Коул Аллан. Возвращение воина

   Вдоль порта теснились домики, напоминавшие кроличьи клетки на зверофермах. Виднелись также и более солидные здания, создававшие впечатление, что перед нами лежит небольшой город. Городок теснили некрасиво очерченные горы, окрашенные преимущественно в серые тона, сквозь которые кое-где прорывались черные пальцы голых скал.
   Жилые дома и другие строения были довольно узки, казалось, что они построены из плохо обработанной древесины. У большинства домов были высокие остроконечные крыши, на которых не нарастал снег. Если не считать нескольких человек на пристани, вокруг не было ни души.
   Внезапно вновь заговорил большой колокол. Я непроизвольно поискала глазами и вскоре обнаружила источник звука.
   В дальнем конце городка возвышался неуклюжий силуэт, превосходивший по размерам самые большие здания в городе, по крайней мере, вдвое.
   Разглядев его, я едва не подпрыгнула, как от удара.
   Это был медведь. Медведь-великан, вставший на задние лапы и широко разинувший пасть.
   Вновь ударил колокол, и я внезапно поняла, что звук исходит из оскаленной медвежьей пасти, настолько большой, что она смогла бы, наверное, поглотить одну из шхун, стоявших у причала. К этому моменту я преодолела шок от увиденного, выровняла дыхание и сфокусировала зрение на зловещей фигуре зверя.
   Медведь был вытесан из камня. От его ног поднималась широкая лестница, ведущая к большим воротам, расположенным в брюхе. Ворота были открыты, и я увидела, как через них, толкая друг друга, проходит множество людей.
   — Это что еще за чертовщина? — спросил Карале, незаметно оказавшийся рядом.
   — Думаю, что это своего рода храм, — бездумно пробормотала я. Мои мысли были заняты совсем другим. Я была сосредоточена на том, чтобы привести в полную боевую готовность чувства заклинателя. Дав Карале знак, чтобы он помолчал, я осторожно послала вперед, к храму, волшебное щупальце. Оно не спеша заскользило вперед — так, как обычно выплывает из укрытия проголодавшийся угорь, который по вкусу воды определяет, не проплывала ли рядом добыча. Я уловила несколько волшебных частиц, медленно дрейфующих по волнам эфира, обратив внимание на то, что они исходят от Сирби — нашего похищенного заклинателя, — и стала держаться этого следа. По мере моего приближения к городу отдельные частицы все чаще сменялись сгустками магических отметин.
   Я вернулась, соединив астральное и физическое тела, сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и, повернувшись к Карале, сказала:
   — Он все еще здесь. — И показала в сторону города.
   — Вы имеете в виду лорда Сирби, госпожа? — спросил капитан.
   Я кивнула.
   — Так мы идем в город, чтобы попытаться освободить его? — спросил Карале.
   Немного помедлив с ответом, я произнесла:
   — Не вижу, чтобы у нас был выбор.
   Карале с мрачным видом кивнул и подтвердил:
   — Да, боюсь, вы правы.
   Капитан бросил взгляд на город и на отталкивающе безжизненную местность, окружавшую нас. Потом заметил:
   — С виду напоминает селение рудокопов. Владельцы рудников — самые грязные, отвратительные люди на свете. Похоже, они тут вгрызались в землю с тех дней, когда Тедейт был еще младенцем.
   Оглядевшись еще раз, я убедилась в том, что капитан прав. Пещеры служили, по всей вероятности, входами в рудники. Приспособления, разбросанные по округе, предназначались для того, чтобы копать, дробить, насыпать и отвозить горную породу и руду. Я различила вагонетки и ручные тележки, с помощью которых руду перевозили по деревянным направляющим, встроенным в дороги. Как мне показалось, некоторые из сооружений предназначались для дробления руды и отделения от нее пустой породы. Другие — с большими дымовыми трубами — выглядели как плавильные цеха, где руда превращалась в слитки металла.
   Теперь уже можно было точно представить себе, ради чего изуродовали местный ландшафт. Людьми двигала цель. Разрушительная — но цель.
   Единственное, что меня все еще ставило в тупик, — полное отсутствие следов активности у входа в рудники и вблизи плавилен. То, что я увидела, свидетельствовало о том, что практически все население городка рудокопов собралось внутри огромного каменного сооружения, похожего на медведя.
   Не исключено, что сегодня у них был праздник в честь одного из богов. Что бы там ни было, событие, невольными свидетелями которого мы стали, должно было иметь очень большое значение. Известно, что владельцы рудников не склонны к столь неслыханной щедрости, как закрытие шахт и плавилен для того, чтобы дать рабочим время для отправления религиозных обрядов.
   Внезапно откуда-то из эфира на меня обрушился удар волшебной энергии, который опалил поверхность моего астрального тела. Боль была чудовищной. Я ощутила привкус крови и обнаружила, что почти насквозь прокусила нижнюю губу, пытаясь удержать крик. Я быстро подавила все свои магические чувства, втянула все щупальца, как кальмар, который готовится к нападению морской ящерицы.
   Потом почувствовала, как руки Карале крепко сжали мои плечи, и, прозрев, увидела, что в результате неожиданного нападения согнулась почти пополам. Слабым движением я убрала пальцы капитана и снова приподняла голову, чтобы еще раз взглянуть на город.
   Вслед за этим я услышала рев множества голосов, звучащих в унисон, и моя голова непроизвольно дернулась вправо, глаза остановились на крутой излучине берега озера, из-за которой появился корабль.
 
   Послышался рокот больших барабанов, ритмические гулкие удары мечами плашмя по стальным щитам, а потом из туманной мглы стали появляться одетые в меха воины — когорта за когортой.
   Они снова дружно закричали, и их крик был подобен раскату грома. Сотни устрашающего вида дикарей лавиной огибали мыс, быстро перемещаясь на лыжах к гавани. Они мчались длинным, непривычно замедленным шагом, который переносил их на удивительно большое расстояние за очень короткие промежутки времени. Видно, что их густые бороды покрылись инеем от усиленного дыхания. На воинах были остроконечные шлемы, украшенные шкурками каких-то мелких хищных животных, головы которых устремляли на противника звериный оскал. Плечи воинов закрывали попоны, сшитые из грубо выделанных шкур, которые вздувались за их спинами, приоткрывая время от времени броневые доспехи из светлого металла, металлические нарукавные щитки и широкие рукавицы. Стремительно продвигаясь вперед, воины ритмично стучали короткими мечами по щитам, отбивая таким образом такт своей звериной песни:
   — Мэгон в походе — Враг дрожит! Мэгон в походе — Враг бежит! Мэгон в походе — Радость спешит!
   Вражеские воины развернулись в фалангу. К ним вскоре присоединились другие вооруженные люди, мечи которых находились в ножнах, а щиты были переброшены за спины. Они начали бить в тяжелые барабаны, напоминающие большие котлы, битами с меховыми набалдашниками, и присоединились к общему реву:
   — Мэгон в походе — Враг дрожит! Мэгон в походе..
   И вдруг в поле зрения появился один корабль, потом второй, третий… Эти корабли были значительно больше, чем тот, первый, с которым мы столкнулись в густом тумане. Они были раскрашены в ослепительно яркие цвета и отделаны разноцветными мехами. На палубах стояли воины, боевое снаряжение которых казалось более богатым, чем у лыжников, они потрясали искусно выкованным оружием. Все корабли шли под флагом Белого Медведя.
   Вслед за кораблями стремительно выплыла ладья, заполненная воинами, вооруженными копьями и луками. Она двигалась благодаря усилиям плотных мужчин в лохмотьях с мрачными, отталкивающими лицами, лишенными осмысленного выражения. Эти люди двигали ладью, толкая балки на кожаных ремнях, выступавшие с бортов. Рядом катились надсмотрщики с хлыстами, которые мгновенно реагировали ударом и проклятиями на малейшее отклонение от заданного порядка движения.
   Наконец появился удивительный корабль. Это был галеон с двумя палубами, высоким капитанским мостиком, заметно выступающим над их поверхностью.
   Ветер к этому времени заметно посвежел и окреп, паруса галеона надулись и легко понесли его по льду на массивных полозьях. На высокой палубе замер огромный бородатый воин без шлема. Его длинные волосы свободно развевались на ветру. На нем была большая шкура белого медведя, наброшенная поверх сверкающей брони доспехов черного цвета с золотой отделкой. В левой руке воин сжимал длинное черное копье, торец которого прочно упирался в палубу. Справа, прильнув к великану, стояла женщина.
   Я была ошеломлена, когда впервые увидела ее. Несмотря на зимний холод, на ней красовались всего несколько лоскутков цветного шелка, едва прикрывающих золотисто-медового оттенка бедра и грудь. Ветер слегка шевелил одеяние. Женщина была небольшого роста и очень изящно сложена. Ее волосы, как и мои, отливали золотом. Обнаженные руки были удивительно красиво очерчены. В одной из них она держала жезл, увенчанный хрустальным шаром. Этот шар излучал магическую энергию. Настолько мощную — казалось, что он светится и вибрирует. У меня уже не оставалось сомнений в том, что бородатый воин, стоящий на палубе загадочного корабля, — это Мэгон, король по имени Белый Медведь.
   Но я недоумевала, кто же эта женщина? Еще одно обстоятельство заставило меня встревожиться. Галеон был сделан из золота.
   Последнее до меня дошло не сразу. Я была оглушена ударом магического поля, и это отбило на некоторое время мою способность к рассуждению. Но теперь я вспомнила пророчество Маранонии о трех кораблях, сделанных из трех разных металлов. Однако моя мысль не задержалась на пророчестве. Я запомнила впечатление от него и отложила в дальние закрома подсознания. Следующей моей реакцией на увиденное было искреннее восхищение.
   Казалось, что галеон сделан целиком из золота. Металл призывно светился и мерцал от форштевня до кормы. Удивительно, но и паруса были из того же материала: тонкая золотая пленка, которая трепетала и надувалась бризом так, как будто бы была соткана из обычной парусины. Но вовсе не эта демонстрация немыслимого богатства изумила меня. Многие вожди варварских племен часто делают нечто подобное. В их дворцах можно не только встретить богато инкрустированные троны, но и наткнуться на такие комические предметы, как тюремные ночные горшки, старательно скопированные местными умельцами в золоте и украшенные драгоценными камнями.
   Мои глаза полезли на лоб, когда я увидела, как перемещается золотой корабль. Даже если допустить, что он был не монолитным, а деревянным и покрыт сусальным золотом, то все равно он должен был мгновенно провалиться под лед, не выдержав собственного веса. А если бы каким-то чудом галеон уцелел, то даже тот шторм, который терзал нас в течение месяца в бухте Антеро, не смог бы сдвинуть такое тяжелое сооружение ни на шаг.
   Снова прозвучал удар большого колокола, привлекая мое внимание к городу и храму Медведя. Из его ворот выливалась толпа людей, которые спешили к берегу озера. Они несли знамена, флажки, били в барабаны и дули в фанфары. Толпа направилась к причалам в неестественно строгом порядке, ровными шеренгами. Во главе виднелась небольшая группа хорошо одетых людей. Я решила, что это городское руководство.
   Мы наблюдали за происходящим у озера приблизительно два часа. Толпа приветствовала короля Мэгона и загадочную женщину, которой я мысленно отвела роль королевы. Было очевидно, что время от времени произносились речи, но мы их не слышали. Когда толпа начинала выкрикивать приветствия — их отзвук доносился до холма, на котором мы притаились.
   Потом подожгли связки сухой травы, густые клубы дыма поднялись в небо, и вскоре мы отчетливо ощутили аромат фимиама, который расплылся над всей окрестностью. Петарды, как воздушные змеи с взрывающимися хвостами, то и дело взмывали ввысь, за ними поднимались сверкающие воздушные шары, играл нестройный городской оркестр — смесь барабанного боя, визга рожков и стрекотания костяных погремушек.
   Карале пытался привлечь мое внимание, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Но я жестом приказала ему молчать и потом дала знать остальным, чтобы они тоже ничего не говорили.
   Несмотря на непрерывный шум празднества, я сумела почувствовать незримое присутствие рядом с нами наблюдателя, который внимательно прислушивался к эфиру.
   Церемония у причала завершилась, и толпа двинулась обратно, к храму Медведя. Теперь возглавляли шествие король Мэгон и его королева. Воины оставались у кораблей, некоторые присели отдохнуть, другие катались по льду — как поодиночке, так и небольшими группами. Через мгновение из носа каменного медведя вырвалось облако пара, и его каменные глаза засветились ярким красным светом. Внезапно я ощутила чувство тревоги и дала знак, чтобы все сошли с холма как можно быстрее.
   Прежде чем соскользнуть вниз и присоединиться к команде, я еще раз взглянула на город и увидела, как, со стороны доков идут вражеские солдаты. Они двигались в нашем направлении.
   Я стремглав скатилась по склону холма и вскочила на ноги. Молчать больше не имело смысла.
   — Они приближаются! — крикнула я и после этого постаралась увести людей от опасности в отчаянном до безрассудства броске по снегу — дальше, как можно дальше от проклятого озера. Враги охотились за нами в течение многих часов. Мы использовали все известные нам хитрости для того, чтобы замести следы. Мы прятались в усыпанных валунами глубоких оврагах и лощинах; передвигались, перепрыгивая с одного скального обломка на другой; стремглав проскальзывали поперек гладкой, отшлифованной поверхности льда, покрывшего безымянные реки, впадающие в озеро; внезапно меняли направление движения, петляли; возвращались иногда к своим следам или пропускали вражеские патрули вперед, а потом шли некоторое время след в след, чтобы окончательно сбить врага с толку.
   В конце концов нас приперли к отвесному скальному хребту. В этот момент мы находились на льду, выискивая путь наверх, через перевал. Внезапно на лед выкатились двадцать вражеских солдат. Вслед за этим еще двадцать присоединились к ним, а потом — еще и еще… вражеские фланги быстро разрастались, на ходу перестраиваясь для атаки… Я потеряла счет врагам и поняла, что мы попались.
   Прозвучал боевой клич, и они помчались по льду навстречу нам, не переставая бить о щиты мечами. Для применения волшебства времени у меня не оставалось, поэтому я обнажила меч и встала рядом со своими людьми.
   Нас было ничтожно мало по сравнению с вражеской армадой, но мы сражались долго. Первыми были убиты близнецы. Они врезались в одну из вражеских когорт, смешали ее ряды и в течение нескольких мгновений оставили на льду не менее дюжины убитых или смертельно раненных воинов Мэгона. Но потом варвары сомкнули ряды и одолели двоих смельчаков.
   Я не видела, как погиб Ящерица. Но я видела его мертвым на льду, с перерезанным горлом. Прекрасный голос навеки замолк. Остались трое — Карале, Донариус и я. Мы были измучены до предела, но продолжали сражаться — локоть к локтю, и только клинки наших мечей, делающих кровавую работу, вздымались и опускались перед глазами.
   Враг нанес последний удар. Твердая волна вооруженной и закованной в латы плоти захлестнула нас. Не выдержав натиска, я упала на спину, меч был выбит и отлетел в сторону. Надо мной в напряженной позе на секунду застыл вражеский воин. Он занес свой меч…
   Послышалась музыка. Прекрасная музыка. Звуки божественной лиры.
   И я провалилась во мрак.

Глава 9.
КОРОЛЬ БЕЛЫЙ МЕДВЕДЬ

   Я очнулась в темноте столь непроницаемой, что в какое-то мгновение подумала, что меня ослепили. Тут же вспомнила, каким беспомощным стал Гэмелен, когда возможности заклинателя угасли вместе со зрением.
   Я поднесла руку к лицу, но не смогла ничего различить, независимо от того, насколько близко от глаз ее держала. Потрогав веки, почувствовала, как под кончиками пальцев трепещут ресницы, но не обнаружила никаких ран. Однако на щеке нашла запекшуюся корку, кожа под которой онемела. Немного погодя я решила, что это кровь. В голове пульсировала боль, болели все суставы и мускулы. Когда я передвигалась, порезы и царапины начинали колоть и жалить, жечь и щипать. Все ранения оказались незначительными.
   Я была боса, меховая одежда исчезла. На мне остались только туника и леггинсы. Я вся была мокрой, одежда неприятно прилипала к телу. Утешением служило то, что мне не было холодно. Скорее наоборот — воздух был нагретым и влажным, поэтому я обливалась потом.
   Не питая особых надежд, я прошептала:
   — Карале?
   Ответом была тишина.
   Я осталась одна.
   Каменный пол и стены были теплыми на ощупь. Я услышала звук падающей на гладкую поверхность воды и, вытянув руки, не спеша двинулась в том направлении. Медленно нащупывая дорогу, я долго ползла вдоль стены, пока не наткнулась на маленькую лужицу, которая оказалась не чем иным, как тонким слоем воды над слегка засорившимся стоком. Я довольно долго шарила руками по сторонам, пока не обнаружила источник воды, — это был мелкий ручеек, неслышно струившийся по одной из стен, по-видимому более холодной, и негромкой капелью падающей на пол. Я зачерпнула немного этой воды и понюхала. Жидкость казалась слегка затхлой, но чистой. Я попробовала ее на вкус. У нее был слегка илистый привкус — неприятный, но терпимый. Внезапно жажда стала столь сильна, что желудок свело судорогой. Я зачерпнула побольше воды и вдоволь напилась, не боясь побочных эффектов.
   После этого я попыталась сосредоточиться. Все мое оружие и другие необходимые вещи исчезли. Но мне удалось обнаружить платок, спрятанный в рукаве туники. Погружая платок в воду, я смогла умыться и стереть кровь.
   Покончив с «баней», я внимательно изучила каменный мешок, в котором оказалась, передвигаясь медленно и осторожно, пядь за пядью. Камера была мала, стены сложены из старых каменных блоков с многочисленными зазорами, образовавшимися в тех местах, где от длительного пребывания во влажности утратил цементирующие свойства известковый раствор.
   В одной из стен была устроена маленькая дверь, сделанная из толстых досок, обитых широкими полосами металла. Я подумала, что с другой стороны этой двери должен быть коридор, хотя из-за нее не доносилось ни звука; я слышала только собственное дыхание и монотонную капель. В нижней части двери было расположено зарешеченное отверстие. Его размеры позволяли просунуть ведро.
   Я встала на колени, потом опустилась на локти и попыталась посмотреть сквозь решетку. Ничего. Только мрак. Непроницаемый, подавляющий волю мрак. Я просунула растопыренные пальцы сквозь решетку. Они сразу уперлись в дерево. Зарешеченное отверстие было перегорожено доской.
   Я продолжала осмотр, внимательно изучая каждую мелкую расщелину или мало-мальски заметную шероховатость.
   В камере не нашлось даже деревянных нар, никаких одеял, никакой мебели и утвари. В углу я обнаружила два пустых ведра. Их предназначение было очевидным. Одно отдавало отходами жизнедеятельности человеческого организма. Второе — затхлым душком старых, заплесневевших объедков.
   Я знала, что делать дальше, — мне и раньше приходилось бывать взаперти. Поставила ведро для еды рядом с решеткой, чтобы его заменили на полное, если когда-нибудь надзиратель придет, чтобы покормить меня. Другое ведро отнесла в наиболее удаленный угол, чтобы использовать его по мере необходимости. Я сделала несколько несложных упражнений, чтобы размять затекшие мускулы. Они болели, но, похоже, достаточно хорошо действовали, поэтому я несколько минут бежала на месте, вдыхая и выдыхая как можно глубже, пока нервы не успокоились, а сердце не начало биться в устойчивом ритме.
   После этого я присела на корточки, опершись спиной о стену, мысленно произнесла волшебные слова:
   Помнишь утро? Помнишь ночь? И в ней — луну? Помнишь день? И яркий свет? И без края синеву?
   Я энергично потерла друг о друга сложенные ладони, раскрыла их.
   Появилось слабое свечение.
   Я видела.
   С помощью тусклого света, который мне удалось создать, я отыскала большой выступающий из стены камень высотой приблизительно до пояса. Потерев его поверхность ладонями, я оставила на ней устойчивые мазки света. Я продолжала растирать поверхность монолита до тех пор, пока вся она не засветилась, а на моих ладонях не осталось всего несколько волшебных частиц света. Я щелкнула пальцами, и свет стал более ярким. Не намного, но теперь освещения хватило, чтобы вызвать из небытия беспощадную серую пустоту моей тюремной камеры. Я щелкнула пальцами еще раз, и свет исчез. Третий — снова замерцал. Хорошо. Если кто-нибудь начнет открывать дверь камеры, я смогу быстро отключить освещение.
   До сих пор я не знала, сколько времени находилась без сознания. Часы? Дни? Думаю, что все-таки не дольше одного дня.
   Я погрузила кончик указательного пальца в светящиеся частицы на поверхности выступающего блока и провела небольшую черту на темном камне под ним, отметив день, когда попала сюда. Потом точно так же пометила день сегодняшний.
   Затем я снова присела, опершись спиной о стену, чтобы все хорошенько обдумать, дождаться своего часа и быть к нему подготовленной.
   В конце концов кто-то должен был прийти.
   Я должна быть во всеоружии.
   Прежде чем обо мне вспомнили, к первым двум светящимся отметкам добавились еще шесть. По моим подсчетам, с момента моего пленения должно было пройти восемь дней, хотя в действительности не представлялось возможным определить, когда кончался один день и начинался следующий. Для отсчета времени я вынуждена была взять за основу интервал между визитами надзирателя, когда открывалось зарешеченное окошко, расположенное внизу двери, пустое ведро для еды заменялось на полное, а второе — на пустое. Мне казалось, что между этими двумя визитами проходило так много времени, что каждый из них означал начало нового дня. Еда была типичной тюремной дрянью, даже вспоминать о ней неохота. Единственным положительным ее свойством было изобилие.
   Как мне кажется, первый раз меня покормили через несколько часов после того, как я пришла в сознание, хотя это лишь предположение. Иногда минуты могут показаться часами, в особенности когда находишься в одиночестве да еще заключенной во влажную, душную камеру.
   Здесь ничто не предвещало опасности до последнего мгновения, не было слышно ни стука кованых сапог надзирателя, гулким эхом отдающегося в коридоре, ни позвякивания ключей. Внезапно раздался легкий скрип решетки, которая слегка задела за каменный пол, когда ее стали сдвигать в сторону, поэтому я едва успела как можно тише щелкнуть пальцами, чтобы вовремя убрать свет.
   Светящийся камень уже успел почти окончательно погаснуть, когда я увидела мерцающий отблеск тусклого света в том месте, где только что была решетка.
   Я продолжала молча сидеть в углу камеры, который выбрала для сна. Стоящий за дверью довольно шумно дышал. И тоже молчал. Я чувствовала кожей, что кто-то буравит темноту глазами. Затем в камеру просунули длинный, светящийся шест. Пошуровали туда-сюда. С торца этого шеста шел довольно яркий луч света. Наконец луч уперся в меня и замер. Некоторое время за мной наблюдали.
   Я продолжала сидеть молча и без движений. Шест вытянули из камеры.
   — Есть хочешь? — прорычал грубый голос.
   — Да, — ответила я.
   — Дай ведро, — произнес надзиратель.
   Я повиновалась, поудобнее перехватив ведерко для еды и протолкнув его в отверстие. Мой нос непроизвольно дернулся, ощутив вонь тухлого мяса, и в следующее мгновение передо мной появилось ведро, наполненное едой. Я отставила его в сторону.
   — Нужду справила?
   — Да, — ответила я, — все в порядке.
   — Давай ведро, — скомандовал тот же голос.
   Тем же путем я отправила и второе ведро. Его заменили на пустое.
   Вслед за этим решетка была задвинута на прежнее место, и стражник исчез.
   Имея за плечами опыт каменных застенков Конии, я быстро смекнула, что должна съесть эту гадость независимо от того, насколько дрянной она окажется. Но в данном случае еда откровенно отдавала тухлятиной, а мне совершенно не хотелось заболеть. Много лет назад от своего отца я узнала, что в необжитых местах лучше всего употреблять как можно более горячую пищу, если хочешь избежать отравления. Поэтому я сформулировала заклинание, чтобы разжечь небольшой костер, и довела до температуры кипения содержимое ведра. Вскоре моя каменная клетка наполнилась густым духом испорченной капусты и слегка подгнивших мясных обрезков.
   Я постаралась думать о чем-нибудь приятном и заставила себя проглотить как можно больше баланды. У меня не было ни ложки, ни даже маленькой дощечки, поэтому я была вынуждена есть руками. Когда мне показалось, что я насытилась, то обнаружила, что в ведре осталось достаточно для того, чтобы поесть еще раз, поэтому я поставила его вблизи светящегося камня, чтобы случайно не опрокинуть.
   Напоследок я запустила в ведро пальцы в надежде выудить хоть что-нибудь полезное. В жирном мясном вареве я обнаружила плоскую кость. Я попыталась определить, какому животному она могла принадлежать. Явно не птичья — ручаюсь головой. Не могла она принадлежать ни свинье, ни корове. Немного погодя я пришла к выводу, что такие кости бывают у ящериц. Я припрятала ее в рукаве туники в надежде, что она может пригодиться в будущем. Поев второй раз, я внимательно осмотрела опустевшее металлическое ведро. Оно было местами ржавым и имело примитивную ручку. Я знала, что не смогу воспользоваться даже самой маленькой частицей ведра или его ручки для того, чтобы сделать себе оружие, потому что те, кто держит меня под стражей, сразу обратят внимание на поломку. Поэтому я ограничилась тем, что соскребла с поверхности ведра немного ржавчины — получилась совсем небольшая щепотка — и завернула ее в лоскут, который оторвала от своего платка. Я спрятала получившийся маленький сверток в рукаве, устроив его рядом с косточкой ящерицы.