Перейдя еще за один за Камень – Уральские горы – русские уже в 1601 году основали в Северо-Западной Сибири промышленный и административный центр – Старую Мангазею. В 1619 году в Западной Сибири был основан второй такой же центр – Енисейский острог (Енисейск). Опираясь на Мангазею и Енисейск, казаки стали предпринимать походы, на реку Лена. Слухи о богатствах «великой реки Лены» разносились по всей Сибири. Ее сравнивали с Мангазеей, некогда сказочно богатой мехами.
   Путь из Мангазеи на Лену лежал по Нижней Тунгуске и по притоку Тите; далее волоком переходили на реку Чурку, впадающую в реку Чона – приток Вилюя, по которому и выходили на Лену. Путь из Енисейска шел сначала вверх по Верхней Тунгуске до устья Илима, по которому следовали до впадения в него реки Идермы. Здесь находился так называемый «Ленский волок», ведший казаков к верховью реки Муки; следуя по этой реке, они попадали в реку Купа, а затем в реку Кута – приток Лены.
   Мангазейские казаки, закончив сбор ясака, обычно возвращались обратно, енисейские же казаки нередко селились на Лене. На почве сбора ясака между мангазейскими и енисейскими казаками проходили кровопролитные столкновения: «Меж себя у тех служивых людей для тое своей бездельныя корысти бывают бои, друг друга побивают до смерти».
   В 1630 году на Лену двинулось несколько отрядов, причем отряд мангазейского казака Мартемьяна Васильева вернулся с двумя тысячами соболей; большую часть собранного ясака он утаил в свою пользу. В том же году с Енисея на Лену перешел енисейский казачий десятник Михалка Стадухин. Точных данных о его жизни не сохранилось. Известно, что через три года в составе отряда Постника Иванова он уже собирал ясак у тунгусов на реке Вилюй. В 1641 году Стадухин был направлен с казаками в «новое место Емокон» (Оймекон), где ему «видимо учинилось» увидеть новую реку – Колыму. Его спутниками стали: Семен Дежнев, Михаил Коневал, Павел Леонтьев, Денис Ерило, Вторка Гаврилов, Андрей Иванов и 9 безымянных казаков.
   Спустившись по течению реки Индигирка, он морем прошел до устья Колымы. Вот как об этом походе вспоминал товарищ Дежнева по службе Федор Чукичев: «По морю шли две недели. А с устья Индигирки реки к востоку бежали парусом до усть Алазейки реки, а вверх парусом и собою до юкагирского князца Ноочичана полтретья дни…до лесу. И у того лесу зимовье поставили». Но казаки долго на реке Алазея не задержались.
   На следующий год они снова вышли в море и через две недели были на Колыме, по которой дошли до большой реки Анюя и срубили здесь еще один городок – ясачное зимовье – Нижнеколымский острог. Оно стояло на Стадухинской протоке, приблизительно в 20 километрах от нынешнего Нижнеколымска, основанного в 1773 году. На Колыме Стадухин пробыл год, после чего вернулся в 1645 году в Якутск. Но через два года он снова пошел на Колыму «из Якутцкого острогу итить на государеву службу в государевых судах Леною рекою, а из Лены выщел в море, а морем на Ковыму реку». Стадухину не посчастливилось пройти морем дальше поселка Игнатьева. Зато посчастливилось в ином – во время похода на тундровую реку Чукочья, где обитал оторвавшийся от основного племени чукотский род, он встретил смышленую и много знающую чукотскую женщину Калибу. Она и рассказала, что к северу от колымского устья имеется большой морской остров. Правда, что это за остров – будущий Врангеля, будущие Новосибирские или Ляховские острова, – он так и не узнал. Но все же оставил об острове письменный след. И в соответствии с полученными указаниями от местных охотнтков и промысловиков он разведал, есть ли там морской зверь морж.
   Выйдя с Колымы летом 1649 года, Стадухин поплыл на восток, но предположительно от мыса Шелагского был вынужден повернуть обратно за неимением съестных припасов. Ввиду неудачи, которую Стадухин потерпел в попытке пройти морем на «новую реку Анадырь», он решил пробраться туда сухим путем. «Пришлось возвращаться на Яну реку и зимовать на ясашном зимовье». Здесь казаки остались до 1650 года. Затем часть своих спутников Стадухин оставил на Яне, приказав следующим летом «на коче идти в море», а сам с более чем полусотней служивых людей отправился на нартах «за волок», на Колыму…
   Путешествие на нартах с Колымы на Анадырь продолжалось почти два месяца. Во время перехода через Камень (вероятно – Анюйский горный хребет) их настигли бурные ветры. Многие участники похода получили увечья или пострадали от сильных холодов.
   На Анадыре, к немалому удивлению, Стадухин встретился со своим давним соплавателем – казаком из Великого Устюга Семеном Дежневым. По словам известного советского арктического исследователя и историка Арктики Владимира Визе, «из-за возникшей конкуренции в ограблении местного населения между казачьими отрядами установились враждебные отношения, порой доходившие до вооруженных столкновений». И в 1651 году казакам Стадухина пришлось покинуть Анадырский край, чтобы поискать «новых неведомых землиц», и уйти на реку Пенжину, а затем на Гижигу, откуда морем перебраться на реку Товуй. В дальнейшем его отряд перешел в Охотский острожек, но на этом любые сведения о нем исчезают. Так считали почти 350 лет.
   Неожиданно для историков в одном из архивов Ленинграда в начале 1990‑х годов нашлась чудом сохранившаяся челобитная царю Алексею Михайловичу от некоего служилого человека Ивана Казанца, написанная где-то в середине XVII века. После длительной работы с документом выяснилось, что здесь рассказано еще о 15 годах путешествий Михаила Стадухина и его казаков.
   С Анадыря вышли в неизвестность 50 смельчаков во главе со Стадухиным. «А как мы пошли с Анадырь морем, – доносил челобитчик, – видели нужи и бедности от моря потопу много». Он не указал, к какому берегу Камчатки пристал отряд, лишь записал, что здесь пришлось бросить кочи и отправиться по зимнему пути на нартах через Каменный Нос к реке Пенжине.
   Стояли жестокие морозы и свирепствовали буйные ветры. Нарты с трудом ползли по глубокому снегу. А вокруг, по всему горизонту, были лишь скалы. От непогоды можно было укрыться только в снегу. Негде было пополнить запасы продовольствия. «И без хлеба на том волоку едва не померли», – сообщал Иван Казанец. Наконец, перейдя через Камчатский Нос и переправившись через реку Камчатку, отряд достиг Пенжины. Больше всего путешественников удивило, что ее берега оказались почти безлесными. «Лес добывали с великой нужею и с боем и за кровию».
   На реке Пенжине построили 2 новых коча, поставили паруса и отправились дальше на юг, к желанной реке Гижиге, о которой коряки поведали, что «там соболей много и лесу много». Едва кочи вышли из устья реки, как поднялась буря: «И тут уносило меня в море трое суток». Уцелел только коч Стадухина, а другой был разбит. И все же путешественники достигли берегов Гижиги и в сентябре 1651 года поставили здесь «острожек». Всю зиму они собирали здесь сведения о реках, лежащих к югу.
   В долине Гижиги жили коряки и юкагиры. Людей здесь было такое множество, что Стадухин не стал даже пробовать силой привести их в подданство России. Расстались казаки с «мужиками-юкагирами» мирно: построили суда из найденного на берегах леса и отправились в плавание по Охотскому морю. «Морской разбой» (шторм) многие дни их трепал. Несколько раз приходилось приставать к берегу чтобы залатать пробитые борта и дырявые паруса. Потом снова шли вперед. На плавание ушло целое лето, только 10 сентября 1652 года они достигли «Дирядны реки с сю сторону называемую Товуем».
   Здесь отряд Стадухина поставил очередной «острожек» и прожил еще 5 лет, приводя жителей побережья Охотского моря под «высокую руку» России. За эти годы умерли от голода и ран 37 казаков. Летом 1658 года остатки отряда вернулись в Якутск, где за заслуги Михаил Стадухин получил чин казацкого десятника, а вскоре был поверстан в атаманы.
   В 1666 году якутские власти направили его с небольшим отрядом в новый поход. Куда? Сегодня уже никто не скажет. По пути отряд подвергся нападению там, где не должно было быть врагов, и весь был перебит. Так трагически оборвалась жизнь одного из замечательных первопроходцев северо-востока Азии. В добрую память об исканиях казака Михаила Стадухина и его сотоварищей до нас дошли его так называемые «Распросные речи», где было сказано, что Новая Земля – это «остров‑Камень, в мори пояс. … промышленные люди смечают… ходят из Поморья, с Мезени на Новую Землю, и против Енисейского и Тазовского и Ленского устья тот Камень тож все одна, что называют Новою Землею». Знать, не зря искал неведомые землицы Михаил Стадухин.
Кочи Семена Дежнева домой не вернулись
   «… А я, холоп твой Сенька, от них остался на Ковыме реке в острожке с служилым человеком со Вторым Гавриловым с товарищи, всего тринатцатью человеки для твоего государева ясашного збору. И те, иноземцы юкагири, видя нас, холопей твоих, немногих людей, собрався сот пять и больши, приходили к нам, холопям твои, к острожку приступом и обсадили нас в острожке, и многих переранили, меня холопа твоего Сеньку, в голову стрелою жезнецею ранили, и в острожке многие иноземцы к нам сильно вломились». И таковыми было большинство походов бесстрашного казака Семена Дежнева. Среди простых русских людей, вписавших немало блестящих страниц в историю российской географии, он занимал одно из виднейших мест.
   Семен Иванов Дежнев родился в 1605 году в древнем русском городе Великий Устюг. В 1638 году в составе отряда Петра Бекетова он прибыл на службу в Ленский острог, к этому времени ставший центром обширного Якутского воеводства. Начиная с 1640 года, он неоднократно участвовал в походах по Восточной Сибири, где чаще всего бывал сборщиком ясака, причем нередко у враждебных племен.
   После покорения Сибири атаманом Ермаком (Тимофеевичем) все Сибирское ханство присоединилось к Московскому государству, и перед русскими первопроходцами открылось множество дорог в ранее неведомые районы. Тяга русских в Сибирь обуславливалась тем, что в этот период в экономической жизни Московского государства особо важную роль играла пушнина («мягкая рухлядь»). Мех соболя, горностая, чернобурой лисицы и других пушных зверей, в изобилии водившихся в сибирской тайге, дорого ценился на рынках Западной Европы и стран Ближнего Востока. Пушнина приобрела роль валюты. С открытием реки Колымы число казачьих походов на восток заметно увеличилось. Особенно после того, как Михаил Стадухин отыскал сведения о существовании неких северных земель – «в мори Камень-пояс», находящихся выше колымского устья. Помимо пушнины Сибирь славилась своим промыслом морского зверя и моржовым клыком («рыбьим зубом»), находивших широкий сбыт в Европе.
   В XVII веке новой областью Московского государства – Сибирью – управлял особый Сибирский приказ, находившийся в Москве. В состав этого приказа входило весьма важное отделение, названное «Соболиной казной». Оно ведало приходом и расходом «мягкой рухляди» и «рыбьего зуба», доставлявшихся целыми обозами из Сибири в Москву. Сибирский же приказ направлял воеводам предписания («наказы»), содержащие требования искать «новые землицы», население которых могло бы платить ясак (дань) пушниной и моржовым клыком. Найти новые места соболиного и моржового промысла стремились и сами промышленники. Вслед за ними или вместе с ними в глубь Сибири пошли отряды казаков, покорявшие местные племена и облагавшие их ясаком. В поисках промысловых районов русские первопроходцы очень скоро достигли азиатских берегов Ледовитого и Тихого океанов.
   Летом 1646 года промышленник Исай Игнатьев, родом из Мезени, с восемью спутниками дошел на коче до устья реки Колымы, а отсюда вышел в Ледовитое море. Через двое суток он достиг некой губы, на берегах которой жили чукчи. Скорее всего, это была Чаунская губа. Обмен привезенных товаров и железных ножей на мягкую рухлядь и рыбий зуб оказался настолько удачным, что в Нижнеколымском остроге сразу же началась подготовка к новой экспедиции в эти края. Более того, власти Нижнеколымского острога узнали, что на востоке есть неведомая река Анадырь, на островах которой много лежбищ моржа. И к лету 1647 года, то есть к выходу экспедиции, все ее основные организационные вопросы были решены.
   Во главе экспедиции был поставлен приказчик московских (по другим данным, великоустюгских) купцов Федот Алексеев Попов (в литературе встречается под именем Федота Алексеева или Федота Холмогорца). В состав экспедиции входило еще 62 человека – 50 «своеужников», т. е. промышленников, которые имели свое охотничье снаряжение («ужину»), и 12 «покрученников» – промышленников, не имевших собственного снаряжения, продовольствия и нанявшихся («покрутившихся») к Федоту Попову на условиях отдачи в его пользу двух третей добычи. Для придания государственной значимости плаванию Попов попросил власти Нижнеколымского острога включить в экспедицию служилого человека для сбора ясака. Узнав об этом, Семен Дежнев подал челобитную с просьбой о назначении его в экспедицию, обязуясь представить в казну две трети пушнины. Его ходатайство было быстро удовлетворено. Более того – как представитель государственной власти он тут же прнял на себя руководство отрядом. Федоту Попову не осталось иного, как стать целовальником – первым его помощником.
   Но поход для поиска лежбищ моржа, торговли с чукчами и открытия неведомой реки Анадырь оказался неудачным. Отряд на 6 кочах во главе с Семеном Дежневым сделал попытку пройти морем из Колымы в Анадырь. Однако поход окончился неудачей, так как в море были встречены тяжелые льды. Вернувшись домой, Семен Дежнев и Федот Попов решили приготовиться к новой экспедиции более основательно. Замысел найти морской путь на Анадырь, где по рассказам коренного населения жили «незнаемые народы в великом множестве», был практически реализован на следующий год. Как и прежде, во главе экспедиции, состоявшей из 90 казаков, стояли ее инициаторы Семен Дежнев и Федот Попов. Первый стал начальником по сбору ясака, на что получил «наказную память», а второй в этой наказной памяти был назначен таможенным чиновником, то есть первым помощником Дежнева. По существующим тогда правилам остался целовальником.
   Отряд вышел из Нижнеколымского острога 30 июня (по другим данным, 20 июня) 1648 года на 7 кочах, и в сентябре достиг Чукотского Носа (ныне мыс Дежнева) в Беринговом проливе. Первоначально предполагалось, что в его составе будет 6 судов. Но непосредственно перед походом казак Герасим Анкудинов предложил включить в состав экспедиции и собственный коч. Отряд был разделен на три части: первая – 29 человек под командой Федота Попова, вторая – под командой москвичей Афанасия Андреева и Бессонна Астафьева (из ее состава известны имена только 9 человек), третьей командовал Семен Дежнев (здесь известны имена только 18 человек). К Беринговому проливу пришли лишь 3 коча, остальные пропали без вести вместе с командами. Вероятно, они разбились о прибрежные скалы, а казаки либо были перебиты коряками, либо умерли от голода. Крайнюю восточную оконечность Азии, которую Дежнев назвал «Большим Каменным носом» и которая сегодня названа его именем, отряд обогнул около 20 сентября. Правда, в отряде осталось только три коча: Дежнева, Попова и Анкудинова. Остальные кочи пропали. Возможно, следы их команд были случайно найдены в 1937 году на полуострове Кенай (Аляска). Здесь были найдены развалины большого русского поселения трехсотлетней давности. Однако и сегодня ясности в этом вопросе нет.
   А вот как описал С. Дежнев огибание восточной оконечности Азии: «Подлинная признака большого Чукоцкого Носа есть та, что против оного лежат острова, на коих живут люди зубатые». Скорее всего, он говорил о нынешнем мысе Дежнева и об островах Диомида, жители которых в старину носили в качестве украшения, продетые через губу изделия из моржовой кости. В последующем в Беринговом проливе разбило еще один коч – Герасима Анкудинова, который успел перебраться на коч Попова. Когда оба уцелевших коча уже вышли в Тихий океан и штормом были разбросаны, в этот день бесследно исчез коч Федота Попова.
   Коч Семена Дежнева долго носило по морю и «после Покрова Богородицы всюда неведомо и выбросило на берег, в передний конец, на Анадырь реку». Предположительно его вынесло на берег Олюторского полуострова.
   Только через несколько лет Дежневу, которого уже считали погибшим, удалось сообщить в Москву о своих злоключениях: «А Ковымы-реки идти морем на Анадырь-реку, и есть Нос, вышел в море далеко, а против того Носу есть два острова, а на тех островах живут чукчи, а врезываны у них зуб, прорезываны губы, кость рыбий зуб, а лег тот Нос промеж север на полуношник. А с русскою сторону Носа признака: вышла речка, становье тут чукоч делано, что башни из кости китовой. Нос поворотил круто, к Анадырь-реке подлегло. А доброго побегу от Носа до Анадыря-реки трои суток, а более нет». Далее Дежнев сообщил, что на его коче было 25 человек. Когда шторм выбросил на берег его утлое судно, он решил со своими спутниками направиться через горы к реке Анадырь. Позже об этом путешествии он написал следующее: «И пошли мы все в гору, сами путь себе не знаем, холодны и голодны, наги и босы. И шел я, бедный Семейка с товарищами до Анадыря-реки ровно десять недель, и пали на рекуАнадырь вниз, близко моря, и рыбы добыть не могли, лесу нет. И с голоду мы, бедные, врознь разбрелись. И в верх по Анадыре пошло двадцать человек, и ходили двадцать ден, людей и аргишниц, дорог иноземных не видели, и воротились назад».
   Дежнев поставил на Анадыре острог, построил новые суда и собирался предпринять поход вокруг Чукотского Носа к устью Колымы, а возможно, и Лены. Но за неимением крепких парусов, канатов и якорей он «не посмел» отправиться в этот дальний путь, тем более что море по «скаскам тамошних народов не всякий год от льду чисто бывает».
   В 1652 году он открыл богатые лежбища моржей и, по свидетельству современника, набрал на том острове «пудов ста с два и более крупных рыбьих костей (клыков) и пудов с восемьдесят мелких костей и обломков». Лежбище оказалось исключительно богатым. На берегу находилось много «заморного зуба», то есть клыков моржей, погибших здесь же естественной смертью. Со временем от температурного воздействия такой клык становился «заморным» – светло-желтого цвета, с прожилками причудливых линий, что значительно повышало его ценность.
   К этому времени в составе его отряда осталось только 12 казаков, с которыми Дежнев продолжал исследование «Анадырской землицы». Однажды, через два года, в коряцком селении, мужское население которого при приближении казаков разбежалось, Семен Дежнев нашел среди женщин и детей «якутскую бабу», жившую некогда у Федота Попова, которая якобы и рассказала о судьбе пропавшего коча. Подробнее об этом будет рассказано в главе 3.
   Когда в Анадырском остроге скопилось много пушнины и моржового клыка, Дежнев задумал перевезти этот ценный груз сухим путем.
   Считая цель своих путешествий достигнутой, Семен Дежнев начал хлопотать о своей замене и о разрешении вернуться в Якутск. И эта смена состоялась в конце 1659 года. На следующий год казак-путешественник с группой заметно состарившихся единомышленников перешел через Анюйский хребет на реку Колыму, покинутую им 12 лет назад для плавания по «Великому морю-окиану». Так завершилось одно из трагических, но весьма выдающихся океанских плаваний, которое положило конец ошибочным представлениям о соединении материков Азии и Америки. Многочисленные памятники и географические названия, появившиеся в XVIII–XX века стали лучшей памятью русским землепроходцам с исчезнувших кочей Семена Дежнева.
Пропавший бесследно Иван Толстоухов
   В 1686 году 60 смельчаков из Туруханска на трех кочах спустились вниз по Енисею и попытались пройти на восток вдоль северных берегов Сибири. Возглавил экспедицию сын видного русского дворянина Иван Толстоухов, по прозвищу Толстое Ухо. Однако никто из смельчаков домой не вернулся.
   Жителя Мангазеи Ивана Толстоухова знали не только в Мангазейском воеводстве. О нем писали даже в Западной Европе. Известный голландский этнограф и географ Н. Витсен, ссылаясь на сведения, полученные от тобольского наместника А. Головина, в книге «Северная и Восточная Тартария», изданной в 1692 году, рассказал об экспедиции Ивана Толстоухова, которая собиралась дойти до Лены, а потом обогнуть Ледяной мыс, то есть пройти на Таймыр. Но экспедиция пропала без вести. Ее судьба волновала многих полярных историков. Так, в 1950–1970‑е годы огромную работу по восстановлению маршрута экспедиции Ивана Толстоухова проделал известный советский полярный историк Михаил Белов и рассказал о ней во многих своих работах.
   Летом 1738 года для описи западной части полуострова Таймыр на борту бота «Оби-Почталион» вышла Енисейская экспедиция во главе со штурманом Федором Мининым. Во время этого плавания руководитель экспедиции сделал в вахтенном журнале записи о десятках встреченных на побережье промысловых зимовий их и нанес их на карту. Именно так Минин обнаружил крест Ивана Толстоухова. Со слов М. Белова, в вахтенном журнале бота «Оби-Почталион» одним из июльских дней 1738 года была сделана следующая запись: «Паренаго рапортовал: написано на кресте – “7195 год. Ставил оный крест мангазейский человек Иван Толстоухов”». Эта находка была сделана по случаю поездки Паренаго в зимовье Крестовское, что расположено в нижней части Енисея, на правом его берегу. Надпись на кресте означает, что Иван Толстоухов поставил его в 1687 году. Такие кресты обычно появлялись на пути движения поморских экспедиций».
   Но это же означало и иное: толстоуховская экспедиция в 1686 году ушла от Туруханска недалеко и была вынуждена зимовать в Крестовом зимой 1687 года.
   Далее экспедиция Ивана Толстоухова направилась на север. Она обогнула Северо-Восточный мыс, двигаясь вдоль западного берега Таймырского полуострова. Предположительно в 1688 году на северном берегу Пясинского залива толстоуховцы соорудили зимовье и провели здесь очередную зиму. Это зимовье обнаружил летом 1740 года Федор Минин и тут же нанес на карту, в дальнейшем направленную в Санкт-Петербург, в Адмиралтейств-коллегию. При этом Михаил Белов рассматривал «толстоуховский след» и на последних стоянках некогда погибшей на берегах заливов Симс и Фаддея русской экспедиции, найденных в 1940 году. Об этих находках уже рассказано.
   В основу своей гипотезы Белов положил найденный в заливе Симса нож, на рукоятке которого было написано замысловатой вязью «Акакий Муромец». Среди туруханских промышленников такой человек действительно был, но его имя исчезло из списка промышленников, проживавших в Туруханском районе, в 1660–1680 годы. Более того, примерно в этот же период из списков промышленников Енисейского уезда таинственно исчезли имена еще двух Муромцев. Но находились ли они в составе экспедиции Ивана Толстоухова, или они попали в район залива Симса ранее, пока установить не удалось.
Последняя экспедиция Витуса Беринга
   История плаваний Витуса Беринга и его спутников, особенно Вторая Камчатская экспедиция, была полна трагических событий. Несмотря на разносторонние меры, безжалостная цинга косила потерпевших крушение русских моряков одного за другим, даже очень опытных. Так, среди прочих 22 ноября 1741 года умер старейший участник Второй Камчатской экспедиции штурман Андрей Эйзельберг (Андрис Эзельберх).
   Сам Витус Беринг спокойно ожидал надвигающуюся смерть. Вот как описал последние дни капитан-командора ее очевидец Свен Ваксель: «Капитан-командор Беринг скончался 8 декабря 1741 года. Тело его привязали к доске и закопали в землю; все остальные наши покойники похоронены были без досок. Не могу не описать печального состояния, в котором находился капитан-командор Беринг ко времени своей кончины, тело его было наполовину зарыто в землю уже в последние дни его жизни. Можно было бы, конечно, найти средство помочь ему в таком положении, но он сам не пожелал этого и указывал, что те части тела, которые глубоко спрятаны в земле, сохраняются в тепле, а те, что остаются на поверхности, сильно мерзнут. Он лежал отдельно в небольшой песчаной яме – землянке, по стенкам которой понемногу осыпался песок и заполнял яму до половины, а так как он лежал в середине землянки, то получилось так, что тело его наполовину было засыпано песком». Это плавание стало последним в жизни знаменитого русского путешественника.
   В истории исследования морских путей Арктики, идущих вдоль северных берегов Сибири, новая страница открылась в результате неутомимого труда ряда экспедиций, снаряженных по замыслу императора Петра I – великого преобразователя России. Великий самодержец хорошо понимал, что его государству нужно всемерно развивать торговые связи с заморскими странами. Ведь войны, которые он вел со Швецией, Турцией и Персией, были прежде всего войнами за выход к открытому морю, по которому Россия могла беспрепятственно направлять свои торговые суда в любые страны.
   В 1713 году Федор Салтыков, один из образованнейших государственных деятелей петровского времени, представил Петру I свои «пропозиции», в которых, среди прочего, советовал построить суда в устье Енисея, «теми кораблями кругом Сибирского берега проведать, не возможно ли найти каких островов, которыми б мочно овладеть. А ежели таких островов не соищется, мочно на таких кораблях там купечествовать в Китай и в другие островы». Салтыков всячески доказывал выгодность открытия северо-восточного пути из Европы в Азию. «И ежели оный проход до китайских и до японских берегов соищется свободный, в том будет нашему государству великое богатство и прибыль, потому изо всех государств, как из Англии, Голландии и из иных, посылают в Ост-Индию корабли… И по обретению оного (Северо-Восточного прохода. – Авт.) станут желать ходить тем путем». Для сбора таможенной пошлины с кораблей, идущих в Ост-Индию, автор проекта предлагал посторить крепости на Вайгаче, на Новой Земле и на материке против Новой Земли. Рассмотрев эту пропозицию, царь Петр приказал генерал-адмиралу графу Ф. Апраксину обдумать вопрос о направлении экспедиции на восток из устья Енисея. И в следующем году граф Апраксин представил царю проект «О взыскании свободного пути морского от Двины реки даже до Омурского устья и до Китая». Но только через двадцать лет все пункты этой программы вошли в инструкции флотским офицерам Малыгину, Овцыну, Лаптевым и другим руководителям флотских отрядов Второй Северной экспедиции Витуса Беринга, известной в истории под названием Великой Северной экспедиции.