Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- Следующая »
- Последняя >>
Сергей Алексеевич Ковалев
© Ковалев С.А., 2011
© ООО «Издательский дом «Вече», 2011
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
© ООО «Издательский дом «Вече», 2011
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
Введение
Суровая и холодная Арктика – край мороза и пурги. Закованные в лед моря, острова, архипелаги и берега, не вернувшиеся в родной порт и вмерзшие во льды суда и корабли, занесенные метелями поселки. Бескрайняя ледяная стихия, враждебная человеку. Но есть и другая Арктика – в граните, в каменных гуриях, в обетных и надмогильных крестах. По всему Крайнему Северу – в тундре, на берегах Ледовитого океана, на покрытых льдом островах, на заброшенных стоянках стоят немые свидетели самоотверженности и мужества героев, которые шли покорять арктические моря и пустыни. Славными именами полярных исследователей – Руаля Амундсена, Виллема Баренца, Витуса Беринга, Фердинанда Врангеля, Семена Дежнева, Т. Де-Лонга, Дмитрия и Харитона Лаптевых, Петра Пахтусова, Федота Попова, Владимира Русанова, Георгия Седова, Эдуарда Толля, Джона Франклина, Семена Челюскина и многих других – справедливо гордятся во всем мире. Эти исследователи показали незабываемые примеры самоотверженности ради покорения Арктики. И сегодня их имена хорошо известны каждому цивилизованному жителю нашей планеты.
Но есть среди покорителей арктических морей и пустынь тысячи моряков, кормщиков, промышленников, купцов, имена которых не стали достоянием мировой истории. Об их судьбе ни родные, ни близкие уже никогда не узнали. Меж тем этих людей роль в освоении арктических пустынь не меньше, чем заслуги вышеназванных. И хотя имена многих пионеров освоения Арктики уже затеряны в тумане истории, но ниже мы вспомним их, и по возможности – поименно. Правда в большинстве случаев – очень и очень скупо, так как туман мировой истории с годами стал откровенно «непроницаемым». А сколько промысловых зимовий и безвестных крестов, стоящих на арктических берегах и островах еще хранят память об их подвигах! Тем более, что зимовья нередко становились убежищем для моряков и промышленников с кораблей и судов, погибших в неравной борьбе с суровой Арктикой. К сожалению, только малая часть этих памятных мест известна нам и сегодня.
Данная книга представляет собой первую попытку собрать воедино имена погибших арктических путешественников, мореходов и полярников в назидание новым поколениям жителей России. Сразу же оговорюсь, что здесь будет рассказано не только о погибших экспедициях, но и о тех, которые вернулись домой.
Но есть среди покорителей арктических морей и пустынь тысячи моряков, кормщиков, промышленников, купцов, имена которых не стали достоянием мировой истории. Об их судьбе ни родные, ни близкие уже никогда не узнали. Меж тем этих людей роль в освоении арктических пустынь не меньше, чем заслуги вышеназванных. И хотя имена многих пионеров освоения Арктики уже затеряны в тумане истории, но ниже мы вспомним их, и по возможности – поименно. Правда в большинстве случаев – очень и очень скупо, так как туман мировой истории с годами стал откровенно «непроницаемым». А сколько промысловых зимовий и безвестных крестов, стоящих на арктических берегах и островах еще хранят память об их подвигах! Тем более, что зимовья нередко становились убежищем для моряков и промышленников с кораблей и судов, погибших в неравной борьбе с суровой Арктикой. К сожалению, только малая часть этих памятных мест известна нам и сегодня.
Данная книга представляет собой первую попытку собрать воедино имена погибших арктических путешественников, мореходов и полярников в назидание новым поколениям жителей России. Сразу же оговорюсь, что здесь будет рассказано не только о погибших экспедициях, но и о тех, которые вернулись домой.
Глава 1
Русские экспедиции, навеки оставшиеся на «северах»!
В древнейшие времена в Греции родилась легенда о стране гипербореев, которая была расположена на Крайнем Севере, за пределами дуновений холодного ветра Борея, где полгода длится день, а полгода – ночь. Исключительно важными для историков стали рассуждения о полярных странах знаменитого греческого ученого и воспитателя Александра Македонского – Аристотеля, который на одном из рисунков своего труда «Метеорологика» изобразил южный и северный полюса Земли, а в тексте отметил, что после «летнего солнцеворота» постоянно дуют северные ветры (бореи). «Объясняется это тем, – писал Аристотель, – что борей дует из полярной области, полной воды и снега». Но первым, побывавшим в районе Полярного круга в 325 году до нашего летоисчисления, оставившим после себя письменные свидетельства о существовании страны полуночного солнца – Туле и «свернувшегося моря», стал древнегреческий астроном и географ Пифей. Первым, кто к 890 году нашей эры проник в Баренцево и Белое моря и достиг устья реки Северная Двина (по другим данным, Варзуга), стал норвежец Отар из Халогаланда. Этот поход открыл путь из Норвегии к мурманскому берегу.
Появление русских людей на берегах Белого моря предположительно произошло в начале XII века. А в 1342 году новгородский боярин Лука Валфромеев основал на берегу Северной Двины городок-крепость Орлец. Однако отдаленность от Новгорода удобных и богатых промысловых мест на Севере и трудности шедших туда путей стали основными причинами, почему простому переселенцу трудно было туда попасть. Он застревал на пути, задержанный широкими порожистыми реками, каменными скалами-сельгами и топкими болотами Обонежья. На далекий морской берег (Терский, Поморский, Летний, Зимний, как его называли в разных местностях) могли проникнуть только хорошо снаряженные и снабженные партии колонистов, имевшие целью основать новый промысел или приобрести новое становище для морского лова. Такого рода партии и формировались новгородскими боярами, желавшими завести или увеличить свои промысловые заимки на Севере. Они шли туда на конях или на лодках-«ушкуях» и чаще всего добирались до морского берега. Выйдя к морю, они шли морем вдоль берегов, ища удобных мест для жизни. Найдя устье реки, впадающей в море, они входили в реку до первых ее порогов. Привлекали их и удобные бухты, в которых можно было основаться для ловли рыбы и боя моржей. Все удобные места, не занятые ранее, занимались последними на имя господина и становились боярской вотчиной.
Затем, распространяясь затем от первых становищ по берегу или в глубь страны, они покоряли инородцев – «корельских детей», «самоядь» или «лопь дикую», естественно, чаще всего, получая в том отпор. И много покорителей со славянскими именами так и остались навсегда в дремучих северных лесах или на безлюдных берегах заполярных рек.
В последующих сохранившихся до наших дней письменных материалах нет точных указаний на то, как и когда в XIII–XIV веках началось движение Московского княжества на север. Есть только намеки на распространение в северном направлении княжеских вотчин московских, ростовских и ярославских князей. Эти устремления также были связаны с возрастающим отпором местных жителей. И только к середине ХVI столетия для сношений с иностранными купцами на Кольском полуострове появились пристани и таможни в Коле, Варзуге, Кевроле, Мезени и Пустозерске.
В Печорском крае новгородцы появились много раньше, чем на берегах Белого моря. В 1095 году в летописи Нестора сообщается, что новгородцы ходили за данью в государственные «волости» Печора и Югра (область ниже Оби), где собирали дань с остяков и ненцев. По всему новгородскому пути на Югру возникали русские промысловые поселения, такие как Ижемская слобода (у впадения реки Ижмы в Цыльму), Усть-Цылемская слобода и Пустозерский острог. Вся пушнина, добывавшаяся на северо-востоке, целиком шла в Поморье, где был устроен ряд торговых гаваней для торговли с иностранцами. Примерно в это же время русские поморы освоили путь через Карское море, Обскую и Тазовскую губы и в Старую Мангазею (город на реке Таз, чуть выше впадения в нее реки Панча-Яга). Когда иностранцы – англичане и голландцы – появились в Северном Ледовитом океане, то уже в середине XVI века они нашли здесь русских мореходов, которые знали берега Карского моря и, как сообщал один из иностранцев, свободно говорили по-самоедски и хорошо знали реку Обь. В 1607 году у впадения Турухана в Енисей возникло Туруханское зимовье, в которое через 70 лет была перенесена резиденция мангазейских воевод. Оно стало называться Новой Мангазеей (в наши дни город Туруханск). Итальянский купец Мауро Урбино в начале ХVI века рассказал, что русские поморы хорошо знали дорогу к Новой Земле.
Стимулом к освоению поморами морских и охотничьих промыслов на Шпицбергене стал указ царя Михаила Федоровича, запретившего где-то между 1596 и 1645 годами так называемый «Мангазейский ход». Весь замысел заключалась в засекречивании для иностранцев морского пути к устьям рек Обь и Енисей. Попутно плавания к сибирским рекам для ведения зверобойного и морского промысла были запрещены также двинянам и печорцам. А чтобы не было соблазна, с 1620 года промыслы и торговля в северных морях были обложены повышенными государевыми пошлинами. Для надлежащего контроля исполнения царского указа в пролив Югорский Шар и на полуостров Ямал были направлены стрельцы, которые создали здесь мытные заставы и собирали с проходящих промышленников новое мыто. И простым поморам пришлось искать новые районы для промысла. После выхода указа мурманские и архангельские промышленники, издавна привыкшие к суровым зимовкам на северных островах и землях, двинулись в глубь Арктики, где свобода промысла моржа, белухи, белых медведей, оленей и песцов пока еще никем не ограничивалась. И в первую очередь таким районом стал Грумант.
Однако письменных документов об этих походах наши предки оставили слишком мало. Только благодаря (если уместно так сказать) сохранившиися преданиям о морских походах, исчезновении или гибели в них промысловиков или путешественников, сегодня мы знаем об этой горькой, но оттого не менее ценной стороне российской истории.
В действительности же присоединение Западной Сибири началось значительно раньше, и первыми русскими воеводами, возглавившими в 1483 году большой поход в сибирские земли, были вышеупомянутые Федор Курбский Черный и Иван Салтык-Травин.
В 1480‑е годы русские войска разгромили татарское войско Ахмед-хана и тем самым покончили с ненавистным ордынским игом. Но неверно было бы считать, что ордынская опасность более не угрожала русским границам. Ведь еще кочевали в Диком поле, поблизости от русских рубежей, остатки Большой орды. Казанский Али-хан (Алегам) продолжал враждебно относиться к Москве, более того – казанцы стали нападать на заволжские земли. Казанского хана поддерживала Ногайская орда, мурзы которой со своими сотнями нередко совершали набеги на русские земли. К союзу с Казанью склонялся и сибирский хан Ибак. Получалось, что Русь от Волги до Иртыша была окружена недругами. И самым опасным здесь было то, что под угрозой оказались новые русские владения в Приуралье – Великая Пермь.
Приуральские владения Руси и раньше подвергались набегам со стороны вогулов (манси), живших по обе стороны Уральских гор. В 1445 году они разорили Усть-Вымский городок на реке Вычегда, убили местного священника. Через двадцать лет их нападение отбили вятчане и пермяки. В 1481 году вогульские отряды вторглись в Пермь Великую и осадили город Чердынь. Их удалось прогнать только с помощью отрядов из Великого Устюга. Особую активность в этих нападениях проявлял «князь» Асыка – владетель «Пелымского княжества». Он действовал очень расчетливо и хитро, при приближении русской рати быстро уходил обратно за «Камень» (Уральские горы). Разрозненные и слабые в военном отношении вогульские и остяцкие князьки не могли оказать достойного сопротивления. За эти годы хан Ибак успел продвинуть свои владения до Тавды и Среднего Иртыша. Он подчинял местное население, требовал ясака и воинов для своего войска. Наконец терпение у московского государя закончилось.
Поход был задуман широко. В состав «судовой рати», кроме большой великокняжеской московской дружины, вошли отряды из Вологды и Великого Устюга, из Двинской земли (вычегжане, вымычи, сысоличи), из Приуралья (пермяки, чердынцы). А возглавить войско было поручено государевым воеводам – князю Федору Курбскому Черному и Ивану Салтык-Травину.
Князь Федор Курбский Черный принадлежал к самой верхушке московской знати. Свою родословную Курбские вели от внука знаменитого киевского князя Владимира Мономаха – Ростислава Смоленского. В разрядной книге Ф. Курбский Черный был записан среди «больших воевод», годом раньше направленных в Нижний Новгород беречь город от «Алегама царя». Не этот ли опыт командования большой «судовой ратью» стал решающим при назначении в сибирский поход?
Не менее известен был и воевода Иван Салтык-Травин. Он тоже был из смоленских князей. Прадед воеводы – Иван Собака – был боярином при двух московских князьях: Дмитрии Донском и Василии I, прославился строительством белокаменного Московского Кремля в 1367 году. Дед – Семен Трава – имел боярский чин. Его сыновья, в том числе и отец Салтыка-Травина, стали уже «государевыми служивыми людьми», то есть профессиональными военными. Иван Салтык-Травин тоже имел опыт вождения «судовой рати»: в 1469 году он ходил походом на Вятку.
Сибирский поход 1483 года, в отличие от большинства походов того времени, был подробно описан многими историками. Поэтому сегодня мы можем рассказать о нем со всеми подробностями.
Из Вологды воевода Салтык-Травин вывел свои войска 25 апреля. В Великом Устюге он соединился с войском князя Федора Курбского Черного. Отсюда объединенное русское войско вышло 9 мая.
«Судовая рать» пошла под парусами вниз по реке Сухона на больших насадах (кораблях с палубными надстройками и плоскими днищами) и несколько меньших палубных ушкуях, вмещавших до 30 воинов с оружием и продовольствием. У рулей судов стояли опытные «кормники», хорошо знавшие северные реки, по которым новгородские «ушкуйники» ходили еще несколько столетий назад, проникая за Уральский хребет до самой Обской губы.
Из устья Сухоны войска свернули в Северную Двину, здесь течение само несло русские суда. Когда свернули в реку Вычегду, то пошли уже на веслах, останавливаясь у всех городков и принимая на борт местные отряды. Так было, когда шли по реке Сысоле, затем Кельтме-Вычегодской и, наконец, – вышли на реку Кама. Сравнительно быстро достигли город Чердынь, чьи деревянные стены не раз останавливали вогуличей, тайком приходивших сюда из-за «Камня». Здесь заканчивалась русская земля и начинался собственно Сибирский поход. Весь путь от Великого Устюга до Уральских предгорий занял примерно месяц.
Сначала река Вишера текла в низких берегах, одетых хвойными лесами, спокойно и неспешно, и непонятно было, почему местные жители назвали ее Яххтелья, то есть «Река порогов». Много позже речные берега стали горбиться скалами и утесами, река проявила свое коварство: острова, мели, каменные перекаты. Из-за поворотов выплывали навстречу каравану утесы: Ясбурский камень, Витринский камень, Головский камень и т. д. Близ речки Вилсуй, притока Вишеры, караван остановился. Здесь был поворот прямо к «Камню», до самого перевала. Вот здесь-то русские воеводы и ратники почувствовали, что значит переход по настоящей горной реке. Ушкуи тянули бечевой, сложив на палубы бесполезные весла. Ратники скользили на мокрых камнях, срывались в бешено ревушую воду, вставали и снова хватались за бечеву. И так день за днем, верста за верстой, почти две тысячи верст. Наконец воины дошли до Растесного камня, за которым кончалась река и начинался сам «Камень». По другую сторону перевала, неподалеку от истоков Вилсуя, начинались истоки первой сибирской реки Коль – притока Вижая. А Вижай сливался с рекой Лозьва – приграничной рекой «княжества Пелымского». Летописцы не сообщили никаких подробностей небывалого горного волока через перевалы Среднего Урала, но можно предположить, каких неимоверных усилий в перетягивании ушкуев, сколько трудов по переносу пушек-«тюфяков», пищалей, припасов и снаряжения, сколько пота и крови это стоило русским воинам.
Ушкуи были весьма тяжелы: их катили вверх на бревнах, впрягаясь в бечеву десятками людей. Пушки волокли на деревянных полозьях, тоже бечевой. Пищали, огненный припас, ядра и «дробосечное железо», панцири, тюки с припасами, весла, рули, снасти тащили отдельно на плечах. И так день за днем, со стоном и надсадным хрипом, до кровавого пота, через силу. Вполз караван на перевал, начался спуск – тоже нелегкий и опасный. Теперь ушкуи не тянули бечевой, а сдерживали, упираясь ногами в камни. И, видимо, великим счастьем показались ратникам горная речка Коль: хотя было здесь немного воды, и перегораживали судовой путь бесчисленные пороги и каменные перекаты, но все-таки не на руках нужно было нести ушкуи, а кое-где можно было плыть по течению. Нелегким был путь и по порожистому Вижаю, но шире уже стала река и не такая уж бешеная, и на Лозьве тоже были пороги, но уже редкие, да глубина здесь была достаточная, а дно – в основном песчаное.
Верст за 80 до устья Лозьвы левый берег стал постепенно сглаживаться, потянулись песчаные отмели, леса, болота. Здесь стали встречаться первые селения вогульских охотников и рыболовов – паулы. В шалашах, крытых берестяными полотнищами, – юртах совместно жили разные поколения вогульских семей, насчитывавших до нескольких десятков человек: деды, сыновья, внуки с женами и детьми.
Зимой, когда болота замерзали, вогулы уходили в тайгу и там «лесовали» до весны. Летом они обычно переселялись во временные селения на берегу рек и озер, ловили и заготавливали рыбу. На этот раз, узнав о приближении «судовой рати», они разбежались по лесам. Поэтому до самого Пелымского городка московская рать не встретилась с вогулами, хотя знала, что за ней постоянно наблюдали из-за стволов деревьев и из-за кустов.
Известие о том, что русские суда «перелезли» через «Камень» и плывут по сибирским рекам Лозьва и Тавда, обеспокоило «князя» Асыку. По его кличу отряды и дружины малых «князцов» стали собираться в районе Пелымского городка, обнесенного земляным валом и деревянными стенами.
Русская «судовая рать» появилась у этого городка утром 29 июля 1483 года: неожиданно и раньше расчетного срока. Ей навстречу вылетели легкие лодки-берестянки с вогульскими лучниками. Однако очень быстро они были отогнаны выстрелами из «тюфяков» и пищалей, так и не дойдя на дистанцию выстрела из лука. Боевой вогульский лук – страшное орудие в умелых руках. Его еловые стрелы с железными наконечниками могли пронзить человека насквозь.
Ушкуи стали подплывать к берегу, где грозно стояли, выставив копья с наконечниками в виде двухсторонне заточенного ножа и охотничьи рогатины, вогульские воины. Прозвучал новый залп из пищалей, «тюфяков» и «ручниц». Пелымский берег затянуло клубами черного порохового дыма. Прямо с бортов на песок стали прыгать вологжане, вычегжане, сысоличи, вымичи, устюжане. Московские боярские дети перезаряжали на ушкуях «ручницы» и продолжали стрелять по ближайшим вогульским отрядам. Дрогнули вогуличи и начали разбегаться. Дольше всех держались богатыри-урты. У них были мечи, удобные в рукопашном бою, и даже кольчуги, которые попадали к ним из татарских земель. Но устоять против русских ратников, защищенных панцирями и кольчугами, они не могли. Когда «князь» Асыка с сыном Юшманом в окружении телохранителей побежал к ближайшему лесу, побежали и урты. В бою было убито 7 русских воинов и много вогуличей.
Конечно, «судовая рать» имела явное превосходство в вооружении, и потому был достигнут быстрый успех. Но, видимо, местное население не слишком хотело воевать против русской дружины: простые охотники и рыбаки соседствовали с пермяками, часть вогульских родов, живших западнее Уральских гор, уже давно стали российскими подданными. Перед сибирскими «народцами» стоял выбор: попасть под власть тюменского «царя» Ибака или искать покровительства у московского царя. Последнее по многим причинам было предпочтительнее…
Показательно, что после разгрома и бегства Асыки больше не было сражений с вогулами. Были отдельные стычки в прибрежных селениях, когда русские ратники высаживались на берег. Не решился вступить в бой и хан Ибак, хотя «судовая рать» прошла по краю его владений.
С разгромом Асыки была достигнута главная цель похода: «княжество Пелымское» больше не могло угрожать «Перми Великой». Но русские воеводы решили идти далее – на Обь, где властвовал «большой князь» Молдан.
Летописец сообщает «Пошли вниз по Тавде-реке, мимо Тюмени в Сибирскую землю; воевали, идучи, добра и полону взяли много. А от Сибири шли по Иртышу-реке вниз, воюючи, да на Обь-реку великую, в Югорскую землю». Таким образом, русская рать пошла в земли, примыкавшие к Северному Уралу, вплоть до Обской губы. И здесь обошлось без больших сражений. Летописцы отмечали только, что воеводы «князей Югорских воевали и в полон вели», «поимали князя Молдана на реке Оби и княжьих Екмычеевых двух сыновей поймали». Их пленение сыграло важную роль в дальнейшем подчинении вогульских и остяцких племен.
Дальнейший путь на север ясно показал, что кроме вогульских лучников и богатырей-уртов против русских воинов встают бескрайние сибирские леса. А реки здесь единственные дороги. Близился к концу август, последний месяц. Тысячеверстный обратный путь невольно страшил своей огромностью, а ведь впереди на этом пути стоял еще один каменный волок…
«Судовая рать» останавливалась у редких селений, где жили остяки, близкие сородичи вогулов. Русские воеводы собирали с них ясак, наказывали старейшинам, чтобы не нападали на русские отряды, потому что «большой князь» Молдан тоже плывет на судах и любое нападение будет ему во зло. Ушкуи быстро тяжелели под грузом драгоценной пушнины и моржового клыка, который местные жители везли со Студеного моря. Но однажды на военном совете было решено возвращаться домой.
В нижнем течении Обь разделялась на два рукава. «Судовая рать» двинулась по западному из них, называвшемуся Малая Обь. По ней достигли Сосьвы, истоки которой родились на Северном Урале. А это уже был путь домой.
В 15 верстах от от устья Сосьвы, на высоком берегу, стояла столица югорского «князя» Пыткея, которая называлась Сумгут-вош (ныне город Березов). И здесь обошлось без боя: местные жители принесли на суда ясак и мирно пропустили их дальше по реке. Началась осень, и русские суда спешили до начала зимы преодолеть «Камень». Хорошо, что этот путь был известен по походам новгородских «ушкуйников»: за каменным волоком, по другую сторону Северного Урала, начиналась река Щугор, приток Печоры, а там – считай дома!
1 октября 1483 года «пришла рать на Устюг на покров, а в Югре померло вологжан много, а устюжане все вышли». Шесть месяцев продолжался поход, пройдено, по самым скромным подсчетам, более 4 с половиной тысяч километров. И главное – первый в истории Московской Руси большой военный поход в сибирские земли закончился успешно. Однако новый поход в эти края стал более трудным.
Ближе к полуночи небо над станом неожиданно потемнело, а затем его прорезали молнии. Загремел первый гром, сходный с залпом нескольких крепостных пушек. Налетел дождевой шквал. Дремавшие было дежурные казаки встрепенулись, при вспышках молний осмотрели воду и берег вокруг верных и надежных стругов и, плотнее запахнув зипуны, забылись тревожным сном. Ох, не спать бы вам сегодня, казаки! Из-за ближних кустов к дозору и к стоящим у берега стругам, словно змеи, поползли с десяток «теней» в татарских малахаях. Быстро приблизившись, одна пара бесшумным броском прыгнула на плечи дозорных. Короткий блеск кинжалов, и только тихий горловой всхлип показал, что еще секунду назад это были живые люди. Другая группа бросилась на дежурную пару у камельков. Но, видно, один из басурманских ударов не достиг цели: кто‑то из дежурных коротко и страшно закричал, разбудив спящих на струге. Хотя после второго удара – стих.
Сонный казачий стан в одно мгновение ожил и загомонил, послышался лязг оружия. Первые, кто вскочил с земли, тут же упали мертвыми под градом стрел, которые полетели в казаков сразу с трех сторон. Оставшиеся в живых частью стали отгонять струги от берега, прикрывая их щитами из таловых прутьев и готовясь принять на борт отдыхавших на берегу казаков, часть – ободряемая атаманом Ермаком, прикрывая струги, дрались с татарами всем, что было под рукой: саблями, пищалями, веслами, отпорными крюками, топорами, кинжалами или голыми руками. Вокруг них росла гора тел басурман. Но с каждой минутой таяли силы защитников лагеря, устилая иртышский берег казачьими телами. Вот уже, загнанными на крайний струг, осталось их не более десятка. Атаман Ермак, видя неминуемость гибели, кликнул сотоварищей, сбросил кольчугу и шелом, перекрестился и бросился в холодные воды Иртыша и широким махом поплыл к ближайшему стругу. За ним туда же прыгнули и остальные. Туча стрел немедленно взвилась над берегом: кто-то из казаков был тут же убит стрелой, кто-то – ранен и взмахи их могучих рук стали реже, но трое во главе с атаманом продолжали плыть наперекор течению. Закрытые щитами струги пошли к ним навстречу, но речная ширь уже опустела: казаки исчезли в остывающей речной воде. Только Ермак под градом стрел продолжал плыть. Однако воды Иртыша сомкнулись и над его головой.
Появление русских людей на берегах Белого моря предположительно произошло в начале XII века. А в 1342 году новгородский боярин Лука Валфромеев основал на берегу Северной Двины городок-крепость Орлец. Однако отдаленность от Новгорода удобных и богатых промысловых мест на Севере и трудности шедших туда путей стали основными причинами, почему простому переселенцу трудно было туда попасть. Он застревал на пути, задержанный широкими порожистыми реками, каменными скалами-сельгами и топкими болотами Обонежья. На далекий морской берег (Терский, Поморский, Летний, Зимний, как его называли в разных местностях) могли проникнуть только хорошо снаряженные и снабженные партии колонистов, имевшие целью основать новый промысел или приобрести новое становище для морского лова. Такого рода партии и формировались новгородскими боярами, желавшими завести или увеличить свои промысловые заимки на Севере. Они шли туда на конях или на лодках-«ушкуях» и чаще всего добирались до морского берега. Выйдя к морю, они шли морем вдоль берегов, ища удобных мест для жизни. Найдя устье реки, впадающей в море, они входили в реку до первых ее порогов. Привлекали их и удобные бухты, в которых можно было основаться для ловли рыбы и боя моржей. Все удобные места, не занятые ранее, занимались последними на имя господина и становились боярской вотчиной.
Затем, распространяясь затем от первых становищ по берегу или в глубь страны, они покоряли инородцев – «корельских детей», «самоядь» или «лопь дикую», естественно, чаще всего, получая в том отпор. И много покорителей со славянскими именами так и остались навсегда в дремучих северных лесах или на безлюдных берегах заполярных рек.
В последующих сохранившихся до наших дней письменных материалах нет точных указаний на то, как и когда в XIII–XIV веках началось движение Московского княжества на север. Есть только намеки на распространение в северном направлении княжеских вотчин московских, ростовских и ярославских князей. Эти устремления также были связаны с возрастающим отпором местных жителей. И только к середине ХVI столетия для сношений с иностранными купцами на Кольском полуострове появились пристани и таможни в Коле, Варзуге, Кевроле, Мезени и Пустозерске.
В Печорском крае новгородцы появились много раньше, чем на берегах Белого моря. В 1095 году в летописи Нестора сообщается, что новгородцы ходили за данью в государственные «волости» Печора и Югра (область ниже Оби), где собирали дань с остяков и ненцев. По всему новгородскому пути на Югру возникали русские промысловые поселения, такие как Ижемская слобода (у впадения реки Ижмы в Цыльму), Усть-Цылемская слобода и Пустозерский острог. Вся пушнина, добывавшаяся на северо-востоке, целиком шла в Поморье, где был устроен ряд торговых гаваней для торговли с иностранцами. Примерно в это же время русские поморы освоили путь через Карское море, Обскую и Тазовскую губы и в Старую Мангазею (город на реке Таз, чуть выше впадения в нее реки Панча-Яга). Когда иностранцы – англичане и голландцы – появились в Северном Ледовитом океане, то уже в середине XVI века они нашли здесь русских мореходов, которые знали берега Карского моря и, как сообщал один из иностранцев, свободно говорили по-самоедски и хорошо знали реку Обь. В 1607 году у впадения Турухана в Енисей возникло Туруханское зимовье, в которое через 70 лет была перенесена резиденция мангазейских воевод. Оно стало называться Новой Мангазеей (в наши дни город Туруханск). Итальянский купец Мауро Урбино в начале ХVI века рассказал, что русские поморы хорошо знали дорогу к Новой Земле.
Стимулом к освоению поморами морских и охотничьих промыслов на Шпицбергене стал указ царя Михаила Федоровича, запретившего где-то между 1596 и 1645 годами так называемый «Мангазейский ход». Весь замысел заключалась в засекречивании для иностранцев морского пути к устьям рек Обь и Енисей. Попутно плавания к сибирским рекам для ведения зверобойного и морского промысла были запрещены также двинянам и печорцам. А чтобы не было соблазна, с 1620 года промыслы и торговля в северных морях были обложены повышенными государевыми пошлинами. Для надлежащего контроля исполнения царского указа в пролив Югорский Шар и на полуостров Ямал были направлены стрельцы, которые создали здесь мытные заставы и собирали с проходящих промышленников новое мыто. И простым поморам пришлось искать новые районы для промысла. После выхода указа мурманские и архангельские промышленники, издавна привыкшие к суровым зимовкам на северных островах и землях, двинулись в глубь Арктики, где свобода промысла моржа, белухи, белых медведей, оленей и песцов пока еще никем не ограничивалась. И в первую очередь таким районом стал Грумант.
Однако письменных документов об этих походах наши предки оставили слишком мало. Только благодаря (если уместно так сказать) сохранившиися преданиям о морских походах, исчезновении или гибели в них промысловиков или путешественников, сегодня мы знаем об этой горькой, но оттого не менее ценной стороне российской истории.
За сто лет до Ермака
В 1483 году московские воеводы Федор Курбский-Черный и Иван Салтык-Травин во главе русской рати, состоявшей из устюжан, сысольцев, вологжан, пермяков, вымичей, предприняли поход «мимо Тюмени в Сибирскую землю». Благодаря им через столетие атаман Ермак, следуя на завоевание Сибири, уже мог не беспокоиться за свои тылы. Традидиционно начало присоединения к Российскому государству Западной Сибири связывается с именем прославленного атамана Ермака Тимофеевича, который со своей казацкой вольницей в начале 1580‑х годов пришел на Иртыш, разбил хана Кучума и «бил челом Сибирским царством» царю Ивану Грозному.В действительности же присоединение Западной Сибири началось значительно раньше, и первыми русскими воеводами, возглавившими в 1483 году большой поход в сибирские земли, были вышеупомянутые Федор Курбский Черный и Иван Салтык-Травин.
В 1480‑е годы русские войска разгромили татарское войско Ахмед-хана и тем самым покончили с ненавистным ордынским игом. Но неверно было бы считать, что ордынская опасность более не угрожала русским границам. Ведь еще кочевали в Диком поле, поблизости от русских рубежей, остатки Большой орды. Казанский Али-хан (Алегам) продолжал враждебно относиться к Москве, более того – казанцы стали нападать на заволжские земли. Казанского хана поддерживала Ногайская орда, мурзы которой со своими сотнями нередко совершали набеги на русские земли. К союзу с Казанью склонялся и сибирский хан Ибак. Получалось, что Русь от Волги до Иртыша была окружена недругами. И самым опасным здесь было то, что под угрозой оказались новые русские владения в Приуралье – Великая Пермь.
Приуральские владения Руси и раньше подвергались набегам со стороны вогулов (манси), живших по обе стороны Уральских гор. В 1445 году они разорили Усть-Вымский городок на реке Вычегда, убили местного священника. Через двадцать лет их нападение отбили вятчане и пермяки. В 1481 году вогульские отряды вторглись в Пермь Великую и осадили город Чердынь. Их удалось прогнать только с помощью отрядов из Великого Устюга. Особую активность в этих нападениях проявлял «князь» Асыка – владетель «Пелымского княжества». Он действовал очень расчетливо и хитро, при приближении русской рати быстро уходил обратно за «Камень» (Уральские горы). Разрозненные и слабые в военном отношении вогульские и остяцкие князьки не могли оказать достойного сопротивления. За эти годы хан Ибак успел продвинуть свои владения до Тавды и Среднего Иртыша. Он подчинял местное население, требовал ясака и воинов для своего войска. Наконец терпение у московского государя закончилось.
Поход был задуман широко. В состав «судовой рати», кроме большой великокняжеской московской дружины, вошли отряды из Вологды и Великого Устюга, из Двинской земли (вычегжане, вымычи, сысоличи), из Приуралья (пермяки, чердынцы). А возглавить войско было поручено государевым воеводам – князю Федору Курбскому Черному и Ивану Салтык-Травину.
Князь Федор Курбский Черный принадлежал к самой верхушке московской знати. Свою родословную Курбские вели от внука знаменитого киевского князя Владимира Мономаха – Ростислава Смоленского. В разрядной книге Ф. Курбский Черный был записан среди «больших воевод», годом раньше направленных в Нижний Новгород беречь город от «Алегама царя». Не этот ли опыт командования большой «судовой ратью» стал решающим при назначении в сибирский поход?
Не менее известен был и воевода Иван Салтык-Травин. Он тоже был из смоленских князей. Прадед воеводы – Иван Собака – был боярином при двух московских князьях: Дмитрии Донском и Василии I, прославился строительством белокаменного Московского Кремля в 1367 году. Дед – Семен Трава – имел боярский чин. Его сыновья, в том числе и отец Салтыка-Травина, стали уже «государевыми служивыми людьми», то есть профессиональными военными. Иван Салтык-Травин тоже имел опыт вождения «судовой рати»: в 1469 году он ходил походом на Вятку.
Сибирский поход 1483 года, в отличие от большинства походов того времени, был подробно описан многими историками. Поэтому сегодня мы можем рассказать о нем со всеми подробностями.
Из Вологды воевода Салтык-Травин вывел свои войска 25 апреля. В Великом Устюге он соединился с войском князя Федора Курбского Черного. Отсюда объединенное русское войско вышло 9 мая.
«Судовая рать» пошла под парусами вниз по реке Сухона на больших насадах (кораблях с палубными надстройками и плоскими днищами) и несколько меньших палубных ушкуях, вмещавших до 30 воинов с оружием и продовольствием. У рулей судов стояли опытные «кормники», хорошо знавшие северные реки, по которым новгородские «ушкуйники» ходили еще несколько столетий назад, проникая за Уральский хребет до самой Обской губы.
Из устья Сухоны войска свернули в Северную Двину, здесь течение само несло русские суда. Когда свернули в реку Вычегду, то пошли уже на веслах, останавливаясь у всех городков и принимая на борт местные отряды. Так было, когда шли по реке Сысоле, затем Кельтме-Вычегодской и, наконец, – вышли на реку Кама. Сравнительно быстро достигли город Чердынь, чьи деревянные стены не раз останавливали вогуличей, тайком приходивших сюда из-за «Камня». Здесь заканчивалась русская земля и начинался собственно Сибирский поход. Весь путь от Великого Устюга до Уральских предгорий занял примерно месяц.
Сначала река Вишера текла в низких берегах, одетых хвойными лесами, спокойно и неспешно, и непонятно было, почему местные жители назвали ее Яххтелья, то есть «Река порогов». Много позже речные берега стали горбиться скалами и утесами, река проявила свое коварство: острова, мели, каменные перекаты. Из-за поворотов выплывали навстречу каравану утесы: Ясбурский камень, Витринский камень, Головский камень и т. д. Близ речки Вилсуй, притока Вишеры, караван остановился. Здесь был поворот прямо к «Камню», до самого перевала. Вот здесь-то русские воеводы и ратники почувствовали, что значит переход по настоящей горной реке. Ушкуи тянули бечевой, сложив на палубы бесполезные весла. Ратники скользили на мокрых камнях, срывались в бешено ревушую воду, вставали и снова хватались за бечеву. И так день за днем, верста за верстой, почти две тысячи верст. Наконец воины дошли до Растесного камня, за которым кончалась река и начинался сам «Камень». По другую сторону перевала, неподалеку от истоков Вилсуя, начинались истоки первой сибирской реки Коль – притока Вижая. А Вижай сливался с рекой Лозьва – приграничной рекой «княжества Пелымского». Летописцы не сообщили никаких подробностей небывалого горного волока через перевалы Среднего Урала, но можно предположить, каких неимоверных усилий в перетягивании ушкуев, сколько трудов по переносу пушек-«тюфяков», пищалей, припасов и снаряжения, сколько пота и крови это стоило русским воинам.
Ушкуи были весьма тяжелы: их катили вверх на бревнах, впрягаясь в бечеву десятками людей. Пушки волокли на деревянных полозьях, тоже бечевой. Пищали, огненный припас, ядра и «дробосечное железо», панцири, тюки с припасами, весла, рули, снасти тащили отдельно на плечах. И так день за днем, со стоном и надсадным хрипом, до кровавого пота, через силу. Вполз караван на перевал, начался спуск – тоже нелегкий и опасный. Теперь ушкуи не тянули бечевой, а сдерживали, упираясь ногами в камни. И, видимо, великим счастьем показались ратникам горная речка Коль: хотя было здесь немного воды, и перегораживали судовой путь бесчисленные пороги и каменные перекаты, но все-таки не на руках нужно было нести ушкуи, а кое-где можно было плыть по течению. Нелегким был путь и по порожистому Вижаю, но шире уже стала река и не такая уж бешеная, и на Лозьве тоже были пороги, но уже редкие, да глубина здесь была достаточная, а дно – в основном песчаное.
Верст за 80 до устья Лозьвы левый берег стал постепенно сглаживаться, потянулись песчаные отмели, леса, болота. Здесь стали встречаться первые селения вогульских охотников и рыболовов – паулы. В шалашах, крытых берестяными полотнищами, – юртах совместно жили разные поколения вогульских семей, насчитывавших до нескольких десятков человек: деды, сыновья, внуки с женами и детьми.
Зимой, когда болота замерзали, вогулы уходили в тайгу и там «лесовали» до весны. Летом они обычно переселялись во временные селения на берегу рек и озер, ловили и заготавливали рыбу. На этот раз, узнав о приближении «судовой рати», они разбежались по лесам. Поэтому до самого Пелымского городка московская рать не встретилась с вогулами, хотя знала, что за ней постоянно наблюдали из-за стволов деревьев и из-за кустов.
Известие о том, что русские суда «перелезли» через «Камень» и плывут по сибирским рекам Лозьва и Тавда, обеспокоило «князя» Асыку. По его кличу отряды и дружины малых «князцов» стали собираться в районе Пелымского городка, обнесенного земляным валом и деревянными стенами.
Русская «судовая рать» появилась у этого городка утром 29 июля 1483 года: неожиданно и раньше расчетного срока. Ей навстречу вылетели легкие лодки-берестянки с вогульскими лучниками. Однако очень быстро они были отогнаны выстрелами из «тюфяков» и пищалей, так и не дойдя на дистанцию выстрела из лука. Боевой вогульский лук – страшное орудие в умелых руках. Его еловые стрелы с железными наконечниками могли пронзить человека насквозь.
Ушкуи стали подплывать к берегу, где грозно стояли, выставив копья с наконечниками в виде двухсторонне заточенного ножа и охотничьи рогатины, вогульские воины. Прозвучал новый залп из пищалей, «тюфяков» и «ручниц». Пелымский берег затянуло клубами черного порохового дыма. Прямо с бортов на песок стали прыгать вологжане, вычегжане, сысоличи, вымичи, устюжане. Московские боярские дети перезаряжали на ушкуях «ручницы» и продолжали стрелять по ближайшим вогульским отрядам. Дрогнули вогуличи и начали разбегаться. Дольше всех держались богатыри-урты. У них были мечи, удобные в рукопашном бою, и даже кольчуги, которые попадали к ним из татарских земель. Но устоять против русских ратников, защищенных панцирями и кольчугами, они не могли. Когда «князь» Асыка с сыном Юшманом в окружении телохранителей побежал к ближайшему лесу, побежали и урты. В бою было убито 7 русских воинов и много вогуличей.
Конечно, «судовая рать» имела явное превосходство в вооружении, и потому был достигнут быстрый успех. Но, видимо, местное население не слишком хотело воевать против русской дружины: простые охотники и рыбаки соседствовали с пермяками, часть вогульских родов, живших западнее Уральских гор, уже давно стали российскими подданными. Перед сибирскими «народцами» стоял выбор: попасть под власть тюменского «царя» Ибака или искать покровительства у московского царя. Последнее по многим причинам было предпочтительнее…
Показательно, что после разгрома и бегства Асыки больше не было сражений с вогулами. Были отдельные стычки в прибрежных селениях, когда русские ратники высаживались на берег. Не решился вступить в бой и хан Ибак, хотя «судовая рать» прошла по краю его владений.
С разгромом Асыки была достигнута главная цель похода: «княжество Пелымское» больше не могло угрожать «Перми Великой». Но русские воеводы решили идти далее – на Обь, где властвовал «большой князь» Молдан.
Летописец сообщает «Пошли вниз по Тавде-реке, мимо Тюмени в Сибирскую землю; воевали, идучи, добра и полону взяли много. А от Сибири шли по Иртышу-реке вниз, воюючи, да на Обь-реку великую, в Югорскую землю». Таким образом, русская рать пошла в земли, примыкавшие к Северному Уралу, вплоть до Обской губы. И здесь обошлось без больших сражений. Летописцы отмечали только, что воеводы «князей Югорских воевали и в полон вели», «поимали князя Молдана на реке Оби и княжьих Екмычеевых двух сыновей поймали». Их пленение сыграло важную роль в дальнейшем подчинении вогульских и остяцких племен.
Дальнейший путь на север ясно показал, что кроме вогульских лучников и богатырей-уртов против русских воинов встают бескрайние сибирские леса. А реки здесь единственные дороги. Близился к концу август, последний месяц. Тысячеверстный обратный путь невольно страшил своей огромностью, а ведь впереди на этом пути стоял еще один каменный волок…
«Судовая рать» останавливалась у редких селений, где жили остяки, близкие сородичи вогулов. Русские воеводы собирали с них ясак, наказывали старейшинам, чтобы не нападали на русские отряды, потому что «большой князь» Молдан тоже плывет на судах и любое нападение будет ему во зло. Ушкуи быстро тяжелели под грузом драгоценной пушнины и моржового клыка, который местные жители везли со Студеного моря. Но однажды на военном совете было решено возвращаться домой.
В нижнем течении Обь разделялась на два рукава. «Судовая рать» двинулась по западному из них, называвшемуся Малая Обь. По ней достигли Сосьвы, истоки которой родились на Северном Урале. А это уже был путь домой.
В 15 верстах от от устья Сосьвы, на высоком берегу, стояла столица югорского «князя» Пыткея, которая называлась Сумгут-вош (ныне город Березов). И здесь обошлось без боя: местные жители принесли на суда ясак и мирно пропустили их дальше по реке. Началась осень, и русские суда спешили до начала зимы преодолеть «Камень». Хорошо, что этот путь был известен по походам новгородских «ушкуйников»: за каменным волоком, по другую сторону Северного Урала, начиналась река Щугор, приток Печоры, а там – считай дома!
1 октября 1483 года «пришла рать на Устюг на покров, а в Югре померло вологжан много, а устюжане все вышли». Шесть месяцев продолжался поход, пройдено, по самым скромным подсчетам, более 4 с половиной тысяч километров. И главное – первый в истории Московской Руси большой военный поход в сибирские земли закончился успешно. Однако новый поход в эти края стал более трудным.
Завоеватель Новой Сибирской Землицы
Над широким плесом Иртыша стояла глухая августовкая ночь. Усталые после длительного гребного перехода казаки в шалашах на берегу и на стоящих рядом казачьих стругах крепко спали, только у судовых комельков дежурили два казака, которые до утра должные поддерживать огонь, а утром – сварить кулеш. Выше стана, на крутом берегу, бодрствовал казачий дозор.Ближе к полуночи небо над станом неожиданно потемнело, а затем его прорезали молнии. Загремел первый гром, сходный с залпом нескольких крепостных пушек. Налетел дождевой шквал. Дремавшие было дежурные казаки встрепенулись, при вспышках молний осмотрели воду и берег вокруг верных и надежных стругов и, плотнее запахнув зипуны, забылись тревожным сном. Ох, не спать бы вам сегодня, казаки! Из-за ближних кустов к дозору и к стоящим у берега стругам, словно змеи, поползли с десяток «теней» в татарских малахаях. Быстро приблизившись, одна пара бесшумным броском прыгнула на плечи дозорных. Короткий блеск кинжалов, и только тихий горловой всхлип показал, что еще секунду назад это были живые люди. Другая группа бросилась на дежурную пару у камельков. Но, видно, один из басурманских ударов не достиг цели: кто‑то из дежурных коротко и страшно закричал, разбудив спящих на струге. Хотя после второго удара – стих.
Сонный казачий стан в одно мгновение ожил и загомонил, послышался лязг оружия. Первые, кто вскочил с земли, тут же упали мертвыми под градом стрел, которые полетели в казаков сразу с трех сторон. Оставшиеся в живых частью стали отгонять струги от берега, прикрывая их щитами из таловых прутьев и готовясь принять на борт отдыхавших на берегу казаков, часть – ободряемая атаманом Ермаком, прикрывая струги, дрались с татарами всем, что было под рукой: саблями, пищалями, веслами, отпорными крюками, топорами, кинжалами или голыми руками. Вокруг них росла гора тел басурман. Но с каждой минутой таяли силы защитников лагеря, устилая иртышский берег казачьими телами. Вот уже, загнанными на крайний струг, осталось их не более десятка. Атаман Ермак, видя неминуемость гибели, кликнул сотоварищей, сбросил кольчугу и шелом, перекрестился и бросился в холодные воды Иртыша и широким махом поплыл к ближайшему стругу. За ним туда же прыгнули и остальные. Туча стрел немедленно взвилась над берегом: кто-то из казаков был тут же убит стрелой, кто-то – ранен и взмахи их могучих рук стали реже, но трое во главе с атаманом продолжали плыть наперекор течению. Закрытые щитами струги пошли к ним навстречу, но речная ширь уже опустела: казаки исчезли в остывающей речной воде. Только Ермак под градом стрел продолжал плыть. Однако воды Иртыша сомкнулись и над его головой.