорить ее. Ведь оказавшись в Англии, она очутится еще дальше от дома, чем сейчас. Это однако ее совершенно не смутило. Она слышала, что все английские джентльмены всегда готовы придти на помощь даме, которая оказалась в беде. Кроме того, все англичане, за одним печальным исключением люди щедрые. Она просто уверена, что в Лондоне ей будет намного лучше, чем в любом городе во Франции. Она многозначительно подчеркнула, что не любит французов.
Я минут десять ерзал на стуле, пока, наконец, не догадался выложить на стол несколько золотых. Она улыбнулась, безо всякого смущения сгребла золото своими ручками и больше не предпринимала попыток задержать меня.
— Видите? — торжествующе произнесла она, пожимая мне локоть, — англичане в самом деле очень щедрые люди.
Я поспешил к себе. Ничто не указывало на то, что в мое отсутствие в комнате кто-то побывал. Мой плащ и шляпа лежали на постели, куда я их сбросил, саквояж на полу рядом. Я облегченно вздохнул. Желая окончательно удостовериться, что все в порядке, я открыл саквояж и к своему ужасу увидел, что случилось худшее. Документы исчезли!
Значит, пока девица отвлекала мое внимание внизу, Мачери побывал в моей комнате и похитил бумаги. Это было единственное возможное объяснение. Меня обуял ужас, ибо среди бумаг находилось письмо к сэру Бартлеми Лэдланду, в котором наверняка содержались доказательства его связей с Джоном Уордом. Я попробовал легко ли вынимается из ножен мой кинжал, прикидывая, есть ли у меня шансы на успех в случае схватки с Мачери. На этот счет у меня были большие сомнения, особенно если он находился в сговоре с хозяином постоялого двора. Что было весьма возможно.
— Судя по всему вы едете туда с каким-то поручением?
— Я направляюсь домой по причинам личного свойства, но позднее надеюсь вернуться на борт «Королевы Бесс».
— По причинам личного свойства?
— Моя мать при смерти.
— Удобное оправдание, мастер Близ. Но мне все-таки кажется что вы выполняете какое-то поручение этого мерзавца Уорда.
Я понимал, что он вовсе не пытается вызвать меня на ссору. Просто он обладал редким высокомерием и считал, что ему позволительно говорить все, что только приходит в голову. Теперь, когда я как следует разглядел его, я понял, что он гораздо моложе, чем казался мне прежде и, несмотря на свой хищный нос, довольно красив.
— Я не собираюсь давать вам отчет в своих действиях, — ответил я.
— Я могу заставить вас сказать мне правду. — Его пальцы нетерпеливо забарабанили по черепаховой крышке изящного футляра, висящего у него на поясе. Однако судя по глухому звуку, никакого оружия там не было, и он просто блефовал. Скорее всего, будучи записным щеголем, он хранил в этом футляре пудру для лица. Я слышал, что он постоянно возит с собой золотую зубочистку и пару инкрустированных слоновой костью щеток для волос. По слухам его гардероб по количеству и богатству нарядов уступал лишь гардеробу Джона Уорда. Однако сэр Невил питал пристрастие к темным цветам, тогда как Джон предпочитал одеяния всех цветов радуги.
— Хотя, думаю, вы мне все равно солжете, — ленивым голосом добавил он.
— Ни вам ни кому другому я не позволю ставить под сомнение мое слово. — гневно ответил я.
Мачери рассмеялся.
— Ах, так! Значит мы изображаем из себя джентльмена! — Его рука небрежно опустилась на рукоять шпаги. — Я могу приколоть вас с первого же выпада, мой молодой петушок, но не хочу, чтобы меня обвинили в убийстве, поэтому на этот раз я спущу вам вашу наглость. — Он считался одним из лучших фехтовальщиков Англии, и потому мог позволить себе подобную снисходительность. — А вообще-то я думаю, что вы сказали мне правду. Так вот, если вы когда-нибудь вернетесь назад на «Королеву Бесс», я хочу, чтобы вы кое-что передали вашему мерзавцу — приятелю и прочим негодяям…
— Количество которых уменьшилось на одного.
— Попридержите свой язык. Я так же мало настроен обмениваться с вами колкостями, как и ударами шпаги, но есть пределы и моему терпению. Итак передайте Уорду следующее. — Его компания головорезов и мерзавцев нанесла мне страшное оскорбление, и я не успокоюсь до тех пор, пока не отплачу им. За все. Это главная причина, побудившая меня возвратиться в Англию. Надеюсь, настанет день, когда я увижу их всех в петле, как они того и заслуживают.
— Почему же вы сами не сообщили об этом капитану Уорду перед своим отъездом?
— Обращать внимание на Уорда ниже моего достоинства, — высокомерно ответил он, — человеку моего положения это просто неприлично.
— А может быть причиной тому был просто недостаток мужества. Помнится, вы не проявили особой отваги и во время появления испанского флота.
Он снова рассмеялся, но на этот раз в его смехе прозвучали другие нотки.
— Полагаю весьма возможным, мастер Близ, что именно вы первый из всей компании будете болтаться в петле.
Когда на следующее утро он вышел с постоялого двора, где провел ночь вместе со своими спутниками, на нем вместо обычного щегольского наряда был дорожный камзол из замши и трико из того же материала. Во дворе их ждали пять лошадей, среди них одна под дамским седлом и одна вьючная. Вслед за сэром Невилом во двор вышла Аврора. На ней было нарядное голубое платье с длинным шлейфом. Ее не без усилий подсадили в седло. Маленькая кавалькада молча тронулась в путь. Правда Аврора тайком махнула мне на прощанье рукой. Она довольно неловко подпрыгивала в седле и сразу же стала отставать от остальных всадников.
Мне потребовалось четыре дня, чтобы уладить все дела с нашим марсельским агентом, человеком чрезмерно разговорчивым, который совершенно не умел ценить время.
Я нервничал по поводу задержки, но по крайней мере получил возможность приобрести приличную одежду. Когда на пятый день я наконец смог отправиться в путь, в мои сидельные сумки был аккуратно упакован великолепный костюм. На мне был красивый коричневый плащ, голову украшала высокая бобровая шапка с плюмажем и золотой застежкой. Одна только шляпа обошлась мне в целых пять соверенов.
Лошадь мою звали Саладин [51], хотя это имя ей совершенно не подходило — серая лошадь отличалась спокойным и послушным нравом. Эти особенности характера, а также неторопливая и нетряская рысь была как нельзя более кстати для такого неопытного наездника как я. Первые два дня я предоставил ей самой определять скорость нашего передвижения вперед. В результате, за это время я вполне приспособился к ней и уже отваживался пришпоривать ее. Теперь она шла довольно быстрой рысью, и я был весьма удивлен тем, что добрался до Парижа так и не нагнав сэра Невила и его спутников.
Мысли мои так были заняты обрушившимися на меня в последнее время несчастьями, что я почти не замечал красот окружающей природы. Думал я почти исключительно о Кристине и матери. Я отдавал себе отчет в том, что передо мной расстилалась удивительно красивая страна. Воздух Прованса был пронизан негой и покоем. По сравнению с пеклом африканского побережья этот уголок Франции казался настоящим раем. Однако подобные мысли посещали меня лишь на мгновения. Всем сердцем я стремился домой. Как можно скорее. Не теряя ни минуты. Тем не менее я не мог не заметить, что люди здесь живут зажиточно и счастливо и дружно хвалят своего великого короля. Генрих IV в их глазах был божеством. Им нравилось в нем все: его гасконская бравада, его простые вкусы. Их восхищали даже его любовные победы. Как сильно все здесь отличалось от ситуации в Англии!
Мне очень полюбилась французская кухня. Поначалу я с некоторым сомнением смотрел на омлеты, спрыснутые бренди и рыбу, приготовленную в различных соусах, но отведав эти блюда, убедился в их поистине изысканном вкусе. Великолепны были и французские белые вина. Король Генрих как-то сказал, что главная его цель — добиться, чтобы по воскресным дням в горшке у каждого крестьянина варилась бы курица. Со своей стороны могу смело свидетельствовать; при желании французский крестьянин в воскресенье мог полакомиться не одной курицей, а двумя.
Тем не менее Париж разочаровал меня. Джон был прав — этому городу недоставало мужественности, он был каким-то женственным, изнеженным, не то что Лондон. Люди здесь были одеты франтовато и вычурно. Манеры их отличались жеманностью, речь чрезмерной экспрессивностью. Пробыл я здесь недолго. После великолепного обеда, я немного прогулялся по городу и за десять пистолей (это составляло три шиллинга) купил слегка потрепанный том Истории Байярда со множеством гравюр на дереве. Это приобретение немного компенсировало то разочарование, которое я испытал при знакомстве с великим городом.
В Кале я прибыл в середине дня. Несмотря на все свои заботы и требования, я ощущал прилив сил. Ведь я был уже так близко от цели своего путешествия. Стоял один из тех великолепных дней конца лета, когда лучи солнца пригревают еще как следует, но в воздухе порой уже чувствуется легкое дыхание осени. За проливом на горизонте маячила земля. Это была Англия. Я пересек канал и очутился в старом городе. На англичанина Кале навевал не очень приятные воспоминания. Ведь это был последний клочок континентальной суши, который мы потеряли. Но сейчас, предвкушая близкое свидание с родиной, я об этом уже не думал.
Я остановился на старом постоялом дворе. Казалось, он стоял здесь еще в те времена, когда король Эдуард впервые водрузил английское знамя над Кале. Пока хозяин жарил каплуна мне на ужин, я вышел на воздух, намереваясь немного прогуляться по городу, но за ворота я так и не попал. Во дворе я увидел покрытую пылью карету. Около нее стоял конюх и лениво плескал на нее воду. Мне пришло в голову, что путники, путешествовавшие с такой скоростью наверняка собирались пересечь Ла-Манш. Я опустил пистоль в ладонь конюха.
— Англичане, — буркнул он в ответ на мой вопрос. — Мужчина и дама. Господин очень важный, а дама… ах, месье, вы бы только посмотрели на эту красотку!
Судя по этому описанию я понял, что наконец-то нагнал сэра Невила. Я повернул в дом. Какое-то инстинктивное чувство подсказывало мне не оставлять бумаги в моем саквояже без присмотра. Хозяин постоялого двора подтвердил мои опасения. Джентльмен, сообщил он мне, очень спешил. Он только переоделся и принял ванну перед тем, как проследовать на судно, идущее в Дувр. Вообразите месье, принять ванну для того, чтобы сесть на корабль и отправиться в морское путешествие! Две служанки уморились таскать горячую воду для его ванны. Неужели английским джентльменам для того, чтобы помыться нужно наливать ванну до краев?
Убежденный, что это был Мачери, я приказал сервировать мне ужин наверху и стал подниматься по лестнице.
Навстречу мне спускалось прелестное видение. Шелестящее платье нежно-голубого цвета, ножки в сафьяновых розовых башмачках изящно переступавшие со ступеньки на ступеньку. Это была молодая немка. Шейка ее была украшена кружевной рюшью. Она улыбалась мне приветливо, как старому другу. Очевидно, она уже немного овладела языком, на котором с нею общались ее двое последних любовников, ибо на ломаном английском сделала какое-то замечание по поводу превосходной погоды.
— Вы направляетесь в Англию? — спросил я, и тут же пожалел, что задал этот вопрос. На ее лице немедленно появилось страдальческое выражение и на меня обрушился целый поток фраз на ее родном немецком. Я попытался было встать и уйти, но ее глаза молили меня остаться. Время от времени она вставляла слово на английском и часто переходила на французский (объяснялась она на нем довольно скверно). Из всего этого словесного потока я понял, что она очень нуждается в помощи. Сам не знаю, как это получилось, но вскоре мы уже сидели в амбразуре окна. Я не давал никаких распоряжений, но вскоре хозяин заведения почтительно кланяясь появился рядом, держа в руках бутылку превосходного очень дорогого вина и принялся ее откупоривать.
Моя собеседница говорила не умолкая, кокетливо играя своими голубыми глазками. Единственным моим желанием было как можно скорее встать и уйти, но в то же время я не мог не посочувствовать ей. Несколько слов, которые я сумел разобрать среди этого потока слов подтвердили то, что я, собственно, и ожидал. Мачери собирался распрощаться с ней здесь, снабдив небольшой суммой денег, которую сама она считала жалкой подачкой. Она находилась далеко от родных мест и не знала, как ей поступить. Незнакомые страны и люди пугают ее (к этому заявлению я отнесся весьма скептически), кроме того, она почти не говорит по-французски! Может быть я замолвлю за нее словечко перед сэром Невилом? Я сообщил ей о том, что у меня с сэром Невилом очень неважные отношения. Она положила свою полную белую ручку мне на сгиб локтя и умоляющим голосом попросила хоть что-нибудь сделать для нее. Быть может я смогу помочь ей добраться до Англии? Ее глаза явно сулили мне вознаграждение в случае моего согласия, но я постарался отговорить ее. Ведь оказавшись в Англии, она очутится еще дальше от дома, чем сейчас. Это однако ее совершенно не смутило. Она слышала, что все английские джентльмены всегда готовы придти на помощь даме, которая оказалась в беде. Кроме того, все англичане, за одним печальным исключением люди щедрые. Она просто уверена, что в Лондоне ей будет намного лучше, чем в любом городе во Франции. Она многозначительно подчеркнула, что не любит французов.
Я минут десять ерзал на стуле, пока, наконец, не догадался выложить на стол несколько золотых. Она улыбнулась, безо всякого смущения сгребла золото своими ручками и больше не предпринимала попыток задержать меня.
— Видите? — торжествующе произнесла она, пожимая мне локоть, — англичане в самом деле очень щедрые люди.
Я поспешил к себе. Ничто не указывало на то, что в мое отсутствие в комнате кто-то побывал. Мой плащ и шляпа лежали на постели, куда я их сбросил, саквояж на полу рядом. Я облегченно вздохнул. Желая окончательно удостовериться, что все в порядке, я открыл саквояж и к своему ужасу увидел, что случилось худшее. Документы исчезли!
Значит, пока девица отвлекала мое внимание внизу, Мачери побывал в моей комнате и похитил бумаги. Это было единственное возможное объяснение. Меня обуял ужас, ибо среди бумаг находилось письмо к сэру Бартлеми Лэдланду, в котором наверняка содержались доказательства его связей с Джоном Уордом. Я попробовал легко ли вынимается из ножен мой кинжал, прикидывая, есть ли у меня шансы на успех в случае схватки с Мачери. На этот счет у меня были большие сомнения, особенно если он находился в сговоре с хозяином постоялого двора. Что было весьма возможно.