— Щас изобразим, точно как в аптеке, сержант, — ответил он сальным голосом, — ну я враз растаю, когда ты влепишь в десятку. Просто обязан отдать тебе всю казну, усекаешь? Эк как тебя уделало ради нашей старушки Ориссы!
   Он положил руку на сердце, а все собравшиеся громко захлопали в ладоши, услышав слова, звучащие весьма искренне.
   — Давай начинай, — произнесла я, — и поглядим, улыбнутся ли сегодня боги своему любимому старому сержанту Рали.
   И наперсточник начал игру. Показал три пустые половинки скорлупы ореха, перевернув их на столе. Артистично взмахнул зеленой горошинкой, зажатой между большим и указательным пальцами. Скороговоркой произнес свою считалку:
   — В первую постельку идет-ложится она. Теперя во второй, потому как первая холодна. А вот и с третьим парнем спит, бо второй тюфяк. Но у третьего сосиска мягка, и она прыг-скок взад в холод, но туда, где твердо.
   Я смотрела, как горошинка переходила от одной скорлупки к другой. У меня не было необходимости следить за тем, куда она в конце концов попадет. Я могла совершенно отчетливо видеть горошинку с помощью волшебного глаза. Кстати, я предвидела, что наперсточник позволит мне выиграть первый раунд, чтобы я сразу не утратила интереса к игре.
   Сразу, как только он прекратил тасовать горошину, я прокричала:
   — Вот здесь она!
   И, хлопнув рукой по среднему наперстку, добавила:
   — Ждет меня, хорошая, послушная горошинка! Наперсточник приподнял скорлупу, открывая горошину всеобщему обозрению, и с силой шлепнул себя по лбу, как будто бы был так же изумлен, как и все остальные.
   — Она взяла меня тепленького, парни! — прокричал он собравшимся.
   Толпа ответила радостными криками, одобряя мой выигрыш.
   — Рискни еще раз, сестренка, — сказал наперсточник, — не смотри, что у тебя только один глаз, не дрейфь, сержант, ты зыришь так, что и фраера с двумя лампочками не могут.
   Я засмеялась, сгребла выигрыш, после чего высыпала на стол и добавила еще несколько серебряных монет из кошелька.
   — Сегодня, приятель, Тедейт мне улыбается, — с пьяным ликованием произнесла я, — заставила этого проклятого казначея отстегнуть по-хорошему, что мне причиталось. — Я высоко подняла кошелек, так чтобы все его видели, и продолжала с пьяным упорством: — Сидела на мели еще два часа назад. Но теперь вода высока. Четыре года я ждала… ик… когда же мне вернут должок, ребята. Четыре года, черт побери! — Я грохнула кулаком по столу и крикнула: — Как насчет того, чтобы удвоить ставки? Покажи горошину!
   Наперсточник пожелал мне удачи, забормотал какое-то подобие молитвы, ни на секунду не переставая перемещать горошину от одной скорлупы к другой. Однако на сей раз он действовал нарочито медленно. Неуверенно. Так, как будто бы старался сделать так, чтобы я наверняка угадала, где именно осталась горошинка после того, как он прекратит тасовать скорлупки. Волшебный глаз ясно показал мне, что наперсточник прикрыл горошинку ладонью после последнего круга. Но его умело наработанные движения уверяли нетренированного наблюдателя в том, что и на этот раз горошина попала под средний наперсток.
   — Давай, не робей, сержант! — громко крикнул наперсточник, сделав свое дело. — Сорви куш! Угадай, где горошина!
   Я снова сильно шлепнула по центральному наперстку.
   — Вот здесь! — крикнула я. — Прячется в той же постельке! К тому моменту, когда наперсточник протянул руку, чтобы перевернуть расположенный посередине наперсток, его лицо уже почти успело принять выражение сожаления о моем проигрыше.
   Я знала, что он незаметно протолкнул горошину в одну из крайних скорлупок почти одновременно с моими словами. Но в тот момент, когда он приподнял наперсток, на который показала я, под ним на столе лежала горошина, которая, казалось, весело мне подмигнула. Зрители, собравшиеся на этот спектакль, взревели от восторга. Я увидела, как наперсточник инстинктивно сжал кулак, все еще предполагая, что в нем спрятана настоящая горошина. Его изумление стремительно приблизилось к состоянию шока, когда он убедился в том, что горошина исчезла. В течение нескольких секунд наперсточник тупо таращил глаза на горошину, не находя объяснения своему промаху.
   — Вот те на! — крикнула я. — Счастье все еще улыбается старине Рали! Давай еще раз! Ну как — слабо?
   Собравшиеся вокруг нас подвыпившие зеваки единодушно решили, что необходимо продолжить игру. Но наперсточник, который до сих пор пытался выяснить, где совершил ошибку, казалось, не слышал. Он начал было подниматься от стола. Я заметила, что одетый в яркие одежды тип приблизился к нам, пытаясь понять, что происходит. Потом он кивнул наперсточнику, разрешив ему продолжать. Собравшиеся начали заметно негодовать из-за его медлительности. Прежде чем опустел кошелек наперсточника, я четыре раза точно угадывала, где спрятана горошина. Каждый раз ставка на кону и количество зрителей резко возрастали.
   В конце концов хозяин стола поднял руки:
   — Все, ребята, продулся вчистую!
   Он попытался изобразить на лице легкую ироническую усмешку, но походил скорее на улыбающуюся змею.
   — Тем не менее, — продолжал он, — я сегодня вечером обязательно поставлю свечу в храме, клянусь богами, парни! Деньги уплыли, но — на стоящее дело.
   Наперсточник похлопал меня по спине.
   — Пусть тебе это будет на пользу, сержант. Ты — прирожденный игрок.
   Толпа начала постепенно таять, а наперсточник протянул мне кувшин.
   — Ну, это мне сейчас вовсе не помешает, уважаемый! — сказала я и сделала глоток.
   — Как насчет того, чтобы потолковать тут с одним моим корешом, а? — спросил наперсточник, кивая в сторону ярко одетого типа. Тот обнажил в улыбке выступающие, как у лошади, зубы.
   Когда он приблизился, я улыбнулась в ответ. Тип выглядел миролюбиво, но был смертельно опасен: одну руку он протянул для рукопожатия, а другую в этот момент держал у бедра, где в кармане наверняка был спрятан острый клинок. В то мгновение, когда наши ладони соприкоснулись, я почувствовала, что он пристально и бесцеремонно меня разглядывает, внимательно изучая мои физические недостатки. Но самое пристальное внимание он уделил качеству моего оружия.
   — Меня звать Легг, — произнес он довольно дружелюбно, неделовым тоном, — я тоже, как и ты, сержант Рали, азартный игрок. Однако наперстки не моя игра. Нужна слишком острая интуиция и железные нервы, чтобы успешно охотиться за горошиной. Поэтому прими самые теплые поздравления, сержант. И похвалу твоей выдержке. Смотреть было — одно удовольствие.
   Я осушила кувшин и протянула его наперсточнику. При этом я ухмыльнулась — пьяная и счастливая.
   — Никогда раньше не ш-шлепала по скорлупе! Выигрыш не имеет никакого отношения к опыту. Слепая солдатская удача. Которая всегда проходила мимо меня в прошлом.
   Для подтверждения сказанного я потрясла деревянной чашкой, прикрывающей культю.
   — Я случайно узнал, что тут неподалеку есть небольшое, но вполне пристойное заведение, — сказал Легг, нервным движением выдергивая длинную нитку из своей цветастой одежды, — там можно перекинуться и в кости, и в карты.
   Я колебалась, как будто бы взвешивая все «за» и «против». Потом тряхнула головой и сказала с задумчивым лицом, но покачиваясь, как и полагается пьяному сержанту:
   — Я стараюсь не заходить в незнакомые кабаки, Легг. Там имеют обык… ик… новение раздевать догола бедных солдат, в особенности когда рядом никого нет. Нет друга, чтобы прикрыть спину.
   — Тогда можешь считать, что я твой друг, сержант Рали, — заметил Легг, похлопывая меня по плечу, — и вот что я тебе скажу. Сегодня тебе здорово везет. Я готов даже допустить, что ни я, ни один из моих корешей не сравнится с тобой в удаче.
   Я уставилась на него подозрительным взглядом и спросила:
   — Ты давай, это, не темни.
   — Почему бы не пропустить по маленькой и не потолковать о деле в более подходящей обстановке? — спросил Легг и кивнул в сторону небольшой забегаловки под открытым небом, расположенной недалеко от нас. — Если тебя не устроит дельце, которое я обрисую, то сразу завяжем — и никаких фокусов. У тебя останется только веселое воспоминание о крутой шараге и легкий балдеж от забуханного подогрева.
   Немного подумав, я приняла предложение, и мы направились к столикам. После четырех-пяти тостов мы с Леггом и наперсточником стали лучшими друзьями. Я поведала им о своих злоключениях. О том, с каким трудом пробиралась в столицу от дельты Орисской реки, чтобы получить наконец причитающуюся мне по закону пенсию, которой я была так несправедливо лишена. О том, как в конце концов этот проклятый казначей смилостивился и выплатил почти все, но только после того, как потребовал и получил изрядную долю моих кровных в качестве вознаграждения за доброту. Собеседники активно сочувствовали мне. Вместе со мной переживали по поводу того, что добытой с таким трудом суммы не хватит на долгий срок и вскоре я вновь стану бедной. Потом мы условились о том, как обеспечить мне более сносные условия жизни после выхода на пенсию.
   Мы должны были внести равные доли в общую казну. Те суммы, которые смогли себе позволить мои «компаньоны», по невероятному стечению обстоятельств были в точности равны сумме денег, которая находилась в моем кошельке. Содержимое кошелька перед этим подверглось быстрой профессиональной оценке в несколько мимолетных, но жадных взглядов. Я должна была держать общую казну. Так сильно мне доверяли. И мы направились в игорный дом. Меня постарались убедить в том, что это пристойное место, после посещения которого такая счастливица, как я, без сомнения, уйдет с выигрышем, достаточным, чтобы удовлетворить всех троих.
   Я согласилась. И пошла вместе с новыми знакомыми, подвесив и их кошельки к поясу. Легг и наперсточник обнимали меня за плечи с демонстративным дружелюбием. Однако я заметила, что, как только я начинала медлить или делала вид, что хочу повернуть в сторону, их объятия мгновенно камелели, чтобы не предоставить мне ни малейшей возможности дать деру с деньгами. «Небольшое, но вполне пристойное заведение», о котором сообщил мне Легг, оказалось игорным притоном самого низкого пошиба. Он располагался в одном из боковых проходов темной, тесно застроенной улицы, напоминающей кроличий садок, которая в дни моей юности была известна как Смертельный ряд и поэтому, по сути дела, была идеальным местом для того, чтобы без свидетелей перерезать горло жертве и потом утопить раздетый догола труп.
   Потрепанная вывеска извещала о том, что мы добрались до цели. Вход представлял расшатанную лестницу, ведущую в подвальное помещение старого многоквартирного дома. Безвкусно наляпанные буквы вывески складывались в название, которое можно было прочитать с некоторым трудом: «ДЫХАНИЕ ДИКОГО КАБАНА». Название полностью соответствовало обстановке, потому что именно такой аромат захлестнул меня сразу после того, как мы вошли. Потолок был низким, закопченным до черноты испарениями кухни. Сквозь этот смрад я увидела, как по стенам снуют ящерицы, охотясь за жуками, тараканами и клопами. При этом мне показалось, что корм для ящериц был в изобилии, так как их упругие бока лоснились. Несмотря на непереносимую вонь и удручающий интерьер, это место, похоже, было излюбленной воровской берлогой. Я увидела, что за столами собрались практически все представители этого крысиного племени, чтобы за рюмкой дрянной водки похвастать последними «достижениями». С легким раздражением я почувствовала, что со своей нынешней внешностью — с латкой на глазу и деревяшкой вместо кисти — я вполне подхожу к этому окружению. Половина помещения была заставлена столами для игры в карты и кости. От остальной части игорного дома ее отгораживал низкий парапет. Мужчины и женщины, выпятив зады, перегнулись через него, толкали друг друга локтями и громкими криками одобряли или порицали действия тех игроков, за кого болели.
   — Так это здесь нам и предстоит приступить к делу? — спросила я, обращаясь одновременно к Леггу и к наперсточнику.
   Легг кивнул.
   — Ты, как всегда, чрезвычайно проницательна, сержант, — сказал он. — Теперь так — почему бы вам вдвоем не пойти не посмотреть, что там творится, а я раздобуду чего-нибудь выпить и потолкую с приятелями?
   Наперсточник слегка подтолкнул меня в сторону игровых столов, а Легг принялся быстро шептать на ухо плотно сбитому мускулистому типу, явно воровскому авторитету, который был обвешан совершенно безвкусными украшениями из золота и драгоценных камней. В каждом его ухе болталось по четыре-пять серег, еще две серьги были продеты сквозь ноздрю, одна свисала из щеки, не менее дюжины тяжелых серебряных и золотых цепочек оттягивали шею, а его короткие толстые пальцы были унизаны перстнями и кольцами. Услышав то, что Легг нашептал ему на ухо, авторитет кивнул и улыбнулся мне, и я увидела, как блеснули два золотых зуба с брильянтовыми вставками. Такое впечатление, что они подмигивали, когда он улыбался.
   Наперсточник потащил меня вперед, и мы начали прокладывать путь, бесцеремонно расталкивая завсегдатаев воровского притона. Впечатление было такое, будто я случайно наткнулась на тайник старой вороны. Казалось, что добрая половина богатства Ориссы выставлена напоказ мужчинами и женщинами, собравшимися в этом логове. По умолчанию принималось, что второй половине постоянно грозит опасность со стороны негромко разговаривающих друг с другом профессионалов, которые непрерывно замышляют что-нибудь новенькое.
   Зарабатывающие себе на жизнь свободной любовью красотки и красавчики держались тесными группками. Они выглядели настолько вульгарно, были одеты так неестественно и безвкусно, что попавший сюда впервые деревенский парень с иссеченным ветром и снегом лицом, мозолистыми руками тут же грохнулся бы в обморок.
   Профессиональные душители с каменными лицами сбились в тесный круг за одним из столов и о чем-то глубокомысленно толковали. Пьяные посыльные и возчики ручных тележек плясали под фальшивую мелодию, которую наигрывало трио обливавшихся потом музыкантов. Посетители, за исключением душителей, непрерывно кричали, били кулаками по столам, размахивали руками, толкались и требовали дополнительной выпивки от суетящихся слуг.
   Около одного из карточных столов мы слегка задержались, чтобы немного вникнуть в игру. За этим столом играли в «Демонов и Заклинателей». На столе уже лежал солидный банк, и с дюжину плутоватого вида мужчин и женщин в поте лица делали ходы, повышали ставки, наотмашь шлепали картами, на пределе возможностей голосовых связок выкрикивали карту и масть:
   — Король Демонов бьет Дракона!
   — Призрачный охотник поймал Короля Демонов!
   — Заклинатель войны захватил всех!
   Крупье, казалось, не обращал абсолютно никакого внимания на играющих. Два круга он все поднимал ставки в ожидании того момента, когда кто-нибудь выиграет. Я угадала, что на третьем круге крупье распорядится удвоить ставки. После этого игра приобретет действительно захватывающий характер.
   Я прошептала заклинание и вызвала образ той карты, которую собирался бросить крупье. Это была простая Рыночная Ведьма, которую модно было побить любой другой картой, кроме самых младших карт — Бедняк и Крестьянин. Вслед за этим я заметила, что крупье шевельнулся, его рука пошла вниз, как будто бы ему потребовалось почесать колено. Неуловимо мелькнули пальцы, и Рыночная Ведьма была заменена на всемогущего Арлекина, козырную карту, которая гарантировала выигрыш всего банка. То, что я увидела, было отработанным до совершенства профессиональным приемом карточного шулера, который пускался в ход при исключительных обстоятельствах, когда овчинка стоила выделки: в течение всей игры карта оставалась зажатой между нижней поверхностью стола и ногой игрока. Ему оставалось только незаметным движением колена приблизить к себе козырную карту и заменить на нее явно проигрышную, находящуюся на руках. В тот момент, когда ни у кого не останется ни одного старшего козыря.
   Кивком я привлекла внимание Легга и сказала:
   — Слушай, приятель, я не чувствую, что в картах мне повезет. Почему бы не попытаться кинуть кости?
   Не успела я услышать ответ, как сдающий громко объявил:
   — Арлекин обставил всех! Банк остается у заведения!
   Заявление крупье сопровождалось громкими стонами проигравших. Когда наперсточник услышал это, он изобразил крайнее изумление моим отказом от участия в игре. Но выражение его лица мгновенно преобразилось, и он сказал, что я должна поступать в согласии со своими чувствами, и повел меня к площадкам, где играли в кости. Легг присоединился к нам у центральной площадки, где собралась самая густая толпа, наблюдавшая за тем, как игроки долго трясли кости, потом с силой швыряли их в стену, на полу под которой были нанесены деления. На этот раз Легга сопровождал обвешанный украшениями авторитет, с которым он несколько мгновений назад о чем-то шептался.
   — Сержант Рали, — произнес он, — рад видеть в тебе доброго своего друга, а я, видишь ли, владелец этого замечательного уголка. — Он усмехнулся, демонстрируя золотые зубы, и продолжал: — Звать-то меня Фиорокс, сержант Рали, уж поди десять годков, как владею-то… К военным мы — завсегда с уважением, никто не даст соврать… Гордимся этим, хотя, если честно, не можем обслужить по заслугам доблестных защитников столицы.
   Я дыхнула на него перегаром, когда он протянул руку, чтобы поприветствовать доблестную защитницу, и скомкала слова в невнятную скороговорку, выражая искренний восторг по поводу встречи с Фиороксом. Он еще шире улыбнулся, показывая язык с татуировкой, изображающей обнаженную женщину.
   Я решила, что Фиорокс будет моей второй мишенью.
   Он сказал:
   — Легг тут вякал, что ты и Динк-кидала хочут сыграть с нами?
   Легг захихикал и произнес:
   — Все в лучшем виде. Всегда гордился спортивным азартом и следил за соблюдением правил.
   — Конечно, конечно, — сказал Фиорокс, посмеиваясь. Наперсточник присоединился к нему и тоже начал смеяться.
   Довольно скоро мы вчетвером громко ржали, хотя было совершенно очевидно, что единственное, что воспринималось как шутка, — был мой вызов жуликам.
   — Каков предел ставки? — спросила я Фиорокса.
   — Каков твой интерес? — ответил он.
   — Мой интерес, — сказала я, — взять все, что у тебя есть! Боже, как они смеялись надо мной!
 
   Четыре часа спустя я была единственной, кто был способен смеяться. Почти все посетители заведения собрались около нашей площадки, громкими криками подбадривая меня и выражая восторги по поводу кучи золота, скопившегося в моем банке. Фиорокс, владелец заведения, был мрачен. Он то и дело бросал злые взгляды на не менее мрачного Легга, а наперсточник не переставая шептал что-то утешительное ему на ухо.
   Я только что сделала не идущий в зачет бросок, и женщина-крупье, сильно накрашенная стерва с длинными ногтями и одетая в платье, которое до отвращения выпячивало ее нарумяненные груди, возвратила мне кости.
   — Шесть! — объявила она. — Пять палок, и точка!
   Она достаточно громко выкрикнула ставки, соответствующие моему выбору, так что все слышали.
   — Любая комбинация дает выигрыш. Прямой удар удваивает. Твой выбор?
   Я игнорировала советы, которые стали доноситься из толпы собравшихся зрителей, и немного помедлила, размышляя. Окружающим я продемонстрировала со всей очевидностью «размышления» вдребезги пьяного сержанта, как следует при этом в очередной раз приложившись к своей кружке, которая каким-то невероятным образом оказывалась всякий раз наполненной крепким напитком, состав которого трудно было определить.
   — Д-давай п-прямой удар! — произнесла я. — Пять и одна! Вот так… я решила!
   Мое решение вызвало еще несколько дополнительных вздохов и упреков толпы. Ведь я претендовала на то, что выбью шесть очков самым трудным из всех возможных способов, — так что на одной костяшке выпадает пять полосок, или палок, а на другой — одна точка. Для того чтобы взвинтить и без того разгоряченную публику, я широким жестом показала на мой предыдущий выигрыш, чуть не повалившись навзничь.
   — Ставлю все! — объявила я. — И будь все проклято!
   Толпа заверещала от восторга. Моя смелость произвела впечатление. Я поняла, что новость о небывалой ставке передается из уст в уста, так чтобы все, кто не мог уже подобраться поближе, услышали и узнали. Женщина-крупье нахмурилась, потом вскинула глаза на Фиорокса. Он был в нерешительности. Легг что-то прошептал ему, и в конце концов он кивнул в знак согласия. И тут же сказал:
   — Заведение настаивает на смене костей. Собравшиеся вокруг меня жулики хором выдохнули стон разочарования. Они хорошо знали, что это значит.
   Все были уверены, что на сей раз мне подсунут специально обработанные кости. Некоторые даже прокричали мне предупреждение о грозящем полном провале.
   Я покачнулась и, делая вид, что ничего не слышала, крикнула, слегка подбрасывая на ладони новые кости, которые мне только что вручила накрашенная стерва:
   — Д-давай-ка нач-чнем!
   При первом же беглом взгляде на кости я догадалась, что к костяшке-бобышке прикреплена фальшивая поверхность с нарисованной на ней неестественно большой точкой, и заметила восковой блеск на костяшке с палочками.
   Я пьяно усмехнулась и произнесла, покатывая кости в кулаке:
   — В-выглядят ду-достаточно… ик… х-хорошо, чтобы с-сде-лать работу.
   Со всего маху я ударила этими подложными костяшками о самую высокую отметку на стене, выкрикнув при этом:
   — Дайте мне шесть, милашки-костяшки, — удар прямой! Мысленно я направляла их во время полета, делая так, чтобы в момент приземления все встало на свои места — и палочка и точка. Кости ударились об пол, и я тотчас же почувствовала, что от одной из них отвалилась, лишая меня начисто выигрыша, фальшивая отметина, прикрепленная воском. Сжав зубы, я заставила ее встать на прежнее место. Кости замерли. Наступила томительная пауза, пока толпа пыталась осознать невероятность происшедшего. Пять зарубок на одной кости. Одна точка на другой. Ведьма-крупье вскинула на меня изумленно-озлобленный взгляд.
   Затем чей-то голос, полный суеверного ужаса и восторга, произнес:
   — Шесть, клянусь всеми богами, шесть! Пять палок и точка в придачу!
   И весь игорный зал взорвался, как вулкан. Я заметила, как Фиорокс что-то яростно шепчет Леггу и наперсточнику. Они неистово трясли головами, полностью отрицая свою причастность к происшедшему. Я знала, что они убеждали хозяина в том, что именно меня нужно пришить как единственную и главную виновницу краха выгодного дела.
   Я запихала выигрыш в сумку и перебросила ее через плечо. Со стороны я была похожа, видимо, на пьяного клоуна. Я сделала вид, что с трудом выдерживаю груз денег, к невероятному восторгу моих доброжелателей и к смертельной злобе обвешанного драгоценностями Фиорокса.
   — Устала-т… костей, — объявила я пьяным голосом, — теперь пора домой! Иду спать!
   Раздались стоны разочарования. Лицо Фиорокса побагровело от гнева. Легг и наперсточник, перепрыгнув через низкое ограждение зала для игры, оказались рядом со мной.
   — Ты не можешь сейчас просто так уйти, сержант, — умоляющим голосом произнес Легг.
   — Так какого ж хрена нет? — спросила я. — Мы уже и так достаточно богаты. Или ты не согласен? Разделим сразу, как только выберемся отсюда.
   Легг похлопал меня по плечу, потом слегка пожал его, как будто бы стал моим старым мудрым дядюшкой, и сказал тоном старого хитреца, умеющего убеждать:
   — Подумай только о той жиле, сестренка, о невероятной фарте, которые сопровождают тебя. Ты не можешь прекратить игру просто так — это будет… будет настоящим потрясением для богов. Ведь они так благоволят тебе!
   Я отчетливо понимала, что на самом деле Фиорокс настолько разъярен, что готов пойти на убийство. Несколько киллеров присоединились к нему, как только он метнул несколько откровенных взглядов на Легга и наперсточника.
   Вслед за этим, к великому облегчению моих компаньонов, я громко произнесла:
   — Не хотела бы п-просто так п-посылать богов… п-подальше. Я подняла изувеченную руку, показывая всем чашку, прикрывающую культю, и продолжала:
   — Вот так, е-мое, со мной поступили раньше. Но теперь платят. Сполна.
   Фиорокс и его киллеры замерли. Я хорошо понимала, что происходит на самом деле. Легг и наперсточник затащили меня в «Дыхание дикого кабана» для того, чтобы неплохо нажиться. Я не сомневалась в том, что уже были согласованы условия получения ими немалого дивиденда за предоставление выгодного клиента. Но Фиорокс воспринял итоги игры как заговор его бывших компаньонов — со мной и против него. И ему не представляло особого труда расправиться с нами. Его киллеры в одно мгновение могли бы перерезать нам горло, завладеть кошельками и без следа ликвидировать трупы. Однако внушительная толпа завсегдатаев притона была слишком сильно возбуждена моим невероятным везением в игре, поэтому у Фиорокса не было никаких шансов на успех. Те, кто симпатизировал мне, могли бы в случае такого исхода дела вдребезги разнести заведение.
   Я сделала вид, будто поворачиваю назад и готовлюсь снова приступить к игре в кости, но внезапно изменила решение и тронулась прочь от площадки, что немало обеспокоило моих компаньонов.
   — А мне до хрена, — объявила я, — старина Рали сыта по горло костями. Эти долбаные костяшки затрахали мне все мозги.