Страница:
Размышления Адриенны, лежавшей на соломенном тюфячке рядом с Шарлоттой, не слишком отличались от дум Люсьена. Но она, не в пример Люсьену, крестьянкой становиться не желала – даже мысленно. Ей очень хотелось, чтобы Люсьен оказался лордом. Со стороны богинь судьбы парок было слишком жестоко устраивать ей встречу с этим простолюдином, обладавшим всеми теми качествами, которые ей хотелось бы обнаружить у будущего мужа – дворянина, рыцаря или лорда, – которого выберет ей дедушка. Вряд ли это возможно. Увы, Люсьен не лорд, не дворянин и даже не оруженосец, а дедушка даст согласие на ее брак только в том случае, если в жилах жениха будет струиться голубая кровь.
Глава 5
– Падай, Джон, ты убит! – крикнул малыш Хью, будущий граф Фортенголл.
– Нет, не убит!
– Еще как убит! Я вонзил тебе меч прямо в сердце, – возразил Хью, размахивая игрушечным мечом.
– Ничего подобного. Твой меч едва меня задел! – воскликнул Джон.
– Врешь, я видел, как Хью пронзил тебя насквозь, – заявил Джейми, точная копия рыжеволосого Джона.
– Джейми, ты предатель! – сорвавшись на визг, закричал Джон, покраснев от ярости.
Расположившийся в противоположном конце большого зала старший сын леди Люсинды, собиравшийся в эту минуту что-то сказать Рейвенуи Питеру, вскочил с кресла и, перекрывая своим зычным голосом вопли младой поросли рода Фортенголлов, гаркнул:
– Эй вы, драчливые щенки, немедленно прекратите свои дурацкие ссоры! Не то я сам проткну вас мечом – всех скопом! – С этими словами он с угрожающим видом положил ладонь на рукоять висевшего у него на поясе длинного клинка. Юные Фортенголлы мгновенно затихли и повернулись в его сторону. Подбородки у двойняшек Джона к Джейми стали плаксиво подергиваться, но Хью позволил себе со старшим братом не согласиться.
– Это несправедливо, Люсьен! – крикнул он, сверкнув глазами. – Я проткнул его насквозь, но…
– Хью!
Все шесть сыновей леди Люсинды повернули головы в сторону двери, которая вела во внутренние покои замка, и увидели графа Фортенголла собственной персоной. Лорд Йен, стоя в дверях, смотрел в упор на своего старшего сына Хью, наследника его имени и титула.
– Джон и Джеймс младше и слабее тебя, парень, и ты должен обращаться с ними помягче. По крайней мере до тех пор, пока они не сравняются с тобой ростом и силой. Кроме того, я не понимаю, почему ты и твои братья затеяли свои игры в большом зале замка? Погода на улице великолепная, поэтому я предлагаю вам выйти во двор и играть там. Сию же минуту! – Он повысил голос и ткнул пальцем в массивную дубовую дверь, которая вела во двор замка.
Трое юных Фортенголлов гуськом направились к выходу.
– Эти парни когда-нибудь сведут меня с ума, – сказал лорд Йен, пододвигая к себе кресло и присаживаясь за стол рядом с Люсьеном, Рейвеном и Йеном. – Хорошо еще, что мне не пришлось воспитывать вас. Думаю, в свое время вы попортили немало крови и отцу, и леди Люсинде и в этом смысле ничем от моих детей не отличаетесь. Бедная леди Люсинда!
Рейвен ухмыльнулся:
– Что бы ты делал без нашей матушки?
– Ума не приложу, – сказал лорд Йен. – Страшно подумать.
– Не расстраивайся, лорд Йен, – вступил в разговор Питер. – Скоро твоим сыновьям предстоит пройти школу оруженосцев в замках твоих знакомых лордов. Близняшкам до поступления в школу осталось три года, а твоему старшему – Хью – и того меньше.
Лорд Йен запрокинул голову и разразился громовым хохотом.
– Думаете, леди Люсинда позволит младшим уехать далеко от дома? Плохо вы знаете свою мать. Она давно решила, что младшие дети будут обучаться военному делу и придворным манерам у своих старших братьев, то есть у вас. Джон поедет в Стоунвезер, – сказал лорд Йен, обращаясь к Питеру, после чего повернулся к Рейвену: – Джеймс отправится к тебе, в Стоунли.
– А куда поедет Хью, твой старший? – осведомился Люсьен.
– Как куда? К тебе, в замок Эйншем.
– В таком случае мне следует поторопиться и вернуть Эйншем до того, как Хью войдет в возраст оруженосца, – мрачно произнес Люсьен. Настроение у него было не самое лучшее. Всю ночь он не спал, в единственной запасной паре штанов обнаружилась дырка, а любимый сокол приболел – сидел в клетке нахохлившись и отказывался от пищи.
– Не сомневаюсь, что вы собрались здесь именно для того, чтобы разработать план предстоящей кампании, – произнес лорд Йен. – Ну и как, что-нибудь надумали?
– А что тут думать? – сказал Люсьен. – Надо штурмовать этот проклятый замок – вот и все.
– Мне кажется, есть смысл обсудить кое-какие детали.
– Это какие же детали, интересно знать?
– Те самые, которые помогут тебе победить в войне и вернуть свою собственность, – сказал граф. – В таком деле нельзя пренебрегать даже мелочами. Впрочем, зачем я тебе все это говорю? Ты же знаешь Озрика и его уловки…
– Я знаю Озрика? – нахмурился Люсьен. – С чего ты взял? Я не знаю его, а главное – не имею ни малейшего желания знать. Мне нужно лишь отобрать у него свой замок, а его самого засадить в темницу.
– Или убить, – добавил Рейвен, – если он посмеет оказать сопротивление.
– Точно, – согласился с братом Люсьен.
– Вы, парни, не желаете думать, а я бы посоветовал вам поработать головами, пока они еще у вас на плечах. Хорошая голова стоит любого меча.
Люсьен вспыхнул. Ему следовало отложить этот разговор до лучших времен. Он устал, был до крайности раздражен и не имел ни малейшего желания выслушивать поучения даже от отчима. Однако взял себя в руки и спокойно сказал:
– Не говори загадками, лорд Йен. Говори прямо, что ты имеешь в виду.
– Прежде чем отправиться на войну, врага необходимо основательно изучить. Его характер, привычки, уловки – ну и все прочее…
– Повторяю: я знать не желаю этого негодяя! Тем более изучать его характер и привычки. – Люсьен поднялся из-за стола и прошел к нетопленому камину. – Вот сообщение о его смерти или отъезде обрадовало бы меня.
– Хорошо, – взволнованно произнес лорд Йен, – ты соберешь армию и ударишь по замку Озрика. А что дальше? Ведь он может отразить нападение! А взять замок штурмом не так-то просто. Если люди Озрика знают свое дело, им не составит труда отбросить атакующих. За каменными стенами отсидеться легко, вам же придется на эти стены лезть. При этом в вас будут стрелять из луков и лить вам на головы кипящее масло. Если штурм не удастся, вам придется вести длительную осаду. А это значит, что вам и вашим солдатам предстоит в течение нескольких месяцев жариться на солнце, мокнуть под дождем и переносить нестерпимую скуку лагерной жизни. Не говоря уже о болезнях, о нехватке продуктов и недовольстве солдат затяжной осадой.
– Твой замок Фортенголл, милорд, и впрямь твердыня несокрушимая, – сказал Люсьен. – Но у тебя конюшни прочнее, чем крепостные стены Эйншема. Не думаю, что при его штурме могут возникнуть трудности, – добавил он, уставившись в черный от сажи зев камина.
– Думаешь, с тех пор как Озрик объявил себя лордом Эйншемом, в замке ничего не изменилось?
– Ты о чем? – Люсьен крутанулся на каблуках и устремил на лорда Йена озадаченный взгляд.
– Хотелось бы знать, не перестроил ли Озрик замок? Не расширил ли ров вокруг стен?
Люсьен заморгал. На него словно выплеснули ушат холодной воды.
– Да не было вокруг Эйншема никакого рва.
– По крайней мере, – задумчиво произнес Питер, – когда замок принадлежал нашему отцу лорду Гандольфу.
Граф пожал плечами:
– Ну а сколько сейчас в замке внутренних двориков – один или два? Укреплены ли стены? Не выстроены ли новые?
– Я… я не имею об этом ни малейшего представления, – процедил сквозь зубы Люсьен. Ему не хотелось в этом признаваться, но он не был в замке Эйншем с тех пор, как Озрик его захватил.
Между тем граф продолжал задавать неприятные для Люсьена и его младших братьев вопросы:
– Ну а люди Озрика? Вы что-нибудь о них знаете? Помнится, вы рассказывали, что у Озрика, когда он напал на Эйншем, было множество рыцарей. Сколько их под его штандартом сейчас?
– Уверен, гораздо меньше, чем в те давние годы, – вступил в разговор Рейвен. – Большинство рыцарей Озрика были обыкновенными наемниками. Он навербовал их, когда пошел на нас войной… так, во всяком случае, мне кажется. Теперь его замок охраняет обычное для мирного времени число воинов.
– Это пустые слова. Хотелось бы знать точно, сколько их? – осведомился лорд Йен, выгнув дугой бровь, рассеченную мечом.
Рейвен и Питер переглянулись и посмотрели на Люсьена, которому под их взглядами сделалось неуютно.
– Я не знаю численности дружины Озрика, не знаю, есть ли вокруг Эйншема ров. Не имею представления, в каком состоянии находятся укрепления замка.
– Присядь, Люсьен, – мягко произнес лорд. – Не знаешь, и ладно. В том нет для тебя бесчестья. Если мне не изменяет память, ты не был в Эйншеме уже много лет.
– Но я должен был это выяснить, – сердито сказал Люсьен, снова усаживаясь за стол. – Я – рыцарь, а стало быть, обязан знать своего врага. Ты, милорд, правильно сделал, что напомнил мне об этом.
– В прошлом, Люсьен, тебе и твоим братьям приходилось биться в основном с незнакомым противником. Поэтому вы больше полагались на крепость своей руки, умение обращаться с оружием и прочность доспехов.
– Это верно, – кивнул Люсьен. – Но тогда мы воевали за границей. Теперь же нам предстоит сражаться на английской земле. Я был обязан выяснить состояние укреплений замка Эйншем и число его защитников. В противном случае я рискую завести свое войско в ловушку и погубить.
– Не надо упрекать себя в недальновидности, Люсьен, – сказал Рейвен, положив руку на плечо брата. – Мы с Питером в этом смысле ничуть не лучше тебя. Нам и в голову не пришло, что Озрик мог укрепить замок, вырыть вокруг стен ров и оставить в Эйншеме сильный гарнизон. – Рейвен посмотрел на Питера. Тот в знак согласия наклонил голову. – Кроме того, Люсьен, ты чуть ли не с детских лет на службе – сначала лорду Йену служил, потом королю. Где уж тебе было за Эйншемом приглядывать…
– Нет мне прощения! – взревел Люсьен, вновь выбираясь из-за стола и принимаясь мерить шагами каменный пол перед камином. – Какой же я болван! Все это время думал только о деньгах, чтобы было чем заплатить своим людям, но совершенно забыл, как важны на войне сведения о противнике. – Остановившись возле лорда Йена, он добавил: – Еще раз благодарю тебя, милорд, за то, что напомнил мне о моих ошибках.
– Твои братья правы: нечего себя зря бичевать, – с добродушной улыбкой произнес седовласый граф, любуясь своим красивым и горячим пасынком. – Я знаю больше твоего, поскольку воюю и командую войсками вот уже тридцать лет. – Граф вытянул руку и коснулся глубокого шрама, пересекавшего его лицо от брови до подбородка. – Кроме того, логика и страсть почти несовместимы, а ты человек горячий и страстный…
Когда граф заговорил о страсти, Люсьен помимо воли представил себе прекрасное лицо Ддди. Ему вдруг пришло в голову, что именно страсть к этой женщине повлияла на его рассуждения. И неудивительно – стоило ему прикрыть глаза, как перед мысленным взором возникали ее нагое тело, серебристые волосы и голубые глаза.
«Разлука с Адди – вот что испортило мне настроение и затуманило голову, – подумал он, – а дырка в штанах и унылый вид больного сокола здесь ни при чем».
– Эй, Люсьен, ты что – заснул?
Голос Питера прервал размышления молодого рыцаря.
– Прости, – сказал он, обращаясь к брату. – Задумался.
– Правда? И о чем же ты думал?
– О том, что не мешало бы съездить в Эйншем и побольше узнать об Озрике и нынешнем состоянии замка.
– Мы с тобой, – в один голос сказали Питер и Рейвен.
– Нет, я поеду один.
– Но это рискованно! – откликнулись братья.
– Ничуть, – сказал Люсьен, глядя на своих черноволосых и темноглазых братьев. – Гораздо рискованнее ехать втроем, да еще верхами.
– Люсьен прав, – заявил лорд Йен, обращаясь к двойняшкам, и, взглянув на Люсьена, добавил: – Только измени облик. Не стоит ехать в Эйншем в наряде странствующего рыцаря.
– Переоденься монахом, – посоветовал брату Рейвен. Люсьен поморщился, как от зубной боли.
– Думаешь? По-моему, монах из меня никакой. – Тут ему представилась красавица Адди, с которой они предавались любви. Тряхнув головой, чтобы прогнать видение, он сказал: – Монахи, кстати, передвигаются на ослах или мулах, а мне, чтобы побыстрее доехать до Эйншема, нужна лошадь. Уж лучше я переоденусь разбойником и оседлаю скакового жеребца.
– Это Мерлина, что ли, своего боевого коня? – встревожился Питер. – Вряд ли тебя в этом случае примут за разбойника. А если все-таки примут, тебе же хуже. Как известно, разбойников вешают без суда и следствия.
– Что же вы предлагаете? – с нетерпением спросил Люсьен, обведя взглядом братьев и отчима. – Сразу говорю, надевать женское платье и разыгрывать из себя леди не стану.
– Но ты можешь изобразить королевского рыцаря, – сказан лорд Йен. – Обман минимальный, поскольку целых шесть лет ты верой и правдой служил королю Генриху. У тебя остались какие-нибудь бумаги, в которых сказано, что ты состоишь на королевской службе?
– Остались, – кивнул Люсьен. – У меня есть грамота, собственноручно подписанная королем. Я получил ее, когда ездил по распоряжению его величества во Францию.
– Вот и хорошо.
– Но там написано…
– Да плевать, что там написано, – сказал граф. – Если спросят, кто ты такой, помаши перед носом у любопытствующего грамотой и спокойно двигайся дальше. Восемьдесят из ста, что шериф или какой-нибудь другой чиновник не умеет читать. А если умеет – еще лучше. Покажешь ему подпись Генриха и королевскую печать – этого с лихвой хватит. Ты когда собираешься выехать?
– Немедленно.
– Поздновато, – заявил Питер. – Взгляни, солнце уже коснулось верхушек деревьев. Почему бы тебе не дождаться утра?
Слов брата Люсьен уже не слышал, он пересек зал и скрылся за дверью, которая вела в жилые покои.
Из ворот замка он выехал в ту минуту, когда взошла луна, и, пришпорив коня, поскакал в сторону Эйншема.
Адриенна и Шарлотта лежали рядом на соломенном матрасе в фургоне жестянщика. Ночь застала их в густом непроходимом лесу, являвшемся собственностью короля. Уиллз поставил фургон у обочины дороги, развел костер и, завернувшись в плед, улегся спать у огня. Костер был невелик и начал уже затухать. Одна только луна, сеявшая свет сквозь ветки деревьев, позволяла сестрам различать окружающие предметы.
Адриенна достала из котомки резного деревянного ангелочка, подарок Люсьена, и в который уже раз стала его рассматривать.
– Не нравится мне этот лес, – прошептала Шарлотта, выводя сестру из задумчивости. – Здесь, наверное, полно разбойников.
– Ты преувеличиваешь опасность, Лотти, – отозвалась Адриенна. – Вспомни, когда мы ехали на ярмарку в Фортенголл, с нами ничего не случилось. Думаю, и до дома мы доберемся без происшествий. Вряд ли разбойников заинтересует бродячий жестянщик. Да и мы с тобой плохая для них пожива. На нас грубые крестьянские платья – а кому нужны нищие крестьянки?
– Между прочим, Уиллз распродал весь свой товар и теперь его шкатулочка полна монет.
– Между прочим, об этом знаем только мы с тобой. Так что успокойся, Лотти.
Шарлотта легла так, чтобы видеть лицо сестры.
– Ты, случайно, не заболела? – озабоченно спросила она. – Слишком ты тихая, это на тебя не похоже.
Адриенна хотела было отмолчаться, но, с минуту подумав, решила высказать сестре то, что было у нее на сердце. Приподнявшись на локте, она взглянула Шарлотте в глаза и прошептала:
– Как думаешь, Лотти, дедушка позволит тебе вернуться в монастырь? Ты сможешь его уломать?
У Шарлотты от удивления округлились глаза.
– Я не буду заводить об этом разговор! – бросила она, сверкнув глазами. – И противиться воле дедушки не стану. Он наш господин и защитник, и мы обязаны его слушаться.
– А не кажется ли тебе, что, отправившись на ярмарку, мы поступили вопреки его воле? Значит, такое возможно…
– Во-первых, это была твоя идея, а во-вторых, он не сказал нам «нет», поскольку мы его об этом не спрашивали.
– Я к тому и клоню. Дедушка ни разу не говорил, что не позволит тебе вернуться в монастырь, – заметила Адриенна.
Шарлотта приподнялась, уселась на тюфячке, сложив ноги по-турецки, и вздохнула.
– Адди, ты отлично знаешь, что он намеревается выдать нас замуж. Какой же смысл спрашивать, позволит ли он мне вернуться в монастырь? Я и так знаю, что не позволит. Уж если дедушка забрал себе что-то в голову, ни за что не отступится.
– Но ведь он нам никто, Лотти, – сказала Адриенна, поднимаясь и усаживаясь рядом с сестрой. – Он – отец нашего отчима Эдварда. Пока Эдвард и наша мать были живы, мы его ни разу не видели. Так с какой стати мы должны ему подчиняться?
– С какой стати? А вот с какой! Когда мы осиротели, кто, как не он, взял на себя все заботы о нашем воспитании? Вспомни, что было, когда мы вернулись домой в Брент! От нашего дома одни головешки остались, а тела Эдварда и нашей матери сожгли. Мы даже похоронить их не смогли, потому что хоронить было нечего.
Адриенна прикрыла глаза и погрузилась в воспоминания. Это произошло год назад, и она хорошо помнила, как все было. Когда она уезжала из дому, чтобы навестить Шарлотту, третий год учившуюся в монастырской школе, мать и отчим Эдвард находились в добром здравии. А через неделю в монастырь пришло известие, что Эдвард умер от бубонной чумы.
Шарлотта с Адриенной сразу же выехали из Форда, где находился монастырь, и в сопровождении брата Тристана поспешили домой. Когда они вернулись к себе на ферму, на месте дома, в котором они жили, дымились руины. Люди, служившие их семейству, сообщили, что их мать тоже заразилась чумой и умерла вскоре после мужа. Обитавшие в деревне по соседству крестьяне из страха перед страшной заразой сожгли дом вместе с находившимися в нем телами отчима и матери. Заодно крестьяне спалили почти все принадлежавшее семье имущество.
От печальных воспоминаний Адриенна всплакнула.
– После этого брат Тристан отвез нас к родителю Эдварда, – продолжала Шарлотта. – И его отец сердечно нас принял и ввел в свой дом. С тех пор он о нас заботится…
– В этом не было необходимости, – с вызовом сказала Адриенна. – Ты, к примеру, могла вернуться к себе в монастырь и принять монашеский сан, как и намеревалась.
– А куда бы, интересно знать, пошла ты? – осведомилась Шарлотта. – Насколько я знаю, в монастырь ты не собиралась. Если бы дедушка не взял нас к себе и не назвал своими наследницами, что стало бы с тобой?
Адриенна поджала губы. В словах Шарлотты было много правды. В самом деле, куда бы она подалась и что стала бы делать, если бы отец Эдварда не оформил над ней и Шарлоттой опеку? Очень может быть, ей пришлось бы ехать в Лондон и зарабатывать себе на пропитание проституцией. Конечно, она могла выйти замуж за какого-нибудь мелкого землевладельца, но это означало бы жить в бедности и от зари до зари гнуть спину в поле. Хотя она родилась на ферме, а не в замке, ее родители были людьми благородного происхождения и дали ей соответствующее воспитание. Другими словами, вести исполненную тяжких трудов жизнь супруги простого земледельца, она была не готова. Адриенна знала, что если бы не щедрость и доброта человека, которого они с Шарлоттой называли своим дедушкой, ее судьба была бы ужасна.
Тем не менее Адриенна продолжала упрямо гнуть свою линию.
– Давай поговорим о тебе, Шарлотта, – сказала она. – Уж я-то знаю, что ты можешь быть счастлива только в стенах монастыря. Ты всегда мечтала стать монахиней. Не думаю, что дедушка будет возражать, если ты осуществишь свою мечту. Он человек не злой, а кроме того, если ты удалишься в монастырь в Форде, ему не нужно будет на тебя тратиться и думать о том, куда тебя пристроить.
– Но…
– Выслушай меня! – воскликнула Адриенна, взяв Шарлотту за руку. – Если ты поедешь в Форд, я буду тебя сопровождать. А со временем сама приму обет и стану монахиней. Тогда мы не будем обременять дедушку и все будут счастливы.
– Все будут счастливы? – эхом отозвалась Шарлотта, с недоверием посмотрев на сестру. – Ты никогда не будешь счастлива, став монахиней, – мне ли об этом не знать! Ты всегда мечтала выйти замуж и завести детей.
– Уже нет, – покачала головой Адриенна. – Я передумала.
Старшая сестра некоторое время гипнотизировала взглядом младшую.
– Это из-за Люсьена, да?
– Нет, Лотти, нет.
– Чушь! Это все он, зеленоглазый незнакомец, виноват. Он сразу тебе приглянулся, и ты уверила себя, что другого мужа, кроме него, тебе не надо. – Шарлотта фыркнула. – Леди Адриенна, ты просто глупая девчонка. Матерь Божья! Ты ведь обменялась с этим парнем всего парой слов. Он тебе никто. Между тем ты готова ради него пойти против воли дедушки. Более того, из-за него ты готова стать монахиней и тем самым обречь себя на несчастье до конца своих дней. Скажи, Адди, это тебя мучит?
– Ничего меня не мучит, – ответила Адриенна без особой уверенности в голосе. – Просто я не желаю выходить замуж за незнакомца, которого мне выберет дедушка. Этому браку я предпочитаю монашество и считаю, что нам обеим следует ехать в Форд. Мы примем священный обет и не расстанемся до самой смерти.
Шарлотта с минуту молчала, и Адриенна подумала, что сестра с ней согласна. Но как только Шарлотта заговорила, выяснилось, что это не так.
– Теперь уже поздно, Адди, – сказала она с печалью в голосе. – Вернись мы в монастырь сразу после смерти матери и Эдварда – дело другое. Но мы прожили уже около года, находясь под опекой дедушки. Не забывай, что он официально признал нас своими наследницами; стало быть, его земли – наши земли, наше приданое. Так что мы крепко-накрепко к нему привязаны. Что же касается его планов выдать нас замуж, то ничего удивительного в этом нет: дедушка хочет, чтобы мы родили ему внуков, которые со временем унаследуют его земли и замок.
– Все это хорошо, но мы не связаны с ним кровными узами, – запротестовала Адриенна. – И наши дети не будет связаны. Так что он не вправе выбирать нам мужей.
– Тут ты ошибаешься, Адриенна, – покачала головой Шарлотта, снова легла и натянула на себя одеяло. – Дедушка ввел нас в свою семью на законных основаниях, и мы просто обязаны ему подчиняться.
Адриенна нахмурилась, но решила больше не спорить с сестрой и, нырнув под одеяло, пробормотала:
– Жаль, черт возьми, что я не крестьянка. Тогда я могла бы делать все, что мне заблагорассудится, и выйти замуж за кого пожелаю.
– Ты говоришь неправду, – негромко возразила Шарлотта. – Иначе отказалась бы жить в дедушкином замке, осталась бы в деревушке Брент или подалась в Лондон. Однако же ты приняла предложение дедушки не раздумывая.
Адриенна знала, что Шарлотта никогда не кривила душой и говорила то, что думает. Поэтому ей пришлось проглотить эту горькую пилюлю. Она сознавала, что угодила в ловушку, из которой нет выхода.
Шарлотта заснула сразу; Адриенна какое-то время еще ворочалась, но в конце концов усталость взяла свое, и она задремала. Разбудил ее пронзительный крик такой силы, что у нее от страха волосы встали дыбом. Вскочив, словно подброшенная пружиной, она широко распахнула глаза, силясь понять и оценить происходящее.
Это был настоящий кошмар. Какой-то негодяй, похожий на разбойника, приставив к горлу Шарлотты кинжал, пытался вытащить ее из фургона.
У Адриенны перехватило дыхание, сердце замерло. Когда же она немного пришла в себя, Шарлотты рядом с ней уже не было, а в фургон лез еще один тип со зловещей физиономией. Он выволок ее наружу, грязной ладонью зажал ей рот и поставил босыми ногами на холодную землю. Сопротивляться ему у Адриенны не было сил.
– Заткнись! – гаркнул первый разбойник, обращаясь к пронзительно визжавшей от ужаса Шарлотте. – Не то я отрежу твой поганый язык.
Сестры, переглянувшись, умолкли, но только на мгновение.
– Что вы сделали с Уиллзом? – крикнула Адриенна, повернувшись к негодяю, который выволок ее из фургона. – Где он?
– Ты о горбуне спрашиваешь? Где ж ему быть? Валяется у костра, там, где вы его дрыхнуть оставили.
Взгляды сестер устремились к костру, рядом с которым спал Уиллз.
Жестянщик и впрямь лежал на земле у начинавшего гаснуть огня, но его громкого храпа слышно не было. Он лежал неподвижно, а на затылке у него расплывалось алое пятно.
– Нет, не убит!
– Еще как убит! Я вонзил тебе меч прямо в сердце, – возразил Хью, размахивая игрушечным мечом.
– Ничего подобного. Твой меч едва меня задел! – воскликнул Джон.
– Врешь, я видел, как Хью пронзил тебя насквозь, – заявил Джейми, точная копия рыжеволосого Джона.
– Джейми, ты предатель! – сорвавшись на визг, закричал Джон, покраснев от ярости.
Расположившийся в противоположном конце большого зала старший сын леди Люсинды, собиравшийся в эту минуту что-то сказать Рейвенуи Питеру, вскочил с кресла и, перекрывая своим зычным голосом вопли младой поросли рода Фортенголлов, гаркнул:
– Эй вы, драчливые щенки, немедленно прекратите свои дурацкие ссоры! Не то я сам проткну вас мечом – всех скопом! – С этими словами он с угрожающим видом положил ладонь на рукоять висевшего у него на поясе длинного клинка. Юные Фортенголлы мгновенно затихли и повернулись в его сторону. Подбородки у двойняшек Джона к Джейми стали плаксиво подергиваться, но Хью позволил себе со старшим братом не согласиться.
– Это несправедливо, Люсьен! – крикнул он, сверкнув глазами. – Я проткнул его насквозь, но…
– Хью!
Все шесть сыновей леди Люсинды повернули головы в сторону двери, которая вела во внутренние покои замка, и увидели графа Фортенголла собственной персоной. Лорд Йен, стоя в дверях, смотрел в упор на своего старшего сына Хью, наследника его имени и титула.
– Джон и Джеймс младше и слабее тебя, парень, и ты должен обращаться с ними помягче. По крайней мере до тех пор, пока они не сравняются с тобой ростом и силой. Кроме того, я не понимаю, почему ты и твои братья затеяли свои игры в большом зале замка? Погода на улице великолепная, поэтому я предлагаю вам выйти во двор и играть там. Сию же минуту! – Он повысил голос и ткнул пальцем в массивную дубовую дверь, которая вела во двор замка.
Трое юных Фортенголлов гуськом направились к выходу.
– Эти парни когда-нибудь сведут меня с ума, – сказал лорд Йен, пододвигая к себе кресло и присаживаясь за стол рядом с Люсьеном, Рейвеном и Йеном. – Хорошо еще, что мне не пришлось воспитывать вас. Думаю, в свое время вы попортили немало крови и отцу, и леди Люсинде и в этом смысле ничем от моих детей не отличаетесь. Бедная леди Люсинда!
Рейвен ухмыльнулся:
– Что бы ты делал без нашей матушки?
– Ума не приложу, – сказал лорд Йен. – Страшно подумать.
– Не расстраивайся, лорд Йен, – вступил в разговор Питер. – Скоро твоим сыновьям предстоит пройти школу оруженосцев в замках твоих знакомых лордов. Близняшкам до поступления в школу осталось три года, а твоему старшему – Хью – и того меньше.
Лорд Йен запрокинул голову и разразился громовым хохотом.
– Думаете, леди Люсинда позволит младшим уехать далеко от дома? Плохо вы знаете свою мать. Она давно решила, что младшие дети будут обучаться военному делу и придворным манерам у своих старших братьев, то есть у вас. Джон поедет в Стоунвезер, – сказал лорд Йен, обращаясь к Питеру, после чего повернулся к Рейвену: – Джеймс отправится к тебе, в Стоунли.
– А куда поедет Хью, твой старший? – осведомился Люсьен.
– Как куда? К тебе, в замок Эйншем.
– В таком случае мне следует поторопиться и вернуть Эйншем до того, как Хью войдет в возраст оруженосца, – мрачно произнес Люсьен. Настроение у него было не самое лучшее. Всю ночь он не спал, в единственной запасной паре штанов обнаружилась дырка, а любимый сокол приболел – сидел в клетке нахохлившись и отказывался от пищи.
– Не сомневаюсь, что вы собрались здесь именно для того, чтобы разработать план предстоящей кампании, – произнес лорд Йен. – Ну и как, что-нибудь надумали?
– А что тут думать? – сказал Люсьен. – Надо штурмовать этот проклятый замок – вот и все.
– Мне кажется, есть смысл обсудить кое-какие детали.
– Это какие же детали, интересно знать?
– Те самые, которые помогут тебе победить в войне и вернуть свою собственность, – сказал граф. – В таком деле нельзя пренебрегать даже мелочами. Впрочем, зачем я тебе все это говорю? Ты же знаешь Озрика и его уловки…
– Я знаю Озрика? – нахмурился Люсьен. – С чего ты взял? Я не знаю его, а главное – не имею ни малейшего желания знать. Мне нужно лишь отобрать у него свой замок, а его самого засадить в темницу.
– Или убить, – добавил Рейвен, – если он посмеет оказать сопротивление.
– Точно, – согласился с братом Люсьен.
– Вы, парни, не желаете думать, а я бы посоветовал вам поработать головами, пока они еще у вас на плечах. Хорошая голова стоит любого меча.
Люсьен вспыхнул. Ему следовало отложить этот разговор до лучших времен. Он устал, был до крайности раздражен и не имел ни малейшего желания выслушивать поучения даже от отчима. Однако взял себя в руки и спокойно сказал:
– Не говори загадками, лорд Йен. Говори прямо, что ты имеешь в виду.
– Прежде чем отправиться на войну, врага необходимо основательно изучить. Его характер, привычки, уловки – ну и все прочее…
– Повторяю: я знать не желаю этого негодяя! Тем более изучать его характер и привычки. – Люсьен поднялся из-за стола и прошел к нетопленому камину. – Вот сообщение о его смерти или отъезде обрадовало бы меня.
– Хорошо, – взволнованно произнес лорд Йен, – ты соберешь армию и ударишь по замку Озрика. А что дальше? Ведь он может отразить нападение! А взять замок штурмом не так-то просто. Если люди Озрика знают свое дело, им не составит труда отбросить атакующих. За каменными стенами отсидеться легко, вам же придется на эти стены лезть. При этом в вас будут стрелять из луков и лить вам на головы кипящее масло. Если штурм не удастся, вам придется вести длительную осаду. А это значит, что вам и вашим солдатам предстоит в течение нескольких месяцев жариться на солнце, мокнуть под дождем и переносить нестерпимую скуку лагерной жизни. Не говоря уже о болезнях, о нехватке продуктов и недовольстве солдат затяжной осадой.
– Твой замок Фортенголл, милорд, и впрямь твердыня несокрушимая, – сказал Люсьен. – Но у тебя конюшни прочнее, чем крепостные стены Эйншема. Не думаю, что при его штурме могут возникнуть трудности, – добавил он, уставившись в черный от сажи зев камина.
– Думаешь, с тех пор как Озрик объявил себя лордом Эйншемом, в замке ничего не изменилось?
– Ты о чем? – Люсьен крутанулся на каблуках и устремил на лорда Йена озадаченный взгляд.
– Хотелось бы знать, не перестроил ли Озрик замок? Не расширил ли ров вокруг стен?
Люсьен заморгал. На него словно выплеснули ушат холодной воды.
– Да не было вокруг Эйншема никакого рва.
– По крайней мере, – задумчиво произнес Питер, – когда замок принадлежал нашему отцу лорду Гандольфу.
Граф пожал плечами:
– Ну а сколько сейчас в замке внутренних двориков – один или два? Укреплены ли стены? Не выстроены ли новые?
– Я… я не имею об этом ни малейшего представления, – процедил сквозь зубы Люсьен. Ему не хотелось в этом признаваться, но он не был в замке Эйншем с тех пор, как Озрик его захватил.
Между тем граф продолжал задавать неприятные для Люсьена и его младших братьев вопросы:
– Ну а люди Озрика? Вы что-нибудь о них знаете? Помнится, вы рассказывали, что у Озрика, когда он напал на Эйншем, было множество рыцарей. Сколько их под его штандартом сейчас?
– Уверен, гораздо меньше, чем в те давние годы, – вступил в разговор Рейвен. – Большинство рыцарей Озрика были обыкновенными наемниками. Он навербовал их, когда пошел на нас войной… так, во всяком случае, мне кажется. Теперь его замок охраняет обычное для мирного времени число воинов.
– Это пустые слова. Хотелось бы знать точно, сколько их? – осведомился лорд Йен, выгнув дугой бровь, рассеченную мечом.
Рейвен и Питер переглянулись и посмотрели на Люсьена, которому под их взглядами сделалось неуютно.
– Я не знаю численности дружины Озрика, не знаю, есть ли вокруг Эйншема ров. Не имею представления, в каком состоянии находятся укрепления замка.
– Присядь, Люсьен, – мягко произнес лорд. – Не знаешь, и ладно. В том нет для тебя бесчестья. Если мне не изменяет память, ты не был в Эйншеме уже много лет.
– Но я должен был это выяснить, – сердито сказал Люсьен, снова усаживаясь за стол. – Я – рыцарь, а стало быть, обязан знать своего врага. Ты, милорд, правильно сделал, что напомнил мне об этом.
– В прошлом, Люсьен, тебе и твоим братьям приходилось биться в основном с незнакомым противником. Поэтому вы больше полагались на крепость своей руки, умение обращаться с оружием и прочность доспехов.
– Это верно, – кивнул Люсьен. – Но тогда мы воевали за границей. Теперь же нам предстоит сражаться на английской земле. Я был обязан выяснить состояние укреплений замка Эйншем и число его защитников. В противном случае я рискую завести свое войско в ловушку и погубить.
– Не надо упрекать себя в недальновидности, Люсьен, – сказал Рейвен, положив руку на плечо брата. – Мы с Питером в этом смысле ничуть не лучше тебя. Нам и в голову не пришло, что Озрик мог укрепить замок, вырыть вокруг стен ров и оставить в Эйншеме сильный гарнизон. – Рейвен посмотрел на Питера. Тот в знак согласия наклонил голову. – Кроме того, Люсьен, ты чуть ли не с детских лет на службе – сначала лорду Йену служил, потом королю. Где уж тебе было за Эйншемом приглядывать…
– Нет мне прощения! – взревел Люсьен, вновь выбираясь из-за стола и принимаясь мерить шагами каменный пол перед камином. – Какой же я болван! Все это время думал только о деньгах, чтобы было чем заплатить своим людям, но совершенно забыл, как важны на войне сведения о противнике. – Остановившись возле лорда Йена, он добавил: – Еще раз благодарю тебя, милорд, за то, что напомнил мне о моих ошибках.
– Твои братья правы: нечего себя зря бичевать, – с добродушной улыбкой произнес седовласый граф, любуясь своим красивым и горячим пасынком. – Я знаю больше твоего, поскольку воюю и командую войсками вот уже тридцать лет. – Граф вытянул руку и коснулся глубокого шрама, пересекавшего его лицо от брови до подбородка. – Кроме того, логика и страсть почти несовместимы, а ты человек горячий и страстный…
Когда граф заговорил о страсти, Люсьен помимо воли представил себе прекрасное лицо Ддди. Ему вдруг пришло в голову, что именно страсть к этой женщине повлияла на его рассуждения. И неудивительно – стоило ему прикрыть глаза, как перед мысленным взором возникали ее нагое тело, серебристые волосы и голубые глаза.
«Разлука с Адди – вот что испортило мне настроение и затуманило голову, – подумал он, – а дырка в штанах и унылый вид больного сокола здесь ни при чем».
– Эй, Люсьен, ты что – заснул?
Голос Питера прервал размышления молодого рыцаря.
– Прости, – сказал он, обращаясь к брату. – Задумался.
– Правда? И о чем же ты думал?
– О том, что не мешало бы съездить в Эйншем и побольше узнать об Озрике и нынешнем состоянии замка.
– Мы с тобой, – в один голос сказали Питер и Рейвен.
– Нет, я поеду один.
– Но это рискованно! – откликнулись братья.
– Ничуть, – сказал Люсьен, глядя на своих черноволосых и темноглазых братьев. – Гораздо рискованнее ехать втроем, да еще верхами.
– Люсьен прав, – заявил лорд Йен, обращаясь к двойняшкам, и, взглянув на Люсьена, добавил: – Только измени облик. Не стоит ехать в Эйншем в наряде странствующего рыцаря.
– Переоденься монахом, – посоветовал брату Рейвен. Люсьен поморщился, как от зубной боли.
– Думаешь? По-моему, монах из меня никакой. – Тут ему представилась красавица Адди, с которой они предавались любви. Тряхнув головой, чтобы прогнать видение, он сказал: – Монахи, кстати, передвигаются на ослах или мулах, а мне, чтобы побыстрее доехать до Эйншема, нужна лошадь. Уж лучше я переоденусь разбойником и оседлаю скакового жеребца.
– Это Мерлина, что ли, своего боевого коня? – встревожился Питер. – Вряд ли тебя в этом случае примут за разбойника. А если все-таки примут, тебе же хуже. Как известно, разбойников вешают без суда и следствия.
– Что же вы предлагаете? – с нетерпением спросил Люсьен, обведя взглядом братьев и отчима. – Сразу говорю, надевать женское платье и разыгрывать из себя леди не стану.
– Но ты можешь изобразить королевского рыцаря, – сказан лорд Йен. – Обман минимальный, поскольку целых шесть лет ты верой и правдой служил королю Генриху. У тебя остались какие-нибудь бумаги, в которых сказано, что ты состоишь на королевской службе?
– Остались, – кивнул Люсьен. – У меня есть грамота, собственноручно подписанная королем. Я получил ее, когда ездил по распоряжению его величества во Францию.
– Вот и хорошо.
– Но там написано…
– Да плевать, что там написано, – сказал граф. – Если спросят, кто ты такой, помаши перед носом у любопытствующего грамотой и спокойно двигайся дальше. Восемьдесят из ста, что шериф или какой-нибудь другой чиновник не умеет читать. А если умеет – еще лучше. Покажешь ему подпись Генриха и королевскую печать – этого с лихвой хватит. Ты когда собираешься выехать?
– Немедленно.
– Поздновато, – заявил Питер. – Взгляни, солнце уже коснулось верхушек деревьев. Почему бы тебе не дождаться утра?
Слов брата Люсьен уже не слышал, он пересек зал и скрылся за дверью, которая вела в жилые покои.
Из ворот замка он выехал в ту минуту, когда взошла луна, и, пришпорив коня, поскакал в сторону Эйншема.
Адриенна и Шарлотта лежали рядом на соломенном матрасе в фургоне жестянщика. Ночь застала их в густом непроходимом лесу, являвшемся собственностью короля. Уиллз поставил фургон у обочины дороги, развел костер и, завернувшись в плед, улегся спать у огня. Костер был невелик и начал уже затухать. Одна только луна, сеявшая свет сквозь ветки деревьев, позволяла сестрам различать окружающие предметы.
Адриенна достала из котомки резного деревянного ангелочка, подарок Люсьена, и в который уже раз стала его рассматривать.
– Не нравится мне этот лес, – прошептала Шарлотта, выводя сестру из задумчивости. – Здесь, наверное, полно разбойников.
– Ты преувеличиваешь опасность, Лотти, – отозвалась Адриенна. – Вспомни, когда мы ехали на ярмарку в Фортенголл, с нами ничего не случилось. Думаю, и до дома мы доберемся без происшествий. Вряд ли разбойников заинтересует бродячий жестянщик. Да и мы с тобой плохая для них пожива. На нас грубые крестьянские платья – а кому нужны нищие крестьянки?
– Между прочим, Уиллз распродал весь свой товар и теперь его шкатулочка полна монет.
– Между прочим, об этом знаем только мы с тобой. Так что успокойся, Лотти.
Шарлотта легла так, чтобы видеть лицо сестры.
– Ты, случайно, не заболела? – озабоченно спросила она. – Слишком ты тихая, это на тебя не похоже.
Адриенна хотела было отмолчаться, но, с минуту подумав, решила высказать сестре то, что было у нее на сердце. Приподнявшись на локте, она взглянула Шарлотте в глаза и прошептала:
– Как думаешь, Лотти, дедушка позволит тебе вернуться в монастырь? Ты сможешь его уломать?
У Шарлотты от удивления округлились глаза.
– Я не буду заводить об этом разговор! – бросила она, сверкнув глазами. – И противиться воле дедушки не стану. Он наш господин и защитник, и мы обязаны его слушаться.
– А не кажется ли тебе, что, отправившись на ярмарку, мы поступили вопреки его воле? Значит, такое возможно…
– Во-первых, это была твоя идея, а во-вторых, он не сказал нам «нет», поскольку мы его об этом не спрашивали.
– Я к тому и клоню. Дедушка ни разу не говорил, что не позволит тебе вернуться в монастырь, – заметила Адриенна.
Шарлотта приподнялась, уселась на тюфячке, сложив ноги по-турецки, и вздохнула.
– Адди, ты отлично знаешь, что он намеревается выдать нас замуж. Какой же смысл спрашивать, позволит ли он мне вернуться в монастырь? Я и так знаю, что не позволит. Уж если дедушка забрал себе что-то в голову, ни за что не отступится.
– Но ведь он нам никто, Лотти, – сказала Адриенна, поднимаясь и усаживаясь рядом с сестрой. – Он – отец нашего отчима Эдварда. Пока Эдвард и наша мать были живы, мы его ни разу не видели. Так с какой стати мы должны ему подчиняться?
– С какой стати? А вот с какой! Когда мы осиротели, кто, как не он, взял на себя все заботы о нашем воспитании? Вспомни, что было, когда мы вернулись домой в Брент! От нашего дома одни головешки остались, а тела Эдварда и нашей матери сожгли. Мы даже похоронить их не смогли, потому что хоронить было нечего.
Адриенна прикрыла глаза и погрузилась в воспоминания. Это произошло год назад, и она хорошо помнила, как все было. Когда она уезжала из дому, чтобы навестить Шарлотту, третий год учившуюся в монастырской школе, мать и отчим Эдвард находились в добром здравии. А через неделю в монастырь пришло известие, что Эдвард умер от бубонной чумы.
Шарлотта с Адриенной сразу же выехали из Форда, где находился монастырь, и в сопровождении брата Тристана поспешили домой. Когда они вернулись к себе на ферму, на месте дома, в котором они жили, дымились руины. Люди, служившие их семейству, сообщили, что их мать тоже заразилась чумой и умерла вскоре после мужа. Обитавшие в деревне по соседству крестьяне из страха перед страшной заразой сожгли дом вместе с находившимися в нем телами отчима и матери. Заодно крестьяне спалили почти все принадлежавшее семье имущество.
От печальных воспоминаний Адриенна всплакнула.
– После этого брат Тристан отвез нас к родителю Эдварда, – продолжала Шарлотта. – И его отец сердечно нас принял и ввел в свой дом. С тех пор он о нас заботится…
– В этом не было необходимости, – с вызовом сказала Адриенна. – Ты, к примеру, могла вернуться к себе в монастырь и принять монашеский сан, как и намеревалась.
– А куда бы, интересно знать, пошла ты? – осведомилась Шарлотта. – Насколько я знаю, в монастырь ты не собиралась. Если бы дедушка не взял нас к себе и не назвал своими наследницами, что стало бы с тобой?
Адриенна поджала губы. В словах Шарлотты было много правды. В самом деле, куда бы она подалась и что стала бы делать, если бы отец Эдварда не оформил над ней и Шарлоттой опеку? Очень может быть, ей пришлось бы ехать в Лондон и зарабатывать себе на пропитание проституцией. Конечно, она могла выйти замуж за какого-нибудь мелкого землевладельца, но это означало бы жить в бедности и от зари до зари гнуть спину в поле. Хотя она родилась на ферме, а не в замке, ее родители были людьми благородного происхождения и дали ей соответствующее воспитание. Другими словами, вести исполненную тяжких трудов жизнь супруги простого земледельца, она была не готова. Адриенна знала, что если бы не щедрость и доброта человека, которого они с Шарлоттой называли своим дедушкой, ее судьба была бы ужасна.
Тем не менее Адриенна продолжала упрямо гнуть свою линию.
– Давай поговорим о тебе, Шарлотта, – сказала она. – Уж я-то знаю, что ты можешь быть счастлива только в стенах монастыря. Ты всегда мечтала стать монахиней. Не думаю, что дедушка будет возражать, если ты осуществишь свою мечту. Он человек не злой, а кроме того, если ты удалишься в монастырь в Форде, ему не нужно будет на тебя тратиться и думать о том, куда тебя пристроить.
– Но…
– Выслушай меня! – воскликнула Адриенна, взяв Шарлотту за руку. – Если ты поедешь в Форд, я буду тебя сопровождать. А со временем сама приму обет и стану монахиней. Тогда мы не будем обременять дедушку и все будут счастливы.
– Все будут счастливы? – эхом отозвалась Шарлотта, с недоверием посмотрев на сестру. – Ты никогда не будешь счастлива, став монахиней, – мне ли об этом не знать! Ты всегда мечтала выйти замуж и завести детей.
– Уже нет, – покачала головой Адриенна. – Я передумала.
Старшая сестра некоторое время гипнотизировала взглядом младшую.
– Это из-за Люсьена, да?
– Нет, Лотти, нет.
– Чушь! Это все он, зеленоглазый незнакомец, виноват. Он сразу тебе приглянулся, и ты уверила себя, что другого мужа, кроме него, тебе не надо. – Шарлотта фыркнула. – Леди Адриенна, ты просто глупая девчонка. Матерь Божья! Ты ведь обменялась с этим парнем всего парой слов. Он тебе никто. Между тем ты готова ради него пойти против воли дедушки. Более того, из-за него ты готова стать монахиней и тем самым обречь себя на несчастье до конца своих дней. Скажи, Адди, это тебя мучит?
– Ничего меня не мучит, – ответила Адриенна без особой уверенности в голосе. – Просто я не желаю выходить замуж за незнакомца, которого мне выберет дедушка. Этому браку я предпочитаю монашество и считаю, что нам обеим следует ехать в Форд. Мы примем священный обет и не расстанемся до самой смерти.
Шарлотта с минуту молчала, и Адриенна подумала, что сестра с ней согласна. Но как только Шарлотта заговорила, выяснилось, что это не так.
– Теперь уже поздно, Адди, – сказала она с печалью в голосе. – Вернись мы в монастырь сразу после смерти матери и Эдварда – дело другое. Но мы прожили уже около года, находясь под опекой дедушки. Не забывай, что он официально признал нас своими наследницами; стало быть, его земли – наши земли, наше приданое. Так что мы крепко-накрепко к нему привязаны. Что же касается его планов выдать нас замуж, то ничего удивительного в этом нет: дедушка хочет, чтобы мы родили ему внуков, которые со временем унаследуют его земли и замок.
– Все это хорошо, но мы не связаны с ним кровными узами, – запротестовала Адриенна. – И наши дети не будет связаны. Так что он не вправе выбирать нам мужей.
– Тут ты ошибаешься, Адриенна, – покачала головой Шарлотта, снова легла и натянула на себя одеяло. – Дедушка ввел нас в свою семью на законных основаниях, и мы просто обязаны ему подчиняться.
Адриенна нахмурилась, но решила больше не спорить с сестрой и, нырнув под одеяло, пробормотала:
– Жаль, черт возьми, что я не крестьянка. Тогда я могла бы делать все, что мне заблагорассудится, и выйти замуж за кого пожелаю.
– Ты говоришь неправду, – негромко возразила Шарлотта. – Иначе отказалась бы жить в дедушкином замке, осталась бы в деревушке Брент или подалась в Лондон. Однако же ты приняла предложение дедушки не раздумывая.
Адриенна знала, что Шарлотта никогда не кривила душой и говорила то, что думает. Поэтому ей пришлось проглотить эту горькую пилюлю. Она сознавала, что угодила в ловушку, из которой нет выхода.
Шарлотта заснула сразу; Адриенна какое-то время еще ворочалась, но в конце концов усталость взяла свое, и она задремала. Разбудил ее пронзительный крик такой силы, что у нее от страха волосы встали дыбом. Вскочив, словно подброшенная пружиной, она широко распахнула глаза, силясь понять и оценить происходящее.
Это был настоящий кошмар. Какой-то негодяй, похожий на разбойника, приставив к горлу Шарлотты кинжал, пытался вытащить ее из фургона.
У Адриенны перехватило дыхание, сердце замерло. Когда же она немного пришла в себя, Шарлотты рядом с ней уже не было, а в фургон лез еще один тип со зловещей физиономией. Он выволок ее наружу, грязной ладонью зажал ей рот и поставил босыми ногами на холодную землю. Сопротивляться ему у Адриенны не было сил.
– Заткнись! – гаркнул первый разбойник, обращаясь к пронзительно визжавшей от ужаса Шарлотте. – Не то я отрежу твой поганый язык.
Сестры, переглянувшись, умолкли, но только на мгновение.
– Что вы сделали с Уиллзом? – крикнула Адриенна, повернувшись к негодяю, который выволок ее из фургона. – Где он?
– Ты о горбуне спрашиваешь? Где ж ему быть? Валяется у костра, там, где вы его дрыхнуть оставили.
Взгляды сестер устремились к костру, рядом с которым спал Уиллз.
Жестянщик и впрямь лежал на земле у начинавшего гаснуть огня, но его громкого храпа слышно не было. Он лежал неподвижно, а на затылке у него расплывалось алое пятно.
Глава 6
Люсьен от души наслаждался поездкой. Его боевой конь уверенно мчался вперед, чему способствовала полная луна, которая, подобно фонарю, освещала проложенную в лесу дорогу. Люсьен не уставал пришпоривать своего жеребца: во-первых, быстрая езда помогала ему отвлечься от невеселых дум, во-вторых, он надеялся еще до заката следующего дня добраться до Эйншема.
Неожиданно тишину ночи прорезал громкий женский крик. Люсьен придержал жеребца и стал всматриваться в темноту, пытаясь определить, откуда донесся крик. Вскоре к первому голосу присоединился второй. Тоже женский. На расстоянии примерно ста ярдов от того места, где он находился, Люсьен разглядел едва заметное мерцание и понял, что это небольшой костерок.
Неожиданно тишину ночи прорезал громкий женский крик. Люсьен придержал жеребца и стал всматриваться в темноту, пытаясь определить, откуда донесся крик. Вскоре к первому голосу присоединился второй. Тоже женский. На расстоянии примерно ста ярдов от того места, где он находился, Люсьен разглядел едва заметное мерцание и понял, что это небольшой костерок.