Кросленд Сьюзен. Захватывающая страсть

   Войдя в столовую, Дейзи скользнула взглядом по изящной фигурной лепнине потолка. Затем она перевела взгляд на карточку, которую дворецкий вручил ей при входе, и поискала глазами свое место. Когда Дейзи подошла к своему стулу, Карл Майер уже стоял рядом.
   – Разрешите мне, – произнес он, отодвигая стул Дейзи, прежде чем это успел сделать лакей. Посмотрев на карточку слева от своего прибора, Дейзи узнала на ней имя, упоминавшееся в двух маленьких страничках с биографиями иностранных гостей, которые Эндрю, как всегда, дал ей просмотреть в машине. Это был один из свиты монарха небольшой европейской страны, прибывшего в Лондон с официальным визитом. Дейзи никак не могла вспомнить его должность.
   Элегантный мужчина с подтянутой фигурой, поклонившись Дейзи, уселся слева. Интересно, говорит ли он по-английски? Кроме английского, Дейзи знала достаточно хорошо только французский. Так можно попасть в неловкую ситуацию. Дейзи слегка подалась вперед и посмотрела на женщину, сидящую по другую сторону от иностранного гостя. Слава Богу, та еще не успела вступить в разговор со своим ближайшим соседом по столу. Дейзи отклонилась на спинку стула и поспешно повернулась вправо.
   – Ты случайно не знаешь, кто это такой слева от меня, Карл? На карточке написано, что он – полковник Дорокко.
   – Это начальник канцелярии нашего почетного гостя, – ответил Карл. – Тебе приятно будет узнать, что полковник Дорокко говорит по-английски, хотя и не так хорошо, как ему кажется. Вы хоть понимаете, миссис Харвуд, как нам повезло сегодня? По протоколу мне полагается сидеть между двумя, как правило, довольно скучными дамами, чьи мужья занимают должности того же ранга, что и я. Они изо всех сил стараются развлечь меня, а я их, но это не всегда удается. В общем, приятного во всем этом мало. Совсем другое дело, когда я приезжаю в Лондон. Уж так случилось, что жена английского министра обороны – самая очаровательная и привлекательная женщина, живущая на этом державном острове. Как дела, Дейзи?
   Дейзи рассмеялась в ответ. Она была очень рада видеть Карла Майера. Хотя бы половина обеденных разговоров обещает быть интересной.
   – Спасибо, хорошо, – ответила Дейзи на вопрос Карла и начала расстегивать перчатки. Их надо успеть не только расстегнуть, но и снять, вытянуть наружу каждый палец, аккуратно сложить – и все это прежде, чем официант поставит перед ней тарелку с первым блюдом. Карл молча наблюдал за действиями Дейзи.
   – Вот только в данный момент меня одолевают не слишком благородные мысли, – продолжала Дейзи. – Видишь вон ту женщину напротив, с черными вьющимися волосами, в платье цвета портвейна? Вон там, слева.
   Стараясь, чтобы никто не заметил ее жеста, Дейзи кивнула в сторону Рейчел Фишер.
   – Ты с ней знаком?
   – Нет. Очень интересная женщина.
   – Да уж, интересная. Она – министр промышленности.
   – Так это Рейчел Фишер?
   – Да. Помнишь, во время приема на Даунинг-стрит десять я представляла тебе редактора еженедельника «Бастион»? Так вот, он все время пытается продвинуть Рейчел Фишер вперед за счет моего мужа. Поэтому я не люблю эту даму. И когда вижу ее напротив за столом, мне приходят в голову довольно неприличные мысли.
   – Попробую догадаться какие. Наверное, ты надеешься, что один из наших официантов прольет ей на плечо голландский соус?
   – Я думала вовсе не об этом. Но идея хорошая.
   – Зато ты можешь утешать себя тем, что сидишь за столом гораздо выше этой дамы.
   – Вот-вот, именно об этом я и думала. Разве это не отвратительно? Ведь это просто мелочно! Может, теперь, когда я поделилась с тобой этими малодостойными мыслями, мне удастся их наконец прогнать.
   Карл Майер улыбнулся.
   – Ты права, – сказал он. – Это действительно немного мелочно. Но ведь люди, в сущности, мелочны, Дейзи. Сказать тебе, кто мелочнее всех на свете? Мои коллеги по Принстону. Еще точнее – евреи-интеллектуалы из Принстона. Они никак не могут смириться с тем, что я стал министром обороны.
   – Но ведь ты должен их понимать, Карл. Зависть, к сожалению, свойственна практически всем.
   – По логике ты права, Дейзи. Но не все при этом способны завидовать так долго и упорно. Генри Киссинджер говорил мне, что с ним было то же самое. Еврейская профессура Гарварда предпочла бы видеть на месте госсекретаря кого угодно, только не его, такого же еврея-интеллектуала, как они, но успевшего добиться большего.
   Лакеи в красных ливреях с золотыми пуговицами, на каждой из которых красовалась корона, уже убирали тарелки после первого блюда. Королева не любила долгих перерывов между блюдами. К тому же практически все тарелки были уже пусты – гости по достоинству оценили приготовленных королевским поваром омаров. Дейзи посмотрела на золоченые подстановочные тарелки и перевела взгляд на бокалы – два из четырех тоже были покрыты позолотой. Надо будет спросить Эндрю, почему каждому ставят по два золоченых бокала и по два простых. Ведь у королевы наверняка достаточно посуды.
   – Позвольте рассказать вам, миссис Харвуд, – послышался слева голос начальника канцелярии европейского монарха, – как надо варить омаров, чтобы они получались такими же вкусными и нежными, как у повара Ее Величества, а не становились сухими и жесткими.
   Дейзи повернула голову влево. Пора было отдать долг вежливости второму соседу. К тому же ей действительно было любопытно услышать фирменный рецепт приготовления омаров.
   Начальник канцелярии прочел ей целую лекцию о том, как повар, должно быть, сначала вскипятил воду на небольшом огне, затем медленно погрузил туда уснувшего омара. Рассказ звучал настолько образно, что Дейзи живо представила себе самого начальника канцелярии в белом переднике, стоящего над дымящимся сотейником. Рассказывая, полковник сверлил Дейзи темно-карими, лишенными какого-либо выражения глазами. Впрочем, Дейзи тут же вспомнила, что, по одной из новых теорий, глаза человека вообще не передают никаких эмоций. А то, что принято называть «выражением глаз», на самом деле определяется состоянием лицевых мышц вокруг глаза.
   Дейзи внимательно посмотрела на королеву, сидящую во главе подковообразного стола. Даже если бы Дейзи видела не так хорошо, она все равно с уверенностью могла бы сказать, что белые перчатки королевы сделаны не из кожи. Год назад, в июле, Дейзи оказалась среди гостей, приглашенных в королевскую ложу Ковент-Гарден. Ни для кого не секрет, что лошади интересуют членов королевской фамилии гораздо больше, чем опера, и поэтому в королевской ложе обычно присутствует кто-нибудь из второстепенных представителей державного семейства. Но тот день был исключением. Возможно, потому, что главную партию пел Пласидо Доминго, спектакль решила посетить королева. Сначала Дейзи поразило, что поверх белой перчатки Ее Величества был надет браслет из бриллиантов с рубинами. Еще в детстве миссис Брюстер не раз говорила дочери, что браслет, надетый поверх перчатки, выглядит очень вульгарно. Приглядевшись внимательнее, Дейзи с удивлением отметила, что перчатки королевы сделаны из тонкого шелкового трикотажа. Прошлый июль был очень жарким, и внутри переполненного театра все чувствовали себя как в сауне. Руки Дейзи, фрейлин королевы, всех женщин, присутствовавших в ложе, были обтянуты белой лайкой, предусмотренной этикетом. А королева решила облегчить свою участь, надев перчатки из шелка.
 
   Королевский обед подошел к концу. Начальник канцелярии галантно поклонился Дейзи, а Карл Майер проводил ее в Белую гостиную. Дейзи отыскала глазами Эндрю и стала пробираться к нему. Минут через десять к Харвудам снова подошел их знакомый дворецкий. На этот раз требовалось представиться Ее Величеству. Пока они ждали, когда королева закончит разговор, Дейзи внимательно ее рассматривала. Ее Величество выглядела гораздо оживленнее, чем на газетных снимках. Вблизи она вовсе не казалась такой уж худой. У нее была искренняя и доброжелательная улыбка. Правда, вопросы королевы казались заученными, а сама беседа больше напоминала раз и навсегда заведенный ритуал. Но что в этом, собственно, удивительного? Дейзи представила, что ей пришлось бы по тем или иным поводам разговаривать почти каждый день с тысячами незнакомых людей. Да она сошла бы с ума через месяц!
   В этот момент королева решила, что уделила уже достаточно внимания своим собеседникам. Она резко повернулась к ним спиной. У королевы была хорошая память, и дворецкому не пришлось напоминать ей, что ей хотят представиться мистер и миссис Харвуд. Дейзи, как всегда, почтительно кивнула, Эндрю слегка поклонился.
   – Принц Чарльз сказал мне, что ваша работа выставлена в Национальной галерее, – произнесла королева, обращаясь к Дейзи. – Когда с меня последний раз лепили бюст, это было самой настоящей пыткой. Скульптор, кажется, считал, что у меня нет других дел, кроме как сидеть, не мигая, по два часа в день.
   Королева лучезарно улыбнулась.
 
   По дороге на Чейни-стрит Дейзи положила руку в лайковой перчатке на ладонь мужа и тихонько произнесла:
   – Я часто думала о том, что наша жизнь стала теперь намного сложнее, чем была раньше. Но ведь у нас все-таки счастливый брак. Наши дети здоровы. Тебе нравится твоя должность, мне – моя работа. К тому же, у нас иногда бывают замечательные вечера, вроде этого. Не то чтобы это было так уж важно для наших отношений, но ведь приятно вместе пообедать в королевском дворце, правда?
   Оказавшись в спальне, Эндрю стянул с шеи белый галстук, расстегнул воротник и жилет, затем вдруг остановился и внимательно посмотрел на жену. Дейзи успела снять узкое желтое платье и стояла в оранжевом кружевном лифчике и таких же трусиках. Она поймала взгляд Эндрю и теперь не торопилась снимать ожерелье и серьги.
   – Всякий раз, когда наша жизнь вступала в какую-то новую фазу, – произнес Эндрю, – ты боялась, что нам будет хуже, чем раньше. И все же на каждом этапе наша жизнь была счастливой – разной, но счастливой.
   Эндрю не сводил глаз с фигуры жены.
   На Дейзи по-прежнему были туфли на высоких каблуках, нижнее белье и драгоценности.
   – Может, ты хочешь, чтобы я снова надела белые перчатки? – улыбнувшись, спросила она.
   – Почему бы и нет?
   Как только Дейзи натянула перчатки, Эндрю встал с кресла, подошел к жене и начал расстегивать кружевной лифчик.

40

   Поскольку на июнь выпало очень много понедельников, школьные каникулы в июле начались чуть раньше обычного. Теперь дети почти целые дни проводили дома.
   Поверх обрезанных по колено джинсов на Софи была старая рубашка отца. Приходилось все время подворачивать рукава. Какие все-таки длинные руки у папы! И все равно Софи любила носить эту рубашку – ее не придется стягивать через голову, когда придет время переодеваться в новое платье.
   Софи выпрямляла щипцами волосы. Весьма кропотливое занятие. Главное начать в тот момент, когда волосы еще мокрые. Надо как следует вытянуть прядь горячими щипцами, потом туго обмотать ее вокруг головы и закрепить черепаховой шпилькой. Это надо делать особенно осторожно – даже от черепаховой шпильки может появиться случайная кудряшка, которая испортит все дело. Но самое неприятное, что потом надо было ждать целый час, пока волосы высохнут, и только после этого можно было вытащить шпильки и посмотреть, удалось ей добиться желаемого результата или же надо все начинать сначала. Даже если все проходило успешно, Софи весь вечер приходилось потом тщательно следить, чтобы волосы не отсырели или их не разметало сильным ветром, иначе они тут же снова начинали виться. Поэтому, прежде чем заняться волосами, Софи всегда принимала ванну. Сегодня Софи хотела начать пораньше, чтобы в случае необходимости успеть проделать процедуру дважды. Однако, взглянув на часы, девочка увидела, что уже двадцать минут шестого. А Джейсон обещал зайти за ней в шесть. Софи показалось, что в комнате как-то чересчур темно для этого времени суток. Взглянув в окно, девочка с ужасом обнаружила, что небо затянуто тучами. Она выглянула наружу и посмотрела вниз, на Чейни-стрит. Тротуар постепенно становился черным от первых капель дождя. Листья растущего под окном клена были уже мокрыми. Софи всегда нравилось слушать, как шелестит в листьях клена дождь. Он начался так неожиданно и стал вдруг таким сильным, что, если повезет, успеет закончиться до того, как они с Джейсоном выйдут из дома. Софи начала осторожно вытаскивать шпильки. Две почти совершенно прямые прядки рыжевато-каштановых волос выглядели более чем удовлетворительно.
   – Софи, – послышался из-за двери голос Дейзи. – Софи!
   По звукам голоса девочка определила, что мать зовет ее со второго этажа, стоя у дверей спальни. Придется ей немного подождать.
   – Софи!
   Черт побери!
   – Что? – громко крикнула девочка.
   – Пожалуйста, выйди на лестницу. Мне надо что-то тебе сказать.
   – Я не могу, мама. Я выпрямляю волосы. Сейчас как раз самый ответственный момент.
   – Софи, кому я сказала! Ты мне нужна.
   Стараясь держать голову прямо, Софи вышла на лестницу и остановилась у перил, прижимая к щекам две золотистые прядки, которые она только что начала освобождать от шпилек.
   – Что случилось?
   – Посмотри на меня. Я наполовину голая и с мокрыми волосами, а без пятнадцати шесть за мной должна прийти машина. С утра я обещала папе опустить письмо, которое он написал бабушке, но не успела. Пожалуйста, отнеси его в почтовый ящик на углу. А то фургон приедет за почтой уже через две минуты.
   – Я не могу, мама. Если я выйду на дождь, волосы опять завьются колечками. А у меня нет времени, чтобы начинать выпрямлять их снова.
   – Ну пожалуйста, Софи. Ты все равно хорошенькая, с любой прической. Накинь что-нибудь на голову и сбегай.
   – А почему ты не можешь сбегать сама?
   – Посмотри на меня, ради всего святого! А эта чертова машина приедет через пятнадцать минут. Черт бы побрал этот дурацкий прием. Кто бы знал, как мне на него не хочется. И ты же знаешь, как сердится папа, когда я опаздываю. А письмо надо опустить обязательно. Я ему обещала. Пожалуйста, помоги мне. Фургон приедет через одну минуту!
   – Что ж, хорошо! Где оно, твое письмо?
   – На столе в прихожей.
   Софи кинулась вниз по лестнице. Две прядки волос повисли со шпильками на концах. Все было испорчено! Софи разразилась слезами.
   – Почему это твои вечера всегда важнее моих? – рыдая, бросила она в лицо матери, пробегая мимо родительской спальни.
 
   – О Боже, как я ненавижу семейные ссоры, – вслух произнесла Дейзи. Закончив сушить волосы, она завязала вокруг лифчика влажное полотенце и быстро направилась в гардеробную Эндрю, где хранился под кроватью электрический фен. Если сосредоточиться, она сумеет высушить и уложить волосы за шесть минут. И у нее останется еще девять минут, чтобы одеться и накраситься. Но как же можно сосредоточиться, если она так расстроила Софи? Ведь девочка действительно испортила из-за нее прическу! Боже, как она ненавидит эту чертову, чертову, чертову машину. Все эти помощники Эндрю, похоже, уверены, что у нее нет абсолютно никаких других дел, кроме как весь день готовиться к тому, чтобы выйти из дома вовремя. На полпути от спальни у гардеробной Дейзи услышала снаружи душераздирающий визг тормозов.
   Она опрометью кинулась обратно в спальню и подбежала к окну. В самом низу Чейни-стрит, между двумя рядами машин, припаркованных с обеих сторон, стояла машина с распахнутой настежь дверцей, из которой быстро выпрыгнул какой-то мужчина и кинулся к передним колесам. На углу, в нескольких футах от машины, хорошо виден был красный почтовый ящик. Дейзи показалось, что, не считая мерного шелеста дождя, кругом царит полная тишина. Все, казалось, застыло.
   Дейзи быстро схватила с пола джинсы, уже на лестнице натянула через голову футболку и выскочила на улицу.
   По Чейни-стрит на высокой скорости ехала еще одна машина – у человека, сидящего за рулем, был сегодня очень тяжелый день, и ему хотелось поскорее добраться домой. Мужчина увидел, что почти на углу улицы остановилась какая-то машина. Бестолковый водитель, к тому же, забыл закрыть дверцу. Можно, конечно, попытаться объехать, но лучше сбавить скорость и подождать. В этот момент неизвестно откуда прямо перед машиной выскочила на дорогу женщина. Мужчина резко нажал на тормоз, и машина с оглушительным визгом остановилась в нескольких дюймах от женщины. Мужчина успел обратить внимание на ее мокрые волосы. Женщина не замечала ничего вокруг. Она быстро бежала в сторону машины с открытой дверцей. Теперь мужчина заметил, что ноги ее были босыми. Вновь запустив мотор, он жутко разозлился, как разозлился бы на его месте любой сильно испуганный человек. Открыв окно, он громко выкрикнул:
   – Дура безмозглая! Тебе что, жить надоело?!
   Спустя несколько секунд мужчина все понял. Он подъехал вплотную к машине с открытой дверцей, так что теперь вся Чейни-стрит была перегорожена, выключил мотор и открыл дверь. Затем, едва владея собой, он подошел к передним колесам второй машины, возле которых сидел, согнувшись над чем-то непонятным, напоминавшим кучу кровавого тряпья, водитель, а рядом стояла на коленях женщина с мокрыми волосами.
   В дальнем конце Чейни-стрит показался вывернувший из-за поворота красный почтовый фургон. Сегодня он опоздал на одну минуту.
 
   – Мы подождем снаружи, сэр, на случай, если вам что-то понадобится, – сказал Дэнис.
   – Хорошо, – ответил Эндрю.
   Он поднялся рука об руку с Дейзи по ступенькам, ведущим к входной двери. Дейзи по-прежнему была в джинсах и футболке, хотя, прежде чем ехать в больницу, успела надеть какие-то туфли. В одной руке Эндрю нес красный портфель. Он машинально считал ступеньки лестницы – раз, два, три, четыре. Рука, поворачивавшая в двери ключ, казалось, двигалась сама по себе, отдельно от него.
   Внутри, на ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, сидел Мэтти. Увидев родителей, мальчик вскочил на ноги:
   – Мама! Папа!
   Дейзи слегка коснулась рукой щеки сына и направилась вверх по лестнице.
   – Софи умерла? – спросил мальчик.
   – Нет, – коротко ответил Эндрю.
   – Она поправится?
   – Я не знаю, Мэтти.
   Мальчик уткнулся отцу в грудь и горько разрыдался. Он тут же почувствовал, что накрахмаленная рубашка Эндрю постепенно становится мокрой. Эндрю тихонько поглаживал сына по голове. Мальчик отступил на несколько шагов и поднял глаза. По щекам Эндрю стекали на рубашку слезы. Мэтти вытер тыльной стороной ладони нос и глаза.
   – А если она не умрет, то с ней будет все в порядке? – спросил он.
   – Не знаю, – снова ответил Эндрю.
   Эндрю и сам не мог понять, почему Мэтти приходится вытягивать из него каждое слово. Потому что не хотел выкладывать все сразу или потому что и сам еще не до конца осознал то, что сказал им с Дейзи хирург? Врачи не могут сказать, когда девочка выйдет из состояния комы. Он сказал «когда», но Эндрю прекрасно понимал, что на самом деле хирург не был уверен, что это вообще произойдет. Уточнить, действительно ли это так, он не решился. Пока не спадет отек мозга, они не могут прооперировать девочку. Врач объяснил, что отек держится за счет большого количества мозговой жидкости, давящей на мозг. Так обычно бывает, когда у больного имеется трещина в черепе. Пока рано говорить о том, насколько обширный паралич угрожает Софи. Человеческое тело – замечательный механизм. Мозговые трамвы и их последствия частично поддаются лечению. Конечно, девочку не оставят одну в палате интенсивной терапии. Но при проведении предоперационных исследований они не могут разрешить присутствие матери. Это продлиться всю ночь. Судя по характеру сердцебиения, можно исключить возможность, что девочка неожиданно умрет. Что бы ни случилось потом, сегодня ночью Софи ничего не грозит. Она может пролежать без сознания несколько недель. Родители могут вернуться завтра утром. Конечно, как только ситуация прояснится, миссис Харвуд разрешат дежурить у постели дочери. Они полностью исключают возможность, что девочка придет в сознание сегодня ночью. Миссис Харвуд в шоке, так что, в общих интересах, ее необходимо отвезти домой и заставить поспать хотя бы несколько часов. Может, дать ей снотворного? Да, конечно, если что-то вдруг изменится, им тут же позвонят. Больница ведь находится всего в пяти минутах езды от Чейни-стрит. И сам господин министр может звонить им в любое время суток. К утру наверняка что-нибудь прояснится.
   – Сейчас придет дядя Нел, – прервал мысли отца Мэтти.
   Эндрю нагнулся и поднял с пола красный портфель. Он с трудом поднялся по лестнице. Дверь спальни была закрыта.
   Эндрю направился в кабинет. Не зажигая свет, он подошел к своему креслу и поставил порфель на стоящую рядом оттоманку. Рука Эндрю потянулась было к выключателю, но замерла в воздухе. Он вышел в коридор и направился к спальне. Шторы были задернуты, и в комнату не проникал не единый луч света снаружи – было абсолютно темно. Он подошел к креслу, снял пиджак и повесил его на спинку. Затем сложил галстук и положил его на камин. Глаза привыкли к темноте, и теперь он различал очертания предметов. Эндрю присел на постель и нежно обнял лежащую неподвижно Дейзи.
   Прошло довольно много времени, прежде чем он спросил:
   – Так как же это произошло?
   До сих пор Эндрю знал только, что Софи сбила машина посреди Чейни-стрит. Ни в больнице, ни в машине он не стал расспрашивать Дейзи, как это случилось.
   Дейзи все рассказала мужу. Это продолжалось довольно долго, потому что практически через каждое слово она начинала рыдать. Дойдя до того места, когда она позвала Софи в тот момент, когда та заканчивала выпрямлять волосы, Дейзи не могла говорить минут пять.
   Эндрю тоже рыдал. Звуки мужских рыданий мало чем отличаются от женских.
   Вдруг Эндрю произнес каким-то странным, как будто сдавленным голосом:
   – Почему ты послала ее опустить это письмо?
   Дейзи резко вырвалась из объятий мужа и повернулась к нему спиной, закрыв лицо руками. Теперь она лежала молча и абсолютно неподвижно.
 
   Эндрю поднялся на третий этаж. Интересно, кому это пришло в голову зажечь свет в комнате Софи? Эндрю лег поверх покрывала на постель дочери и стал смотреть в потолок. Ему видны были две довольно широкие трещины. Кажется, пора заняться ремонтом.
   Спустя несколько минут Эндрю вышел из комнаты дочери и снова спустился в кабинет. Он зажег свет в кабинете и подошел к столику для напитков. Обнаружив, что на столике нет бокалов, Эндрю спустился в кухню. За столом сидели Мэтти и Нел Харвуд. Перед ними стояло несколько грязных кружек из-под кофе. Нел курил. Дядя с племянником слушали старую песенку «Битлз» – «Элеонор Риджби».
   Нел встал, подошел к брату и погладил его по щеке тыльной стороной ладони.
   – Как Дейзи? – заботливо спросил он.
   – Ей очень тяжело, – ответил Эндрю.
   – Я буду здесь, с Мэтти. Позови меня, если что-нибудь понадобится. Я буду подходить к телефону.
   Эндрю взял из буфета два бокала и вернулся в кабинет. Ему казалось, что все предметы в комнате смотрят на него, точно живые. Эндрю выпил залпом полбокала неразбавленного виски. Затем он снова налил наполовину оба бокала, добавил содовой из сифона и понес коктейли в спальню.
   – Я зажгу одну лампу, – сказал он.
   Эндрю подошел к постели с той стороны, где лежала Дейзи, и присел на краешек. Затем поставил один бокал на тумбочку, а второй протянул Дейзи. Дейзи лежала на левом боку, тупо уставясь в стену.
   – Дейзи, дорогая, – начал Эндрю. – Ты должна понять, что я не имел в виду ничего такого. Я не понимал, что говорю. Если бы я произнес это сознательно, мне бы не было прощения. Но это вырвалось совершенно непроизвольно.
   Дейзи молчала. Она как будто не видела бокала, который протягивал ей Эндрю. Эндрю сам отпил немного виски и поставил бокал на тумбочку рядом со вторым. Обойдя вокруг кровати, он лег рядом с Дейзи и обнял жену. Дейзи по-прежнему оставалась неподвижной. Полежав так некоторое время, Эндрю встал, обошел кровать, взял с тумбочки бокалы и, потушив по дороге свет, вышел из комнаты.
 
   Когда чуть позже Нел Харвуд открыл дверь кабинета, он увидел, что старший брат сидит в кресле с полным бокалом виски в одной руке. Рядом, на оттоманке, стоял красный министерский портфель. Нел заметил, что Эндрю не прикасался к документам. Братья обменялись парой фраз. Нел очень удивился, когда Эндрю вдруг назвал его Доналдом. Но тот произнес это имя всего один раз и явно этого не заметил.
   Закрыв дверь кабинета, Нел спустился в гостиную. Он налил себе немного джина и выпил его залпом. Затем налил еще и на этот раз выпил медленнее. Потом, подумав, налил бокал почти до самого верха и отправился на кухню, чтобы долить туда немного воды.
   Мэтти по-прежнему сидел за кухонным столом и слушал все ту же пленку «Битлз». Нел пожарил яичницу, и они с Мэтти поужинали. Потом Нел налил себе еще джину и отправился вслед за племянником в его комнату, где остался ночевать на свободном диване.
 
   Ровно в полночь Дэнис тронул за плечо спящего за рулем Олли Брауна.
   – Думаю, мы можем ехать, – сказал он.
   Олли выпрямился и повернул ключ в замке зажигания. Доехав до угла Чейни-стрит, оба невольно поглядели на злополучный почтовый ящик.
   – Господи Иисусе, – прошептал Дэнис.

41

   Дейзи дежурила в больнице почти каждый день, а иногда оставалась и на ночь.
   Утром Олли заезжал за Эндрю немного раньше и по дороге на Ричмонд-террас завозил его посмотреть на дочь. В первые дни после аварии Эндрю еще раз возвращался в больницу днем или вечером.