— Но не моя! Убей его, Камал! — вскричала она, протягивая руки сыну. — Он лжет, как лгал всегда! Убей его и эту жалкую девку!
   — Матушка, — с трудом выговорил Камал, — Хамил жив.
   Джованна потрясенно взглянула на сына.
   — Нет, — прошептала она, словно в бреду, — этого не может быть! Мне обещали…
   Камал все еще с надеждой смотрел на мать, хотя и слышал признание в предательстве из ее собственных уст.
   — Мать моя, — наконец выдавил он, — так это правда?
   При виде окаменевшего лица Камала Арабелла ощутила невыразимую печаль. Ей хотелось подбежать к нему, утешить, но она продолжала стоять неподвижно, пока Камал, едва ворочая языком, выговаривал ужасные слова:
   — Ему удалось спастись, так что твои планы убить его сорвались. — Он медленно, словно старик, повернулся к Хамилу: — Брат… время истины настало.
   При виде Хамила у Джованны перехватило дыхание. Он казался все таким же могучим и сильным, и лишь широкая серебряная полоска, идущая от виска, говорила о пережитых испытаниях. Женщина застыла на месте, не сводя глаз с человека, за чью гибель заплатила золотом. Человека, в жизни не сделавшего ей ничего дурного.
   — Нет… нет… — лепетала она.
   — Ах, Джованна, — вздохнул граф, — куда завела тебя твоя ненависть? В Генуе у тебя было все. Ты могла бы выйти замуж, наслаждаться счастьем и покоем.
   Арабелла неожиданно почувствовала жалость к трясущейся женщине, хотя слышала, как отец негромко перечисляет все преступления, совершенные Джован-ной. Подобное казалось просто немыслимым! Неужели это стряслось с ее матерью? Камал выглядел совершенно раздавленным случившимся, и сердце девушки разрывалось от любви к нему. Она осторожно подалась ближе и сжала его руку.
   — Не смей касаться его, шлюха!
   Арабелла не успела опомниться, как Джованна с силой ударила ее по лицу. Из рассеченной губы потекла кровь.
   Камал тихо, угрожающе зарычав, прижал к себе Арабеллу, боясь, что если он отпустит ее, не выдержит и набросится на мать.
   — Она околдовала тебя, — продолжала визжать Джованна, — совсем как ее мать-ведьма — графа! Она потаскуха, распутница, грязная тварь!
   Хамил заметил, как исказилось мукой и гневом лицо брата. Аллах! Ему следовало приказать убить эту негодяйку без лишнего шума и пощадить чувства Камала!
   Он шагнул вперед, но граф, остановив его, холодно заметил:
   — Джованна, неужели ты не можешь признаться хотя бы себе, что исказила все события прошлого в своем болезненном воображении и теперь уничтожаешь собственного сына безумной ненавистью ко мне и Хамилу?
   Джованна молча смотрела на человека, населявшего ее сны столько долгих лет, кого страстно желала, единственного из всех мужчин.
   — Я любила тебя, — прошептала она наконец, — а ты бросил меня.
   — В таком случае, это меня ты должна была пытаться убить, а не Кассандру. Она была невинна, Джованна.
   — Она была не твоей женой, а просто подобранной на улице тварью! Неотвязно следовала за тобой повсюду и сделала все, чтобы встать между мной и тобой. Если бы bravi[16] прикончили ее, ты вернулся бы ко мне!
   Граф встретился взглядом с сыном. Услышал тихий вскрик Арабеллы. Боже, он всегда молился, чтобы дети не узнали о случившемся больше двадцати лет назад! Но надежды не сбылись. От неимоверного напряжения болела голова, в висках стучало. Граф увидел Рейну Линдхерст в объятиях Адама и ее отца, застывшего от негодования.
   — Джованна, — негромко и очень отчетливо сказал он, обращаясь в эту минуту не только к ней, но к Рейне и своим детям, — я уже сказал, что Кассандра была невинна и даже более, чем ты думаешь. Именно я вынудил ее отплыть со мной в Геную. Украл ее за день до свадьбы у Эдварда Линдхерста, человека, за которого она должна была выйти замуж. — И, не обращая внимания на удивленный вскрик Рейны, продолжал: — Я хотел жениться на ней, но она противилась. Кассандра стала моей узницей, Джованна, и лишь через много месяцев ответила на мою любовь. Позволь мне спросить, Джованна, ты все-таки замышляла бы убить Кассандру, будь она моей женой?
   И Джованна поняла, что он не лжет. Воспоминания, так много воспоминаний. Чезаре, сводный брат графа, говорил, что англичанка держалась совсем не так, как ведут себя обычно любовницы. Такая молодая, гордая, золотоволосая.
   Она отыскала глазами Арабеллу. Молодая, золотоволосая и гордая, совсем как мать.
   — Ты причинила всем столько горя и несчастий, Джованна, — покачал головой граф, пристально наблюдая за ней. — Ранила многих ни в чем не повинных людей, включая собственного сына. Этому нужно положить конец.
   — Ты оставил меня у Хар эль-Дина, — прорычала она, тяжело навалившись на кресло сына, в котором он столько раз судил по справедливости подданных, приходивших к нему за защитой, — хотя знал, что он удерживает меня в плену! Будь ты проклят!
   — Да, — согласился граф, — знал, потому что он написал мне, требуя награду. Я оставил тебя с ним, Джо ванна, не желая, чтобы моя жена по-прежнему жила в страхе. Позволь я тебе вернуться в Геную, и ты не успокоилась бы, пока не убила бы ее.
   Итак, истина восторжествовала, но граф не испытывал ни радости, ни триумфа, только безграничную печаль. Сколько сил растратила эта женщина на безумные заговоры, какой пустой была ее жизнь!
   — Мадам, — вмешался Хамил, — я бей оранский, и, следовательно, вы, как моя подданная, подсудны мне. Лишь потому, что вы мать моего сводного брата, я не прикажу казнить вас. Вы пострижетесь в монахини в христианском монастыре, и, возможно, через несколько лет раскаетесь в содеянном. Если же нет, то это не имеет значения, поскольку настоятельница получит достаточно денег, чтобы никогда не выпускать вас за монастырские стены. Хасан, проводи ее к Раджу. Завтра мадам отправляется на Сицилию.
   — Нет, брат мой, — тихо возразил Камал, — я сам провожу ее к Раджу.
   Он долго глядел на Арабеллу, словно пытаясь запомнить ее лицо, и наконец, взяв мать за руку, повел из комнаты.
   — Вам заплатят за корабли и грузы, которые она захватила, — пообещал Хамил графу. — Жаль, что столько людей лишились жизни. Мой брат виноват только в том, что поверил матери и, как послушный сын, поклялся помочь ей отомстить. Он благородный человек, милорд.
   — Понимаю, повелитель, — кивнул граф, мельком посмотрев на дочь.
   — Ну а теперь я хочу увидеть жену и сына. Хасан, позаботься об удобствах гостей.
   — Папа, — вздохнула Арабелла и бросилась в объятия отца. Он крепко обнял ее, на мгновение закрыв глаза.
   — От тебя пахнет конским потом, — покачал он головой, отстранив девушку. Но та широко улыбнулась.
   — Тебе следовало видеть и обонять меня после путешествия в трюме одного из кораблей Хамила! Но теперь все хорошо, папа, — поспешно добавила она. — Камал не похож на нее. — И, опустив ресницы, застенчиво добавила: — Его зовут Алессандро. Я… я люблю его, папа.
   Граф безуспешно пытался справиться с неожиданным потрясением.
   — Ты уверена, Белла?
   — Да, — твердо ответила она милым, звонким голоском.
   — В жизни иногда происходят самые невероятные вещи, — заметил граф скорее себе, чем дочери.
   — Ты прав. Папа, ты действительно похитил маму? За день до свадьбы?
   Граф грустно улыбнулся.
   — Да, дорогая. Я мечтал о твоей матери, мечтал много лет. И наконец увез. Она сопротивлялась, сбежала, едва не погибла сама и не убила меня, прежде чем поняла, что любит. Твоя мать — отважная женщина, Белла, и ты унаследовала ее характер.
   — Но как она могла не влюбиться в тебя с первого взгляда? — поразилась Арабелла.
   — Твоя вера в меня поистине согревает душу. Однако мой поступок иначе как безжалостным не назовешь. Кассандра происходила из благородной семьи, была воспитана совершенно в иных правилах и считала, что любит Эдварда Линдхерста.
   — Значит, и я не зря полюбила Камала, — убежденно воскликнула девушка. — Он тоже не знал жалости.
   — Я сомневаюсь, — сухо заметил граф, — что именно эту черту характера больше всего ценю в избраннике моей дочери.
   — Но, папа, — безмятежно заявила Арабелла, — я, подобно маме, старалась быть храброй и, поскольку никого не любила до сих пор, почти сразу поняла, что хочу быть только с Камалом.
   Это признание заставило ее слегка покраснеть.
   — Вижу, дорогая, устремленный на меня многозначительный взгляд лорда Делфорда. Мы обсудим преимущества жестокости… немного позже.
   — Неудивительно, что лорд Делфорд хотел бы видеть нас всех в аду!
   — Я провел шесть долгих дней с Эдвардом Линдхерстом, — сказал граф, — и будем надеяться, что он смирился с мыслью видеть Адама своим зятем. Как-то вечером он слишком много выпил и стал положительно дружелюбным. Весьма интересное зрелище.
   — Хочешь сказать, он неожиданно превратился в человека? — поразилась Арабелла.
   — Вот именно. Ну, Адам, Рейна, вы прекрасно выглядите, хотя, подобно Арабелле, весьма нуждаетесь в ванне.
   — Отец, — решительно объявил Адам, — я собираюсь жениться на Рейне.
   Лорд Делфорд, смерив графа негодующим взглядом, выступил вперед.
   — По-моему, милорд, Рейна все-таки моя дочь.
   — Разумеется, однако позволь поздравить тебя, Адам. Дитя мое, вы согласны стать женой моего сына?
   — Всем сердцем, милорд.
   Граф нахмурился и, немного помолчав, заметил:
   — Я не уверен, что одобряю этот брак. В конце концов вы, Делфорд, только и делали, что оскорбляли моего сына!
   — Клер, — процедил виконт сквозь стиснутые зубы.
   — Помнится, вы назвали Адама подлецом! Какому отцу понравится такое?
   — Он изменит свое мнение, сэр, как только узнает Адама получше, — серьезно заверила Рейна, с тревогой глядя на графа.
   — Вы действительно так считаете, дорогая? — с притворным вздохом осведомился тот. — Не знаю. Возможно, Делфорд, вы сумеете убедить меня, что ваша дочь — подходящая партия для моего сына.
   — Ваши шуточки становятся утомительными, милорд, — взорвался наконец виконт.
   — Вы правы, — кивнул граф. — Но почему бы нам не отослать наших детей и не распить бутылку хорошего вина?
   Арабелла захихикала, но тут же сделала вид, что закашлялась, и прикрыла рот рукой.
   — Простите, — извинилась она, — но отец прав — мне необходимо искупаться. Бедный Хасан, он выглядит, в точности как взволнованная старая тетушка среди всех этих иностранцев. Рейна, пойдем, я отведу тебя в гарем.
   — Гарем?!
   — Она последует за тобой через минуту, сестра, — пообещал Адам, взяв невесту под руку.
   — Полагаю, — заметила Арабелла, снисходительно оглядывая молодых людей, — что тебе не терпится поцеловать ее и наговорить кучу всякого вздора.
   — Вероятно, — протянул Адам. — Теперь я наконец могу забыть о тебе, дорогая, и уделить все внимание этой несносной девчонке.
   — Несносной! — воскликнула Рейна. — Арабелла, не верь ему! Не будь меня, он, конечно, наделал бы невероятных глупостей!
   — Например, надел прозрачные шальвары и занял мое место в гареме, братец?
   Адам с притворной досадой воздел руки:
   — Хорошо, хорошо, сдаюсь! Рейна, ты совсем не несносная девчонка! Отец, лорд Делфорд, если не возражаете, мы с Рейной несколько минут прогуляемся в саду.
   Виконт, казалось, был готов запротестовать, но граф легонько подтолкнул его и увел.
   — Благодарение небу, все кончилось благополучно, — вздохнула Рейна.
   — И все живы и здоровы, — улыбнулся Адам и, нежно глядя на Рейну, шутливо произнес: — Кажется, я был прав, твердо веря в способность моего родителя привести в чувство твоего отца.
   — Конечно, — кивнула Рейна, — но я все еще сомневаюсь в твоих мужских доблестях.
   — Думаю, наше свадебное путешествие по Эгейскому морю скоро разрешит твои сомнения.
   — Надеюсь, — скромно заметила Рейна.
   — Негодница! Ты видела когда-нибудь «Кассандру»? Рейна покачала головой и вздохнула:
   — Нет, и отца, вероятно, хватит удар, когда он узнает, где именно мы собираемся провести наше свадебное путешествие. Он, конечно, скажет, что эта проклятая лодчонка вот-вот развалится и мы неминуемо утонем.
   — Похоже, нам следует держать наши планы в секрете, или, поскольку выяснилось, что твой отец и моя мать знакомы гораздо ближе, чем мы думали, можно попросить ее убедить лорда Делфорда.
   — Сомневаюсь, — задумчиво протянула Рейна. — Знаешь, по-моему, ненависть к морю — поистине навязчивая идея у отца. Я решила дать тебе возможность доказать ему всю несправедливость подобного мнения. И не забудь, Адам, что морская болезнь ни разу не мучила меня ни на «Малеке», ни на шебеке Хамила.
   — Вскоре ты станешь настоящим просоленным морским волком, и я продам тебя вербовщикам. Если повезет, то станешь служить под началом Нельсона.
   — Представляю, что станет с моими братьями, — фыркнула Рейна. — Ну а теперь, милорд, прошу меня извинить, но нужно же узнать, что такое гарем.
   Адам поцеловал ее в губы, попросил раба проводить девушку в гарем, а сам отправился на поиски отца и лорда Линдхерста. Подойдя ближе, он услышал, как виконт воскликнул:
   — Мне это не по душе, Клер! Гарем! Какая нелепость! Им действительно ничего не грозит?
   — Там одни женщины и евнухи, дорогой Эдвард, — успокоил граф, — и конечно, девушки будут куда в большей безопасности, чем с мужчинами, за которых они решили выйти замуж.
   — Отец! — предупредил Адам, прищурив глаза.
   — А, вот и ты! Может, тебе хочется поговорить с Камалом, сын мой? Я познакомлюсь с ним поближе немного позднее.
   — Отец, — тихо повторил Адам, — Камал совсем не такой, каким ты его себе представляешь. Он получил образование в Европе.
   Граф молча кивнул.
   — Я понятия не имел, — вздохнул лорд Линдхерст, когда они снова остались наедине, — что пришлось пережить Касси. Она мне не рассказывала.
   — Знаете, прошло так много лет, но у нее все еще бывают кошмары, и она просыпается с криком.
   Виконт принял чашу с вином у раба и поднял ее в молчаливом тосте.
   — Возможно, мне следует наконец простить все, что случилось давным-давно. Эта женщина… Джованна… похожа на ядовитую змею.
   — Я был бы очень рад подружиться с вами, Эдвард, особенно еще и потому, что у нас будут общие внуки.
   — Полагаю, не в самом ближайшем будущем, — криво улыбнулся виконт.
   — Совершенно согласен с вами, — заметил граф.
   — А сын Джованны, Камал, что будет с ним? Насколько я понял, он невиновен в деяниях матери.
   — Пока не могу сказать, — покачал головой граф. — Но Арабелла хочет стать его женой. — Виконт изумленно распахнул глаза. — Вот это проблема, не так ли?
   — Но, надеюсь, вы не позволите? Этот человек — иностранец, мусульманин!
   — Не совсем. Мать его итальянка. И если Камал так благороден, как утверждает Хамил, боюсь, именно он откажется от Арабеллы. Когда вернется Хасан, попросите его проводить вас в спальню, Эдвард. Я хочу поговорить с молодым человеком.
   Вскоре Али с поклонами ввел графа в купальню хозяина. Камал только что вышел из бассейна и сейчас стоял, еще не успев одеться, в глубокой задумчивости. Али пришлось окликнуть Камала несколько раз, но тот словно не слышал. Граф пристально изучал избранника дочери. Высокий, красивый, сильный. Похож на отца, но черты тоньше и благороднее. В глазах неизбывная боль — видимо, Камал тяжело переносит предательство самого близкого человека.
   — Что тебе нужно, Али? — наконец спросил он. — И не зови меня больше повелителем.
   — Один из гостей хотел видеть вас.
   Камал обернулся, застыл и долго смотрел на графа, прежде чем завернуться в полотенце и отпустить слугу.
   — Ваша дочь солгала, милорд, — признался он. — Она уже не прежняя Арабелла.
   — Хотите сказать, что моя неукротимая дочь больше не девственница?
   — Да.
   — Но вы еще живы, Камал, так что, должно быть, сумели ей угодить.
   Нерешительная улыбка тронула губы Камала. Он невольно коснулся едва зажившей раны на плече.
   — Она не похожа на других женщин, которых я знал.
   — Мой сын утверждает, что вы обучались в Европе?
   — Да. Я не собирался возвращаться в Оран, пока не узнал о мнимой смерти Хамила. У меня не было иного выбора.
   — По-видимому. Долг — самый суровый надсмотрщик. Как, впрочем, и гордость.
   Камал отвернулся от графа, сжимая кулаки.
   — Ваша дочь, вероятно, должна выйти замуж за человека своего круга, англичанина, с незапятнанной честью.
   — Моя дочь уже отказалась от подобного идеала добродетели. Она хочет связать свою судьбу с вашей. Я уже успел убедиться, что ни ураган, ни землетрясение не заставят Беллу сойти с избранной дороги. Вы не любите мою дочь? Хотите остаться в Оране и вести жизнь мусульманина?
   — Я прошу вас увезти ее на родину, где она встретит более привычное общество.
   — Знаете, — мягко посоветовал граф, — не вините себя за преступления матери. Ее мстительность и ненависть не коснулись вас. Главное, вы не должны принимать на себя тяжесть ее деяний.
   Но Камал лишь махнул рукой и очень спокойно объяснил:
   — Я желаю счастья Арабелле и поэтому буду благодарен, милорд, если вы как можно скорее вернетесь с ней в Геную.
   — Она не поймет.
   — Она сделает так, как прикажем мы оба.
   — Проклятие! — воскликнул Адам. — Что ты намереваешься делать, отец?
   — Исполнить желание Камала. Мы отплываем завтра на «Кассандре». Можешь представить, как рад капитан Сорделло нашему появлению и обретенной свободе! Да, мы покинем Оран, а потом посмотрим, как обернутся события.
   — Где моя сестра?
   — С Хамилом и Леллой, восхищается их сыном.
   — Я уже рассказала твоему свирепому мужу, Лелла, как ты тосковала без него. Ну а теперь, если только он поймет мою правоту…
   — Правоту, Арабелла? — удивилась Лелла.
   — Миледи, держите ваши идиотские рассуждения при себе, — строго предупредил Хамил, — иначе я прикажу своему брату не пускать вас сюда.
   — Будем надеяться, — продолжала Арабелла, не обращая на него внимания, — что твой сын унаследует лучшие качества дяди. Посмотри, как он сжимает мой палец!
   — Он сын своего отца и пытается сломать его! — проворчал Хамил.
   — Арабелла, чем ты так разгневала моего мужа?
   — Просто сказала ему, — с невинным видом объяснила Арабелла, широко раскрыв глаза, — что если он содержит гарем, то и у тебя тоже должен быть свой.
   Лелла изумленно моргнула, но тут же рассмеялась, звонко и неудержимо, и сердце Хамила дрогнуло от непрошеной нежности.
   — Ах, муж мой, — едва выговорила она, — я видела очень красивого солдата, и в отличие от тебя у него не было седины в волосах!
   — Лелла! — Хамил с бешенством уставился на Арабеллу. — Ну вот, теперь, когда вы разворошили осиное гнездо, предлагаю вам удалиться и продолжать терзать моего брата!
   Арабелла только улыбнулась и снова прижала к себе темноволосого мальчика.
   — Прекрасная идея! — решила она весело и, выйдя из комнаты, направилась к себе и позвала Лину.
   Камал застыл у окна спальни с рюмкой бренди в руке. Одним глотком он осушил рюмку, чувствуя, как огненная жидкость обжигает желудок. Но искаженное лицо матери по-прежнему не выходило из памяти. Пока он провожал ее к Раджу, она не сказала ни слова, лишь, к изумлению Камала, остановившись перед евнухом, подняла глаза и тихо спросила:
   — Ты победил наконец?
   — Нет, — сказал Камал в тишине комнаты, — никто не остался в выигрыше, и я меньше остальных.
   Если бы только он знал отца Арабеллы, ничего бы не случилось. При воспоминании о доброте и понимании графа душевные терзания еще усилились. Завтра Арабелла навсегда исчезнет из его жизни, и он больше не увидит ее.
   Камал ударил кулаком по стене, но сердечная боль была так велика, что он едва заметил каплю крови, выступившую из глубокой царапины.
   — Хозяин.
   Камал обернулся к Али, понимая, что юноша, как и все во дворце, уже успел узнать последние новости.
   — Оставь меня, — велел он.
   — Повелитель желает, чтобы вы поужинали с ним и чужеземцами, господин. Нужно спешить.
   Снова встретиться с Арабеллой. На кратчайший миг он представил ее под собой: нежное тело открыто его вторжению, руки гладят его спину. Он чувствовал на губах ее сладость, слышал тихие стоны наслаждения, воспламеняющие его желание. И ее отвага! Женщина, которой может гордиться любой мужчина. Женщина, которая выйдет за другого и родит ему детей.
   — Господин, мы должны идти.
   Камал рассеянно уставился на Али измученными глазами.
   — Да, — пробормотал он.
   — Хасан вне себя от радости! — воскликнул Али, улыбаясь. — Бегает взад-вперед, мечется по дворцу, восхваляя Аллаха за возвращение Хамила, и жалеет, что вы оба не можете править. Что вы теперь будете делать, господин? — Камал ничего не ответил, и Али поспешно натянул на него рубашку, не переставая болтать: — Вы женитесь на прекрасной англичанке? Но вам придется время от времени бить ее, хозяин, чтобы подчинялась. У нее чересчур острый язык, который может затупить орудие мужчины! Но какие дети у вас будут! Красавцы с золотистой кожей!
   — Не говори о детях, — хрипло бросил Камал. — Дай мне пояс, Али!
   Увидев, что хозяину не до шуток, раб присмирел и молча выполнил приказание. Камал оделся и оглядел комнату.
   — Вели вынести отсюда мои вещи, Али. Брат захочет, чтобы все оставалось, как прежде, до его исчезновения.
   И, не дожидаясь ответа, вышел. Несколько секунд он тихо стоял в дверях пиршественного зала, рассматривая людей, изменивших его жизнь. Все здесь, кроме его матери. Даже Лелла вопреки обычаям сидела рядом с. Хамилом, такая счастливая, что ее улыбка затмевала солнечный свет. Рейна уже переоделась в европейское платье и зачесала волосы наверх. Но почему нет Арабеллы? Может, она не хочет видеть его? Презирает и ненавидит?
   Камал едва не вскрикнул от боли, но тут же выругал себя. Разве не этого он добивался, жалкий глупец?
   — Брат мой! — воскликнул Хамил. — Мы заждались тебя! Иди поскорее сюда, Лелле не терпится поздороваться!
   Камал кивнул и уселся рядом с братом, чувствуя себя скованно, неестественно, словно в его обличье скрывался совсем другой человек.
   Граф вертел в пальцах кубок с вином, удивляясь, как могли Джованна и Хар эль-Дин произвести на свет такого великолепного сына. Он понимал страдания молодого человека, но знал, что пока не в силах ему помочь.
   В комнате воцарилось неловкое молчание, и граф недоуменно обернулся к дверям и ахнул. Арабелла в прозрачных желтых шальварах и коротком жилете, с распущенными волосами показалась на пороге и лукаво улыбнулась, не сводя глаз с Камала. Убедившись, что он увидел ее, девушка грациозно подошла к нему, медленно опустилась на колени и коснулась губами носка сапога. Волосы рассыпались по ковру золотыми прядями.
   Камал отпрянул, словно от удара.
   — Встань! — проревел он.
   Арабелла подняла голову и вопросительно, с нежной улыбкой взглянула на него.
   — Да, господин, — покорно прошептала она, — как тебе будет угодно. — И, обратившись к Хамилу, осведомилась: — Разве не долг женщины выказывать почтение и преданность хозяину?
   — Совершенно верно, — рассмеялся тот, — но не в присутствии отца. Вы можете целовать сапоги моего брата, исключительно оставшись наедине с ним, миледи.
   — Садись, — разъяренно прошипел Камал, — и прекрати весь этот вздор!
   — Да, господин, — с готовностью ответила она, хотя глаза лукаво блеснули.
   — Арабелла, — благоговейно прошептала Рейна, — ты выглядишь совсем… другой.
   — Хотел бы я посмотреть на тебя в таком костюме, дорогая, — заметил Адам. — Но сначала я прикажу начистить свои сапоги.
   Граф наблюдал за дочерью, не отрывавшей глаз от замкнутого лица Камала. В ее взгляде было столько голодного желания и любви, что он поморщился. К сожалению, она пошла в отца и может любить лишь однажды. Но что, если Арабелла сумеет убедить Камала в том, что он не повинен в позоре матери.
   — Ты молчишь, Камал? — тихо сказала Арабелла. Камал, не отвечая, кивком велел рабу подать блюдо.
   — Мне есть о чем подумать, — сухо объяснил он наконец.
   — Я… мне жаль… что так вышло, Камал. Возможно, мы когда-нибудь навестим вместе твою мать, если захочешь.
   — Нет. Не захочу.
   Арабелла озабоченно свела брови. Он ни разу не взглянул на нее с тех пор, как она села рядом. Может быть, она смутила его своей одеждой, театральным появлением и демонстративной покорностью? Камал был разгневанным, чужим, и она не понимала причин. Баранина с пряностями казалась безвкусной, вино — кислым. Девушка решила пока оставить его в покое и обратилась к отцу:
   — Как случилось, что мама вывихнула ногу, сэр?
   — Где же еще, кроме как на своей шлюпке! Поскользнулась на палубе. Но, несмотря на это, мне едва ли не пришлось связать ее — она просто рвалась ехать со мной.
   Адам, рассмеявшись, легонько сжал руку Рейны.
   — Итак, вот что меня ожидает, любимая? Придется взять пример с отца и время от времени связывать тебя, чтобы уберечь от опасностей! Боюсь, что под оперением моей голубки скрывается настоящий ястреб!
   — Мой господин, ты хочешь, чтобы я оставила вас и не набиралась дурных примеров? — осведомилась Лелла у Хамила.
   — Зачем? Я просто сделаю так, чтобы ты всегда носила дитя под сердцем, а твои мысли были заняты мной.
   Камала передернуло. Скорее бы кончился ужин! Он сейчас словно раненое животное, мечтающее лишь о том, чтобы уползти в свою нору и попытаться выжить в одиночестве. Он побледнел еще больше, когда Хамил поднял чашу с вином и весело объявил: