Страница:
Татары, озлобленные огромными потерями, добили раненых казаков, обобрали убитых, собрали брошеное оружие, прорубили днище не успевшего отойти струга и покинули мертвый казачий стан. Так погиб покоритель Сибири казачий атаман Ермак Тимофеевич…
Во второй половине XVI века московская держава решительно шагнула за Урал. В 1574 году сольвычегодские солепромышленники Строгановы выхлопотали грамоту, разрешавшую им строить городки «в Сибирской стороне за Югорским каменем… на Тоболе реке, и на Иртыше, и на Оби, и на других реках». Их вотчины были разбросаны по всему Северу; но главные гнезда Строгановых образовались на Вычегде и на Каме с Чусовой. Таким образом, все без исключения естественные богатства северного края от Колы до Оби входили в деловой оборот Строгановых и давали им ценные товары для торга в Московском государстве и за его границами. Изначально они были виднейшими представителями новгородской колонизации в Перми, владевшими обширными вотчинами в Устюжском уезде и по реке Вычегде. Торгуя с инородцами и вываривая соль, Строгановы достигли громадных богатств. В числе немногих уцелевших при московском завоевании Севера новгородских фамилий они продолжали богатеть и распространили свои хозяйственные заимки с реки Вычегда на реки Кама и Чусовая и наладили обмен драгоценных мехов на дешевые «немецкие безделушки». Начиная с 1558 года, для Строгановых было создано исключительно льготное положение на вновь приобретенных землях. Одновременно с тем же Москва возложила на них особые обязанности по охране края и защите земель от инородцев. В связи с этими пожалованиями и понимая меру ответственности, Строгановы сразу же стали обследовать путь в Сибирь, а затем – и до реки Тобол, которая в те дни была приграничной с Сибирским ханством. Вместе с государевыми воеводами и наместниками, сидевшими в городах Чердынь и Соликамск, Строгановы, содержавшие на свой кошт городки Орел (Кергедан) и Канкор, несли на себе нелегкую обязанность защиты не только своих вотчин, но и всего Пермского края. В этих условиях Строгановым приходилось не только отсиживаться от нападений инородцев за стенами городков и острогов, но и самим нападать на немирных соседей и держать их в должном страхе и подчинении.
Для того чтобы «ходити войною» против своих и государевых врагов, Строгановы не могли обойтись силами местного населения. Следуя примеру московского правительства, они нанимали на свою службу бродячих «вольных казаков».
Так, во время Ливонской войны царя Ивана Грозного в Прибалтике действовал казачий отряд атамана Василия Аленина, ставшего известным в российской истории под именем Ермака. Его происхождение в точности не известно. По одному преданию, он был родом с берегов Камы (Черепановская летопись), по другому – Качалинской станицы на Дону.
В июне 1579 года казачья дружина Ермака прибыла на реку Чусовая в чусовские городки братьев Строгановых. Здесь казаки жили два года и помогали Строгановым защищать эти городки от набегов инородцев. У Ермака было несколько доверенных помощников. Это были атаманы Иван Кольцо, Яков Михайлов, Никита Пан и Матвей Мещеряк.
Через несколько лет этот отряд почти в полном составе перешел на службу Строгановым и стал основой для казачьей экспедиции за Урал.
Путь, которым пошла казачья экспедиция, был известен русским людям уже несколько столетий. Так, за два века до похода дружины Ермака на реку Обь с Северной Двины и Печоры ходили новгородцы, владевшие тогда Севером. Они положили начало прочной колонизации Сибири и создали обширное новгородское владение, которое назвали Югорской Землей или Югрой. С падением Новгорода Югра вошла в состав Московского царства вместе с землею «самояди»: населявшие эти области туземцы «югра» (остяки и «самоядь») бродили по тундре и вели меновую торговлю с приходившими сюда русскими промышленниками и купцами. Центром меновой торговли была область между Обской губой и низовьями Енисея по реку Таз, которая была известна под именем Мангазея (в конце XVI столетия столицей этой области стал одноименный город). Об этой земле, как о сказочной стране, рассказывало древнее новгородское предание. Только от одной удачной поездки в Мангазею можно было сказочно разбогатеть. В эту землю вели многие пути.
Один из них шел с реки Печоры в реку Усу, «а по Усе-реке вверх до устья реки Соби-реки, а из Соби-реки в Кль-реку до Камени (Уральского хребта) до волоку, а через волок через Камень и Собь в другую реку, а Собью-рекою вниз до Оби Великой». Это был северный путь, на котором со временем будет заложен городок Обдорск на Оби (против Собского устья). Второй путь шел южнее: с реки Вычегда «на реку Вымь, с Выми на реку Турью, а с Турьи на Печору, а с Печоры через Камень», вероятно, по рекам Щугуру и Сосьве в реку Обь. На этом пути в 1594 году появился город Березов. Еще южнее наметилась третья дорога – с реки Камы по рекам Тавда или Тура в реку Тобол. Отсюда – в Иртыш и Обью до Обской губы. Южный путь был наиболее удобен, но и наиболее долог. Кроме того, на южном пути расположилось «Сибирское царство», сквозь которое редко можно было пройти без препятствий и насилия. Все эти дороги были трудны: здесь было много «злых мест». Неудобства «сухих путей» заставляли русских промышленников, идущих в Мангазею, выбирать морской путь.
В «большое море‑окиян» выходили они из Северной Двины, из Холмогор, или из «Кулойского устья» (из реки Кулоя), или из «Пустаозера» (из Печоры), и «бежали парусом» в Карскую губу. В эту губу впадала речка Мутная, которая верховьями своими, через озера, сближалась с речкой Зеленая, впадавшей в Обскую губу. Между Мутной и Зеленой находился песчаный «сухой волок» с полверсты длиной. Перебравшись через волок, купцы выходили Зеленой рекой в Обскую губу, не огибая полуострова Ямал, шли в Тазовскую губу, где уже их встречала Мангазея. Путь этот был тоже нелегок, и здесь существовали разного рода трудности и «морем непроходимые злые места». Но морской ход давал возможность перебросить сравнительно большие грузы в относительно короткий срок: «поспевают морем в Карскую губу от города (Архангельска) в две недели»; и столько же надо на остальной путь; в итоге «поспеть от Архангельска города в Мангазею недели в полпяты точно». Конечно, четыре с половиной недели немного сравнительно с тем, что с Камы в Мангазею надо было идти два с половиной месяца. Так как на всех путях идущих ожидали всякого рода опасности и трудности и от природы, и от лихих людей, то морской путь с его льдами, штормами и противными ветрами не казался хуже других. Русские промышленники предпочитали плавать именно «морским ходом».
Однако правильные и регулярные торговые сношения Москвы с Югорской землей долгое время были стеснены тем, что на этом пути находились враждебные татарские ханства – Казанское и Астраханское. Только после покорения этих царств и присоединения их территорий к Москве открывалась свободная дорога за Урал. Но здесь на пути русских людей стояло еще одно из царств развалившейся могущественной империи Чингисхана – Сибирское ханство (район рек Тура, Тобол и Иртыш) со столицей Искер (Сибирь).
В XV веке великий князь московский Иван Васильевич два раза посылал войска на Обь – на вогулов и «югру» и считал эти племена своими подданными. Устрашившись русских сил – в 1555 году Сибирское ханство признало верховенство над собой Москвы и обязалось платить ей дань – по 1 тысяче соболей в год. Но через двадцать лет сибирский хан Кучум прекратил платить дань и даже перебил московских послов. Москва, обессиленная многолетней Ливонской войной, и за дальностью расстояний не могла предпринять похода в Сибирь и оставила татар без наказания. Ободренный успехом Кучум предпринял после этого несколько походов в земли Московского царства, его орды, перейдя через Урал, сожгли и разграбили пограничные селения и городки в Пермском крае. Такова была обстановка в тот момент, когда началась подготовка казачьей экспедиции.
Мысль о проведении подобной экспедиции, а вернее, военного наступления на Урал по Тоболу и Иртышу, можно отнести еще к 1574 году, когда Строгановы просили царя Ивана Грозного дать им право такого наступления. И 30 мая того же года им была дарована царская грамота, согласно которой Строгановым было разрешено ставить крепости и держать вооруженную силу – «крепитися всякими крепостьми накрепко в Сибирской стране за Югорским каменеем на Тагчеях и на Тоболе-реке и на Иртыше и на Оби и на иных реках». Но лишь 1 сентября 1581 года казаки вышли в военный поиск под началом Ермака. Под его началом находилось 9 «меньших» воевод и 540 казаков. Возможно, в составе дружины могли быть еще 300 иноземцев (немцев и литовцев), плененных в годы Ливонской войны и выкупленных Строгановыми у московских властей. По данным Посольского приказа, их ждали до 10 тысяч воинов Кучума. Кроме них в составе татарского войска могли быть отряды подвластных ему вогульских и остяцких князей. Возможно, могла прийти помощь от ногаев, с которыми Кучум поддерживал дружеские отношения, а также – отряды от бухарского хана. Численное превосходство было на стороне сибирского хана, однако у казаков было превосходство в вооружении: легкие пушки и до 350 пищалей, дробовых ружей и испанских аркебуз, которых у татар было всего лишь несколько штук.
Казачья «судовая рать» на больших лодках-стругах, которые вмещали до 20 казаков с запасами оружия и продовольствия, поднялись вверх по реке Чусовая, затем по ее притоку – реке Серебряная (Серебрянке) до сибирского волока (Тагильского перевала), позволяющего перейти Уральские горы. По волоку казаки перетащили струги в реку Жеравля (Жаровля) и срубили здесь Кокуй-городок, где и зазимовали. Весной по реке Тагил они перешли в реку Тура, где дважды столкнулись с сибирсками татарами и разбили мурзу Епанчу на реке Тура и в устье реки Тавда. После этого Ермак занял Епанчин-городок (будущий Туринск) и Чинги-туру (будущую Тюмень). Тогда хан Кучум выслал против русских своего племянника Маметкула с большим войском. Они долго сопровождали «судовую рать», обстреливая ее из луков. Но и эти силы татар были разбиты у урочища Бабасан (на берегу Тобола), где казаки высадились на берег. Маметкула попытался еще раз атаковать казаков у Карсульского яра, но и там был разбит. Затем последовал знатный разгром войск Кучума у Чувашского мыса (на берегу Иртыша). Правда, татары, прекрасно зная местность, и позже произвели несколько стремительных нападений на небольшие казачьи отряды. Так, в начале декабря 1582 года у озера Абалак они уничтожили отряд казаков, ловивших здесь рыбу.
Услышав об окружении этого отряда, Ермак с дружиной бросился на помощь и столкнулся с большим войском Маметкулы. В тяжелейшем бою дружина потеряла каждого пятого казака из всех погибших в Сибирском походе. Но даже такие казачьи потери уже не могли спасти положение татар: Маметкула бежал впереди своего разбегающегося войска. Татары бросили свою столицу Искер и отступили на юг, в Ишимские степи.
Узнав об их воинских успехах, царь Иван Грозный послал в Искер своих воевод князя Семена Болховского и Ивана Глухова с 300 стрельцами. Здесь царские воеводы встретились с Ермаком осенью 1583 года. Они были приняты со всеми почестями и остались у казаков на зимовку. Из-за того что в Искере было мало домов, Ермак решил зазимовать со своей дружиной и московским подкреплением на просторном острове Карачин, находившемся неподалеку от столицы Сибирского ханства, где было сооружено достаточно изб и амбаров. Но случилось так, что стрельцы не привезли с собой продовольственных запасов. Казаки же готовили запасы только из расчета на свою численность.
Зима 1584 года оказалась на редкость лютой, а охота – почти невозможной. Во время зимовки среди казаков случился страшный голод, во время которого умерло много казаков и московских служивых людей, в том числе и князь Болховский. Весной следующего года голод прекратился. Но Ермака постигло иное несчастье.
Татарский сотник Карача, который якобы поссорился с ханом Кучумом и покинул его, привел свой улус к реке Тарь. Он попросил у Ермака помощи против ногайцев. Атаман прислал татарам отряд из 40 казаков под командой Ивана Кольца. Этот отряд был предательски перебит. Также предательски был убит и другой казачий атаман Яков Михайлов, пришедший к улусу на разведку. После этого Карача осадил Искер и стоял здесь, стараясь уморить русских голодом, с половины июня 1584 года. Но в одну из ночей казаки сделали удачную вылазку, а затем заставили татар уйти за Ишим. Правда торжество в казачьем стане было недолгим; до Ермака дошли сведения, что Кучум может перехватить бухарский торговый караван, идущий в Искер, где для казаков много необходимых товаров.
Ермак с небольшой командой, по одним данным, в 50 человек, по другим – с сотней, отправился по Иртышу каравану навстречу, но, не встретив купцов, стал небольшим станом на речном берегу в районе Атбаша – татарского урочища. Места здесь были зловещие: с одной стороны к Атбашу примыкали дремучие леса, с другой – непроходимые болота, протянувшиеся почти на сто верст.
В ночь с 5 на 6 августа 1584 года хан Кучум воспользовался тем, что утомленные переходом казаки спали, в ненастье напал на отряд Ермака и половину русских перебил. В устремлении к ближайшему стругу погиб и атаман Ермак. Правда, по татарской легенде, могучий мурза Кучугай «устремился за Ермаком в струг: стругу же отплывшу от брега и плывущу по рекы: они же показаша между собой брань велию, сразишеся друг с другом». В сабельном бою Ермак стал одолевать татарского мурзу, но развязался у него подбородочный ремень и Кучугай коротким копьем «прободе его гортань…» Оставшиеся в живых казаки все же все же ушли на стругах и рассказали о том, как погиб завоеватель Землицы сибирской.
После голода и трех поражений казаков в Сибири осталось так мало, что уцелевший атаман Мещеряк счел невозможным оставаться здесь далее и повернул на запад. Следующей осенью московский воевода Мансуров вернулся сюда с большим войском, разгромил орды Сибирского ханства и поставил городок на Оби, при устье реки Иртыш. И больше русские отсюда уже не уходили. Завоеванная атаманом Ермаком «Новая Сибирская Землица» была включена в состав Московского государства и позже позволила русским путешественникам и исследователям уверенно и сравнительно безопасно идти на просторы Арктики.
В действительности, примерно в 130 километрах к юго-востоку от мыса Челюскин, на западном берегу небольшого острова Фаддея, наши гидрографы обнаружили между камнями различные бытовые предметы – старинные медные котлы, изъеденные ржавчиной ножницы, 2 ножа с тончайшим резным узором и орнаментализированными надписями славянской вязью «Мурак Акакий», топор, сковородки, медный колокольчик, несколько голубых бусин, остатки сгнившего меха и оленьих шкур, сшитых оленьими жилами. При более тщательном осмотре под ближайшей насыпью из гальки были надены оловянные тарелки, монеты, серьги, перстень, нательные кресты, пищаль, ножны, в которых находились остатки пергамента с русской надписью «Жалованная грамота». Любопытной находкой стало медное зеркало, рисунок на оборотной стороне которого точно повторил оборотную сторону такого же зеркала из коллекции Красноярского музея, некогда принадлежавшего шаману из Мархинского улуса.
Через год, весной 1941 года, советские гидрографы, работая на берегах залива Симса, случайно нашли развалины избушки, построенной из плавника. Когда растаял здешний лед, то среди развалин были найдены компас, солнечные часы, огниво с кремнем, кости людей и животных. И все это было перемешано со множеством старинных монет и украшений. Судя по всему, на острове и в этой прибрежной избе разыгралась некая человеческая трагедия. Но те, кто навсегда остался среди развалин избы, составляли лишь часть торговой экспедиции. Остальные, скорее всего, ушли отсюда и стали добычей суровой Арктики и ее безжалостных хищников. На основании последующего изучения находок получилось, что судно экспедиции (вероятно, коч) шло на восток из Архангельска, Мезени или Пустозерска и потерпело крушение у острова Фаддея. Среди мореходов были казаки и проводники из коренного населения Севера, а также могла быть женщина или подросток. На его борту находился также путешественник с высоким положением, в кафтане из дорогого сукна с большим количеством серебряных денег, периода, начиная от правления царя Ивана III (1462–1505 гг.) и заканчивая правлением царя Михаила Романова (приблизительно до 1617 г.), который еще и умел играть в шахматы. Несомненно, что это были русские путешественники или промышленники, хорошо знавшие условия и вкусы сибирского рынка и знакомые с передовой техникой Западной Европы. Одновременно ясно, что это путешествие тщательно готовилось и было обеспечено совершенным для того времени снаряжением. Так что предположение о том, что погибшее судно случайно зашло к северной оконечности Таймыра случайно, можно исключить. На острове Фаддея и на берегу залива Симса были также обнаружены пищали и боеприпасы к ним, значительное количество свинцовых пуль, куски сырого свинца и пулелейки, а также остатки разложившегося пороха. Наличие солнечных часов и компаса подсказали, что, вероятно, у погибших промышленников была даже карта этих мест.
После гибели коча люди перешли на берег, успев спасти часть груза. Часть вещей они засыпали галькой и прикрыли камнями на острове, а часть – перенесли на берег залива Симса, где соорудили из плавника избушку. Здесь они оставили женщину (или подростка) и, скорее всего, заболевшего мужчину. А сами ушли дальше в надежде добраться до людей, но погибли по дороге. Оставшиеся в избушке здесь еще жили, питаясь песцами, но в конце концов и они погибли. Вероятно, это была одна из пропавших русских экспедиций, о которых написал голландский путешественник Н. Витзен в своей знаменитой книге «Северная и Восточная Тартария», изданной в 1692 году: «Было 6 или 7 попыток объехать вокруг Таймырского полуострова из реки Енисея, но смелые плаватели каждый раз или погибали, или, встречаясь с массами льда, возвращались, ничего не сделав».
Хорошей подсказкой в рассуждениях об этой экспедиции стали находки советских гидрографов со вскоре ставшего печально известным гидрографического бота «Норд». Через три года, 28 августа 1944 года, это судно погибнет практически со всей командой от снарядов гитлеровской подлодки U957, только два моряка попадут в плен фашистам. В изданной в 2010 году книге «Арктические тени Третьего рейха» была рассмотрена одна из версий гибели «Норда», которая могла быть прямо связана с этой находкой.
Эту необычную версию подсказало недавнее открытие архивных документов ФСБ РФ, касавшихся Великой Отечественной войны в советской Арктике, где были приведены доклады о появлении в юго-восточной части Карского моря гитлеровских подлодок и высадке с них агентов на берега полуострова Таймыр. А также отыскание в библиотеке Главного штаба Военно-Морского Флота России отчета самого А.П. Окладникова, который был издан в 1948 году издательством Главсевморпути под названием «Русские полярные мореходы XVII века у берегов Таймыра». И ниже приведу его коротки пересказ.
Обстоятельное изучение восточного побережья Таймырского полуострова в гидрографическом отношении провела в 1940–1941 годах специальная Восточно-Таймырская экспедиция под началом А.И. Косого. Она состояла из двух отрядов: один базировался на судне «Норд», зимовавшем у западного берега залива Фаддея, другой – на базе, расположенной на материке против острова Андрея. Сотрудниками Восточно-Таймырской экспедиции в 1940 году на ранее не посещаемом северном островке в группе островов Фаддея и в заливе Симса были найдены следы погибшей здесь торгово-промышленной экспедиции русских полярных мореходов XVII века. Доктор исторических наук А.П. Окладников возглавил специальную историко-археологическую экспедицию Арктического института по исследованию места находок древних реликвий XV–XVII веков уже через месяц после окончания Великой Отечественной войны.
Первая находка, ко всему прочему, включавшая более 1500 серебряных монет и украшений с драгоценными камнями, кухонную утварь и шелковые ткани, изготовленные приблизительно в XV–XVII веках, состоялась 14 сентября 1940 года. На следующий год, в апреле 1941 года, в 70 километрах от мыса Фаддея, также во время топографических работ, были найдены остатки небольшой избы. В связи с тем что в апреле изба оказалась практически полностью под снегом, ее исследование было перенесено на лето. Первые результаты этих исследований были рассмотрены в сборнике «Проблемы Арктики» в 1943 году. Хотелось бы подчеркнуть, что советские гидрографы в этих местах стали первыми людми за 300 последних лет.
Находки гидрографов с «Норда» на острове Фаддея и в заливе Симса явились тем более неожиданными и необычными, что найденные здесь предметы несли на себе отпечаток не столько отдаленной старины, сколько роскоши и богатства. Вполне понятно, что в быстро распространившейся по становищам Крайнего Севера молве эти полярные реликвии сразу же превратились в несметные сокровища, некогда спрятанные от чужих глаз. Более того, в Нордвике и в бухте Кожевникова о них рассказывали как о кладе, где лежали «золотая булава, позолоченные мечи и кинжалы», а также о находке «солдатских мундиров со светлыми пуговицами и старинного оружия». Возможно, эти легенды достигли и Германии. Тем более что сборник «Проблемы Арктики» вполне мог оказаться на борту потопленных, но прежде досмотренных нацистами гидрографических ботов «Академик Шокальский» и «Норд».
Если судить по докладам представителей особых отделов и отделов «Смерш» Северного флота и Беломорской военной флотилии, то именно в 1943–1944 годах германские подводники с неизвестной целью уверенно ходили к самым отдаленным берегам советской Арктики, где никогда не бывало советских караванов. Зачем они шли именно сюда?
Быть может, посещая становища местных жителей на Таймыре, гитлеровцы получили информацию о несметных сокровищах, лежащих на пустынном островах Арктики? Эта информация однозначно интересовала гитлеровских чиновников, отвечавших за пополнение золотого запаса Третьего рейха. Конечно, эта версия достаточно фантастична, но, как и все остальные, имеет право на существование.
Находки на берегах заливов Симса и Фаддея продолжали волновать советских историков и в 1970‑е годы. Так, в 1971 году еще один известный советский полярный исследователь, В. Троицкий, нашел среди развалин зимовья несколько новых исторических предметов, в том числе – хорошо сохранившуюся пищаль XVII века. Неожиданные находки серьезно ставят вопрос о продолжении поисков на берегах заливов Симса и Фаддея. Подводя итог рассмотрения этих давних находок, можно твердо заявить, что первые русские мореходы приходили в море Лаптева не только с реки Лены, но и с запада, со стороны Карского моря. И первый обход на судне мыса Челюскин – северной оконечности полуострова Таймыр был ими совершен за 260 лет до знаменитого плавания на судне «Вега» А.Э. Норденшельда.
В середине 1970‑х годов известный советский исследователь истории русской Арктики Михаил Белов обнаружил среди картографических коллекций в Париже неизвестную русскую карту азиатского Севера, составленную в начале XVIII века русским путешественником Петром Миллером – крестником императора Петра Великого. На этой карте нет градусной сетки, да и Новая Земля здесь была изображена так, как нигде и никогда ранее никто не изображал. Она была показана, как «остров‑Камень», между которым и Азиатским материком лежит море, а в районе будущего Чукотского берега морской проход ведет к берегам Камчатского полуострова. Кто и когда так нарисовал русский Север и Северо-Восток? Трудно однозначно сказать, но то, что к рождению карты приложил свои сердце и жизнь казак Михаил Стадухин – сомнений нет.
Во второй половине XVI века московская держава решительно шагнула за Урал. В 1574 году сольвычегодские солепромышленники Строгановы выхлопотали грамоту, разрешавшую им строить городки «в Сибирской стороне за Югорским каменем… на Тоболе реке, и на Иртыше, и на Оби, и на других реках». Их вотчины были разбросаны по всему Северу; но главные гнезда Строгановых образовались на Вычегде и на Каме с Чусовой. Таким образом, все без исключения естественные богатства северного края от Колы до Оби входили в деловой оборот Строгановых и давали им ценные товары для торга в Московском государстве и за его границами. Изначально они были виднейшими представителями новгородской колонизации в Перми, владевшими обширными вотчинами в Устюжском уезде и по реке Вычегде. Торгуя с инородцами и вываривая соль, Строгановы достигли громадных богатств. В числе немногих уцелевших при московском завоевании Севера новгородских фамилий они продолжали богатеть и распространили свои хозяйственные заимки с реки Вычегда на реки Кама и Чусовая и наладили обмен драгоценных мехов на дешевые «немецкие безделушки». Начиная с 1558 года, для Строгановых было создано исключительно льготное положение на вновь приобретенных землях. Одновременно с тем же Москва возложила на них особые обязанности по охране края и защите земель от инородцев. В связи с этими пожалованиями и понимая меру ответственности, Строгановы сразу же стали обследовать путь в Сибирь, а затем – и до реки Тобол, которая в те дни была приграничной с Сибирским ханством. Вместе с государевыми воеводами и наместниками, сидевшими в городах Чердынь и Соликамск, Строгановы, содержавшие на свой кошт городки Орел (Кергедан) и Канкор, несли на себе нелегкую обязанность защиты не только своих вотчин, но и всего Пермского края. В этих условиях Строгановым приходилось не только отсиживаться от нападений инородцев за стенами городков и острогов, но и самим нападать на немирных соседей и держать их в должном страхе и подчинении.
Для того чтобы «ходити войною» против своих и государевых врагов, Строгановы не могли обойтись силами местного населения. Следуя примеру московского правительства, они нанимали на свою службу бродячих «вольных казаков».
Так, во время Ливонской войны царя Ивана Грозного в Прибалтике действовал казачий отряд атамана Василия Аленина, ставшего известным в российской истории под именем Ермака. Его происхождение в точности не известно. По одному преданию, он был родом с берегов Камы (Черепановская летопись), по другому – Качалинской станицы на Дону.
В июне 1579 года казачья дружина Ермака прибыла на реку Чусовая в чусовские городки братьев Строгановых. Здесь казаки жили два года и помогали Строгановым защищать эти городки от набегов инородцев. У Ермака было несколько доверенных помощников. Это были атаманы Иван Кольцо, Яков Михайлов, Никита Пан и Матвей Мещеряк.
Через несколько лет этот отряд почти в полном составе перешел на службу Строгановым и стал основой для казачьей экспедиции за Урал.
Путь, которым пошла казачья экспедиция, был известен русским людям уже несколько столетий. Так, за два века до похода дружины Ермака на реку Обь с Северной Двины и Печоры ходили новгородцы, владевшие тогда Севером. Они положили начало прочной колонизации Сибири и создали обширное новгородское владение, которое назвали Югорской Землей или Югрой. С падением Новгорода Югра вошла в состав Московского царства вместе с землею «самояди»: населявшие эти области туземцы «югра» (остяки и «самоядь») бродили по тундре и вели меновую торговлю с приходившими сюда русскими промышленниками и купцами. Центром меновой торговли была область между Обской губой и низовьями Енисея по реку Таз, которая была известна под именем Мангазея (в конце XVI столетия столицей этой области стал одноименный город). Об этой земле, как о сказочной стране, рассказывало древнее новгородское предание. Только от одной удачной поездки в Мангазею можно было сказочно разбогатеть. В эту землю вели многие пути.
Один из них шел с реки Печоры в реку Усу, «а по Усе-реке вверх до устья реки Соби-реки, а из Соби-реки в Кль-реку до Камени (Уральского хребта) до волоку, а через волок через Камень и Собь в другую реку, а Собью-рекою вниз до Оби Великой». Это был северный путь, на котором со временем будет заложен городок Обдорск на Оби (против Собского устья). Второй путь шел южнее: с реки Вычегда «на реку Вымь, с Выми на реку Турью, а с Турьи на Печору, а с Печоры через Камень», вероятно, по рекам Щугуру и Сосьве в реку Обь. На этом пути в 1594 году появился город Березов. Еще южнее наметилась третья дорога – с реки Камы по рекам Тавда или Тура в реку Тобол. Отсюда – в Иртыш и Обью до Обской губы. Южный путь был наиболее удобен, но и наиболее долог. Кроме того, на южном пути расположилось «Сибирское царство», сквозь которое редко можно было пройти без препятствий и насилия. Все эти дороги были трудны: здесь было много «злых мест». Неудобства «сухих путей» заставляли русских промышленников, идущих в Мангазею, выбирать морской путь.
В «большое море‑окиян» выходили они из Северной Двины, из Холмогор, или из «Кулойского устья» (из реки Кулоя), или из «Пустаозера» (из Печоры), и «бежали парусом» в Карскую губу. В эту губу впадала речка Мутная, которая верховьями своими, через озера, сближалась с речкой Зеленая, впадавшей в Обскую губу. Между Мутной и Зеленой находился песчаный «сухой волок» с полверсты длиной. Перебравшись через волок, купцы выходили Зеленой рекой в Обскую губу, не огибая полуострова Ямал, шли в Тазовскую губу, где уже их встречала Мангазея. Путь этот был тоже нелегок, и здесь существовали разного рода трудности и «морем непроходимые злые места». Но морской ход давал возможность перебросить сравнительно большие грузы в относительно короткий срок: «поспевают морем в Карскую губу от города (Архангельска) в две недели»; и столько же надо на остальной путь; в итоге «поспеть от Архангельска города в Мангазею недели в полпяты точно». Конечно, четыре с половиной недели немного сравнительно с тем, что с Камы в Мангазею надо было идти два с половиной месяца. Так как на всех путях идущих ожидали всякого рода опасности и трудности и от природы, и от лихих людей, то морской путь с его льдами, штормами и противными ветрами не казался хуже других. Русские промышленники предпочитали плавать именно «морским ходом».
Однако правильные и регулярные торговые сношения Москвы с Югорской землей долгое время были стеснены тем, что на этом пути находились враждебные татарские ханства – Казанское и Астраханское. Только после покорения этих царств и присоединения их территорий к Москве открывалась свободная дорога за Урал. Но здесь на пути русских людей стояло еще одно из царств развалившейся могущественной империи Чингисхана – Сибирское ханство (район рек Тура, Тобол и Иртыш) со столицей Искер (Сибирь).
В XV веке великий князь московский Иван Васильевич два раза посылал войска на Обь – на вогулов и «югру» и считал эти племена своими подданными. Устрашившись русских сил – в 1555 году Сибирское ханство признало верховенство над собой Москвы и обязалось платить ей дань – по 1 тысяче соболей в год. Но через двадцать лет сибирский хан Кучум прекратил платить дань и даже перебил московских послов. Москва, обессиленная многолетней Ливонской войной, и за дальностью расстояний не могла предпринять похода в Сибирь и оставила татар без наказания. Ободренный успехом Кучум предпринял после этого несколько походов в земли Московского царства, его орды, перейдя через Урал, сожгли и разграбили пограничные селения и городки в Пермском крае. Такова была обстановка в тот момент, когда началась подготовка казачьей экспедиции.
Мысль о проведении подобной экспедиции, а вернее, военного наступления на Урал по Тоболу и Иртышу, можно отнести еще к 1574 году, когда Строгановы просили царя Ивана Грозного дать им право такого наступления. И 30 мая того же года им была дарована царская грамота, согласно которой Строгановым было разрешено ставить крепости и держать вооруженную силу – «крепитися всякими крепостьми накрепко в Сибирской стране за Югорским каменеем на Тагчеях и на Тоболе-реке и на Иртыше и на Оби и на иных реках». Но лишь 1 сентября 1581 года казаки вышли в военный поиск под началом Ермака. Под его началом находилось 9 «меньших» воевод и 540 казаков. Возможно, в составе дружины могли быть еще 300 иноземцев (немцев и литовцев), плененных в годы Ливонской войны и выкупленных Строгановыми у московских властей. По данным Посольского приказа, их ждали до 10 тысяч воинов Кучума. Кроме них в составе татарского войска могли быть отряды подвластных ему вогульских и остяцких князей. Возможно, могла прийти помощь от ногаев, с которыми Кучум поддерживал дружеские отношения, а также – отряды от бухарского хана. Численное превосходство было на стороне сибирского хана, однако у казаков было превосходство в вооружении: легкие пушки и до 350 пищалей, дробовых ружей и испанских аркебуз, которых у татар было всего лишь несколько штук.
Казачья «судовая рать» на больших лодках-стругах, которые вмещали до 20 казаков с запасами оружия и продовольствия, поднялись вверх по реке Чусовая, затем по ее притоку – реке Серебряная (Серебрянке) до сибирского волока (Тагильского перевала), позволяющего перейти Уральские горы. По волоку казаки перетащили струги в реку Жеравля (Жаровля) и срубили здесь Кокуй-городок, где и зазимовали. Весной по реке Тагил они перешли в реку Тура, где дважды столкнулись с сибирсками татарами и разбили мурзу Епанчу на реке Тура и в устье реки Тавда. После этого Ермак занял Епанчин-городок (будущий Туринск) и Чинги-туру (будущую Тюмень). Тогда хан Кучум выслал против русских своего племянника Маметкула с большим войском. Они долго сопровождали «судовую рать», обстреливая ее из луков. Но и эти силы татар были разбиты у урочища Бабасан (на берегу Тобола), где казаки высадились на берег. Маметкула попытался еще раз атаковать казаков у Карсульского яра, но и там был разбит. Затем последовал знатный разгром войск Кучума у Чувашского мыса (на берегу Иртыша). Правда, татары, прекрасно зная местность, и позже произвели несколько стремительных нападений на небольшие казачьи отряды. Так, в начале декабря 1582 года у озера Абалак они уничтожили отряд казаков, ловивших здесь рыбу.
Услышав об окружении этого отряда, Ермак с дружиной бросился на помощь и столкнулся с большим войском Маметкулы. В тяжелейшем бою дружина потеряла каждого пятого казака из всех погибших в Сибирском походе. Но даже такие казачьи потери уже не могли спасти положение татар: Маметкула бежал впереди своего разбегающегося войска. Татары бросили свою столицу Искер и отступили на юг, в Ишимские степи.
Узнав об их воинских успехах, царь Иван Грозный послал в Искер своих воевод князя Семена Болховского и Ивана Глухова с 300 стрельцами. Здесь царские воеводы встретились с Ермаком осенью 1583 года. Они были приняты со всеми почестями и остались у казаков на зимовку. Из-за того что в Искере было мало домов, Ермак решил зазимовать со своей дружиной и московским подкреплением на просторном острове Карачин, находившемся неподалеку от столицы Сибирского ханства, где было сооружено достаточно изб и амбаров. Но случилось так, что стрельцы не привезли с собой продовольственных запасов. Казаки же готовили запасы только из расчета на свою численность.
Зима 1584 года оказалась на редкость лютой, а охота – почти невозможной. Во время зимовки среди казаков случился страшный голод, во время которого умерло много казаков и московских служивых людей, в том числе и князь Болховский. Весной следующего года голод прекратился. Но Ермака постигло иное несчастье.
Татарский сотник Карача, который якобы поссорился с ханом Кучумом и покинул его, привел свой улус к реке Тарь. Он попросил у Ермака помощи против ногайцев. Атаман прислал татарам отряд из 40 казаков под командой Ивана Кольца. Этот отряд был предательски перебит. Также предательски был убит и другой казачий атаман Яков Михайлов, пришедший к улусу на разведку. После этого Карача осадил Искер и стоял здесь, стараясь уморить русских голодом, с половины июня 1584 года. Но в одну из ночей казаки сделали удачную вылазку, а затем заставили татар уйти за Ишим. Правда торжество в казачьем стане было недолгим; до Ермака дошли сведения, что Кучум может перехватить бухарский торговый караван, идущий в Искер, где для казаков много необходимых товаров.
Ермак с небольшой командой, по одним данным, в 50 человек, по другим – с сотней, отправился по Иртышу каравану навстречу, но, не встретив купцов, стал небольшим станом на речном берегу в районе Атбаша – татарского урочища. Места здесь были зловещие: с одной стороны к Атбашу примыкали дремучие леса, с другой – непроходимые болота, протянувшиеся почти на сто верст.
В ночь с 5 на 6 августа 1584 года хан Кучум воспользовался тем, что утомленные переходом казаки спали, в ненастье напал на отряд Ермака и половину русских перебил. В устремлении к ближайшему стругу погиб и атаман Ермак. Правда, по татарской легенде, могучий мурза Кучугай «устремился за Ермаком в струг: стругу же отплывшу от брега и плывущу по рекы: они же показаша между собой брань велию, сразишеся друг с другом». В сабельном бою Ермак стал одолевать татарского мурзу, но развязался у него подбородочный ремень и Кучугай коротким копьем «прободе его гортань…» Оставшиеся в живых казаки все же все же ушли на стругах и рассказали о том, как погиб завоеватель Землицы сибирской.
После голода и трех поражений казаков в Сибири осталось так мало, что уцелевший атаман Мещеряк счел невозможным оставаться здесь далее и повернул на запад. Следующей осенью московский воевода Мансуров вернулся сюда с большим войском, разгромил орды Сибирского ханства и поставил городок на Оби, при устье реки Иртыш. И больше русские отсюда уже не уходили. Завоеванная атаманом Ермаком «Новая Сибирская Землица» была включена в состав Московского государства и позже позволила русским путешественникам и исследователям уверенно и сравнительно безопасно идти на просторы Арктики.
Их имена остались неизвестны
Осенью 1940 года у восточного берега полуострова Таймыр были обнаружены следы трагической зимовки неизвестных русских мореходов, пришедших сюда в первой четверти XVI века (после 1620 года). Вместе с предметами их нехитрого быта были найдены останки судна, компас и солнечные часы. Известный советский арктический исследователь А.П. Окладников полагал, что найденные предметы остались от торгово-промышленной экспедиции, двигавшейся из Мангазеи на восток. Судя по остаткам скелетов, на месте одной из зимовок умерли по крайней мере три русских промышленника. Об этой находке еще в начале войны ходили самые настоящие легенды. Местные жители рассказывали, что кроме клада, состоявшего из большого количества старинных серебряных монет, перстней, дорогой одежды и нескольких пищалей с боеприпасами к ним, были найдены старинные шахматы из моржового клыка.В действительности, примерно в 130 километрах к юго-востоку от мыса Челюскин, на западном берегу небольшого острова Фаддея, наши гидрографы обнаружили между камнями различные бытовые предметы – старинные медные котлы, изъеденные ржавчиной ножницы, 2 ножа с тончайшим резным узором и орнаментализированными надписями славянской вязью «Мурак Акакий», топор, сковородки, медный колокольчик, несколько голубых бусин, остатки сгнившего меха и оленьих шкур, сшитых оленьими жилами. При более тщательном осмотре под ближайшей насыпью из гальки были надены оловянные тарелки, монеты, серьги, перстень, нательные кресты, пищаль, ножны, в которых находились остатки пергамента с русской надписью «Жалованная грамота». Любопытной находкой стало медное зеркало, рисунок на оборотной стороне которого точно повторил оборотную сторону такого же зеркала из коллекции Красноярского музея, некогда принадлежавшего шаману из Мархинского улуса.
Через год, весной 1941 года, советские гидрографы, работая на берегах залива Симса, случайно нашли развалины избушки, построенной из плавника. Когда растаял здешний лед, то среди развалин были найдены компас, солнечные часы, огниво с кремнем, кости людей и животных. И все это было перемешано со множеством старинных монет и украшений. Судя по всему, на острове и в этой прибрежной избе разыгралась некая человеческая трагедия. Но те, кто навсегда остался среди развалин избы, составляли лишь часть торговой экспедиции. Остальные, скорее всего, ушли отсюда и стали добычей суровой Арктики и ее безжалостных хищников. На основании последующего изучения находок получилось, что судно экспедиции (вероятно, коч) шло на восток из Архангельска, Мезени или Пустозерска и потерпело крушение у острова Фаддея. Среди мореходов были казаки и проводники из коренного населения Севера, а также могла быть женщина или подросток. На его борту находился также путешественник с высоким положением, в кафтане из дорогого сукна с большим количеством серебряных денег, периода, начиная от правления царя Ивана III (1462–1505 гг.) и заканчивая правлением царя Михаила Романова (приблизительно до 1617 г.), который еще и умел играть в шахматы. Несомненно, что это были русские путешественники или промышленники, хорошо знавшие условия и вкусы сибирского рынка и знакомые с передовой техникой Западной Европы. Одновременно ясно, что это путешествие тщательно готовилось и было обеспечено совершенным для того времени снаряжением. Так что предположение о том, что погибшее судно случайно зашло к северной оконечности Таймыра случайно, можно исключить. На острове Фаддея и на берегу залива Симса были также обнаружены пищали и боеприпасы к ним, значительное количество свинцовых пуль, куски сырого свинца и пулелейки, а также остатки разложившегося пороха. Наличие солнечных часов и компаса подсказали, что, вероятно, у погибших промышленников была даже карта этих мест.
После гибели коча люди перешли на берег, успев спасти часть груза. Часть вещей они засыпали галькой и прикрыли камнями на острове, а часть – перенесли на берег залива Симса, где соорудили из плавника избушку. Здесь они оставили женщину (или подростка) и, скорее всего, заболевшего мужчину. А сами ушли дальше в надежде добраться до людей, но погибли по дороге. Оставшиеся в избушке здесь еще жили, питаясь песцами, но в конце концов и они погибли. Вероятно, это была одна из пропавших русских экспедиций, о которых написал голландский путешественник Н. Витзен в своей знаменитой книге «Северная и Восточная Тартария», изданной в 1692 году: «Было 6 или 7 попыток объехать вокруг Таймырского полуострова из реки Енисея, но смелые плаватели каждый раз или погибали, или, встречаясь с массами льда, возвращались, ничего не сделав».
Хорошей подсказкой в рассуждениях об этой экспедиции стали находки советских гидрографов со вскоре ставшего печально известным гидрографического бота «Норд». Через три года, 28 августа 1944 года, это судно погибнет практически со всей командой от снарядов гитлеровской подлодки U957, только два моряка попадут в плен фашистам. В изданной в 2010 году книге «Арктические тени Третьего рейха» была рассмотрена одна из версий гибели «Норда», которая могла быть прямо связана с этой находкой.
Эту необычную версию подсказало недавнее открытие архивных документов ФСБ РФ, касавшихся Великой Отечественной войны в советской Арктике, где были приведены доклады о появлении в юго-восточной части Карского моря гитлеровских подлодок и высадке с них агентов на берега полуострова Таймыр. А также отыскание в библиотеке Главного штаба Военно-Морского Флота России отчета самого А.П. Окладникова, который был издан в 1948 году издательством Главсевморпути под названием «Русские полярные мореходы XVII века у берегов Таймыра». И ниже приведу его коротки пересказ.
Обстоятельное изучение восточного побережья Таймырского полуострова в гидрографическом отношении провела в 1940–1941 годах специальная Восточно-Таймырская экспедиция под началом А.И. Косого. Она состояла из двух отрядов: один базировался на судне «Норд», зимовавшем у западного берега залива Фаддея, другой – на базе, расположенной на материке против острова Андрея. Сотрудниками Восточно-Таймырской экспедиции в 1940 году на ранее не посещаемом северном островке в группе островов Фаддея и в заливе Симса были найдены следы погибшей здесь торгово-промышленной экспедиции русских полярных мореходов XVII века. Доктор исторических наук А.П. Окладников возглавил специальную историко-археологическую экспедицию Арктического института по исследованию места находок древних реликвий XV–XVII веков уже через месяц после окончания Великой Отечественной войны.
Первая находка, ко всему прочему, включавшая более 1500 серебряных монет и украшений с драгоценными камнями, кухонную утварь и шелковые ткани, изготовленные приблизительно в XV–XVII веках, состоялась 14 сентября 1940 года. На следующий год, в апреле 1941 года, в 70 километрах от мыса Фаддея, также во время топографических работ, были найдены остатки небольшой избы. В связи с тем что в апреле изба оказалась практически полностью под снегом, ее исследование было перенесено на лето. Первые результаты этих исследований были рассмотрены в сборнике «Проблемы Арктики» в 1943 году. Хотелось бы подчеркнуть, что советские гидрографы в этих местах стали первыми людми за 300 последних лет.
Находки гидрографов с «Норда» на острове Фаддея и в заливе Симса явились тем более неожиданными и необычными, что найденные здесь предметы несли на себе отпечаток не столько отдаленной старины, сколько роскоши и богатства. Вполне понятно, что в быстро распространившейся по становищам Крайнего Севера молве эти полярные реликвии сразу же превратились в несметные сокровища, некогда спрятанные от чужих глаз. Более того, в Нордвике и в бухте Кожевникова о них рассказывали как о кладе, где лежали «золотая булава, позолоченные мечи и кинжалы», а также о находке «солдатских мундиров со светлыми пуговицами и старинного оружия». Возможно, эти легенды достигли и Германии. Тем более что сборник «Проблемы Арктики» вполне мог оказаться на борту потопленных, но прежде досмотренных нацистами гидрографических ботов «Академик Шокальский» и «Норд».
Если судить по докладам представителей особых отделов и отделов «Смерш» Северного флота и Беломорской военной флотилии, то именно в 1943–1944 годах германские подводники с неизвестной целью уверенно ходили к самым отдаленным берегам советской Арктики, где никогда не бывало советских караванов. Зачем они шли именно сюда?
Быть может, посещая становища местных жителей на Таймыре, гитлеровцы получили информацию о несметных сокровищах, лежащих на пустынном островах Арктики? Эта информация однозначно интересовала гитлеровских чиновников, отвечавших за пополнение золотого запаса Третьего рейха. Конечно, эта версия достаточно фантастична, но, как и все остальные, имеет право на существование.
Находки на берегах заливов Симса и Фаддея продолжали волновать советских историков и в 1970‑е годы. Так, в 1971 году еще один известный советский полярный исследователь, В. Троицкий, нашел среди развалин зимовья несколько новых исторических предметов, в том числе – хорошо сохранившуюся пищаль XVII века. Неожиданные находки серьезно ставят вопрос о продолжении поисков на берегах заливов Симса и Фаддея. Подводя итог рассмотрения этих давних находок, можно твердо заявить, что первые русские мореходы приходили в море Лаптева не только с реки Лены, но и с запада, со стороны Карского моря. И первый обход на судне мыса Челюскин – северной оконечности полуострова Таймыр был ими совершен за 260 лет до знаменитого плавания на судне «Вега» А.Э. Норденшельда.
Искатель неведомых землиц Михаил Стадухин
«По той Охоте реке вниз к морю кочуют многие люди оленные, и ходят на тех оленях агришами. И дороги у них учинены большие пробойные… А по той де Охоте реке соболя и всяко зверя много и реки рыбные. Через ту реку на лошадях они бродили и едва лошади по той рыбе перебрели. А река быстраяи тою быстредью рыбу убиваети на берег выметывает многои по берегу той рыбы, что дров лежит. А утех ж де ламутцких мужиков по той реке юрты сидячие, как есть большие русские посады, а запасы у них все рыбные, сушеная юкола в рыбных же мешках и рыбная икра. А того де запасу у них запасают много, что русские хлебные анбары запасы, так у них той пасеной рыбы по юртам много». Так в ленские власти впервые услышали об Охотском крае. Тут же туда была направлена казачья экспедиция, инициатором которой стал архангельский «проведыватель новых земель» Михаил Стадухин.В середине 1970‑х годов известный советский исследователь истории русской Арктики Михаил Белов обнаружил среди картографических коллекций в Париже неизвестную русскую карту азиатского Севера, составленную в начале XVIII века русским путешественником Петром Миллером – крестником императора Петра Великого. На этой карте нет градусной сетки, да и Новая Земля здесь была изображена так, как нигде и никогда ранее никто не изображал. Она была показана, как «остров‑Камень», между которым и Азиатским материком лежит море, а в районе будущего Чукотского берега морской проход ведет к берегам Камчатского полуострова. Кто и когда так нарисовал русский Север и Северо-Восток? Трудно однозначно сказать, но то, что к рождению карты приложил свои сердце и жизнь казак Михаил Стадухин – сомнений нет.