В следующее мгновение, не успев ответить, что он особо не обдумывал этот вопрос, рыцарь-маг ощутил присутствие силы. Это была всесокрушающая, неправдоподобно сконцентрированная мощь, всколыхнувшая округу. На какое-то мгновение магическая и – как следствие, ибо все в мире связано – клерикальная силовая ткань пространства сдвинулась, в ней образовалась брешь. Еще миг – и все должно было встать на свои места. Раздумывать было некогда.
   Но Дик и не раздумывал. Он схватил короля и втащил его в образовавшийся проход. На нормальное заклинание для перемещения, способное должным образом сократить расстояние, времени не было. Он вывалился на траву из портала неловко – в полутора метрах над землей. Но самое неприятное, что вслед за ним на то же место полетел массивный Ричард. Молодой рыцарь едва успел откатиться в сторону.
   Король, обрушившись на землю, издал звук, немного напоминающий хрюканье, и застонал.
   – Что, черт побери, происходит? – проворчал он на южнороманском наречии.
   Дик подумал, что и сам хотел бы это знать. Он встал на ноги и поискал взглядом Дюренштайн. Замок, сияющий огнями, стоял неподалеку. Судя по всему, это был именно Дюренштайн. Ветер доносил запах влаги – несомненно от Дуная, который с одного боку подступает к замку почти вплотную.
   Но ощущения силы больше не было. Не осталось ничего, хоть как-то напоминающего об этом необычайном всплеске, ничего, что объяснило бы молодому рыцарю произошедшее.
   Но, похоже, непрошеное явление стоило поблагодарить. Если б не оно, выбраться из замка так тихо, быстро, да еще и с королем ему бы не удалось.
   – Вставайте, ваше величество, – сказал Дик. – Постараемся поскорее найти моих друзей – они ждут меня с лошадьми.
   – Так ты все-таки не один?
   Ричард поднялся на ноги и отряхнул запачкавшийся камзол. В светло-алой одежде он выглядел довольно нелепо.
   – Со мной мой оруженосец и Анна Лауэр.
   – А, твоя невеста… Она тоже с тобой… – Государь хотел было отпустить какое-нибудь замечание в адрес мужчины, таскающего с собой женщину, но передумал. Вместо этого заявил: – Ты верный слуга, Герефорд. Будь уверен, я вознагражу тебя по-королевски. Даже более, чем ты можешь ожидать.
   – Ваше величество, сперва надо выбраться отсюда. И благополучно добраться до Британии.
   – Ты прав.
   Дик прекрасно умел ориентироваться в лесу, но он так долго искал оставленных друзей, что уже начал злиться и нервничать. Наконец на него пахнуло знакомым запахом лошадиного навоза, тихонько заржал арабский жеребец любимой, которого, как и своего, Герефорд умел узнавать по голосу, и он ринулся туда.
   Увидев полянку, где стояли кони, он сперва не поверил своим глазам. Даже в темноте было заметно, как истоптана земля – словно здесь плясал дикие пляски демон преисподней. На остатках травы валялись рваные лохмотья длинных лиан. Дик узнал в них рукотворные друидические растения, способные и запутывать ноги врага, и сплетаться в шалаш, и даже душить. Кое-где на влажной зелени были видны проплешины, оставленные огнем. Лошади сбились в кучу и, пораженные несказанным ужасом, прижимались к стволу огромного дуба.
   Поникший Трагерн стоял у другого ствола. Подойдя поближе, рыцарь-маг с ужасом увидел, что его друг буквально пригвожден к дереву огромным колом. Мокрый от крови кол засел так глубоко, что ствол дерева треснул. Серпианы рядом не оказалось. Почувствовав чужое присутствие, друид поднял голову, и на искаженном болью лице Дик увидел слезы. Голос Трагерна, впрочем, прозвучал ясно и довольно громко, хотя это казалось абсолютно невозможным.
   – Он забрал ее, – простонал друид. – Забрал с собой.
   – Кто забрал? Кого?
   – Ану.
   – Кто? – Дик побелел.
   – Далхан. – Друид застонал и попытался пошевелиться. – Рэил… Да позови ты Гвальхира наконец! Я же не хочу умирать!

Глава 9

   Дик совсем забыл о короле, а тот, выбравшись из кустов, с любопытством оглядывался. Ночь давно спустилась на мир, окутав его плотно и заботливо, но на полянке кое-где еще тлели лианы, и мелкие огоньки давали какой-никакой, но свет.
   – Что здесь за бойня? – спросил король зычно, и молодой рыцарь резко развернулся к нему. Пожалуй, обходительности в его движении было немного. Тут Ричард увидел Трагерна, и глаза его округлились. – Ох ты, как парнишку обидели! Это твой оруженосец, Герефорд?
   – Да, – коротко ответил рыцарь-маг.
   – А что кол не вынешь? Силенок не хватает? Давай-ка я.
   – Не трогайте. – Дик пытался сосредоточиться, но то ли от усталости, то ли от потрясения ему это никак не удавалось.
   – Ты что, хочешь, чтобы он подольше мучился? Так со слугами не поступают, – назидательно произнес король и взялся за кол.
   – Не трогайте. Я хочу, чтобы он жил.
   – Жил? – Государь Английский оглядел несчастного и с сомнением хмыкнул.
   Образ Гвальхира возник за мгновение до того, как полянку осветило зеленоватое сияние, а расступившиеся деревья открыли проход сквозь лес.
   – Здесь я, здесь, – ворчливо сказал старый Друид.
   Высокий осанистый старик с длинной седой бородой и снежно-белыми кудрями, опираясь на посох с навершием в виде обвившейся вокруг дерева змеи, выступил из густой лесной темноты, оглянулся на короля – и тот мягко осел на траву.
   – Ненадолго, – объяснил Гвальхир Дику.
   – Что ты с ним сделал?
   – Усыпил. Он ничего не будет помнить.
   – Совсем ничего? А жить-то как будет?
   Гвальхир сердито топнул ногой:
   – Хватит твоих шуток, Ричард Уэбо. И не отвлекай меня.
   Он вцепился в кол, торчащий чуть ниже грудной клетки Трагерна, и потянул на себя.
   Толстая деревяшка вышла наружу, словно нож из масла. С едва слышимым щелчком сомкнулась трещина, рассекавшая тело дерева. Трагерн всхлипнул и мешком свалился на траву.
   – Уложи его, – велел старый друид. – Уложи ровнее. – Он вынул из-за пояса серп и дубовую веточку, очищенную от коры. – Отойди.
   – Ты и в самом деле поставишь его на ноги?
   – Если ты отдашь немного своей природной силы.
   – Отдам. – Рыцарь-маг протянул руку. – Что нужно делать?
   – Погоди. Я скажу когда. Надо все подготовить, а то я могу ненароком вместе с природной силой забрать у тебя несколько лет жизни. Ни к чему это.
   Гвальхир что-то делал с раной Трагерна, и та на глазах затягивалась – это было видно даже сквозь лохмотья одежды. Все время молодой друид оставался в сознании Он жалобно смотрел то на Дика, то на старика и по-девичьи хлопал ресницами.
   – Учитель! – тяжело дыша, простонал он.
   – Помолчи, недотепа. Да что же это такое?! Как младенец, иначе и не скажешь.
   – Я не виноват. Неприятности словно сами ищут меня.
   – Да уж… Молчи и не мешай… Ричард, клади ладонь. Вот сюда.
   – Трагери, что с Серпианой? Ты можешь объяснить?
   – Помолчи, Уэбо. Он пока не может с тобой говорить.
   Вскоре по знаку друида Дик убрал руку с груди Трагерна. Он чувствовал легкую дурноту, которая, правда, довольно быстро прошла, а больше ничего особенного. Но Гвальхир, обернувшись, с деланным безразличием сказал:
   – Ближайшие три года ни в коем случае не соглашайся на подобную процедуру. Для тебя это может стать гибельным.
   – Сколько же сил ты забрал?
   – Ровно столько, сколько может восстановиться естественным образом. Еще чуть-чуть – и «твой чан начнет подтекать». Ты можешь и вовсе лишиться силы. Понимаешь?
   – Вполне.
   С помощью старика-друида Трагери поднялся с земли. Он еще нетвердо стоял на ногах, и взгляд у него был удивленно-дурной, но умирать, кажется, он больше не собирался. Молодой друид раскрыл Гвальхиру объятия.
   – Учитель!… – прочувствованно взвыл он.
   – Так, избавь меня от твоих благодарностей. – Старик вытирал руки лоскутом материи. – И не дергайся, иначе будет плохо. Что здесь произошло, рассказывай… Или скоро проснется король.
   – Гвальхир, ты что же, на страже стоишь и ждешь, когда тебя позовут? – медленно спросил Герефорд.
   Старый друид обернулся и отдал ему испачканный кусок ткани.
   – Вытрись, ты тоже в крови… Вообще-то я связан с Трагерном. Он – мой ученик, я его посвящал… Но это неважно. Рассказывай, юный неудачник.
   – Я не неудачник! – вспыхнул молодой друид. Затем он пошатнулся, поморщился – и стал рассказывать.
   По его словам, Далхан неожиданно появился из-за деревьев и, ни слова ни говоря, швырнул в Трагерна какую-то магическую дрянь. Молодой друид едва успел вырастить на пути заклинания живой щит…
   – Вырастить? – изумился Дик, с уважением глядя на истерзанного друга.
   Тот слегка приосанился:
   – Я же все-таки друид…
   – Чему удивляться? – проворчал старик. – Подобное заклинание у любого друида должно быть заготовлено заранее. Разворачивается формула за считанные мгновения.
   Трагерн сник.
   – И что же? – подтолкнул рыцарь-маг.
   – Ну и пока я возился с той гадостью, что на меня насела, Далхан сцапал Ану. Она даже ничего сделать не успела.
   Заметив это, Трагерн кинулся на похитителя, одним движением руки умудрившись вызвать из-под земли сразу пять живых лиан (Гвальхир одобрительно крякнул). Те выросли, сплелись в полотно, готовое накинуться на врага, а за «стеной» зеленых стеблей и листьев молодой друид уже готовил кол, который – по его мнению – являлся единственным средством справиться с верным слугой сатаны…
   – Так он тебя твоим же собственным колом прибил к дереву? – Дик и сам не знал, смеяться ему или вздыхать, воздевая к небу руки.
   – Ну да.
   Трагерн и не думал смущаться. Он держался за живот, пытаясь осторожно почесать кожу на краях затянувшейся раны. К животу под ложечкой он прижимал огромный ком ткани, пропитанной кровью, а из-под ткани были видны лучики ужасающего шрама, которые постепенно сглаживались и бледнели.
   – Перехватил и врезал.
   – А Серпиану куда дел?
   – Уронил на траву, кажется. Она лежала неподвижно. Наверно, спала.
   – Ну зачем она ему, боже мой! – не выдержал молодой рыцарь. Он с досадой ударил себя кулаком по бедру.
   – Давай скорее, – приказал Гвальхир Трагерну.
   – Что?
   – Что-что… Собирайся, живо. Идешь со мной. Думаешь, ты исцелен? Я дал тебе немного сил, чтобы ты мог ответить на вопросы, но эйфория скоро пройдет. Тебя надо лечить.
   – Опять?
   Но времени на выяснение отношений учитель молодому друиду не дал – схватил за шиворот и утащил в лес.
   За спиной Герефорда зашевелился распростертый на влажной траве король. Он подтянул под себя руки и довольно легко вскочил на ноги, хотя был не только высок, но и несколько грузен.
   – Что-то я споткнулся, – сказал его величество, оглядываясь. Он совершенно не удивился исчезновению тела, прибитого к стволу, и валяющемуся теперь в стороне огромному колу.
   – Думаю, нам надо торопиться, государь, – заметил Дик. – Пока за нами не выслали погоню.
   Не ответив ни слова, Плантагенет поймал за повод черного жеребца Серпианы. Сел в седло, предоставляя своему спасителю собирать разбросанные вещи, и снова стал похож на себя прежнего – величавый и могущественный, поглядывающий сверху вниз на мельтешащих под ногами подданных.
   – Быстрее, Герефорд, – властно бросил он.
   Конь под ним горячился, недовольный незнакомым и намного более тяжелым седоком. Руки короля уверенно стиснули поводья и вздернули голову коня вверх. Боль в губах, прижатых удилами и трензелями, должна была заставить его смириться. Но жеребец был слишком горд и смиряться так просто не умел.
   Герефорд торопливо нагрузил сумками со скарбом Трагернова мерина и привязал его повод к седлу своего коня. Запасная лошадь в дороге еще никогда не бывала лишней.
   – Вперед, Герефорд!
   Ночь раскрыла беглецам свои неласковые объятия. Она оказалась холодна, как глыба прозрачного льда с вершины горы, и ветер с брызгами мороси безжалостно хлестал в лицо. Но для Ричарда это была ночь свободы, а Дик просто не чувствовал холода. Он ничего не чувствовал.
   Путешественники едва не загнали коней, добираясь до ближайшего города. Король ничего не ел больше суток, но впервые в жизни смог равнодушно переносить спазмы в желудке. У Дика в сумке нашлось несколько сухарей, которые он и отдал своему сеньору. Его величество не стал отказываться. Наученный горьким опытом, английский государь больше не желал засиживаться в трактирах. Дик, который сохранил кошелек с золотыми монетами, полученными в Вормсе за крупный рубин, без возражений оплачивал все покупки своего сеньора. Лишь когда приходила нужда подумать об этом, он радовался, что держал золото при себе – все их богатство оставалось с Серпианой, в таинственном «искусственном внепространстве». На постоялых дворах, глотая густую простонародную похлебку и ночуя в общей зале, Ричард держался на удивление тихо. Он больше молчал, не обращая внимания на окружающих, и в какие-то моменты Дику казалось, будто его король и в самом деле что-то понял в жизни. Впервые за много лет правитель Англии обходился без слуг, но ни на что не жаловался. Странное чувство справедливости, присущее Ричарду с детства, иной раз принимало довольно уродливые формы, но на сей раз диктовало абсолютное требование – не шпынять своего спасителя и не поручать ему работу, могущую оскорбить его достоинство. Так что всю дорогу до Кельна, города, расположенного на Рейне и считающегося портовым, король проходил в нечищеных сапогах и заляпанном грязью камзоле. Не мог же он сам взяться за щетку…
   До Кельна они добрались уже в конце декабря. С самого начала стало ясно, что во Францию и даже в родную Нормандию Ричарду, пока он не обзаведется хорошей армией, нечего и соваться. И там и там стояли отборные отряды короля Филиппа-Августа, осаждающие замки баронов, верных законному правителю Англии. Так что бывшему пленнику следовало направляться прямиком на острова.
   Но зимой море бурное. Даже самые отчаянные капитаны соглашались ходить только по реке, и то лишь в спокойные дни. И за очень хорошее вознаграждение.
   – Государь, нам следует спешить, – сказал Герефорд. За время путешествия он открывал рот едва ли три-четыре раза, и его молчание успело изрядно поднадоесть суверену. Но и указаний тот не терпел.
   – Замолчи, я сам знаю.
   Плантагенет был раздражен препятствиями, встающими на его пути, и сильно обеспокоен.
   Дик, пожав плечами, охотно замолчал, но королю скоро стало тоскливо, и он с недовольством обратился к своему рыцарю, интересуясь, почему тот будто воды в рот набрал.
   – Я молчу, как вы мне и велели, ваше величество.
   – Так теперь я приказываю тебе говорить. Только не о возвращении в Англию. Я и сам все знаю.
   – Как прикажете, государь. Три месяца назад его высочество Иоанн де Мортен короновался в Лондоне.
   – Что?!
   Ричард развернулся так резко, словно ему угрожал сокрушительный удар булавой по спине. Впрочем, таковой, пусть в иносказательном смысле, как раз и был нанесен брату братом. Да, Иоанн очень любил преподносить подобные неприятные сюрпризы своим горячо любимым родственникам.
   – Короновался?! Но как это возможно?
   – Государь, вы, я полагаю, лучше меня знаете, как это происходит. Я не присутствовал на вашей коронации и не могу…
   – Замолчи, Герефорд! Иногда ты просто выводишь меня из терпения.
   – Простите, государь.
   – Что еще ты слышал о моем предприимчивом брате?
   – Он изгнал Вильгельма Лоншана…
   – Я давным-давно знаю это от самого Лоншана, не корми меня новостями, давно известными всем!
   – Я к тому, что принц сумел наложить руку на казну.
   – Мерзавец! Так вот почему мои сборщики так долго собирали выкуп!
   – Ну сборщикам тоже хочется красиво пожить…
   – Повешу всех до единого!
   – Выкуп собирала королева Альенор, и, насколько я знаю, он уже почти весь собран. По слухам, из Англии уже вышли корабли, везущие золото.
   – По такой погоде?… Ладно, что еще ты слышал?
   – Я знаю точную сумму, которую Иоанн де Мортен посулил императору, если тот и дальше будет держать вас в плену или, к примеру, передаст под надзор Француза.
   – Филиппа?
   – Его самого.
   – Отлично.
   Ричард грохнул кулаком по луке седла. Он сразу помрачнел и больше не говорил ни слова до того самого момента, когда они подыскали близ Кельна приличный трактир и пришло время заказывать ужин.
   – Сколько у нас денег? – спросил он у Дика.
   – Около пятнадцати золотых.
   – Так мало?
   – Это очень много, государь. На эти деньги мы с вами сможем добраться до Дувра.
   – Закажи что-нибудь стоящее. Поросенка, например. Или гуся. Гороховой похлебки уже нутро не принимает.
   – И пива?
   – Само собой. – Король невесело усмехнулся. – Вина у них, конечно, нет.
   Они сидели на соломе в самом темном углу. В Майне молодой рыцарь купил королю коричневый камзол взамен его алого, который был уместен в замке, но в пути придавал ему слегка шутовской вид. И теперь двое путешественников выделялись в толпе разве что своим мрачным видом да высоким ростом. Но и то и другое не редкость среди наемников, на которых сейчас смахивали король Английский и граф Герефордский. Так что если на путников и косились, то лишь с опаской – как бы не рубанули.
   Пышнотелая служанка принесла им по кружке пива. Она постреливала глазками то в одного, то в другого мужчину и, похоже, была не прочь подзаработать на сеновале. Но Ричард не обратил на нее внимания – его занимали более серьезные заботы, – а Дику стало просто противно. Девица фыркнула и ушла.
   Мужчины неторопливо пили свое пиво, ожидая, пока дожарится заказанный поросенок.
   – Ты остался мне верен, Герефорд, – тихо сказал Плантагенет. Хоть здесь не многие знали лангедокское наречие, он старался говорить едва слышно.
   – Государь…
   – Ты остался мне верен. Я знал, что ты сохранишь мне верность, и не ошибся. Но от многих других я этого не дождался. Как это можно объяснить? Разве я оказался для вас плохим королем?
   Дик поднял на него глаза, за долгое время впервые вспомнив, что говорит со своим настоящим отцом. Кажется, Ричард уже слегка выпил, и на него напал стих: захотелось пооткровенничать. Оставалось лишь радоваться, что его любимый диалект ок здесь никто не поймет. Ну и конечно, за последние полтора года его величество от безделья выпил целое озеро вина и, наверное, привык к нему.
   – Отвечай мне, Герефорд. Я был вам плохим королем?
   – Нам – нет.
   Молодой рыцарь был уверен, что государь не почувствует разницы, и тот действительно не обратил внимания на то, что Дик выделил голосом. Потому что уроженец Корнуолла, родившийся в крохотном замке, чьи обитатели кормились за счет бедной деревеньки, прекрасно знал, как и чем живут крестьяне. Но не решился бы даже очень пьяному королю объяснять, что наемникам, конечно, всегда хорошо, когда идет война, и им всегда придется по вкусу правитель-вояка. А вот крестьянам нужен мир. И королю, который живет в своей стране, само собой – потому что содержать государя и его двор на родной земле куда дешевле, чем за границей. Тем более – в далеком походе.
   – Но почему же тогда почти все меня предали?
   – Далеко не все, государь. Многие замки в Нормандии держат ваши сторонники. Если бы это было не так, Филипп-Август уже завоевал бы все ваши французские земли.
   – Да. – Ричард задумчиво допил пиво и показал рукой, чтобы подали еще. – Но многие. Многие не одобряют меня. И даже ты – не всегда. – Он усмехнулся, и его улыбка, почти потерявшаяся в усах и бородке, получилась необычайно дружелюбной. – Признайся, ты не всегда одобрял мои поступки. Даже спорил. Ты единственный, кто осмеливался со мной спорить.
   Появилась служанка – на этот раз другая, долговязая и нелюбезная. Она не швырнула лепешки и сплетенную из лозы миску на стол лишь потому, что явно опасалась всяческих неприятностей от господ наемников. Всем известно, какие они звери. Но лепешки были теплые и пышные, овечий сыр в плетеной мисочке – свежий, так что жаловаться мужчинам оказалось не на что. Показав служанке серебряную монету, Дик послал ее в кладовку за куском копченого окорока.
   – Да, я порой не одобрял вас, – согласился он, когда девица ушла выполнять заказ. – Простите, что не именую вас как положено. Слова «государь» и «ваше величество» могут привлечь к нам лишнее внимание.
   – Неважно, как ты обращаешься. Продолжай.
   – Порой ваши поступки казались мне излишне жестокими. Нет, я понимаю, почему вы считали, что противника надо проучить. Но в ситуациях, когда можно поступить мягко, вы поступаете жестко.
   – Что ты имеешь в виду? – Король сдвинул брови.
   – Ну к примеру, те полторы тысячи сарацин, которых вы приказали казнить.
   – Все не можешь простить мне того случая? – расхохотался Ричард. – С ума сойти, как долго могут занимать ум молодого графа несколько сотен грязных сарацин. Это же не христиане, черт побери…
   – Они такие же люди, как мы с вами, только с более темным цветом кожи.
   – Откуда ты набрался подобной ерунды? Они же не веруют в Бога!
   – Это не так. У них свой Бог, и они служат ему не менее ревностно, чем иные хорошие христиане – Деве Марии и Иисусу Христу. А за их заблуждения пусть их судит сам Бог. Это не наше дело.
   – Тебя послушать, так и пытаться освободить от них Иерусалим не следовало.
   – А городу не все равно, кто в нем живет? И кстати, Гроб Господень вызывает у сарацин достаточно уважения. Правда, они именуют Бога Сына Исой, а Матерь Его – Девой Марьям и вряд ли признают его Сыном Божьим, но и плевать на его могилу не станут.
   – То, что ты говоришь, можно счесть настоящей ересью. – Король улыбнулся. Довольно миролюбиво. – Мне всегда нравилось, что ты способен иметь свое мнение. Это полезно. Но особенно хорошо то, что ты умеешь молчать, когда тебя не спрашивают. Если и дальше будешь держать свое при себе, проживешь до старости.
   В его словах был призрак угрозы – впрочем, настолько неясной, что даже самый мнительный человек, наверное, не обиделся бы. Кроме того, на королей не обижаются, это всем известно.
   – Я сказал вам тогда, что убийство полутора тысяч пленных выглядит некрасиво для того, кто носит шпоры и перевязь рыцаря.
   – Do not deprive us of our heritage; we cannot help acting like devils,[21] – рассмеявшись, ответил Ричард.
   Дик оглянулся, опасаясь излишнего внимания со стороны других постояльцев, но на них никто не смотрел.
   – Только не по-английски, умоляю вас, государь.
   – Я сказал тебе это тогда, говорю и сейчас.
   – Каждый человек – хозяин своему наследию.
   – Ты, очень молодой человек, считаешь, что можешь поучать меня? Я намного старше тебя.
   – На тринадцать лет.
   – Вот-вот. Я тебе в отцы гожусь. Почти. – Дик слегка усмехнулся. – Что улыбаешься?
   – Я говорю так потому, что сам с трудом справляюсь со своим наследством.
   – Что же за наследство? – с интересом спросил Ричард. Разговор уже давно перешел в беседу, больше напоминающую болтовню равных, но король не обращал на это внимания и не пытался «подтянуть вожжи». Ему все интересней становилось разговаривать с молодым рыцарем.
   На мгновение Герефорд отвел глаза. Посмотрел в кружку.
   – Вы помните восстание корнуолльских баронов двадцать три года назад?
   – Чуть больше, – ответил Плантагенет, усмехаясь. Он прекрасно помнил первый бунт, который подавил. – Двадцать три с половиной.
   – А женщину, которую приказали привести к себе в лагерь под Элдсбери, помните?
   – Помню. Молодая дворяночка. Ее звали Алиса, как мою тогдашнюю невесту. – Ричард внимательно посмотрел на собеседника.
   Еще мгновение – и он все понял. Улыбка тронула его полные яркие губы, почти скрытые отросшими усами. Он рассматривал своего вассала так, словно никогда прежде не видел. Во взгляде был глубокий интерес.
   – Ее звали Алиса Уэбо, я прав? – спросил он легко.
   – Да. – Дик пожал плечами. – Ее муж год пробыл в отлучке, так что никаких сомнений у нее не было.
   – Потому она и назвала тебя Ричардом?
   – Да.
   – Забавно. – Король покачал пустой пивной кружкой. – Закажи-ка еще.
   Дик заказал. На этот раз кружки с шапками жиденькой пены принес сам хозяин. Как ни странно, в противоположность привычному образу трактирщика – пузатого, краснощекого, довольного собой, – этот был тощий и высохший, как вяленая рыбина, с такими же выпуклыми и мутными, ничего не выражающими глазами. Когда с ним говорили, казалось, что он ничего не воспринимает – выражение глаз никогда не менялось. Но распоряжения он выполнял безукоризненно и никогда не ошибался в счете. Трактир мог быть набит посетителями до крыши, еду и питье могли заказывать в несколько глоток одновременно – хозяин никогда не ошибался, кто сколько съел и кто что заказал.
   Король и его бастард пили пиво, не чувствуя вкуса, и заедали напиток сыром и хлебом, не обращая внимания на то, что кладут на язык. Может, оно и к лучшему. Голод, конечно, лучший повар, но трапезы бедноты слишком отличались от трапез богачей, и если бы Ричард стал воротить нос от лакомств, подаваемых на постоялом дворе, это могло бы вызвать подозрения.
   – Ты ни разу не говорил мне об этом, – помолчав, сказал Плантагенет.
   – Было бы чем гордиться. Мое происхождение – не моя заслуга.
   Король фыркнул.
   Больше они об этом не говорили. Отношение Ричарда к Дику не изменилось, но теперь король с большим интересом следил за молодым рыцарем и одобрительно усмехался. Похоже, он был доволен, что может приписать необычайную доблесть и незаурядность этого вассала собственной заслуге.