— Послушай меня, Адам Уэллз! — завопила она, стыдясь своего дрожащего голоса. — Нельзя было позволить тебе покинуть Неаполь, словно некоему ангелу мщения, чтобы ты ринулся навстречу Бог знает какой опасности! И вот еще что: я не верю, что даже ты, со своей способностью убеждать, уговоришь моего отца разрешить нам пожениться, пусть он и узнает о том, что мы… любовники! Мне жаль, что родители станут волноваться, но я написала, что уезжаю с тобой, и мне ничто не грозит! Я… я призналась, что люблю тебя и что мы должны… спасти Арабеллу.
   — И теперь твой отец встретит меня на пристани Орана с пистолетом в руках?!
   — Нет. Я не открыла, куда отправляется судно. Адам громко выругался. Рейна изумленно взглянула на него и буквально оцепенела, когда он повернулся к ней спиной и стал спокойно сбрасывать одежду. Она ожидала, что Адам по крайней мере захочет сорвать на ней злость!
   — Что ты делаешь?
   — Собираюсь умыться и побриться, — сказал Адам, снимая рубашку и швыряя ее на узкую кровать а потом преспокойно уселся на стул и стянул сапоги. — Надеюсь, — проворчал он, не глядя на Рейну, — ты совсем не будешь так рваться выйти за меня замуж, после того как проведешь неделю в моем обществе. Должен предупредить, я человек весьма требовательный, и немало дам утверждают это.
   Он издевается над ней! Девушка вздернула подбородок и обдала Адама надменно-презрительным взглядом. Впрочем, это не произвело на него никакого впечатления.
   Когда он встал и расстегнул широкий кожаный пояс, Рейна придвинулась к нему вместе со стулом.
   — Минуту, милорд! Если вы собираетесь разгуливать передо мной обнаженным, то я б хотела получше рассмотреть то, чем наградила вас природа.
   Адам грозно насупился, однако пальцы застыли на пуговицах панталон.
   — Вы решили наконец сбрить эту устрашающую бороду?
   — Нет. Борода — украшение мужчины. Панталоны упали на пол, и он встал перед девушкой высокий, мускулистый, идеально сложенный. Рейна не могла отвести от него глаз и тихо выдохнула:
   — На свете нет мужчины прекраснее вас, милорд! — И, вспомнив его слова, в отчаянии закрыла лицо руками. — Но ты знал так много женщин! Неужели можешь после этого хотеть меня? Я такая… обыкновенная.
   Ее безыскусная простота была куда более сильным оружием, чем присущее опытным куртизанкам умение обольщать. Но нет, он не попадется на удочку, не позволит себе поддаться ее очарованию!
   — Обыкновенная, Рейна? Я весьма тщательно рассмотрел тебя и нашел, что с годами твоя внешность, вероятно, немного улучшится.
   Рейна так густо покраснела, что Адам не выдержал и громко расхохотался, отчего ей еще сильнее захотелось дать ему пощечину.
   — Оказывается, больше всего меня привлекают мягкие каштановые завитки между твоими бедрами, — добавил Адам.
   — По крайней мере я не такая темная и волосатая, как некоторые!
   Адам потянулся, прекрасно понимая, что Рейна неотрывно наблюдает за ним, шагнул к ванне и стал намыливаться, распевая во всю глотку фривольную матросскую песенку. К тому времени как он принялся подробно описывать чувства капитана, задравшего юбку служанки, Рейна была багровой от смущения…
   — Отвратительно, — прошипела она наконец. — И голос у тебя скрипит как несмазанная дверь!
   — Может, повторить еще раз? Я давно не упражнялся, — пояснил Адам и, услышав, как охнула девушка, снова загорланил. Но, заподозрив что-то неладное, смахнул с глаз мыльную пену. Рейна была уже у двери.
   — Если ты выйдешь из каюты, — свирепо пригрозил он, — обещаю, что неделю не сможешь сидеть!
   Худенькие плечи обреченно опустились. В этот момент на Адама нахлынуло некое подобие жалости, но он решительно подавил желание приласкать девушку. Безмозглая дурочка! Ему не хватало только объясняться с лордом Делфордом! Вне всякого сомнения, он и его пятеро сыновей готовы разорвать Адама на части! И что теперь делать с ней, когда корабль бросит якорь в Оране?!
   Адам рассерженно схватил полотенце и начал энергично растираться. Он как раз успел натянуть чистую одежду, когда Беньон принес ужин. К счастью, еды хватало — порции жареного цыпленка, вареного картофеля и зеленого горошка были весьма велики.
   — Если будешь так неумеренно поглощать вино, тебе станет плохо, — предупредил Адам, увидев, как Рейна в два глотка осушила третий бокал. Девушка поспешно отставила графин.
   — Адам, — прошептала она немного погодя, — я знаю, ты сердишься на меня, но…
   — Это слишком мягко сказано, мадам!
   — Но я не могла оставаться в Неаполе, притворяясь перед родителями, будто твоя судьба мне безразлична, и знать, что не сумею вовремя тебя защитить!
   — Защитить?! Господи Боже, Рейна, ты собираешься меня защищать?!
   Рейна гордо вскинула голову:
   — А кто, по-твоему, удержит тебя от какой-нибудь типично мужской глупости, и…
   — На этот счет мы с тобой придерживаемся разных мнений!
   — …и если ты перестанешь то и дело перебивать меня…
   — Вы сами дали мне право, мадам, делать с вами все, что я захочу, черт возьми!
   — …и прекратишь меня запугивать, мы могли бы…
   — Тебе повезло. Я слышу шаги Беньона.
   Камердинер в полном молчании убирал посуду, украдкой переводя взгляд с угрюмого лица хозяина на пунцовое личико молодой дамы.
   — Похоже, вечер будет чудесным, — наконец осмелился выговорить он, пристально изучая цыплячьи кости.
   Адам с шумом отодвинул стул и встал.
   — Пойду подышу свежим воздухом. Мадам, вы останетесь здесь. Я достаточно ясно выразился?
   Рейна, избегая его взгляда, кивнула.
   — Сейчас принесу вам чистой воды, мисс, — пообещал Беньон, когда Адам выскочил из каюты. — Если хотите, я вытряхну и почищу вашу одежду.
   — Спасибо, Беньон.
   Рейна торопливо умылась, краешком глаза посматривая на дверь. Оставалось только надеть одну из батистовых рубашек Адама. Стащив с узкого топчана одеяло, она улеглась на пол, укрылась с головой и принялась ждать.
   Во всяком случае, он не побил ее и не велел капитану возвращаться в Неаполь! При мысли о родителях угрызения совести вернулись с новой силой. Горькая слезинка поползла по ее щеке. Простят ли они ее когда-нибудь? А Адам? Отважная Арабелла, не раздумывая, поступила бы точно так же. Ну что же, и Рейна не станет пресмыкаться перед Адамом и молить о жалости. Неужели он хочет, чтобы его жена, в отличие от сестры, была послушной и покорной?
   В этот момент в каюту вошел Адам. Рейна приподнялась на локте и надменно бросила:
   — Отправляйся ко всем чертям, Адам Уэллз! Но Адам лишь невозмутимо поднял густую бровь.
   — Я, мадам? Уверяю вас, такие, как я, дьяволу ни к чему! Вероятно, он предпочитает упрямых молодых девчонок, у которых волос долог, да ум короток!
   Однако он не мог не признаться себе, что сходит с ума по этим мягким волнистым локонам, водопадом обрамлявшим нежное личико.
   — Что ты делаешь на полу? — внезапно спросил он так грубо, что Рейна удивленно моргнула.
   — А где мне еще быть? — осведомилась она в свою очередь, бессознательно прижимая к себе одеяло.
   — Прежде всего, мне следует задать тебе трепку!
   — Не посмеешь!
   Вместо ответа Адам шагнул к ней, нагнулся и рывком поднял на ноги, Рейна попробовала вырваться, но он подтащил ее к топчану и швырнул себе на колени. Рубашка задралась, обнажая белые бедра.
   — Рейна, — процедил Адам сквозь стиснутые зубы, — твой поступок — непростительная глупость, и я ждал, пока мой гнев немного остынет, прежде чем примерно наказать тебя. Богу одному известно, что приходится терпеть Арабелле, а я должен думать, как поступить с тобой. Я не смогу оставить тебя ни в одном порту, это слишком опасно! И ты, моя девочка, запомни — впредь не пытайся ослушаться меня!
   Он с силой опустил ладонь на округлые ягодицы.
   — Поняла?
   — Ты… ублюдок!
   Последовал второй удар, и из глаз Рейны покатились слезы. Она дернулась, но Адам лишь крепче прижал ее к себе.
   — Ты меня поняла? — повторил он, награждая ее третьим шлепком.
   — Я буду поступать так, как считаю нужным, — приглушенно всхлипнула Рейна.
   Адам снова поднял руку, но замер, глядя на красные отпечатки, оставшиеся на тонкой коже. Он нежно погладил ее соблазнительные округлости, чтобы облегчить боль. Рейна лежала неподвижно. Адам осторожно перевернул ее и сжал в объятиях.
   — Я люблю тебя, — шептал он, целуя ее в висок. — Но снова накажу, если ты еще раз сотворишь такую глупость!
   — А что, если ты сотворишь какую-нибудь глупость?
   — Твой острый язычок уже будет достаточным наказанием!
   — Сомневаюсь, — пробормотала Рейна.
   — Как твоя попка? — осведомился он, положив ладонь на ее обнаженное бедро.
   — Горит! И больно!
   — Ну что же, буду счастлив предложить лекарство. Он развязал тесемки рубашки и поднял ее над головой Рейны. Девушка почувствовала, как напрягаются соски под его взглядом, и снова покраснела.
   — А мне показалось, ты считаешь, будто я нуждаюсь в совершенствовании, — пролепетала она, задыхаясь. Адам положил ее голову себе на руки и, едва касаясь, провел кончиками пальцев по животу.
   — Возможно, я был слишком поспешен в своих суждениях.
   Адам сжал поросший каштановыми волосами холмик; пальцы скользнули во влажное тепло. Рейна застонала, но их губы слились, и она выгнулась навстречу его прикосновениям.
   — Мне придется драться с каждым из твоих проклятых братьев, — улыбнулся он.
   — Пожалуйста, прости меня, — тихо попросила Рейна, прижимаясь к нему. — Но, Адам, я должна была сделать это! Должна!
   — Я подумаю, — объявил он, сжимая ее еще сильнее. — Надеюсь, ты не храпишь во сне.

Глава 18

   Камал медленно свернул пергамент в тугую трубку, перевязал черной лентой и вручил Хасану.
   — Вас что-то тревожит, повелитель?
   — Да, дружище. Я только что получил известие от приятеля из Франции, что французы и англичане вскоре снова вцепятся друг другу в глотки. Амьенский договор разорван.
   — Вы извещаете об этом бея?
   — Да. Он, без сомнения, устроит праздник.
   — Это действительно означает, что англичане будут очень заняты, защищая свой жалкий островок от французского императора.
   Камал поднял глаза на Али, почтительно стоявшего в дверях.
   — В чем дело, Али? — нетерпеливо спросил он.
   — Сюда приближается Радж с английской девушкой, повелитель.
   Камал раздраженно вздохнул:
   — По крайней мере ее запах больше не оскорбит мой нос!
   Но, заметив ошеломленное лицо Хасана, неторопливо обернулся. Рядом с черным великаном стояло самое прекрасное создание на земле: золотистые волосы, темные, почти черные глаза и кожа цвета сливок. Камал безмолвно уставился на нее, и хотя прекрасно понимал, кто перед ним, все же нашел в себе силы спросить.
   — Ну, Радж, кого ты привел?
   — Леди Арабеллу Уэллз, повелитель, — сообщил евнух, осторожно подталкивая девушку вперед.
   — Вот как, — протянул Камал, не в силах оторвать взгляд от Арабеллы.
   В мягком пламени свечей ее волосы казались золотым дождем, стекающим по спине почти до самой талии. Она была одета в восточный костюм — прозрачная ткань не скрывала точеных форм. Встретившись с ней глазами, он нерешительно улыбнулся, заметив, что она изучает его так же пристально, как он ее.
   Арабелла неловко застыла, сжимая кулаки. Она не выкажет страха — отец может ею гордиться. Этот человек, небрежно облокотившийся на подушки… в первый раз она не заметила, как он красив. Правда, какое это имеет значение! Перед ней враг, сын ненавистной графини.
   — Ваша матушка велела выкрасить лицо и руки девушки скорлупой грецких орехов, без сомнения, для того, чтобы уберечь ее от мужчин во время путешествия. Теперь же она предстала перед вами в истинном обличье.
   «Прелестная шлюха», — подумал Камал, почему-то жалея, что она так прекрасна. Теперь понятно, как ей удавалось привлечь внимание мужчин! Интересно, попытается ли она совратить и его, чтобы добиться своей цели?
   — На ней нет чадры, Радж, — упрекнул Хасан, — и она не подумала встать на колени перед повелителем!
   Арабелла, дрожа от ярости, попробовала сказать что-то, но Радж легонько, предостерегающе коснулся ее руки.
   — Леди Арабелла не мусульманка и не знакома с нашими обычаями, — ответил он.
   Арабелла выпрямилась и презрительно оглядела старика, в свою очередь пристально рассматривавшего ее.
   — Все же… — начал Хасан, застигнутый врасплох гневом, полыхавшим в этих темных глазах.
   — Я не встаю на колени перед животными, — громко, отчетливо заявила Арабелла, — путь они даже считают себя королями!
   — Вижу, ты не смог укоротить ее длинный язык, Радж, — покачал головой Камал и, развернувшись, как пружина, одним прыжком оказался перед Арабеллой. Та подняла голову, с нескрываемым пренебрежением глядя на него. Значит, она все еще не устала его оскорблять! Камал собирался обращаться с ней, как с европейской дамой, мягко объяснить, что произошло и почему она здесь. Но она, очевидно, считает, что мусульманин недостоин ее милости. Это разгневало бея. Он неожиданно протянул руку и намотал на нее густую копну волос, медленно притягивая девушку к себе.
   — На колени перед своим хозяином! — не повышая голоса, приказал он.
   — Идите к дьяволу, — бросила Арабелла, стараясь не показать, как ей больно.
   В ответ Камал отпустил ее волосы и ловко дал подножку. Арабелла, не успев понять, в чем дело, и сохранить равновесие, упала на колени. Разъяренно зарычав, она попыталась вскочить, но Камал надавил ей на плечи, удерживая на месте.
   — Вот так должны вести себя рабы и женщины, — холодно заявил Камал. — Будешь стоять так, пока я не дам позволения подняться.
   Радж в ужасе уставился на Камала. Повелитель никогда не вел себя так с женщинами. Евнух понимал также, что Арабелла не покорится, и боялся за ее жизнь. Радж уже открыл было рот, но опоздал. Арабелла подняла руки и изо всех сил толкнула Камала. Тот пошатнулся, но не упал.
   — Повелитель! — поспешно вмешался Радж, заслоняя собой девушку.
   Арабелла вскочила с пола и бросилась к двери, но Радж успел ее поймать.
   — Нет, малышка, — наставительно предупредил он.
   — Ты защищаешь эту тварь? — издевательски осведомился Камал и, заметив ярость, полыхнувшую в бездонных глазах девушки, резко приказал: — Оставь нас! Я желаю поужинать, и… эта рабыня составит мне компанию. Возможно, я даже смогу научить ее скромности.
   Услышав тяжелый вздох Арабеллы, Радж тихо предупредил:
   — Осторожнее, госпожа. На вашем месте я попробовал бы помириться с повелителем. Он не только мусульманин, но и европеец!
   Арабелла удивленно моргнула, но тут вспомнила, что мать бея действительно итальянка.
   — Постараюсь, — сухо пообещала она. «Почему евнух заступается за нее?» — недоумевал Камал. Наконец они остались одни. Заметив, как затравленно осматривается девушка, Камал понял, что она ищет способ сбежать.
   — Садись, — коротко велел он, показывая на подушки, разбросанные перед низким столиком сандалового дерева. Сначала ему показалось, что Арабелла откажется, но она безразлично пожала плечами и опустилась на подушку. Камал позвонил в маленький золотой колокольчик, и в комнате немедленно появились трое мальчиков-нубийцев с серебряными, закрытыми крышками блюдами.
   Камал неотрывно смотрел на девушку из-под полуопущенных ресниц. Уставившись в тарелку, она, казалось, не обращала на него внимания, но ее выдавали напряженное тело и бурно вздымавшаяся грудь. Дождавшись, пока невольники поставят блюда, он кивком велел им удалиться.
   — Это печеная баранина с пряностями и сладким укропом. Ешь.
   — Нет, — покачала головой Арабелла, — я не голодна.
   — Будь на моем месте любой другой мужчина, — с расстановкой произнес он, — тебя уже прикончили бы, а твой труп бросили собакам.
   — И в чем же дело? — спросила она так же спокойно. — У вас не хватает собак для варварских развлечений?
   — Нет, конечно, хватает. Но я решил, маленькая распутница, что прикажу своим солдатам взять тебя. Вне всякого сомнения, ты найдешь это весьма приятной забавой.
   И не успел он договорить, как в лицо ему ударила пригоршня риса. Девушка, побелев как смерть, словно превратилась в статую. Ложка, зазвенев, покатилась по полу. Камал не спеша отряхнулся.
   — Ешь!
   Арабелла безмолвно покачала головой.
   — Если ослушаешься, я прикажу забрать у тебя одежду. Обнаженная женщина, как я выяснил, становится тихой и покорной.
   Выразительные глаза девушки расширились, и Камал с удовлетворением увидел, как она наклоняется и поднимает ложку.
   — Я доволен, что ты такая сговорчивая. Арабелла метнула на него уничтожающий взгляд, но Камал только улыбнулся. Интересно, почему ему доставляет удовольствие дразнить ее? Куда улетучилась его обычная логика?
   Хотя ягненок был вкусным и мягким, Арабелла смогла проглотить всего несколько кусочков. Еда казалась неаппетитной трухой. Приняв протянутый кусок лепешки, она откусила краешек. Вероятно, лепешка так же хороша, как баранина, но еда не лезет ей в горло. Она пригубила было вино, но тут же отставила чашу.
   — Я желаю знать, почему оказалась здесь.
   — Тебе суждено стать моей рабыней, — небрежно объяснил Камал. Как он и предполагал, девушка на. миг застыла, но тут же гордо выпрямилась. — Ты и выглядишь как моя рабыня, — утвердительно кивнул он, беззастенчиво разглядывая ее груди, — и я научу тебя почитать меня и угождать мне, своему хозяину.
   К его удивлению, Арабелла улыбнулась — ослепительной, очаровательной улыбкой, от которой на щеках расцвели две милые ямочки.
   — Пожалуйста, не разыгрывайте из себя осла, — велела она. — Хотя ваша риторика довольно забавна, мне она начинает надоедать. Я спросила вас, почему меня похитили, и ожидаю вразумительного ответа.
   Камал издал какой-то странный звук, поразительно похожий на шипение, но глаза его оставались бесстрастными. Он поднял бокал и сделал глоток сладкого кипрского вина.
   — Графиня ничего не сообщила тебе?
   Арабелла покачала головой, решив, что не откроет ему все, что успела узнать. Посмотрим, способен ли этот пират сказать правду.
   Камал пожал плечами и положил в рот кусочек баранины.
   — Что ж, я буду с тобой откровенен. Честно говоря, твоей вины тут нет.
   Он собрался было объяснить, что не хотел впутывать ее в планы мести матери, но ее плохо скрытое презрение помешало договорить. Поэтому он невозмутимо продолжал:
   — Двадцать шесть лет назад моя мать, генуэзская графиня Джованна Джиусти, вместе со сводным братом графа Клера Чезаре Беллини была захвачена в плен моим отцом Хар эль-Дином. Как выяснилось, твоя мать заплатила пиратам много денег за то, чтобы устранить с дороги графиню и убить Беллини.
   — Моя мать? Это нелепая ложь!
   — Если не придержишь свой ядовитый язык, то ничего больше не услышишь!
   Арабелла поспешно закусила губу.
   — Хорошо, я постараюсь не перебивать вас. Камал торжествующе улыбнулся.
   — Вижу, ты все-таки получила кое-какое воспитание. Моя мать была продана потому, что твоя мать, прожженная английская потаскуха, желала завладеть богатством и титулом графа Клера. Как только она забеременела, он, конечно, женился на ней и ничего не сделал для спасения графини Джиусти. После года неволи она родила меня. Ей пришлось долго ждать, чтобы отомстить за причиненное зло.
   Арабелле хотелось завизжать, завопить, что все это неправда, но она постаралась не вспылить. Глубоко вздохнув, она спокойно ответила:
   — Мой отец всегда утверждал, что корсарам присуща честь. Он платил дань вашему отцу и брату, однако вы… — Голос ее дрогнул. — …вы взяли на абордаж и сожгли два корабля моего отца и убили всех людей. Ваше представление о мести леденит кровь.
   — Я буду считать свою мать отмщенной, — сообщил Камал, — когда захвачу ваших родителей и продам их на невольничьем базаре в Константинополе.
   Несколько минут Арабелла недоуменно разглядывала его и наконец, запрокинув голову, разразилась смехом.
   — Доверчивый глупец! Ваша мать, повелитель, — злобная ведьма, лгунья, женщина, способная одновременно спать с французским шпионом и неаполитанским королем!
   — Ты, кажется, хочешь, чтобы кнут хорошенько погулял по твоей спине? — прорычал багровый от ярости Камал.
   — Ах, благородный джентльмен не стыдится угрожать женщине! Вижу, вы с матерью одного поля ягоды: бесстыдные грязные животные!
   Никто и никогда не смел так говорить с Камалом! Неужели она не понимает, что он одним ударом может свернуть ей шею?
   — Боитесь услышать правду? — с тихой издевкой осведомилась девушка.
   — Правду, миледи? Состоящую в том, что вы поистине дочь своей матери? Во всяком случае, увидев вас, я без труда этому поверил.
   — Повторяю, повелитель, вы боитесь услышать правду? — не отступала Арабелла.
   — Ну что же, поведайте вашу сказку, — небрежно махнул рукой Камал.
   Брови Арабеллы задумчиво сошлись.
   — Я ничего не знаю о вашей матери, а мой отец никогда не упоминал сводного брата. Он встретил мою мать в Англии. Она должна была выйти замуж за другого, но вместо этого влюбилась в моего отца. И, поверьте, она никак не могла быть потаскухой. Ей только исполнилось восемнадцать, а ее отец, барон, незадолго до того умер. Так что история о том, будто отец привез ее в Геную, как свою любовницу, поистине смехотворна. Моя мать — настоящая леди, а отец — джентльмен.
   Она помолчала, чувствуя, что Камал внимательно прислушивается и, подавшись вперед, серьезно добавила:
   — У моей матери не было причин избавляться от вашей. Она была замужем! Возможно, ваша мать просто ревновала, не знаю. Но вы должны поверить мне. Мои родители — порядочные люди! Они не способны на преступление, что бы ни утверждала графиня Джиусти!
   — Понимаю, — тихо ответил Камал. — Ну а теперь, миледи, как, по-вашему, каким образом моя мать оказалась в Алжире? По собственной воле? Продала себя в рабство?
   — Не знаю.
   — И… как звали английского джентльмена, за которого должна была выйти твоя… уважаемая матушка?
   — Друг детства, какой-то виконт. Мне почти ничего больше не известно.
   Неожиданно воспоминания, смутные и непрошеные, одолели Арабеллу. В далеком детстве она слышала, как старая няня подшучивала над матерью, утверждая, что отец безжалостно и без всяких угрызений совести готов завладеть всем, что пожелает.
   «Да, крошка, — повторяла няня, — случись что, он снова взял бы тебя, и кдьяволу все последствия!»
   Арабелла покачала головой, прогоняя назойливые мысли, и прислушалась к словам Камала.
   — Похоже, тебе действительно неизвестна правда. Ты так уверена, что твоя мать до свадьбы не была шлюхой отца?
   — Это невозможно. Моя мать — настоящая аристократка.
   — Забавные небылицы вы сплетаете, миледи, — мягко заметил он. — Однако пора вам изменить свое мнение в точности, как вы сменили одежду.
   — Не имею ни малейшего намерения делать это, — холодно бросила Арабелла. — Кстати, я спросила вас, почему оказалась здесь. В качестве приманки, не так ли? Собираетесь с моей помощью заманить сюда отца?
   Камал кивнул и отвел взгляд, не в силах вынести мучительной тоски в глазах девушки.
   — Я не допущу этого, — невозмутимо сказала Арабелла. — Прежде вам придется убить меня.
   — Убить? Гордость не пристала женщинам! Ты рабыня, моя невольница! Я твой господин, и ты должна подчиняться.
   — Господин! — фыркнула Арабелла. — Все равно что лев назовет шакала господином! И что вы желаете теперь, хозяин, принудите меня, как это присуще грубым животным?
   — Какая разница? — холодно спросил он. — Ты добровольно отдавала свое тело на потеху всем неапольским щеголям.
   — Очередная ложь вашей матушки.
   — Если это ложь, ее можно легко опровергнуть, не так ли?
   Арабелла сжалась, не в силах совладать с собой.
   — Нет, — прошептала она, инстинктивно прикрывая ладонями грудь.
   — Не знай я, что в твоем прелестном теле течет кровь распутницы, был бы тронут, глядя, как убедительно ты изображаешь девственницу. Надеюсь только, что тебя не успели ничем заразить!
   Девушка непонимающе уставилась на него.
   — Прекрати разыгрывать комедию! — проревел он.
   — О! — неожиданно воскликнула она, вспомнив слова Адама. — Вы имеете в виду французскую болезнь?
   — Вот именно, — процедил Камал.
   А что это?
   — Довольно! — Камал вытянул ноги и приказал: — Ну же, рабыня, сними с меня туфли! Я устал от твоих лживых сказок и глупой гордости!
   — Я вырежу твое черное сердце! — прошипела Арабелла, хватая нож.
   Камал не шевельнулся. В ее глазах, несмотря на напускную храбрость, отразился панический страх. Не желая пугать ее еще больше, он медленно поднялся.
   — Отдай нож! — велел он, протягивая руку. Арабелла молча покачала головой. Камал сделал вид, что заметил что-то у нее за спиной, и сокрушенно охнул. Арабелла развернулась, чтобы встретить нового врага. В следующее мгновение ее запястье сжали стальные тиски. Нож выпал из онемевших пальцев на ковер. Каклегко он обманул ее! Слезы обиды и злости на собственную глупость полились по щекам. Хватка Камала чуть ослабла.
   — Теперь, когда ты стала нежной и покорной, — насмешливо произнес он, — я не стану наказывать тебя, если вежливо попросишь прощения и раскаешься во лжи.
   Голова Арабеллы была опущена, и он не мог видеть ее лица.
   — Ищете подходящие слова, миледи? — Его ладони скользнули по ее рукам. Камал притянул девушку к себе. — Я слыву искусным любовником, и, поскольку ты давно уже не краснеющая невинная девушка, ожидаю, что ты не просто раздвинешь свои прелестные бедра, но и покажешь, чему научили тебя в постели другие мужчины. Это поможет нам скоротать время до приезда твоего отца.